Высокой памяти хирурга Петра Николаевича Сергеева посвящается Господи, сохрани подольше это дурацкое российское самоедство! Еще никому оно не помогло, но все равно сохрани его в нас подольше!
      Виктор Конецкий "Разные люди" Во вторник, как всегда, как вчера, как год, три, пять лет назад, в пять минут девятого Бравик вошел в отделение.
      Люда, старшая медсестра, выглянула из своего кабинета и сказала:
      – Григорий Израилевич, доброе утро.
      – Доброе утро, Люда, – ответил Бравик.
      – Вам звонил Назаров, просил перезвонить, как придете, – озабоченно сказала Люда.
      Видимо, ее впечатлил факт служебного разговора с профессором.
      – Профессор Назаров? – удивился Бравик и взглянул на часы. – Он что, сегодня звонил?
      – Только что! Очень просил позвонить, – дисциплинированно сказала Люда.
      – Ну, хорошо… – несколько удивленно сказал Бравик. Он пошел к кабинету, потом остановился, обернулся. – Все спокойно?
      – Да, – Люда кивнула. – В послеоперационной у Храмцова дренаж забился. Дмитрий Александрович сейчас отмывает. А так все спокойно.
      Бравик покачал головой и пошел по коридору. Он открыл ключом кабинет, положил на стул старый желтый портфель с потускневшими заклепками и исцарапанными замочками на ремешках, снял пиджак и повесил его на плечики в шкаф. Потом сел на стул у двери, покряхтывая, снял ботинки, задви-нул их под тумбочку и надел старые мягкие туфли без шнурков.
      Он мельком глянул на операционный график под стеклом, грузно утвердился за столом и перелистнул страницы большого блокнота.
      Профессор Иван Андреевич Назаров, председатель правления Урологического общества, был человек обстоятельный, неспешный, и раз Бравик ему понадобился в такую рань, значит вопрос отлагательств не терпел.
      "Так… Вот. Нет, это домашний… Он, наверное, уже у себя… Ага, вот".
      Бравик набрал номер.
      – Иван Андреевич, добрый день. Браверман.
      – Здравствуй, Григорий, – обрадованно сказал Назаров. – Как хорошо, что ты на месте.
      – Что-то случилось?
      – Да нет, ничего не случилось. Но я, Гриша, к тебе с большой просьбой…
      Бравик подумал, что Назаров хочет положить к нему кого-то из родственников или знакомых. Кого-то, кого он не хочет оперировать сам.
      – Говорите, Иван Андреевич, все сделаю, – вежливо сказал Бравик. – Чем могу помочь?
      Назаров на том конце провода прокашлялся, закурил, поперхал в трубку и наконец сказал:
      – Ты понимаешь, Григорий, завтра в Твери начнется конференция Общества. Их ежегодная, региональная конференция… А председатель оргкомитета, тамошний завкафедрой, энергичный такой мужик, я ему всячески содействую… покровительствую, если хочешь… он у меня защищался в восемьдесят втором…
      Профессор Чернов, Алексей Юрьевич…
      – Иван Андреевич, – терпеливо сказал Бравик (Назаров всегда был очень неспешный, к сути вопроса он пробирался через генеалогию упоминавшихся, погодные условия и массу прочих обстоятельств), – чем могу быть полезен?
      – Гриша, не торопи, – томно сказал Назаров. – У меня еще в голове не улеглось.
      Со вчерашнего.
      – А что вчера? – с интересом спросил Бравик.
      – Ты ведь знаешь, что Морозов стал "действительный член"?
      Бравик усмехнулся. О том, что профессор Морозов несколько дней назад был избран действительным членом Академии медицинских наук, он знал, но в контексте их специальности фраза "действительный член" звучала сомнительно.
      – Знаю. Я Алексея Владимировича поздравил.
      Действительно, позвонил, расшаркался, поздравил.
      – Был банкет… Мы Алексея, в связи с произошедшим, чествовали… Ты, кстати, почему отсутствовал?
      – По ранжиру не положено, – спокойно сказал Бравик. – Рангом не вышел пока.
      С Назаровым он был достаточно накоротке, мог и побрюзжать и поворчать.
      – Прекрати, я же знаю, что Леша звал тебя! – возмутился Назаров.
      Dr. Morozoff был персонажем в высшей степени профессиональным и в той же степени злопамятным. Некогда Бравику довелось прилюдно поспорить с ним по какому-то незначительному поводу. Бравик тогда Морозова высек, и с тех пор они оставались холодно любезны. Подчеркнуто любезны. Приглашение на банкет было отменно выдержано в стиле "дружище, давай не приходи".
      – Ну, ладно, к делу, – вздохнул Назаров. – Понимаешь, я обещал Чернову, что на их конференцию приедет Мышко. Или Кучерский. Чернов просил меня, чтобы приехал член правления Общества. Я обещал. Чернов – стоящий мужик. И региональное отделение у них в Твери сильное. По вапоризации у них хорошие результаты, по фаллопротезированию очень интересные работы… Словом, Чернов хочет придать вес их конференции, его можно понять…
      – А какие проблемы? – осторожно спросил Бравик. Ему этот разговор уже не нравился, он понимал, куда клонит Назаров.
      – У Кучерского тяжело больна теща, – грустно сказал Назаров. – А Мышко сейчас очень занят пленумом.
      Бравик досадливо поморщился. Иван Владимирович Мышко был назначен председателем ежегодного пленума Урологического общества. Пленуму надлежало быть в Омске, через две недели.
      – Григорий, – просительно сказал Назаров, – поезжай, пожалуйста, в Тверь. Будь другом.
      – Что я там скажу? – недовольно спросил Бравик.
      – Боже ты мой… Прочитай эту свою статью про эстрогены. Прекрасная статья.
      – Да это практически не моя статья, а Винарова…
      – Да какая разница! Это ваша статья, прекрасная статья! Гриша, это моя просьба к тебе. Я обещал Чернову…
      Бравику сразу пришла в голову прагматическая мысль.
      – А вы считаете, что это удачная статья? – хищно спросил он.
      – Да превосходная же статья! – загорячился Назаров.
      "Ну, что ж, – подумал Бравик, – Закину удочку".
      – Иван Андреевич, ведь это четвертая статья. – укоризненно сказал Бравик. – Четвертая… Почему же вы их раньше не замечали?
      – Почему это я не замечал, Гриша? Очень даже замечал… И рецензировал… Роль эстрогенов в патогенезе дэ-гэ-пэ-же… Кто же мимо этого пройдет?
      – Ну, а раз вы читали эти статьи – неужели не увидели, что назрела монография?
      – Гриша, сукин ты сын, – тихо ответил Назаров. – Ты что же это, мерзавец, торгуешься?
      – Совестно вам, Иван Андреевич, – грустно сказал Бравик. Он уже знал, что удочка закинута, а наживка проглочена. – Вы хотите, чтобы я поехал в Тверь? Вы хотите?
      Так значит, я поеду в Тверь, и говорить тут не о чем!
      – Ах ты жидяра, шантажист, – удовлетворенно сказал Назаров.
      Он знал правила игры. Бравик знал правила игры. Им было просто договариваться друг с другом.
      – Так поедешь? – спросил Назаров.
      – Надеюсь, председательствовать мне там не надо?
      – Да ну что ты! Сделай сообщение, посиди в президиуме… В завершительном выступлении отметишь работы кафедры и самого Чернова лично. И вечерним поездом домой.
      – Хорошо, Иван Андреевич, поеду, – сказал Бравик.
      – Вот и молодец. У тебя операций много на этой неделе?
      – Немного.
      – Я сейчас ординатора отправлю, он тебе билеты привезет, – довольно подытожил Назаров.
      Бравик положил трубку. Собственно, в том, чтобы съездить в Тверь, ничего плохого не было. Короткая конференция, сильная кафедра, вполне возможно – интересные доклады. От этих региональных конференций Бравик почему-то всегда получал больше удовольствия, чем от симпозиумов и ежегодных пленумов. Там не протолкнуться было между светилами, а спокойно разобраться в том, что докладывали, всегда удавалось только не спеша, прочтя материалы уже в Москве.
      Он даже несколько воодушевился – сразу представил домашнюю атмосферу тверской конференции, каких-нибудь молодых ребят с их собственными, а не перекатанными результатами, уютный банкет, профессорский коньячок, его, бравиковский, чаек (он спиртного почти не пил) и – чего греха таить – соответствующее отношение к нему, столичной штучке. Но это – ладно. Это, конечно, глупости, никогда он этого не поощрял. А когда встречал работы оригинальные и перспективные, то через того же Назарова продвигал в "Урологию и нефрологию" и не забывал устроить авторам приглашение в Москву на семинар или международную конференцию. По этой же, кстати, причине имел множество доброжелателей в провинции, Еще он подумал, что отложит Лучкова на следующую неделю. Нет худа без добра, не лежала у Бравика душа оперировать Лучкова завтра. Отчего-то не хотелось Бравику его оперировать.
      Бравик провел утреннюю конференцию и попросил Митю зайти к нему.
      – Митя, – сказал Бравик, – мне надо поехать в Тверь. Лучкова завтра оперировать не будем.
      – Правильно, – сказал Митя. – Я вам говорил – он не подготовлен.
      – Вот, вот. Пусть его анестезиологи еще подготовят. Цистэктомию сделай сам.
      Аденомы пусть ординаторы делают. Ты проследи. Встань на первые руки. Ты или Гурам…
      – Хорошо, Григорий Израилевич. Разберемся, – сказал Митя. – В двенадцатой палате постинъекционный абсцесс.
      – Это безобразие. – Бравик повысил голос. – Это никуда не годится! Гулидова палата?
      – Григорий Израилевич, у Гулидова пять палат, – резонно сказал Митя. – Ну что вы, а? Он не может каждую ягодицу отследить. Это вообще интерн абсцесс пропустил.
      – Так… Не надо мне тут адвокатов. Вот пусть Гулидов сам идет в гнойную хирургию, сам договаривается и сам переводит. Здесь вскрывать не будем. Это безобразие!
      – Да переведем, – спокойно сказал Митя. – На пластику лоханки вы в графике.
      Переносить?
      – Оперируй. Вместе с Гурамом оперируйте.
      – Понял. Только я график перепечатаю, а вы – подпишите.
      – Да, разумеется, – сказал Бравик.
      Он отпустил Митю и позвонил Никону. Трубку взяла постовая сестра.
      – Владимира Астафьевича…
      – Он в перевязочной, – сказала сестра.
      – Это Браверман говорит. Позови его, пожалуйста.
      – Ага… Сейчас, Григорий Израилевич…
      Она стукнула трубкой по столу и убежала.
      Вскоре подошел Никон.
      – Привет, Бравик. Как дела?
      – Все нормально. Ты знаешь, я в Тверь уеду завтра.
      – Зачем тебе в Тверь?
      – Конференция. Назаров попросил… поприсутствовать.
      – Ну, давай. Водки попьешь, аспирантку склеишь, – хохотнул Никон.
      – У Худого день рождения завтра.
      – Точно, – сказал Никон. – Мы проставимся за тебя. Не переживай.
      Бравик не любил дней рождений, крестин, свадеб, спусков яхт на воду, почти никогда не ходил – на него не обижались.
      – Как он себя чувствует?
      – Бравик, это не комментируется, – усмехнулся Никон. – Хорошо себя чувствует.
      – Его, вообще, обследовали потом? – сварливо спросил Бравик.
      – А это надо?
      – Да пожалуй, что не надо, – буркнул Бравик.
      – То-то, – сказал Никон. – Когда ты вернешься?
      – В пятницу.
      – Ну, давай. Счастливого пути.
      – Пока.
      Бравик положил трубку.
 
      Бравик боком вошел в купе, положил портфель на полку и неловко, бочком, сел, не сняв пальто.
      Билеты для него были заказаны в мягком вагоне, это было хорошо. Было бы совсем хорошо, если бы в соседях оказался молчун средних лет, непьющий, аккуратный.
      Такой, чтоб пошелестел немного газетой, попил чаю и лег спать.
      Бравик снял пыжиковую шапку, протер носовым платком запотевшие очки, провел платком по подмокшей лысине, отдернул занавеску и посмотрел на часы. До отправления поезда оставалось пятнадцать минут. Бравик очень не любил спешки, суматошного проталкивания по коридору, не любил пережидать, пока соседи разложат по ящикам сумки и коробки, и всегда приезжал к поезду загодя. Но стоило ему выйти на перрон, он начинал торопиться, семенил, обгонял носильщиков, успокаивался только в купе.
      Он встал, повесил на вешалку немодное серое пальто с каракулевым воротником, поверх пальто повесил пиджак, переложил в портфель портмоне. Потом вынул из портфеля несессер, книгу Конецкого "Вчерашние заботы", полиэтиленовый пакет с войлочными тапочками. Мелкие деньги – чтобы расплатиться за белье и чай – у него лежали в очешнике. Бравик, пыхтя, расшнуровал ботинки, задвинул их под полку, снял брюки, быстро достал из портфеля синие тренировочные штаны, надел, вздохнул, бережно разгладил брюки по складкам и повесил на плечики.
      Прекрасно… Он взбил подушку, положил в изголовье портфель, накрыл его подушкой и подумал, что к путешествию готов. Потом включил светильник, погасил верхний свет, лег, раскрыл Конецкого и стал ждать соседа.
      Вскоре состав громко скрипнул, качнулся и еле ощутимо поплыл.
      Постучав, вошел проводник – молодой широкоплечий парень в голубой форменной рубашке с погончиками. Бравик заплатил за белье, спросил чаю и про соседа.
      Проводник улыбнулся и сказал, что до Твери Бравик поедет один. Бравик улыбнулся в ответ.
      Это было просто превосходно.
      Проводник ушел, минут через десять вернулся, принес чай. Бравик сел, отдуваясь, сделал несколько глотков – после метро и торопливой одышливой ходьбы по перрону ему хотелось пить. Чай был вкусный, крепкий. Бравик еще раз вытер платком лоб и опять прилег.
      Он лежал поверх одеяла и слушал погромыхивание колес на стыках. За занавесками проносились огни подмосковных станций, в купе было натоплено, чисто, свежим пахла наволочка, тепло светил желтый ночник в изголовье. Краем глаза Бравик видел, как покачивается в тонкостенном стакане с мельхиоровым подстаканником янтарный чай, слышал, как еле-еле позвякивает ложечка. Он подумал, как замечательно выспится в эту ночь (Бравик всегда хорошо спал в поездах). Он с наслаждением умостился. Сначала Бравик было почитал Конецкого, но потом закрыл книгу и положил на живот. Читать не хотелось. Хотя Конецкий при любых обстоятельствах был ему мил – квинтэссенция самоиронии, спокойное отношение к жизни, неповторимые моряцкие юмор и фольклор и очень верное понимание человеческих характеров. Умница. И трудяга. Бравик любил умниц и трудяг.
      Но читать не хотелось. А было чертовски приятно лежать вот так одному, в полуосвещенном купе, слышать поскрипывания вагона, представлять, как за толстым двойным стеклом окна проносится темный снежный вечер, ощущать под собой удобную полку с мягким матрасом и толстым рыжим одеялом, слышать негромкое хлопанье дверей в соседних купе и неторопливые, небеспокоящие шаги по коридору… Бравика нимало не заботило, что там завтра станет происходить в его отделении. Митя (собственно – Дмитрий Александрович, старший ординатор) был самостоятельный и осмотрительный доктор, он в отсутствие Бравика содержал отделение в образцовом порядке.
      Наверное, если бы Бравик был "книжным профессором", он немедля разложил бы на столике текст завтрашнего доклада или рукопись грядущей статьи. Но Бравик не был "книжным профессором", он отдыхал, лежал с книгой на животе и улыбался.
      Немного погодя он прошел в туалет, вернулся, постелил белые накрахмаленные простыни, лег и вскоре глубоко и покойно спал.
 
      Синим морозным утром поезд остановился в Твери.
      Бравик, крепко держа ручку портфеля, вышел из душноватого, пахнувшего брикетным углем теплого коридора в холодный тамбур.
      – До свидания, – сказал проводник.
      Он зябко поводил плечами под синей путейской рубашкой.
      – Спасибо, – сказал Бравик. – Всего доброго. Счастливого пути.
      Поезд был проходящий, стоял в Твери восемь минут – Бравик успел заметить из расписания, когда шел по коридору.
      Он осторожно спустился по стальным ступенькам и сделал несколько шагов. По перрону мела поземка.
      Из тени перронного ларька навстречу ему шагнул человек.
      – Григорий Израилевич?
      – Да… – Бравик поправил очки.
      – С приездом вас, коллега! Добро пожаловать в Тверь.
      Высокий человек в длинной кожаной куртке и меховой кепке крепко пожал Бравику руку и ловко перехватил у него портфель.
      – Алексей Юрьевич! – догадался Бравик. – Встретили. В такую рань! Спасибо.
      – Рад… Рад познакомиться, наконец, – весело сказал Чернов. – До сих пор-то мы с вами заочно…
      – Не стоило вам ни свет ни заря… – смущенно сказал Бравик.
      – Пустое, пустое, – говорил Чернов и вел Бравика к вокзалу. – Я думал, что приедет Мышко, но узнал, что вы… Рад.
      Бравик застенчиво улыбнулся. Не зря Назаров так хорошо отзывался о Чернове.
      Меньше всего Бравику хотелось в половине седьмого отыскивать гостиницу в незнакомом городе.
      – Алексей Юрьевич, Назаров передавал вам привет, – говорил Бравик (ему хотелось сказать Чернову что-нибудь доброе) и торопливо шагал рядом с Черновым.
      Чернов был высоким, плечистым, он шел неспешно, но широко, и Бравик едва за ним поспевал.
      – Я разговаривал с Иваном Андреевичем вчера вечером. Честно сказать, ваш приезд – сюрприз, – громко сказал Чернов.
      Они прошли через пустое здание вокзала, вышли на площадь, и Чернов повел Бравика к автомобильной стоянке.
      – То, что приехали именно вы, – это просто моя личная удача. – Чернов распахнул перед Бравиком дверцу темной "Волги". – Назаров говорил вам об основных направлениях конференции?
      – Честно говоря, нет, – смутился Бравик.
      Он действительно вчера так и не удосужился поинтересоваться у Назарова, что будут докладывать на конференции.
      Бравик сел в машину, повозился, прищемил полу пальто, наконец устроился, захлопнул дверь.
      Чернов повернул ключ зажигания. В машине было тепло, она не успела остыть, пока Чернов ждал Бравика на перроне.
      Чернов снял кепку с наушниками, бросил на заднее сиденье, расстегнул молнию кожаной куртки, подбитой мехом, и полуобернулся к Бравику.
      Тут Бравик смог наконец его разглядеть.
      Профессор Чернов был моложавым мужчиной с мощными плечами и крепкой шеей. Еще у Чернова был большой подбородок с ямочкой, широко посаженные глаза и выпуклый лоб с высокими залысинами. Идеально выбритое лицо хорошей лепки и короткая прическа.
      Даже в свете уличных фонарей Бравик приметил, что профессор сед.
      – Это моя личная удача, – повторил Чернов и аккуратно тронул с места машину, – потому что именно я настоял на том, чтобы основным направлением конференции стали проблемы консервативного лечения. Не обошлось, конечно, без возражений…
      Эта тема очень даже может быть рутинной. Сами знаете, стоит объявить:
      "Консервативное лечение доброкачественной гиперплазии", – коллеги скучнеют… Но мы с коллегой Каприным… Вы знакомы с доцентом Каприным? – Бравик стал быстро вспоминать – да, в прошлом году он рецензировал статью Каприна – и кивнул. – Я так и думал. Так вот, мы с Каприным загодя договорились подготовить минимум докладов. Но! Чтобы это были такие доклады… Мы сразу планировали исключить сообщения по альфа-блокаторам и всяким растительным ингибиторам.
      – Ну что ж. – Бравик прокашлялся с холода и одобрительно покивал головой. Его и самого ничуть не интересовало всестороннее обсасывание всяких новых аспектов того, что в принципе было давно понятно.
      – Будут три основные темы, сразу вам скажу, – сказал Чернов. Он с ходу брал быка за рога, и Бравику это нравилось. – Вапоризация – это раз. Наши докладчики учились у Мартова, а за последние два года – свои результаты. Эндохирургия – два! Полтора года назад клиника закупила операционную, есть чем похвастаться.
      Тут мы тоже профессору Мартову многим обязаны. И третье – химизм эстрогенов в патогенезе аденомы. Я вам напрямую скажу – просто прочтите вашу с Винаровым статью. Это будет именно то, что нужно.
      – Завершающий аккорд, так сказать, – добродушно сказал Бравик.
      – Если хотите, – согласился Чернов.
      Он быстро вел машину по заснеженным улицам. Бравик видел, как Чернову приятно то, что он, Бравик, приехал. Видел – Чернов горд, как мальчишка, предстоящей конференцией. Ему, Чернову, было что показать.
      И все это очень нравилось Бравику.
      – Алексей Юрьевич, когда начало?
      – В десять, как обычно, – сказал Чернов. – Вы выспались в поезде?
      – Как дитя, – ответил Бравик.
      Он прекрасно выспался, чувствовал себя свежим и отдохнувшим. Отлично себя чувствовал.
      – Хорошо. Позавтракаете, и я отвезу вас в клинику. Представлю оргкомитету, покажу отделение. И еще кое-что покажу…
      – Что покажете? – Бравик заговорщически подмигнул Чернову.
      Он, конечно, представлял, что может показать ему Чернов в Твери.
      Чернов любил свою работу – такое Бравик умел распознавать с первых минут. И если даже Чернов сто раз был наполеончик, если он любил не просто работу, а себя ненаглядного в этой работе – ради бога… Чернов не был старпером. Чернов болел за свою конференцию. Чернов приехал на вокзал за Бравиком в половине седьмого утра.
      – Нашу конфетку, – широко улыбнулся Чернов. – Шторцевскую операционную. Вас, конечно, этим не удивить. Но все-таки. Самые красивые резекции мы снимаем. На видео. Покажу.
      В отделении Бравика уже пять лет имелась такая операционная. Кассетами с записями Митя заставил целую полку в ординаторской. Но Бравик и тени скуки не чувствовал – он знал, что с удовольствием посмотрит фильмы Чернова.
 
      Чернов проводил Бравика в гостиничный номер, положил бравиковский портфель на кресло и сказал, что через час будет ждать Бравика в машине у входа.
      Чернов ушел, а через десять минут в дверь постучалась горничная и вкатила в номер тележку с завтраком.
      Номер был тесноватый, но уютный. Даже с претензией – ковер, корейский телевизор, кондиционер. Во второй половине февраля кондиционер был хорош, но необязателен.
      – Хорошая у вас гостиница, – уважительно сказал горничной Бравик, когда та наливала в кружку чай и снимала целлофан с бутербродов. Бутерброды Бравику достались с горбушей и ветчиной.
      – Бывшая гостиница обкома, – с непонятным сожалением ответила горничная. – Приятного аппетита.
      Бравик с удовольствием съел два бутерброда, нарезанный огурец со сметаной, выпил полную кружку сладкого чаю. Потом он отодвинул столик, разделся и принял душ.
      Душ, тверской гостиничный душ, вялый и еле теплый. Однако Бравик и тут был доволен, он, кряхтя, растерся царапающей синтетической мочалкой, терпеливо постоял под прохладными струйками и крепко вытерся коротким вафельным полотенцем.
      Стоя босыми ногами на колючем ковре, он еще покрутил туловищем, несколько раз присел, понагибался, ощутил себя юным и упругим – "сам бы себя целовал в эти плечи и грудь…" – ежась, натянул футболку, треники, тонкие шерстяные носки. А потом уже надел белую сорочку, брюки, повязал галстук, влез в пиджак. Стоя перед овальным зеркалом, он тщательно расчесал жидкие седоватые волосы.
      Итак, Бравик был готов к встрече с коллегами, к выходу в свет.
 
      Конференц-зал Центральной клинической больницы был полон. Во-первых, зал был невелик, а во-вторых, ежегодная региональная конференция была значительным событием для всех здешних урологов. Иные из сидевших в зале были в халатах – это были доктора ЦКБ, спустившиеся из отделений, у них был нормальный рабочий день.
      Большинство было в партикулярном: костюмы, галстуки, реже – свитерки и джинсовые рубашки.
      Под гул разговоров Чернов провел Бравика на сцену, заботливо усадил за стол президиума и сам сел рядом.
      Конференция началась. Бравик вертел в руках футляр для очков, привычно пропускал мимо ушей все вступительные слова и глядел в зал.
      Первые ряды по традиции занимали люди почтенные, заслуженные и пожилые. Выше сидели доктора помоложе. Самые молодые сидели в последних рядах. Так происходило всегда и везде, потому что самые молодые были еще и самые занятые, самые неосведомленные о времени начала конференции и самые опаздывающие – они быстро входили, озирались и, пригнувшись, пробирались к свободному креслу поближе.
      Бравик вздрогнул, услышав: "…доктор медицинских наук, заведующий отделением, ведущий научный сотрудник Института урологии, член правления Всероссийского урологического общества Григорий Израилевич Браверман!" Бравик неловко встал, едва не опрокинув стул, ответил благодарной улыбкой на редкие аплодисменты и прошел за кафедру.
      – Глубокоуважаемый Алексей Юрьевич, глубокоуважаемые коллеги… – Бравик прокашлялся. – Мне крайне приятно было получить приглашение на эту конференцию.
      Я уверен, что сегодня мы с вами хорошо и плодотворно поработаем. Еще хочу сказать, что правление Общества, к которому мы с вами имеем честь принадлежать, не склонно делить нашу профессиональную область на урологию тверскую, московскую, челябинскую и так далее. Урологическое общество – это то профессиональное содружество, которое позволяет нам быть вместе, работая при этом в разных городах. Что касается лично меня, то хочу поблагодарить профессора Чернова и всех коллег за теплый прием. Правление Всероссийского урологического общества с большим вниманием и гордостью следит за достижениями наших коллег из Твери. Мне поручено приветствовать вашу ежегодную конференцию от имени Правления и лично Ивана Андреевича, Николая Алексеевича и Олега Борисовича. Вот, пожалуй, и вся ария московского гостя, – тихо закончил в микрофон Бравик.
      В зале одобрительно зашумели, ряды забелели улыбками, Бравику громко аплодировали.
      Он, поклонившись, вернулся к своему месту в президиуме.
      – Спасибо за добрые слова, Григорий Израилевич, – сказал справа Чернов.
      Бравик еще раз легко поклонился в ответ.
 
      Полутора часами раньше они шли с Черновым по коридору отделения, Чернов рассказывал яркую, насыщенную драматизмом историю приобретения шторцевской операционной – собственно, историю выделения (а по сути – многолетнего невыделения) средств из областного бюджета.
      Бравик рассеянно слушал Чернова. Увы, все эти истории были похожи одна на другую как близнецы. Бравик раскланивался с докторами, идущими навстречу.
      – Прошу… Цистоскопическая… Тоже – "Карл Шторц"… – смущенно и гордо сказал Чернов, распахнув перед Бравиком дверь.
      Наверное, если бы в Чернове не было столько достоинства и уверенности, то любезность его показалась бы Бравику перебирающей через край. Бравик, может быть, даже подумал бы что-нибудь такое: "Угодлив… "прошу"… он бы еще каблуками щелкнул…" Но Бравик ничего такого не подумал. Он уже оценил отделение – и чистоту, и недавний ремонт, и новую мебель. Он быстро пригляделся к операционному графику, что был приколот кнопками на стенде в ординаторской, – объем операционных вмешательств Бравик тоже оценил в полной мере.
      У Бравика был достаточный опыт знакомств с чужими клиниками. Ему с первых минут стало ясно, что Чернов рулит клиникой твердо и умело.
      В дверях цистоскопической они столкнулись с высоким брюнетом в операционном белье.
      – Рекомендую – доцент Каприн, – представил Чернов.
      – Каприн Виталий Олегович. – Брюнет протянул руку, и Бравик пожал большую вялую ладонь. – Очень приятно познакомиться с вами, Григорий Израилевич.
      – Ты почему до сих пор не внизу? – негромко спросил Чернов.
      – Все… Переодеваюсь и иду, – быстро сказал Каприн.
      – Поживее, – поторопил Чернов, уже не глядя на своего доцента. – Григорий Израилевич, посмотрите наш литотриптор или – кофе?
      – Ну что ж… Кофе… С удовольствием, – сказал Бравик. – Мы не опаздываем?
      – Нет, нет, начало – минут через сорок.
      Чернов сделал приглашающий жест рукой и пошел по коридору.
      Бравика неприятно царапнуло то, как Чернов при нем бросил своему доценту это "поживее".
      Но Бравика это не касалось.
      А навстречу им уже почти бежал следующий фигурант.
      – Это заведующий отделением, – сказал Чернов. – Познакомьтесь. Рохликов Игорь Михайлович, врач высшей категории, заслуженный деятель здравоохранения.