– От бешенства. Что ты удивляешься, Рома? Мы только начали курс. Еще тридцать девять уколов.

– Тридцать девять уколов! – Роман только сейчас вспомнил, что от бешенства и в самом деле делают сорок уколов в живот. Это знает каждый ребенок. Вожатый почувствовал, как в ужасе прижался к нему Ваня, и посмотрел на него с сожалением.

Ваня увидел в глазах вожатого немой упрек и понял, что тот тоже боится уколов.

ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТЬ УКОЛОВ.

Так они стали товарищами по несчастью.

Это было их ПЕРВОЕ НЕСЧАСТЬЕ.

Дни пошли один за другим. Так как больше о волке не было слухов, лагерь начал понемногу успокаиваться. Но начальник лагеря, пользуясь тем, что не было никаких сообщений о поимке или ликвидации хищника, чрезвычайное положение не отменял. Это, конечно, вызывало сильное недовольство и среди детей, и среди взрослых, но он был непоколебим как скала, отчего некоторые самые отъявленные нарушители дисциплины даже его зауважали.

Роман и Ваня Никаншин аккуратно каждый день ходили на прививку. Ежедневные страдания их сильно сблизили. Роман строго настрого запретил детям приставать к Ване и неуклонно за этим следил. Но и сам Ваня сильно изменился после той ночи. Он стал намного спокойней в отношениях с другими детьми. Претензий на лидерство больше в нем не наблюдалось. Ребенка словно подменили. Он перестал драться, спорить и ссориться со всеми подряд и даже стал избегать детского общества, предпочитая ему одинокие прогулки по территории лагеря. Он мог часами сидеть в кустах и о чем-то подолгу размышлять. Когда дети все-таки делали попытки вывести его из себя, то у них ничего из этого не получалось. Ваня просто не обращал на них никакого внимания. В конце концов, от него отстали. Он стал жить спокойной и размеренной жизнью. Если, конечно, жизнь восьмилетнего мальчика можно назвать размеренной. В общественной жизни он никак себя не проявлял, не участвовал ни в каких мероприятиях, в игры включался неохотно, и очень часто пропадал из поля видимости вожатых. Романа это особенно не волновало. Ваня перестал плохо себя вести, и теперь вожатый на него почти не обращал внимания. Он вспоминал про него только, когда надо было отправляться на прививку от бешенства.

Ох, как надоели эти каждодневные мучения! Живот превратился в какой-то сгусток боли, которая не покидала ни на одну минуту в сутки и напоминала о себе даже во сне. Каждый раз, когда они шли в медпункт, Роман заглядывал Ване в глаза и спрашивал:

– Страшно?

– Страшно, – каждый раз честно признавался мальчик.

– И мне страшно, – вздыхал Роман. – Но за глупости надо платить. И мы с тобой платим сполна. Пошли.

И он опять брал мальчика за руку, словно опасался, что тот может убежать, и они шли принимать мучения.

Кончилась первая смена. Началась вторая. Роман поменял напарниц. Теперь он работал не с Машей и Ларисой, а лишь с одной девушкой. Начальник считал, что будет слишком жирно, если некоторые вожатые все три смены будут работать по трое на отряд, Девушку звали Олей. Она была чертовски мила и привлекательна. Даже Роман оценил эти ее качества и перестал быть букой, каким был прежде.

Ваня Никаншин опять был в отряде Романа. Он сам пришел к нему в начале смены и попросился в его отряд, теперь уже десятый. Роман удивился, но мальчика принял. Ему было даже немного приятно, что Ваня пришел к нему после того, как имел столько неприятностей от Романа в первую смену. Он открыл в мальчике еще одно качество: Ваня не был злопамятен.

В десятом отряде дети были еще младше, чем в девятом, и у Романа забот прибавилось. Дети были кто после первого, кто после второго класса и еще не постигли все сложности жизни без родителей. Роману и Оле было нелегко вдвоем уследить за ними, и тут у них неожиданно появился помощник. Это был Ваня.

Среди детей, которые были на год-два его младше, Ване с легкостью удалось утвердить свой авторитет. К тому же и сами они подобрались в этот раз совсем уж несамостоятельные, и стать среди них лидером Никаншину было совсем нетрудно. Да и сам он уже не очень стремился к власти среди детей.