"Да".
      "Побегать? Поиграть с тобой?"
      "Да! Идем!" "Ну… – волчица поднялась на лапы, качнулась – она отвыкла стоять и ей было нужно время, чтобы прийти в себя. Она была еще слаба, но Шуллат так хотелось порезвиться в снегу. – Пойдем!" -наконец, решилась она, отдавшись во власть страстному желанию.
      Но стоило Шуллат собраться, готовясь спрыгнуть вниз с края повозки, бог солнца остановил ее.
      – Куда ты?
      – Мы что, теперь все время должны сидеть здесь? Словно приговоренные к вечному заточению? – раздраженно бросила ему девушка.
      – Нет, – спокойно ответил Шамаш, ничем не выказывая неодобрения ее поведением. А ведь девушке не следовало так неуважительно, грубо вести себя даже просто со взрослым, и уж конечно с небожителем. Но… Все привыкли, что бог солнца все ей прощал. И в первую очередь – она сама. А вседозволенность – источник многих бед.
      – И вообще, почему! – не унималась Мати, не заботясь о том, чтобы говорить тише, не беспокоясь, что ее могут услышать другие – отец, другие караванщики, стоявшие поблизости от повозки в ожидании того, что будет дальше. -Ты ведь вылечил Шуши, да?
      – Ее раны исцелены.
      – А раз так, она может идти куда хочет и делать что хочет!
      – Ей не следует перенапрягаться. Не сейчас.
      – Почему? Что, иначе раны появятся вновь?
      – Нет.
      – Если все дело лишь в том, что Шуши надо отдохнуть, то для нее игра – лучший отдых. Особенно после двух недель лежания. Или она все-таки нездорова? – Мати словно хотела поймать Шамаша на лжи. А тот, не замечая этого, не видя за вопросом ничего, кроме вопроса, отвечал:
      – Она здорова. В ее нынешнем состоянии нет ничего противоестественного.
      – Что значит "противоестественное"!
      – Такое время от времени случается… – эти его слова, как и предыдущие, ничего не объясняли. Более того, теперь на него смотрела не одна, а две пары удивленных глаз, когда к Мати присоединилась и Сати, в душе которой было не только непонимание, но и страх. За Шуллат. Если волчица не до конца здорова… Но если так, почему бог солнца столь спокоен?
      – Торговец, – тем временем окликнул Шамаш Атена, который стоял в стороне, с душевным трепетом наблюдая за всем, происходившем.
      – Я здесь, – поспешно отозвался тот.
      – Скажи, пусть приготовят каких-нибудь чистых тряпиц… можно пару полотенец… И держите наготове горячую воду. Лучше всего зажгите костер и пусть на нем висит котел. Не знаю, как скоро понадобится вода, но это может случиться в любое мгновение.
      – Да,иду, – он даже не стал как обычно спрашивать, что и для чего. Так было нужно, вот и все.
      Шуллат, положив голову на руку Шамаша, заглянула богу солнца в глаза, словно спрашивая: "Ну что ты волнуешься? Со мной ведь все в порядке!" "Сейчас – да. Но это не повод бежать сломя голову в снега.Тебе нужен покой".
      "Покой… Покой… – добродушно заворчала та. – За это время болезни я устала от него…" "Шуш?" – Мати заглянула в глаза подруге, ожидая от нее объяснений, но волчица лишь согнав лапой одеяло под себя, села сверху, затем, сладко зевнув, легла, растянулась на боку. И, не дождавшись от нее ответа, девушка повернулась к богу солнца.
      – Что с ней, Шамаш? Скажи же! – ей было нужно знать. Чтобы понимать, что происходит с Шуллат. Чтобы не беспокоиться за нее.
      Бог солнца сидел, опершись боком о край повозки. Его глаза были прикрыты, лицо неподвижно, словно маска. Казалось, он спит. А Мати решила, что Шамаш таким образом просто уходит от ответа, не желая сказать ей правду. Может быть, потому что она вышла у него из доверия. Или просто он не хочет говорить. Обида и нетерпение, усиливаясь одна другой, огнем сжигали ее изнутри.
      – Я долго должна ждать ответа! – всплеснув руками, недовольно вскрикнула она.
      – Не надо! – испуганно глянув на бога солнца, Сати придвинулась к дочери хозяина каравана, зашептала ей на ухо.
      – Что? Так вести себя с ним? А тебе какая разница? Или боишься, что если его гнев спалит меня, то пострадают и те, кто окажется в этот миг рядом?
      – Я… – начала та неуверенно. Она не знала, что сказать на это. Конечно, сама она никогда бы не посмела так говорить с Шамашем. И не только потому что Он – повелитель небес, а просто добрый, хороший, тот, кто меньше чем кто бы то ни было другой заслуживает подобного обращения. Но Мати все в караване считали особенной. Странной. Может быть, всему виной эта странность, которая в глазах богов делала ее ни в чем не виноватой. Так или иначе, она заговорила о другом: – Не требуй от Него ответа немедленно! Это Его право – говорить или нет. Он скажет, когда будет нужно.
      – Нужно! – нервно усмехнулась девушка. – Нужно! А разве сейчас не нужно? Что если тогда, когда он снизойдет до ответа, будет уже поздно? И вообще, он говорил, что не может оставить ни один вопрос без ответа! Вот пусть и соблюдает свое собственное правило!
      – Он – господин своего слова! Его право…
      – У меня тоже есть право! Знать, что происходит с моей подругой! Той, которая вверена моим заботам! Ведь если с ней что-то случится, если ее не станет, потому что я не буду знать, отчего она умирает, Матушка метелица спросит не с него, с меня!
      – Хватит, малыш, не терзай себя, – чуть наклонив голову, тихо промолвил бог солнца.
      – Но как я могу иначе! – всплеснула та руками.-Если Шуши умирает…
      – Нет.
      – Как же нет! – возмутилась та. – Почему ей еще нельзя идти играть, если не из-за того, что она больна? Да я всегда считала: снежный охотник может не есть, не пить, не спать, но если он перестает играть – значит, дело плохо!
      Шамаш молчал, не пытаясь возразить. Он лишь взглянул на Мати как-то снисходительно, словно удивляясь ее непонятливости и детской наивности. Вместо него заговорила Шуллат, которая все время их разговора переводила грустный взгляд с одного собеседника на другого:
      "Хозяин, скажи ей, наконец! А то она извелась от страха перед тем, что должно произойти, даже больше, чем я!" "Скажи сама".
      "Можно?"
      "Почему же нет? Давай".
      "Ладно, – волчица повернула голову к подруге, несколько мгновений выдерживала паузу, подчеркивая важность того, что она собиралась поведать. – Мати, я жду".
      "Ждешь? – удивленно взглянула на нее волчицу. – Кого ждешь?".
      "Маленького".
      Мати вытаращила на нее глаза. Теперь она уже совсем ничего не понимала.
      "Какой же ты все таки еще ребенок!" – фыркнула Шуллат.
      Девушке показалась, что волчица смеется над ней. В ее душе вмиг вспыхнула обида, столь же сильная и всеобъемлющая, как предшествовавшее ей беспокойство.
      – Шамаш! – она повернулась к богу солнца, мысленно повторяя про себя: "Если ты и сейчас не ответишь, значит… значит вы все специально рвете на части мою душу, играете моими чувствами! Вам хочется, чтобы я плакала, и потому…" По одному взгляду на молодую караванщицу небожитель понял, что ее нервы натянуты до предела. Он видел ее переживания, может быть, даже лучше, чем она сама. И, все же, Шамаш не сразу заговорил, давая возможность волчице самой все объяснить.
      Ведь дело касалось ее и только ее. Но Шуллат тоже молчала, уверенная, что все должно быть понятно и так, и говорить больше нечего.
      А обида в сердце Мати все росла. Казалось, еще несколько мгновений, и она перельется через край.
      – У Шуллат скоро появится малыш, – наконец, проговорил бог солнца.
      – Малыш? – девушка и на этот раз не поняла, может быть, потому, что думала совсем о другом.
      – У нее должен родиться волчонок! – зато Сати все сразу стало ясно. С ее губ сорвался вздох облегчения и радости. – Это же здорово! – воистину, боги благоволили к их каравану, раз посылали такое чудо.
      – Откуда у нее волчонок? – Мати с вызовом в упор смотрела на Шамаша, словно он был виноват и в этом.
      – Право же, – хмыкнув, тот качнул головой, – есть предел. Надеюсь, ты не ждешь от меня объяснений, как это происходит? Люди каравана – не ханжи, а ты – достаточно взрослая, чтобы понимать все сама.
      – Я… – Она-то искала объяснение совсем в другой стороне, среди метели болезней, в эту не бросая даже самого поспешного взгляда, считая, что ничего подобного просто не может быть… Хотя, собственно, почему нет? Ведь Шуллат была взрослым зверем. В том, что произошло, не было ничего необычного. Неожиданное – да. Очень неожиданное… Более неожиданным могло явиться разве что падение небес на землю.Но если задуматься… – понимаю, – чуть слышно прошептала Мати. Она прятала глаза.
      Щеки залил румянец. Девушка не знала, куда спрятаться от смущения. Ей страстно захотелось зарыться с головой в одеяла, чтобы ее никто не видел, не слышал.
      "Я ведь не просто так убежала в снега… – пододвинувшись к подруге вплотную, волчица ткнулась ей в руку, заглянула в глаза. – Меня влек зов. Мне было нужно…
      Не знаю, как у вас, детей огня, а мы рождены такими, чтобы заботиться о продолжении рода".
      "У нас так же… – тяжело вздохнула девушка, спрятав лицо в густой шерсти подруги. – Вернее, не совсем… Я не могу объяснить. Я еще не знаю. Я еще недостаточно взрослая для этого… – она почувствовала, как щеки запылали, словно от прикосновения после жгучего мороза к плафону огненной лампы, и поспешила переменить тему разговора. – Я очень рада за тебя!" Мати немного отстранилась от Шуллат, чтобы еще раз взглянуть на нее, отыскать следы перемены в ее облике. Но, право же, волчица не была такой брюхатой, как ожидавшие потомство олени. Может быть, немного неповоротливой, медлительной – но не более того.
      "Почему ты ничего мне не сказала?" "Зачем?" – во взгляде золотого зверя отразилось удивление.
      "Ну… Чтобы я знала. Оберегала тебя. Кормила получше. Побольше…" "Зачем?" "Люди так делают".
      "Я не человек. Я охотник".
      "И все же…" "Охотники не говорят о том, кого еще нет, кто еще не появился на свет".
      "Чтобы не сглазить?" "Что? – волчица глянула на нее, затем фыркнула: – Нет! В этом нет смысла – только и всего".
      "Но если никто не знает, кто же помогает, когда… Ну, когда приходит время?" "Никто. Волчица все делает сама. Одна. Не нуждаясь ни в чьей помощи".
      "Но тебе нужна помощь!" "Да," -волчица тяжело вздохнула и девушке показалось, что та как-то стразу погрустнела, сникла, словно ей было тяжело признаваться в том, что, как говорили ей ее собственная память, память всех предков и перерождений, было неправильно, чему она старалась найти объяснение, оправдание…
      "Это потому, что ты живешь не в стае. Моя бедненькая!" – прошептала Мати, глядя на волчицу с безмерным сочувствием и обожанием, ведь та пожертвовала столь многим лишь для того, чтобы быть с ней.
      – А… – Сати, которая несколько последних мгновений старательно что-то обдумывала, подняла взгляд на бога солнца. – А с маленьким все в порядке? Этот ушиб и все остальное…
      – Если из-за этого мерзкого дракона с волчонком что-то случится, я… – Мати просто кипела от гнева. – Я не знаю, что я сделаю!
      Караванщица робко взглянула на нее. В глазах Сати были грусть и сочувствие. А еще понимание, что слова ее спутницы – не более чем слова. Что могла сделать эта девочка?
      Но она ничего не сказала. Зачем? Тем более что тут заговорила Шуллат, отвечая за своего хозяина на вопрос целительницы:
      "Нет. Не беспокойся. С малышом все в порядке".
      Но если Сати облегченно вздохнула, удовлетворившись таким ответом, то Мати продолжала:
      "Да? Точно? Ты уверена?" "Уверена. Теперь – абсолютно. Ведь я чувствую. Сила господина Шамаша исцелила не только меня, но и того, кто сейчас – часть меня".
      "Значит, с ним все в порядке?"
      " Да.Я уже сказала тебе!" "Шуш… – ей было очень интересно, так, что она не могла ждать до того мгновения, когда все прояснится: – А кого ты ждешь? Девочку или мальчика?" "Девочку".
      "Девочку… – это было хорошо. Очень. Получить еще одну маленькую Шуллат. Просто здорова! И вообще – Мати было просто необходимо о ком-то заботиться, кого-то опекать… А ее рыжая подруга уже выросла. – Конечно, было бы хорошо, если б у нее еще был и братик…" "Хорошо бы…" – волчица широко зевнула, показывая, что ей, собственно, все равно.
      "Но разве ты не говорила мне когда-то, что у твоих сородичей обычно рождается пара?" "Не говорила".
      "Странно… Мне казалось… Но это ведь так?" "Нет", – волчица мотнула головой.В ее взгляде чувствовалось напряжение, когда этот разговор начал ей надоедать.
      "Почему же тогда вы с Ханом…" "Мы родились вдвоем, потому что нас должно было быть двое. Пара – брат и сестра".
      "Зачем?"
      "Так решила госпожа Айя".
      "А сейчас?"
      "Сейчас – все иначе…"
      "М-м…" – Мати умолкла, задумавшись.
      – Шуллат должна скоро родить? – тем временем несмело спросила Сати.
      – А… – Мати так и застыла с открытым ртом. Она как-то не думала над тем, что это должно произойти вот-вот.
      – Да, девочка, – кивнул, отвечая на вопрос целительницы, Шамаш.
      Услышав это, та покрепче сжала губы, стремясь сдержать нервную дрожь. Ей стало не по себе. Ведь это такая ответственность – помочь священному зверю принести потомство.
      – Тогда… Может быть… Может быть, следует позвать повитуху?
      – Нет! – не сводя со своей подруги-волчицы зачарованно-восхищенного взгляда, прошептала Мати. – Шуллат не подпустит к себе никого! – она уже видела себя играющей с волчонком, таким же хорошеньким, веселым непоседой, каким была Шуши, и по ее душе растекалась волна блаженства, словно она вернулась на миг в свое собственное детство, которое, покинутое ну вот только-только, совсем не давно, манило к себе отчаянно и властно. – Да и не нужен нам никто. Сами справимся.
      – Но мы не умеем…
      – Чего тут уметь! – наконец, она оторвалась от своих мыслей, вернулась из будущего, каким видела его душа, назад. – И вообще, тебя никто здесь не держит!
      Более того, тебе здесь не место! Уходи!
      – Я… – Сати глянула на Шамаша, поджала на мгновение губы. Ей хотелось уйти. И не только потому, что рядом с дочерью хозяина каравана она никак не могла избавиться от чувства обиды, которое та каждым словом, каждым взглядом разжигала в душе караванщицы, словно специально мучая ее, заставляя чувствовать свою незначительность и бесполезность. Она боялась ответственности.
      – Уходи! – повторила Мати с вызовом, чувствуя, что та готова сломаться, достаточно лишь немного додавить.
      "Мати, – рыжие глаза волчицы смотрели на нее с беспокойством, даже долей страха.
      – Не гони ее! Все-таки она целительница".
      "Тебе не понадобится ее помощь!"
      "Но мне нужна чья-то помощь…" "Моя! Я буду рядом с тобой! Я сделаю все, что потребуется!" "А если мне будет очень плохо? Если я буду уми…" "Нет! – резко прервала ее Мати, не дав полностью произнести того слова, от которого повеяло вдруг таким холодом, с которым не шел ни в какое сравнение самая лютая стужа снежной пустыни. – Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось! Слышишь? С тобой будет все в порядке! Ты поняла меня?" "Поняла…" "И не смей даже думать о плохом! Ясно?" "Да… И, все же… Пусть она останется…" "Ну ладно", – вздохнув, неохотно, но согласилась Мати.
      – Оставайся, – глянув на Сати, процедила она сквозь зубы. – Этого хочет Шуллат.
      – Спасибо! – только и смогла прошептать та, пряча глаза. Она думала про себя: что если бы не волчица, давно б ушла, нет – опрометью убежала бы прочь. Но оставить ту, которая нуждалась в ее помощи, она не могла. И, все же, душу караванщицы не покидал страх:
      "А что если… Если у меня ничего не получится? Ведь мой дар… Скорее я служу ему, чем он мне. Сильнее я подчиняюсь ему, чем он мне… – ища поддержки у того единственного, кто мог бы ее оказать, она покосилась на бога солнца, который по-прежнему сидел, откинувшись назад и прикрыв глаза, отстранившись от всего так, словно он здесь – не более чем наблюдатель. -Что тут удивительного? – мелькнуло в голове у караванщицы.-Ведь Он ранен. И эти раны слишком тяжелы и свежи… Ему нужен отдых… – в ее глазах зажглось сочувствие, – а я… Я должна справиться сама! Должна!
      Чтобы оправдать Его доверие!" "Все будет хорошо, – Мати пододвинулась к волчице, обхватила ее за шею, прижала к себе. – Я буду рядом. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось!" "Я знаю, – та ткнулась сухим, теплым носом ей в руку. – Я верю тебе…" "Верь! Не сомневайся!" – Мати очень была нужна эта ее вера. В этот миг – наверное, больше всего на свете.
      Тем временем вернулся Атен.
      – Я сделал все так, как Ты велел… Вот полотенца, – вытянув новые белоснежные полотнища из-за пазухи он замер на миг, не зная, кому передать.
      – Спасибо, папа, – Мати поспешно забрала тряпицы из рук отца.
      – Вода уже нагрелась, – с благодарностью взглянув на дочь, продолжал караванщик, обращаясь к богу солнца. – Мне принести котел?
      Открыв глаза, Шамаш посмотрел на волчицу, затем едва заметно качнул головой:
      – Нет, еще рано… Будет лучше, чтобы кипяток оставался поблизости от повозки, но не в ней. Мало ли что может произойти в спешке…
      – Ясно, – караванщик понимающе кивнул. Как ни были люди осторожны, ни один переход не обходился без того, чтобы кто-то не ошпарился. Обычно это были малые дети или женщины-рабыни. Но вообще случалось всякое. – Ты скажешь, когда она понадобится?
      – Но разве уже не пора? – удивленно воскликнула Мати.
      – Пора для чего?
      – Пап, у Шуши скоро родиться волчонок! – это была та радостная часть происходившего, которой Мати была готова делиться. Говоря об этом, она чувствовала не просто радость – гордость. И трепет – словно на свет должен был появиться ее племянник.
      – Так она тяжелая! – караванщик с облегчением вздохнул, мысленно благодаря богов за то, что новое известие доброе, а не злое. – Шамаш,-заметив, что бог солнца вновь прикрыл глаза, он спросил: – Может быть, раз есть время, Тебе лучше отдохнуть? Пока ведь ничего не происходит.
      – Действительно, Шамаш! – поддержала отца Мати. – Отдохни! А мы с Сати подежурим рядом с Шуши.
      – Мне приходилось принимать роды у оленихи… – начала караванщица, но умолкла, смутившись – как она могла сравнить священного зверя с каким-то оленем! Но, с другой стороны, ведь все они – звери и роды должны проходить одинаково. Скосив взгляд на повелителя небес, убедившись, что Его не разгневали ее слова, она продолжала: – Я знаю, как все будет…
      – Я тоже знаю! – поспешила сказать Мати. – Ступай!
      Переведя взгляд на дочь, хозяин каравана несколько мгновений смотрел на нее в упор,
      – Дочка! – Атен с укором качнул головой.
      Девочка и прежде не была идеальным ребенком – своевольная, независимая, избалованная всеми вокруг выше всякой меры. Но в последнее время ее поведение перешло уже все мыслимые и немыслимые грани. Как могла она так вести себя с богом солнца, гнать Его вон и вообще… Он хотел сказать… Но промолчал, понимая, что сейчас не лучшее время для разговоров по душам и о душе, упреков и нравоучений… Все это могло подождать. Даже если потом будет слишком поздно.
      Тем более, все равно, что бы он ни говорил, что бы он ни делал, лишь богу солнца было решать, прощать Мати или нет.
      Атен повернулся к господину.Чуть сощурив глаза, Шамаш скользил взглядом по коже, которой был обтянут каркас повозки так, словно по карте, на которой был изображен путь не в пространстве, но времени. Он молчал.
      Его удивляло и настораживало поведение девочки. В ее поступках совсем не осталось места рассудку, всем управляли лишь чувства, причем не лучшие из них.
      Это было опасно. Не только для нее, но и окружающих. Сама того не замечая, она могла принести горе другим. Но как он мог ей помочь? Поговорить, стремясь объяснить, что нельзя быть такой? Она даже не станет его слушать, а нужно, чтобы девочка не просто выслушала, но захотела понять и измениться, проснуться от этого сна-наваждения, который опутал ее с ног до головы прочным коконом, сквозь который не в силах пробиться и луч света. Все, что ему оставалось, это запастись терпением и довериться уму девочки, ее чутью и способности самой все понять и исправить.
      Так и не произнеся ни слова, он сдвинулся на самый край повозки, собираясь спрыгнуть в снег. Но в последний миг его удержал хозяин каравана.
      – Подожди! Сейчас, я прикажу разбить цепь и подогнать Твою повозку сюда, чтобы Тебе не нужно было идти! – он бросил строгий взгляд на дочь, приказывая: "Задержи Его!", а затем поспешно ушел.
      Но та не поняла отца или сделала вид, что не понимает, продолжая, повернувшись с Шамашу спиной, смотреть на Шуллат, почесывая ей грудь.
      "Мати…" "Что? Я опять делаю что-то не так? Ну ладно, давай, если ты так хочешь, пусть он остается. Только тогда я уйду!" "Нет!" – Шуллат бросилась к ней, прижалась, нервно дрожа всем телом, стала с лихорадочной поспешностью лизать подругу в щеку, нос.
      Сперва Мати, довольная, позволяла ей, затем, когда надоело, осторожно отстранилась:
      "Ну хватит, хватит, успокойся!"
      "Я успокоюсь. Если ты останешься!"
      "Я останусь, если…" "Но… – в глазах волчицы плавилась страшная мука, словно ее изнутри сжигал жестокий огонь. – Хозяин…" – она повернулась к нему, моля о понимании.
      "Она для тебя больше чем подруга. Конечно, я все понимаю".
      "Хозяин, не сердись!" "На тебя? За что же? Ты ни в чем не виновата".
      "На нее… – волчица скосила взгляд на Мати. – Она не хотела тебя прогонять!
      Просто… Ну, она сама не знает, что творит!" "Да, это действительно так. Увы".
      "Дай ей время! Она все поймет, все исправит!" "Конечно", – улыбнулся ей повелитель небес.
      – Шамаш… – с опаской поглядывая на бога солнца, хрипло проговорила Сати. – Ты…
      Ты устал… Тебе нужно отдохнуть… А мы… Мы постараемся справиться со всем…Очень постараемся!
      – Да, девочка… Однако, – он повернулся к Сати, несколько мгновений молча смотрел на нее, – вы позовете меня сразу же, как только поймете, что что-то не получаете, хорошо? На расстоянии мне будет тяжело понять, если что-то пойдет не так…
      – Ну конечно, если что, мы позовем тебя! – воскликнула Мати. Она была готова сказать все, что угодно, лишь бы он побыстрее ушел. – Правда? – она требовательно взглянула на спутницу и, едва та согласно кивнула, продолжала. – И вообще: все будет в порядке!
      "Действительно, хозяин, – Шуллат, настороженно следившая за разговором, заглянула Шамашу в глаза. – Мне не по себе. Я боюсь того, что случится. Что может случится. Будет лучше, если, когда все произойдет, ты не был утомлен ожиданием. Мало ли что… Кто знает, какая помощь мне понадобится…" "А сейчас?" "Сейчас… – она прислушалась к себе. – Сейчас все нормально. Время еще не пришло. Мне остается только ждать…" "Что ж… Раз ты так считаешь…" "Да", – взгляд волчицы был пристален и настойчив. Все, чего она хотела в этот миг, был покой, который был нужен ей в этот миг больше, чем тепло, воздух или вода.
      "Хорошо", – выглянув наружу Шамаш увидел, что возница уже подогнал его повозку.
      Оставалось сделать лишь несколько шагов. И Атен стоял рядом, готовый подставить свое плечо.
      – Ладно, я буду у себя, – напоследок он взглянул на караванщиц, волчицу. – Будьте внимательны.
      Выбравшись из повозки, он постоял несколько мгновений, словно раздумывая, что делать дальше, затем отцепил полог от крюка, задернул, закрывая чрево повозки и бывших в ней от холодного дыхания снежной пустыни и любопытных взглядом.
      К нему подбежал волк, задрал морду, стараясь заглянуть в глаза своего хозяина и увидеть в них отражение своей сестры.
      "Как она?" "Сейчас – хорошо, – Шамаш прикусил губу, борясь с головокружением. Эта слабость…
      Она выматывала, сильнее не затихавшей ни на миг боли. – А что будет дальше – не знаю…" "Что может быть, если ты исцелил ее?" – удивленно глянул на бога солнца золотой охотник.
      "Не знаю…" – повторил бог солнца. Это смутное предчувствие чего-то недоброго…
      Если бы только у него было достаточно сил, чтобы разобраться во всем, но… Он покачнулся, рывком прижав руку к груди, сдерживая резкую вспышку боли.
      – Шамаш! – к нему тотчас подскочили Атен и Лигрен, подхватили, удерживая.
      – Я уже приготовил мази, они снимут боль потревоженных ран, – озабоченно вглядываясь в посеревшее лицо повелителя небес, заговорил лекарь, при этом настойчиво стремясь поскорее отвести Его в повозку.
      Волк приглушенно заскулил, взволнованный, закрутился.
      "Хозяин, может, мне привести богиню врачевания? Если ты откроешь ту дорогу, которой мы возвращались из Ее города, я быстро сбегаю туда обратно".
      "Твоя сестра не хотела, чтобы я звал Нинтинуггу… – его сознание было затуманено, так что он с огромным трудом удерживал нить мысленного разговора. – Хотя… Я тоже думал об этом, – словно в полудреме говорил тот, – роды – то, в чем лучше понимает женщина. Это им ближе. Это их стихия. И, потом, мне нужно время, чтобы прийти в себя, восстановить силы. Ты же видишь: я даже на ногах с трудом держусь… А Шуллат не может ждать. Я не хочу рисковать. Не хочу, чтобы в последнее мгновение оказалось, что моей нынешней силы даже умноженной на дар целительницы недостаточно… Вот только…" – он вдруг остановился.
      Волк опустил рыжую голову. Он чувствовал себя виноватым в том, что вынудил хозяина сказать все это, хотя и знал, понимал, что никому не доставляло удовольствия признаваться в своей слабости, тем более – повелителю небес.
      "Я… Снежному охотнику оживляющая мертвых действительно ни к чему, – Хан несмело взглянул на хозяина. – Я просто подумал, может быть, Она поможет тебе?
      Исцелит твои раны".
      "Нет…" "Конечно, она всего лишь младшая богиня, а ты…" "Даже если бы она могла… Она не захочет… После всего, что случилось…" "Она не может винить тебя в смерти той дочери огня!" – волк даже притопнул лапой, со всей силой противясь возможности подобного.
      "Однако это так… Если не еще хуже…" "И, все же, – Хан чуть наклонил голову. Он не спорил, нет, чувствуя, что хозяину и без его настойчивости плохо. Просто. – Давай, я сбегаю? Ну, так. На всякий случай? Не придет – и не придет…" "Что ж…" – Шамаш, прикрыв глаза, тяжело вздохнул.
      "Так можно я…"
      "Ты видишь путь?" "Да! – он, обрадованный, взвизгнул. – Я чую его!" "Не заплутаешь?" "Нет!" – волк был совершенно уверен.
      "Беги", – отпустил его Шамаш. И лишь затем, проводив снежного волка взглядом, медленно, тяжело опираясь на плечи караванщиков, заковылял к своей повозке.
 

Глава 26