Значит… Дочь. Я прав?
– Этот разговор о даре предвидения, которым обладаю не только я, но и Мати…
Шамаш словно говорил нам, чтобы мы заглянули в грядущее. Чтобы мы увидели в нем…
Но вот что? Как ни стараюсь – у меня ничего не получается…
– Может, там и нет ничего, ты ведь мог ошибиться в своих предположениях. Может быть, Он, наоборот, хотел, чтобы вы не прибегали к помощи дара. Во всяком случае, в этот раз.
– Почему же тогда Он говорил с нами о нем? Вместо того, чтобы просто забрать, и все?
– Отнять?
– Ну… Это было бы во благо…
– Атен, – караванщик глянул на него с укором. – Отбирают нож у маленького ребенка, потому что он слишком глуп и неосторожен и может порезаться. Или у раба, ибо у него нет права решать, взять нож за рукоять или лезвие. Разве Он когда-нибудь давал нам понять, что видит в нас бесправных глупцов?
– Я… Лис, иногда легче быть рабом, чем полноправным.
– Ты мне скажешь, наконец, в чем дело?
– Мати снятся дурные сны.
– Подумаешь – сны!
– Я ей тоже так сказал – подумаешь. И, надеюсь, она мне поверила. Вот только ее волнение передалось мне…
– Атен, Он бы не ушел, если бы Мати угрожала беда -Да, да, я понимаю… Просто… Я слишком боюсь за дочь. Чем взрослее становится Мати, тем сильнее я волнуюсь, кружась над ней словно птица над птенцом… Если бы кто-то обвинил меня в том, что я строю на этом страхе всю жизнь – и свою, и ее – он был бы прав…
– Я не обвиняю тебя. У меня тоже подрастают дети…
– Моя девочка… – не слыша его, продолжал Атен. – Она ведет себя странно… И этот разговор с Шамашем… И предчувствия…
– Демоны, твари Куфы, вестники Нергала на твою голову! – Лис обрушил на него поток проклятий. – Ты снова перевернул все с ног на голову! Этот твой дар предвидения… Прости меня за резкость, но когда он находит на тебя, ты становишься… ты ведешь себя как ворона, которая, даже не поняв, откуда идет беда, лишь почувствовав ее дух в дыхании ветра, все каркает и каркает, отвлекая внимание…
– Лис… – кровь отхлынула от лица Атена, руки сжались в кулаки. Он с трудом сдержался, чтобы не броситься в драку, словно разозленный мальчишка.
– Нет, надо признать: пару раз он выручал нас. Но в остальном… – не унимался караванщик, который словно решил дойти до предела терпения своего спутника. – Атен, ты – неблагодарная тварь.
– Я…! – караванщик даже растерялся. Такого он никак не ожидал. И от кого, от старого друга, с котором было пройдено столько дорог, сражений с разбойниками, метелей и лишений… Обида в его груди сменилась яростью, которая была готова выплеснуться наружу.
– Дай мне договорить. А потом поступай, как знаешь. Можешь вызвать меня на поединок или просто выгнать из каравана. Не важно. Я все равно скажу тебе то, что думаю. Что должен был сказать давно: тебе дано больше, чем кому бы то ни было другому на всем белом свете. Бог солнца выбрал твой караван. Он считает тебя своим другом, другом, которого у Него не было со времен легендарного Гамеша.
Он благоволит к твоей дочери, позволяя ей вести себя с Ним так, словно они брат и сестра. Он подарил ей золотую волчицу – лучшую подружку, о которой девочка только могла мечтать…
– Лис… – Атен опустил голову. Он понял, что имел в виду помощник и ему стало стыдно за свою вспышку ярости. Как и за тот страх, голосу которого он так долго внимал, не ставя под сомнение ни единое слово. Караванщик хотел извиниться…
– Я еще не закончил. Так вот. Бог солнца, повелитель небес, величайший из небожителей опекает твою дочь. И ты, глядя в глаза простому смертному, который знает, что у него самого, у его детей никогда, сколько бы он ни молил, не будет такого защитника и покровителя, смеешь говорить о своих страхах?
– Прости.
– Прости?! – Лис шипел, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Но он не мог себе позволить привлечь чье-то еще внимание к этому разговору.
– Прости. Я стал дряхлым трусливым стариком, который не достоин стоять во главе каравана…
– Значит, тебе придется помолодеть, взять себя в руки, измениться. Ты должен быть достоин. У тебя просто нет другого пути.
– Вы могли бы переизбрать меня…
– Мы – нет.
– У каравана есть право…
– Мы уже давно не живем по законам каравана, – вся его ярость ушла куда-то, сменившись слабостью усталости.- Мы – спутники бога солнца. И у Него, не у меня ты должен просить прощения. Ведь ты усомнился в Его милосердии, в его благосклонности, если полагаешь, что Он мог покинуть нас в миг опасности.
– Я… Я… Моя судьба, мои жизнь и смерть в Его руках, – он опустил голову на грудь. В какой-то миг ему захотелось умереть, но… Но он не мог. У него не было такого права. Пальцы сами по себе скользнули к ремню, коснулись заткнутых за пояс пустых ножен, кинжал от которых был у Шамаша.
– Атен, Он всегда доверял тебе. Ответь Ему тем же. Верь не в Него, а Ему.
– Да. Я… Я постараюсь…
– Ты не сердишься на меня за прямоту?
– Нет. Спасибо, дружище, – он был грустен, чувствуя внутри себя осколок пустоты.
И пусть этот кусок ничто уже уходил, начиная затягиваться, словно рана, но он был. – Увы, лишь в отражении чужих глаз нам дано увидеть свои недостатки, которые в своих собственных кажутся достоинствами.
– Что верно то верно… Прими один совет. Совет старого друга, которому не безразлично, что будет с тобой дальше.
– С готовностью.
– Женись.
– Лис, я не могу… – поморщившись, он мотнул головой.
– Мне известны все твои отговорки. И то, что ты однолюб. И то, что Мати не примет мачеху. Но, право же, все это ничего не значит. Жену совсем не обязательно любить всем сердцем. Главное, чтобы она была не противна. Пусть она любит.
Возможно, ты не будешь счастлив, но, во всяком случае, доволен и спокоен. Что же до Мати… Девочка уже выросла. Детская непримиримость покинула ее сердце. Она поймет тебя. Может быть, не сразу, но поймет. Потому что желает тебе добра. И не захочет, чтобы ты стоял за ее спиной несчастный и одинокий в тот день, когда ей придет пора уходить по собственному пути. Женись с той единственной целью, чтобы у тебя появился другой ребенок, малыш, требующий внимания и беспокойства. Когда в твое сердце придут новые заботы, от прежнего страха не останется и следа.
– Я не знаю…
– Зато я знаю, – караванщик тяжело вздохнул, исподлобья глянул на старого друга.
– Ты поступишь не так, как тебе советуют, а как всегда… Жаль, что рядом нет господина Шамаша. Он бы смог переубедить тебя. Но только Он. Он один…
Глава 8
Они вступили в город на заре.
Это был большой, светлый и удивительно теплый оазис. Причем тепло исходило не только от священного храма, но и от земли, домов, даже камней, которые покрывали улицы, площади города.
Крутя головой по сторонам, стараясь ничего не пропустить, Мати сперва, настороженная, сжавшаяся в один комок нервов, искала знак грядущей беды, все, что указывало бы на приближение к опасности. Но ничего подобного, как ни старалась, она не видела. Девушка ловила на себе взгляды жителей города, вышедших встречать караван, в глазах который была теплота и радость встречи, столь искренние, что даже подозрительная, готовившаяся к самому худшему душа не могла усомниться.
Поистине, ей никогда не было так хорошо! Все дни и ночи, проведенные в этом городе, превратились в один большой праздник, наполненный радостью и весельем, новыми встречами с интересными знакомыми, разговорами, историями, танцами…Мгновения летели так быстро, словно прицепившись к хвосту ветра – путешественника.
Право же, она не знала в своей жизни более гостеприимных и заботливых людей.
Казалось, что хозяева беспокоились лишь о ней, делали все так, чтобы ей было хорошо, чтобы она почувствовала себя в гостях лучше, чем дома.
"Они такие счастливые!-Мати, всегда прежде недолюбливавшая горожан, теперь была готова изменить свое мнение. В какое-то мгновение ей даже начало казаться, что она не просто стала понимать этих еще совсем недавно совершенно чужих ей людей, но сама захотела…нет, конечно, не навсегда, не надолго…но хотя бы на несколько дней, может быть, даже на месяц остаться в этом городе.
Она думала:
"Ведь никто не будет возражать, если мы здесь чуть задержимся, верно? Все наши не могут не чувствовать того же, что и я, не могут не хотел этого…Остаться в городе – разве это не предел мечтаний любого караванщика? Просто никто до сих пор не позволял себе поверит, что это возможно на самом деле, не в фантазиях.
Потому что знал, что горожане не примут чужаков. А эти примут. Они нам так искренне рады. Вот было бы замечательно пожить немного их жизнью, узнать, какие они…И, может быть, кто знает – найти свою судьбу…-однако последняя мысль почему-то прошла трепетом по ее душе, заставила вздрогнуть, проводя ледяными пальцами по спине.
"Бр,-поежившись, Мати ускорила шаг. Она бежала на пустынным на рассвете улочкам города, возвращаясь в караван после одной из затянувшейся вечеринок в доме горожанки, пригласившей свою сверстницу – караванщицу к себе в гости.-Ладно, конечно,-поспешила она согласиться со своими внутренними чувствами, боясь растратить все те радость и покой, что были в ее сердце, на никому не нужное препирательство с самой собой,-моя судьба в снегах пустыни. Но ведь чтобы увидеть ее, разглядеть, я должна получше узнать и то, что лежит по другую сторону горизонта от нее, чтобы не ошибиться, отправляясь в путь за ней на рассвете, когда солнце еще стоит за нитью черноты и лишь его гонцы – зарницы несутся в мир, предупреждая о приближении своего господина…"-улыбка коснулась ее губ, когда перед глазами скользнули придуманные ей самой образы – такие прекрасные, что хотелось, застыв, смотреть, любуясь восхитительной красотой, сочинять стихи-заклинания света и тьмы…-Жаль, что я не умею…-с некоторым сожалением подумала она, а затем, вдруг, удивляясь сама себе, вскинула голову, взглянула на себя со стороны.-А почему нет? Почему?-ей казалось, что в этот миг возможно все: стоит захотеть и, оттолкнувшись посильнее от земли, она взлетит в небеса. А если так…-Я просто никогда не пробовала. А если попытаюсь…" Она не замечала ничего, что было вокруг. Дома мелькали с обеих стороны словно серые тени, деревья скрывались во мраке, который были не в силах разогнать ни фонари с огненной водой, ни отсвет пламени, исходивший от Храма.
Ее ноги продолжали идти как-то неосознанно, инстинктивно, глаза глядели не вовне, а внутрь сердца, души, а губы шептали слова, которые сами собой стали слагаться в некий удивительный, непонятный, и потому еще более чудесный, узор…
"Милый друг, что ждет нас впереди?
Нет, молчи, с ответом обожди!
Я боюсь услышать правду слов.
Лучше во власти жить немых оков
Сумрачной надежды и тоски.
Милый друг, коснись моей руки,
Пусть уйдут сомнения и боль,
Только миг, прошу, побудь со мной,
А потом…потом мне дай ответ:
Что нас ждет в седом мерцанье лет?" Она и сама не знала, почему этот придуманный ею узор был именно таким. Казалось бы, она думала о городе и снежной пустыне, о закате и восходе…Или на самом деле все было не так, просто Мати была не готова даже самой себе признаться в этом.
Так или иначе – неважно – сперва она просто наслаждалась своим творением, повторяла слова, словно стремясь разглядеть каждую линию нарисованного ею узора со всех сторон. Но сомнения, закравшись в мысли, никак не хотели уходить, все крутились под ногами, вились над головой, носились словно ветерок по улочкам города, то забредая в тупики переулков, но выбегая на открытые пространства площадей.
"Что нас ждет в седом мерцанье лет?… Что нас ждет…"-да, это было главным – той мыслью, той причиной, которая заставляла идти вперед, в ней навстречу, пока не сложилась в вопрос, который, заданный всему, что было вокруг – городу, Храму, небу, ночи и задержавшемуся где-то рассвету, заговоренный и заповеданный словом, не мог не получить ответ.
И что-то вдруг изменилось в мире. Так быстро, что Мати не успела даже понять, почувствовать, испугаться этой перемене. Просто девушка вдруг оказалась посреди леса – зеленого, веселого, где забавные огоньки – солнечные лучи играли в догонялки с ветрами…
"Но как…? -не понимая, что случилось, как это произошло, она остановилась, закрутилась на месте, задрав голову вверх, глядя на высокие кроны деревьев и мерцавшие средь листвы голубые осколки небес.-А, не важно!"-беззаботно махнула она рукой. Ей уже казалось, что возможно все. И зачем удивляться чуду, раня душу сомнениями, вместо того, чтобы просто радоваться – легко, беззаботно, вдыхая полной грудью то счастье безграничной свободы, которое она не испытывала никогда прежде?
"Да,да, это та свобода, о которой все столь страстно мечтают,-вторил ее душе ветер, раздвигавший кроны деревьев, освобождая небеса, бескрайние,бесконечные,-свобода от тягостных размышлений, страхов и сомнений, грусти и боли. Свобода от всего.
Даже от самой себя – если твоя суть мешает душе освободиться и легкокрылой птицей взметнуться в небеса. Свобода, которую ищут в смерти самоубийцы, не ведая, что ее там нет, ибо она возможна лишь здесь, лишь сейчас – во сне.
"Я сплю!-словно луч озаренья коснулся ее щеки, зажегся огоньками в глазах.-Это сон, мой сон!-с одной стороны, Мати стало немного обидно. Ей бы очень хотелось ощутить все это наяву. Но с другой…Зная о том, что спит, она могла делать в своем сне все, что ей хотелось.-Ведь я умею управлять сном! Я – повелительница сновидений!" Деревья расступились, открывая пред взором уходившее к самому горизонту золотое поле, полное света, тепла, бликов и запахов удивительных цветов, порхания над ними бабочек и стрекоз, похожих на детских духов из сказок.
Это поле впитало в себя бескрайность снежной пустыни, ее открытые всем странникам объятья. Но в нем не было жгучего холода, лишь свежесть, приятная, светлая прохлада. И вместо одного единственного пути – тропы каравана – было бесконечное множество, словно звезд в небесах, дорог.
Оттолкнувшись от земли, Мати поднялась в воздух, раскинула руки, закрыла глаза, блаженствуя, купаясь в тепле солнца, плывя, словно снежинка, по спокойному течению ветров…Она была готова смеяться и плакать одновременно. У нее все получилось! Не было ничего удивительнее этого сна! Но откуда взялась вдруг печаль? Что за сомнение, забредя маленькой льдинкой в душу, стало резать своими острыми краями грудь?
"Что нас ждет в седом мерцанье лет?"-почему-то вопрос, вплетенный в ткань первого в ее жизни заклинания, которое она уже успело забыть, вновь вернулся к ней, разрушая мир счастья и покоя той тенью сомнения, предчувствия или ожидания, которая, взявшись невесть откуда, закрыла солнце, будто дымкой, заточая его яркие лучи в серую повозку скитаний…
"Что?…"-Мати, подтянула коленки к груди, и, обхватив ноги руками, сжалась к комок, закрыла глаза, собирая воедино все свои силы, все мысли и стремления, чтобы затем заставить сон измениться, превратиться из сказочного в пророческий…
Несколько мгновений она не смела открыть глаз, боясь увидеть то, что уже раз было ей явлено начавшем пробуждаться даром.
"Ведь если дракон вновь схватит меня… -страх холодом коснулся ее плеч, которые вновь пронзила боль, пусть не такая жуткая, как могла бы быть на яву, ведь во сне силен может быть только страх, но все равно…-Если это произойдет вновь…Тогда…Все действительно сбудется, сбудется именно так, как предсказано! Ведь повторение – знак истины!…Но…Я не хочу, не хочу! Не хочу умирать так, умирать сейчас! Я же совсем молода! У меня впереди еще столько всего…Со мной еще не произошло почти ничего из того, что должно было, что я потом могла бы увидеть в своем вечном сне!…Я…" Если бы все происходило наяву, она бы заплакала. Но здесь, во сне – открыла глаза, стремясь изменить сон и, вместе с ним – черное пророчество.
По небесам уже скользила тень дракона, все приближаясь и приближаясь к ней. Вот крылатый зверь уже завис над ней, готовясь к броску.
"О боги, только не это!"-в отчаянии она стиснула руки. Сердце стучалось так сильно, что, казалось, было готово вырваться из груди. Мати хотела закричать, позвать на помощь – но язык отнялся, губы онемели, отказавшись шевелиться. Она бросилась было бежать, стремясь спрятаться под деревьями леса, до которого, казалось, было рукой подать, но движения стали медленны, тягучи, словно попав в сладкую патоку, и чем быстрее она бежала, тем медленнее были ее движения.
"Нет, папочка, нет!"-ощутив на себе удары ветра, рожденного взмахами огромных крыльев. Она ждала боли, смерти…
И тут она проснулась.
Мати вновь была в своей повозке.
– Милая, что с тобой?- с ней рядом сидел отец. Его взволнованные глаза были устремлены на дочь. Он озабоченно коснулся сухой, шершавой рукой ее мокрого от пота лба:- Ты не заболела?
– Нет. Просто…Просто мне приснился плохой сон…
Она придвинулась к нему, прижалось.
– Опять?
– Да, опять!-вскрикнула Мати и разрыдалась.
– Ну что ты, что ты?-он даже растерялся.-Это ведь был только сон! И я говорил тебе…
– Но он повторился, папа! Повторился вновь!
– Сон…-он тяжело вздохнул, взглянул на нее.-Неужели такой плохой?
Та лишь кивнула в ответ, глотая катившиеся по щекам слезы.
– Ты до сих пор трясешься… Испугалась?
– Да.
– Успокойся, милая. Все уже позади. Сон закончился, скоро он забудется и никогда больше не потревожит твой дух. Не дрожи!…
– Это не от страха,-вдруг с совершенной ясностью поняла она, хотя ее зубы продолжали стучать и она никак не могла их унять.-Просто здесь холодно,-она сжалась, притянула к себе одеяло, спеша получше закутаться.-В пустыне метель?
– Не знаю. Может быть. Где-то на ее бескрайних просторах – так уж точно.
– А здесь? За пологом? Мы ведь из-за нее остановились?
Караванщик взглянул на нее с некоторым удивлением:
– Неужели в своем сне ты странствовала так далеко, что обо всем забыла? Мы стоим, потому что мы в городе.
– В городе?-ее губы сжались, сразу вдруг побелев, лоб снова вспотел. Предчувствие холодным ветром страха окатило ее с головы до пят.
– Вот что, милая, давай, поскорее одевайся, и беги, поиграй со своими новыми друзьями. Или осмотри город. Ты ведь любишь бродить одна по чужим улочкам, я знаю.
– Пап, можно лучше я здесь посижу, а?-ее испуганные глаза молили о понимании.
Но караванщик был непреклонен, словно зная: стоит пожалеть девочку, и та вообще расплачется, стоит позволить ей остаться в повозке, и она будет дрожать от этого непонятного страха день напролет, вместо того, чтобы просто взять и убедиться, что бояться нечего.
– Хватит, Мати!-его голос зазвучал твердо и даже резко.-Перестань! Ты уже не малышка, которой позволено бояться неведомо чего! Тебе скоро проходить испытание.
А для этого нужно быть смелой. Не обязательно настолько, чтобы вообще забыть страх, но достаточно, чтобы хотя бы встретиться с ним взглядом. И, заглянув ему в глаза, убедиться, что он совсем не так страшен, как тебе кажется.
– Папа?-она с сомнением взглянула на отца, не узнавая его.
– Что?-тот, если и заметил ее смятение, сделал вид, что это не так.
– Ничего,-та пожала плечами. В конце концов, какое это имело значение? Когда все – лишь соню Это не могло быть правдой – Мати не смогла бы забыть дня прихода в город. Такое не забывается. Во всяком случае до тех пор, пока оазис не останется позади. И раз она не помнила этого – значит, ничего такого и не было вовсе. Сон – все лишь сон. А во сне возможно что угодно. Будущее становится прошлым, перепрыгивая через настоящее, родные лица меняются до неузнаваемости, а чужие, наоборот, кажутся знакомыми уже много лет, хотя и остаются при этом безымянными, или берут себе имена других – живых, близких…
– Говорю тебе, дочка,-тем временем продолжал тот, в ком она была готова узнать своего отца.-Страх – он…-караванщик умолк на миг, поморщился, старательно подбирая нужные слова.-Он словно тень. Страшен, когда бежит следом, стонет и охает в темноте за спиной. Кажется, что он вот-вот схватит тебя своими мохнатыми лапами…Но оглянись. Не убегай от него, остановись и всего только оглянись. И он исчезнет, растаяв словно тень в лучах полуденного солнца. От него не останется и следа. Словно ничего и не было. Лишь твои фантазии.
– Ты…Ты так думаешь?-она слушала его, слушала так внимательно, как никогда прежде, словно с ней говорил не отец – простой торговец, а один из небожителей…Один из…Правда, вот только она не знала, кто…Впрочем, это было не важно. А важно было то, что этот загадочный, одновременно такой знакомый и совершенно чужой собеседник сможет рассказать ей.
– Не думаю. Знаю.
– А…А если этот страх навеян не сном, а чем-то большим?
– Чем же?-усмехнулся тот. При этом его усы так забавно топорщились, что она не сдержала улыбки.-Во,-заметив это, воскликнул караванщик.-Уже смеешься. Дочка, ты явно на пути к выздоровлению.
– Да,-та, почему-то покраснев, смущенно потупила взгляд. А затем, глядя в сторону, но не на полог повозки, а куда-то…куда-то за него, в бесконечные просторы не то мира яви, не то страны грез. – А вот если…Если сон повторяется, если он пророческий…Можно изменить его, остановившись?
– Ну, простого бездействия тут недостаточно. Нужно еще кое-что.
– Что?-она резко повернулась к собеседнику, припала к его лицу глазам, замерла, вся уйдя во внимание. Она даже не моргала, боясь пропустить тот момент, когда он даст ответ, а что это произойдет, она не сомневалась.
– Видишь ли…-караванщик почему-то медлил, может быть – стремясь продлить это мгновение, а может – готовя ее к ответу.-Сны-пророчества…Они находятся где-то на грани между явью и фантазией. В них все по особенному…То, что впереди – прошлое, то, что позади – грядущее…Остановись – и увидишь то, чего не было…Вот только это грядущее не изменится только потому, что ты взглянешь ему в глаза.
Беда – она ведь не пройдет мимо, поняв, что ты знаешь о ее приходе. Ей нужна…жертва.
– Жертва?-она вдруг сразу вспомнила тот город, город смерти. И жуткий холод окатил ее с ног до головы.-Нет, нет, никогда!
– Ты спрашиваешь, я отвечаю,-спокойно пожал тот плечами.
"Это…это лишь сон. На самом деле ничего не происходит,-думала она, заставляя себя успокоиться. – И не будет ничего плохого, если я спрошу…Я ведь не собираюсь ничего такого делать. Я просто хочу узнать…" -И эта жертва?…
– Она должна будет принять беду на себя. Освобождая тебя. Беда получит свою жертву – и уйдет.
– Это ужасно!
– Ничего ужасного. Тебе ведь не придется делать ничего плохого. Не тебе заносить нож над чужой жизнью. Достаточно лишь в какой-то миг сделать шаг в сторону. Один лишь шаг – и устремленный на тебя взгляд падет на кого-то другого…
– Но ведь его…того будет ждать страшная смерть…
– Дочка!-он взял ее за плечи, повернул к себе, заглянул в глаза.-Главное, что ты будешь жива! Жизнь – жестокая штука. Не важно, караванщик ты, горожанин. Все люди так делают – покупают себе продолжение жизни ценой чьей-то смерти. Так происходит, когда дозорные вступают в сражение с разбойниками, черпая свое грядущее в их конце…
– Но Шамаш…
– Шамаш!-ей показалось, что на какой-то миг усмешка исказила черты собеседника.
– Ты…Ты ненавидишь его?…Нет!-мотнула она головой.- Ты не мой отец!-она отодвинулась в сторону.Теперь Мати была уверена в этом. Однако, странное дело, это не внушало ей страха. То, чего она действительно боялась, было по другую сторону реальности.-Ты…Губитель?-все же, она не осмелилась назвать имя злейшего из врагов бога солнца по имени.
– Нет,-чужак рассеялся.-Конечно, нет, девочка.
Однако же разоблачение нисколько не разочаровало его. Даже скорее наоборот, обрадовало, ведь теперь он мог сказать то, о чем бы не заговорил никто другой, кроме него одного. Ибо это были его слова. Лишь его. И он не хотел делиться ими, словно гордец заслугой, ни с кем другим.
– Кто же ты? Или это секрет?
– От тебя? Конечно, нет!
И, все же, он медлил с ответом. Во всяком случае, так показалось Мати, которая с нетерпением ждала ответа.
– Ты…-она пыталась найти его сама, предполагая…Или, вернее, гадая.-Ты господин Намтар?-это могло быть так. Ведь она же спрашивала о грядущем, а кому лучше знать будущее, как ни богу судьбы?
– В некотором роде,-усмехнулся тот.-Я его отражение.
– Отражение бога судьбы?-удивленно повторила она.-А разве такое возможно?
– Ты во сне. Здесь возможно все.
– Для повелителей сновидений…-проговорила она, повторяя мысль, рожденную у нее в душе, пришед неизвестно откуда.-Ты Лаль!-она ничуть не сомневалась в этом.
– Да. Маленький Лаль. Приятно сознавать, что ты помнишь меня. Несмотря на все старания Шамаша.
– Помню?-она наморщила лоб, пытаясь сосредоточится. Что-то она помнила…Но вот что? И Шамаш…Почему этот странный собеседник заговорил о нем?
– Нет? – его бровь чуть приподнялась.-Значит, Шамашу удалось…
– Что удалось?
– Заставить тебя забыть.
– Что забыть?
– Как ты приходила в мой мир. Воистину, бог солнца сотворил нечто поразительное,-он пригляделся к ней, словно стремясь в глазах девушки найти следы того, о чем искал. – Он просто взял тебя… И не только тебя, но и всех твоих спутников по тропе каравана…Иначе бы у него ничего не получилось. Взял и перенес в прошлое.
А настоящее обратил сном…
– Если так, почему ты…
– Помню? Видишь ли, когда все это происходило, я стоял невидимкой за спиной у бога солнца. Так что меня эти превращения не коснулись.
– Но как так случилось…
– Понятия не имею. Зачем? Ведь мне все равно не дано совершить ничего подобного.
Я – младший из богов, а не повелитель небес.
– И почему он…
– Ну, наверное, хотел спасти кого-то из каравана.
– Изменить судьбу?
– Да.
– Лаль…А вот Шамаш…Он говорил, что менял судьбу других… Мою судьбу…И вообще…Он тоже переносил беду…?
Лаль несколько мгновений, раздумывая, смотрел на нее:
– Я знаю, что ты хочешь услышать в ответ на свой вопрос. И чего боишься узнать. Я мог бы сказать "нет",-но это было бы неправда. Я не хочу ранить твою душу, и поэтому не отвечу "да". Спроси у него. И спроси, почему он никому не сказал, что та легенда, которую придумал ваш летописец, тот сон, память о котором сохранил лишь хозяин каравана, на самом деле – быль. Зачем он скрыл правду.
– Он хотел сказать…
– Теперь. Но не тогда. И даже спустя столько дней и ночей, не сказал всего.
Спроси его, девочка.
– Я спрошу…-прошептала Мати.
– Спроси,-и он исчез.
– Лаль!-вскрикнула девушка, оглядываясь по сторонам, ища взглядом своего загадочного собеседника. Она хотела еще так о многом его спросить…
Но бога сновидений нигде не было. Хотя она и продолжала спать.
Мати хотела проснуться, чтобы поскорее увидеть Шамаша, расспросить его обо всем, узнать…Ведь если он сам изменял судьбу, принося такую жертву…Значит, эта жертва – не то, что кровная, она не противна небожителям…И тогда можно сделать так, как говорил Лаль…
Однако… Может быть, она не помнила тот сон, но уж легенду Евсея о стране сновидений – почти так же четко, как если бы все случилось на самом деле. Лалю нельзя верить. Он – бог обмана…
И еще. Странно, но она никак не могла проснуться. Говорила себе – "проснись" – и никакого толку. Но почему? Она ведь прекрасно знала, что спит. И знала, что для пробуждения достаточно захотеть проснуться. И все же у нее никак не получалось…
"Может быть, так нужно? Может быть, я должна в этом сне узнать что-то еще, понять что-то такое, чего нельзя узнать наяву…Может быть…" Она выскользнула из повозки. В ее сердце уже не было былого страха. Потому что уже знала – чтобы спастись, достаточно встать у него за спиной.
Мати огляделась вокруг.
Холод снежной пустыни остался где-то далеко за горизонтом невидимой, лишь предчувствуемой тенью. Теплый задумчивый ветерок трепал выбившиеся из косы пряди, обдувал своим мягким дыханием щеки и лоб, даря им, пылавшим от внутреннего, негасимого огня прохладу и покой.
Значит, и в этом сне караван уже вступил в город. Но почему тогда вокруг нет стен домов, окружавших торговую площадь? Почему караван стоит посреди леса, и ветви деревьев, подбираясь к самым повозкам, касались полога, словно стремясь приоткрыть его, заглянуть внутрь, в самое чрево странного, чужого здешнему миру создания.
Был вечер. В небо уже вышла луна, приведя с собой толпу служанок-звезд. На маленькой полянке, приютившей караван, царили тишина и покой, такие глубокие, такие сладкие, что с губ девушки сам собой сорвался зевок.
В такую ночь хотелось спать. И не важно, что Мати и так уже спала. Ведь, как она только что убедилась, спать можно и во сне, пробуждаясь вновь и вновь.
Рядом не было никого. Лишь Шамаш стоял возле своей повозки, задумчиво глядя куда-то за деревья. Он словно ждал чего-то. Или кого-то.
Мати показалось, что он ждет ее. Конечно, так и должно было быть. Ведь ей было очень важно поговорить с ним, расспросить, узнать…
И девушка подошла к нему, остановилась рядом, окликнула:
– Шамаш…
– Да, Мати,-прозвучавшее в ответ заставило девушку вздрогнуть.-Что с тобой?
– Я…Ты просто никогда прежде не называл меня по имени…-пролепетала та, пораженная до глубины души. Она привыкла отзываться на его "малыш", "девочка", "милая" – не те бесцветные, безликие слова, которыми они были в устах обычного человека, а дышали необыкновенным волшебством. Но ее имя в устах небожителя прозвучало как-то…по чужому, что ли. Бесчувственно, словно принадлежало не живому существу, а призраку, тени, вообще никому, во всяком случае, не ей.
– Это плохо? – его вопрос заставил Мати вновь вздрогнуть.
– Нет, почему… – она растерялась. Ей просто было немного странно…А, что там!
Все это – пустяк, который не имел никакого значения теперь, когда важным было другое – получить ответы. И как можно быстрее, когда сон может быть страшно быстротечен, успевая за одно короткое мгновение изменить все: и вопрос, и собеседник, и даже сам мир сновидений.
