Потерянные души
 

 
      Придорожный трактир, как две капли воды похожий на сотни своих собратьев, разбросанных по всему свету, встречал редких путников едким запахом валившего из очага дыма и горьковатым духом подгоревшей стряпни. В небольшой комнатушке царил полумрак, который были не в силах разогнать прикрепленные к стенам чадящие факелы.
      Вечер давно остался позади, и все ближе под-ползала полночь – пустынная, холодная и промозглая, – такая же, как и весь мир на закате осени.
      Трактирщик – высокий кряжистый мужик с опухшим лицом и водя-нистыми мутными глазами – одиноко сидел у очага. Стоявший рядом с ним на грязном полу кувшин с вином опустел.
      "Придется спускаться в подвал",- забрела к нему в голову мысль, но быстро затерялась среди тишины.
      Он не сдвинулся с места. Зачем? Ему было все равно. Все потеряло смысл, стало безразличным и далеким. Исчезни весь мир – он и тогда остался б не-подвижно сидеть. Даже если бы случайно заметил произошедшее.
      Всю свою жизнь, сколько Горивек себя помнил, он был неудач-ником. Бог позаботился о нем, позволив родиться в богатой купе-ческой семье и сделав наследником большого состояния, а затем, решив, что с этого смертного достаточно, занялся устройством судеб других.
      Но наследство рассеялось, словно туман поутру. Часть забрали священни-ки, пояснив, что покойный отец был греховодником и им придется изрядно потрудиться, чтобы вызволить его душу из темницы черных богов. Потом Горивек затеял рискованное предприятие, не представляя, чем все может закончиться. Если быть до конца честным, то его просто втянули в эту заведомо проигрышную авантюру бывшие компаньоны от-ца. Но разве это оправдывало его наивность и безду-мье…?
      В общем, того, что осталось, с трудом хватило на покупку старого придорожного трактира, всю заботу о котором взвалила себе на плечи его жена – -самая добрая и терпеливая из женщин – когда на первых по-рах у них не было денег даже на прислугу.
      Дела шли так себе. Хотя им хватало, чтобы не умереть с го-лоду и даже понемногу откладывать на черный день, но о том, что-бы покинуть это гиблое, продуваемое всеми ветрами место и перебраться в какой-нибудь городок, не могло быть и речи.
      Горивек смирился, топя накатывавшие на него время от времени волны боли и обиды в вине. Неудачник навсегда останется неудачником.
      А неделю назад и жена, и малютка-сын – свет очей, надежда и радость – вдруг слегли. Страшный жар не спадал ни на миг, ка-шель, рвавший душу и грудь на части, постоянно гремя среди холо-да стен, уже переходил в хрип и тихий, бессильный плач. Никакие отвары, лекарства, молитвы и обереги не помогали. Один из немно-гих путников, спешивших вернуться домой до наступления зимы, все качал головой, а, потом, уходя, велел к кон-цу недели справлять покрова и звать священника.
      "Ветер и холод,- все повторял он. – Они пришли им в грудь, чтобы возвести из камней угасающей души ледяной дворец смерти".
      Сначала Горивек не хотел верить, не мог заставить себя даже подумать о том, что он останется совсем один. Трактирщик слезно умолял путника, видно, сведущего во врачевании, помочь, но тот лишь безнадежно качал головой, обещая рассказать обо всем первому встречному священнику, чтобы души умирающих не остались без проводника.
      С каждым днем больным становилось все хуже и хуже. Малыш уже перестал вздрагивать от прикосновения холодных рук отца. У него больше не было сил плакать. Он лежал, скользя ослеп-шим взглядом по окружавшим его предметам, ничего не узнавая. Мать, держась из последних сил, беззвучно плакала, видя, как стра-дает ее ребенок и, зная, что ничем не может ему помочь. Но в ее воспаленном взгляде мерцавших в темноте глаз не было ни укора, ни мольбы… только грусть – боль расставания перед долгой разлу-кой.
      А Горивек, проклиная судьбу, во всем винил лишь себя. Будь он удачливее, его родным не пришлось бы замерзать в крошечном трактире на безлюдной дороге.
      Не в силах более терпеть страшную боль, Горивек, отгородив-шись от всего мира вином, запил горькую. Трое слуг – старая стряпуха, мужик-конюх и совсем еще юная девчонка-горничная – такие же невезучие, как и их хозяин, признательные ему за то, что он приютил их, отогрел и накормил,- понимая горе трактирщика, взяли все заботы на себя, позволив Горивеку думать лишь о сво-ем.
      Минувший день не привел в трактир почти никого: полуденный бродяга да паломник- безумный старик только согрелись у огня, насытились и поспешили уйти. Казалось, что трактир тоже умирал, и потому люди начали об-ходить его стороной.
      Вечер вот-вот должна была сменить ночь. Но слуги не спешили уйти в свои коморки.
      Они сидели в дальнем темном углу и ждали: может, случится ЭТО и понадобится их помощь, поддержка и сочувствие. Старуха, пробывшая с больными весь день, когда совсем стемнело, оставила их одних: смерть, приближение которой уже чувствовалось, не любит, когда за нею подглядывают.
      Сейчас она, уронив голову на грудь, дремала, всхрапывая и что-то невнятно бормоча себе под нос. Молчун Орхип потягивал пиво, опустив глаза, блекло горевшие под густыми лохма-тыми бровями. А девчонка, вжавшись в самый угол, сквозь слезы смотрела на трактирщика, с трудом сдерживая рыдания. Ей, не так давно потерявшей семью, была уже знакома смерть, но разве может смириться с ней чистая детская душа?
      Дождь все усиливался. Его стук уподобился биению сердца, быстрому и частому.
      Тяжелые гулкие раскаты грома подступали все ближе и ближе к трактиру. Когда удар прозвучал над самой крышей, Горивек очнулся. Откинув в сторону пустой кувшин, обиженно звякнувший о камни у камина, он встал и медленной шаркающей походкой побрел к лестнице.
      И тут дверь скрипнула. В трактир ввалился путник.
      – Фу, ну и погода! – загромыхал от порога его бас.- Чем же я прогневал Бога, что Вседержаталь послал меня в путь в такую ночь? Эй, слуги, где вы там? Или в этом проклятом месте уже все повыме-рли?
      Девочка сорвалась с места. Низко поклонившись гостю, извиняясь за нерасторопность, она приняла у него тяжелый мокрый плащ, под которым оказалась зеленая сутана монаха.
      – Святой отец!- искренне обрадовавшись, она попыталась схватить его руку, поцеловать, но тот небрежно отмахнулся от нее, как от надоедливой мухи, и, достав платок, стал старательно вытирать мокрое лицо.
      – Ладно, сперва дело,- вновь заговорил он.- Где те, чьи души я должен провести к богу? Уверен, они довольно нагрешили на своем веку, раз Создатель призывает их на свой суд в такую непогоду. Мне придется изрядно постараться, уговаривая Вседержателя принять их. Так что не поскупитесь на богоугодное дело. А наша милость…
      – Мне известна милость священников, впрочем, так же как и ее цена! – вдруг встрепенувшись, зло проговорил Горивек.- Но на этот раз ты поторопился: моя жена и сын еще живы!
      – Раз так, подождем, – спокойно ответил священник.- А ты, сын мой, успокойся, не то я могу решить, что передо мной заблудшая овца. Лишь горе оправдывает подобные слова.
      – Святой отец,- заспешила к нему старуха.- Сам Бог прислал вас к нам в этот час.
      Помогите! Может, еще не все потеряно.
      – Нет, нет! Мне рассказал об этих несчастных заезжий ле-карь. Его слову я полностью доверяю. Да и не дело служителя церкви мешать божьим промыслам… Вот что, милейшие, раз приходится ждать, позаботьтесь о моей повозке, пока она вконец не промокла. Накормите коня. Да и мне не мешает согреться.
      Слуги засуетились вокруг него, а Горивек, в сердцах мах-нув рукой, пошел вниз за новым кувшином вина.
      Едва он успел подняться из подпола, как дверь снова, заскри-пев, отворилась, и в трактир вошли новые гости. Одеты неб-роско, но не в лохмотья бродяг. Скорее, пришельцев мож-но было принять за знатных горожан: порывы ветра, врывавшиеся из-за распахнутой двери, теребили дорогие темные плащи, укутывав-шие странников с головы до ног.
      – Входите, входите, не напускайте холода! – стал торопить их усевшийся на стул возле самого огня священник.
      Те сделали несколько шагов, но затем, не заходя в комнату, ос-тановились.
      Служанка, протянувшая уже руку за плащами, резко отдернула ее, словно обжегшись, и, зашептав молитвы, попятилась назад. Теперь и трактирщик заметил блеснувшие в свете факелов мет-ки – пентаграммы, стоявшие на плечах пришельцев. Видно, по вдруг нависшему напряжению священник тоже почувствовал что-то неладное. Впившись глазами в странников, он вскочил, ощерился:
      – Колдуны?! Вышвырните скорее за дверь эту не-чисть! Выродкам не место в доме почитателей божьих!
      Но Горивек задумался и, видя в его нерешительности надежду, один из пришельцев отбросил капюшон, открывая молодое смуглое ли-цо, и поспешно заговорил:
      – Позволь нам остаться на ночь. Мы не оскверним твоего жилища и можем щедро заплатить за гостеприимство, – быстро достав тяжелый кошель, он нагнулся, опуская его на пол, к ногам хозяина, который продолжал неподвижно стоять, раздумывая, как поступить.
      – Вон, дети мрака! – вновь закричал священник, надвигаясь на чужаков черной тучей.
      – Если верно, что молния – меч Господень, се-годня ей предстоит славное дело – покарать нечистых!
      – Божий человек, – вновь заговорил молодой колдун. – Мы уйдем. Мы сделаем так, как ты велишь, но позволь ей, – движением головы он указал на женщину, которую бережно поддерживали двое его спут-ников, – остаться. Она вот-вот должна родить.
      Пожалей несчастное, ни в чем не повинное дитя, которое не успело даже войти в этот мир.
      – Чтобы она принесла здесь своего звереныша?! – священник задохнулся от гнева.
      – Пусть остается. И вы оставайтесь, – вдруг промолвил Горивек. – Тая, – позвал он девочку- служанку. – Отведи их на чердак. Ес-ли потребуется вода или еще что – скажи Орхипу, он принесет.
      – Спасибо, – колдуны низко поклонились.
      – Погодите благодарить, – трактирщик был полон решимости – чувства, которого он не испытывал никогда рань-ше. – Сперва о плате, – он поддел кошель носком тяжелого грубого са-пога, отодвигая в сторону, – мне нужны не деньги. Моя жена и сын тяжело больны. В сущности, они уже мертвы. Ни бог, ни люди не мо-гут их спасти. Так вот, вы вылечите их.
      – Что?! – в ужасе вскричал священник. – Вероотступник! Как ты посмел даже помыслить о подобном! Знаешь ли ты, что ждет пошедше-го на столь ужасный грех…?
      – Мне все равно, – резко прервал его хозяин. Он смело взгля-нул в глаза колдуна – пылавшие черные бездны. – Так ты спасешь их?
      Путник кивнул:
      – Конечно, добрый человек, – услышал трактирщик долгожданный ответ. – Я готов сделать все, что в моих силах. Веди меня к ним, пока не стало слишком поздно даже для чуда.
      – Это очень опасно, – остановил смуглолицего другой колдун, по голосу старше первого. Он качнул головой в сторону священни-ка. – Может, будет лучше, если к больным пойду я?
      – Нет, – тот коснулся его руки. – Нельзя взваливать свои долги на чужие плечи…
      Позаботься о спутнице, – и он двинулся вслед за трактирщиком.
      А служанка тем временем взяла факел и с опаской, смешанной с любопытством, поглядывая на шедших вслед за нею колдунов, повела их на чердак, где те, обессиленные, опустились на кучу старой соломы, сваленной на полу.
      Тая хотела уже юркнуть вниз, уйти, спрятаться, но, вспомнив наказ хозяина – ждать, не понадобится ли путникам чего, осталась, сжавшись в комочек у самого края ведшей вниз лестницы, непрес-танно читая молитвы-обереги.
      Колдуны между тем облегченно вздохнули:
      – Хвала богам, даровавшим нам сегодня крышу над голо-вой, – прошептала ожидавшая ребенка, снимая плащ. Это была еще молодая, красивая женщина с волосами цвета налившейся пшеницы, па-давшими водопадом на плечи.
      – Хвала богам, – вторя ей, промолвили остальные. Опустив го-ловы на грудь и не поднимая взгляда с дощатого пола, они какое-то время сидели молча, словно беззвучно читая молитву. Затем сняли мокрые плащи, расстелили их на полу внутренней стороной вверх.
      Двое мужчин лет сорока-сорока пяти с блестевшей в волосах сединой и добрыми печальными глазами и девочка – ровесница Таи – с серыми, тонкими косичками.
      – Когда? – спросил женщину один из колдунов.
      Та прислушалась к себе, а затем тихая улыбка скользнула у нее по губам.
      – Уже скоро. Не пройдет и часа, как в мир вступит еще одна наделенная даром дочь земли и огня.
      Кивнув, колдуны замерли, приготовившись терпеливо ждать. Они сидели в полной тишине, в которой не было слышно ни биения сердец, ни взволнованно быстрого дыхания.
      Любопытство пересилило страх и Тая, подняв глаза, бросила быстрый, вороватый взгляд на пришельцев.
      Она родилась в маленькой, мирной деревеньке, где и была-то, сколько она себя помнила, лишь одна колдунья – старуха-повитуха, всегда улыбчивая, во всем готовая помочь. Ее сожгли на костре в прошлый, холодный и дождливый год, обвинив в порче. Она не сопротивлялась, не молила о пощаде, не проклинала, просто смотрела на всех с грустью и сочувствием, как мать смотрит на маленького ребенка, причинявшего ей боль. Наверное, ее бы помиловали, если бы священники, пришедшие из дальнего храма, не пригрозили де-ревне отлучением…
      И тут девочка встретилась взглядом с маленькой колдуньей, которая, робко улыбнувшись чужачке, придвинулась к ней, села ря-дом.
      У нее были огромные, похожие на озера, голубые глаза, добро-та и тепло которых могли растопить лед любых страхов.
      – Мне казалось, что у всех колдуний волосы черные, словно са-жа, и черные глаза-угольки,
      – Тая и не заметила, как заговорила с ней. – Ты не похожа на них. И она, – девочка чуть качнула головой в сторону женщины, – тоже.
      – А много ты встречала колдуний?
      – Одну. Но священники говорили, что бог метит вас черным цветом.
      – Не знаю, – девочка пожала плечами. – У меня они от рождения такие, – и она улыбнулась, словно извиняясь.
      – Как тебя зовут?
      – Полеся, – та устроилась поудобнее, поджав под себя ноги.
      – Эта женщина – твоя мать?
      – Нет, – ее глаза погрустнели, подернулись пеленой боли. – Дуб-рава – наставница.
      Она взяла меня к себе, когда мама… – девочка замолчала, а затем, совсем тихо, добавила: – Когда мамы не стало.
      – Моя мама тоже померла. Давно. Я ее почти не помню. Затем бог прибрал отца и братьев. И у меня никого не осталось. Дом заб-рали за долги… Сперва я бродяжничала, а потом прибилась сю-да. Хозяева всегда были добры ко мне…
      – Выходит, ты тоже сирота. У нас общая боль.
      – Сейчас, когда хозяйка при смерти, я чувствую себя так, словно второй раз теряю маму…
      Полеся вздохнула: – Да… Когда я узнала, что мужа Дубра-вы больше нет, я рыдала, как по отцу.
      – Значит, тот… Который лечит хозяйку, не муж твоей наставни-цы? – Тая была удивлена. Она не могла даже представить себе, чтобы кто-то решился пойти на такой риск, подвергая себя смертельной опасности ради чужого человека. – Может, тогда, брат…?
      – Нет, – Полеся качнула головой. – Мы жили в домике у одного маленького городка…
      Все было хорошо… Люди любили нас… Дубрава – замечательный травник, а ее муж, Лесь…Конечно, это запрещено законом, но люди просили его, и он заклинал погоду… Крестьяне, жившие вокруг, не знали неурожаев, а горожане – болезней…
      Но по-том пришли проповедники… Ничего, что я так длинно рассказываю?
      – Нет, – чуть слышно прошептала Тая. – Мне интересно слу-шать тебя. Словно попадаешь в другой мир.
      – Тот мир не лучше этого, – Полеся горько усмехнулась. – В об-щем, те, кому мы помогали, испугались гнева бога. Леся поймали и сожгли, а мы с Дубравой успели убежать… Дубрава обратилась к Старшим. И они прислали нам спутников, которые обязались позаботиться о нас… Вот и все.
      – Какие у вас удивительные обычаи! Если бы и люди так же по-могали друг другу! – у нее на глаза навернули слезы. Скольких бед ей удалось бы избежать, если бы хоть кто-нибудь из деревенских приютил у себя сироту!
      – Это не потому, что лишенные дара – злее, хуже нас, нет, это совсем не так!
      Просто… Горе, кара, беда…они объединяют. А вы счастливее нас. Счастьем делиться труднее.
      Тая поражено заморгала глазами. Эта колдунья, одна из тех, кого все называли жестокими, себялюбивыми и мстительными, совершенно искренне жалела ее, и при этом так мягко, осторожно, что это не ранило, не заставляло слезы навертываться на глаза.
      – Странно, – прошептала она. – А ведь ты должна ненавидеть лю-дей, презирающих вас, прогоняющих прочь, убива-ющих…
      – У вас есть право нас презирать, – Полеся, погрустнев, опус-тила голову. – Мы виноваты перед вами и должны, поколение за поко-лением, расплачиваться за вину предков.
      – О чем ты? О легенде про короля-колдуна? Но ведь это лишь легенда!… Нет? Даже если так, почему дети должны платить за преступления родителей?
      – Хотя бы потому, что мы хотим сохранить память о прошлом, – совсем тихо ответила маленькая колдунья.
      – Неужели то, о чем рассказывает эта легенда, действительно происходило? – Тая нервно повела плечами. Она помнила каж-дое слово – деревенский священник повторял ее всякий раз, когда наказывал кого – то.
      Давно, много веков назад, миром правили колдуны, во главе которых стоял их король. Они возвели города, провели ленты дорог, наделили почву плодородием… С людьми же, которые пришли, чтобы жить в их стране, они обращались хуже, чем с животными, словно те вовсе были неодушевленны и создавались лишь затем, чтобы выполнять их желания. Любой из колдунов мог убить человека, не страшась нака-зания, забрать ребенка у матери, чтобы принести его в жертву чер-ным богам…
      – Я…- губы девочки задрожали – Я еще не знаю всего, только то, что в легенде есть доля правды. Мой народ действительно ког-да-то был наделен властью и жестокостью… Но… Не знаю, мне труд-но поверить, что так было, ведь сейчас все иначе, мы стали совсем другими!
      – Прости, мне не нужно было расспрашивать тебя, – почувствовав, что Полеся готова заплакать, поспешно сказала Тая.
      – Ты просишь прощения у меня? Но почему?
      – Мне показалось, что я обидела тебя.
      – Разве колдунья имеет право обижаться? Вот, – она взяла свой плащ. – Смотри: нам велят носить пентаграмму- символ нашей былой власти, знак падения и презрения – чтобы мы не забывали о щедрости лишенных дара, позволивших нам остаться среди живых, – в ее голосе не было ни осуждения, ни гнева, лишь горечь и боль.
      – Может, за минувшее время все изменилось, та чаша, что была полной, опустела, переполнив пустую. И теперь уже мы виноваты пе-ред вами, но не можем, как это сделали вы, понять и остановить-ся. Может быть…- договорить она не успела: лежавшая на расстелен-ных плащах Дубрава приподняла голову.
      – Пора, – прошептала она.
      Тая встрепенулась, опрометью бросилась вниз, за водой. Ста-руха с Орхипом уже давно приготовили ее, согрели. Оставалось лишь отнести наверх.
      Девочка родилась легко. Ее первый вскрик был негромким, даже, казалось, робким, но счастливым. А так – обычный ребенок, розовенький хрупкий комочек, ни волчьей шерсти, ни рожек, ни тайных знаков… И земля не протестовала, она радовалась рождению нового существа. Словно омыв влагой новорожденную, дождь прекратился, из-за туч выглянула луна, окруженная звездной свитой…
      Когда на чердак поднялся хозяин трактира, малышка, укутанная в одеяльце, сладко посапывала на руках у матери.
      – Спасибо, добрый человек, – улыбнулась Дубрава трактирщику. – Если б не ты, моя девочка родилась бы на холодном ветру мертвой. Да и меня б ждала вечная дорога…
      Не знаю, смогу ли я когда-ни-будь отблагодарить тебя, ведь ты, приняв нас при священнике, под-верг свой дом такой опасности…
      – Мне все равно, что будет с этим трактиром, – тихо произнес Го-ривек. – Если жена с сыном выживут, я постараюсь увезти их отсю-да. Лучше начинать все с начала, чем жить на земле беды. А если нет… Тогда уж совсем ничего не будет иметь значения.
      И тут снизу донеслись быстрые шаги, и задорный детский голо-сок звонко закричал:
      – Пап! Ты где?
      Трактирщик вздрогнул и, прошептав "Неужели?!", бросился вниз. Спустя мгновение Горисвет уже обнимал жену, крепко прижимая к груди сына – бледных, исхудав-ших за время болезни, но живых, здоровых.
      – Знаешь, – мальчик говорил без умолку. – Мне снился странный сон! Словно мы с мамой собираемся куда-то уезжать. Уже запрягли в повозку коня, сложили какие-то тюки… Такие тяжеленные! А ты по-чему-то не едешь с нами, стоишь на пороге и машешь рукой, сначала прощаясь, а потом… как-то по-другому, словно просишь нас оста-новиться, остаться. Но мы с мамой не можем. Что-то зовет нас ку-да-то…
      Потом появился настоящий колдун. Только он был не злой, как все говорят, а добрый. Сперва с тобой, у порога, а потом – раз! – и у нас, в повозке. И конь его послушался – нас не слушал, а его сразу же – повернулся и пошел назад, к дому… А потом я проснулся и совсем – совсем здоровый. Только есть очень хочется!
      – Сейчас… Сейчас я тебя накормлю, сокровище мое! – он расце-ловал сына. Затем, на мгновение взглянув на спокойно улыбавшуюся жену, повернулся к колдуну, который, бледный, с посиневшими губами и усталыми глазами стоял чуть в стороне, опершись спиной о стену.
      – Спасибо тебе. Не знаю, как отблагодарить…
      – Жизнь за жизнь, – чуть слышно прошептал тот. – Ты ничего мне не дол-жен… – по мере того, как он продолжал говорить, его голос набирал силу. – Но, в любом случае, я рад помочь: в мире осталось не так много добрых людей… А теперь прости, мне нужно взглянуть на новорожденную, – и он стал медленно подниматься на чердак.
      А Горивек повел жену и сына в залу, где старуха уже пригото-вила густой ароматный бульон.
      Священника не было нигде видно и трактирщик заволновался:
      – Где он? – тихо, чтобы не тревожить родных, спросил он Орхипа.
      – Внизу, в подполе, – мрачно бросил тот.
      – Что?! – ужаснулся трактирщик.
      – Он пытался тайком выскользнуть, но я так подумал, что не след его отпускать, а то потом жди беды.
      – Но что нам с ним делать?!
      – Ничего, пущай посидит в компании с бочками вина, придет в себя, успокоится, отоспится до утра, авось, забудет о том, что произошло.
      – Что-нибудь случилось? – рука жены осторожно коснулась плеча трактирщика.
      – Нет, все в порядке… Теперь вам нужно отдохнуть, поспать…
      – Нет! Я не хочу спать! Я выспался на всю жизнь! – воскликнул мальчик, недовольно топнув ножкой.
      – Пойдем, солнышко мое, папа прав. И потом, он ведь – глава семьи, и мы должны его слушаться.
      – Но почему? Я не хочу! Ну пожалуйста! – заканючил было он, но, подчинившись, вздохнул и зашагал вслед за матерью в спаленку. Трактирщик пошел следом, боясь, что если он оставит родных одних хотя бы на мгновение, те исчезнут.
      – Они совсем такие же, как прежде, – улыбнулась ему стряпуха.
      – Да, – кивнул он.
      Весь остаток ночи трактирщик просидел рядом с женой и сыном. Вглядываясь в их лица, он с содроганием ждал рассвета, словно в первых лучах дневного светила они могли исчезнуть, растаяв без следа, как тени или творения черных богов. Но вот солнце взошло, заискрилось, заиграло, его лучи, проникнув через оконце, коснулись лиц людей, раскрасив их здоровым румянцем.
      Только когда в комнату осторожно вошла старуха, Горивек, наконец, поднялся с кресла.
      – Что? – выйдя вслед за ней в темный коридор и затворив за собой дверь, спросил он.
      – Хозяин, я подумала, тебе следует знать: колдуны собрались уходить.
      – Да, спасибо. Нужно проститься с ними, поблагодарить.
      – И еще, хозяин, как быть со священником? Он, кажись, притих. Может, отпустить его? Не брать же такой грех на душу… – она уста-ло подняла глаза, покрасневшие от бессонной ночи.
      Трактирщик призадумался. Вчера он хотел лишь одного: чтобы его жена и сын жили.
      Ничто иное его не беспокоило. Сейчас же, когда старая беда осталась позади, он увидел, что на горизонте показалась новая. Ведь его близких вылечил не ле-карь и не священник, а колдун, прибегнув для этого к помощи своего проклятого церковью дара.
      Теперь, если правда раскроется, все они: и трактирщик с женой и сыном, и его слуги, – будут жестоко наказаны как вероотступники или, того хуже, казнены, словно слуги черных богов. И, разумеется, в любом случае, страшная и мучитель-ная смерть ждала колдуна, осмелившегося воспользоваться колдовством. Законы строги и в них нет лазейки для жалости…
      Трактирщик тяжело вздохнул, виновато взглянул на старуху и пробормотал:
      – Прости… Я не подумал о будущем… Может быть, если я сдамся на суд церкви, служители пощадят всех остальных? – он знал, что старая женщина много пережила на своем веку и полагался на ее мудрость.
      – Нет, – качнула та головой. Она смотрела прямо на Горивека, и в ее глазах не было ни осуждения за минувшее, ни страха перед буду-щим. – Это не выход, они не станут слушать тебя, тем более, не забы-вай, что для них спасенные колдовской силой – слепые орудия чер-ных богов, которые не заслуживают ничего, кроме смерти.
      – Мы не можем убить человека, даже если от этого зависит на-ша жизнь. Отпусти священника. А мы станем собираться в путь. Думаю, у нас хватит времени, чтобы уйти.
      – Хочется верить в это, – вздохнула старуха. – Так я пойду, сниму засов?
      Горивек кивнул. Сам же он, оглянувшись, постоял какое-то вре-мя, обдумывая, стоит ли будить жену, или подождать, пока она проснется, и как лучше сказать ей правду. Как она, воспитанная в глубокой вере, все воспримет?
      И тут дверь шевельнулась, выпуская женщину. В ее глазах цари-ла грусть…
      – Ты слышала?
      Та кивнула.
      – Прости, я…
      – Все хорошо, любимый, – она подошла, прижалась к его груди.
      – Ты не осуждаешь меня? Знаю, я не имел права поступить так, не спросив вашего согласия…
      – Ты сделал то, что должен был. Ты спас жизнь нашему сыну, дал мне счастье видеть его здоровым. Мой мальчик остался прежним, я не вижу знака черных богов на его душе. Ничего не изменилось и во мне… Ты подарил нам жизнь. Что может быть дороже ее? Разве этот старый дом стоит хотя бы одного дня? Незачем сожалеть о случившемся… Пойдем, проводим наших гостей. А потом начнем соби-раться в путь…
      И, приобняв жену, Горивек вышел из трактира.
      Дождь, прекратившийся ночью, не спешил возобновить свой та-нец. Разогнавший серые тяжелые тучи, освобождая от их оков голубое бескрайнее небо, ветер утих.
      Чистый, прохладный воздух сверкал на солнце, словно серебряная вуаль: лучшая погода для тех, кто отп-равляется в дорогу.
      Священник в мятых, заляпанных подсохшей грязью одеждах, не-ряшливо висевших у него на плечах, стоял у своей повозки, ожидая, когда Орхип впряжет коня. Его глаза были сжаты в щели, взгляд полон ненависти и презрения, с губ нескончаемым потоком срывались проклятья. Казалось, он готов был похоронить под ними и трактир, и всех людей, к которым привела его дорога.
      Увидев хозяев, он покраснел от злости, замахнулся рукой, словно собираясь ударить и со страшной, упрямой яростью закричал слова отлучения от церкви.
      Горивек вздрогнул, но не сдви-нулся с места, готовый принять все. Он боялся за жену, но та лишь покрепче прижалась к нему и опустила глаза, смирившись с тем, че-го не могло не произойти.
      Покорность людей лишь сильнее разозлила священника. Его глаза запылали.
      – Вам все равно! – дико закричал он. – Презренные, вы заслужи-ваете… – он не договорил фразы. Его губы скривились в усмеш-ке. Он был готов расхохотаться, но сумел-таки сдержать себя. Дож-давшись, пока безумное веселье в его груди утихнет, священник воздел вверх руки и заговорил нараспев…
      Горивек никогда раньше не слышал этого заклятия. Он не мог понять его, словно оно произносилось на чужом языке.
      Трактирщик попытался сдвинуться с места, но ноги более не слушались его. Они словно вросли в землю. На плечи начала наваливаться тяжесть, глаза стали слепнуть, щеки защипал жар.
      И тут смуглолицый колдун выступил вперед, замер между мирянами и священнослужителем, заслоняя беспомощных людей.
      – Что ты делаешь! – гневно воскликнул он. – Заклинание Поте-рянных душ вызывает силы, которые ты не сможешь даже понять, не то что взять под контроль!
      Остановись!
      Но священник, не слыша его, продолжал выплевывать слова, падавшие на землю черными чадящими углями.
      Сжав губы, смуглолицый замер, не отрывая от чужака взгляда немигавших глаз.
      Рядом с ним встали его спутники-колдуны. Женщина хотела, передав новорожденную воспитаннице, присоединиться к ним, но резкий взгляд того, кто, по-видимому, был главным в этой маленькой группе, заставил ее остановиться.
      – Нет! – испуганно воскликнула жена трактирщика, немного придя в себя и начиная осознавать происходящее. – Прекрати! Ведь ты – слу-житель божий! Как ты может прибегать к помощи тех, с кем постав-лен бороться!… Да защитит нас Создатель!
      По мере того, как произносился заговор, одежда на священнике затлела, а затем вспыхнула ярким пламенем. Но тот даже не заметил этого, не чувствуя боли, ослепленный своим безумием.
      Горящим факелом, воспламенявшим все, к чему он прикасался, даже голую, пропитавшуюся насквозь слезами дождей землю, он мед-ленно двинулся вперед. Шаг, второй… И замер перед колдунами. Дернулся, одержимый уже неподвластной ему силой, пробуя преодолеть возведенное странниками невидимое препятствие, прокричал хриплым, похожим на хруст мокрых веток в костре голосом на совершенно чу-жом, нечеловечьем языке еще одно заклинание…
      Небо почернело, навалившись мрачной тучей на землю, застона-ло, закричало раскатами грома, озарилось яркими вспышками молний, которые, казалось, собрались со всех небесных чертогов, слива-ясь в нечто непостижимо огромное…
      Запрокинув головы, люди, не в силах оторваться, смотрели вверх, с каждым мигом все сильнее и сильнее ощущая силу надвигав-шейся беды. Трактирщик прижал к себе жену, которая не прекращая ни на миг, одну за другой читала молитвы, надеясь, что ее вера поможет колдунам победить зло.
      А затем страшная, прошедшая через все небо молния, подобна огненному копью, пронзила священника насквозь, отбросив всех остальных далеко в сторону. Воздух, ставший вдруг тяжелее скалы, навалился, прижимая к холодной, мокрой земле. И все вокруг утонуло в море огня.
      Когда же пламень рассеялся, словно кто-то задул породившую ее свечу, и трактирщик, оторвав руки от лица, стал медленно под-ниматься, он увидел, что на том месте, где еще миг назад стоял священник, прямо из земли ключом бил столб огня, медленно растекавшийся безжалостным озером-костром, поглощая все на своем пути и неотвратимо приближаясь к ставшему вдруг таким серым и ма-леньким трактиру…
      – Горивек! Сын! Там наш сын! – вскрикнула женщина, рванула мужа за подол кафтана, попыталась встать, но, поняв, что не может, по-ползла навстречу огню. – Я не позволю никому отнять у меня ребен-ка!
      – Я найду его! – трактирщик бросился вперед, но у самой кром-ки огня его остановил колдун.
      – Ты не сможешь ничем ему помочь, добрый человек, – промолвил он. – Это выше твоей веры.
      – Пусть впереди меня ждет смерть, но я умру, зная, что сде-лал для сына все, что было в моих силах! – он попытался отс-транить колдуна, но тот на миг крепко сжал его руку цепкими хо-лодными пальцами и спросил:
      – Где он?
      – В угловой спаленке, рядом с лестницей на чердак…- прежде чем Горивек успел понять, к чему эти расспросы, тот метнулся к трактиру.
      И время остановилось. Дыхание не смело сорваться ветром с губ, сердце застыло в груди, боясь, что его удары дадут новую си-лу огню, который, независимо ни от чего, продолжал медленно подпол-зать к дому. Предвкушая добычу, он выбрасывал вперед длинные язы-ки, чавкал и нетерпеливо подрагивал. Охватив трактир плотным кольцом, пламя залучилось, замерло на миг, словно желая продлить наслаждение сладостным ожиданием.
      Казалось, прошла целая вечность. Уже затлели, занялись, заря-били непоседливыми огоньками ожившие на какое-то мгновение перед самым концом стены трактира.
      А затем вздох облегчения сорвался с губ Горивека, когда он увидел появившегося на крыльце колдуна, в руках которого был маль-чик. Ему уже казалось, что все беды и волнения позади, и мужчина никак не мог взять в толк, почему чужак медлил, стоя на пороге, вместо того, чтобы поскорее нести ребенка прочь от огня.
      "Беги! Беги! – готов был закричать Горивек, с ужасом видя, как медленно, вымеряя каждый шаг, колдун шел по огненному озе-ру. – Ну же!" – толи стоном, толи всхлипом сорвалось у него с губ.
      Он рванулся к кромке пламени, но женщина-колдунья придержала его за рукав, тихо молвив:
      – Пламень, зажженный силой Потерянных душ – коварная, не подв-ластная ничьей воле стихия, которая не терпит суеты.
      – Но…- тот хотел было возразить ей, сказать, что… Однако умолк – колдун, наконец, добрался до кромки, где, на грани, его с нетерпением и нескрываемой тревогой ждали странники. Пальцы жен-щины выпустили рукав трактирщика, и тот метнулся к сыну, осторожно забрал его из рук спасителя и, прошептав лишь:
      – Слава богу! – бросился к жене, чтобы и она могла прикоснуться к малышу, убедиться, что с ним все в порядке.
      Та расцеловала мальчика, испуганного, взволнованного, но нев-редимого, и заплакала, мешая слезы с пылью и сажей.
      – Ма, ну что ты, ма! – не понимая, что случилось с родителя-ми, не зная, может быть, он в чем-то провинился, пролепетал тот.
      – Слава богу… Слава богу! – шептала женщина. Ее глаза горе-ли, щеки, еще мгновение назад мертвенно бледные и бескровные, зарделись румянцем. Потом она взглянула на мужа: – А ты спраши-вал, правильно ли поступил! Само небо отвечает тебе, проводя нас через испытание огнем, не карая, а милуя! Мы чисты в его глазах! – и она умолкла, прижавшись к ребенку, не в силах оторваться от него ни на миг.
      Коснувшись рукой взлохмаченных волос сына, трактирщик кивнул и, прошептав:
      – Слава богу, – повернулся, огляделся вокруг.
      Он и не заметил, когда окутался огнем трактир. Теперь дом уже догорал, оседая тусклыми головешками на землю, потемневшую, едва огонь покинул ее столь же внезапно, как и появился.
      К нему подошли слуги:
      – Не горюй, хозяин, – тихо молвила старуха. – Добро-дело на-живное… – она умолкла, не зная, что еще сказать, как утешить.
      – Такова, видать, судьба, – вздохнул Орхип. – Тяжко, конечно, придется накануне зимы, особливо вам с мальцом…
      Трактирщик лишь опустил голову на грудь, словно прощаясь с прошлым, а затем, спустя лишь миг, двинулся в сторону собравшихся возле дороги колдунов.
      Кожа смуглолицего посерела, на лбу выступили капельки по-та. Он сидел на камне, позволив спутникам заняться обожженными ногами.
      Трактирщик низко поклонился ему и промолвил, не поднимая глаз:
      – Спасибо. Я, моя семья, мы все в вечном долгу перед тобой… Не знаю, имею ли я право спрашивать… И, все же, ответь, мне надо знать: почему ты снова помог нам, ведь все долги давно оплачены?
      – Мы всегда платим добром за добро. А разве благодарность име-ет границы?
      – Спасибо. Мне будет много легче жить, зная, что вы есть.
      – Спасибо, – к нему подошла жена, ведя за руку сына. – И прос-тите меня за все сомнения и страхи, что жили в моей душе. Как могла я, воспитанная на проповедях священников, быть иной? Но я изменилась… – она умолкла, видя, как колдунья, вздохнув, закачала головой:
      – Как же тебе будет теперь тяжело жить среди людей, дорогая! – промолвила та. – Лучше уж было тебе сохранить прежнюю веру.
      – Но почему! – удивилась та. – Разве плохо то, что я узнала правду?
      – Правду? – горькая улыбка тронула ее губы. – Увы, это лишь ее часть. Есть еще правда о прошлом, с которой все мы должны жить.
      – И поэтому вы позволяете священникам так обращаться с вами, унижать, гнать прочь, словно… Словно беззубую собаку? – воскликнул Горивек, сам удивляясь своей смелости. Он никогда не осмелился бы задать свой вопрос, если б колдунья не показала, что сама стремится к этому разговору.
      – Слишком долго наша сила применялась во зло. Мы в ответе за прошлое. Колдовство пугает. Но разве уберег страх наших предков от гнева богов и земли? Он лишь преумножил число бед. Мы ждем. Мы надеемся, что люди, наконец, простят нас и примут таки-ми, какие мы есть. Лишь тогда все мы сможем жить в едином мире одной большой семьей.
      – Но сейчас! Ох, боже мой, боже мой! – тяжело вздохнула жена трактирщика.
      – Прекрасно, что твое сердце способно на сострадание. Но тебе лучше подумать о себе, о своей семье, – промолвил се-довласый колдун.
      – Я…- она испуганно взглянула на мужа. – Мы найдем себе где-нибудь пристанище, ведь так? – она напряглась, сжалась, словно уже знала ответ, и все же…
      – Конечно, – поспешил заверить ее трактирщик. Он хотел хоть как-то успокоить жену. Да и что еще он мог сказать? Правду? Что идти им некуда, что везде, во всех городах, их скорее ждет кос-тер, нежели кров и еда?
      – С нами все будет хорошо, – произнесла она, стараясь вложить в свои слова как можно больше уверенности.
      Однако по тому, как она, говоря это, прятала глаза, как сип-ло, потерянно звучал ее голос, сама понимала, что никого не в си-лах обмануть: ни собеседников, ни собственную душу. Закусив посеревшую губу, она крепче прижала к себе сына.
      Смуглолицый пристально взглянул на нее своими немигавшими, проникая взглядом в самую душу, глазами:
      – Ты действительно собираешься, отказавшись от прошлого, уйти неведомо куда? – спросил он.
      Женщина покраснела, стыдясь своей лжи.
      – Но… – она взглянула на мужа, ожидая от него поддержки, однако трактирщик молчал. Говорил лишь колдун:
      – Мы можем помочь.
      – Я… – она окончательно растерялась. – Вы го-товы прийти на помощь совсем незнакомым людям, так, будто вы отвечаете за жизни тех, кого спасли, но я… Я не хочу, чтобы наша семья стала обузой на вашем и без того трудном пути!
      – Неужели вы не примете протянутую руку, даже зная, что в ином случае вас ждет смерть? – непонимающе смотрела на нее колдунья. – Но почему? Мы так противны вашим душам? И вам претит сама мысль о том, что вы положитесь на колдунов? – она вздохнула, в больших светлых глазах женщины затеплились искорки боли.
      – Мы не хотели обидеть вас, – поспешно проговорил трактир-щик. – Просто… Видно, над нами веет злой рок, мы не хотим обра-щать его и на вас…
      Колдуны повернулись к смуглолицему, ожидая, что тот скажет, как если бы от его слова зависело само будущее.
      – Почему вы видите во всем только черное? – промолвил тот. – Неужели в бесконечности дорог нельзя найти ту, что была бы освящена светом надежд и любви? – его взгляд остановился на жене трактирщика: – Ты права: я чувствую ответственность за тех, кого спас. Ты и твой сын перенесли тяжелую болезнь. Вы – живые люди, а не призраки, и не выдержите дороги, да еще в конце осени, перед снежной зимой.
      – Но ведь вы уносите в мороз едва родившегося младенца!
      – Мы – другие. Нам дано создавать теп-ло. Лишь миг рождения нуждается в огне жилья, тишине и крыше над головой.
      – Но где ж нам оставаться? – трактирщик с грустью взглянул на догоравшие головешки.
      – Я могу восстановить ваше жилище, – глядя ему прямо в глаза, сказал смуглолицый.
      – Если вы согласитесь.
      – Не престало отцу отказываться, бросая судьбу своего ре-бенка на чашу весов судьбы, – вздохнул Горивек.
      В тот же миг на том месте, где еще мгновение назад дымились развалины трактира, встал новый дом. Внешне он мало чем отличался от прежнего, разве что казался подновленным и более прочным.
      – Чудо! – прошептала Тая, в то время как взрослые застыли на месте, не смея промолвить и звука.
      – Только не для колдуна! – в голосе стоявшей рядом с ней Полеси слышалась гордость.
      – Но… – немного придя в себя, пробормотал трактирщик. – Разве можем мы остаться здесь, после всего, что произошло?
      – Почему бы нет? – пожал плечами молодой колдун. – Даже если вы станете рассказывать правду каждому гостю, вам никто не поверит, ибо во всей этой истории слишком много такого, что кажется лишенным дара нереальным.
      – А как мы объясним смерть священника? – тихо спросила жена трактирщика. Ей очень хотелось остаться, и, все же, она боялась.
      – Вас никто не станет расспрашивать об этом, – устало улыбнулся колдун. – Мы не можем прибегать к помощи дара для того, чтобы защитить себя, но нет такого закона, который запретил бы нам вос-пользоваться им во благо добрых людей.
      – Спасибо, спасибо вам за все! – Горивек почувствовал, как сердце наполняется покоем и счастьем. – Ни мы, ни наши потомки ни-когда не забудем того, что вы для нас сделали! Двери нашего дома всегда будут открыты для вас и ваших соплеменников!
      Колдуны улыбнулись, принимая искреннюю благодарность.
      – Я… – начала наделенная даром, затем, не до конца уверенная в том, что поступает правильно, на миг замолчала, заглянула в глаза молодого колдуна, словно ища в них поддержку в том, что она соби-ралась сделать, а потом, наконец, решившись, продолжила, обращаясь к жене трактирщика: – Я хочу оставить тебе кое-что на память о ночи, которая, по собственной, независящей от смертных, воле породнила нас, возвращая к жизни, – она сняла с шее цепочку. На ней висел небольшой камень-талис-ман. Он казался таким невзрачным, что взгляд обходил его стороной. Но стоило колдунье коснуться камня пальцами, как он ожил, забился, как сердце, залучился множеством красок. – Возьми. И если когда-нибудь тебе понадобится моя помощь – подумай обо мне, согрей камень своим дыханием. И я приду.
      Та с волнением приняла подарок, вздрогнула, почувствовав его живой трепет у себя в руках, замерла на миг, купаясь в покое, ко-торым тот встречал свою новую хозяйку. Потом, с надеждой и страстной мольбой она повернулась к мужу, спрашивая его согласия, когда же тот еле заметно кивнул, вздох облегчения легким облаком сорвался с губ женщины. Ее глаза наполнились счастьем.
      – А теперь нам пора отправляться в путь, – колдунья расправила плащ, прикрывая им укутанного в одеяльце младенца.
      – Подождите! – встрепенулся трактирщик. – Куда же вы? Оставайтесь у нас! Мы будем рады…
      – Мы не можем, – качнула головой колдунья.
      – Но… – Горивек даже растерялся, когда ему казалось само собой разумеющимся, что гости примут его приглашение и пробудут в трактире достаточно времени, чтобы он смог их отблагодарить. – Вы не должны! Только не сейчас! Он не сможет идти с обожженными но-гами! – Горивек повернулся к смуглолицему, который уже медленно, тяжело опираясь о плечи колдунов, поднялся и с трудом, сильно хромая, сделал несколько шагов в сторону леса.
      В глазах женщины отразилась глубокая боль. Но она лишь пок-репче прижала дочку к груди и качнула головой: – Ему придет-ся. Мы не можем ждать, пока раны заживут.
      Пойми: ребенку мало войти в мир, ему надо стать в нем своим. Ведь вы тоже, ожидая рождения, зовете священника, а потом он ведет родителей и малыша в храм, чтобы в тело вошла святая душа. Почти так же делаем и мы… – она двинулась вслед за мужчинами, увлекая за собой замеш-кавшуюся возле сверстницы воспитанницу.
      – Спасибо… Спасибо вас за все! – люди низко, до самой земли поклонились колдунам.
      И те на миг остановились, обернулись.
      – Прими последний совет, – тихо проговорил молодой колдун. – Ес-ли хочешь, чтобы удача пришла в твой дом, испроси у бога для себя другое имя. Все твои беды не от судьбы, а лишь от него.
      Они ушли, скрылись за деревьями, а люди все продолжали молча смотреть им вослед.
      – Да, – вздохнул, наконец, трактирщик. – Кто бы мог подумать… – и он двинулся к дому, прикидывая, как будет лучше поступить: самому сходить в ближайшую церковь, или не искушать судьбу и дождать-ся, когда бродячий монах или проповедник остановится в их тракти-ре.
      Во всяком случае, он решил сменить имя как можно скорее, и, кто знает, может быть, тогда удача действительно повернется к нему лицом.
      Старуха подошла к девочке, обняла ее за худые, острые плечи.
      – Что с тобой, Таюшка? – ласково, как никогда раньше, спросила она.
      – Не знаю, бабушка. Наверное, будь я посмелее, ушла бы с ни-ми. Они такие… волшебные! Когда они рядом, на душе спокойно и тепло.
      – Они бы не взяли тебя. И правильно б сделали. Ты же зна-ешь, чем закон грозит вероотступникам.
      – Но почему? Это же несправедливо!
      – Ох, Тая, Тая… В мире много несправедливого… Пойдем, стано-вится холодно.
      – Бабушка, они ведь еще вернутся?
      – Кто знает… – начала она, но в глазах девочки горел та-кой яркий огонь веры и надежды, что старуха не посмела погасить его. – Может, придут другие. Колдуны – не редкие гости в трактирах.
      – Нет, эти были особенные.
      "Да, дитетко, – думала старуха, глядя на девочку. – Особенные. И мы не сможем теперь жить так, как раньше, ибо горящий в их серд-цах огонь отогрел наши души, которые, научившись заботиться и лю-бить, уже не смогут замерзнуть вновь".
 

 
      Колдуны уходили все дальше и дальше в лес.
      Насквозь промокшие, поседевшие и потерявшие половину своих роскошных шевелюр деревья расступались перед ними, втягивая длин-ные, похожие на огромных дождевых червей корни под землю. Кусты отодвигали колючие ветки, боясь ненароком поранить желанных гос-тей. Земля вокруг лежала жирной, чавкающей кашей, но узкая тропка под ногами странников оставалась совершенно сухой и такой чистой, словно добрая хозяйка, готовясь к встрече, расстелила дорожку.
      Где-то после полудня они вышли на небольшую, окруженную хо-роводом берез, полянку. Видя, что раненый, держась из последних сил, все сильнее наваливается на плечи поддерживавших его колду-нов, Дубрава решительно остановилась:
      – Всё. Нужно передохнуть, – она передала дочку в руки воспитан-ницы, а сама подошла к молодому колдуну, которого спутники успели усадить на ствол поваленного ветром дерева, взглянула на набухшие, пропи-тавшись кровью, тряпицы, укрывавшие ступни босых ног, когда любая обувь, сколь мягкой и удобной ни была, обернулась б лишь новой пыткой.
      – Я сменю повязки, – сказала она.
      – У нас нет на это времени, – переведя дыхание, ответил тот. Он быстро провел ладонью по лбу, смахивая пот.
      – Ты устал…! – не в силах дольше скрывать боль, горевшую у нее в глазах, взмолилась Дубрава.
      – И что же? До заката нам еще много предстоит пройти.
      – Тогда позови драконов, ты же можешь, я знаю! Пусть они пе-ренесут нас. Или прикажи Ясеню и Власу сделать носилки…
      – Послушай, женщина, – он, наконец, поднял черные, глубокие как бездна глаза, устремив пристальный взгляд на колдунью, – ты что же, хочешь, чтобы твоя дочь осталась безымянной? Если нет, не мешай мне! – и отвернулся.
      – Я не могу смотреть, как ты страдаешь…! Черногор, я очень люблю дочку. Но ты…
      Ты так много для всех нас значишь! Ради те-бя я готова…
      – Замолчи! – его голос стал резким, словно порыв ветра.- И даже думать не смей!
      Я должен ввести ребенка в храм! Ее судьба – превыше всего!
      – Мне трудно спорить с сильнейшим из Старших… – прошептала Дубрава. Она склонила голову, пряча катившиеся по лицу слезы.
      – Тебе и не следует. Пора, – он подозвал к себе спутников, которые помогли ему подняться и, поддерживая, повели дальше вглубь леса.
      А женщина, тяжело вздохнув, вернулась к девочке. Передавая ей младенца, Полеся робко спросила:
      – Наставница, Старший рассердился на тебя?
      – Да, милая.
      – Но почему? Разве ты в чем-то провинилась?
      – Да. Ему пришлось напоминать мне, что самым важным для меня теперь должна стать жизнь моей девочки, ибо в ней мое буду-щее, будущее моего умершего мужа и грядущее всего нашего ро-да… Идем, Полеся.
      Путь был мучительно долгим, но, несмотря ни на что, странники не позволили себе больше ни мгновения остановки. На закате они вышли к храму.
      Древние, как сам мир, колонны, словно соединявшие небо с землей, образовывали круг, одновременно закрывая помещенный в его центре алтарь от всех несчастий мира и открывая ста ветрам, ста дорогам.
      Покрасневшее солнце склонилось к горизонту. Оно словно разбросало окрест призрачные охапки красных маков и гвоздик, одев в алый мерцающий огнем шелк вековечные камни, в которых соединя-лись боль потерь и радость обретенного, печаль и надежда, память прошлого и вера в будущее.
      Не произнеся ни слова, Черногор убрал руки с плеч своих спутников и повернулся к Дубраве, чтобы забрать у нее новорожденную. Оставив осталь-ных ждать у круга врат, он по-нес ребенка к алтарю.
      Для того чтобы призвать богов, колдуну не нужны были ни мо-литвы, ни заклятия.
      Его мысли жили не словами, а образами – кар-тинами мира и идущих через него дорог, которые связывали все вое-дино и, в то же время, разделяли навек.
      Свет ярче солнечного озарил лес. Став прозрачным потоком, огромным шаром, он жил сво-ей особой жизнью. И не важно, что эта жизнь была длинною лишь в миг.
      Порыв ветра поднял колдуна над землей, превратив его плащ в большие черные крылья. Тишина заговорила с ним. Прошлое расспраши-вало о настоящем. Ночь, спустившись с небес, замерла, не спуская со странника задумчивого взгляда спокойных перламутровых глаз.
      И чудо осторожно коснулось лица малышки. Волшебный дар ма-леньким слепым котенком выбрался из иных закрытых просторов ми-роздания, устремился в закутки разума, чтобы остаться там навсегда, расти вместе со своей хозяйкой, учиться, взрослеть, стать однажды ма-терью и вместе с ней уйти в вечный звездный путь.
      Сейчас его глазки еще не открылись, но мордочка дрогнула, издав писк, слившийся с вскриком младенца. И в тот же миг древние знаки, скры-тые под каменной чешуей храма, вышли наружу, заискрились, слива-ясь в буквы, образуя Слово.
      Глаза Дубравы, сквозь слезы счастья, с трудом различили его, но она уже видела имя своей дочери иным, дарованным ей когда-то в одном из таких храмов, зрением.
      – Светлана, – прошептала она.
      – Хорошее имя,- одобрительно кивнув, сказал Влас, подходя к колдунье. – Возрадуйся, мать, теперь твоя дочь – одна из нас.
      Огонь угас. Спустившись с небес на землю, Старший покинул храм, спеша поскорее передать нареченную матери, чтобы та смогла, наконец, ее накормить и перепеленать. Сам же он сел на камень чуть в стороне.
      Им предстояло провести ночь здесь, ожидая – вдруг боги захо-тят о чем-то спросить их или что-то поведать. А наутро врата отк-роются, перенося путников в один миг за тысячи верст.
      Мужчины занялись ногами колдуна, осторожно, стараясь не при-чинять боли, меняя повязки.
      Полесе хотелось о многом расспросить взрослых, но наставница, которой она могла смело задать любой вопрос, зная, что получит на него ответ, кормила дочку, погрузившись глубоко-глубоко в свои мысли, в добрые, радостные воспоминания, а первой заговорить со Старшим девочка не реша-лась.
      Она устала за долгие дни и бессонные ночи дороги, а огромные величественные звезды, медленно скользившие по небосводу рядом с бледноликой луной казались такими спокойными… Они убаюкивали, влекли за собой в неведомые миры сна…
      Полеся с трудом подавила зевок, качнула головой, отгоняя дрему. Ей казалось кощунством зас-нуть здесь, возле храма. И, все же, как она ни сопротивлялась, сон победил ее, подчинил и унес на своих крылах куда-то далеко-далеко.
      Девочка и не заметила, как задремала. Ей показалось, что она всего лишь закрыла глаза и прошел только миг, прежде чем ее разбудило легкое прикосновение Дубравы.
      – Просыпайся, милая, – ее голос был мягок и нежен.
      – Я не сплю!- она резко вскинулась, села, и, увидев звезды, луну, прошедшую половину своей дороги по небесам, сму-щенно покраснела: – Прости, наставница, я не хотела…
      Женщина улыбнулась, тронула ее за плечо, успокаивая:
      – Все в порядке, милая. Ты ни в чем не виновата. Это ты прости меня. Я знаю, ты очень устала и тебе было бы лучше хорошенько от-дохнуть, отоспаться… Но уже скоро рассвет, а прежде чем вновь отправляться в путь, ОН хотел поговорить с тобой.
      Девочка тотчас вскочила на ноги, поспешно сбра-сывая остатки сна. Она боялась заставить Старшего ждать хотя бы один лишний миг.
      Черногор лежал на плаще, расстеленном поверх густой травы. На его бледном лице стояла печать уста-лости. И, все же, колдун выглядел довольным.
      – Подойди, – видя нерешительность в глазах девочки, робко оста-новившейся в сторонке, подозвал он ее, затем указал на камень ря-дом с собой: – Садись… Ты ведь не приходила к храму с тех пор, как была наречена?
      – Нет,- тихо прошептала та, а затем несмело оглянулась на наставницу, спеша узнать, правильно ли она ответила. Ее губы дрогнули, в груди зародился страх.
      Колдун сразу же почувствовал это и улыбнулся, успокаивая: – Не бойся, Полеся, все в порядке. Я просто хотел узнать, достаточно ли ты знаешь о нашем храме, чтобы не теряться сейчас в догадках.
      – Мы,- она снова оглянулась на наставницу.- Мы никогда не го-ворили о нем.
      – Этому были свои причины,- лицо Дубравы оставалось серьезным, и Полесю вновь обжег страх. Девочка сжалась, стиснула пальцы в кулаки, боясь, что взрослые заметят, как дрожат ее руки.
      Но разве есть что-либо, что можно было скрыть от вниматель-ного взгляда колдуна?
      Тот понимающе улыбнулся, коснулся руки де-вочки своими удивительными в один и тот же миг горячими и холодными пальцами, и та почувствовала, как покой и уверенность наполняют душу, вытесняя страх и беспокойство.
      Дождавшись, пока робкая улыбка тронет губы Полеси, Черногор заговорил вновь. Его голос был тих, он нашептывал, словно легкий летний ветерок:
      – Тебе кажется это странным, ведь мы никогда ничего не скры-ваем: наши традиции, обычаи и законы открыто носят в сердце, ра-зуме, передают из уст в уста, чтобы они жили, как вольные пти-цы, перелетая из края в край. Это так, ибо в них нет ничего тайно-го… Во всем, кроме того, что касается храма. О нем говорят лишь вдали от чужих ушей. Храм дарован нам от рождения вместе с кол-довским даром. Он – цепь времен, островок настоящего в море прош-лого и грядущего, тень иных времен на лике нынешнего дня. Храм – причина, по которой мы храним память о минувшем, как бы горька и тяжела она ни была. Наша жизнь – дорога, начало которой в первой заре, зародившейся над миром. Каждый день – новый шаг. Не важно, долгим будет этот путь или кратким, главное, чтобы в его конце нас ждал храм, который, замкнув круг, отворит врата в новый мир, по-ложит начало вечной звездной дороге…
      – Старший, а что будет, если люди, не найдя в себе сил для прощения, уничтожат все наши храмы? Тогда мы погибнем, лишимся будущего?- наконец решившись, спросила девочка.
      – Нет. Храм – наша душа. Он там, где верят. Храм создается до-рогой, укрепляется испытаниями. Построить или разрушить его под силу лишь нам самим.
      – Но священники могут обрушить эти колонны, разбить алтарь.
      – То, что ты видишь – миг, застывший песчинкой на плаще вечности. Колонны возникли на закате и исчезнут с рассветом. Они спле-тены тропой, шаг за шагом, миг за мигом. Если ты приглядишься, то увидишь следы наших ног, опавшие листья и капли дождя. Я прос-то остановил поток вечности, сделал его реальным, осязаемым.
      – Поэтому ты не позволял, чтобы тебя несли?
      – Да, Полеся. Храм не имел бы опоры и мог рухнуть в любой момент.
      – Значит, без тебя не было бы обряда?
      – Если бы Старшие не были нужны, их бы не было,- он терпеливо отвечал на ее вопросы, как это делает настав-ник, был добр и заботлив, но, несмотря на все это, Полеся явственно ощущала тонкую, невидимую грань, отделявшую его от всех осталь-ных.
      – Однако тебе не о чем беспокоиться, – вновь зазвучал его тихий проникновенный голос. – Ведь всегда, что бы ни случилось, рядом с детьми колдовства будут боги, которые помогут найти путь в любой непогоде.
      – Значит, священники не смогут исполнить свои угрозы и не сотрут с лица земли колдунов, не уничтожат всех нас?
      Он пристально посмотрел на девочку, затем перевел взгляд на Дубраву, словно спрашивая, что стало причиной того, что мысли ее воспитанницы столь черны и безнадежны.
      – Прости ее за сомнения. Она видела слишком много смер-тей, слишком много горя,- промолвила женщина.
      – Ты должна верить, Полеся, верить и надеяться, – вновь заговорил колдун. – Порою, сила не в знании, а в вере, ибо знание может изме-ниться, вере же изменить нельзя. А что до будущего… Незачем то-ропить его приход новыми пророчествами и предсказаниями, гневя богов, учредивших порядок времен. Что бы там ни было, оно все равно наступит, когда придет его срок.
      Он смотрел на девочку, ожидая от нее новых вопросов. Но та никак не могла сосредоточиться на чем-то одном. Рядом с храмом все иное казалось ей таким мелким, неважным… И, все же, было еще кое-что, безумно волновавшее Полесю:
      – Старший, а куда мы пойдем утром? Нам нужно будет вернуться назад? Ведь обряд совершен… – она умолкла, не договорив фразу до конца, словно мысль, забредшая ей в голову, потерялась где-то, оставив только чувства. Полесе так не хотелось возвращаться! Она устала плакать, бояться, убегать.
      Девочка заметила, как, услышав ее вопрос, вздрогнула Дубра-ва. Полеся насторожилась – не ошиблась ли она, не осуждает ли ее наставница за чрезмерное любопытство? Но на лице колдуньи отража-лось совсем иное чувство, словно та сама давно хотела, но не сме-ла спросить, надеясь услышать один ответ и боясь полу-чить другой.
      – Разве вам есть куда возвращаться?- Черногор на миг закрыл глаза, его брови сошлись на переносице. – А ребенку нужны забота и безопасность. Хотя бы в первые годы жизни… Я отведу вас в свою деревню.
      Полеся видела, каким счастьем залучились глаза Дубравы, но сама пока еще не могла поверить, понять, неужели это – прав-да, неужели это действительно происходит с ней? Колдовские деревни казались ей сказкой, мечтой, прекрасней которой нельзя себе предс-тавить. Но этих островков покоя и счастья было так мало!
      По рассказам наставницы, девочка знала, что в них живут стари-ки-хранители знаний, подростки, готовящиеся пройти испытание, да немногие семьи, спасшиеся от костра, которых в миру ждала верная смерть. Это было место покоя и колдовства, где можно было пользоваться даром и ходить, гордо выпрямив спину, без страха смотреть вперед, не боясь встретить презренье и ненависть во встречном взгляде.
      – Спасибо, – чуть слышно прошептала Дубрава. – Не знаю, как отб-лагодарить тебя за все, что ты делаешь для нас…
      – За что? Зачем? – он смотрел в сторону, говорил как-то вскользь.
      Побледнев, колдунья охнула. Она слишком долго жила вдали от соплеменников, чтобы забыть некоторые обычаи своего народа. Ее слова, такие обычные для лишенных дара, в устах колдуньи звучали как упрек, словно она обвиняла Старшего в том, что тот помогал не бескорыстно.
      – Прости! – в глазах женщина вспыхнула боль. – Я хотела сказать совсем другое, я совсем не это имела в виду… – Дубрава была готова заплакать от отчаяния: как могла она быть такой забывчивой, глупой, жес-токой! Меньше всего на свете она хотела оскорбить Старшего…! Ей просто нужно было как-то выразить свою признательность…
      Колдун лишь кивнул. Его не обидели слова женщины, ибо он, читая в зеркале ее души, знал, какое чувство двигало ею. Но, хра-нитель обычаев, он должен был указать колдунье на ее ошибку, сде-лать так, чтобы она поняла.
      Тем временем на небе зажегся первый луч зари, заставивший открыться врата храма.
      То, что Полеся увидела за ними, заставило ее забыть обо всем.
      Девочка была не в силах оторвать взгляд от сказочного мира, лежавшего по другую сторону колдовского зеркала. Перед ней расстилалось золотое, сверкавшее в лучах нежного утреннего солнца поле, по обе стороны которого, уходя к самому го-ризонту и сливаясь в черную, лишенную очертаний стену, возвышал-ся лес, а дальше, на самой границе небес, окруженные садами, прятались за деревьями небольшие домики деревеньки. Полеся не могла их разг-лядеть, но сердце ее знало – они самые красивые, самые светлые, са-мые родные.
      Ее взгляд поднялся еще выше, на небо. Синее, высокое и свежее, как дыхание младенца, с белыми птицами облаков, оно околдовывало, бы-ло таинственным, храня в своих просторах чудо, которое не спешило показаться и лишь лукаво манило к себе…
      А между небом и землей, словно связывая их воедино, возвышался увенчанный величест-венной короной тонких точеных башенок, прекрасный, многоцветный замок, покоившийся на вершине высокого холма.
      – Ты еще налюбуешься им, – услышала она над самым ухом тихий шепот Дубравы. – А сейчас нам нужно идти,- в одну руку колдунья взяла дочку, второй сжала ладонь воспитанницы и двинулась вперед, увлекая за собой Полесю.
      Девочка даже не успела ощутить страх перед неизвест-ностью перехода. Она и не почувствовала, как оказалась по другую сторону врат. Только цвета вдруг стали ярче, запахи сильнее, а звуки звонче.
      И тут… Полеся отшатнулась, разглядев незнакомых людей. Они были всего в нескольких шагах от странников – два всадника, державшие под уздцы еще трех коней, и повозка с возни-цей. На мужчинах не было ни плащей с пентаграммами, ни тяжелых черных хламид колдунов – обычная людская одежда: широкие штаны, свободные рубахи да расшитые причудливыми узорами безрукавки.
      Девочка сжалась, проглотила подкатившийся к горлу ком и замерла, не зная, что делать: бежать, пытаясь спастись, или покорно ждать неминуемой кары.
      За спиной раздался хмурый, полный уко-ра голос Старшего:
      – Что же вы мне ребенка до полусмерти напугали? Неужели не могли, раз уж явились встречать, хоть талисманы надеть?
      Мужчины сконфуженно взглянули на девочку:
      – Прости, милая, – заговорил, склонившись к ней, один из всад-ников. – Мы не подумали о том, что тебе, впервые попавшей в эти края, такая одежда на колдунах покажется… непривычной. Не бой-ся: здесь все свои. Тебе не угрожает никакая опасность.
      – Тут совсем нет людей? – немного справившись с волнением, спросила Полеся.
      – А разве мы – нелюди? – удивился всадник.
      Затем все они спешились и поспешили к Черногору.
      Только теперь, оглянувшись, Полеся заметила, что колдуны несли Старшего на носилках. Видимо, это не на шутку встревожило встречающих. На их лицах отразилась озабоченность, но никто не посмел спросить Старшего о произошедшем.
      Черногор же не стал дожидаться их расспросов:
      – Зачем вы пришли к Вратам?
      – Мы ждали тебя. Вчера прибыл гость, которому нужно срочно поговорить с тобой.
      Он в замке, – поспешно ответил тот из колдунов, который был возницей в повозке – крепкий бородатый мужчина с покрытой бронзовым загаром кожей. Лицо Старшего помрач-нело, черные вороные брови сошлись на переносице.
      Черногора хотели усадить на повозку, но резким, не терпевшим возражения взглядом тот указал на коня.
      – Мне придется покинуть вас,- уже из седла проговорил он, прощаясь со спутницами.
      – Влас проводит вас до нового дома, покажет все, поможет устроиться… – и, сопровождаемый всадниками, он ускакал в сторону замка.
      – Ну, милые колдуньи, пожалуйте в карету, – Влас помог им взоб-раться в мягкую, пахнущую свежим сеном повозку, которая, протяжно скрипнув, тронулась с места.
      – Что-нибудь случилось? – взволнованная столь внезапным уходом Старшего, спросила Дубрава у колдуна.
      – Да, как всегда какие-то проблемы, – махнул тот рукой. – У Стар-шего жизнь – ни минуты покоя. На нем все заботы, – однако, от женщины не ускользнуло, как подернулись тревогой глаза колдуна. Но она не стала продолжать расспросов: отныне ей предс-тояло думать и заботиться лишь о будущем, забыв, насколько это возможно, о настоящем.
      Дом, к которому привез Влас Дубраву, стоял на краю деревень-ки. Небольшой, белый, с узорчатыми резными ставенками и стрелкой флигеля на крыше, в окружении тенистого яблоневого сада, такой уютный, что при виде его у колдуньи защемило сердце, а на глаза навернулись слезы. Не в силах сдержаться, она уткнулась в сверток с младенцем и разрыдалась.
      Полеся с удивлением и страхом смотрела на всегда такую твер-дую и сдержанную наставницу и не могла понять, что случилось, не знала, что сделать, как успокоить женщину. Но тут ей на помощь при-шел Влас. Соскочив на землю, он подошел к Дубраве, приобнял:
      – Ну что ты, что? Все уже позади.
      – Мне не верится. Мне кажется, я просто заснула, размечта-лась… Это слишком хорошо, чтобы быть правдой!
      – Однако, это правда. Вот твой новый дом, и он с нетерпением ждет свою хозяйку.
      Пойдем, – он помог ей слезть с телеги, ввел на крыльцо. Легкая дверь, приветственно скрипнув, отворилась…
      Дубраве не терпелось поскорее осмотреть дом, но она удержала себя от соблазна, поспешив сперва накормить и перепеленать девоч-ку. Поняв, что она собирается уложить малышку спать, Влас, до тех пор молча стоявший чуть в стороне, произнес:
      – Тут в спальне есть колыбелька. Пойдем, я покажу.
      Он провел ее в маленькую уютную комнатку с большой, аккурат-но застеленной белым покрывалом кроватью и стоявшей рядом резной колыбелью с висевшими над ней разноцветными погремушками.
      Дубрава улыбнулась, ее глаза залучились счастьем.
      – Это ваши соседи постарались. Боялись не угодить.
      – Все просто замечательно! А где они?
      – Сейчас я их приведу.
      – Обожди, неудобно как-то. Может, они заняты…
      – Что ты, они горят желанием поскорее с вами познакомиться, а не пришли сами сразу, увидев, как вы приехали, лишь потому, что не хотели беспокоить странниц, уставших после долгой дороги. Так я позову их?
      – Конечно.
      Колдун улыбнулся и поспешно ушел.
      Вернулся он в сопровождении полноватого однорукого мужчины, маленькой, хрупкой женщины и парнишки лет 12 – высокого и строй-ного. Его можно было бы назвать симпатичным, если бы не ужасный шрам от ожога, спускавшийся от левой брови до самого подбородка, словно скашивая половину лица. Но было видно, что па-ренек не придает никакого значения своему уродству, свыкнувшись с ним. Это не ожесточило его сердца, не легло незаживавшей раной на душу: в глазах горела доброта и приветливость, а на губах играла теплая улыбка.
      Дубрава, положив Полеси руку на плечо, ждала их на крыльце.
      – Ну вот, хозяюшка, и соседи ваши,- промолвил Влас.- Знакомь-тесь. Аламир у нас тут ведет что-то вроде летописи, так что ему известно все, что происходит в деревне. Ивушка кружевница и выши-вальщица, мастерица знатная, а Видимир – твоей ученицы сверстник, парнишка веселый и на руки умелый.
      – Да, Влас, силен ты хвалить, – смущенно улыбнулся Аламир.- Знайте, он ведь такой речистый потому, что сам у нас в деревне за сказителя: набродится по миру вместе со Старшим, а потом долгими вечерами всех историями тешит.
      Дубрава в ответ тоже улыбнулась, облегченно почувствовав, что напряжение спало, волнения улеглись. Здесь действительно все были своими, близкими и доброжелательными.
      – Что это я? – встрепянулась женщина. – На пороге с гостями раз-говариваю, вместо того, чтобы пригласить в дом…
      – Нет, нет, – остановила ее Ива. – Мы только поздороваться приш-ли, познакомиться и вовсе не хотим вам мешать устраиваться на новом месте.
      – Да и отдохнуть вам надо хорошенько, – поддержал ее муж. – Уста-ли, небось, с дороги. Мы пойдем, а если что понадобится – милости просим к нам. Мы тут рядышком живем, вон наш дом, за садом.
      – Приходите к нам вечером. Я заварю трав, наделаю пиро-гов…
      – С радостью, – еще раз улыбнувшись на прощение, те ушли.
      – Какие замечательные у нас соседи,- глядя им вслед, прошепта-ла Дубрава.
      – Да,- кивнул Влас. – Вот что, тут новички всегда первое время всех сторонятся.
      Не надо. Помни, здесь только свои. А вместе жить куда легче.
      – Мне нужно время, чтобы поверить в это, привыкнуть… Но я постараюсь не шарахаться от соседей.
      – И правильно… Только… Они обязательно сами заговорят об этом вечером, но лучше тебе все узнать заранее… Ива – не колдунья.
      – Что? – женщина сразу даже не поняла.
      – Она – лишенная дара.
      – А Аламир?
      – Мой старший брат. Вот такая история… Если тебе интерес-но, я расскажу, как все вышло.
      – Говорить о других, да еще за их спинами… Так нельзя.
      – Это не разговор о других, – качнул головой колдун, – а рассказ, ставший частью истории колдовского народа. Той истории, которую, во имя будущего, следует знать и помнить.
      – И все же… – ей было страшно любопытно, однако, сама не зная почему, она продолжала отказываться. – Мне бы не хотелось, чтобы воспоминания причиняли тебе боль…
      – Если душе и были когда-то нанесены раны, то они давно за-жили. Теперь память – лишь тень минувшего, бестелесная и бесчувс-твенная. Но в ней хранятся знания, которыми полезно поделиться с другими… Аламиру и Иве прошлось многое пережить, но ты сама ви-дишь: сейчас они счастливы. Они верят, что судьба вела их через испытания, чтобы сделать радость обретенного сильнее. И они бла-годарны за все: за свет и мрак, за счастье и горе, веря, что все было предопределено…
      – Ну что ж, – она вздохнула, – раз так, рассказывай, – Дубрава села на ступеньку крылечка, при-готовившись слушать. Колдун опустился с ней рядом.
      – Сами боги свели их. Аламир в то время бродил по миру в по-исках своей судьбы, своего дома. Проходя мимо шумной, разлившейся по весне реки возле города, он услышал, как кто-то зовет на по-мощь, увидел девушку, из последних сил боровшуюся с течением. Аламир спас ее, отнес домой… Ива была единственной дочерью городского головы, человека богатого и знатного. Она долго пробыла в холод-ной воде, сильно замерзла и заболела, и мой брат, назвавшись ле-карем, остался, выходил ее. Думаю, тогда он снова вырвал ее из рук смерти… Так случилось, что он полюбил ее. Той же было чуть больше шестнадцати… Девчонка, она без памяти влюбилась в своего спасителя… Ее родители знали, что брат – колдун, но согласились на этот брак, при том условии, что молодые останутся жить с ними и Аламир скроет от других правду о себе.
      – Но колдуны не могут обманывать! Обычаи запрещают нам лгать!
      – Никто не лгал. Если бы его спросили напрямую, Аламир ответил бы. Но ни в ком из горожан не возникло подозрений и ему дол-го удавалось сохранять все в тайне…
      Дубрава, к чему делать вид, что подобного никогда не было и нет? Мало ли колдунов, запрятав поглубже силу, отказавшись от своей дороги, заставив себя забыть о родных, выбрали ничем не приметную жизнь среди людей?
      – Это предательство!
      – Нет, – в его глазах была мольба – просьба по-нять.
      – Прости,- вздохнула Дубрава.- Я еще ничего не знаю, а уже спешу осудить. Что же эта жизнь делает с нами!…Прошу тебя, продолжай.
      – Они жили спокойной размеренной жизнью горожан. Брат много знал о врачевании и, даже не прибегая к помощи дара, был способен помогать людям… Конечно, это не совсем та работа, которая позво-ляет не выделяться… Первое время им просто везло. Горожане были бла-годарны ему, священники-проповедники не вселяли им в разум безу-мие ненависти, и до поры до времени никто не думал о том, кем мог быть чужак. А потом в городе случился страшный пожар, и Аламир, чтобы спасти тех, кто был добр к нему, прибег к дару. Правда открылась. Оставаться было больше нельзя, да и незачем: к тому времени родители Ивы уже умерли, а других родственников у нее не было… Спасибо горожанам, они проявили сострадание и позволили им бежать…
      – Обычная судьба, – Дубрава вздохнула,- и, в то же время… – не договорив, она качнула головой. – Как же так случилось, что они оказались здесь, в колдовской деревне? Неужели Старшие согласились принять их на наш путь? И открыли его для чужой, ввели лишенную дара в храм? Подобного никогда не было… – услышанное потрясло Дубраву, но не возмутило, нет, просто очень удивило.
      – Такого давно не случалось, но не потому что это запрещено зако-ном. В древних рукописях говорится, что до Падения подобные браки были не редкостью. Они не осуждались, признавались законными. Свя-занные ими лишенные дара принимались в колдовской круг, им даже позволяли разделить с супругами вечный путь. Хотя, конечно, эти браки не особенно приветствовались. Но лишь потому, что в них не рождалось детей. Никогда.
      – Видимир – их приемный сын, – понимающе кивнула Дубрава.
      – Да. Ему пришлось пережить то же, что и твоей воспитаннице…
      – Ох, не знаю, проклинать ли жестокий век за то, что он калечит судьбы детей, отнимая у них родителей, или благодарить, ибо, что бы там ни было, он позволяет хотя бы им остаться в живых и продолжить род… В страшное время мы живем… Ты прав: отвергать своих, отказывать им в помощи – жестокость, не имеющая оправда-ния…
      Нельзя жить, будучи чужим всему миру!- прошептала Дубрава.- Пусть нам тяжело, пусть нас гонят и презирают, но у нас есть хоть что-то свое: народ, храм…
      Однако я снова прервала твой рассказ. Продолжай, прошу те-бя.
      – У Аламира была Ива, приемный сын. Ему хватало того, что они с ним рядом, но он видел, как тяжело родные воспринимают тяготы дороги. Им был нужен дом, согретый теплом очага.
      – Он мог бы построить его даром колдовства…
      – Конечно, – Влас вздохнул. – Но как бы он тогда объяснил свя-щенникам, почему у колдуна жена – лишенная дара? Что бы ждало ее, если бы все открылось? Костер?
      – Но дорога должна куда-то вести! Иначе она не имеет смысла!
      – Брат думал также, продолжая путь и надеясь… да что уж там, надеясь на чудо. И спустя долгие месяцы их повстречал Черногор.
      – Он уже стал к тому времени Старшим?
      – Да. И мы с Ясенем сопровождали его.
      – Представляю, каково было тебе увидеть Аламира!
      – Я был рад, что он жив, ведь считал его давно погибшим.
      – А Черногор? Он принял их и совершил все обряды?
      – Не сразу. Зная, что не нарушит этим закон, он хотел быть уверен, что следует воле богов.
      – Он привел их в храм? И что же сказали боги?
      – Они открыли надалтарную арку.
      – Но ведь это врата времени, невидимые и опечатанные! – воск-ликнула Дубрава. – Сквозь них невозможно пройти!
      – Я тоже так думал. Но Черногор наделен огромным могуществом. Он отвел нас в избранное богами время – это был Год Падения… Да, я забыл сказать: Старший, проводя семью Аламира через особое посвя-щение, не только отправился с ними сам, но и позволил нам с Ясе-нем следовать за ними… Мы видели текущие бесконечной рекой по дорогам войска, возглавляемые первосвященниками, которым их бог дал способность поворачивать дар колдунов против них самих, мы видели, как умирали под ударами молний древние замки… Это бы-ло ужасное зрелище, не знаю, выдержали бы мы его, если бы не хранили от рождения память о прошлом, прошлом, которое, получив плоть и кровь, стало… оно было живым, и, в то же время, мертвее самой смерти, ибо это был миг пустоты. Мы испытали все отчаяние, которое приш-лось пережить нашим предкам, ужас и страх… Лишь там я по-насто-ящему понял это слово-Падение… Пустота затягивала. Казалось, стоит на миг остановиться, и не будет сил двинуться даль-ше… И когда мы уже готовы были впасть в отчаяние, Старший приз-вал богов, и те заговорили с нами. Они рассказали…Оказывается, во времена последнего короля-колдуна было произнесено пророчест-во, которое дважды подвергалось забвению. Сначала его попытались выжечь из памяти по приказу короля, ибо в нем предска-зывался конец прежнего мира и колдовской власти… В него не хоте-ли верить, над ним смеялись, его почти забыли… Но оно начало сбываться, и это возродило его к жизни. Когда же Год Падения стал близиться к концу, пророчество подняли как знамя, ибо оно обещало, что наступит время, когда чаша искупления переполнится, и судьба вновь повернется светлым ликом к наделенным даром… Об этом узнали первосвященники и, испугавшись, низвергли на проро-чество новое проклятие, истребили всех, кто его знал… И пламень, возродившийся из пепла, погас в волнах безвременья…
      – Это пророчество… Почему оно сбылось не до конца?
      – Все еще впереди. Во всяком случае, мы надеемся на это.
      – Но как оно связано с Аламиром и его семьей?
      – Пророчество заканчивается словами: "Спустя столетия испы-таний, вновь наступит время перемен. И придут в движение чаши ве-сов. И сменятся ненависть и страх любовью и почитанием, которые соединят два мира, два народа воедино. Придется долго ждать, пока семя даст первый росток. Но только в нем будущее. Ненависть и Страх, ярость Потерянных душ и холод пустоты будут пытаться погу-бить его. И горе всем, если это случится, ибо тогда ни у кого не останется надежды". Совет считает, что боги говорили о семьях, подобных союзу Аламира и Ивы.
      – Да, – вздохнула Дубрава. В ее сердце еще не было новой веры, а потому все услышанное не трогало его, оставляло безучастным. – Жаль, что мы разучились верить в пророчества.
      – Пророчество – как замкнутый круг. Верят в него или нет, следуют его заветам или стремятся все сделать наоборот, оно сбы-вается.
      – "Незачем торопить приход будущего пророчествами и предска-заниями, гневя этим богов, учредивших порядок времен", – повторила Дубрава слова Старшего, сказанные им возле храма.
      Влас качнул головой:
      – Думаю, Черногор, говоря так, имел в виду новые предсказания. Об этом же он сказал тогда другое – "Раз уж пророчество было да-но, его нужно прочесть от начала до конца, понять, а потом поско-рее забыть, позволив богам самим ткать полотно судьбы".
      – Отказаться от любых действий? Не становимся ли мы тем са-мым слепыми котятами в руках судьбы?
      – Почему слепыми? Мы знаем, что нас ждет. Почему ты так уве-рена, что наши попытки повлиять на будущее приведут к хорошему, а не плохому? Может быть, предки поступили правильно, предав проро-чество забвению. Как они могли изменить свою судьбу? Уничтожением всех лишенных дара, полным подчинением своей воле?
      Только предс-тавь себе, что было бы тогда.
      Дубрава вдруг побледнела: – Великие боги!
      – Что с тобой? – встревожился колдун.
      – Ну конечно! Они пытались! Они пытались избежать злой судь-бы! Кто знает, скольких смертей, скольких бед удалось бы избежать, если бы пророчества не было!
      Они не смогли предать его забвению! Они просто сожгли рукописи, запретили пере-давать его изустно. Но они сохранили веру, и, веря, неосознанно, сопротивлялись своей судьбе! Не ясно лишь одно: если это так, по-чему боги вернули нам это ужасное пророчество? И почему, понимая его опасность, Совет Старших не сделал это знание тайным? Ведь не всем дано понять…
      – Разве тайное знание не привлекает к себе более всего?
      – А лишенные дара? До них уже дошла весть о том, что пророчество вер-нулось?
      Лицо Власа помрачнело: – Боюсь, что да.
      – Но ведь они не поймут! Они решат, что мы хотим взять нити судьбы в свои руки и забрать силой то, что принадлежит нам по праву! Страх за свое будущее заставит их начать новую вой-ну!
      – Ты должна принять все, как есть. Такова воля богов.
      – Так решил совет?
      – Так сказал Черногор.
      – Что ж,- она, вздохнув, кивнула. – Я готова положиться на его мудрость.
      – Тут ведь дело не в том, что он не хочет, чтобы мы пытались изменить будущее…
      Одни боги знают, каково было ему там, в прош-лом, видеть, как мечтавшие о солнце принесли на землю еще более черную ночь… Не забывай, ведь он – прямой потомок королевского рода, единственный, в ком сейчас течет кровь древних правите-лей. И, при это, он еще и Старший… На его плечах лежит груз па-мяти и ответственности, не сравнимые ни с чем иным, – Влас опустил глаза. – И, все же, в его словах, поступках я вижу и что-то иное. В последнее время мне все больше и больше кажется, что Черногор предвидит будущее.
      – Ему было дано новое пророчество? Но почему он… – женщина осеклась, вспомнив, сколько бед принесло прежнее.
      – Он хранит его в себе. Порою я вижу, какую боль причиняет ему это знание, как оно гнетет его.
      – Мне ясно, что заставляет Черногора молчать. Ведь, зная будущее, даже не желая что-то изменить, понимая, что завтра нас ждет беда, подсознательно мы попытаемся избежать ее… Как бы мне этого ни хотелось, я понимаю, что не должна расспрашивать Старшего о том, что было ему открыто богами.
      – Это все, о чем я прошу. Ему сейчас и без того нелегко… Ладно, отдыхай-те. Я и так отобрал у вас слишком много времени,- он засуетил-ся, спеша поскорее уйти.
      – Влас,- он уже был на тропинке, когда Дубрава окликнула его.- Приходи к нам вечером. Мне будет очень приятно вновь уви-деть тебя. И приводи своих. Буду рада познакомиться с твоей же-ной…
      – У меня ее нет, – ответил тот. – Я так и не обзавелся собственной семьей. Все было как-то не до этого… Но я не отказываюсь от приглаше-ния,- и он исчез за деревьями.
      Пахнущая свежестью вода и густой, обжигающий пар бань-ки смыли дорожную грязь, которая еще миг назад, казалось, навеки пристала к коже. Пусть не долгий, но такой сладкий сон в мягкой чистой постели легко снял усталость, освободил глаза от оков красноты и немых слез усталости. Новая, подогнанная по фигуре одежда – длинные цветастые сарафаны-ласкали тело – не висела бесформенным мешком, прижимая своей тяжестью плечи к земле и под-нимаясь за спиной уродливым горбом.
      Ближе к вечеру хозяйки засуетились, готовясь к приходу гос-тей. Впрочем, долго ли двум колдуньям установить в уютной беседке в саду стол и накрыть его? Дубрава наслаждалась этим уже начавшем забываться чудом – стряпней мясных и сладких пирогов, лепкой пирожных… А похвала собравшихся гостей – новых, но, как уже каза-лось, близких, вечно знакомых друзей-была ей лучшей награ-дой. С ними ей было легко говорить: все понимали друг друга с по-луслова, с полувзгляда. И даже вопрос вдруг встрепенувшейся Ивы:
      – Ой, а как же там малышка, совсем одна? – вызвал лишь добрую улыбку на устах женщины, тронутой неподдельной заботой.
      – С ней все в порядке. Домовой убаюкал ее песенкой, а если вдруг ей понадобится мое тепло, он позовет.
      – Порой я жалею, что родилась не в колдовской семье, – вздохну-ла Ива, бросив робкий взгляд на сидевшего рядом с ней мужа. – Тогда многое сложилось бы по-иному.
      – Кто знает, может, ничего хорошего из этого иного бы не вышло, – улыбнувшись, колдун обнял ее.- Нужно радоваться всему, что дается, ибо это – так много.
      – Да, дорогая,- кивнула Дубрава. – Боги позволили тебе познать оба мира, они открыли тебе, и нам через тебя, великую тайну. В ней – наша надежда на будущее.
      Вслед за вечером пришла ночь. Взрослые отправили детей спать, а сами еще долго сидели в саду, говоря обо всем, что так беспокоило их сердца – о жизни и смерть, прошлом и будущем. Было уже за полночь, когда они, наконец, разошлись, чтоб поутру встре-титься вновь.
      Вернувшись домой, Дубрава склонилась над колыбелькой, в ко-торой сладко спала малышка. Слезы катились по щекам женщины, большими алмазными каплями падали на розовое детское одеяльце. Она не пыталась их унять. Это были слезы радости, ибо лишь за один такой день, за память о нем, колдунья была готова отдать долгие годы жизни. Но в слезах была и соль грусти, боль потери, которая навсегда останется в сердце, и которая особенно сильно ощущалась именно сейчас, в радости и покое. Женщина была призна-тельна богам за миг настоящего, не смела упрекать их за прошлое, боялась попросить открыть будущее. Сейчас ей так хотелось жить только одним мигом, зная, что счастье не продлится вечность, что немому времени милее заплаканные глаза грусти…
 

 
      В зале совета Черногора ждал седой как лунь, худощавый ста-рик с глубоко впавшими серыми глазами. Колдуны смотрели на него с уважением, почтительно склоняя головы. Даже если бы среди них на-шелся тот, кто б не знал Велимира – старейшего из Старших, главу Совета, ему было бы достаточно заглянуть в глаза гостя, чтобы по-нять, какую власть имеет этот тщедушный и неказистый на вид человек.
      Ожидая возвращения хозяина замка, гость сидел на низком стуле возле стены и, прикрыв глаза, отдыхал. Со стороны могло показаться, что он дремлет. Но старик был само напряжение. И стоило дверям отк-рыться, как он с удивительной для своего возраста легкостью и поспешностью вскочил:
      – Черногор, нам надо…- начал он и осекся, увидев повязки на но-гах странника.
      Дожидаясь, пока Старшего уложат на узкий, обитый бархатом диван с низкой резной спинкой и витыми боками, он набросился на колдуна, сопровождавшего Черногора в его странствиях:
      – Ясень, разве Совет не велел вам с Власом оберегать его? Или вы не поняли, что это не пожелание, а приказ?- он старался гово-рить как можно тише, не желая привлекать внимания раненого, кото-рому женщины подали чашу с водой, но его голос, срываясь в хрип, звучал как рык разозленного зверя. Он разнесся по зале, заставив колдуний вздрогнуть и, с опаской взглянув на старика, поспешно повернуться к Черногору. И лишь добрая, даже немного виноватая улыбка последнего вернула им спокойствие.
      Ясень молчал, опустив голову. Ему было нечего сказать в оп-равдание, да он и не хотел, когда, чувствуя свою вину, более чем кто-либо другой, осуждал себя.
      – Оставь его в покое, Велимир, – поморщившись, Черногор сел, поудобнее устраиваясь на диване. – Что он мог сделать, когда наши законы запрещают возражать Старшему?
      – Чем ты всегда пользуешься, рискуя понапрасну своей жизнью, – пробормотал старый колдун, недовольно качая головой. – Ох, мой мальчик, это все молодость.
      Она мешает тебе по-настоящему осознать цену собственной жизни, – он подошел к нему, сел рядом.
      Быстрым взмахом руки Велимир велел всем удалиться. Колдуны поспешили ис-полнить волю гостя, оставив Старших одних.
      – Твой шаг кажется мне куда более рискованным, чем мой, нас-тавник, – Черногор, вздохнув, на миг прикрыл глаза, отдыхая.- Поче-му ты пришел сам, вместо того, чтобы прислать ко мне вестника?
      – Я не хочу, чтобы другие узнали о приближении беды прежде, чем Совет будет готов встретить ее. Нет ничего гибельнее слепого отчаяния.
      – Война? – Черногор нахмурился.
      – Мы всегда знали, что рано или поздно люди захотят покончить с теми, в ком видят неотступную как тень угрозу. Но при этом мы не прекращали надеяться, что боги будут благосклонны к нам и поз-волят подготовиться к новому испытанию… И вот теперь мы стоим на грани войны! А самое ужасное, что виноваты в этом не лишенные дара с их священниками, а мы сами! Теперь их Пресвитер может призы-вать верующих к борьбе, оправдывая все будущее зло тем, что мы, дескать, сами того хотели!..
      Если бы Яросвет научился сдерживать свои чувства! Если бы только он лучше следил за жителями своей деревни, успокаивая в них нетерпение и ярость, мы бы не стояли сейчас на этой грани!
      – Не вини во всем только его,- промолвил Черногор.
      – Почему ты защищаешь Яросвета, даже не зная, что он сделал!
      – Потому что это не важно. Пресвитер уже давно мог бы найти тысячу и одну причину для начала похода.
      – Его люди убили священника!
      – Множество колдунов становятся невольными свидетелями гибели священников, и не один Яросвет виноват в том, что может случить-ся.
      – О чем ты говоришь!
      – Никто из нас не свят. Ты можешь с тем же успехом обвинить во всем и меня, ибо не далее как вчера я сам стал причиной смерти одного из священнослужителей.
      – Что произошло?- старик нахмурился.
      – Желая отомстить мне и людям, которым я помог, он воззвал к силам Потерянных душ.
      Я смог защитить других, но не его само-го: гнев сжег священника как факел.
      Насторожившийся было Велимир облегченно вздохнул:
      – Но это ведь совсем другое! Он сам себя погубил и ты тут ни при чем, в то время как колдуны Яросвета не просто расправились с проповедником, подошедшим к их деревне, но прибегли для этого к помощи колдовства!… Постой-ка, – он сам себя прервал. – Ты сказал, что священник использовал власть Потерянных душ. Но разве лишенный дара способен на такое?
      – Для этого не нужно быть колдуном, достаточно лишь знать слова заклятий.
      – Но откуда…
      – Они были в архиве первосвященников.
      – В потерянном архиве! Значит, они нашли его! Вот откуда эта уверенность в речах Пресвитера! Выходит, все не случайно. Они ре-шили выпустить на волю гнев Потерянных душ! Глупцы! Может статься, что в мире не найдется силы, способной под-чинить себе вырвавшихся пленников и тогда умрет все: и небо, и земля…
      Казалось, Черногор не слушал его, думая о чем-то совсем другом. Его брови сошлись на переносице. – Пресвитер уже призвал верующих в поход против нашего народа? – спросил он -Нет,- качнул головой Велимир. – Но к тому все идет. Мне стало известно, что он провозгласит войну в день Первосвященника Рода, в конце праздника. А это значит, у нас чуть больше недели.
      – Не торопишь ли ты события, наставник? Ведь пока еще ничего не произошло.
      – Мы должны постоянно думать о будущем, чтобы миг ненастья не стал неожиданным.
      – Колдовской совет принял решение?
      – Мы ждали тебя.
      Черногор откинулся назад, прикрыв глаза, но жгучий пламень его взгляда продолжал мерцать, пробиваясь сквозь длинные ресни-цы.
      – А что думаешь ты?
      – Пытаясь бороться, мы потеряем все,- промолвил старик, – ибо победителей в этой войне не будет. Боль, горе, смерть… Многие проклянут день, в который пришли в этот мир. А затем, когда от прошлого и настоящего не останется ничего, когда будут отрину-ты все законы и обычаи, придет время битвы, в которой не будет победителя… Я думаю… Я надеюсь, что, может быть, еще не позд-но, что мы еще можем обратиться к священникам с просьбой принять наше покаяние. Да, если они согласятся, мы лишимся всего, что у нас оставалось до сих пор: дара, веры, свободы… Но если так мы сохраним жизнь народу…
      – Ты полагаешь, люди согласятся? – Черногор горько усмехнул-ся. – Зачем им наше покаяние, когда лишенные дара считают, что оно ничего не изменит? Привыкнув сами давать ложные клятвы, они не поверят нашему слову.
      – Это так. И, все же, стоит попытаться.
      – Не делай этого, Велимир. Ты только расколешь наш народ, об-речешь на медленную смерть.
      – Нам не выиграть в войне, победить в которой мы не хотим, боясь в одночасье уничтожить то, чего добивались веками. Тебе из-вестно пророчество. Может быть, покаяние – путь к тому будущему, что нам было обещано, – он пристально взглянул на Черногора, словно ожидая, что тот скажет, но Старший молчал, погруженный в размышле-ния. – Я хотел, чтобы ты знал все, прежде чем примешь решение. От твоего слова очень многое зависит. Лишь ты можешь сделать так, чтобы мы были едины в своем решении. Тебя послушают.
      – И чего ты ждешь от меня, наставник? – вздохнул колдун. – Чтобы я солгал, сказав, что путь покаяния ведет к жизни, когда я ясно вижу, что на нем колдуны ничего не найдут для себя?
      – Да почему ты так уверен в этом! – вскричал Велимир. – Мне все больше и больше кажется, что ты просто не хочешь думать о возмож-ности подобного пути! Тебе ведь есть что терять… – он умолк, кач-нул головой: – Прости, Черногор, я совсем не хотел обвинять тебя в эгоизме…
      – Ты прав, я боюсь отказаться от прошлого. Так же, как этого боишься ты, как боятся все. Ведь оно – единственное, что удержива-ет нас от падения в бездну.
      – Но жизнь важнее памяти! Если покаяние позволит сохра-нить…
      – Ты ничего не добьешься…
      – Остановись, – прервал его старейший.- Я не хочу спорить с тобой. Просто подумай над тем, что я сказал. Это все, о чем я про-шу, – и старик повернулся, собираясь уходить, но голос Черногора заставил его остановиться:
      – Повремени с Советом.
      Старейший обернулся, удивленно вскинул бровь:
      – Но почему? Мне-то казалось, что мы как раз должны торопить-ся…!
      – Доверься мне.
      Велимир вздохнул: – У нас остается очень мало времени… Лад-но, я даю тебе три дня. Это все, что я могу. Если к тому времени ты не сделаешь выбор, Совет примет то решение, которое сочтет на-илучшим. И да помогут нам боги.
      – Спасибо.
      – Ты не расскажешь мне, что собираешься сделать?
      – Я пока и сам не знаю.
      – Будь осторожен, Чер-ногор. Не рискуй понапрасну своей жизнью. Сейчас для этого самое неподходящее время. До встречи на Совете, – и он ушел.
      Опустив голову на грудь, Старший замер. Начала сказываться усталость. Ему нужно было отдохнуть, но Черногор упрямо не позво-лял себе погрузиться в сон, пытаясь отыскать выход – шаткий мостик над бурной, бешено несущейся к горизонту рекой.
      Тихие робкие шаги послышались у него за спиной. Это подошел Ясень, замер, не решаясь заговорить.
      – Ты что не идешь домой?- не открывая глаз, спросил Черно-гор. – Путь был не легким. Да и Мерцана с детьми заждались.
      – Старший,- его голос предательски дрогнул, захрипел и Ясень вынужден был кашлянуть, прочищая горло и заставляя волнение улечься, прежде чем продолжать: – Близится время перемен…
      – Да, – собственно, это было столь очевидно, что не нуждалось в подтверждении.
      – Я только хотел сказать, что мы… Мы готовы следовать за тобой через все испытания! – он чувствовал, что сейчас, в этот час, решается сама судьба.
      Колдун открыл глаза. В них читалась ни с чем не сравнимая глубокая боль.
      Он устало проговорил:
      – Ступай домой, Ясень.
      – Ты гонишь меня, Старший? – отчаяние придало ему силы.- Я знаю, что виноват перед тобой, и все же…- его голос источал боль, словно кровь открывшаяся рана.
      Черногор вздохнул, его взгляд потеплел: – Старый, добрый друг,- он заговорил с ним, как с равным. – Ты прошел со мной много дорог, ты был рядом всякий раз, когда я в тебе нуждался. Успокойся. Ты ни в чем не виноват. Велимир просто слишком беспокоится обо мне. Это не оп-равдывает того, как он набросился на тебя, и, все же, постарайся понять и простить…
      – Я совсем не об этом…- начал тот, но Черногор прервал его.
      – Знаю, – его голос стал твердым, даже немного резким.- Ты тер-заешь свою душу глупыми предчувствиями. Перестань. Этим ты лишь мучаешь себя. Забудь о будущем.
      Живи настоящим. Иначе ты потеряешь все.
      – И, все же, – не унимался тот. – Могу ли я хоть что-то сделать для грядущего, хоть как-то помочь тебе? – его голос дрожал, в глазах была такая мольба, что Черногор сдался.
      – Пусть будет по-твоему, – колдун едва заметно кивнул.
      – Да, Старший! – Ясень встрепенулся. – Что я должен сделать?
      – Помнишь, мы как-то говорили, что хорошо было бы собрать небольшой дозор, чтобы он оберегал деревню от неждан-ных гостей?
      – Да.
      – Сейчас самое время заняться его организацией. Поговори с мужчинами. А я позову дра-конов, они помогут, если что.
      – Но…- Ясень настороженно взглянул на Черногора, начиная подозревать, что тот неспроста заговорил о дозоре. Все это могло означать лишь одно: рядом опасность.
      Он уже хотел спро-сить… Однако вынужден был замолчать, услышав скрип открывавшейся двери и поспешные тяжелые шаги: в залу, словно порыв ветра, вор-вался новый гость – уже далеко не молодой, но еще крепкий, кря-жистый мужчина с цепкими рыжеватыми глазами.
      – Велимир уже успел здесь побывать?- на ходу спросил он.
      – Да,- Черногор повернулся к своему спутнику:- Оставь нас, Ясень.
      Склонившись в поклоне, тот быстро удалился, унося с собой сомнения.
      – Представляю, что он тебе наговорил! -Яросвет быстро ходил взад-вперед по зале, яростно жестикулируя. – Небось, винит во всем меня! Черногор, видят боги, я не подталкивал своих к бунту и, едва узнав, что жители деревни прибили этого чудака, осмелившего-ся прийти в наши земли, хорошенько вправил всем мозги. Но как же я их понимаю! Никаких сил не хватит столько терпеть, когда нет ни-какой надежды, что наши потомки, если боги позволят им выжить, не будут обречены на такое же прозябание! – замолчав, он, наконец, опус-тился в кресло, не отводя взгляда с хозяина замка, который неподвижно лежал, глядя в пустоту.
      Не дождавшись от него никакой реакции, гость продолжал: – Мы тысячелетие расплачиваемся за какие-то жалкие десять лет жестокости! Разве не пришла пора выпрямить спину, ос-вободиться от оков запретов, которые мы сами надели на себя, и заставить людей уважать наше право на жизнь? Или я не прав? Ста-рики осуждают меня, но они живут прошлым. Я так не могу! Да, я знаю, что ты скажешь – как Старший, я должен чтить закон и сле-дить, чтобы все наделенные даром соблюдали его. Но я не могу не чувствовать отчаяния своих людей! Они постоянно спрашивают меня о буду-щем. Что мне отвечать им? Я даже не знаю, смогу ли я сдержать их ярость в следующий раз! Понимаешь ты это!
      – Успокойся, Яросвет.
      – Но ты согласен со мной?
      Черногор качнул головой.
      – Так Велимир убедил тебя… Ну конечно, он это умеет! Но может быть, мне удастся заронить в твое сердце сомнение…
      – Не трудись, – прервал его Черногор.- Я сказал ему, что он заблуждается, полагая, что покаяние способно спасти наш народ.
      Облегченный вздох сорвался с губ гостя:- Ты и представить себе не можешь, как я рад это слышать! Тогда, – уже спокойнее про-должал он. – Раз ты понимаешь, что священники хотят просто уничто-жить нас, всех до одного, что им не нужны эти покаяния, ибо то, что кажется нам огромной жертвой, ими видится мелочной уступкой, ты согласишься с тем, что я предложу… У нас не остается выбора – только принять их вызов, вступить в сражение. Нам некуда бежать, негде спрятаться… В роковое время народу нужен вождь. Ты… я знаю, какая ноша лежит на твоих плечах и… и я понимаю, каково будет для тебя исполнить то, о чем я прошу, но это единственный способ объединить весь народ, объяснить ему, почему мы призываем отказаться от того, чему учили, что проповедовали дол-гие века… Я прошу тебя принять корону… – он заговорил быстрее, не давая возможность собеседнику вставить ни слово. – Совет был создан для того, чтобы хранить и оберегать. Он не может вести в бой. Для этого нужен король. Никто не станет оспаривать твои права на власть и…
      – Ты не понял меня, Яросвет,- нахмурившись, произнес кол-дун. – Война – это еще более быстрый и страшный конец.
      – Но мы победим! Что бы ни противопоставили нам лишенные дара, мы разобьем их!
      – Вы проиграете. И люди тоже. Проиграют все, кроме Потерянных душ. Яросвет, одно дело мечтать о чем-то, надеяться, верить, и сов-сем другое столкнутся с этим лицом к лицу наяву. Ведь явь – не бестелесные фантазии, она способна превратить день, пусть облач-ный и блеклый, но все-таки хранящий свет и надежду, в самую черную и непроглядную ночь.
      – Ты так уверенно говоришь об этом, что мне становится страш-но! Черногор, ходят слухи, что ты предвидишь будущее. Я хотел бы знать… Да что там, все Старшие должны знать, прежде чем принимать решение, к чему это все приведет. Ты видел?… – напряженное тяжелое молчание повисло в зале. Яромир заметил, как вдруг побледнело лицо колдуна.
      Он скрипнул зубами, словно от страшной боли.
      – Нет.
      – Но мы должны знать, Черногор!- повторил Старший. – Ты ведь понимаешь, как важно не ошибиться на распутье, избрать верную дорогу. Если ты… если ты сможешь выведать у богов наше будущее, это избавит Совет от множества ошибок, за каждой из которых будут стоять сотни смертей!
      – Ты не осознаешь, о чем просишь. Боги ничего не дают прос-то так. Они требуют что-то взамен. И кто знает, может быть за свой ответ они заставят расплачиваться весь народ.
      – Мы должны знать,- упрямо твердил гость, его голос был готов сорваться.- Ведь всего один неверный шаг – и все, конец!
      – Хорошо,- сдался Черногор. – Я попытаюсь найти дорогу в будущее. Но вряд ли это поможет.
      – Пожалуйста, постарайся,- Яросвет двинулся к дверям, собираясь уходить.- А я потяну с Советом до твоего возвращения.
      – Погоди,- задержал его колдун. – Есть кое-что, о чем я хочу тебя попросить. Я могу не вернуться вовсе или прийти спустя месяцы, годы. Время – как море. Оно не всегда выбрасывает то, что попало в ее простор… Так вот, если я не вернусь к Совету, попробуйте найти третий путь: не покаяния и не войны.
      Тот вздохнул, качнул головой: – А если иного пути просто нет? Прости, но я… я не могу обещать…
      Черногор кивнул: – Я понимаю. Поговори с Велимиром. Может быть, это поможет вам понять, что обе дороги одинаково коротки…Я не думаю, что боги дадут мне другой ответ. Но, кто знает… У меня будет еще одна просьба, Яросвет.
      – Я слушаю тебя.
      – Не трогай жителей моей деревни. Не вовлекай их в свою вой-ну. И скажи Совету: я не хочу, чтобы они принимали покаяние.
      – Они не смогут остаться в стороне от перемен.
      – Знаю. Но пока пусть будет так. Я найду способ их защитить на время моего отсутствия.
      – Будь спокоен: Совет не станет принимать за решение за тебя. Ты отвечаешь перед богами за жизнь тех, кто идет за то-бой, только тебе решать их судьбу. Мне легко дать это обеща-ние, когда я слишком хорошо знаю: они без твоего слова не сдела-ют ни шага.
      – И еще. Если другие решат присоединиться…
      – Никто не станет им мешать исполнить задуманное,- колдун кивнул, а затем горько усмехнулся: – Ты, я вижу, готовишься к худше-му… Что ж… Мне пора, – и он ушел.
      Какое-то время Черногор лежал в одиночестве, словно прислу-шиваясь к тишине, а затем, негромко позвал:
      – Входи, Ясень.
      Тот словно только этого и ждал:
      – Прости,- поспешно приблизившись к Старшему, проговорил колдун.- Я не хотел подслушивать…
      – Может, это и к лучшему,- глаза Черногора сощурились, острый взгляд пронзил собеседника, проникая в самую душу. – Так или иначе, нужно, чтобы в деревне хоть кто-то знал, что происходит. Я расс-кажу тебе. Но ты не должен говорить об этом другим до тех пор, пока не придет пора… Ты сам сказал, что приближается время пе-ремен. Это так. Нас ждут испытания. А в Сове-те нет единства относительно того, каким путем их преодолеть. Последняя возможность избежать раскола – узнать будущее… Ясень, мне нужно будет покинуть вас.
      – А мы… – он спрашивал о себе и Власе, имея в виду, собираться ли и им в путь, но Старший ответил прежде, чем он успел:
      – Мне бы хотелось, чтобы вы постарались остаться в стороне от перемен так долго, как это будет возможно.
      – Ты словно не надеешься вернуться…
      – Кто знает, какой будет воля богов, – он сел на край ди-вана, спустив ноги на пол.
      – Ты собираешься в дорогу прямо сейчас? Нет!- Ясень попытался остановить его.
      Но Черногор уже решительно поднялся. И в тот же миг, побледнев от резкой боли, пошатнулся, ухватился за плечо поспешившего поддержать его Ясеня.
      – На балкон!- сквозь стиснутые зубы прошептал колдун.
      – Но зачем… – договорить тот не успел: – Великие боги! – выдохнул Ясень, увидев огромную тень приближающегося к замку дракона.
      – Он прилетел за мной,- проговорил Старший.
      – Я отправлюсь в путь с тобой!- на этот раз колдун был готов стоять на своем до конца. Он был уверен, что не только имеет на это право, но должен. Ведь он – спутник Старшего, выбранный для того, чтобы сопровождать и оберегать его в дороге, самим Со-ветом…
      – Нет,- холодно отрезал Черно-гор. – Ты единственный здесь знаешь о близости беды и, ради будуще-го других, должен остаться.
      – Но…
      – Сейчас не время для споров. Подчинись моей воле! – его голос стал жестким, даже жестоким, каким не был никогда рань-ше. И собеседнику ничего не осталось, как смириться. Опустив голову, тот проговорил:
      – Мы будем ждать тебя. И если потребуется помощь, только подай знак…
      Черногор не сказал больше ничего. В его глазах плавилась печаль – далекая, отрешенная, говорившая красноречивее слов: если ему не удастся справиться самому, то уже никто не сможет по-мочь…
      – До встречи, – резко оттолкнувшись от каменного пола, он взмыл в воздух, подх-ваченный порывом ветра, а затем из синевы небесной выси вынырнул огромный, великий, как сама вечность, дракон. Его широко распах-нутые крылья, казалось, были способны обнять замок, укрыть его от мирских бед.
      Спустя короткое мгновение колдун уже стоял на темени гордого зверя, защищенный от резких ударов ветра роговыми наростами, образующими величественную корону.
      Издав подобный громовому раскату рев, дракон устремился вверх, в бесконечную синеву небес.
      Он отнес Черногора к мерцавшим камням святилища.
      Это сооружение совсем не походило на колдовской храм, казалось далеким, сплетен-ным из звездных путей и неведомых грядущих лет. Колонны дрожали, словно дымка, струились подобно потоку вод.
      Святилище было столь огромным, что у его подножия человек выглядел маленькой незаметной песчинкой.
      Опустившись на землю, дракон протяжно заревел, а затем, вытянувшись, высоко вскинув голову и распростав ко-жистые крылья, замер, словно окаменев.
      Колдун, опираясь на уступы рогов, наполнившихся мер-цанием храма, опустился на колени и, сложив руки перед лицом, собрал воедино мысли, чувства, силу, сложив из них вопрос: Какой путь даст надежду на будущее?
      Он закрыл глаза, чувствуя, как, медленно, неторопливо, созна-ние стало расплываться, растворяться в бесконечности, заполняя ее и поглощаясь ею… Он не видел ничего, и, в то же время, перед его глазами предстало все. Он чувствовал каждый миг, как порыв ветра, стал всем и ничем. И мироздание замкнулось в кольцо, появившееся на его пальце.
      "Вернись, вернись,- минул лишь миг, а, может, это был целый век, когда из неведомой, забытой дали донесся до колдуна шепот дракона, путеводной нитью влекший назад. Пришли в движение созвездия. Замелькали, сменяя друг друга, свет и ть-ма. Тяжесть навалилась на плечи, сжала в своих тисках, с каждым мигом делая все сильнее и сильнее хватку мертвых каменных паль-цев. И когда уже казалось, что за спиной стоит сама смерть, тьма вдруг отступила. Вернулось сознание, заполнилось беспокойным ше-потом дракона:
      "С тобой все в порядке?" "Да,- у колдуна не было сил вымолвить и звука, даже мысли текли медленно, тяжело, как загустевшая патока. – Боги дали ответ?" "Они показали развалины древнего замка короля-колдуна",- его шепот оставался однотонным, безразличным.
      "Но что это означает? Они хотели сказать, что если мы верне-мся на путь древней вражды, мертвые развалины – все, что будет ждать нас в будущем? Или же, наоборот, таким станет наше гряду-щее, если мы не откажемся от прошлого? А, может быть, что бы мы ни делали, все равно весь мир рано или поздно превратиться в вымер-шую снежную пустыню, окружающую остывшие, забытые камни прошло-го? " – шевельнувшись, он застонал от резкой боли, пронзившей изму-ченное тело.
      "Успокойся. Не мучай себя понапрасну. Ты получил ответ, каким бы он ни был.
      Теперь мы должны возвращаться. Ты слишком долго ос-тавался в бесконечности и потерял много сил".
      "Неужели это все? Неужели они ничего не сказали тебе? Прошу, друг, ответь! Для меня это очень важно!" "Они хотели, чтобы я отнес тебя в заклятые земли, в их насто-ящее. Они сказали, что там начало и конец всех дорог, – нехотя про-шипел дракон. – Но я не стану этого делать!" "Почему? " – силы слишком медленно возвращались к колдуну, но он не собирался сдаваться на милость слабости и боли.
      "Там нет жизни. Там нет настоящего и будущего. Только прош-лое… и смерть. Я не хочу нести тебя ей на встречу!" "Я пришел за ответом и не могу вернуться, не получив его!" "А если ответ-смерть? Ведь она идет по всем дорогам, ждет в конце любого пути".
      "Умереть может человек, но не весь народ!" "Ты знаешь, что все так, или только надеешься это?- в ше-поте сквозила горечь. – Разве не стремление найти спасение колдовс-ких родов привело тебя сюда?" "Если спасения нет, зачем жить? Ради чего? Не легче ли будет сразу умереть, чем пережить смерть веры и надежды? Полетели, друг".
      "Если ты этого хочешь… " – дракон шевельнулся, взмахнул крыльями, возвращая в свое тело движение жизни, а затем нетороп-ливо поднялся в воздух, завис на мгновение над землей, ударами мо-гучего хвоста разбив пустое мутное стекло стен храма, и лишь за-тем взмыл в вышину небесных далей.
      Они летели долго. Казалось, странникам пришлось пересечь всю землю, прежде чем показались развалины древнего замка.
      Уже давно никто не смел ступить на землю этого мрачного, заповедного края, ок-руженного со всех сторон немой стражей ледяных гор. Страх не позво-лял прийти сюда ни лишенному дара, ни колдуну, страх и вера, что погубленные Падением души, обреченные на вечное скитание в этом мертвом краю, не выпустят случайного гостя из своих лап, убивая тело и подчиняя себе навсегда несчастный дух, лишая его будущего.
      Ничто не нарушало немого, мертвого покоя. И даже лучи солнца не решались прикоснуться к нему, прячась за густыми свинцовыми тучами. Все вокруг замерзло и, казалось, даже само время застыло без-ликим снежным покровом.
      Ступив на мертвую землю, ощутив ее холод внутри своей души, Черногор поморщился.
      Прикосновение рождало боль, будило самые мрачные воспоминания, оживляло кошмарные сны.
      "Ты должен был послушаться меня и не приходить сюда,- проше-лестел мысленный голос дракона. – Здесь лишь смерть. Ты не найдешь в этих землях другого ответа.
      Пока не поздно, позволь мне унести те-бя!" "Я должен узнать правду. А ты улетай".
      "Хочешь, чтобы я бросил тебя перед лицом конца?" – казалось, это непонятное упрямство колдуна разозлило крылатого странника.
      "Мне нужно остаться одному. Только так я смогу разбудить дух, что спит под развалинами этого замка, и задать ему вопрос".
      "Как скажешь. Когда все закончится, я вернусь за тобой. Если понадобится помощь – зови. Кто-нибудь из моих сородичей все время будет поблизости".
      Дождавшись, пока дракон скроется за горизонтом, Черногор дви-нулся к развалинам замка, в которых пульсировала неведомая, вели-кая сила, отвергнутая живыми, но сохраненная мертвыми в надежде, что однажды за ней придут. Всем сердцем, всем разумом он ощущал ее радость, стремление вновь обрести хозяина. Но это чувство было таким сильным, оно росло так долго, что теперь несло в себе смерть. Еще несколько шагов, и пришедший на смену холоду жар стал невыносимым. Черногор остановился, печально улыбнулся, заметив как начал мерцать ореол вокруг побелевших пальцев.
      Он знал, что впереди его может ждать смерть, но отступать было уже поздно. И лишь одного он боялся в этот миг: не боли, нет, и даже не того, что, может статься, ему придется умереть, так и не найдя дороги к жизни.
      Холод комом подступал к горлу при мысли о том, что будет, если разум не выдержит страшной, внезапно обрушившейся на него ноши, которую в древности собирали по крупицам, шаг за шагом, год за годом, а ему предстояло постигнуть за один краткий миг, и спрячется в тени бе-зумия? Тогда он не сможет уже ничем помочь своему народу, вновь, как когда-то давно, стоявшему перед лицом Конца, даже если ему будет дан ответ, указан путь. Более того, безумец, наделенный страшной властью, он будет куда опаснее всех бед мира – Повели-тель Потерянных душ.
      Собрав воедино все силы, Черногор закрыл глаза, заставил ды-хание стать медленным и глубоким. Он погасил стук сердца, веля теплу покоя разлиться по всему телу вязким, тягучим настоем.
      Полубессознательно, и, в то же время сосредоточенно осмыс-ленно его губы зашептали, окутывая разум самой надежной защитой – словом-заклинанием:
      Тише! Тише!
      Замри, не дыши!
      Пусть над крышей
      Ведьма-ночка кружит…
      И он сделал последний шаг. В тот же миг земля исчезла у него из-под ног.
      Круговерть подхватила, понесла куда-то, стремясь запу-тать, заманить, обмануть.
      Ужасный холод и жуткий жар попеременно окатывали душу своим мертвящим дыханием, ослепляя, жестоко раня те-ло и душу. Но колдун лишь упрямо, не обращая ни на что внима-ния, продолжал шептать трепетные слова, ставшие единственной опорой в пустоте.
      А потом жуткая, всепоглощающая боль захлестнула колдуна. И, сопротивляясь из последних сил, он потерял сознание. …Когда Черногор очнулся, то увидел склонившееся над ним, лежавшим в густой траве, которой сменился снежный ковер, нежное и заботливое звездное небо, печальная дева луны, встре-тившись с ним взглядом, поспешила спросить: "Как ты?
      Все в порядке? Могу ли я чем-нибудь помочь?" Дух замка признал нового хозяина, подчинился его воле и тер-пеливо ждал, когда тот сотрет с его чела следы времени, вдохнет жизнь в вековечные камни. Он не торопил колдуна, ведь что значит миг в глазах юной вечности?
      Но Черногор и сам не хотел заставлять духа ждать, испытывая его терпение. Он знал, что вместе с властью принял на себя и обя-занности, одна из которых – забота об этом месте, скрывавшем в себе более чем символический – сакральный смысл.
      Он и представить себе не мог, что восстанавливать замок бу-дет так тяжело.
      Обученный этому искусству с детства, он всегда считал его самым простым. Но на этот раз от тяжести, опустившейся на плечи, перехватило дыхание. Даже возведение храма казалось лег-че.
      Время сопротивлялось, не желая отдавать то, что было ввере-но ему долгие века назад. Но колдун не останавливался, отвоевывая у прошлого пять за пятью, и, в конце концов, заставил его отступить. Сначала легким призраком поднялись очертания точеных башенок, затем наземь черной шалью легла тень, задумчивая и мудрая. И только потом, словно сплетаясь из пересечения этих двух нитей, начало расти, возрожда-ясь, древнее строение. Оно походило на замок Старшего, но не в большей степени, чем лачуга бедняка напоминала прекраснейший из дворцов.
      С первого же мига замок короля околдовывал, входил в душу, чтобы остаться в ней навсегда. Казалось, что камнями его стен легли са-ми звезды, а башни выточены ветром из осколков луны. С подножья до самых шпилей покрытый похожей на кружево резьбой, он представ-лялся удивительно легким, полупрозрачным, загадочным, а исходив-шее от него тепло, тихое дыхание, бившееся глубоко в недрах серд-це,- все говорило о том, что это не просто рукотворное жилище, а живое, мыслящее существо.
      Усталость была так велика, что Черногор тяжело повалился на землю, лицо его покрыл пот, а малейшее движение отдавалось резкой болью. Но на его губах лежала улыбка: колдуну удалось сделать то, что считалось невозможным – преодолеть власть тысячелетий, срав-няв вечность с кратким мигом.
      "Спасибо, господин, – донесся до него легким дуновением ветра, голос. – Ты не просто вернул меня, но позволил узнать то, о существовании чего я и не догадывался доселе. Я возродился сов-сем другим, не отягощенным ненавистью и злобой, а готовым понять и простить. Мне нравится это чувство, ибо я ощущаю легкость и свободу, которые оно дарует, ничего не требуя взамен. А еще я вижу будущее. Я вижу время, когда все долги будут опла-чены, кровь уйдет в землю и уснет вечным сном в ее недрах. И мир, сбросив оковы беды, восстанет, возродившись для счастья ".
      "Укажи мне путь, который ведет туда", – попросил его Черногор.
      "Его начало здесь, у моих стен. Колдуны должны вновь соб-раться в колыбели, которую покинули давным-давно. Я сумею защитить их в час смерти. Когда же он подойдет к концу, я выпущу их в изменившийся мир, который примет наделенных даром в распростер-тые объятия, ибо от них будет зависеть его будущее".
      "Спасибо за надежду… Мне пора возвращаться… Но прежде, чем я уйду, скажи: какой будет плата за ответ? Я не хочу, чтобы она легла на весь народ, когда вопрос задавал я один".
      "Не беспокойся, ты уже заплатил за все, вернув жизнь в этот край".
      "Хорошо", – он, наконец, мог успокоиться.
      "Подожди, – словно тяжелый вздох порывом ветра сорвался с вер-шин башен. – Мне не хочется говорить об этом, но тебе следует знать: ты вел сражение с пустотой куда дольше, чем тебе кажется".
      "Сколько?"
      "Лунный круг".
      "Месяц, – Черногор побледнев, стиснул зубы. – Надеюсь, я вернусь не слишком поздно".
      "Чтобы спасти тех, кому суждено выжить – нет. Чтобы помешать концу прежнего мира – да".
      "Но почему?!" "Прости. Если бы на то была моя воля, я бы все изменил. Но я всего лишь дух, облаченный в каменную плоть".
      "Мне нужно торопиться".
      "Конечно. Не стану тебя задерживать. Я знаю: чем быстрее ты уйдешь, тем быстрее вернешься".
 

 
      Замок Велимира дремал в ночной полутьме. Он чем-то походил на своего хозяина: такой же седой, сухощавый и высокий. Его чертоги были исполнены мудростью старца, величественной и спокой-ной грустью близости расставания. Поднимавшиеся за облака башни казались вратами в иной, внеземельный мир.
      Старшие собрались к полуночи. Они заняли свои места за круг-лым каменным столом, стоявшим посреди просторной залы, и замерли, в полном молчании ожидая, когда Велимир откроет Совет. Но тот не спешил. Нервно перебирая пальцами бусины четок, он то и дело бес-покойно поглядывал на пустовавшее кресло Черногора.
      Старейший ждал до последнего, надеясь, что тот все же появит-ся. Но все сроки прош-ли.
      – Черногор, где же ты?! – прошептал старик.
      – Наверно, это я – причина его отсутствия, – виновато взгля-нув на хозяина замка, пробормотал Яросвет.- Я боялся, что разног-ласия не позволят нам принять верное решение и попросил узнать, какое будущее приведет колдовской народ к спасению.
      – Просил – что?! – голос Велимира задрожал, в глазах отразились испуг и не скрываемый гнев. – Как ты мог даже помыслить о подобном, не то что произнести вслух?! Ты хоть понимаешь, что послал его на верную смерть?!
      – Было бы славно, если бы Черногору удалось узнать, каким пу-тем нам идти дальше,- вздохнул низкий тучный Лютич. – И ты, старина, может быть, зря так беспокоишься:
      Черногор не в первый раз прибегает к силам, о которым нам известно лишь из легенд. Ему очень многое подвластно… Не думаю, что он попал в беду, скорее, просто за-держался в пути. Плохо только, что у нас больше нет времени. А так, по-разумному, следовало бы дождаться его возвращения.
      – Поздно, – вздохнул Велимир.- Я оттягивал принятие решения, пока это было возможно. Но сейчас пора, наконец, действовать. Ес-ли, конечно, мы собираемся что-либо предпринимать, а не сидеть и безропотно ждать исполнения судьбы… Вам известно мое мнение, – продолжал он.- Я считаю, что ради жизни, наш народ должен пойти на покаяние, отказаться от колдовс-кого пути и слиться с лишенными дара, став частью их народа, их мира.
      – Надежда бывает обманчивой, – резко мотнул головой Яросвет. – Люди могут солгать.
      Они примут отречение, а потом, когда мы окажемся, беззащитные, в их власти, уничтожат всех. Стоит ли народу идти на такой риск?
      – А если это – единственное спасение? – вопросом на воп-рос ответил Велимир, в то время как все остальные Старшие молча-ли. В большинстве своем они были согласны со старейшим, но им были понятны и сомнения более молодого Яросвета. Они знали, что мысли последнего разделяют многие колдуны, среди которых были и такие, кто, устав унижаться, потеряв веру в то, что нынешний по-рядок вещей установлен богами как кара за минувшее зло и надежда на грядущее счастье, требовали не только равноправия, но и возвра-щения власти, принадлежавшей им когда-то. И ради того, что счита-ли справедливым, они были готовы взяться за оружие.
      Уверенные в своей правоте, эти колдуны более не скрывали своих взглядов, которые еще совсем недавно вызвали бы всеобщее осуждение, а сейчас – лишь легкий укор во взгляде. И они, раз уж все равно придется отказываться от прошлого, предпочтут забыть обеты и клятвы, но не отвергнут волшебство.
      О них думал Яросвет, продолжая:
      – Нам все равно не удастся собрать всех, переубедить тех, кто видел "людскую милость", кому нет возвращения в людские города, ибо там их ждет верная смерть!
      Неужели вы хотите раскола?
      – Никто не посмеет ослушаться решения Совета! – резко возразил кто-то.
      – О да, конечно! А разве, принимая покая-ние, вы тем самым не объявляете во всеуслышание, что более нет ни Совета, ни Старших… даже колдунов нет, есть лишь люди, и только? Они не признают себя людьми, и вы ничего не сможете с этим поде-лать!
      На какое-то время все умолкли.
      Колдуны всегда более всего боялись раскола. И в кошмарном сне не могло привидеться ничего более ужасного: брат идет против брата, народ, единый во всех бедах, уничтожает себя сам, захлебы-ваясь в собственной крови…
      – Будь Черногор здесь, он рассудил бы нас, – сказал Велимир, – объяснил, что война способна лишь губить… – его взгляд зажегся яростью: – Не поэтому ли ты отослал его прочь в другие пространс-тва и времена?
      – Как ты можешь обвинять меня в таком! – Яросвет вскочил. – Разве я давал когда-нибудь повод думать, что способен на подлость?!
      – Велимир, ты действительно перешел границы, и тебе следовало бы извиниться, – вздохнул Лютич.
      – Ладно, прости, – недовольно буркнул старик. – Ты должен пони-мать, как расстраивает меня отсутствие на Совете Черногора. Ведь, каким бы ни было решение, он нашел бы способ удержать народ от раскола. Он имеет власть, не только принадлежащую Старшему, но и унаследованную по праву рождения.
      – Это так, – согласился Яросвет. А затем, вздохнув, продолжал: – Вот только вся бе-да в том, что он не поддержал бы ни тебя, ни меня… И, знаешь, я убежден: если бы он сам не хотел обратиться к богам, мне ни за что не удалось бы убедить его.
      – Да, – вынужден был признать Велимир. – Он слишком молод, чтобы не быть упрямым…
      Но мы-то не видим третьего пути, а бездействие лишь ускоряет гибель. Нам придется выбирать из двух дорог… Ты откажешься от своего выбора? – он испытующе взглянул на Яросвета.
      – Нет, – качнул головой колдун. – Но это ведь ничего не меняет, когда я один против всех. Ты будешь настаивать на том, чтобы я под-чинился решению большинства?
      К его удивлению, старик качнул головой: – Я не согласен с твоим выбором, но слова Черногора заставили меня задуматься. Те-перь я не уверен до конца, что и наш путь не ошибка, а поэтому не стану никого неволить. Поступай, как знаешь. К тому же, – чуть по-годя, добавил он, – мне представляется, что будет лучше, если всех, кто откажется идти за нами, а такие, вне всяких сомнений, будут в любом случае, соберет и объединит один из Старших. Наде-юсь, тебе удастся удержать их на грани хаоса и не позволить ска-титься к ярости слепого безумия… Хочется верить, что лишен-ные дара воспримут отсутствие единства среди нас как слабость, а не попытку обмануть… Яросвет, ты позволишь тем жителям своей деревни, которые захотят последовать за мной, уйти?
      – Конечно… И все же, я не могу обещать, что не постараюсь пе-реубедить каждого, кто сомневается.
      – Это твое право… И еще. Я хочу попросить: прежде чем предпринимать какие-либо действия, позволь нам осуществить задуманное до конца. Не объявляй войну прежде, чем мы получим покая-ние.
      – Хорошо. Я готов ждать столько, сколько будет нужно. Но вам может понадобиться моя помощь. Если люди обманут…
      – Что бы ни произошло, не вмешивайся. Священнослужители, воз-можно, решат испытать нас, нашу веру и готовность на самопо-жертвование ради будущего народа.
      Ты же можешь не так все понять. Не вмешивайся ни во что. Так будет лучше.
      – Как скажешь. Это ваш путь… И, все же, может быть, не стоит рисковать столь многими, ставя, в случае ошибки, под угрозу весь народ? Почему бы не провести через покаяние сперва часть, а уже потом, если все будет в порядке, остальных?
      – На то есть своя причина, – вступил в разговор еще один Стар-ший – одноглазый, со смуглой, высушенной южным солнцем кожей Днесь. Прежде чем продолжать, он взглянул на старейшего, словно спрашивая его разрешения, и лишь когда тот кивнул, заговорил вновь: – У нас не было времени ждать решения Совета, к тому же, бу-дучи в большинстве, мы знали, что все равно поступим по-своему…
      – И зачем тогда все это? – криво усмехнулся Яросвет. – К чему пустые разговоры?
      Зачем было вообще нам собираться? Все равно каждый остался при своем мнении.
      Если дело дошло до подобного, я начинаю радоваться расколу. Наш народ от этого только выиграл, у него хотя бы появилась возможность выбирать.
      – А готов ли он к этому выбору?
      – Если нет, то тому виной только мы сами, ибо слишком долго принимали решение за всех, даже не советуясь!
      – Ты спросил, зачем тогда Совет…- тихо промолвил Вели-мир. – Неужели ты сам не понимаешь: мы надеялись, что Черногор найдет способ сохранить единство!
      – Да почему ты так боишься этого раскола?! – не в силах себя более сдерживать, воскликнул Яросвет. – Ну вот, он произошел, и что же? Я могу дать слово, что ни один из моих воинов никогда не под-нимет руки на своего брата, пусть тот и избрал другой путь. Да я просто не смогу, что бы там ни было, что бы ни произошло, прика-зать им сражаться с вами!
      – Приняв покаяние, мы перестанем быть колдунами, мы станем просто людьми.
      – И что же? Мы будем сражаться с войском священников, не с мирными жителями.
      – Ты знаешь всех колдунов в лицо? Как ты отличишь лишенного дара от того, кто добровольно отказался от нее?
      – Да чушь это все! Вы можете не пользоваться даром, запрятать его в самые дальние закоулки души, он все равно останется с вами…
      – А если это не так?
      Яросвет удивленно взглянул на Велимира:
      – Я не понимаю тебя! Ты говоришь о том, чего просто не может быть! Вспомни, у народа были те, кто отказывался от дара, желая жить спокойной жизнью среди людей…
      Да вот хотя бы Аламир из де-ревни Черногора. И что же, дар покинул его? Нет. Все, что было дано ему при наречении, так и осталось с ним… Хотя, конеч-но, дети, которые родятся в будущем и не пройдут через обряд… Не знаю, что станется с ними. Что же до остальных…
      – Если бы действительно не было способа отнять дар, священнослужители ни за что не согласи-лись бы на наше покаяние.
      – Так они уже дали согласие? – колдун был готов вскипеть. – Зна-чит, вы успели обо всем договориться с ними! Но как вы могли?! Без, пусть даже чисто формального, известного заранее, решения Совета?!
      – Да пойми ты, у нас не было времени ждать! Если бы мы не сделали этого, то уже завтра Пресвитер объявил бы о священной войне с нашим народом! Сперва бы войска перебили живших среди лишенных дара, а потом добрались бы и до наших дере-вень.
      – Если все так, то вы спасли мно-гих… Но надолго ли? И что станет с народом? – он вздохнул. – Лад-но, что бы там ни было, ничего уже не изменить… Так что произош-ло? Вы направили вестника к Пресвитеру? И что? Собственно, мне понятно, почему вы делали все это за моей спиной, когда я мог вам помешать… Думаю, я так бы и сделал, постарался перехватить гонца… Но теперь это все уже в прошлом и ничего не из-менится, если вы мне все расскажите.
      – Я и собирался это сделать, – сказал Днесь, – но ты перебил меня.
      – Прости. Теперь я готов все выслушать.
      – Да, собственно, рассказ будет краток. Три дня назад я отпра-вился в их столицу…
      – Ты?! Да вы что: посылать вестником Старшего!
      – Пресвитер не стал бы встречаться с простым колдуном. К тому же, только Старший имеет право говорить от имени всего народа.
      – Постойте-ка, и священники, зная, кто попал им в лапы, отпус-тили тебя?
      – Да.
      – Не могу поверить!
      – И, все же, тебе придется. Ведь я здесь, а не на костре.
      – Да, это действительно поразительно… И как, тебе удалось встретиться с их правителем? Не думаю, что он говорит со всяким, кто того пожелает.
      – Не знаю, мне он не показался таким уж недоступным… У меня не было ни времени, ни желания задумываться над этим. Я просто пришел в Раду, приблизился к главному храму и рассказал первому встреченному священнику кто я и зачем пришел. Не медля, тот провел меня к Пресвитеру, который отнесся ко мне весьма благосклонно, выслушал и дал согласие принять покаяние колдунов… Мне даже показа-лось, что он был рад такому повороту событий. Возможно, мы не во всем справедливы к священнослужителям. Их ведь тоже можно по-нять: как и мы, они заботятся о будущем своего народа. Возвращение пророчества не могло не напугать их, вынудить предпринимать ка-кие-то шаги… Думаю, правитель лишенных дара на самом деле не хочет войны, а так – так появилась возможность все решить мирно.
      – Я не собираюсь ни пробовать понять Пресвитера, ни оправдывать его, – прервал старика Яросвет. – Меня вовсе не волнует судьба лишенных дара, когда превыше всего – будущее нашего народа!…Скажи, каким был его ответ. Это все, что я хочу знать.
      – Он сказал, чтобы в избранный им день все пришли к вратам столицы святого царства. Священники примут покаяние, наложат епити-мью и, по ее исполнении, введут нас в храмы истинной веры. И мы станем простыми людьми, получим свободу и надежду на будущее.
      – Если они действительно нашли способ отнять у нас колдовской дар…- задумчиво пробормотал Яросвет. – Если это так, вы… Все, кто пойдет на покаяние, выживут…
      Но будет уничтожен колдовской народ. Ведь вы станете… Никем!
      – Будущее народа – будущее детей, души, а не дара.
      – Я думаю иначе.
      – Мы, хоть и считали это маловероятным, все же надеялись пе-реубедить тебя. Жаль, что у нас ничего не вышло.
      – Но я многое понял. Конец – это не всегда смерть. И смерть – конец не всему.
      Идите своим путем, и пусть новый бог бу-дет добр к вам. Я же вернусь к древним творцам. И да помогут они мне выжить и победить… Если все действительно будет так, занося оружие, я не смогу определить, кому предназначен удар. Но я не хочу стать при-чиной гибели своих недавних соплеменников. Предупредите всех: пусть не встают на нашем пути, пусть остаются в стороне от войны, к которой вы не будете иметь никакого отношения. А теперь прощай-те. Я не хочу больше оставаться в том месте, от которого начали отворачиваться боги колдовского народа.
      – Что ж, решение принято, – произнес Лютич, вставая. Вслед за ним поднялись все остальные. – А раз так, нам пора браться за дело…
      – Осталось лишь решить, как быть с деревней Черногора, – Вели-мир поджал губы.
      Было видно, что ему больно думать о том, что его ученик может больше никогда не вернуться, и, все же… – Мы не можем их бросить…
      – Черногор просил оставить их в стороне от наших дорог, – ска-зал Яросвет. – Думаю, уходя, он позаботился о том, чтобы с ними ни-чего не случилось… Хотя бы первое время. А там будет видно.
      – Но этим он лишает их будущего!
      – Того, которого он не желал для них!
      – И, все же…
      – Это его право.
      – Да, его право, – вынуждены были признать Старшие. – Что ж… Быть посему… …В колдовских деревнях все были готовы к принятому реше-нию. Впрочем, Совет только утвердил то, о чем начали говорить за-долго до него. Поэтому известие вызвало волнение, какой-то смутный страх, но не панику.
      Старшие не хотели затягивать прощание с прошлым. Они соч-ли, что будет куда легче не продлевать час расставания, преиспол-ненный болью предстоящих потерь.
      С рассветом, оставив все позади, взяв лишь память и надежду, колдуны двинулись в путь, навсегда покидая свои деревни.
      Следуя воле священнослужителей, они не стали объединяться в единый поток сразу же по выходу из своих убежищ. Им предстояло пройти по семи разным дорогам, чтобы встретиться вновь только у врат Рады.
      Велимир в последний раз возвел храм. Он мог бы вывести жите-лей своей деревни и без помощи колдовства, но это значительно уд-линило бы дорогу, и старейший боялся, что они не успеют к назначен-ному сроку. К тому же, он понимал, что колдуны захотят проститься с храмом – немым олицетворением мира, о котором им предстояло за-быть.
      Круг врат был мрачным и холодным, колонны трепетали словно шелк на ветру, и казалось, что с камней смотрят невидимые глаза богов – без укора, без понимания и сострадания, – просто отрешенно прощаясь с теми, кто уходил от них, признавая за колдунами право выбора пути. Вот только сердце… Его вдруг охватила страшная боль. Ка-залось, что она убьет, и даже после этого ей не будет конца…
      Но стоило отвер-нуться от печальных колонн, отойти от них, как боль ушла, не оста-вив и следа. Немой, слепою толпой колдуны шли следом за Велимиром. Они понимали, что движет их Старшим, и были согласны с его выбором. И, все же, им не хотелось уходить, они так боялись потерять пос-леднее, что у них еще оставалось!…
      В их глазах искрились слезы, губы кривила боль, а души стонали от ужасной гнетущей тоски.
      Старейший сократил дорогу, насколько это было возможным, но путь до Рады все равно был не близким и приходилось спешить, что-бы успеть к святой для лишенных дара субботе – дню, назначенному Пресвитером для покаяния.
      А вокруг шумел лес, не обращая внимания на путников, не при-ветствуя их, как прежде, но и не гоня прочь. В нем было то же без-различие, которое колдуны встретили в храме. Ярко светило солнце и жар его лучей, такой непривычный для конца осени, высушил зем-лю, превратил ее в голый черный камень, на котором виделись хрупкие прожилки пожелтевшей и съежившейся травы. Ветер еще не успел сор-вать с деревьев всю листву и те стояли, покрытые обветшавшим зо-лотом. Но в них уже не было прежней гордости и величия.
      Скоро лес уснет, лишившись дара, хранившейся в его сердце – колдовской деревне, которая продлевала дни света и тепла, назло непогоде и близости холодной зимы.
      Предвестником этого грядущего из-за горизонта ползли черные холодные тучи, поглощая все на своем пути.
      Едва колдуны вышли в вязкое, голое поле, пошел дождь и его быстрые мелкие капли, сливаясь в поток, зашумели, захлестали по земле, смывая слезы с лиц и тотчас черня их летевшими во все стороны брызгами.
      Идти было тяжело. Конечно, они могли прибегнуть к помощи колдовства, разогнать тучи, согреть дыхание ветра, но никто и не думал об этом, словно уже само решение Совета отняло у них дар, и теперь они должны были как-то приспособиться жить без него…
      К вечеру старик вконец устал. Наверное, он бы давно упал, если бы два его спутника не шли рядом, поддерживая Старшего. Но кто мог помочь его сердцу, которое всякий раз сжималось, едва до слуха Велимира доносился плач напуганных всем происходившим детей и тяжелые безнадежные вздохи взрослых? Когда же он начинал подумывать о том, чтобы остановиться, позволив всем отдохнуть, то вновь и вновь вспоминал принесенные Днесем слова Пресвитера: "Мы примем покаяние, но лишь у тех, кто придет в выбранный нами срок. Все осталь-ные превратятся в наших глазах в диких зверей, лишенных души, с которыми не может вестись никакой разговор о спасении". И он заставлял себя, назло бившимся в грудь, словно удерживая, не пуская вперед, порывам ветра, идти все дальше и дальше, прочь от прошлого.
      Лишь когда солнце пропало за горизонтом и черное небо нава-лилось на землю, смешав все, украв краски и звуки, путники, на-конец, остановились.
      Это была странная ночь. Никто не спал. Все собрались вокруг самых обычных, чадивших и брызгавших во все стороны искрами кост-ров и молчали, не отрывая глаз от огня, несшего в себе дыхание смерти.
      Дети сильнее прижимались к родителям, мужья крепче обнимали жен. Колдуны боялись, что судьба разъединит их. Все вздра-гивали при одной мысли о том, что может ждать впереди. Конечно, они рассчитывали на понимание и милость людей, но готовились к худшему, полагая, что священники назначат самую страшную епитимью, какая только возможна. И они ждали смерти, считая, что за счастье детей им придется заплатить своей жизнью.
      Родители не хотели раньше времени пугать детей, ведь все могло сложиться совсем не так плохо. Но те чувствовали грусть взрослых и в их глазах стояли слезы, в которой читалась мольба: "Не оставляйте нас совсем одних в этом чужом мире!…" На заре, когда дождь прекратился, но небо оставалось все таким же хмурым и болезненно-серым, к ним присоединились те, кто жил в небольших городках и деревеньках.
      Их было много. И, все же, Велимир видел, понимал, что на его призыв откликнулись не все. Кто-то предпочел остаться, затаиться, надеясь на удачу. Другие двинулись в сторону одной из двух сохранившихся колдовских деревень.
      Велимир старался не думать о них. Теперь он мог себе это поз-волить: Совет разрешил колдунам выбрать свою судьбу и те, кому по-казался надежнее другой путь, должны были сами позаботить-ся о себе, Старшие же более не отвечали за их судьбы перед бога-ми. Да и не было больше ни Совета, ни Старших, ни самих богов, от которых совсем скоро предстояло отречься навсегда… и, наверное, самого колдовского народа тоже. Осталась лишь кучка напуганных людей, со страхом и надеждой смотревших в будущее.
      Едва солнце взошло, все снова двинулись в путь. Предстояло еще долгие дни брести по колени в грязи по раскисшим дорогам, мимо деревень и городов, которые совсем скоро должны были стать родными, но пока казались еще более чужими, чем раньше…
      Возле каждого людского поселения их встречали толпы. Вид-но, священники не успели предупредить верующих, объяснить им при-чину прихода колдунов. Не удивительно, когда большинство людских городов были оторваны друг от друга, представ-ляя собой тесный замкнутый мирок, узнававший о новостях спустя недели, а то и месяцы.
      Одни горожане лишь удивленно смотрели на пришельцев, пере-шептываясь; другие, торопливо пряча детей в подполе, брались за топоры, готовые встать на защиту своих домов. Но сгорбленные спи-ны, грязные измученные лица прятавших глаза странников не внушали страх. А едва тот уходил, волю себе давали ненависть и ничем не сдерживаемая злоба. И в путников летели камни, вослед им неслась грубая брань, замешанная на угрозах.
      Такая встреча убивала в сердцах надежду, заставляла задуматься: что же будет дальше? Че-рез какие муки предстоит пройти ради будущего, и каким оно будет? С каждым шагом росли сомнения и страх. Но разве можно отсту-пать, когда решение уже принято?…
      И, все же, все же, некоторые осмелились спросить Велимира:
      – Старший, что если оставить детей? Чтобы не подвергать их опасности. Потом, когда все прояс-ниться, мы их заберем…
      Тот тяжело вздохнул, качнул головой и тихо промолвил:
      – Нет, мы не можем. Даже если нам удастся убедить Пресвитера, и он согласиться принять нас, никто не станет повторять обряд для тех, кто не придет сразу. У детей не будет будущего.
      И родители, обречено склонив головы, согласно кивали…
      До Рады колдуны добрались к вечеру пятницы. Правители велели им остановиться за городскими стенами, сказав, что утром к ним вый-дут священники, примут клятву и объявят, какую епитимью решено наложить на готовящихся к обращению. Это вызвало вздох облегчения: от них не требова-ли сразу же войти в людские храмы и дать обеты пред ликом совер-шенно чужого бога…
      А потом горожане вынесли воду и хлеб, продавая его колдунам по дорогой, но вполне приемлемой для тех, кто собрался отказаться от всего, цене.
      Страхи и сомнения немного улеглись. На лицах появилось роб-кие подобия улыбок. У колдунов не было причины подозревать людей во лжи. А если все – правда, то уже завтра беды останутся позади. Они станут такими же, как лишенные дара и обретут право на счастье…
      В последний раз семеро Старших собрались вместе. Им было из-вестно больше, чем всем остальным, но они не собирались делиться этим знанием, которое скрыли даже от Яросвета на последнем Со-вете. Впрочем, это касалось только их.
      Тогда, соглашаясь принять покаяние, Пресвитер поставил одно условие… Но разве смерть семерых – не малая плата за спасение всех остальных? Им было понятно, почему священнослужители так ре-шили: Старшие имели слишком большую и прочную власть среди своих соплеменников, чтоб лишиться ее после покаяния, а люди…
      Зачем им чужие авторитеты и низвергнутые кумиры? Старики, они были давно готовы к смерти, и, все же, испытывали сейчас страх, который стара-тельно прятали, скрывая даже от самих себя. Ведь их ждал не веч-ный путь колдунов. Древние боги не примут тех, кто отверг их, в нового же вера не придет в один краткий миг.
      Поэтому они боялись, что их ждет участь Потерянных душ – пустота, не знающая ни творения, ни памя-ти, ни прошлого, ни будущего – грань, последний, полный ярости и ненависти, шаг в Никуда… Но ради будущего, они были согласны даже на это, готовые принести себя в жертву.
      Старшие сидели молча, погруженные в свои мысли и пережива-ния. Со стороны казалось, что они просто отдыхали – измученные жизнью, вдруг совсем подряхлевшие старики. И лишь Велимир то и дело открывал слезившиеся глаза, чтобы в который уж раз взглянуть на притихший, насупившийся лес, в котором терялась узенькая лен-точка тропинки.
      – Кого ты ждешь? – вздохнув, спросил Лютич. – Мы предупредили всех и признавшие наш выбор уже присоединились к нам. Больше никто не придет.
      – Может быть, вернулся Черногор… Я надеялся, что он бу-дет с нами…
      – Это было бы так, если бы боги назвали ему тот же путь. Но если нет…
      – Он пришел бы и тогда, чтобы убедить нас повернуть, пока не стало слишком поздно.
      – Он не выступил бы против нашей воли, против решения Совет…
      – Лютич, ты слишком плохо его знаешь. Он бы скорее погиб сам, чем позволил другим по собственной воле расстаться с жизнью. Нет, раз Черногора нет, значит, он еще не вернулся.
      – Может, оно и к лучшему, – промолвил Днесь. – Во всяком случае, он останется жив…
      Он слишком молод, чтобы умереть… И, потом, если мы ошибаемся, только он сможет исправить нашу ошибку.
      – Да, – вздохнул Велимир. – Но если мы правы? Нам следовало дождаться его возв-ращения и лишь тогда…
      – Нам всем хочется верить в лучшее, – Лютич качнул головой. – Но ведь его уже может не быть среди живых. Тогда ожидания напрасны и, более того, смертельны для народа, когда отпущенное нам время подходило к концу… На все воля богов.
      – Воля богов, – полубессознательно повторил старейший. – Мне по-чему-то кажется, что это именно они удерживают Черногора, не позволяя вернуться.
      – Но зачем им это?
      – Не знаю. Может быть, они уже вышили полотно судьбы и не хо-тят, чтобы Черногор изменял его узор… Мне было бы несказанно легче умирать с твердой верой, что мы поступаем правильно. Почему же сомнения не покидают сердце?
      Он умолк, замер, не ожидая, что кто-то ответит на его вопрос. И над землей нависла тяжелая гнетущая тишина.
      Незаметно приблизилось утро. Яркие красные всполохи раскраси-ли в многоцветные узоры мглистые перья облаков. Обжигаясь о них, словно о пламень костра, ночная тьма медленно поползла на за-пад, уступая пядь за пядью землю свету.
      Было холодно. Думая о близости долгой вьюжной зимы, усталое бледноликое солнце с грустью смотрелось в льдинистые кромки луж, серебрило инеем черные своды земли.
      Звенящий ветер обжигал своим недобрым мглистым дыханием и вносил в сердце страх и ожидание беды.
      Но, по мере того, как солнце поднималось над лесом, даря ми-ру остатки своего тепла, ветер утих, разбились мелкими осколками воды растаявшие кусочки льда, исчез белый саван с земли и она медленно стала оживать, зашевелилась, заворочалась, сбрасывая ос-татки дремы. Она упрямо боролась со сном, хотя и знала, что ей уже пришла пора уснуть, чтобы, покоясь под снежным покровом, защищен-ная им от стужи и вьюги, отдохнуть, переносясь в мечтаниях в са-мые прекрасные и счастливые края.
      Дождавшись, пока солнце разгонит последние сгустки мглы, пы-тавшейся спрятаться в тени могучих стен, и замрет над ними, спо-койно созерцая все вокруг, воздух наполнил гул колоколов, соеди-ненный воедино с грохотом барабанов и свистом труб в странную, лишенную ритма и мелодии музыку, напоминавшую скорее какое-то древнее сложное заклятие. Едва достигнув слуха колдунов, она, подчинив их своей безликой власти, заставила опуститься на коле-ни, склонить голову, смиренно ожидая своих судей. А затем городс-кие ворота отворились, и на поле вышла длинная процессия, впереди которой, одетые в одежды первосвященников, гордо шествовали Прес-витер и шесть священников Конклава.
      У каждого из них в руке был посох, увенчанный разделенным крестом на четыре части кругом – священным символом солнца, зна-ком истинной веры. Золотые круги покрывали их парадные багряно красные одеяния, сверкая и переливаясь драгоценными камнями, сое-диненными в сложные, многогранные обереги. Следом в своих зеленых хламидах шли монахи, затем – укутанные в серые плащи проповедни-ки, и, наконец, "белые" люди – служки, певчие, плакальщики и чтецы молитв.
      Когда процессия священнослужителей остановилась перед кающимися, на миг все звуки стихли, над поляной нависла тяжелая, мертвая тишина. Она казалась чем-то куда более реаль-ным, осязаемым, чем все остальное – стеной, призванной отделить прошлое и будущее…
      А затем над полем разнеслись звуки новой мелодии – могучей и величественной, четкой и, казалось, вечной, словно биение сердца. Она неслась со всех сторон, заполняла собой все, не оставляя места ни слову, ни мысли.
      Скоро и она стала постепенно затихать, отступать куда-то в сторону, но не чтобы уйти совсем, а сохраниться, словно легкая дымка тумана, нависшего над полем.
      – Кто вы? – разнесся голос Пресвитера, поднявшегося на высокие подмостки трубного места, с которого в обычное время гонцы объяв-ляли жителям окрестных поселений главные новости, решения конклава и повеления бога.
      – Колдуны, – прозвучал несмелый ответ. Они не могли понять, по-чему их спрашивают, неужели священники забыли о покаянии? Но если так, свидетелями какого обряда они стали?
      – По доброй воле вы решились прийти сюда или по принуждению?
      – По доброй…
      – Сильны ли вы в своей решимости? Не сожалеете ли о совершен-ном? Если вы хотите уйти – сделайте это сейчас, не невольте себя.
      Колдуны лишь еще ниже опустили головы в немом покорстве. Никто из них не сдвинулся с места.
      – Мне сказали, что вы готовы отказаться от своих черных бо-гов, отринуть дарованные ими демонские дары и припасть к источни-ку истинной веры. Так ли это?
      – Да.
      – Тогда повторяйте за мной: Я, имярек, отрекаюсь от власти богов, ввергнувших меня в заблуждение силой своей ложной веры… …Отрекаюсь от колдовского рода, власти былых законов и обетов… …Отказываюсь от дьявольских даров, позволяющих мне творить чудеса… …от всего былого, в надежде и вере, что истинный бог очис-тит меня от скверни прежних прегрешений и допустит до сладости праведной жизни… …Я делаю это добровольно, не понукаемый никем, никакой уг-розой, ища освобождения души, не спасения тела… …Да будет солнце свидетелем моей клятвы и пусть оно пока-рает меня, если я говорю неискренне или если когда-либо откажусь от данной клятвы… …Ныне, присно и вовеки веков. -…Ныне, присно и вовеки веков, – повторили кающиеся.
      Им показалось, что какая-то неимоверная сила завладела их душами, подхватила, повлекла за со-бой, окутала, на мгновение ослепив и оглушив. Когда же зрение вер-нулось, они увидели, что над полем висит, медленно тая в лучах солнца, неясное серебристое сияние. В нем было скрыто что-то… Такое родное и дорогое, что на глазах людей выступили слезы. Сердце сжалось, ощутив боль страшной потери, скорбь нес-кончаемой разлуки… Поспешно опустив головы, они замерли, не поднимая глаз с земли, боясь взглянуть на родных, друзей, и увидеть в них как в зеркале отражение тех перемен, которые коснулись их самих.
      Они молили судьбу лишь о том, чтобы все побыстрее закончи-лось, и им позволили уйти, спрятаться подальше от чужих глаз, забыться, ища в беспамятстве избавление от боли.
      – Кто вы? – вновь раздался голос Пресвитера. В этот миг, в гнетущей тишине, он казался подобным путеводной нити, за которую все готовы были схватиться, веря, что она выведет из пустоты.
      – Ослепшие сердца, Потерянные души, тени того, на что мы не в силах смотреть…
      Пресвитер подал знак и вперед вышли служки. Быстро, не оста-навливаясь ни на миг, они снимали колдовские знаки с плеч коленопреклоненных людей, вырывая их вместе с клочьями одежды. За ними следовали монахи и проповедники, которые окуривали всех пахнувшим хвоей дымом и рисовали желтой краской на спинах, на груди солнечные круги.
      Дождавшись, пока священнослужители закончат свое дело и вер-нутся назад, к помосту, Пресвитер заговорил вновь:
      – Что было, то было, и пусть никто не вспоминает о том. С этого мига вы – новообращенные. Отречение позволило Богу заглянуть в ваши души, услышать ваше покаяние и принять вас в лоно своей церкви. В милости своей, бог налагает на вас благо-честивую епитимью. Пройдя все ее степени, вы станете нашими брать-ями и сестрами, и никто более не сможет разделить нас, ни в этой жизни, ни в загробном мире.
      А теперь, – продолжал он. – Служители бога укажут вам места, избранные для вашего поселения, и те храмы, к священникам которых вам следует обратиться и которые будут следить за выполнением ва-ми епитимьи. Священники объяснят вам, какими правами вы наделены с нынешнего дня, какие обязанности на вас налагаются и какие ог-раничения остаются до тех пор, пока епитимья не будет выполнена. Да пребудет с вами бог.
      Пресвитер медленно, опираясь на посох, сошел с помоста и, ок-руженный верховным духовенством, двинулся в сторону городских во-рот.
      – Не слишком ли ты добр к ним, святейший? – бросив назад, на не решавшихся подняться с колен колдунов, спросил глава братства проповедников – высокий мрачный мужчина средних лет с колючими темно-серыми глазами и острым, похожим на клюв хищной птицы, но-сом.
      – Они заслужили милосердие, Влад. Я несказанно рад, что они пришли и мне не придется начинать ужасную войну, в которой по-гибли бы тысячи ни в чем не повинных детей божьих.
      – Ты полагаешь, что здесь все? – криво усмехнулся проповедник.
      – О, я не столь наивен. Конечно, кто-то испугался, не веря в нашу милость. Но им ли быть угрозой для нас? Словно трусливые звери, они попрячутся в норы и затихнут, боясь каждого шороха и свиста. Может быть, наша милость позволит им прийти позже, моля о покаянии… Что же, мы примем и их, конечно, наложив куда более строгую епитимью, но дело того стоит, ибо каждый день, подобный нынешнему, будет неотвратимо приближать нас к нашей побе-де.
      – Почему ты так уверен в этом, святейший? – спросил еще один старший служитель – настоятель Радского монастыря.
      – Потому что я читал архив первосвященника. Это был воистину мудрый человек, способный многое предвидеть. Он с надеждой глядел в будущее, предполагая, что рано или поздно придет день по-каяния колдунов, день, который возвестит о нашей победе.
      – Но если он видел победу не в войне, а в покаянии, почему не воспользовался его силой тогда, тысячелетие назад, почему, вместо этого, принял капитуляцию, вручая в наследство своим потомкам не-разрешенную проблему, неослабевающую угрозу?! – монах был удивлен и, в отличие от проповедника, не скрывал своего удивления.
      – Для того чтобы покаяние возымело силу, освободило колдунов от власти черных богов и могущества, которым последние наделили их, было необходимо, чтобы это проклятое племя само, без чьей-ли-бо подсказки, осознало свои прегрешения, само бы дошло до мысли о покаянии и добровольно, вложив в слова всю свою душу, произнесло отречение. Нужно было, чтобы они сами повернули свой дар против себя, убивая его, выжигая из своей души, своего сердца.
      – Ты хочешь сказать, – осторожно начал молчавший до сих пор секретарь конклава, – что они не просто отказались от дара, а действительно потеряли колдовские способности?
      – Да, старина, да! – лицо пресвитера просияло. – Полностью и безвозвратно! Теперь они – простые смертные, которые не представляют для нас никакой угрозы. И это – наиглавнейшая причина, почему я согласился на покаяние.
      – Мы рисковали, – качнул головой Влад.
      – Не больше, чем всегда.
      – Если бы им пришло в голову в последний миг отказаться от покаяния и напасть на нас… Их слишком много собралось у врат города, а наши войска разбросаны по всей стране.
      – "Если бы…" Какой смысл говорить о том, чего не произошло? И давайте не будем омрачать несбывшимися страхами светлый миг победы.
      – Конечно, замечательно, что колдуны лишились своей власти, – прищурившись, Влад оценивающе наклонил голову. – Но, возможно, она могла бы нам еще пригодиться…
      – О чем ты, брат! – в ужасе вскричал настоятель. – Ведь это была сила, дарованная черными богами! Как можно даже думать о та-ком!… Прости нас, боже!
      – Да ладно, Век, – поморщился предводитель проповедников. – Раз уж бог позволил своим детям тысячу лет назад во спасение и осво-бождение прибегнуть к помощи Потерянных душ, то неужели бы он разгневался на нас, если бы мы повернули силу колдунов против их же соплеменников? А ведь так мы куда быстрее и легче, не подвер-гая опасности своих воинов, покончили бы с теми из оставшихся врагов, которые решатся подняться на войну с нами…
      – Первосвященники предупреждали нас, чтобы мы не поддавались искушению, – тихо молвил пресвитер. – Что сделано, то сделано.
      – Кончено, – кивнул секретарь. – Не лишив их дара, нам приш-лось бы жить в постоянном страхе перед тем, что они нарушат клятву и вновь повернут мощь колдовства против нас… ведь какой верности можно ждать от тех, кто, ради спасения, отказался от всего: своего народа, своих богов, какими бы они ни были?…
      И, все же, есть кое-что, что мы упускаем из виду, вместо того, чтобы воспользовать-ся. Помнится, я слышал, что колдуны никогда не лгут. Может быть, пока изменения не коснулись их душ, порасспросить их хоро-шенько?
      – О чем? Мы и так все знаем и об их даре, и об их обыча-ях, – пожал плечами Век.
      – Колдуны никогда не делали из этого секрета, рассказывая обо всем, о чем их спрашивали.
      – О себе – да, – улыбка коснулась губ Сола.- Но разве они упо-мянули хоть одного вероотступника, помогавшего им? Нет. Думаю, они считали, что не вправе говорить о том, что не касается их самих. Теперь же они просто обязаны рассказать нам всю правду о предателях нашей общей веры, не так ли?
      – Да, – вынужден был признать монах. – Мне давно хотелось разоб-раться с теми малодушными тварями, которые предают собственную церковь ради чужаков. Было бы превосходно, если бы нам удалось вырвать эту занозу… Как ты думаешь, они расскажут?
      – А кто их остановит? Предводители, которые вот-вот отправят-ся к праотцам, неимоверно счастливые, что жертву-ют собой во имя спасения своего народа? В общем-то, нам нет до них никакого дела, когда теперь единственная власть в мире – мы. И новообращенные обязаны подчиняться нам так же беспрекословно, как раньше выполняли волю своих вождей…
      – Может быть, тогда не стоит их трогать? Предводители знают много больше простых колдунов. Это может быть нам на руку. К тому же, ведь для тех, кто не принял покаяние, они остаются правителями и могут заста-вить их сдаться на милость победителя.
      – Риск должен быть разумным, – чуть заметно качнул головой пресвитер, – а милость знать меру. Их предводители – само исчадие ада. Они не околдованы властью демонов, но сами демоны. Никакое слово, никакой обет не заставит их подчиниться.
      Они просто притворятся, что смирились, дабы потом нанести нам удар в спи-ну. Да и простые колдуны не станут нас слушаться до тех пор, пока не будет разрушена цепь прежней власти, уничтожена звено за зве-ном.
      Он умолк, позволяя продолжать секретарю конклава:
      – Мы решили, что будет лучше казнить предводителей без лишне-го шума, во внутреннем дворе монастыря, в стороне от чужих глаз, ибо незачем колебать веру тех, кто только подходит к ней, и поб-лиже к очам бога, коий защитит нас, если в последний миг демоны вырвутся из умирающих тел, пожелав отомстить…
      – Мы раз и навсегда покончим с древним врагом, грозившим уничтожением нашему народу. Мы спасем свой род, – продолжал пресвитер, – не прибегая для этого к чрезмерной жестокости, которая могла бы вызвать гнев бога и осуждение наших потомков. Ведь мы предоставили врагу возмож-ность выбора между жизнью и смертью – что может быть большей ми-лостью! – и те, кто отказались от нее, сами навлекли беду на свои головы… Воистину, сегодня великий день, который будут помнить в веках: День Покаяния и примирения!
 

 
      Время текло медленно, словно воды тихой, спокойной реки, беззаботно позволив минутам сливаться в часы, складывая их в дни.
      Где-то там, за лесной стеной проходили сонные, прощальные деньки поздней осени, которая торопливо срывала с деревьев послед-ние обрывки листвы. По ночам, пробуя силы, грядущие морозы, вры-ваясь на хвосте ветров, сжимали в немых объятьях землю, заставляя каменеть в страхе пред тем, что ждет впереди.
      Но здесь, в колдовской деревне, все также царило беспечное лето, украшая свое платье новыми цветами, вплетая в золотые косы огненные ленты – лучи доброго теплого солнышка, которое, каза-лось, никогда не устанет делиться своим теплом и нежной заботой.
      Несмотря на то, что Старший еще не вернулся, его присутствие чувствовалось повсюду: в спокойствии, наполнившем души, в надежде, что в будущем дне будет достаточно тепла, в откровении и понима-нии. И даже робкие, тихие разговоры, в которых то и дело прорыва-лись на волю тяжкие горькие мысли, казались отрешенными, похожими на зеркальное отражение чего-то далекого.
      Было утро. Дубрава возилась в саду, стараясь получше устро-ить под окнами низкие кусты дикой розы, когда появился взволно-ванный Влас.
      – Где дети? – еще издали, на бегу, крикнул он.
      – Не знаю, – выпрямившись, колдунья поправила на голове косын-ку, ее глаза оставались спокойными. – Пошли куда-то. С утра по рань-ше прибежал Видимир, Полеся упросила отпустить ее и, едва получив согласие, исчезла. Кажется, они говорили, что пойдут вместе с другими деревенскими ребятишками на луг. Какая разница? – она мах-нула рукой. – Я так рада, что девочка, наконец, нашла друзей, что она не чувствует себя одинокой…
      – Ладно, – прервал ее колдун, голос которого звучал встревожено. Постепенно его волнение передалось женщине:
      – Что случилось? Опасность? Рядом священники?
      – Нет, но… Эх, – он мотнул головой, словно прогоняя нахлынув-шее на разум наваждение, а потом вдруг схватил Дубраву за руку: – Идем!
      – Подожди! Куда ты меня тащишь! Я не могу оставить дочурку од-ну, особенно если…
      – Ей не грозит ничего, – он не ослаблял крепко сжатых пальцев, не замечая, что причинял женщине боль. – Поверь: сейчас в мире для нее нет более безопасного места… Идем, ты должна знать…
      – Хорошо, хорошо, только успокойся, – сняв платок, освобождая вмиг растрепавшиеся на ветру локоны, она послушно двинулась вслед за колдуном.
      Ива и Аламир, бледные, с всклокоченными волосами и воспален-ными, как-то болезненно поблескивавшими глазами сидели на ступеньках крыльца. Рядом с ними стояла жена Ясеня, Мерцана – высокая женщина с длинными черными косами.
      Колдунья не решилась ничего спросить у них, лишь посмотре-ла… Но к чему слова, когда взгляд красноречивее любых речей, особенно если в нем страх, невысказанной, тяжелой ношей лежащий на серд-це, боль и ожидание самого худшего?
      – Ночью прошел Совет, – вздохнув, промолвила Мерцана.
      Это известие, которое, казалось, не несли в себе почти ничего, заставило колдунью вздрогнуть.
      Последние несколько дней в деревне только и говорили о нем – Совете, на котором будет решена судьба народа и выбран путь: куда идти – к покаянию или войне.
      Никто не верил, что кровавая бойня лучше пусть худого, но все-таки мира. Все были уверены, что Стар-шие просто не могут после стольких веков вымаливания прощения одним словом перечеркнуть все усилия. И, все же, к покаянию, от-казу от силы и веры, тоже были не готовы.
      – Уже? – в душе Дубрава надеялась, что этот столь неотвратимо надвигавшийся кошмар удастся как-то отсрочить, что все случится потом, не так скоро.
      – Да, – продолжал Влас. – Произошел раскол. Яросвет решил пойти дорогой войны, остальные выступили за покаяние, – он смотрел ей прямо в глаза, удерживая, не давая убежать от правды, спрятаться в миражах грез…
      Покаяние. Они понимали, что это конец всего, что было преж-де… Возможно, останется надежда, кто знает, может быть все сов-сем не так страшно и плохо, как представлялось… Но как же не хо-телось уходить из деревни, где было все – наконец-то, свое, не чужое! А дети? Что будет с еще нерожденными? Они останутся безы-мянными? О боги! У них же не будет души, у них не будет даже бо-гов, ибо и от них придется отказаться! Не будет Старшего, объединя-ющего народ в единую семью, не будет храма, обрядов, без посвяще-ния никто не сможет вступить во взрослую жизнь, для умирающих не откроются врата вечности…
      – И Черногор? Он тоже согласился с этим решением? – спросила Дубрава. Она готова была ухватиться за соломинку.
      – Его не было на Совете, – чуть слышно промолвила Мерцана.
      – Но как, почему?! Где же он?
      – Говорят, – Аламир отвел глаза в сторону, стараясь не встре-чаться взглядом с колдуньей. – Говорят, он отправился к храму Звездного пути, чтобы узнать у богов, какая из дорог дает надеж-ду… Дубрава, всякое могло случиться, и может статься…
      – Я и слушать не хочу! Нет! – она резко вскинула голову, ее глаза пылали пламенем и мужчина, пожав плечами, умолк.
      – Ясень собирает всех у замка, – тихо промолвила Мерцана.
      – Хорошо, – сквозь стиснутые зубы процедила Дубрава. – Я приду. Но если заговорят о том, чтобы покинуть деревню, не дожидаясь возвращения Старшего, я не подчинюсь, даже если таковой будет во-ля большинства!
      – Мы все не хотим уходить, – Влас опустил руку ей на плечо, успо-каивая, – но должны быть готовы к этому.
      – Перед тем, как отправиться в путь, Черногор говорил обо всем этом с Ясененем, – продолжала Мерцана, – но запретил ему расс-казывать нам до тех пор, пока не придет время. Вот тот и мол-чал… Но теперь муж считает, что час настал.
      – Ты знаешь, что он скажет? – бросилась к ней Дубрава.
      – Нет, – качнула та головой.
      – Давайте останемся! – взмолилась женщина. – Кто считал, сколько в мире колдунов?
      Нет, я не хочу воевать, но почему мы не можем просто жить так, как жили раньше?…
      – Тебе незачем уговаривать нас, – молвил Аламир.- Если у тебя есть выбор, то у нас с Ивой его просто нет: нам придется остаться в любом случае… – он приобнял жену: – Ива не колдунья, она вероотс-тупница, совершившая смертный грех. Ее не спасет никакое покаяние… Черногор бы понял нас…
      – Я, – Дубрава оглянулась туда, где, за деревнями белел ее до-мик, где в колыбельке лежала ее дочь. – Я очень хочу остаться, но я не ослушаюсь Старшего…
      На все воля богов, – на глаза навернулись слезы.
      – Ну, успокойся, успокойся, – обняла ее Ива.- А то я сейчас то-же заплачу!
      – Пора, – Аламир встал.
      – Может быть, стоит дождаться детей…
      Дубрава еще не успела договорить, как к ним подбежали Полеся и Видимир.
      Запыхавшиеся, испуганные, они с волнением смотрели на собравшихся взрослых, не в силах вымолвить и слова.
      – Мы встретили учителя испытания, – наконец, отдышавшись, заго-ворил паренек. – Он рассказал нам о решении совета…
      – Это правда? – Полеся устремилась к наставнице. – Но почему? Мы не хотим уходить!
      Нам так хорошо здесь!
      – Нам нужно узнать решение Старшего, – женщина взяла ее за руку. – И, ты ведь понимаешь, мы должны будем поступить так, как он велел.
      – Угу, – опустив голову, вздохнула та.
      – Пора, – все встали.
      – Чем скорее мы все узнаем, тем лучше.
      На площади у подножия замка уже собрались почти все жители деревни. Колдуны выглядели взволнованными и подавленными. Малень-кие дети жались к тихо переговаривавшим между собой родителям, юноши и девушки, готовившиеся к испытанию, замерли в стороне, собравшись в маленький кружок, и старались не глядеть на осталь-ных, боясь, что колдуны прочтут по глазам их мысли. Они выгля-дели так, будто задумали что-то предосудительное.
      – Ну просто заговорщики, – хмыкнул Ясень, подходя к жене.
      – Кто? – испуганно взглянула на него Мерцана.
      – Да все вы.
      – Ты не думай, – вздохнув, молвила Дубрава. – Мы не ослушаемся воли Старшего.
      – Но если только заметите в его словах лазейку, непременно ею воспользуетесь, – на губы колдуна легла улыбка.
      – Слушай, хватит издеваться, – нахмурился Влас. Его скулы нервно дернулись – он с трудом сдерживал себя. – Говори, не томи!
      Все насторожились, придвинулись ближе к Ясеню, замерли, ловя каждое слово.
      – Уходя, Старший сказал мне, что мир ждут перемены. Уже тогда он понимал: Совет разделится, и колдовской народ пойдет в грядущее по двум разным дорогам, но ни одну из них он не считал правильной. Поэтому он отправился в путь, надеясь узнать истину у богов. Нам же он велел держаться в стороне от перемен так долго, как это бу-дет возможно.
      Вздох облегчения пронесся по площади. Колдуны поняли, что мо-гут остаться, что их желания совпали с волей Старшего и никто не осудит их за то, что еще миг назад они сами считали слабостью и без-верием. На лицах зажглись счастливые улыбки.
      – Слава богам, – прошептала Дубрава. – Ясень, а Черногор не ска-зал, когда вернется?
      – Нет, – его ответ прозвучал чересчур быстро и резко, но кол-дуны были слишком поглощены своими мыслями, чтобы обратить на это внимание. Тот же, словно оправдываясь, продолжал: – Он… обещал вернуться как можно скорее… Мы больше говорили о другом. Его очень заботила наша безопасность. Он велел организовать дозоры, сказал, что попросит драконов помочь нам защитить деревню от незваных гостей.
      – Мы все готовы…
      – Хорошо, – прервал их Ясень. – Тогда вот что: не будем терять время, никто не знает, как повернутся события… Идите-ка все по домам, успокойте детей, успокойтесь сами, а потом я жду муж-чин-добровольцев здесь и мы поговорим о том, как лучше устроить дозоры.
      – Только мужчин? – недовольно вскинула голову Дуб-рава. – Мы тоже…
      – Нет!
      – Это еще почему? – возмутилась та. – Лишь у лишенных дара женщина считается бесправным созданием! У нас же во все времена было иначе!
      – Но вы же не воины, – попытался возразить Влас.
      – А вы? Мы проходим такое же испытание, как и мужчины, и боги не дают нам никаких послаблений!
      – Она права, – поддержала Дубраву Мерцана. – Мы можем и хотим помочь!
      – Вы очень поможете, если останетесь дома, с детьми, и нам не придется постоянно беспокоиться о том, все ли с вами в порядке!
      – Но…
      – Хватит! – Ясень вынужден был повысить голос, чтобы прервать этот грозивший разрастись спор. – Дубрава,- повернулся он к колдунье, – Мерцана,- бросил быстрый взгляд на жену, – этот разговор не имеет никакого смысла, когда я говорил вам не о своих пожеланиях, а лишь передал волю Старшего.
      – Черногор хотел, чтобы в дозорные были отобраны лишь мужчи-ны? – Дубрава заставила себя успокоиться, подумать обо всем здраво.
      – Да. Надеюсь, вы не станете оспаривать его решение?
      – Нет, – вздохнула та. – Наверно, у него была для этого причина…
      – И еще какая, – пробурчал Влас. – Женщине место дома, с детьми, а не на острие меча, – остальные мужчины согласно закивали. В их глазах читалось облегчение: мужьям вовсе не хотелось ссориться с женами из-за того, что те собрались разделить с супругами всю опасность, как это было прежде, в землях лишенных дара.
      Но там нигде не было безопасно, здесь же колдуны знали, что могли защи-тить свои семьи, и ради этого были готовы на все…
      – Теперь расходитесь, – произнес Ясень. – Хватит пугать детишек взрослыми разговорами.
      – А как же мы? Что будет с нами? – вперед вышел высокий худоща-вый паренек.
      – Что с вами? – пожал плечами Ясень. – Вы готовитесь к испыта-нию? Вот и продолжайте. Или вы тоже решили стать дозорными?
      Ученики переглянулись: – Если нужно, мы готовы.
      – Пока мы надеемся справиться своими силами, – Ясеню стоило неимоверных сил говорить спокойно. С одной стороны ему совсем не нравилось, что подростки, еще не заслужившие права голоса, реши-лись вступить в разговор взрослых. С другой – страшно хотелось рассмеяться: дети всегда так мечтают побыстрее повзрослеть!
      – Я думаю, их более беспокоит нечто другое, – произнес ста-рик-учитель.
      – Что же, Тихомир?
      – Их будущее. Когда Старший вернется, они смогут пройти испы-тание. Но кто введет их в круг, кто признает их права, ведь, насколь-ко я понимаю, Совета больше нет?
      Ясень свел брови, его губы сжались.
      Приняв на себя на время отсутствия Старшего власть в колдовской деревне, он думал лишь о переменах, о том, как лучше исполнить волю Черногора и избежать опасностей. Но он даже не задумался над тем, что еще день назад казалось таким обыденным, несомненным… Да и как он мог думать об этом, когда все обряды исполнялись только Старшими? Никто другой просто не имел достаточно сил и знаний, чтобы провести их!
      Нет, конечно, если Черногор вернется, он сделает все необходимое, най-дет ответ на вопрос Тихомира. В конце концов, признание Советом всегда оставалось простой формальностью. Но если он никогда не придет назад? Что будет тогда?
      Колдун побледнел от одной мысли о том, что в этом случае мо-жет их всех ждать – ни с чем не сравнимое отчаяние и медленное умирание…
      – Ладно, – видя замешательство Ясеня, проговорил Тихомир. – Не будем торопить события. В конце концов, до срока остается еще месяц. Даже если мы чуть-чуть запоздаем, не произойдет ничего страшного. Подождем возвращения Старшего. Идемте, – он двинулся прочь от замка, увлекая за собой учеников, – вам давно пора возвращаться к занятиям, если вы хотите успешно пройти обряд.
      Колдуны начали расходиться по домам.
      Деревня встречала их настороженным, частым дыханием, окна домов испуганно глядели на людей, словно спрашивая: "Если вы уйде-те, что станет с нами?" Но, видя улыбки на губах хозяев, вновь ощущая прикосновение их рук к своим дверям и стенам, чуть слышные шаги по покрытым рогожей полам, они облегченно вздыхали, начиная понимать, что люди останутся, что они не бросят их медленно уми-рать в одиночестве.
      Постепенно жизнь вернулась в обычное русло. И лишь скользив-шие по небу над лесом черные тени драконов да всадники-дозорные напоминали о том, что мир стал более опасен и неприветлив. Но колдуны привыкли ждать ненастья.
      И только Ясень с каждым днем становился все более мрачным и нелюдимым. Мерцана с Дубравой и Влас с Аламиром, да и другие колдуны пытались расспросить его, узнать, что его тревожит, но тот лишь отмахивался от вопросов и поспешно переводил разговор на другую тему или уходил от них вовсе. Не получая ответа, колдуны пожимали плечами, качали головой, но не продолжали расспросов, полагая, что причина всего-ответственность, которая легла на пле-чи Ясеня.
      Им было невдомек, что Ясеня тревожило совсем не это… Вер-нее, не столько это, сколько то, что время шло, а Черногор все не возвращался.
      Колдун вновь и вновь вспоминал слова Старшего, произнесенные при расставании, его полные печали глаза, и уже начал ду-мать… Ему казалось, что тогда Черногор прощался навсегда.
      Так или иначе, Ясеню было доподлинно известно, что Старший ушел смертельно опасной дорогой, и чем дольше его не было, тем меньше оставалось надежд на возвращение.
      От осознания этого становилось так больно, так горько, что на глаза наворачивались слезы бессилия и злости: с каждым днем он все сильнее и сильнее винил себя за то, что не настоял, не упросил Старшего взять своего спутника с собой. Кто знает, может быть, его помощь помогла бы тому вернуться. …Как-то под вечер в замке собралось несколько мужчин, обра-зовавших своего рода деревенский Совет – Ясень, Влас, Аламир, Тихомир и Садовит – крепкий, двужильный колдун, выбранный главой дозорных.
      Замок Старшего казался отрешенным, бесчувственным, но в нем сохранялся покой, столь желанный для всех в этот миг, ибо он укреплял в вере, что все будет хорошо.
      Ведь эти залы, башни, своды, вне всяких сомнений, ощутили бы гибель своего хозяина.
      – Ладно, – спустя какое-то время произнес Влас. – Пора обсудить то, зачем собрались. Мы живем здесь как затворники, не зная, что происходит в мире. Минуло уже достаточно времени, чтобы перемены оставили след на лике земли. В общем, я готов отправиться в путь. По-хожу, послушаю разговоры лишенных дара, поспрашиваю их…
      – Это опасно, – нахмурившись, качнул головой Тихомир. – Время покаяния минуло.
      Если священники узнают, что ты не отказался от дара колдовства, они не пощадят тебя.
      – Сколько можно сидеть в темной комнате и бояться выглянуть наружу!
      – Мы знаем, что творится вокруг, – пожал плечами Садовит. – Мало ли со дня покаяния пришло сюда колдунов, выбравших наш путь? Ма-ло ли они привели с собой добрых людей?
      – Но им была известна такая малость! – не унимался Влас. – Да и сколько уже времени дорога перестала приводить к нам странников? Почему никого нет вот уже неделю? Число странников иссяк-ло? Или же на их пути встало препятствие, которое они не в силах преодолеть?
      – Рано или поздно священники должны были послать против нас войска, – сказал Садовит. – Видно, так оно и произошло. Думаю, они нашли наше убежище и остановились где-то поблизости. Теперь нас ждут совсем другие гости. И вряд ли они несут добро. Но вот знают они точно много больше живущих малым мирком крестьян и горожан… Я дал команду дозорным задерживать всех чужаков.
      – Мы не ведем войны. Раз так, зачем нам пленники? – Аламир гля-дел на дозорного с удивлением и подозрением.
      – Успокойся, я вовсе не призываю нарушить древние обеты. Но почему бы не расспросить воинов обо всем? Ведь ничто не запрещает нам задавать вопросы, а здесь, на нашей земле, вряд ли найдется лишен-ный дара, который не расскажет нам всего, что мы захотим узнать.
      – Не будет у нас никаких пленников, – качнул головой Влас. – Думается мне, священнослужители уже давно должны были нарушить наш покой. Я более чем уверен, что их войска взяли де-ревню в кольцо. Просто драконы, пропускавшие к нам друзей, стали отпугивать врагов, не давая приблизиться к границам наших земель. Но кто знает, долго ли это продлится. Нужно все разведать, пока не стало слишком поздно, пока божьи люди не бросили против нас всю мощь своих армий, найдя способ справиться с драконами.
      – И как же ты думаешь пробраться сквозь кольцо врагов? Как ты уйдешь отсюда, если лишенные дара перекрыли все дороги, а храм способен построить только Старший…- Ясень умолк, поморщился, как от резкой боли – он неосторож-но задел ту струну, которой последние дни все старались не касаться.
      – Как-нибудь, – поспешил ответить Влас, боясь, что тягостная пауза затянется. – В конце концов, я ведь колдун. Мне будет совсем не сложно заморочить или отвести глаза паре-тройке воинов, ничего не смыслящих в колдовстве.
      – Подожди, – вступил в разговор Тихомир. – Разве мы отказались от законов? Мы сохранили веру, дар, образ жизни. Мы не приняли пока-яния, не встали на путь войны. Почему ты думаешь, что запреты пе-рестали довлеть над нами? Или Старший велел нам отвергнуть их? Он сказал: "Оставайтесь в стороне от перемен", я правильно понял? Но ведь это значит, что мы не должны ничего изменять, когда ма-лейшее отступление может оказаться гибельным.
      Молчание стало ему ответом. Все были согласны с Тихомиром, и все же…
      – А что если расспросить драконов? – осторожно предложил Ала-мир. – Они летают над миром, видят все, что происходит…
      – Так они и стали с тобой говорить! – усмехнулся Ясень. – Мы для них – муравьи, бегающие по поверхности земли…
      – Но они помогают нам!
      – Конечно, ведь их попросил об этом Черно… – осекшись на по-ловине слова, колдун умолк.
      – Но мы же не можем просто сидеть и ждать, когда Старший вер-нется! – не выдержав, вскричал Влас. Глаза всех – грустные, измучен-ные сомнениями, поднялись на него.
      Колдун вздохнул и, уже не думая больше о том, чтобы спорить, продолжая настаивать на своем, лишь качнул головой, готовый безропотно согласиться с любым решением друзей.
      – Вообще-то, – вновь заговорил Ясень. – Мне не кажется идея Власа такой уж безумной. Разве мало мы бродили по земле раньше, до принятия этого покаяния? Или в то время было менее опасно? Тогда нам угрожал костер, вряд ли сейчас свя-щенники придумали наказание более жестокое, чем смертная казнь.
      – Я предпочел бы отправиться в путь ночью, – поспешно загово-рил Влас, боясь, что друг передумает. – Так будет надежнее. И вообще, что откладывать в дальний ящик?
      Я готов идти прямо сей-час. Кто знает, может быть, лучшего времени не будет…
      Поброжу денек, поговорю с окрестными жителями… Должны же воины у кого-то брать пищу, да и вряд ли они обходят свои поселения стороной. Я вернусь следующей ночью. И не волнуйтесь за меня: я буду очень осторожен.
      – Мы еще не дали согласия…- попытался остановить его Тихомир, но, видя, что колдун уже поднялся и собирается уходить, не слыша его слов, махнул рукой: – Да что мы, в самом деле… Это твоя жизнь, хочешь рисковать – рискуй.
      Влас исчез так быстро, словно только и ждал, когда ему будет позволено осуществить задуманное. Остальные же не спешили расхо-диться.
      – Нам нужно принять еще одно решение, – осторожно напомнил Ти-хомир. Старик не стал пояснять, когда всем и так было понятно, что он имел в виду: учитель был обеспокоен приближением срока испытания. В принципе, его можно было бы перенести, законом это не запрещалось, но все знали, с какой осторожностью и скрупулезностью выбиралось время обряда, какое большое значение оно имело, и не только потому, что удачный день мог помочь в испыта-нии, а неудачный навлечь беду. Дело было еще и в том, что перенос срока мог внести сомне-ния в души подростков, что неминуемо увеличило бы опасность неу-дачи… Да что там говорить, ведь этот обряд был самым важным ша-гом в жизни! – Если мы собираемся проводить его в срок, нужно приступать к последним приготовлениям. Остается восемь суток, семь из которых должны быть отданы на размышления в одиночест-ве… – продолжал он.
      – Пока Старший не вернется, обряд не будет совершен, – Ясень скрипнул зубами, проглотил комок, подкативший к горлу, но заставил себя продолжать: – Нам придется отложить его.
      – Я понимаю это, – вздохнув, промолвил старик. – Но вот только как сказать ученикам? Их души сейчас очень ранимы… Я боюсь, как бы ими не овладело отчаяние. Если это случится мы потеряем де-тей… Я подумал… Может быть, стоит продолжать обучение, надеясь, что Черногор успеет вернуться к сроку?
      – А если нет? – матовая бледность покрыла лицо Ясеня.
      Тихомир пожал плечами: – Спросим воли богов.
      – Они не услышат нас. Мы не сможем сами построить храм.
      – Мы можем послать гонца за Яросветом, попросить его… – ста-рику было невыносимо тяжело не то что говорить, думать об этом, но он был обязан позаботиться о будущем своих учеников. – Я уве-рен, он согласится помочь.
      – Ты забываешь, – вздохнул Ясень. – Яросвет отказался от прежнего пути. Он отверг запреты и взял в руки оружие. Боги отвернулись от него так же, как и от других Старших, вставших на путь пере-мен…
      – Но как же их дети?! Им ведь, так или иначе, нужно будет про-ходить испытание…
      Я просто не могу поверить… ведь отказ от испытания – смерть, медленная вечная смерть…!
      – Кто знает, – вздохнул Ясень. – Может быть, и без обряда можно как-то жить…
      Ведь жили же колдуны до Падения, не зная нашей ве-ры.
      – Конечно, жили, но тогда все было по-другому!
      – Да пойми ты! – не выдержав, вскричал Ясень. – Пойми, наконец: Черногор может не вернуться вовсе! Я старался не говорить об этом, но… В общем, прощаясь со мной, он сам был не уверен, что боги отпустят его назад!…
      – Давайте не будем хоронить его раньше времени, – прервал дру-га Аламир. – Лучше надеяться, и пусть наша вера в его силы поможет ему в трудную минуту.
      – Да, нам нужно верить и молить богов не отнимать у нас пос-леднее, что способно удержать от падения в бездну хаоса. В сущнос-ти, нам просто больше ничего не остается.
      На какое-то время они умолкли, пока голос Тихомира вновь не нарушил тишину:
      – Так что мы решим?
      – Продолжай подготовку, – махнул рукой Ясень. – Не думаю, что есть смысл посылать кого-то к Яросвету, хотя бы потому, что путь долог и одинокий всадник не может не привлечь внимание наших вра-гов. У него не будет шансов выполнить поручение.
      – И все же…
      – Я не стану настаивать, но поговорю с колдунами. Если среди них найдется доброволец, уверенный в успех…Что ж, пусть отправля-ется.
      – Жаль, что Влас так поспешно ушел. Он мог бы заодно испол-нить и это поручение, – молвил Тихомир.
      – Он бы не согласился, – мрачно качнул головой Ясень. – В отличие от нас, маловерных, он не сомневается, что Старший вернется.
      – Тогда давайте и мы не будем сомневаться, – вдруг решительно сказал учитель испытания. – Мне будет куда легче готовить ребят, имея в сердце эту веру.
      – Ты сам начал разговор, – пожал плечами Ясень. – Я бы ни за что на свете не заговорил первым. Но мне понятно, что беспоко-ит тебя: сейчас ты в ответе за души ребят и должен предвидеть пу-ти, на которые может повернуть судьба… Вот только вряд ли нынеш-ний разговор помог тебе: разделенный груз становится легче, разде-ленная боль ослабевает, но сомнения только множатся, как и страх.
      – Значит, мы должны отказаться от сомнений… Уже поздно, мне нужно идти, – старик поднялся. – Придется еще многое сделать. Спо-койной ночи, друзья.
      – Спокойной ночи, – Садовит тоже поднялся, потянулся, разминая затекшее тело. – Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы так оно и было… Пойду, проверю дозоры.
      – Зачем? Я и будучи здесь знаю, что с ними все в порядке.
      – Нужно же чем-то заняться…До утра, – и он ушел.
      Оставшись вдвоем, Аламир с сомнением взглянул на Ясеня:
      – А ты что не уходишь? – спросил он. – Собираешься вновь всю ночь просидеть в замке?
      – Что, если Старший вернется и ему понадобится помощь?
      – Ступай. А я останусь. Будем дежурить по очереди, все легче.
      – Мне – не легче! – встрепенулся Ясень.
      – Да прекрати винить себя! Как ты мог ослушаться воли Старшего!
      – Я был рядом с ним, когда он отправлялся в путь! Я не должен был отпускать его одного!… Не знаю, может быть, будь я настойчи-вей…
      – Перестань терзать свое сердце! Сколько можно!
      – Я никогда себе этого не прощу!… Если он не вернется, если с ним что-то случится… Как я смогу жить после этого? Как?…
      Шипящий тихий говор, вдруг заполнивший сознание Ясеня, зас-тавил его умолкнуть.
      "Выйдите на балкон", – разобрал колдун.
      Ясень вздрогнул, резко повернулся к Аламиру:
      – Ты слышал? – прошептал он.
      – Да, – тот выглядел озабоченным и взволнованным.
      – Кто это?
      – Не знаю. Может быть, дракон снизошел до того, чтобы загово-рить с нами, а, может, сами боги… Во всяком случае, произош-ло что-то важное и будет лучше сделать так, как нам велят.
      – Пойдем, – колдуны поспешно вышли на большой полукруглый бал-кон, вознесенный высоко над землей.
      – Я ничего не вижу, – внимательно оглядев все вокруг, поче-му-то шепотом проговорил Ясень. -Может быть, нам показалось…?
      – Сразу двоим? Мы колдуны, а не лишенные дара, и достаточно знаем о замороке, чтобы сразу определить, что явь, а что – навь. Нет, – качнул головой Аламир. – Просто нужно подождать…
      – Вон он! – взволнованный вскрик друга заставил его замолчать и вновь поднять глаза к небу, по которому, с каждым мигом увеличи-ваясь, быстро скользила черная тень огромного зверя.
      Приблизившись вплотную к балкону, тот на какое-то время за-вис в воздухе, ожидая, пока порыв ветра, рожденный его полетом, утихнет. Обращенные к земле крылья ровно вздымались, легко удержи-вая на волнах небесных стихий мощное мускулистое тело зверя, пок-рытое блестящей черной чешуей.
      Дав колдунам возможность привык-нуть к своему облику и побороть страх, который не могла не выз-вать такая близость гиганта, дракон опустился чуть ниже, так, чтобы его голова с острыми рогами оказалась вровень с балконом.
      "Помогите ему", – вновь заполнил собой сознание людей шипящий го-лос, а затем дракон чуть повернулся, открывая взгляду замерших на балконе фигурку человека, лежавшего под защи-той величественной драконьей короны.
      – Старший! – сразу узнав его, вскричал Ясень и, забыв о своем страхе перед крылатым зверем, бросился к Черногору. Аламир поспешил за ним следом.
      Не шевелясь, дракон терпеливо ждал, пока колдуны помогут страннику подняться и, осторожно поддерживая, сведут вниз, на балкон, и лишь потом, на миг заглянув в усталые, покрасневшие гла-за друга, быстро взмыл в небо, уносясь прочь.
      Колдуны уложили Старшего на диван.
      – Я позову врачевателей, – Ясень встрепенулся, бросился к двери, но Черногор остановил его:
      – Не надо… Со мной все в порядке… Это просто усталость…- он говорил с трудом, медленно, совсем тихо.
      – Тебе нужен отдых, – Аламир жестом показал Ясеню, что им лучше уйти, оставив Старшего одного.
      – Да, – Черногор прикрыл покрасневшие веки. – Только, – колдуны за-мерли, ловя каждое его слово. – Сначала скажите: все в порядке?
      – Да. Боги хранят нас, – поспешил успокоить его Ясень.
      – Хорошо, – и колдун провалился в тяжелое забытье сна.
      Стараясь ступать бесшумно, они вышли из зала, тихо затворили за собой двери.
      Прислонившись спиной к стене, Ясень облегченно вздохнул:
      – Слава богам! – в его глазах разлились озера спокойствия, сверкавшие в лучах счастья.
      – Пойдем, надо обрадовать всех, успокоить…
      Тот не сдвинулся с места, словно боялся, что стена, потеряв опору, рухнет.
      – Сейчас за полночь. Люди спят… – попытался возразить он.
      – Ничего, эта весть стоит того, чтобы ради нее проснуться. Во всяком случае, Тихомиру и его ученикам будет куда легче, когда они узнают, что все их страхи позади… Ясень, ты слышишь меня?
      – А? – с трудом оторвавшись от своих мыслей, переспросил тот.
      – Я говорю…
      – Ладно, – кивнул колдун. – Ступай, скажи тем, кто бодрствует, что Старший вернулся. Раз уж тебе так не терпится… Только пос-тарайся не переполошить всю деревню… А я останусь…
      – Похоже, мне нет смысла уговаривать тебя пойти отдохнуть?
      – Я подремлю здесь, – он кивнул в сторону кушетки…
      – Как хочешь, – и Аламир поспешно ушел.
      Проводив его взглядом, Ясень на мгновение замер, закрыл гла-за, прислушиваясь к дыханию тишины, к ее умиротворяющему покою.
      – Слава богам! – вновь прошептал он, а затем осторожно коснулся створок дверей.
      Он хотел заглянуть в залу, убедиться, что с Черногором все в порядке, что тот спит, но передумал, боясь потревожить покой Старшего.
      Вздохнув, Ясень подошел к кушетке, сел… Только сейчас он по-нял, как ужасно устал. Страх и сомнения оказались грузом куда более тяжелым, нежели самые долгие дороги и огромные тюки… Закрыв глаза, он провел по лицу рукой, пытаясь сбросить с себя тонкую пе-лену усталости и сонливости.
      То и дело он проваливался в серую яму полудремы, но упорно заставлял разум возвращаться назад, не позволяя уснуть.
      Тихие поспешные шаги заставили его встрепенуться, насторо-женно оглянуться. В полутьму галереи ворвались две хрупкие женс-кие фигурки. Когда гостьи приблизились к колдуну, он узнал Мерцану и Дубраву.
      – Он вернулся? Как он? – женщины с трудом сдерживали голос во взволнованном шепоте.
      – Ш-ш! – шикнул на них Ясень, а затем едва слышно произ-нес: – Дайте ему отдохнуть! Уходите и скажите всем остальным, чтобы никто не появлялся в замке до тех пор, пока я не позову!
      – Хорошо, хорошо! Мы просто хотели убедиться… – мелькнув бес-шумными тенями, женщины исчезли…
      Утром, едва взошло солнце и засверкало, заиграло на витра-жах, разбрасывая разноцветные пригоршни света по тихим, задумчи-вым залам замка, Ясень поднялся с кушетки, потянулся, умылся ле-дяной водой, сбрасывая остатки дремы и, стараясь ступать как можно тише, пересек галерею.
      Колдун подошел к каменным, расписанным золотыми узорами и укра-шенным драгоценными каменьями дверям залы. Чуть-чуть приоткрыв створки, он проскользнул в узкую щель и на мгновение замер, огляды-ваясь вокруг.
      Солнце с опаской затаилось за окнами, не смея нарушить по-коя полумрака. По полу, словно облака, плыли, двигаясь в при-чудливом танце, неторопливые тени.
      Черногор все так же неподвижно лежал, откинувшись на подушки. Его глаза были приоткрыты и взгляд неосмысленно скользил по стенам, полу не видя ничего вокруг.
      – Старший, – осторожно приблизившись, позвал Ясень. – Что мне сделать? – он нагнулся, поправил подушку, поднял сосколь-знувшую вниз руку Черногора, пробормотал: – Прости, – заметив гри-масу боли, скользнувшую по лицу колдуна.
      – Ничего, – голос Черногора был тих, но в нем уже не чувствовалось вче-рашней слабости. Печальная улыбка тронула губы: – Кажется, я устал куда сильнее, чем предполагал.
      – У нас все спокойно, – поспешил успокоить его колдун. – Отды-хай… Знаешь, – в его голосе проскользнули тени пережитой боли, – мы все очень волновались за тебя и боялись, что ты не вернешься.
      – Если бы это было в моей воле, я бы прилетел много рань-ше. Но, увы…
      – Я понимаю…
      – И вообще, мне до сих пор кажется, что с того мгновения, как я покинул замок, прошло чуть более суток, хоть я и знаю, что минул целый месяц.
      – Как такое может быть, ведь нет ничего более точного и определенного, чем время?
      – Я-то согласен с тобой, а вот боги, как оказалось, думают иначе. А с ними не поспоришь. Они просто не оставляют такой возможности… Ладно, в конце концов, на то они и боги… Лучше расскажи, что произошло в мире за время мо-его отсутствия.
      – Мне мало что известно, ведь мы, исполняя твою волю, старались быть в стороне от перемен…
      – Какое решение принял Совет? – решив, что Ясеню будет проще отвечать на вопросы, спросил Черногор.
      – Большинство согласилось на покаяние…
      – А остальные?
      – Как ты и предполагал, Совет раскололся. Яросвет решил, что пришла пора с оружием в руках отстаивать свое право на жизнь. Он остался в своей деревне и обратился с призывом к другим колдунам, думающим так же, как он, присоединиться.
      Я не знаю, что с ним случилось… И еще мы, конечно. Мы тоже остались здесь…
      – Все?
      – Разумеется! Все с облегчением вздохнули, когда я передал твои слова. Людям очень хотелось остаться, но никто не по-шел бы против твоей воли… Впрочем, уже само твое отсутствие на Совете оставляло нам лазейку для надежды… А остальные семь де-ревень перестали существовать…
      – Кто-нибудь из их колдунов пришел сюда?
      – Да, многие! И добрые люди тоже. Мы приняли всех, так что число здешних обитателей увеличилось почти впятеро. Тесно, конеч-но, но… Нам казалось…
      – Вы все сделали правильно.
      – Прости, но мы действительно не знаем ничего о том, что слу-чилось потом. Мы предполагаем, что Пресвитер объявил войну отка-завшимся подчиниться, выдвинул против нас войска, однако мы не видели ни одного воина. Наверно, в этом заслуга драконов… Хотя, возможно, мы просто слишком мрачно смотрим на мир.
      – Всегда следует ждать худшего и готовиться к приходу беды. Только так ее можно предотвратить.
      – В последнее время мы стали думать, что нам необходимо разузнать о происходящем.
      Мы говорили об этом как раз накануне, и Влас решил отправиться на разведку. Он обещал вернуться ночью…
      – Надеюсь, уходя, он осознавал, что его путь будет опасен?
      – Да, – кивнул колдун. – Но у нас не было другого выхода. Аламир предлагал расспросить драконов…
      – Пустые хлопоты. Их абсолютно не интересуют людские дела. Да и вызвать на разговор этих молчунов не так-то просто.
      – Но драконы ведь помогают нам… Или они только выполняли твою просьбу?
      Старший чуть заметно кивнул.
      – Но почему? – любопытство было настолько велико, что Ясень не смог сдержаться. – Ты никогда не говорил об этом…
      – Это старая история и я не думаю, что она касается кого-ни-будь кроме их и меня, – взгляд Старшего стал холодным и отрешенным, и колдун не стал продолжать расспросов, вот только… Ему на мгно-вение стало вдруг так больно, обидно…
      Черногор не мог не заме-тить этого, его глаза вновь залучились теплом, а на губы легла тихая улыбка: – Прости, друг. Я не хотел тебя обидеть. Постарайся понять: драконы живут в ореоле тайны и не любят, когда кто-то пы-тается приоткрыть ее завесу. В свое время они вынуждены были до-вериться мне, и я не вправе злоупотреблять их доверием… К тому же, сейчас нас куда больше должна заботить судьба собственного народа, а не чужие тайны. Когда, ты говоришь, должен вернуться Влас?
      – К полуночи.
      – Что ж, дождемся его возвращения. А следующим утром собери всех перед замком.
      – Старший, ты ведь собирался узнать наше будущее, спросить у богов, какая дорога дает надежду. Боги ответили тебе?
      – Да, Ясень. Ты хочешь услышать их слова сейчас?
      – Нет, нет! – поспешно воскликнул тот. – Мне достаточно того, что ответ есть.
      Зная тебя, я могу предположить, что нам будет даро-вана надежда. Иначе ты не был бы столь спокоен.
      – С любым известием со временем можно смириться, – вздохнул Чер-ногор. – Но ты прав. Наверное, я не согласился бы на черное буду-щее для своего народа, даже если оно уже записано в летописи бо-гов, и попытался переписать грядущее, каким бы сильным ни был гнев высших… Я благодарен богам за то, что мне не придется идти против их воли. Хватит и других противников.
      – Старший, – несмело промолвил Ясень. – Ты не рассердишься, если я спрошу? Меня страшно мучает один вопрос… Пойми, уходя, ты переложил на меня груз ответственности и я не могу не думать об этом…
      – Спрашивай.
      – Кто был прав?
      – Никто, – помрачнев, промолвил Черногор.
      – Ты хочешь сказать, что и Велимир, и Ясень ошибались?
      – Да. Покаяние сохранит жизнь, но эта жизнь потеряет свой смысл, война же отнимет все, низвергнув в пустоту. Так или ина-че, народ погибнет.
      – И пути назад нет. Но где же тогда будущее, если… – он умолк, заметив, что Старший закрыл глаза и плотнее сжал губы, словно сдерживая стон. – Тебе плохо? Я позову врачевателей!
      – Не надо. Сядь и успокойся. Я хочу, чтобы ты постарался по-нять: сейчас рано говорить об этом, просто потому, что бу-дущего еще нет. Нам только предстоит встать на путь, ведущий к нему. Лишь сделав первый шаг, станет ясно, каким оно будет, что мы должны сделать, чтобы его с нами разделили и другие – прочер-тить тропки к нему с иных дорог, соединив черное с белым… Может быть, нам придется делиться своим счастьем, уменьшая его, снова жертво-вать настоящим, ради будущего… Сейчас я не могу ничего сказать, кроме того, что мы должны ждать.
      Ведь пока даже не известно, что творится в мире, сколь глубоки изменения, тронувшие его, и как долго будет длиться время перемен. Сегодня можно только предполагать, лишь завтра мы будем знать больше и видеть яснее.
      – Но ведь это действительно грядущее, не просто слепая надеж-да, вера в чудо?
      – Без надежды нет будущего. Но то, что ждет нас – больше чем надежда, ибо это – наша жизнь.
      – Значит, завтра… – вздохнув, Ясень кивнул. – Что ж, нам не привыкать жить следующим днем… Только… – вспомнив нечто важное, он на мгновение умолк, а затем продолжал: – Мы не сможем собрать завтра всех. В грядущую полночь как раз начнется отсчет времени одиночества для готовящихся к испытанию… – он умолк на миг, заметив, как нахмурился Чер-ногор. – Что-то не так?
      – Позови Тихомира, – лишь сказал тот. – Мне нужно поговорить с ним.
      – Тебя что-то беспокоит? Мы думали, когда ты вернешься, все будет по-прежнему, ребята готовились и…
      – Сходи за ним, Ясень.
      Пожав плечами, колдун встал и пошел выполнять поручение.
      Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, и земля купалась в его ярких теплых лучах, сверкая и переливаясь всеми цветами ра-дуги.
      Выйдя из полутьмы замка, Ясень на миг зажмурился, привыкая к яркому солнечному свету. Когда же он вновь открыл глаза, то с удивлением увидел, что на поляне у врат собрались почти все взрослые жители деревни. Расстелив поверх мягкой густой травы покрывала, они, устроившись поудобнее, сидели и тихо переговари-вались между собой. В первый миг он был настолько поражен этим столь странным и непривычным зрелищем, что так и застыл с откры-тым ртом, не в силах вымолвить ни звука. Но тут Ясеня увидели соб-равшиеся и, поспешно вскочив, устремились к нему:
      – Ну, как он? – все взгляды устремились на Ясеня.
      – Нормально, – по инерции ответил тот, и лишь потом набросился на колдунов: – Что это вы тут устроили? Что вообще происходит?
      – Ну чего ты волнуешься? – удивленно взглянула на него Мерца-на. – Ничего мы такого не делаем, просто решили собраться, погово-рить, мы ведь последнее время только этим и занимаемся.
      – Но почему здесь?
      – По привычке, – пожала плечами та.
      – С каких это пор колдуньи научились врать? – он нахмурился, сердито глядя на жену.
      – Разве я лгу? – та смотрела на него по-детски наивными невин-ными глазами. – Может быть, я говорю не всю правду, но в этом нет ничего такого, – в ее глазах на покрове озера покоя сверкали весе-лые озорные огоньки, и колдуну ничего не оставалось, как махнуть рукой:
      – Ладно, мне понятно ваше беспокойство, – пробормотал он. – Мо-жет, и хорошо, что вы все здесь: мне нужно передать вам, что Стар-ший хочет собрать нас следующим утром. Ему есть что рассказать.
      – Это будет добрая весть? – вновь насторожились колдуны.
      – По-видимому, – кивнул тот. – Я не знаю всего, но Старший не стал бы возвращаться лишь затем, чтобы убить в нас последнюю на-дежду, – затем он повернулся к учителю испытания: -Тихомир, он зовет тебя.
      Кивнув, старик, словно только того этого и ждавший, поспешил к вратам замка.
      Видя, что Ясень собирается вернуться назад, Дубрава поспеши-ла спросить:
      – Мы можем остаться?
      – Дело ваше, – колдун не видел никакого смысла возражать, ког-да понимал, что ему не удастся заставить всех разойтись по до-мам. – Если вам от этого будет легче, сидите здесь. Но Черногор вряд ли станет говорить с вами до завтрашнего утра. Он ждет возв-ращения Власа, чтобы узнать, насколько велики перемены, коснувшие-ся мира.
      – Но ведь он сам только-только вернулся…!
      – Он улетал на драконе и назад его принес дракон. Думаю, его дорога проходила через те края, о существовании которых мы даже не веда-ем… Сейчас же он ждет вестей из мира людей, не богов, – он повернулся, собираясь поскорее вернуться к Старшему, но в последний миг, подумав, взял стоявшую рядом жену за руку и быстро увлек за собой:
      – Ты мне понадобишься.
      Вместе они прошли через врата. Едва оказавшись внутри замка, Ясень поспешно спросил жену:
      – С детьми все в порядке?
      – Да, – кивнула та. – Они играют с другими ребятишками в саду под присмотром Ивы.
      Не волнуйся.
      – Хорошо… Значит, ты можешь задержаться здесь?
      – Конечно. Что мне нужно сделать?
      – Приготовь отвар из облепихи, рябины, трав… Ты лучше зна-ешь, каких.
      – Для Черногора?
      – Да, – стремясь уйти от расспросов, Ясень повернулся и быстрыми шагами двинулся к широкой лестнице, но колдунья и не собиралась надоедать мужу вопросам. Едва получив поручение, она устремилась на кухню, прикидывая в уме, какие будет лучше взять травы, коренья и ягоды и в каких пропорциях их смешать.
      В галерее, ведущей к верхней зале, Ясень догнал старика:
      – Подожди, Тихомир!
      – Что? – в голосе того слышались нотки недовольства: старик так спешил, не желая заставлять Черногора ждать, что даже запы-хался, а тут кто-то останавливает его возле самой двери.
      – Прости, прости. Я только хотел сказать: не очень утомляй его и если что, я рядом.
      Тихомир взглянул на колдуна с укором, словно говоря: "Неужели ты думаешь, что я не понимаю всего и так?", но, все же, едва за-метно кивнул, прежде чем войти в залу.
      Когда дверь за его спиной закрылась, Ясень тяжело вздох-нул, недовольно качнул головой и, застыв возле двери, как солдат на посту, приготовился ждать.
      Шло время. Устав стоять, колдун опустился на кушетку. Потом пришла Мерцана, осторожно села рядом с мужем, тихо спросила:
      – Они все еще беседуют?
      – О чем только Тихомир думает?! – взвился тот. – Я же предупредил его!…
      – Что, Черногор так плох? – в ее глазах зажглась тревога.
      – Если малейшее движение причиняет боль… Эх, – поморщившись, он махнул рукой. – Мне трудно об этом думать, не то что говорить… Ты приготовила отвар?
      – Да, – она качнула головой в сторону стоявшего рядом кубка. – Как ты считаешь, мне не следует им мешать, или пойти прямо сейчас?
      – Не знаю, – пожав плечами, тот на миг задумался. – С одной стороны, Старшему было бы лучше побыстрее выпить отвар. Но с другой стороны… Мерцана, я так думаю, сейчас они говорят о настолько серьезных и трудных вещах, что будет лучше не прерывать их разговор.
      – Раз так, – она устроилась поудобнее, прижалась к плечу му-жа. – Нам с тобой тоже стоит многое обсудить…
      – Не сейчас! – его щека нервно дернулась. – Я не хочу говорить об этом! Да и почему ты думаешь, что Старший рассказывает мне все? Кто я, его преемник, что ли?
      Пойми же, наконец: в тот раз я просто был единственным, кто оказался с ним рядом…
      Только поэтому он открыл мне правду, поручил за-боту о деревне!
      – Прости, – прошептала она, лишь сильнее прижимаясь к не-му. – Прости, – она тихо, незаметно делилась с ним своим теплом, ус-покаивая, возвращая силу и уверенность.
      – Но нам ведь и кроме этого есть о чем поговорить. Последнее время ты так редко бывал до-ма. Я понимаю, ты был занят, но теперь-то у нас ведь есть время для нескольких слов друг для друга?
      – Ох, родная, на меня навалилось столько забот, что я… Я сов-сем закрутился! Но ничего, ничего, скоро все придет на круги своя. Так что ты хотела мне сказать?
      – Кроме того, что люблю? – она задорно, как девчонка, улыбнулась.
      Рассмеявшись, он обнял жену:
      – Это я знаю и так, – Ясень вздохнул легко и свободно: тяжесть ноши более не давила на плечи, сердце не сжимали в ледяных объять-ях сомнения и страхи. – Ох, моя дорогая колдунья, что бы я без тебя делал!…И, все-таки, что случилось?
      – Ничего, – она потянулась, как едва проснувшаяся кошка. – Я просто хотела напомнить, что ты не один на свете, что у тебя есть семья, которая готова поддержать в трудную минуту. Не забывай об этом и никогда больше не пренебрегай самым большим даром на све-те: возможностью быть понятым.
      – Мне удивительно легко и спокойно с тобой.
      – Так и должно быть, – она удовлетворенно кивнула.
      – Обещаю, что в будущем никогда не стану отказываться от твоей помощи.
      – Угу… Давай просто посидим вот так, рядышком, помечтаем об этом будущем…
      – Ты веришь, что оно будет светлым?
      – Конечно. Без этой веры нет смысла жить…
      Над галереей расправила свои тонкие, невидимые крылья тиши-на, которые скрыли все вокруг от глаз времени.
      А затем скрипнула, открываясь, дверь залы и показался Тихо-мир. Его лицо было сосредоточенным, движения торопливо резки.
      Погруженный в какие-то свои мысли, он, будто не замечая Ясеня с Мерцаной, хотел пройти мимо. Когда же те окликнули его, старик лишь бросил на ходу:
      – Простите, но сейчас у меня нет времени на разговоры, – и ушел.
      Муж с женой переглянулись, Ясень пожал плечами, показывая, что он сам ничего не понимает. В общем-то, поведение учителя испытаний было объяснимо: до обряда оставалось совсем мало времени, ему нужно было очень многое сделать, а тут еще раз-говор со Старшим занял почти все утро. Да и вид старика не вызы-вал беспокойства: в его глазах не было ни страха, ни боли потери, лишь озабоченность тем, что предстояло совершить, и решимость вы-полнить все задуманное наилучшим образом.
      – Идем, – едва тот ушел, Мерцана поднялась, потянула мужа за со-бой.
      Колдунье не пришлось убеждать его: Ясень и сам хотел поско-рее вновь увидеть Старшего, убедиться, что с ним все в порядке.
      Черногор лежал, обложившись толстыми томами древних рукопи-сей. Чуть в стороне, на полу возвышался огромный свод колдовских законов.
      Увидев вошедших, он чуть заметно улыбнулся, слабым кивком головы велел им подойти.
      – Мы все очень рады твоему возвращению, – на миг склонив голо-ву, приветствуя Старшего, сказала Мерцана.
      – Однако считаете, что я мог бы и поторопиться, – проговорил тот, глядя на женщину своими огромными, лучистыми глазами.
      – Ты шутишь… – покраснев, женщина опустила глаза.
      – В меру возможностей… Нельзя все время быть серьезным, когда хочешь отдох-нуть…
      Хотя, у меня это не очень получается. Судя по всему, когда боги раздавали чувство юмора, я был чем-то занят… Ясень, не стой столбом у дверей, проходи, садись.
      Колдун облегченно вздохнул, осторожно сел на краешек стула в стороне, возле стола и, огляделся.
      За то время, что он отсутствовал, зала успела сильно изме-ниться: окна были распахнуты и яркий свет заливал все вокруг, сме-шиваясь со свежим дыханием ветра; толстые старинные книги в черных каменных окладах покрывали весь стол.
      Большинство из них относи-лось к времени еще до Падения.
      – Как в читальне, – пробормотал он.
      – Дух замка, получив список того, что мне нужно, долго вор-чал, что было бы проще перенести меня в архив, чем тащить сюда все его содержимое… Давай свое снадобье, Мерцана,- он протянул ру-ку, взял у стоявшей в нерешительности колдуньи кубок и быстро поднес к губам.
      Черногор выпил отвар, не обращая внимания на его горький вкус, затем исподлобья взглянул на колдунью.
      – И что ты только намешала сюда? – возвращая кубок, усмехнулся он.
      – Не бойся, не отравлю…- она осеклась, вновь покраснела: шутливый тон Черногора оказался столь заразителен, что она сама не заметила, как перешла на него, забыв, что шутить может Стар-ший, но не простая колдунья в разговоре с ним.
      – Прости, – смущен-ная, пролепетала она.
      – Ничего, – подбадривая женщину, он улыбнулся. – Ты и представить себе не можешь, как мне иногда хочется побыть простым колдуном, не обремененным всей этой властью, которая столь отдаляет меня от других, – на его лицо набежала тень, – пока есть время, пока новые, еще более тяжелые заботы не легли мне на плечи.
      – Черногор…
      – И почему вам так не терпится узнать, что ждет впереди? Не проще ли жить одним мигом, не задумываясь над тем, что будет завтра? – Черногор тотчас посерьезнел.
      В его глазах вновь затаилась грусть и, поблескивая, плавилась боль. Он повернул голову, устремив взгляд на осколок голубого неба в распахнутом окне – единственном, что представлялось ему сейчас спокойным и безмятежным.
      – Может быть, мы так и делали бы, не желая преумножить и без того великое число бед, – тяжело вздохнула женщина. – Если бы у нас не было детей. Они заставляют искать зеркала, сквозь которые можно увидеть грядущее. Старший, если сейчас эти знания – тайна, если ты не хочешь открывать раньше времени правду, скажи только слово – и я умолкну, заставлю себя до поры не думать обо всем этом…- в глазах колдуньи была мольба: она хотела получить хоть какой-то ответ и попытаться по нему разгадать будущее.
      – Ты ждешь возвращения Власа, – подал голос Ясень.- Но он мо-жет не принести ответы на все вопросы. Он ведь не знал, уходя, что именно искать. Может быть, будет лучше, не дожидаясь его, еще кому-нибудь отправиться в путь? Я готов…
      Колдунья в ужасе взглянула на мужа. Более всего на свете она не хотела, чтобы Ясень уходил сейчас, в это мрачное и жестокое время перемен. Она со страхом ожидала, что скажет Старший, не смея взглянуть ему в глаза.
      Черногор качнул головой, озабоченно нахмурился: – То, что расскажет Влас, в общем-то, не столь важно. Мне нужно знать лишь как близко подошла к нам опасность, есть ли у нас время, или нужно начинать действовать уже сейчас…
      Мерцана, может быть, ты и права: вам понадобится какое-то время на то, чтобы по-нять, что ждет впереди, свыкнуться с этой мыслью. Видимо, это должно быть как раз то решение, которое следует принимать сообща, а не слепо подчиняясь приказу… – он на миг замолчал, устремил пристальный взгляд на колдунью, словно стремясь не пропустить то, как она отреагирует на его слова, и лишь потом произнес: – Собирай-тесь в дорогу.
      Та вздрогнула, замерла, словно окаменев, не в силах вымолвить и звука.
      – Но ведь ты говорил, что пути Велимира и Яросвета… – пробор-мотал Ясень, умолкнув на половине фразы.
      – А разве я сказал, что мы пойдем по одному из них?
      – Но куда тогда, зачем? Почему мы не можем остаться здесь? – на глаза колдуньи навернулись слезы.
      – Когда весь мир рушится, нельзя стоять на месте, если не хо-чешь провалиться вместе с ним в бездну минувшего. Нужно идти вперед. Правда, – грустная улыбка тронула его губы, – в нашем случае, может пока-заться, что мы возвращаемся назад, к истокам. Нас – не господ и не отверженных, а выросших детей, которым, прежде, чем делать следую-щий шаг, нужно найти опору – нечто несомненное и незыблемое в ру-шащемся мире, ждет королевский замок.
      – Мертвые земли…- еле слышно прошептала колдунья. Ее лицо покрыла матовая бледность.
      – Ты меня удивляешь, Мерцана. Я еще могу понять, почему лишен-ные дара верят во все эти предрассудки и страшные истории о том крае, но ты ведь колдунья. Разве не его наши предки считали свет-лым, священным, самым дорогим сердцу местом на земле?
      – До Падения, – тихо молвил Ясень.- Но с тех пор там властвует смерть.
      – Что ж, значит, мы принесем жизнь с собой.
      – Погоди-ка, – колдун внимательно взглянул на Старшего, сосре-доточенно обдумывая что-то свое. Ему вдруг показалось, что он на-чал понимать… – Ты был там?
      Устало улыбнувшись, Черногор кивнул:
      – Я не имею привычки вести других неизвестно куда, – произнес он. – Мне удалось разбудить тот край ото сна. Тепло быстро возвраща-ется в его недра. Вам нечего боятся: когда мы придем туда, нас встретит не замерзший камень, а добрый цветущий сад. К тому же, вы должны помнить, что это -путь, который избрали для нас боги.
      – Как там, Старший?
      – Увидите. Это зрелище стоит того, чтобы еще какое-то время помучить-ся в неведении, – в его глазах играли веселые, задорные огоньки и это успокаивало куда сильнее всех слов и обещаний. Глава 6 Пятый день он скрывался в лесу, словно дикий зверь, прятавший-ся от охотников.
      Одежды давно посерели от дождей и грязи, порван-ный плащ висел на худых плечах тяжелой мокрой тряпкой, которую уже давно пора было выбросить. Но он упрямо не делал этого, хотя и сам не знал поче-му. Может быть, считал, что плащ с колдовским знаком, переставшим казаться позорной меткой и вновь превратившемся в символ власти – это своего рода знамя, которое он обязан нести до тех пор, пока жив, пока дышит… Что-то подобное говорил Старший, ведя их в бой. И не важно, что сейчас он совсем один и некому увидеть его сла-бость. Пока сердце бьется в груди, он должен хранить верность сло-ву.
      А, возможно, все было куда проще: ему, промокшему насквозь, жутко замерзшему на пронзительном холодном ветру, казалось, что плащ еще способен сохранять тепло, ушедшее из лишившихся колдовской силы рук.
      Он беззвучно плакал, упрямо убеждая себя, что это не слезы, а капли дождя струятся по щекам. Ему было так одиноко, так страш-но… А губы кривила горькая усмешка: еще совсем недавно ему каза-лось, что боги благоволят к нему, сохраняя от бед. Ну конечно, ведь ему удалось вырваться из засады, которую устроили на пути колдовского войска Яросвета священники! Пусть он отбился от своих, и даже не знает, выжил ли еще хоть кто-нибудь, или нет, но ведь он остался жив!
      Теперь же, спустя столько дней бесполезных поисков и скита-ний, жизнь виделась ему уже не даром, а проклятием. Погибни он тогда, то уже давно шел бы по вечной звездной дороге, вдали от боли и скорби земли. Неужели стоило бороться за жизнь лишь затем, чтобы продлить миг конца? Он вновь и вновь в немом бессилии в кровь кусал губы и сжимал кулаки, с силой впиваясь ногтями в ла-дони. Если бы он мог хоть что-то изменить!
      Подул ледяной ветер и холод, став невыносимым, заставил его подняться. Чтобы хоть как-то согреться, он побежал, петляя меж де-ревьев.
      И вдруг… Он упал на землю, прижался к замерзшей, окаменев-шей тверди, покрытой белым налетом изморози. Ему показа-лось… Нет, это было на самом деле: за деревьями мелькнул блеклый огонек землянки, притулившейся у невысокого холма, над верхушкой которого царила хрупкая маленькая березка. Повеяло теплом, ветер донес пьянящий запах хлеба и густой наваристой каши.
      "В конце концов, что я теряю? – он вздохнул. – Так или иначе – конец один".
      И, поднявшись, понуро опустив голову, он двинулся к землян-ке, у двери на миг замер, снова тяжело вздохнул, оглянулся, слов-но прощаясь с засыпавшим в ожидании зимних вьюг лесом, тяжелым неприветливо-свинцовым небом, и несмело постучался.
      Дверь открылась не сразу. Сперва в недрах жилища что-то настороженно звякнуло, затем послышались шаркающие, неторопливые шаги, и лишь потом приоткрылась узенькая щелка, в которой показалось худое лицо старика. Настороженный взгляд ос-тановился на незваном госте, скользнул по его ссутулившейся фи-гурке, на миг замер на проблескивавшей сквозь слой грязи колдовс-кой метке. Наконец, хозяин выбросил вперед худую руку с сухими длинными пальцами, притянул к себе гостя, заставляя поскорее войти в дом.
      Прежде чем закрыть дверь, старик, все так же не говоря ни слова, внимательно оглядел притихший лес, прислушиваясь к каждому звуку, ища то, что могло скрываться за внешним умиротворенным покоем, и лишь убедившись, что странник пришел один, что никто не следил за ним, не видел, как тот подходит к дому, закрыв дверь, торопливо задвинул тяжелый засов.
      – Проходи, что встал? – хмуро бросил он путнику. Но, видя, что тот боится отойти от порога и щурится, стремясь разглядеть хоть что-нибудь в царившей внутри землянки кромешной тьме, кашлянул, зацепил руку гостя и потащил за собой.
      – Идем же, парень. Ты ведь сам просил тебя впустить.
      Юноша втянул голову в плечи, сжался, словно приготовившись к удару, но упираться прекратил и послушно двинулся вслед за хозяи-ном.
      Старик, непонятно каким образом находя дорогу в лишенной хотя бы одного светлого пятна темноте, прошел несколько шагов, что-то отодвинул в сторону, приподнял занавес… И гость зажмурился от резкого света, ударившего ему прямо в глаза.
      А затем, немного привыкнув, сквозь слезы и туманную муть, он разглядел ярко пылавший очаг и сидевших вокруг него людей. Один из мужчин был укутан в тяжелый черный плащ, двое других – одеты по-людски, как горожане, которых обстоятельства вынудили, в спешке собравшись, покинуть свои дома и после этого долго скитаться по дорогам земли – в выцветшие бесцветные кафтаны и длинные широкие штаны.
      В дальнем углу настороженно застыли две женщины, из-за спин которых с любопытством таращили глаза на пришельца четверо или пятеро ребятишек.
      Старик задернул занавес, поправил его, скрывая вход в ком-нату, а затем подтолкнул гостя поближе к огню:
      – Согрейся, – сказал он. – И плащ сними, пусть одежда подсохнет, промок ведь, небось, до последней нитки. Эй, старуха, – крикнул хо-зяин в сторону. – Завари-ка нашему гостю свой отвар.
      Из соседней, освященной не так ярко комнаты вышла низенькая старая женщина, взглянула на пришельца… Ее глаза наполнились состраданием:
      – Великие боги, дитятко, что же с тобой случилось? – всплесну-ла она руками. – Сымай, сымай скорее эти тряпки, переоденешься в су-хое да чистое… И ты, старый, не стой столбом, его растереть надо, согреть… Совсем ведь ребенок…!
      – Мне уже почти шестнадцать! – начал паренек, но умолк, увидев усмешку в глазах хозяина.
      Тем временем один из сидевших у очага поднялся, складки плаща разошлись, открывая черные отливавшие пламенем штаны и ру-баху с длинными широкими рукавами, из-под которых виднелись сжи-мавшие запястья браслеты. А на груди, многоцветный и многоликий, жил своей собственной жизнью колдовской камень, вправленный в тя-желый большой медальон. И сердце радостно забилось, юноше захоте-лось броситься к чужаку, прижаться, словно вновь став малышом, к давно потерянному и вдруг вновь обретенному наставнику. И, все же, уже через миг он вновь насторожился, впился в лицо колдуна, пытаясь определить, кто перед ним. Тот был не из деревни Яросвета.
      А раз так… Вновь испуганно сжавшись, он замер, ожидая, что будет дальше.
      Колдун заметил его замешательство, но не обратил внимания, решив, что паренек просто не ожидал встретить наделенного даром.
      Подойдя поближе, он долго рассматривал гостя. Тот был высок и по-мальчишески худощав. С резкими движениями и настороженно мерцающими глазами он напоминал испуганного зверька.
      – Откуда ты? – наконец, спросил колдун.
      Парнишка на миг замешкался, не в силах совладать с вдруг прилипшим к нёбу языком.
      – Оставь его, Влас, – замахала на него руками старуха. – Дай мальчику сперва отогреться, поесть, а потом задавай свои нелепые вопросы, когда и так все понятно, – она уже успела развязать тесем-ки, удерживавшие плащ и взялась за ворот длинной рубахи.
      – Я с-сам, – дрожащими пальцами он расстегнул пуговицы, стащил мокрую затвердевшую на холоде рубаху.
      – Разотрись, – старик протянул волглое, пахнувшее травами, по-лотенце.
      Колдун терпеливо ждал, пока паренек переоденется, сядет око-ло огня, выпьет горячего отвара, и лишь потом вновь спросил:
      – Ты ведь из колдовской деревни? – в его глазах читалась оза-боченность. – Кто твой Старший?
      Юноша упрямо молчал, не спуская глаз с огня.
      – Что ж ты, дитятко? – зашуршал возле самого его уха тихий го-лос старухи. – Тут ведь все свои.
      – Свои? – его глаза вспыхнули страшной болью, губы предатель-ски дрогнули. – Пять дней назад мы тоже думали, что идем к тем, кто совсем недавно, до принятия покаяния, были такими же, как мы, а попали в ловушку, расставленную священниками!
      И те, кого мы счита-ли своими, предали нас! – в его голосе гнев смешался с отчаянием, а боль потери с безнадежностью.
      – Постой, постой, – остановил его тот, кого хозяйка назвала Власом. – Так у нас дело не пойдет. Ты боишься нас, ибо не знаешь, кого встретил в пути, мы с опаской смотрим на тебя, – он оглянулся на собравшихся. – Да, странное время пришло: колдун стал доверять своему брату меньше, чем священнослужителю, – вздохнув, он покачал головой. – Ладно, может быть, тебе будет легче довериться нам, если я первым назову себя. Как ты уже слышал, мое имя Влас, я – колдун из деревни Черногора, посланный на разведку.
      – Черногора? – в глазах юноши сверкнула надежда. – Значит, ты не принимал покаяние?
      – Нет. Наш Старший был против того, чтобы мы встали на этот путь. К сожалению, я мало знаю о том, что случилось в мире после Совета, ибо все это время оставался в своей деревне. Ты должен по-нять мою настороженность: я боюсь, что перемены, коснувшиеся зем-ли, оказались слишком велики. И то, что успели поведать мне эти добрые люди, – он кивнул в сторону замерших, не смея вымолвить ни звука, лишенных дара, – только подтвердило мои самые мрачные опасения. А теперь ответь, кто ты?
      – Меня зовут Бор, я – колдун из деревни Яросвета.
      – А не слишком ли ты молод для того, чтобы претендовать на равноправие, малыш? – донесся хриплый смешок старика.
      – Я, – он на миг замешкался. – По старому закону я – ученик, го-товящийся к испытанию. Но после Совета прежний закон перестал действовать. Старший сказал…
      Он сказал, что теперь сама жизнь будет испытанием, что всякий, кто возьмет в руки оружие для того, чтобы защитить наш народ, в глазах богов будет колдуном.
      – Значит, Яросвет собрал войско и выступил против священнослу-жителей? – насторожился Влас. Его брови сошлись на переносице.
      – Да. Мы попали в засаду, устроенную теми, кто принял покая-ние. Они прислали к нам гонца, говорили, что совершили страшную ошибку, просили помочь… Старший поверил, ведь колдуны не лгут… Мы выступили, хотя еще не были готовы… Мы ждали друзей, а попали в лапы к врагам… Я… Я не знаю, что случилось дальше.
      Я от-бился от своих…
      – Успокойся, дорогой, – старуха положила ему руку на плечо. – Успокойся.
      – Вы ведь поможете мне найти их? – в глазах паренька была мольба.
      Влас не сразу ответил. На миг он замер, что-то обдумывая, и лишь спустя некоторое время произнес:
      – Конечно, Бор. Но… Сейчас мне нужно возвращаться в свою де-ревню, отвести этих людей в безопасное место. Здесь им нельзя оставаться… К тому же, меня ждут дома… Может быть, ты сог-ласишься пойти со мной, рассказать все, что знаешь… – он в упор смотрел на паренька. – Так или иначе, – продолжал колдун, – мы будем пытаться разузнать о судьбе Яросвета и, едва отыщем ка-кой-нибудь след, ты сможешь вернуться к своим.
      – Хорошо, – после небольшой заминки, кивнул юноша. В общем-то, у него не было выбора. Не оставаться же одному в холодном мертвом лесу, прося богов совершить еще одно чудо. К тому же… К тому же о Черногоре ходили легенды, и Бор уже давно мечтал увидеть своими глазами Старшего, который, если б того захотел, уже был бы про-возглашен новым колдовским королем.
      – Вот и славно, – было видно, что согласие юноши несколько ус-покоило Власа.
      После всего услышанного за последний день, ему совсем не хотелось оставлять еще не прошедшего испытания и не об-ретшего всей полноты колдовского дара мальчика одного в лесу. Но, в то же время, он не мог позволить себе задерживаться, зани-маясь поиском, не только опасным, но и, скорее всего, бесполезным: если паренек просто отбился от своих, если колдуны Яросвета уцеле-ли, они сейчас, наверно, уже далеко. Предательство сделало их настороженными и недоверчивыми ко всем. Если же засада уда-лась…
      – Ты отведешь всех в свою деревню? – Бор покосился на двух муж-чин – лишенных дара и их жен.
      – Да, – колдун проследил за его взглядом. – Эти люди долгое вре-мя, рискуя собой, помогали нам, укрывали потерявших родителей де-тей. Пришла пора нам позаботиться об их безопасности. Или ты считаешь, что я поступаю неправильно?
      – Не знаю, – пожал тот плечами. – Главное, что они – не принявшие покаяние, – он поднял горевшие глаза на колдуна и с жаром, торопли-во, словно боясь, что взрослый прервет его, заговорил: – Я слышал, что колдуны Черногора остались приверженцами прежнего закона, для вас я – всего лишь ученик, не имеющий права голоса, и, все же, прошу, послушай меня: что бы ни сказали Принявшие покаяние, не верь им!
      – Да будет так, – кивнул Влас. Его незачем было убеждать, ибо он достаточно узнал, чтобы прийти к тому же выводу. Но его заботило другое: как убедить остальных и, главное, Черногора? Старший обязан заботиться о колдунах, принимать к себе подвергающихся опасности. Как доказать ему, что те, кто ушли, перестали быть колдунами и Старший может не думать о них?..Только бы Черногор сразу же отп-равился в свою деревню… – А теперь прости, мне нужно помочь хозяевам собраться в доро-гу.
      Как только они будут готовы, мы отправимся в путь.
      – Значит, мы еще пробудем здесь какое-то время? Может быть, тогда будет лучше погасить огонь? Он может привлечь врагов.
      – Не волнуйся, – улыбнулась ему старая женщина. – Этот огонек в оконце не простой, а колдовской. Лишенным дара не дано его увидеть.
      – А принявшим покаяние?
      – Не знаю, внучек. Но, даже если так, пусть горит. Ради того, чтобы найти еще кого-нибудь из своих, как мы нашли тебя, стоит рискнуть, – сказав это, она ушла в соседнюю комнату, зашумела чем-то, собирая дорогие, святые для сердца вещи, которые было жалко оставлять, покидая старый дом.
      Засобирались и остальные. Под внимательными взглядами мужей, женщины стали поспешно одевать детей, о чем-то шепотом перегова-риваясь между собой.
      Бор вздохнул, пододвинулся к огню, впитывая его тепло в хо-лодные руки.
      Медленный танец пламени влек к себе и, поймав взгляд, уже не отпускал, зачаровывал, успокаивая и усыпляя.
      – Пора, – откуда-то издалека донесся до него голос колдуна, заставив очнуться. – Потерпи, парень, еще немного и ты сумеешь от-дохнуть в тишине и покое колдовской деревни.
      Влас успокоил ветер, заставил остановиться дождь, подчинив своей воле стихию, и быстро, уверенно повел своих спутников по притихшему лесу.
      Казалось, деревья следили за каждым шагом людей насторожен-но, с потаенным страхом, вздрагивая от случайного прикосновения. Это был уже не тот приветливый и гостеприимный лес, что раньше с радостью встречал колдунов, укрывая, защищая, помогая в их долгих скитаниях. Сейчас он скорее походил на дух покинутого хозяевами, пришедшего в запустение и с ужасом ожидавшего своего конца до-ма.
      Страх перед будущим, исходивший от земли, был столь велик, что проникал в сердца странников, заставлял их сжимать-ся, ожидая прихода беды.
      Наконец, впереди, за поредевшим строем деревьев, забрезжил просвет.
      – Осталось немного, – подбадривая своих спутников, произнес Влас. – Вот сейчас пересечем луг – и мы дома.
      Покинув лес, они перешли через невидимую черту, окружавшую колдовскую деревню границей двух миров – яви и чуда.
      За узкой по-осеннему бесцветно-серой полоской луга вновь вставали стеной высокие вечно зеленые сосны, могучие дубы и тонкие прекрасные березки, красивые и молодые, сохранившие свои изум-рудные одежды так, словно время было не властно над ними, словно в их душах царило вечное лето.
      Днем подобный контраст бросался в глаза, поражал, околдовы-вал, но ночью, укутавшей всю землю черной шалью, различия скорее ощущались сердцем, чем воспринимались глазом. Вот только не-бо… Словно городская стена разделила его пополам. С одной сторо-ны низкие черные своды нависали тяжелыми тучам над самой землей, давили на плечи, вдавливая вниз, в то время как с другой царили, сверкая и маня, огромные прекрасные звезды, замершие в таинствен-ном узоре вокруг золотоликой девы-луны.
      И вдруг внезапно налетевшая черная тень закрыла собой не-бо, мелькнули два огромных круга – глаза, в самое сердце проник моно-тонный хрип и холодное, словно порыв ветра, дыхание гигантского крылатого существа обожгло путников, заставило их остановиться.
      Лишенные дара, закричав от ужаса, припали к земле, прикрыв своими телами детей, и зажмурились, ожидая неминуемого конца. Колдуны остались стоять, следя за драконом, который, за-виснув над землей, не моргая, смотрел на тех, кто осмелился вторгнуться во владения, охраняемые стражем.
      Влас охнул, поморщившись от резкой боли: камень на его груди заполыхал, повторяя мерцание драконьих глаз, словно го-воря со зверем на ведомом лишь им двоим языке.
      Краем глаза колдун заметил, как согнулись, побледнев, стари-ки. Беспокоясь за них, он, преодолев страх, сделал шаг вперед и заговорил с драконом:
      – Я – Влас из деревни Черногора. Я возвращаюсь домой, ведя за собой тех, кто нуждается в помощи моих сородичей, защите и тепле домашних стен. Позволь нам пройти.
      Дракон, видимо, недовольный тем, что песчинка у его ног ос-мелилась обратиться к нему, угрожающе зашипел, ударил крыльями, вызывая резкий порыв ветра, вытянул вперед длинную шею, приблизив к земле увенчанную черным костяным наростом в форме короны голову с при-открытой пастью. Его острые белые зубы мелькнули в хищном оскале, по-змеиному раздвоенный на конце язык со свистом вырвался наружу.
      Казалось, еще немного и дракон проглотит попавшихся ему на глаза. Но, когда конец уже представлялся неотв-ратимым, дракон, столь же внезапно как появился, взмыл в небо и растворился, словно тень во тьме.
      – Великие боги, – тихо прошептал старик. – Я знал, что драконы – величественные создания, но я не представлял себе ничего подобно-го…
      – Я тоже, – немного придя в себя, качнул головой Влас.
      – Как ты думаешь, страж разрешил нам пройти или предупредил, чтобы мы не смели двигаться дальше? – переглянувшись с мужем, спросила старая женщина.
      – Скоро узнаем, – ответил колдун. – Так или иначе, нам нужно идти дальше. Не возвращаться же назад, прямо в лапы священнослу-жителей. Вставайте, – видя, что лишенные дара продолжали лежать, прижавшись к земле, не в силах победить свой страх, Влас продолжал: – Мы не можем оставаться здесь, на грани. Если вас не пугает близость вра-гов, подумайте хотя бы о том, что дракон может вернуться.
      Одно упоминание о грозном звере заставило мужчин поспешно вскочить. Не слушая возражений упиравшихся женщин, они заставили их подняться. Лишенные дара забросили за плечи коробы, взяли на руки детей, и, не смея оторвать взгляда от земли, поспешили вослед за колдунами.
      Миновав луг, они погрузились в лес, наполненный мягкой прохла-дой и множеством запахов летней ночи.
      Оглянувшись, Влас удовлетворенно кивнул: его спутники сумели взять себя в руки, вновь подняли головы, выпрямились.
      "Ничего, – подумал колдун, – тепло колдовской деревни отогреет их сердца, вернет покой в души. Уже очень скоро опасности мира будут казаться им такими же далекими, как звезды на небе. Страх же перед драконами уй-дет, едва разум осознает, что стражи лишь охраняют их от самых жестоких и безжалостных врагов – бесчувственных религиозных фана-тиков".
      Потом его внимание привлек Бор. Паренек шел последним, нем-ного отстав от остальных, то и дело оглядываясь назад. Однако в его глазах горел не страх, который можно было бы объяснить, а лю-бопытство. Колдун, сделав знак старику вести маленький отряд дальше, подождал, пока Бор поравняется с ним, пошел рядом, испод-лобья поглядывая на него.
      – Дракон – удивительное существо, – наконец, осторожно заговорил он, следя за реакцией юноши.
      Глаза Бора вспыхнули:
      – Он… Он восхитителен! – прошептал тот. – Как только я мог жить, ни разу не видев его, ничего о нем не зная! Мне так хочется еще хоть раз посмотреть на него вблизи, чтобы получше разглядеть, запомнить… А, может быть, мне удастся заговорить с ним…
      – Эти крылатые звери держатся в стороне от людей, которым мало что о них известно.
      Лишь очень немногим посчастли-вилось хотя бы раз увидеть их вблизи.
      – Но почему?! Ведь, я так понял, драконы охраняют вашу деревню, значит…
      – Ничего это не значит, – перебил его Влас. – Не тешь себя ложны-ми надеждами, парень, они – не для нас. Насколько мне известно, на земле есть только один человек, которого драконы считают равным себе и кому они всегда готовы помочь.
      – Черногор… – вздохнув, опустил голову юноша.
      – Да, наш Старший.
      – Но, может быть, если я попрошу его, он…
      – Эх, мальчик, о чем ты только думаешь? – качнул головой кол-дун. – Сейчас, во время перемен, нужно заботиться о дне нынешнем, о родных и близких, а не мечтать о встрече с крылатыми странниками!
      Бор виновато опустил голову, но его губы упрямо сжались, в глазах горела решимость: у него появилась мечта и он вовсе не со-бирался так легко от нее отказываться.
      Глядя на него, Влас тяжело вздохнул. Когда-то у него тоже была мечта, наверное, такая же несбыточная… Воспоминание о ней приносило боль, но, все же, он понимал: именно мечта юности по-могла ему пройти через испытание, не дрогнуть перед лицом беды.
      Расположившаяся у подножия горы в зелени садов деревенька погрузилась в ночной полумрак. Но свет не ушел из нее. Он разбился на части, наполнив своей силой блеск звезд и шлейф мед-ленно плывущей луны. Во всех домах, мерцая, переливались загадоч-ным пламенем волшебные огоньки, которые не поддавались даже срав-нению с ленивым пламенем свечей и чадом факелов.
      Кое-где за деревьями проглядывались небольшие костреца, вок-руг которых собрались колдуны. Никто не спешил к гостям. А те редкие жители, которые попадались им на встречу, выглядели как-то… не так: их глаза искрились нервным блеском, движения бы-ли поспешно резки. Одни, завидев пришельцев, еще издали, быстро сворачивали в сторону, другие, заметив их лишь подойдя, вздрагива-ли и нервно ускоряли шаг.
      – Что это с ними? – спросил старик.
      – Не знаю, – Влас сжал кулаки. – Но мне очень бы хотелось уз-нать…Аламир! – он поймал за руку проходившего мимо колдуна. – Во имя богов, что все это значит?
      – С возвращением, Влас, – вздохнув, проговорил тот.
      – Да что у вас происходит? Почему от нас все шарахаются, как от Потерянных душ?
      – А чего ты хотел? – горько усмехнулся колдун. – Ты ведь вестник перемен, и, если судить по твоим спутникам, мир изменился не к лучшему, – Он повернулся к сбившимся в кучу чужакам, с некоторым удивлением отметив, что колдуны и лишенные дара держатся вмес-те: – Простите нас за столь холодный прием, но вы должны понять, как тяжело прощаться с тем, что еще совсем недавно казалось веч-ным и нерушимым. Пусть тот мир был жесток к нам, но, все же, мы привыкли к нему, научились мириться с его бедами, сжились с его печалью.
      – Неужели вы надеялись, что перемены не коснутся вас? – спро-сил старик. – Верили, что, не получив известий извне, сможете и дальше жить, как прежде?
      – Нет, конечно, – качнул головой Аламир. – Но иногда неведенье желаннее знания, ибо продлевает надежду… Еще раз простите нас. А теперь, если хотите, я проведу вас к дому для гостей, где вы сможе-те отдохнуть и восстановить силы…
      – Все это хорошо, – нахмурился старик. – Но сперва мы бы хотели поговорить со Старшим.
      Влас пристально взглянул на друга, не смея не то что вслух, но даже мысленно задать вопрос, который беспокоил его все время, что он находился в пути: вернулся ли Черногор, и, если нет, что делать, как объяснить гостям отсутствие Старшего?
      – Будь по-вашему, – спокойно пожал плечами Аламир. – Толь-ко, – продолжал он, заставив вздрогнуть Власа, чье сердце защемило в ожидании того, что казалось неминуемым. – Вам придется немного обождать: Старший дал нам приказ насчет Власа, собираясь расспросить его обо всем сразу же по возвращении, но он ничего не гово-рил о других.
      – Мы понимаем, – хмыкнув, кивнул старик.
      – Я не хотел вас обидеть, – по-своему поняв усмешку гостя, на-чал было колдун, но тот остановил его, положив руку на плечо:
      – Не оправдывайся, сынок. Я не раз бывал в колдовских деревнях и знаю установленные в них правила. Меня скорее удивило, что вы не только без возражений принимаете у себя незваных гостей, ведь нас привел не Старший, а простой колдун, который, скорее всего, не имел на это никаких прав, -он покосился на Власа. Тот, опустив го-лову, кивнул, словно подтверждая слова старика, – но и готовы про-вести нас к замку, а ведь все мы должны казаться вам не просто чужаками, а врагами.
      – Это почему? – удивился Аламир.
      – Мы со старухой – колдуны, не подчинившиеся воле своего Старше-го, отказавшиеся от Покаяния ради того, чтобы умереть в той вере, в которой прожили всю жизнь, мальчишка, – он кивнул на Бора, – из де-ревни Яросвета, взявший в руки меч, отринув прежние законы, лишен-ные дара…- он не стал продолжать, уловив страх, мелькнувший в глазах женщин, покрепче прижавших к груди детишек.
      – Что же нам, не доверять никому? – Аламир с трудом сдержал себя, чтобы не рассмеяться над казавшейся ему столь неле-пой ситуацией, когда еще совсем недавно все колдуны свято чтили закон, обязывавший помогать всякому человеку, нуждающемуся в помощи, не зависимо от того, кто он и какие дороги привели его к твоему дому.
      – А стоило бы, – пронизывая его взглядом, молвил старый кол-дун. – Теперь, во время Перемен, доверие, готовность помочь, добро-та – все те чувства, что еще вчера считались благодетельными, угодными богам, могут обрушить на головы беды и даже стать причи-ной гибели. Если же вы надеетесь на бдительность драконов, то зря, ибо их выбор может оказаться ошибочным.
      – К чему ты призываешь нас, старик? – Аламир, прищурив глаза, смотрел на гостя. – Выставить дозоры из колдунов? Так это уже сде-лано. Не думаю, чтобы от них ускользнул ваш приход, просто они не сочли нужным показываться, узнав Власа. Или ты хочешь, чтобы мы, поставив бдительность во главу угла и отказавшись ради нее от древних правил и традиций, сперва бросили вас в подпол, а уже потом разбирались, кто вы и зачем пришли?
      – Ты не знаешь мира, каким он стал сейчас, – вздохнув, качнул головой гость. – Многие бы избежали ужасной участи, если бы были недоверчивы и осторожны…- Но, все же, вслед за Власом, продол-жавшим исполнять роль проводника, он двинулся в сторону замка. За ним пошли остальные. – Да, вижу, вам придется еще многому нау-читься.
      И вот еще, – он нахмурился. – Мне не совсем ясно, почему Старший столь долго держал вас в неведенье. Конечно, сам он не мог оставить деревню в такое время лишь ради того, чтобы узнать, что творится в мире. Но ничто не мешало ему послать разведчиков, не дожидаясь, пока пройдет целый месяц.
      – Он вернулся лишь минувшей ночью, – молвил в ответ Ала-мир. – А без него мы боялись что-либо предпринимать. Собственно, даже Влас покинул наши земли скорее влекомый собственной волей, чем чьим-то решением.
      – Однако… – начал старик, но умолк, заметив, как встрепенулся идущий с ним рядом юноша, внимательно следивший за разговором взрослых. – Что, Бор? Не прячь глаза, отмалчиваясь. Отвечай, когда тебя спрашивают.
      – Ну… Яросвет говорил нам, что за несколько дней до Совета он просил Черногора узнать у богов, какой путь должен избрать колдовской народ. Лишь ему одному открыто будущее, а наш Старший полагал, что правда избавит Совет от принятия ошибочного решения, от раскола…
      – Вот значит как, – старики переглянулись и женщина тихо спро-сила: – Так что же, сынок, что поведали Старшему боги? Какое буду-щее дает надежду?
      – Черногор не торопится рассказать нам об этом.
      – Неужели правда столь ужасна? – охнула старая женщина.
      – Успокойся, старуха, – поморщился ее муж. – Это ведь Старший. Он не станет ни пугать, ни обнадеживать, не видя ни в том, ни в другом никакого смысла.
      За разговором они незаметно приблизились к замку.
      У врат на большом плоском камне сидел, словно ожидая их, Ясень. Он выглядел спокойным, уверенным, лишь слегка усталым, и только в глазах жило если не беспокойство, то, во всяком случае, озабоченность. Когда странники приблизились, он поднялся им навс-тречу, приветствуя, кивнув Власу, улыбнулся и тихо произнес:
      – Я рад, что ты вернулся, друг. Хвала богам за то, что защити-ли тебя от бед изменяющегося мира.
      – Воистину, – молвил тот. Бросив быстрый взгляд на своих спутни-ков, он продолжал:
      – И пусть славятся боги, приведшие мне на встречу этих людей, наделенных колдовским даром и лишенных его. Без них мне не удалось бы выполнить поручение, которое я взял на себя.
      – Проходи, Черногор ждет тебя. А вы, – он повернулся к замершим у врат гостям, – ступайте за мной. Я отведу вас в ближний зал, где вы сможете немного отдохнуть с дороги.
      Через высокие врата он ввел гостей в колдовской замок.
      С благоговейным трепетом любовались те прекрасным творением чуда – высокими, легкими, как облака, сводами, тонкими переливавшимися всеми цветами радуги стенами, словно сплетенными из сол-нечных лучей белыми кружевами лестниц. На полах, покрытых изумрудными пушистыми коврами, возвышались высокие стройные вазы, уб-ранные цветами, наполнявшими все вокруг чудесным ароматом.
      Глаза гостей горели восторгом, сердца трепетали в гру-ди… Кинув на своих спутников быстрый взгляд, Ясень качнул голо-вой. Ему были понятны чувства, охватившие лишенных дара, которые никогда не видели настоящего колдовского замка.
      Долгие годы свя-щенники внушали им страх перед всем волшебным, перед колдунами и их жилищами, представляемым черными мрачными пещерами, грязными подземельями, наполненными удушливым затхлым воздухом. И даже те, кто, скорее из жалости, чем понимания рисковал собственной жизнью, помогая колдунам, сохраняли в своем сердце страх, который словно впитали с молоком матери. Этот страх рисовал перед глазами ужасные картины ожиданий беды и ложных предчувствий. Разве могли люди поверить, что, вырвавшись из лап страшного мира, нес-шего в себе постоянную угрозу и, к тому же, рушившегося у них на глазах, они попадут в столь прекрасное место?
      – Хорошо здесь у вас, – вздохнув, прошептал старый колдун. – Счастливые, а нам вот со старухой не довелось пожить рядом с та-ким чудом.
      – Вот бы остаться здесь! – вздохнула его жена.
      – Лучше не лелей ложных надежд. Еще че-го доброго уверуешь в них. Потом будет больно прощаться.
      – Но разве мы не останемся…- чуть слышно пробормотал Бор, испуганно взглянув на хозяев.
      – Нет, – ответил ему Ясень. – Нам придется покинуть это место.
      – Старший уже сказал вам об этом? – вскинул голову старик -Да, – колдун помрачнел. – Он говорил, что нужно дождаться возвращения разведчика, а потом уходить…
      – И куда же…
      Но Ясень не успел ответить: к ним спус-тился Влас. Увидев его, все замерли, ожидая, что он скажет.
      Колдун бросил быстрый взгляд на гостей, а затем произнес:
      – Старший готов выслушать вас. Только, – его взгляд остановил-ся на малышах. – Только кому-то придется остаться здесь, с детьми. Ясень мог бы попросить посидеть с ними свою жену, но, думаю, и ребятишкам, и вам будет спокойнее, если с ними будет одна из ма-терей.
      – Они обе останутся, – поспешно проговорил лишенный дара. Он не мог скрыть своего удивления тем, что Старший колдунов собира-ется выслушать не только мужчин, но и женщин. Это не могло не оза-дачить его, привыкшего к тому, что жены лишены права слова. Да и к чему оно им, не способным принимать решение? Но по-том он вспомнил, что у колдовского народа свои законы и, словно извиняясь, поспешил добавить: -Но если Правитель желает…
      – Нет, нет, – поспешил успокоить его Влас. – Старший вовсе не хочет нарушать ваших обычаев. Поступайте так, как считаете нужным.
      Мужчины переглянулись и все тот же лишенный дара произнес:
      – Тогда, если вы не возражаете, будет лучше, если наши жены останутся. Мы понимаем, что, если хотим жить в вашем мире, нам придется измениться, и, все же, не готовы сделать это столь быст-ро.
      А затем мужчины зашагали к лестнице, стремясь поскорее уви-деть того, кто должен был стать их новым правителем.
      Старик улыбнулся своей жене, словно говоря ей: "Вот видишь? Радуйся, что ты родилась колдуньей и тебе ничто не мешает самой решать свою судьбу, ибо перед богами и людьми мужчина и женщина равны." Та, кивнув, коснулась лбом его плеча, и они медленно пошли вслед за лишенными дара. И лишь юноша продолжал стоять на месте.
      – Что же ты? – заметив его нерешительность, спросил Влас.
      – Я…-начал Бор. – Я еще не прошел испытание…
      – И что из того? Разве это делает тебя немым? – оглянувшись, бросил старик. – Идем же, ты всех задерживаешь!
      И тот вынужден был двинуться следом – медленно, опустив голову и пряча глаза.
      Бор чувствовал себя прескверно. Еще день назад он представ-лял себя великим колдуном, героем, сражающимся за свободу и счастье своего народа, достойным того, чтобы его имя осталось в веках. Теперь же он ощущал робость, даже страх, сердце бешено билось в груди, норовя вырваться наружу. И из-за чего?
      Яросвет много рассказывал о Черногоре. И чем больше Бор слушал, тем сильнее ему хотелось поменяться с ним местами, пусть не навсегда, только на время, хотя бы на один час! И вот ему предстояло увидеть своего кумира и понять, что глупые наивные фантазии не способны ничего изменить в судьбе, что ему самому придется сделать что-то… что-то по-настоящему важное, великое, чтобы хотя бы заслужить его благодарность, чтобы по-лучить право стать если не его преемником, то хотя бы помощни-ком… Опять фантазии! Он вздохнул, качнул головой, отгоняя их от себя, и, незаметно, переступил порог залы… …В отличие от Аламира и Ясеня, которым Старший позволил присутствовать при его разговоре с чужаками и которых услышанное привело в ужас, Черногор воспринял рассказы гостей даже слишком спокойно, будто именно этого и ожидал. Наверное, так оно и было, ведь не зря же он стремился оградить своих колдунов от но-вого мира, убеждал остальных не предпринимать поспешных шагов. Удивительно, но эта уверенность Старшего успокоила всех, кто был рядом с ним в этот миг. Даже лишенные дара, пребывавшие до сих пор в полубессознательном состоянии после того, что им пришлось стать свидетелями конца прежнего мира, увидеть, как все, чем они жилы, во что верили, рушится, ожидавшие, что небо вот-вот упадет на землю в гневе на людей за то, что они натворили, стали немного приходить в себя.
      Действительно, раз уж тот, о ком они так много слышали, кто, как они узнали, говорил с самими богами, надеясь уз-нать у них истину, воспринимает происходящее как должное, зна-чит, на все воля божья, с которой нужно смириться и безропотно подчиниться.
      – Что ж, – когда последний их гостей закончил свой рассказ, произнес Черногор, откинувшись на спинку массивного кресла, в ко-тором он сидел, положив не успевшие еще до конца зажить ноги на набитый душистыми травами валик. – Я признателен вам за то, что вы пришли и рассказали горькую правду о тех переменах, которые погу-били прежний мир, хотя мне понятно, какую боль причиняют вам вос-поминания.
      Если вы хотите, то можете остаться, разделить наш путь, наше будущее, каким бы оно ни было, все его радости и горес-ти. Поверьте мне, порою уже само осознание, что вы не одни, дела-ет жизнь легче и светлее.
      – Мы с радостью встанем на ваш путь, – облегченно вздохнули старик со старухой.
      Они легко, без всяких сомнений принимали его дар, ибо это было всем, о чем они могли мечтать: прожить послед-ние дни в кругу таких же, как они, людей, без страха перед смертью, зная, что Старший не позволит их душам потеряться в бесконечности, провожая в последний путь.
      – Спасибо, – лишенные дара склонили головы в поклоне. Покинув родные края в страхе перед беспощадным мечем служителей божьих, каравшим всех, кто очернил себя в глазах Творца помощью или прос-то сочувствием гонимым, они искали встречи с теми из колдунов, которые не пошли на покаяние, веря, что они не оставят их, помо-гут, помня, как когда-то сами нуждались в их помощи. Они были ра-ды, что правитель колдовского народа сам предложил им свою опеку, что им не пришлось унижаться до мольбы и уговоров, платя за жизнь свободой, душой… кто знает, чем еще. -Но, – мужчины переглянулись. Осталось еще кое-что, продолжавшее их волновать. – Но примут ли нас те, кому мы совершенно чужие, ведь в нас течет другая кровь, мы молимся другому богу, следуем иным обычаям и не сможем измениться в мгновение ока?
      – Никто и не станет требовать от вас перемен, – промолвил Старший. – Оставайтесь такими, какие вы есть. Колдовской народ с ра-достью примет вас, ибо здесь превыше всего ценятся доброта, иск-ренность и верность. Не бойтесь, вы не будете одиноки. Наде-юсь, в будущем и нам, и вам удастся забыть о тех различиях, кото-рые есть между нашими народами, и жить одной дружной семьей… Аламир отведет вас в дома, где вы сможете остановиться на время, отдохнуть. Соседи помогут вам.
      Затем Черногор перевел взгляд на юношу:
      – Я не могу отправиться на поиски твоих близких, – в голосе колдуна была печаль и Бор, почувствовав это, несмело спросил:
      – Старший, ты считаешь, что они… что их уже нет?
      – Видишь ли, одно дело объявить об отказе от обетов, от былых запретов, и совсем другое – применить свой дар во зло, обернув силу жизни в оружие смерти. Легко сказать, но куда тяжелее сде-лать. Ты понимаешь, о чем я говорю? – он внимательно посмотрел на юношу, глядя прямо в душу, ища в ней ответ.
      – Да, – побледнев, тот опустил глаза. – Я…я не смог использо-вать колдовской дар даже для того, чтобы защититься, боясь, что это может кому-нибудь повредить…
      Но я думал: это из-за того, что я еще не полноправный…
      – Ты прошел испытание, и оно было куда жестче того, к чему тебя готовили как ученика, ибо это было испытание самой жиз-ни…Дело не в тебе.
      – Тогда в чем же? – он был готов закричать. Ему было не-обходимо узнать, чтобы… чтобы переступить через прошлое и про-должать жить дальше, не оглядываясь ежеминутно назад.
      – Былые обычаи значат куда больше, чем мы порою думаем. Это не просто слова в старых сводах, а тонкие нити, вплетаемые в узор жизни, образы, слагающиеся воедино и делающие мир таким, ка-ким мы его видим. Отказаться от них можно лишь переступив через себя, отвергнув землю, прошлое, будущее, – все, что было доселе.
      В той засаде, в которую попал Яросвет, можно было уцелеть лишь случайно, как это случилось с тобой. Но случай милосерден к одному, не ко многим… Что же до остальных… Те, кто понял, что должен сохранить свою душу, свою веру, выбрали смерть и уже сту-пили на вечную звездную дорогу. Иные же потеряли все.
      – Потеряли? – он с сомнением смотрел на Старшего, не понимая еще того, что тот имел в виду, но уже содрогаясь от предчувствия страшной, непоправимой беды.
      – Потерянные души когда-то тоже были живыми… – он умолк, не про-должая, но и этого оказалось достаточным, чтобы юноша побледнел, сжался в комок, как напуганный котенок, с ужасом тараща глаза на окружающий его мир.
      Не в силах понять той бездны, по краю которой он, сам того не осознавая, прошел, Бор испытал вдруг такой страх, словно ожили самые мрачные кошмары, какие только хранит в своих серых сундуках сочинитель снов.
      – Прости, если мои слова причинили тебе боль, – Старший заметил ужас, мелькнувший в глазах услышавших его слова колдунов, однако про-должал говорить лишь с юношей, позволяя остальным самим разоб-раться в своих чувствах. – Но ты должен знать: тебе некуда возвра-щаться, ибо того мира, из которого ты ушел, нет. Остается лишь идти вперед по дороге, избранной твоей душой.
      – Старший, – он на миг замешкался. – Я…я знаю, что мои сверс-тники здесь… сейчас готовятся к обряду… Можно я присоединюсь к ним?
      – Ты уже прошел испытание, Бор. Перед богами и людьми ты – наделенный даром колдун.
      – Старший, для меня очень важно пройти обряд, именно обряд! Мне нужно самому ощутить перемену, поверить в нее! – он говорил так решительно, а в глазах стояла такая непередаваемая словами моль-ба, что Черногор кивнул:
      – Будь по-твоему, – промолвил он. – Думаю, боги поймут, что вы-нуждает тебя вновь обращаться к ним за советом… А теперь ступай. Ясень, – подозвал он стоявшего в стороне колдуна, – отведи его к учителю испытаний.
      Только в этот миг, уже повернувшись, чтобы уйти, Бор вспом-нил, что хотел так о многом расспросить Старшего, но подавил в себе это желание, понимая, что после того, что он узнал, нельзя говорить о сокровенном, о мечте, словно это могло открыть Поте-рянным душам дорогу в грядущее. И, пытаясь унять бешенный стук сердца, юноша поспешил уйти.
      Проводив его взглядом, Черногор проговорил:
      – Да сохранят его боги от ошибок, которые, сам того не осозна-вая, совершает живущий временем надежд!
      – Да уж, – вздохнул Влас, вспомнив свою юность. – Когда считаешь себя солнцем, все вокруг блекнет. И, все же, несмотря ни на что, это самое прекрасное время, в которое, спустя годы, так хочется вернуться.
      – Не думал, что ты – мечтатель, – улыбнулся колдун, но уже миг спустя на его лицо набежала тень: – Мне бы очень хотелось, чтобы этот мальчик понял: одно дело грезить, фантазировать, создавая иные, нереальные, просторы и владыча ими, и совсем другое очутится в созданном тобой мире наяву… Ступай и ты, Влас.
      – Я не чувствую усталости, а после всего услышанного мысли вряд ли позволят уснуть. К тому же, рассвет уже совсем близ-ко… Позволь мне остаться с тобой.
      Обещаю, что не стану мучить те-бя расспросами.
      – Иди. Не бойся, я никуда не исчезну, – усмехнулся тот, в то время как в глазах разли-лась бесконечная необъяснимая грусть, словно он предвидел что-то такое, о чем не хотел признаваться никому. И Влас не посмел спро-сить Старшего о том, откуда пришло это чувство и что скрыто за его матовой дымкой.
      Поняв, что Черного хочет остаться один, ощутив в своем серд-це странную, не поддававшуюся объяснению волну боли и жалости, кол-дун, ведомый эмоциями, не разумом, пробормотал, пряча глаза:
      – Прости, я… Я буду рядом, – и заспешил прочь.
      Лишь возле самых дверей Влас решился на миг обернуться, бросил быстрый взгляд на Старшего и, обожженный странным пред-чувствием, поник. У него словно какая-то нить оборвалась в душе, когда он увидел отрешенный взгляд Черногора, пронизывавший прост-ранство и время, но ничего не замечавший вокруг. На миг ему пока-залось, что Черногор уже не принадлежит их миру, что он в нем не-долгий гость, стоявший у врат перед неведомой бесконечной доро-гой.
      Когда двери тихо закрылись за спиной, Влас прижался к створ-кам и, зажмурив глаза, замер, стараясь унять слезы, жегшие, пыта-вшиеся вырваться на волю…
      – Что с тобой, Влас? – заставил его вздрогнуть испуганный женский голос, прозвучавший где-то совсем рядом.
      Колдун качнул головой, прогоняя подкравшиеся к самому сердцу боль и скорбную печаль. Открыв глаза, он увидел Дубраву.
      – С тобой все в порядке? Ты не ранен? – она с беспокойством смотрела на него.
      – Нет, все хорошо, – поспешил успокоить ее колдун. – Все хоро-шо, – повторил он, на этот раз затем, чтобы успокоиться и само-му… – Он стал еще более далеким, – тихо, едва слышно добавил он, словно это были только мысли, случайно вырвавшиеся наружу. – Мне даже на миг показалось, что мы теряем его.
      – Не волнуйся: Старший не покинет нас. Только не теперь! Он всегда забо-тился о нас и появлялся как раз в тот миг, когда был более все-го нужен.
      – Черногор не бессмертен, Дубрава, – тяжело вздохнул Влас. – А ведь он так часто рискует своей жизнью! Кто знает, сколь долго боги будут хранить его…
      – Не думай об этом. Не стоит призывать мыслями и сомнениями беду, когда она и так бродит где-то рядом.
      – Но мы должны что-то сделать, пока не стало слишком поздно! Мы не можем позволить себе потерять его! Прежде всего, нам с Ясенем не следует оставлять его одного. Из нас, конечно, не ахти ка-кие стражи, но хоть как-то мы поможем…
      Только этого недостаточ-но. Если бы сохранился Совет, можно было бы обратиться к нему, убедить, чтобы он обязал Черногора быть осторожным… Но сей-час… Как ты думаешь, если мы соберемся на сход и попросим его об этом, он послушается?
      – Нет, – опустив голову, вздохнула Дубрава. – Я, конечно, знаю его не так хорошо, как ты, но…
      – Мне кажется, его поступками руководят сами боги. Не нам тягаться с ними…
      – Однако, – словно очнувшись от забытья, встрепенулась она.- Почему ты вдруг завел этот разговор? Что-то не так?
      Влас нервно дернул плечами, не найдя, что сказать в ответ, махнул рукой:
      – Считай, что у меня плохие предчувствия.
      – Предчувствия… – задумчиво повторила колдунья. – Сперва Ясень, теперь ты… Да что с вами творится, какая вина гложет ваши души?! – не сдержавшись, воскликнула она. – Вина за несовершенный еще прос-тупок? Гоните все эти мысли прочь, забудьте, и тогда, может быть, ничего не произойдет!
      – Ладно, – Влас нахмурился. Его лицо посере-ло. Одно дело, когда боишься чего-то сам, может быть, просто преувеличивая опасность, другое – знать, что твои опасения разделяют другие. – Будь по-твоему, – резко повернувшись, он подошел к стене галереи, коснулся ее рукой, словно ища в камнях замка опору.
      С сочувствием взглянув на него, колдунья двинулась вос-лед, но тут распахнулись двери залы и в галерею вышел Черногор. Его лицо еще покрывала бледность, движения были слегка замедлен-ны, осторожны…
      Влас рванулся к нему:
      – Старший, почему ты не позвал меня, я бы помог… – он хотел взять Черногора за руку, поддержать, но тот решительно остановил его:
      – Не надо, я сам… – он внимательно посмотрел на колдунов. От его внимания не ускользнула ни тень озабоченности на лице Дубравы, ни беспомощность, даже какая-то потерянность в глазах Власа. Однако, вместо того, чтобы расспросить о том, что так взволновало их души, Старший лишь произнес:
      – Идемте. Пора.
      – Уже? – те смотрели на него, удивленные. – Но ведь еще ночь… – их взгляды одновременно обратились к маленькому оконцу в самом конце галереи, губы прошептали: – Великие боги! – они и не заметили, как пришло утро. На мгновение душой овладело чувство досады и даже обиды, когда им показалось, что кто-то самым бесцеремонным образом украл из их жизни не миг, а целый час, даже не один.
      Но потом… Потом они смирились. В конце концов, время ведь не обратить назад.
      Да и разве сами они не просили богов сократить ожидание? К чему же возражения теперь, когда их желание было исполнено?
      Заря едва успела заалеть, а все жители колдовской деревни, за исключе-нием разве что малых детишек, оставленных под присмотром домовых, собрались у подножия колдовского замка. Застыв каменными изваяниями, они неподвижно стояли, ожидая, когда к ним выйдет Стар-ший, не смея обменяться друг с другом ни словом, ни взглядом.
      Далекое, чужое небо, лишь у горизонта слегка подрумяненное слабыми всполохами просыпавшегося солнца, было пустым и бесцветным, напоминая бе-лый свод еще не родившегося мира, дремавшего внутри яйца. Стихли ветра, торопливо улетая в другие, охваченные непогодой начала зи-мы, края, чтобы, напившись там пьянящем дурманом стужи, воцарить-ся, расправить крылья, носясь в безумном танце над землей.
      Колдуны, словно ощущая лютый холод той зимы, ежились, запа-хиваясь в длинные плащи, не отдавая себе отчета в том, что этот холод для них сейчас – не более чем тень неведомого чувс-тва, тень, которой совсем скоро станет и этот хранимый колдовским теплом край, едва они покинут его гостеприимные стены.
      Все были так поглощены своими мыслями, что не сразу заметили появление Черногора, хотя и с нетерпением ждали его. Да, они зна-ли, зачем Старший собрал их, какую весть он хотел сообщить и ка-кого ответа от них ждал. Всю ночь никто не спал: собравшись ма-ленькими группками, колдуны сидели возле кострецов, следя за мед-ленным, трепещущим танцем пламени и думали о том, что их ждет впереди.
      Когда они впервые узнали, что им предстоит не просто поки-нуть обжитые места, но уйти в Мертвые земли, куда никто не смел ступить вот уже тысячу лет, они пришли в ужас. Одна эта мысль внушала страх, граничивший с паникой. Но, убеждали все себя, не смотря ни на что, они должны смириться с любой судьбой, принять любое решение Старшего…
      Однако потом, по мере того, как колдуны размышляли обо всем этом, в их души начало возвращаться спокойствие. Им предстояло бросить свои дома. Так что же?
      Разве это происходит впервые? Раз-ве не смогут они возвести себе новые жилища, благо с помощью колдовства это сделать так же просто, как лишенному дара поставить походную палатку или соорудить шалаш? А то, что их ждала Мертвая земля, простилавшаяся на версты вокруг замка короля-колдуна… Ну так это куда лучше, чем переселение в людские города. Ведь тот край воистину принадлежал только им, на него никто, кроме них, никогда не предъявит свои права. Никто не прогонит их оттуда, не потрево-жит их покой. Великие боги, да никто из лишенных дара не решит-ся даже помыслить о приходе туда! Там колдуны будут в безопасности – что еще им желать во время перемен? Да и что такого страшного в том месте?
      Наделенные даром успокоились. Они были признательны Старшему за то, что он позволил им понять все самим, осознать правильность пути прежде, чем ступить на него, подчиняясь лишь закону и воле богов. Однако, все же, им было очень важно узнать, что скажет Черногор, ибо до тех пор, пока Старший не объявит свое решение, сохранялись неуверенность, неопределенность и сомнения, заставлявшие искать другие пути, сколь нереальными они бы ни казались.
      Какое-то время Черногор молчал, глядя на дремавшую в расс-ветном тумане внизу, у подножия холма тихую деревеньку, и лишь ощутив на себе пристальные взгляды, тихим, похожим на шепот ветра, голосом произнес:
      – Время перемен – время воспоминаний и грусти. Его приход всегда влечет за собой потери, и с этим ничего не поделаешь. Мы не можем изменить то, что уже произошло, отвратить неизбежное, но нам дано самим вершить свое будущее. И когда ясно, что от прежнего дома ничего не осталось и легче построить все заново, чем восста-навливать, пора забыть о безвозвратно потерянном. Да и о чем нам жалеть, разве ушедший мир был добр к нам, разве в нем мы были счастливы? – он обвел взглядом собравшихся и, заметив, что те, словно отвечая на вопрос, вздохнув, закачали головами, соглашаясь со словами Старшего, продолжал: – Не бойтесь сделать шаг вперед. От этого прошлое не покинет нас. Мы только обретем будущее.
 

 
      – Ну, и что на этот раз? – накинулся брат Влад на стоявшего пе-ред ним командующего армией. -Чем теперь ты объяснишь промедление? Вот уже скоро месяц вы стоите перед этой жалкой деревушкой и не можете сделать ни шага вперед!
      – Великий магистр, мы… – начал тот, но проповедник сразу же прервал его резким взмахом руки.
      Влад недовольно поморщился, вспоминая уже давно известные оправдания.
      – Убирайся с глаз моих долой, – сквозь зубы процедил он. – Вон, пока я не приказал тебя казнить! – он проводил присталь-ным взглядом колючих холодных глаз воина, а затем решительно по-вернулся к секретарю конклава:
      – Нет, ты слышал! – воскликнул он. – Этот кретин уже месяц кормит меня детскими сказками о драконах! Наверное, он полагает, что раз я проповедник, то должен верить во весь этот бред!… И знаешь что самое удивительное? Чем дольше это все продолжается, тем больше мне кажется, что ты подложил мне огромную свинью, предложив возглавить борьбу с отказавшимися от покаяния колдунами. С чего бы это?
      "Помнится мне, тогда ты схватился за мое предложение обеими руками, вместо того, чтобы сразу же благоразумно подумать о воз-можных последствиях. Еще бы, такой громкий титул – великий ма-гистр…! Да, брат Влад, ты всегда был слишком тщеславен. А ведь это грех, и не малый грех", – подумал Сол, однако, вслух сказал совсем иное:
      – Ну что ты, все идет просто замечательно! Мы уже почти по-кончили с детьми мрака, пытавшимися скрыться, приняв вид простолю-динов. И в этом во многом твоя заслуга.
      А как хитро ты придумал воспользоваться принявшими покаяние, чтобы устроить ловушку и разгромить отряд колдунов, взявшихся за оружие!
      – Вот только эти идиоты-воины уже месяц не могут разобрать-ся с абсолютно беззащитным поселением! – его польстила похвала Со-ла, однако, в то же время, и настораживала, ведь секретарь конк-лава – хитрый лис, который ничего не делал просто так. Его слова – одно, мысли же – совсем другое. "Что он задумал на этот раз?" – отпрыск знатного, но давно обедневше-го рода, проповедник никогда бы не поднялся на такие высоты, если бы не был способен контролировать свои эмоции, гася их тогда, когда этого требовал разум. Он понимал, что Сол ведет свою игру.
      Вот только какую? И не обернется ли все это боком для него, пред-водителя проповедников, столь страстно желающего стать следующим пресвитером?
      – О, это всего лишь случайная задержка. Не суди их строго, – улыбка на миг скривила тонкие губы священника, в то время как в глазах отражалось только презрение: он великолепно понимал, чего хотел Влад, но в этой игре, он усмехнулся, все фигуры разыграны уже давно. – Они не привыкли сражаться с кол-дунами в их землях. Да и, собственно, не важно все это: главное, что мы остановили тех, кто решился бросить нам вызов, взяв в руки оружие. С этими же…отшельниками мы рано или поздно разберемся. В конце концов, всегда можно повернуть против них гнев Потерянных душ.
      – Нельзя пускать все на самотек. Сол, меня очень беспокоит эта колдовская деревня.
      И вовсе не из-за глупых сказок о драко-нах. Их упрямство в своем стремлении сохранить все так, как было раньше, хоть и безнадежно наивно, но заслуживает уважения… Наверно, Создатель хотел бы, чтобы мы были столь же верны ему, как эти колдуны – своим богам, несмотря ни на что… Они опасны, очень опасны, ибо, словно остров в бушующей стихии, притягивают к себе всех, кто страшится перемен, недоволен ими или не видит себе места в мире, который мы собираемся построить… – он словно подог-ревал свою ярость, полнил чашу ненависти. – Я сам поеду туда и возьму эту черную деревню! – Влад резко вскочил со своего места.
      – Успокойся, – поморщился секретарь, но в его глазах, за внеш-ним недовольством, скрывались огоньки радости, словно все проис-ходило именно так, как он задумал.
      – Конечно, ты сотрешь с лица земли тот островок зла. Это не сложно, когда дети мрака вряд ли ока-жут вам сопротивление, придерживаясь прежних представлений о бла-ге и зле. Было бы в чем сомневаться! Но стоит ли тебе ради этого покидать столицу, когда ты сможешь добиться того же, руководя войсками отсюда?
      – Спасибо за поддержку, Сол. Мне приятно осознавать, что ты столь глубоко веришь в мои способности, – его голос потерял все от-тенки чувств, стал серым и холодным, и лишь в словах слышалась ничем не скрываемая издевка. Влад слишком хорошо знал, что единственная помощь, которую он может ожидать от секретаря конк-лава – это подержать веревку, когда проповедник будет совать го-лову в петлю, собираясь повеситься. – Мой же дух не настолько си-лен, чтобы я мог всецело положиться на других, – продолжал он. – А посему я не могу доверить выполнение работы, за которую несу от-ветственность перед богом и людьми, ни воинам, в своей слепоте порою забывающим о Создателе, ни чересчур ревностным и ра-болепным провинциальным священникам, все мысли и чувства которых подчинены желанию выслужиться. Я сегодня же отправляюсь в путь.
      – Как знаешь… До встречи. И успехов тебе, – повернувшись, сек-ретарь ушел. Он не только ни взглядом, ни словом не показал своего отношения к решению предводителя проповедников, но даже не стал утруждать себя пояснением, зачем он приходил.
      Влад проводил его взглядом, поморщился, словно у него разбо-лелся зуб, и склонился над картами, раздумывая, как мак-симально сократить путь и, в то же время, извлечь из дороги всю возможную выгоду.
      Но внезапный визит Сола, заявившегося во Дворец проповедни-ков непосредственно перед прибытием командующего армией (и как только узнал, старый лис? неужели и здесь у него есть свои шпио-ны?) оставил слишком много вопросов, которые не позволяли Владу сосредоточиться на грядущем дне.
      В гневе отбросив сломавшийся грифель, он впился взглядом в замерших у дверей стражей. Его ноздри раздулись, как у хищного зверя, вынюхивавшего свою добычу…
      "Кто же доносит обо всем секретарю? Стражи? Чушь. Они немы и глухи. И если не от природы, то волей Святой церкви… Но кто тогда?" – он нахмурился.
      В той игре, которую Влад вел на протяжении последних пяти лет, шпион, вернее, сведения, им добытые, могли дать противнику огромные преиму-щества, открыв до срока замыслы и позволив переиграть в решающую минуту. А посему шпиона, раз уж он появился, а в последнем Влад не сомневался, следовало не просто поскорее выявить, но и не упустить, взять живым, чтобы его можно было напоследок расспро-сить обо всем.
      "Да, – проповедник вздохнул. Ему вдруг стало жаль, что былые времена остаются позади. – Насколько же было проще бо-роться с колдунами и как трудно противостоять своим братьям по вере! Скоро с детьми черных богов будет покончено, и я с содроганием жду часа, когда мы в полную силу возьмемся друг за друга".
      "Трудно быть в постоянном напряжении, следить за каж-дым сказанным словом, за каждым жестом, отмерять каждый поступок по сотне раз, подозревать всех и вся…" – а затем проповедник вдруг усмехнулся своим мыслям. В конце концов, нужно было признать, что все это ему не просто нравилось – доставляло удовольствие. Это был азарт охотника, видевшего свою добычи, ощущавшего запах ее крови… К тому же, он превосходно знал, к чему стремился. И ради этой с каждым годом все более и более достижимой и близкой цели он был готов на все.
      Его размышления прервал робкий скрип приоткрывавшейся двери. В залу, словно тень, скользнул человек, с головой укутанный в плащ проповедника. Улыбка тронула губы Влада. Он поднялся навстре-чу одному из своих самых ценных шпионов, махнул рукой, приветс-твуя и приказывая двигаться следом, в кабинет, где они могли ос-таться наедине и спокойно поговорить.
      – Какие новости, Стантин? – собственноручно закрыв двери, спро-сил хозяин, с интересом глядя на гостя, который, убедившись, что они одни, снял тяжелый плащ проповедника, под которым оказалась зеленая хламида.
      Монах беспечно развалился в кресле. Он занимал довольно вы-сокое положение в своей среде, а потому мог себе позволить не ис-пытывать робости и не демонстрировать смиренного почтения. И, все же, он шпионил для предводителя проповедников и был верен ему, насколько это можно было ожидать от человека, способного, ради собс-твенной выгоды, продать родного отца.
      – Тебе известно, что пресвитер болен и, подозреваю я, смер-тельно? – сощурив глаза, спросил он.
      – Вот даже как, – проповедник насторожился. – И когда…?
      – Ты меня не так понял, – усмехнулся Стантин. – Я имел в виду только то, что сказал, а не то, что ты подумал.
      – Значит, он болен не потому, что кто-то хочет приблизить его конец?
      – Нет. Если, конечно, под этим "кто-то" ты не имеешь в виду самого пресвитера.
      – Самоубийство? Он что, сошел с ума?
      – Сдается мне, что более точного диагноза не поставил бы са-мый лучший врачеватель.
      – Нет более страшного греха…
      – Это так. Но ведь его могут и помочь. И вообще, чем дальше, тем больше мне кажется, что это безумие – нечто весьма заразное. Думаю, ты делаешь очень правильно, отправляясь… Куда ты там едешь.
      – Уже знаешь? – вскользь бросил проповедник, на что монах лишь благодушно улыбнулся:
      – Так затем я и веду эту игру, чтобы все знать.
      – Не боишься, что знание навлечет беду на твою голову? – хмуро спросил Влад.
      – Это еще как кости лягут, – хмыкнул тот. – Дураку, конечно, луч-ше так в неведении и умереть, а вот умному… – он развел руками, словно показывая, что для умного и знающего открыты все пути, а жизнь и смерть – что ж, на то воля божья, не человеческая. – Глав-ное, во всем знать меру и осторожность.
      – Странно, что я узнаю обо всем этом от тебя. Я должен был бы заметить…
      – Ты мне перестал доверять? Не удивительно, принимая во внимание время, в котором мире мы живем, – с губ монаха сорвался смешок. – Сейчас можно быть уверенным лишь в том, кто твой враг. Друзей же меняют как сношенные башмаки.
      – И когда же ты предашь меня? – Влад сверлил собеседника взгля-дом, но лицо монаха оставалось абсолютно спокойным, более того, казалось, что подозрения забавляют шпиона.
      – Брось, мы же не друзья. Несмотря на всю развязность моего поведения, я прекрасно знаю, кто хозяин, а кто слуга. Я сделал ставку на тебя и меня этот выбор устраивает.
      – Но почему, почему не Сол?
      – Считай, что мне больше нравится железная рука, чем лисий хвост, – слова Стантина вызвали улыбку на устах Влада.
      "Эх, какой замечательный проповедник мог получиться из этого парня! – в какой уж раз за время их знакомства эта мысль приходила ему в голову. Впрочем, в данном случае, он уже давно для себя решил, что лучше довольствоваться тем, что имеешь:
      Стантин был ему полезен как шпион в монашеской среде. Но кто знает, как бы тот повел себя, сложись все иначе. Проповедник вполне допускал, что тогда монах повел бы обратную игру.
      – Однако, – продолжал тот. – Буду с тобой до конца откровенен. На мое решение повлияло, что в свое время мне дали ясно по-нять: у Сола мне ничего не светит, ни за верную службу, ни за подобные услуги. У него давно все должности распределены и за них даже заплачено, причем такие деньги, какие мне даже не снились.
      – И, подумав, ты решил, что выгоднее служить мне?
      – Да, – просто ответил тот.
      – Раз мы выяснили наши отношения, – не спуская взгляда холодных колючих глаз с Стантина, проповедник откинулся на спинку крес-ла. – Давай вернемся к новости.
      Ты ведь не пришел бы ко мне, не ра-зузнав подробностей?
      – Разумеется, – ухмыльнулся его собеседник.
      – Так что же за игру затеял пресвитер и какую роль во всем этом собирается играть Сол? Я не верю, что это обычное безумие, когда все слишком смахивает на заговор.
      И время для него выбрано идеально… Вот только я никак не пойму, к чему все и зачем прес-витеру эти перешептывания за его спиной о безумии и скорой смер-ти?
      – Ты не можешь поверить, что все действительно так, как представляется с первого взгляда?
      – Я отказываюсь в это верить.
      – Но почему? Да и что тебе до пресвитера? Разве ты не желаешь ему скорой смерти, стремясь занять его место?
      – Самоубийство – грех. Это понимает даже безумец. Значит, ему придется все обстряпать либо как тяжелую болезнь, либо – убийство.
      – Кажется, Сол что-то там говорил о покушении.
      – А, ну тогда все ясно. Вот мы и добрались до сути. Они хотят отделаться от неугодных, раскрыв заговор среди высшего духовенс-тва. И первой их целью стану я… – эта мысль нисколько не удивила Влада. Скорее, он даже ожидал от секретаря конклава чего-то подоб-ного.
      – Не слишком ли ты торопишься с выводами? Ведь по всему это – затея пресвитера, а не Сола. Чем ты мешаешь старику?
      – Не думаю, что ему нужно больше власти, чем он уже имеет. Но всему происходящему могут быть и другие объяснения.
      – Какие же?
      – Вот это я и хотел бы узнать от тебя.
      – Узнать о том, чего может и не быть вовсе? – Стантин с удивле-нием взглянул на Влада. – А если ты ошибаешься и это вовсе не игра, направленная против тебя?
      – Что ж, попробуй разубедить меня. Но не словами, а фактами… Пока же я уверен в обратном.
      – Сол любит сложные расклады, – осторожно начал Стантин. Весе-лость слетела с его лица, словно была лишь маской, за которой скрывалась настороженность. – Хотя обычно старается действовать не-затейливо и прямолинейно. Думаю, он предпочел бы просто отравить тебя.
      – Спасибо за предупреждение, – мрачно буркнул проповедник. – Я буду иметь в виду…
      Это все, чем ты можешь возразить? Тогда пос-лушай меня. Я очень ясно представляю себе ситуацию: пресвитер скоропостижно умирает. Собирается конклав. И если расклад не в пользу Сола, он обвиняет своего конкурента…меня в убийстве. Я более чем уверен, что ему без труда удастся убедить остальных в своей правоте, когда у него будет достаточно времени, чтобы все подготовить наилучшим образом, – на лицо Влада набежала тень. Он все более и более убеждался в своей правоте.
      – Но при чем здесь пресвитер?
      – А ты уверен, что эти разговоры об его болезни распус-кает не Сол, что старик вообще в курсе?
      – Да. Черные боги, Влад, ведь это никакие не разговоры! Я собственными глазами видел, как вчера, придя к Солу, пресвитер нес всякую ахинею, то плакал, то смеялся, а когда секретарь попытался увести его подальше от посторонних глаз вообще обезумел и, выр-вавшись из его рук, стал бегать по залу, крича: "Я нашел!
      Нашел!" -И что же ему удалось обнаружить? – проповедник насторожился. То, что монах принял за помешательство, слишком напоминало озаре-ние. И если это так, необходимо узнать, что же открыл Бог пресви-теру.
      – Не знаю. Сол увел его слишком поспешно. После этого и пошли разговоры о том, что пресвитер болен.
      – Уж не стал ли ты первым звеном в цепи этих слухов?
      – Я говорю о том, что видел. И говорю только тебе.
      – Если так… – проповедник нахмурился. Все это было слиш-ком странным, чтобы просто пропустить мимо ушей и забыть. Но, в то же время, известного было явно недостаточно, чтобы делать хоть какие-нибудь выводы. – Давай пока оставим это, – наконец, принял он решение. – Моя просьба все хорошенько разузнать остается в силе. И имей в виду: я не поскуплюсь. Мне нужно знать как можно больше.
      – Я понял, – монах уже хотел выбраться из кресла, но Влад остановил его:
      – Подожди. Что еще говорят во дворце конклавов?
      – Да в основном все крутится вокруг и около вероотступников. Не знаю, известно ли тебе, но у монахов возникли с ними некоторые проблемы.
      – И в чем же дело?
      – Какой-то умник подбросил мирянам мысль, что помощь, ока-занная будущим новообращенным, не является преступлением против веры и бога, а как раз наоборот…
      – Да уж, – Влад, довольный, хмыкнул. Собственно, именно предво-дитель проповедников должен был возглавить борьбу с вероотсупни-ками. "Выходит, старина, ты тоже ошибаешься, – его губы скривились в усмешке. – Что, думал, с помощью принявших покаяние тебе будет легко разобраться с этой задачкой, и потому перетасовал колоду, взвалив всю грязную работу на меня, а себе взяв то, что почище да попроще? И перехитрил сам себя". – В интересном же он сейчас поло-жении: знает всех вероотступников, кое-кого уже заточил в подземелья, а сделать с ними ничего не может, – он рассмеялся. "Какой же Сол все-таки чистюля! Меня подобные рассуждения никогда бы не ос-тановили. В конце концов, если ему так нужно оправдание, сказал бы, что эти грешники помогали и тем колдунам, которые выступили против нас. Кто бы стал разбираться?" -Ты не дал мне договорить, – монах недовольно поморщился. – Ра-зумеется, он собирался их казнить. Но ему намекнули, что ничего хорошего из этого не выйдет.
      Очень возможно, что несчастных соч-тут мучениками и тогда…
      – Ясно. После великодушия, проявленного конклавом по отноше-нию к колдунам, люди ждут того же и для себя, – ему не терпелось поскорее добраться до сути и потому он перебил очередной раз впавшего в рассуждения Стантина. – И что же он придумал?
      Что он решил предпринять?
      Монах нахмурился, но, никак иначе не показывая своего недо-вольства, ответил:
      – Ничего.
      – Ничего? – удивленный, Влад взглянул на Стантина. – Я не понимая тебя.
      – Он думает, что, в сложившейся ситуации, наилучшим было бы простить их, наложить мягкую епитимью и вернуть в лоно матери-церкви. Представляешь, насколько прощенные будут благодарны ему?
      – Но ведь это подорвет устои…
      – Вовсе нет, – поспешил возразить Стантин. – Прощение не может быть опасным, когда, в отсутствие колдунов, более никто не сможет повторить этот грех. Зато сколько это принесет пользы, показав ми-лость конклава! Воистину, в глазах мирян это ста-нет свидетельством конца черных времен противостояния и начала эпохи мира и благоденствия.
      – Может быть, задумка и не лишена смысла – для вероотступников нет оков прочнее благодарности…
      – Однако есть маленькая проблема: все это осуществимо только в том случае, если с колдунами будет покончено раз и навсегда.
      – Что ж, во всяком случае, теперь я хотя бы понимаю, что здесь было нужно Солу.
      Он хотел убедиться, что я всерьез возьмусь за борьбу с колдунами. В этом деле мы союзники и я не собираюсь давать детям черных богов поблажки только для того, чтобы сор-вать планы Сола.
      – Ты ведь понимаешь, что в сложившихся условиях тебе менее всего выгодна эта победа?
      – Я могу потерять куда больше, чем приобрести. Но это ничего не меняет: колдуны – извечные враги церкви. Без победы над ними не будет будущего. Я не стану использовать их для дости-жения своей цели… Даже осознавая, что потом очень пожалею об этом.
      – Странно, – монах взглянул на него с удивлением. – Если чест-но, я менее всего ожидал услышать от тебя нечто подобное.
      – Вместе с тем, – продолжал проповедник, – у меня совсем нет уве-ренности, что я добьюсь победы. Воины, конечно, дураки и безбожни-ки, но уж в своем ремесле они понимают побольше меня. Будь это деревня вероотступников, я смог бы их вернуть на путь истин-ный. Мне бы ничего не стоило убедил их в чем угодно, даже заставить подпа-лить собственные дома. С колдунами же все иначе. Тут мое слово бессильно.
      – Но тебе придется постараться, – по тому, как собрался Стантин, как настороженно замерцали его глаза, Влад понял, что они подошли к самому главному во всем этом затянувшемся разговоре, – чтобы ему не пришлось доделывать твою работу, – добавил он, глядя в сторону.
      – Что может сделать секретарь конклава там, где окажутся бес-полезны воины и проповедники?
      – Он может воспользоваться услугами Потерянных душ.
      – Прежде колдуны без особых усилий справлялись с этими приз-раками, – однако, проповедник задумался. Было во всем этом нечто такое, что не просто вызывало противодействие в душе священника, но заставляло ее трепетать в непонятном предчувствии беды.
      – Это было раньше, – стараясь не встречаться взглядом с собеседником, продолжал монах. – Видишь ли, пресвитер с секретарем кое-что скрывают про запас…уж не знаю на какой там черный день… Я сам узнал совершенно случайно и лишь недавно…
      – Ну что там? Говори! Не тяни, богом прошу!
      – Ты помнишь, на обряде покаяния колдуны отказались от своего волшебного дара?
      Совершенно добровольно, заметь… Они отдали, кто-то взял…
      – Потерянные души? Так… – на миг он умолк. Это не казалось ему невозможным.
      Несмотря на то, что в древние времена колдуны бы-ли непримиримыми противниками этих призраков, но столетия гонений и унижений вполне могли толкнуть их на союз с извечными врагами. И чем дольше Влад думал обо всем этом, тем сильнее становился тре-пет, охвативший его душу. – Он хочет использовать их как наемных убийц? Но разве не создаем мы тем самым себе нового, еще более страшного врага?
      – Так оно и есть, – вздохнув, согласился с ним Стантин. – Потерян-ные души кровожадны и агрессивны. Их гнев не сдержать. Вполне возможно, что, истребив колдунов, они возьмутся за нас.
      – Неужели Сол не понимает…
      – А, может, это – как раз то, что ему нужно?
      – Новый страх?
      "Ну конечно, – проповедник стиснул зубы. – Власть держится на страхе.
      Тысячелетний ужас перед лицом колдунов уходит в прошлое. Чтобы сохранить господство, нужен но-вый кошмар. И чем он страшнее и кровавее, тем сильнее власть…" -Влад, ты должен сделать все, чтобы Сол не воспользовался их силой!
      – Боишься, что страшное оружие перестанет ему подчиняться?
      – Если это случиться, более будет нечего бояться. Пустота положит конец всему и смерть будет столь быстрой, что никто не успеет увидеть ее приближения и ужаснуться. А еще я боюсь, что Потерян-ные души станут слишком хорошо его слушаться. Ведь Сол может нап-равить их против всех своих врагов, а не только против колдунов.
      – Так он и сделает…- проповедник опустил голову на грудь, лихорадочно стараясь придумать хоть что-нибудь, способное пре-дотвратить этот с каждым мигом казавшийся все более и более реаль-ным и живым кошмар.
      – Вот такие у нас дела, – монах тяжело вздохнул. Лицо его стало серым, безжизненным, похожим скорее на неподвижную маску. – Хоть иди за помощью к колдунам.
      – Ну это ты, – у проповедника на миг даже перехватило дыха-ние, – хватил! То, что в будущем у нас может появиться новый враг совсем не значит, что мы должны призывать на помощь старого… Ладно, ступай. Мне надо хорошенько все обдумать.
      – Как скажешь, – он выглядел потерянным: сутулый, с погасшими глазами и склонившейся на грудь головой. Взяв плащ, он старательно закутался в него, затем медленной шаркающей походкой двинулся к двери, но на полдороги остановился: – Я желаю тебе победить колдунов, – произнес он. – Какая – никакая жизнь лучше смерти. А власть… Что ж, не удалось сейчас, получится потом.
      – Да, – пробормотал проповедник, когда его гость ушел. – Конечно. Вот только как я справлюсь с колдунами, как смогу быть уверен, что покончил со всеми, если никто никогда не вел им счета? Да и кто помешает Солу и в случае полной победы не признать ее и воспользоваться властью Потерянных душ, чтобы убедиться…?
      Тяжело вздохнув, проповедник поднялся.
      "Эх, сто бед один ответ, – набросив на плечи плащ, он твер-дой, решительной походкой вышел в зал приемов. – Прежде всего, нужно хорошенько расспросить обо всем командующего, собрать совет… Может, его помощники предложат нечто заслуживающее внимания…и, конеч-но, допросить с пристрастием кого-нибудь из принявших покаяние. Бывшему колдуну лучше знать все эти волшебные штучки и как с ними бороться… Жаль, что дети черных богов, несмотря на всю их довер-чивость, вряд ли попадутся второй раз в одну яму…" -Зовите сюда командующего, – холодным, не предвещавшим ничего хорошего голосом приказал Влад, после чего опустился в свое кресло, уверенный, что те, кто слышал его команду, уже спешили все исполнить лучшим образом, зная вспыльчивый и жестокий нрав хозяи-на.
      Воин не заставил себя долго ждать. Он пришел так быстро, словно все это время находился в соседнем зале дворца, предвидя, что понадобится вновь.
      На миг командующий склонился в поклоне:
      – Великий магистр желал меня видеть?
      – Да, – ни один мускул не дрогнул на лице проповедника, так что никто не смог бы даже предположить, что внутри его закипает ярость, которой он, как всегда, спешил сменить отчаяние и беспо-мощность. – Расскажи мне все с самого начала.
      Только на этот раз я хочу знать правду. И помни: если ты попытаешься мне солгать… – он умолк, сжав губы, считая, что тому и так должно быть понятным, какие последствия могут его ожидать.
      – Я говорю правду, господин, – го-лос воина оставался спокоен: ему было уже все равно.
      – Значит, вас не подпускают к деревне драконы? – он впился в собеседника острым взглядом.
      – Да.
      – И ты полагаешь, что я поверю в эту чепуху?! – казалось, еще мгновение и проповедник набросится на воина, призовет все прок-лятья на его голову, заточит в темницу или даже казнит. – Да неуже-ли колдуны дошли бы до такого в своем унижении, если бы им были подвластны драконы?!
      – Я говорю правду, великий магистр, – командующему ничего не оставалось, как стоять на своем. – Мне не известно, почему драконы помогают жителям именно этой деревни и никому больше. Но это так. Господин, если бы я хотел обмануть, неужели бы я не придумал че-го-нибудь более правдоподобного?
      Воин ожидал новой, еще более сильной вспышки гнева, однако, вместо того, чтобы приказать обезглавить командующего за дерзость, предводитель проповедников как-то сразу успокоился. В его глазах зажглись огоньки любопытства и азарта:
      – Ты говорил с принявшими покаяние? Что они рассказали об этом поселении?
      – Не так уж много, – уловив перемену настроения хозяина, он немного успокоился. – Это деревня Черногора…
      – Черногора? – повторил Влад. – Кто это?
      – Один из их Старших.
      – Мне казалось, мы покончили со всеми колдовскими предводите-лями раз и навсегда.
      Или оставшиеся избрали себе нового вождя?
      – Но, – воин взглянул на собеседника с некоторым удивлени-ем, – принявшие покаяние и раньше говорили, что их привели семь Старших, двое же остались, не приняв пути, избранного колдовским Советом. Один из них возглавил осмелившихся подняться на борьбу с нами и потерпел поражение. Его тело было опознано среди убитых и предано поруганию. Второй же отсутствовал на последнем Совете, и никто не знает, какой дорогой он собирался идти в грядущее.
      – Черногор – это последний? – Влад прищурился. – И что в нем тако-го особенного? – проповедник весь обратился во внимание, стремясь не упустить ни одного слова.
      – Принявшие покаяние говорят о нем с неохотой, – воин, недо-вольный тем, что знает о противнике так мало, поморщился. – Мне удалось выведать лишь что он самый молодой, но, вместе с тем, са-мый сильный из Старших. И еще что-то нам насчет крови…якобы он – прямой потомок колдовских королей.
      – Вот даже как, – Влад присвистнул. – Это интересно… Гром, – он впервые назвал воина по имени, словно показывая, что тому не сле-дует больше опасаться за свою шею… во всяком случае, пока. – Мне нужно знать о нем все, ты понял?
      Тот кивнул, и, все же, произнес:
      – Принявшие покаяние ничего нового нам не расскажут.
      – В крайнем случае, мы обвиним их в неповиновении властям и применим пытки. Мы всегда сможем заставить их говорить.
      – Конечно, мой господин, – тот смиренно склонил голову. – Толь-ко…
      – Что еще? – Влад устало взглянул на него.
      – Только, боюсь, им просто нечего рассказывать. Насколько я понимаю колдунов, они как солдаты: подчиняются воле своего предводителя, не замечая никого другого.
      – Неужели твои воины также плохо знают своего командира?
      – О своем им известно очень многое. Но о чужом, особенно если они никогда не служили в его отряде – лишь слухи и пересуды. О Черногоре может рассказать только колдун из его деревни. Иных же допрашивать бесполезно.
      "Ну, это мы еще посмотрим," – подумал проповедник. Он был уверен, что с помощью пыток можно получить любые сведения, однако не ви-дел причины переубеждать воина.
      – А что говорят о драконах? – спросил он.
      – Что они очень большие и наделены огромной силой… Легко ве-рю: я видел их собственными глазами и…
      – Меня не интересуют твои впечатления, – прервал его Влад. – Что они делают?
      – Кружат над деревней. И стоит воинам приблизиться к ее гра-нице – налетают, словно вихрь.
      – Скольких воинов ты потерял?
      – Ни одного.
      – Что?!
      – Драконы не убивают, только пугают. Но кто знает, что бу-дет, если их предупреждение не остановит…
      – Ясно, все лишь предположения. Ты должен был проверить. Может быть, эти твари – не страшнее огородных пугал.
      – Прости, господин. Я ничего не мог поделать: встречая драко-нов, солдаты просто теряли рассудок, отказываясь подчиняться при-казам.
      – Я должен увидеть все это сам… Ладно, Гром, ты свободен. От-дыхай. Завтра утром мы отправляемся в путь.
      – Да, великий магистр, – склонившись в поклоне, воин вышел из залы. Не видя причин и дальше оставаться во дворце, он торопливо покинул его холодные стены, вышел на площадь и, остановившись под тусклыми лучами заболевшего солнца, не способного пробиться сквозь тяжелые, низко нависшие над самой землей, тучи, вдохнул в себя ледяной воздух зимы, полный терпкой свежести.
      К нему, кутаясь в плащи, подошли телохранители, ожи-давшие возвращения своего командира на площади перед дворцом про-поведников.
      Не говоря ни слова, командующий решительно зашагал прочь. Он собирался завалиться в первый попавшийся трактир и напиться до беспамятства.
      – Добрый человек! – кто-то окликнул его и в тот же миг от стен дворца тенью отделился невысокого роста мужчина, одетый в одежды кающегося. Его лицо было трудно разглядеть под тяжелыми складками капюшона, и, все же, в нем было нечто знакомое, и воин остановил-ся…
      – Чего тебе? – грубо бросил Гром, недовольный тем, что кто-то осмелился встать у него на дороги.
      – Добрый человек, – принявший покаяние словно не замечал чувств, охвативших того, к кому он обращался. – Я хотел бы погово-рить с тобой.
      – Я занят! – резко отрезал тот. Ну конечно, делать ему больше нечего, как выслушивать какую-то нелепую историю бывшего колдуна!
      – Но, – тот не отступал, – это важно…!
      "Вот прилип как ком грязи!" – поморщился Гром.
      – Ладно, что там у тебя? Надеюсь, ты действительно соберешься сообщить мне что-то важное.
      – Это так, добрый человек! – его собеседник с облегчением вздохнул, словно от согласия собеседника выслушать его историю зависело будущее.
      – Сначала ответь, ты знаешь, кто я?
      – Да. Ты – командующий армией…
      – Которому поручено уничтожить остатки твоего народа, – презрительно скривился воин. – Я видел много предательства в своей жизни, но то, что делаешь ты и тебе подобные – такой гнусности я не припомню.
      – Я… – тот опустил голову. – Я обязан…
      – Подчиняться воле священников?! – воскликнул Гром. – Черные бо-ги, неужели вы отказались не только от силы, но и от сердца, от души?
      – Разве мы не помогаем вам всем, чем можем? За что ты так не-навидишь нас? – он со страхом покосился на стены возвышавшегося на восточной стороне площади храма.
      – Помощь? О да, как я мог об этом забыть! – криво усмехнулся командующий. Ему было безразлично, что кто-то услышит его сло-ва. В конце концов, мнение военных о предателях было уже давно из-вестно священникам, которые предпочитали делать вид, будто ничего не знают. – Конечно, мы пользуемся ею, как и продажной уличной девкой! Но та приходит лишь когда ее зовут и, получив свою моне-ту, спешит убраться восвояси. Перед тем, как выслушать тебя, я хочу знать твою цену.
      – Я должен…
      – У шлюхи нет долга, – резко прервал его воин. – Только цена.
      – Добрый человек, – взмолился тот. – Поверь, мне нужно от тебя лишь одно: чтобы ты выслушал меня. Я хочу предупредить о беде, которая может стоить жизни всем, всей земле… Потерянные ду-ши… Много веков назад, на самой заре колдовского королевства, бы-ли составлены заклинания, сковавшие и подчинившие их своей влас-ти.
      Но эти заклинания не вечны. Настанет миг, когда сила Потерян-ных душ превысит власть слов, и тогда оковы падут и страшный, бес-пощадный враг вырвется на свободу…
      – И чего ты ждешь от меня? Я всего-навсего воин и ничего не понимаю во всей этой сверхъестественной чепухе.
      – Ты занимаешь высокое положение. Ты можешь убедить своих правителей не призывать Потерянных душ.
      – Обратись к членам конклава.
      – Я пытался поговорить с божьими людьми, но они не стали меня слушать.
      – Это еще почему? – воина удивило, что священники, готовые вы-ведать у кого угодно что угодно, отказались от сведений, которые, казалось, сами шли им в руки.
      Здесь было что-то не так… Командующий насторожился.
      Какое-то время гость молчал, словно решая, стоит ли говорить все или лучше промолчать.
      – Дело в том, – опустив голову, наконец, промолвил принявший покаяние. – Дело в том, что они считают меня безумным, – словно боясь, что, услышав это, командующий поспешит уйти, он заговорил быстро, торопясь оправдаться: – Мне очень многое известно о Потерянных душах, много больше, чем остальным. Эти знания передавались в моей семье из поколения в поколение. Божьи люди полагают, что все это сказалось на моем рассудке, что я помешался…
      – Так оно и есть, – ухмыльнулся воин.
      – Но я говорю правду, добрый человек! – воскликнул тот.
      – Да какое мне, собственно, дело? – махнул рукой Гром, жалея о напрасно потерянном времени. – Пусть хоть небо рухнет на землю, мне все равно! Найди себе другого собеседника, если тебе больше не-чего делать… Хотя, – подумав, продолжал командующий. – Подожди, – он ухмыльнулся, увидев, как в глазах принявшего покаяние зажегся ого-нек надежды. – Раз уж ты сам решился заговорить со мной, ответь на несколько вопросов. – "Может быть, мне все же удастся вытянуть из него что-нибудь полезное", – подумал он, увлекая собеседника за со-бой в сторону, на одну из дальних пустынных улочек, ведущих между высоких стен домов, как казалось, в никуда.
      – О Потерянных душах? Если господин пожелает, я расскажу о них все, что знаю. Но это будет долгая история.
      – Нет, давай сперва поговорим о другом. О тех колдунах, кото-рые не пришли на покаяние.
      – Почему, добрый человек? – с ужасом в глазах принявший покая-ние смотрел на командующего. – Почему ты вынуждаешь меня снова предавать, когда сам ненавидишь предательство?
      – Предавший раз уже никогда не сможет отмыться. А коли так, какая тебе разница?
      Да и что тебе за дело до того, какие мысли движут мною? Ты станешь отвечать на мои вопросы? Если нет, уходи, я тебя не держу.
      – Я отвечу, господин, – тот опустил голову, пряча глаза. – Только я должен предупредить, что знаю мало и эти знания особые. Я уже рассказал все, что мог божьим людям и они сочли это бесполезным для себя…
      – У священников одни цели, у воинов – другие… Потерянные души способны уничтожить колдунов?
      – Мир изменился, – тяжело вздохнул принявший покаяние. – А с ним изменилось и все вокруг. Я знаю недостаточно, чтобы ответить на твой вопрос.
      – И все же?
      – Если сила Потерянных душ возросла ровно настолько, насколь-ко ослабли оставшиеся колдуны, то да.
      – Большинство колдунов приняло покаяние.
      – Дело не в количестве, господин. Все много сложнее. Среди нас никогда не было равенства по силе. Могущество одного нельзя сравнить с даром другого, когда есть те, кому дана мощь тысяч…
      – Я понял. Не продолжай… Ответь еще: возможна ли такая ситу-ация, когда колдуны встанут на сторону Потерянных душ?
      – Да. Как по доброй воли, так и по неве-дению. Достаточно пожелать уничтожить мир, обратить все в ничего и, выбрав это в качестве единственной цели, обратить свою силу на ее достижение.
      – И Потерянные души пойдут на этот союз?
      – Да, – кивнул тот. – Ведь они стремятся к тому же, ибо только конец всего сущего способен дать им полную свободу.
      – Можно ли победить колдунов, не прибегая к помощи Потерянных душ?
      – Победить? – принявший покаяние глядел на него с удивлени-ем. – Неужели вы до сих пор не поняли этого? Колдовской народ может быть побежден только им самим!
      – Говори яснее!
      – Вы никогда не получите власть над теми, для кого земная жизнь – лишь миг в глазах вечности!
      – Но вы же признали свое поражение, приняли покаяние!
      – Мы сами пошли на это. Таков был НАШ выбор.
      – Это ничего не изменяет, когда реальность состоит в том, что людская власть над миром с каждым мигом становится все прочнее, а ваша ослабевает.
      – Если так, зачем вам прибегать к помощи Потерянных душ?
      – Ты боишься их?
      – Да, добрый человек, ибо в них – конец вечности. Если вы отпус-тите на волю их гнев, погибнет весь мир, и…
      – Хватит. Чем больше ты стараешься очернить их, тем большей симпатией к ним я проникаюсь. Если в глазах предателей и малодуш-ных созданий, подобных тебе, они – мрак, то, возможно, сильный и гордый духом человек увидит в нем больше света, чем в солнечном луче.
      – Ты заблуждаешься…!
      – Кажется, ты добился совсем не того, чего собирался, – хмыкнул воин.
      – Я не хотел…! Но раз так, – принявший покаяние тяжело вздох-нул, – готовься к смерти: она близка, – он повернулся и, опустив голову, понуро побрел прочь.
      – Сумасшедший, – пробормотал Гром. – Безумец.
      – Кто? – удивленно глядя на своего командира, решился, наконец, спросить один из телохранителей.
      – Этот… – повернувшись, воин махнул в ту сторону, куда дол-жен был уйти принявший покаяние и осекся, не видя никого. По обе стороны лежала пустая улица, погруженная в тусклый полумрак.
      – Да он только что был здесь: невысокий седоволосый мужик в одеждах кающегося! – воскликнул Гром.
      – Мы никого не видели, – переглянувшись, сказали телохранители.
      – Что?! Черные боги, с кем же я говорил, сам с собой? Вы что, хотите сказать, что ваш командир сошел с ума?!
      – Нет, но… – воины, ничего не понимая, смотрели друг на друга. Они были уверены, что никто чужой к ним не приближался. Да, командующий вел себя немного странно: долго просто так стоял на площади перед дворцом проповедников, затем почему-то свернул на эту забытую бо-гом улицу, да еще всю дорогу что-то бормотал себе под нос.
      – Ладно, – Гром махнул рукой. – Будем считать, что мне привиде-лось, – он счел за благо забыть обо всем, пока сам не уверовал в собственное безумие. Может, телохранители правы и ему все померещилось… Не удивительно: после разговора с предводителем проповедников еще не такого можно было ожидать.
      Качнув головой, он попытался прогнать остатки кошмара, но слова никогда не существовавшего собеседника продолжали звучать в его ушах. Оставив попытки самостоятельно справиться с наваждени-ем, командующий решительно зашагал к ближайшему трактиру, уверен-ный, что там найдет нужное лекарство…
      Наутро голова у воина страшно болела, но, главное, ему уда-лось-таки убедить себя, что на площади никто к нему не подхо-дил и ни о чем не говорил.
      Однако настроение у него было – хуже некуда. Ехавший ря-дом с ним во главе большого отряда воинов-телохранителей и пропо-ведников Влад какое-то время с подозрением всматривался в лицо ко-мандующего, а затем спросил:
      – Гром, ты не хочешь объяснить мне, почему вчера, зная, что утром отправляться в дорогу, вместо того, чтобы разобраться с не-отложными делами, напился как трус перед атакой?
      Командующий вздрогнул, услышав столь явное оскорбление. Его кулаки гневно сжались, глаза сверкнули. Любому другому он затолкал бы подобные слова обратно в глотку. Но поднять руку на великого ма-гистра, предводителя проповедников, члена конклава? Нет, это было немыслимым даже для него! Хотя, с другой стороны, Гром знал, что Влад, как любой проповедник, очень осторожен в выборе слов и ни-чего не говорит просто так.
      Совершенно ясно, что предводитель хотел рассердить собеседника, чтобы тот, сорвавшись, потеряв контроль над собой, рассказал ему обо всем.
      – Что произошло? – Влад усмехнулся, поняв, что, сколь бы ни был горяч командующий, у него хватило ума разгадать замысел.
      Воин болезненно поморщился: ему хотелось поскорее забыть об этом наваждении, а не открывать душу проповеднику, во всем видевшему влияние черных богов и злых сил. Но он должен был что-то сказать в ответ…
      – Вчера, выходя из дворца, я встретил очень странного человека из принявших покаяние… – начал он.
      Влад насторожился. Шпионы, приставленные к командующему, не донесли ему ни о каких встречах, сказав, что после аудиенции тот какое-то время без толку бродил по улицам, а затем, ни с того ни с сего обозвав кого-то безумцем, отправился в трактир и напился.
      – Но телохранители никого не видели, – поспешно промолвил во-ин. – И я куда больше доверяю зрению молодых парней, чем своему собственному… Наверно, мне просто привиделось… Не будем об этом, господин.
      – Пить меньше надо, – недовольно проворчал проповедник, не продолжая расспросов.
      – Тогда не будет мерещиться всякая демонщина. Кто знает, может быть, и твои драконы – не более чем призраки… – он уже начал жалеть, что не поддался первому порыву и не сместил ко-мандующего. А ведь у него для этого был неплохой повод – неспособ-ность Грома выполнить приказ. Тогда его остановило лишь опасение, что преемником может оказаться человек Сола. Нынешний командую-щий, несмотря ни на что, был удобен Владу как раз хорошо извест-ной всем враждебностью по отношению к монахам. "Ладно, – подумал проповедник, отворачиваясь в сторону. – В конце концов, я всегда мо-гу отстранить его, приняв командование на себя, а, в случае чего, еще и списать на него неудачи…" Землю укутала белоснежным пуховым пледом первого снега ран-няя зима. В этом году она пришла в мир преисполнена нежности и ласки, не тревожила его беспощадной стужей и жестоким холодом пронзительных ветров, но при этом выглядела не беззубой дряхлой старухой, бредущей по грязи размытых осенними дождями дорогам, а задорной девочкой, скользящей по зеркальным кромкам льда, одевая в соболиные шубки деревья, и играющей переливающимися всеми цветами радуги солнечными лучами.
      Ничто не задерживало в пути стран-ников, которые останавливались лишь на ночлег.
      И уже через неделю небольшой отряд добрался до лагеря, разбитого на поле перед чер-ным, неприветливым лесом.
      Соскочив на землю, Гром подошел к великому магистру, взял его коня под уздцы.
      – Господин? – командующий ожидал, что предводитель проповедни-ков захочет сразу же пройти в командную палатку, чтобы выслушать старших командиров, но тот продолжал сидеть в седле, и, опустив голову на грудь, что-то обдумывать.
      – Поехали, – наконец, приказал он. – Я хочу взглянуть на них.
      – Кого? – воин удивленно смотрел на проповедника.
      – На драконов, – процедил Влад сквозь зубы и совсем тихо про-бормотал: – Если, конечно, они вообще существуют.
      – Это правда… – проговорил замешкавшийся было командующий, весь вид ко-торого говорил о том, что он вовсе не ожидал такого поворота со-бытий, думая, что сейчас куда важнее выслушать мнения людей, чем глазеть на крылатых чудовищ. – Если великий магистр пожелает, – он махнул рукой, давая знак слуге привести коня.
      Поднявшись в седло, он поскакал вперед, указывая дорогу. Проповедник, приказав части своих спутников остаться, поехал вослед за ним, провожаемый удив-ленными взглядами воинов.
      Спустя какое-то время на опушке они остановились.
      Гром заметил, как насторожился проповедник, как в узкие щели сощурились его глаза, дрогнули скулы, до синевы сжались губы.
      Влад был поражен увиденным. Он оглянулся, качнул головой, словно пытаясь сбросить наваждение… Однако ничего не изменилось: всадники стояли в пустом зимнем лесу, укутанном в снежные шубы, а впереди, за золотым полем, весело сиял в лучах летнего солнца изумрудный березняк.
      – Но почему?! – пораженный, пробормотал он.
      – Я тут поговорил с принявшими покаяние, – сказал командую-щий. – Так они пояснили, что колдуны в своих деревнях во все време-на открыто пользовались волшебным даром.
      – Выходит, они обманывали нас, когда уверяли, что свято соб-людают все запреты?
      – Как я понял их объяснения, они считали эти земли своими, а посему полагали, что на них не распространяется наша власть и законы.
      – Изворотливые обманщики! Они способны оправдать все, что угодно!…Ладно, – проповедник заставил себя успокоиться. – Сейчас это уже не важно… – он поднял глаза к высокому бескрайнему небу. – Где твои драконы? Я никого не вижу.
      – Они появляются лишь когда кто-то пересекает границу, – оправ-дываясь, заговорил Гром, но магистр прервал его.
      – Посмотрим.
      Он подозвал к себе одного из служек, велел спешиться и идти вперед. Тот тотчас спрыгнул на землю и, на миг склонившись перед своим господином в поклоне, зашагал к полю, не выказывая ни сом-нения, ни страха, словно они для него не существовали вовсе.
      Служка успел сделать лишь несколько шагов, как прямо над его головой словно из пустоты возник огромный крылатый зверь, который вытянул шею и, казалось, с любопытством разглядывал маленькую песчинку, осмелившуюся забрести на его территорию.
      – Черные боги, – пробормотал брат Влад, не в силах оторвать взгляда от могучего и, вместе с тем, столь грациозного созда-ния. – Какая мощь!
      Нервно заржавший конь дернулся в страхе, закрутился на мес-те, пытаясь сбросить с себя седока и, освободившись, поскорее ум-чатся прочь. Понимая, что ему не удастся успокоить животное, про-поведник спешился, жестом приказал сделать то же всем остальным и привязать коней поодаль к деревьям.
      В это время дракон, насмотревшись на непрошеного гостя, издал низкий похожий на гул рев, его ноздри затрепетали и белым паром из них вырвался вихрь, ударивший гостя в грудь, заставляя отступить назад. Служка оглянулся на своего предводителя, спрашивая, что ему делать.
      С нескрываемым сожалением оторвавшись от созерцания дракона, магистр нетерпеливо махнул рукой вперед, приказывая идти дальше. Слуга молча подчинился и на этот раз, хотя видел, что зависший прямо над ним дракон начал злиться. Глаза зверя подернулись красной дымкой, дыхание стало нервным, порывистым, бездонная пасть приоткрылась, обнажая острые, похожие на скривленные дву-ручные мечи, зубы и длинный змеиный язык.
      Дракон взмахнул крылами, и рожденный ими порыв ветра отбросил чужака назад, к кромке леса.
      – Чего ты медлишь? – встретил его гневный возглас предводителя проповедников. – Я приказал – вперед!
      И вновь тот поднялся и зашагал к полю, но на этот раз в его глазах уже был страх, а губы чуть заметно шевелились, шепча мо-литву.
      Рев разозленного дракона был столь оглушителен, что все сжа-ли ладонями головы, закрывая уши, пытаясь хоть как-то ослабить звук. Зверь забил крыльями, поднимая в воздух клочья травы и при-горшни песка, забивавшего глаза, ослепляя, нос и рот, мешая ды-шать.
      Влад, закашлявшись, торопливо закрыл лицо плащом. И, все же, он не сдвинулся с места до тех пор, пока горячий, словно близкое ды-хание костра порыв воздуха не обжег его своим пламенем.
      И только тогда, пробормотав что-то себе под нос, он, наконец, покинул ставшую опасной опушку леса.
      – Отходим! – заметив это, крикнул Гром.
      Они отступили в лес, где, словно обезумев, метался ветер, стряхивая снег с веток елей и вороша сугробы, пытаясь найти в них силу, способную защитить от страха.
      Ржали, тщетно пытаясь порвать удерживающие их поводы и вырваться на волю, кони.
      Застыв на месте, люди какое-то время стояли, дожидаясь, пока все успокоится.
      Когда же это произошло, Влад, движимый непонятным, граничившим с одержимостью, упрямством, повернулся, собираясь вернуться на опушку.
      – Господин, нет! – рванулся к нему Гром. – Неужели тебе недоста-точно того, что ты видел? Чего ты хочешь, чтобы дракон убил тебя?!
      – Не мешай мне, маловерный! – гневно бросил ему проповедник.
      Какое-то время командующий тупо смотрел ему вослед, а затем, словно опомнившись, пошел вослед, вынуждая сделать то же телохра-нителей.
      Дракон исчез, но не утренним туманом без следа. О недавней встрече напоминала черная, похожая на остаток кострища язва на поблекшем, словно покрывшись пеплом, покрове земли у опушки притихшего леса.
      Влад остановился под защитой последнего ряда деревьев. К нему подошел служка, смиренно склонился в поклоне и замер, ожидая дальнейших распоряжений предводителя. Тот некоторое время молча смотрел на него. Волосы растрепаны и припорошены толи пеплом, то-ли снегом, плащ весь в саже и грязи…
      – Он не тронул тебя? – наконец, спросил проповедник. – Почему?
      – Не знаю, господин, – смиренно ответил тот. – Дракон лишь отбро-сил меня назад и силой ветра прижал к земле, не позволяя сдви-нуться с места, в то время как…прости, господин, но мне пока-залось, что он был скорее готов напасть на вас, чем на меня.
      – Неужели эта тварь настолько умна, что способна отличить отдающего приказы от подчиняющегося им? – пробормотал Влад.
      – Что мне делать, господин? Должен ли я снова попытаться…
      – Нет, – остановил его магистр. – Не будем и дальше искушать судьбу, тем более что я и так узнал все, что хотел… Твоя вера заслуживает награды, – он вознес руку над головой служки. – Властью, данной мне богом, я произвожу тебя в серые священники. С этого мига и навек ты – проповедник.
      В благоговейном трепете посвященный опустился на колени. Немногим из таких, как он, нищих безродных служек, довелось удостоиться чести, обеспечивавшей спокойную безбедною жизнь не только ему, но и всей семье.
      – Встань, брат Вит, – приказал ему проповедник, в глазах кото-рого тот превратился из бессловесной твари в достойного человека. Влад подозвал одного из служек, велев сопровождать нового проповедника и помочь ему переоблачиться в достойные его нынешне-го положения одежды.
      Сам же Влад повернулся к командующему.
      – Что ж, – ровным, спокойным голосом произнес он. – Теперь, когда я убедился в истинности твоих докладов, сколь невероятными бы они ни казались, пора подумать о том, что мы будем делать даль-ше… Драконы защищают деревню со всех сторон?
      – Да, господин.
      – С ними нам не совладать, – проповедник нахмурился. – Пойдем, нужно как следует обдумать эту ситуацию и найти выход. Не подле-жит сомнению только одно: мы не можем позволить себе оставить все так, как есть… Мне бы очень не хотелось, чтобы наша неудача вынудила прибегнуть к помощи Потерянных душ.
      Услышав это, Гром вдруг побледнев, замер.
      – Ты собираешься действовать или будешь стоять здесь, как ка-менное изваяние? – глаза проповедника гневно сверкнули.
      – Я вспомнил, – с ужасом пробормотал воин. – Вспомнил его… То-то он мне показался таким знакомым… Этот человек, который подо-шел ко мне на площади в Раде…
      – Я начинаю думать, что ты действительно потерял остатки рассудка!
      – Великий магистр, – командующий резко повернулся к проповедни-ку, открыто глядя ему прямо в глаза. – Ты тоже должен помнить его: невысокий мужчина, совершенно седой, хотя и вряд ли ему больше сорока… И шрам, шрам у него на лбу, такой приметный: круг, раз-деленный на две части. Вспомни, господин, ведь именно он предложил нам тогда способ расправиться с восставшими колдунами, заманив их в ловушку!
      Влад отвел глаза, но воин успел заметить, как они нервно блеснули. Его губы сжались в тонкую белую нить, на лицо легла тень. Да, он помнил этого человека.
      Еще бы, ведь он встречал его дважды в своей жизни… Впервые, будучи еще простым про-поведником, вел допросы колдуна, которого все считали безумным, ибо он, вместо того, чтобы отвечать на вопросы, вновь и вновь рассказывал о Потерянных душах… Влад уже забыл, что – тогда это не имело значение… Он сам назначил пытки и видел, как палач наде-вал на голову пленнику обруч, от которого и остался шрам… Но по-том, так и не добившись от безумца ничего путного, святой суд решил помиловать того, кто представлялся не опасным для церкви, и, более того, мог оказаться полезным, заразив своим безумием других колдунов.
      Во второй раз Влад встретил его после покаяния. И вновь колдун твердил о том, какая опасность исходит от Потерянных душ, уверенный, что они способны положить конец всему миру… Убедившись в бесполезности пыток, предводитель проповедников заговорил с ним по-другому, как стар-ший служитель бога с новообращенным. Он решил воспользоваться его состоянием, обещав запомнить предупреждение и донести его до других членов конклава, если кающийся согласится помочь подавить восстание колдунов, решившихся взять в руки оружие. Влад даже припугнул его тогда, что, не одолев колдунов своими силами, он вынужден будет воспользоваться властью Потерянных душ… И безумец придумал гениальный план, ловушку, которая помогла покончить с восставшими.
      Но проповедник совершенно точно знал, что командующий не мог говорить с этим человеком в Раде неделю назад, хотя бы потому, что безумец был мертв: толи колдуны нашли способ и из могилы расправиться с ним, прознав, кто их предал, толи он сам свел счеты с жизнью, – неизвестно. Да и, собственно, никому не было до этого дела.
      "Что-то странное происходит, очень странное…" – Влад нахмурился: он не любил загадок, тем более таких, которые был не в состоянии разгадать.
      Видимо, командующий знал о судьбе одержимого.
      – Дух, – побледнев, пробормотал он и быстро зашептал молитву, пробуя вспомнить, в какой стороне ближайший храм.
      – Успокойся, – поморщился священник. "Эти воины ничуть не лучше крестьян и торговцев, хотя и стремятся выглядеть смелыми, независимыми, маловерными…а на деле – так же слепо верят в приметы и другую небывальщину", – подумал он. В отличие от многих других священнослужителей, Владу было противно видеть бла-гоговейный трепет в глазах собеседника. Наверное, поэтому он про-должал: – Даже если тебе все не привиделось и это на самом деле был дух, не думаю, что следует его опасаться. Каким он был при жизни, таким и остался после смерти. Видно, страх перед Потерянными душами не дает его тени успокоиться… Но духи могут поведать много интересного. По-пытайся вспомнить, он говорил что-нибудь… что могло бы нам по-мочь?
      – Нет. Я не помню. Я потом столько выпил, что у меня в голове все перепуталось.
      – Ладно. Но, если вспомнишь, ты должен будешь рассказать мне. Понял?
      – Да, великий магистр, – тот на миг склонил голову. Так или иначе, твердый, уверенный голос проповедника помог воину успоко-иться и сейчас его заботило лишь то, что кто-то из телохранителей мог увидеть страх в его глазах.
      Влад не желал терять ни минуты времени, а потому, едва вер-нувшись в лагерь, собрал военный совет.
      Устроившись в самом темном углу штабной палатки, Влад, слов-но со стороны, наблюдал за участвовавшими не в одном походе про-тив детей мрака воинами. Его цепкий внимательный взгляд скользил по лицам, пронизывая насквозь, заставляя вздрагивать и опускать глаза тех, кого он касался. Однако, несмотря на кажущее-ся внимание, проповедник не следил за разговором, выхватывая лишь редкие фразы. С первой же минуты он понял, что никто не может предложить действительно стоящий выход из сложившейся ситуации. Единственно, на что были способны воины, – это продолжать осаду до бесконечности. Впрочем, что от них еще можно было ожидать, когда человеку, сколь бы он ни был хорошо обучен и вооружен, не спра-виться с огромным огнедышащим драконом, порождением самых черных сил мрака? Но у проповедника не было в запасе вечности. Ему нужно было найти путь к победе и сделать это как можно быстрее.
      И ему прошла в голову мысль прибегнуть к оружию, поражавшему не тело, – сердце и душу. Что если послать впереди воинов ми-рян – женщин, маленьких детей, – прикрываясь ими, как щитом? Да, драконы могут оказаться столь же бесчувственными, как камни, и перебить всех. Но стоявшие за крылатыми стражами колдуны всегда были известны своей готовностью пожертвовать всем, даже самой жизнью, ради абсолютно чужих им людей. Они не позволят убить невинных.
      Проповедник сидел, взвешивая "за" и "против", и все больше склоняясь к тому, что этот план не так уж и плох. Единственное, почему он не спешил с приказом, была отдаленность убежища колдунов от поселений истинно верующих.
      "Потребуется неделя, а то и больше на то, чтобы пригнать сюда мирян, – думал он.
      – Придется ждать… А если это не сра-ботает? Останется ли время на другую попытку? Может быть, есть иной способ? Ладно, – на миг он прикрыл уставшие глаза.
      – Дождусь ут-ра. Если больше никаких мыслей не будет, придется остановиться на том, что есть…" За время, пока проходил совет, служки и послушники успели очистить от снега участки земли и поставить на них шатры, чьи плотные многослойные стенки были способны защитить от холода даже в трескучие зимние морозы. В один из шатров, самый высокий и просторный, перенесли вещи предводителя проповедников, ра-зожгли костер, чтобы согреть воздух внутри походного жилища, за-канчивая последние приготовления к ночлегу.
      Но прошло еще много времени, прежде чем все смогли отойти ко сну: за ужином последовали обязательные вечерние обряды, заканчивавшиеся чтением длинных, причудливых, как кружева, молитв-оберегов от злых духов мрака и дурных снов.
      Наконец, оставшись один в своем шатре, проповедник позволил себе тяжело вздохнуть. Холодная маска отрешенного вели-чия оставила его лицо, глаза сами стали смежаться… С трудом по-давив зевок, Влад грустно усмехнулся: годы начали напоминать о себе. А ведь еще лет пять назад путь, сколь бы ни был он дорог, не утомлял ни тела, ни души. На этот же раз дорога показалась долгой и трудной.
      "Неужели пришло время задуматься о том, сколько мне лет? – с грустью подумал проповедник. – И почему это власть приходит столь поздно, почему путь на вершину занимает так невыносимо много времени? Сколько бы я смог всего сделать, если бы она далась мне в молодости, когда впереди была вся жизнь и можно было не думать ни о теле с его слабостями и немощами, ни о душе с ее страхом перед тем, что ждет ее за чертой смерти…!" Он и сам не заметил, как задремал. Но тяжелые мысли не оста-вили его. Ему снилась какая-то бессмысленная, бесконечная череда лиц и событий, которые объединяло лишь одно: все они несли на себе печать смерти. То проповеднику казалось, что драконы, на-летая черными тенями из мрака ночи, сжигают его своим проклятым пламенем, то колдуны грозили обратить в камень, то монахи окружа-ли плотной стеной, закрывая собой весь свет, а затем, оказавшись какими-то странными лиловыми тенями, вытягивали вперед руки, на-чиная душить…Так что он был даже рад, что кому-то приспичило разбудить его чуть свет.
      – Что, Вит? – узнав в склонившемся над собой человеке бра-та-проповедника, который еще не успел привыкнуть к своему новому положению и по привычке выполнял обязанности ближнего слуги, спросил Влад.
      – Господин…
      – "Предводитель". Или "брат Влад". Теперь ты должен обращать-ся ко мне так, – поправил собеседника великий магистр, губы которого чуть тронула улыбка: ему показалось забавным замешательство, охватив-шее на миг недавнего слугу.
      – Прости…предводитель, – чуть слышно пробормотал тот. – Прос-ти, что осмеливаюсь прерывать твой сон…
      – Продолжай же, Вит, я внимательно слушаю тебя, – проповедник поднялся с покрытого дорогими мехами ложа, накинул на плечи плащ.
      – Дозорные, оставленные командующим Громом возле границы кол-довской деревни, вернулись на рассвете и доложили, что черта ис-чезла и зима, более ничем не сдерживаемая, начала поглощать осколки сотворенного колдовством тепла.
      – А драконы? – Влад насторожился. Брови напряженно сошлись на переносице, глаза сощурились.
      – Они не рискнули проверить, гос… прости, предводитель. Но если ты хочешь, я готов сделать это.
      – Ты не боишься? Почему?
      – Не знаю… Когда я стоял так близко от дракона, что мог заглянуть в его глаза, я увидел в них угрозу, но не жажду убийства. И, потом, мне кажется, что драконы улетели.
      – И бросили колдунов на произвол судьбы? – великий магистр вни-мательно смотрел на проповедника. Ему было интересно узнать, нас-только ли тот умен, сколь бесстрашен.
      – Мне кажется, – помолчав какое-то время, словно обдумывая, сто-ит ли высказывать свое мнение и, все же, решившись, произнес Вит. – Раз черта исчезла и тепло ушло из деревни, значит, колду-ны покинули ее. А если так и драконам нет причины оставаться.
      Проповедник кивнул. Он считал так же. Но даже совпавший вывод нуждался в проверке. Натянув на ноги теплые сапоги и получше заку-тавшись в отороченный мехом плащ, он выскользнул из шатра.
      На миг Влад зажмурился – утреннее солнце, иск-рясь и сверкая на снегу, оказалось столь ярким, что было готово ослепить, утопив все вокруг в потоке света. Лишь спустя некоторое время, дождавшись, пока глаза привыкнут к нему, проповедник огляделся.
      Разбуженный неожиданной вестью лагерь бурлил как муравейник. Все, казалось, были готовы к тому, чтобы устремиться вперед. Ждали только приказа. Но командующий не спешил.
      Застыв в седле, словно каменное изваяние, он пристально, не отрываясь, смотрел на снег, серебрившийся под ногами его коня.
      – Чего медлишь? – даже голос великого магистра не вывел воина из состояния глубокой задумчивости. – Или ты думаешь, что, приехав сюда, я принял на себя командование войском? – лишь это могло объяснить причину бездействия Грома.
      – Великий магистр, – начал тот, мысли которого продолжа-ли витать где-то далеко, – стоит ли торопиться? Кто знает, что при-думали колдуны. Может быть, это – ловушка…
      – Колдуны не столь хитры и предусмотрительны, как ты, – усмех-нулся Влад. – Я достаточно хорошо узнал их, чтобы не сомневаться в этом.
      – Сейчас весь мир изменяется. Перемены могли коснуться и их…
      – Я понял, – голос проповедника стал холодным, властным. – Ты просто не хочешь брать ответственность на себя и ждешь, когда я отдам приказ. Что ж, быть посему.
      А теперь веди своих людей впе-ред.
      Командующий тотчас оживился. Отдав короткие команды, он пос-какал к лесу, увлекая за собой многочисленный отряд всадников, вслед за которыми медленно пошла, зашуршала по снегу тяжелая пехота.
      Проводив Грома взглядом, проповедник подошел к своему коню. Служки помогли ему подняться в седло и, дождавшись пока господин двинется вперед, пошли рядом, стараясь держаться в нескольких ша-гах за его спиной.
      Остановившись на опушке леса, Влад замер, не сводя взгляда с лежавшего перед ним поля, который еще несколько часов назад был преисполнен яркой наивной зеленью робкой травы. Краски успели поблекнуть. Резкие ледяные порывы злобного ветра, прилетевшего из белого, уснувшего леса, сорвали отблески былого тепла и, воцарив-шись, заморозили все вокруг своим ледяным дыханием. Снежинки, беспокойно шарахаясь из стороны в сторону, ложились белым пухом на окаменевшие, так и не успев завянуть, цветы, застывали белыми жемчужинами на склонившихся к земле покрытых инеем иголках травы.
      Проповедник поморщился. Он вряд ли бы признался в этом даже самому себе, но какой-то частью души, открытой лишь для веры и на-дежды, ему было больно видеть такое быстрое и неотвратимое умира-ние островка тепла, казавшегося настоящим чудом среди моря зимне-го леса. Разумом же он стремился объяснить накатившие на него грусть и обиду совсем иначе: преграда, ка-завшаяся непреодолимой, исчезла сама собой, но это вовсе не озна-чало, что он победил, скорее, наоборот…
      На миг он почувствовал себя жестоко обманутым: враги, вос-пользовавшись какими-то своими колдовскими трюками, вырвались, словно порыв ветра, из его рук. Ему не нужно было въезжать в дерев-ню, чтобы убедиться в этом: даже с опушки он прекрасно видел, что хозяева покинули свои жилища, ушли неизвестно куда и вряд ли най-дется способ, которым можно будет отыскать их новое убежище.
      К нему подскакал Гром, замер, не решаясь первым заговорить.
      – Итак? – не поворачивая головы, спросил Влад.
      – Пусто. Никого: ни драконов, ни колдунов. Все исчезли без следа. Словно сквозь землю провалились. У меня в войске было несколько принявших покаяние. Так они сказали, что Старший увел кол-дунов сквозь какие-то там Врата храма. Двери в воздухе, или что-то вроде того… Я так понял, они якобы позволяют мгновенно оказаться в любой точке мира. Так что, теперь, если они сами не напомнят о себе, будет практически невозможно их отыскать.
      – Спроси у принявших покаяние, куда потомок колдовского коро-ля мог увести жителей своей деревни.
      – Господин, ты говоришь так, словно заранее знаешь их ответ.
      – Я хочу быть уверенным, что не ошибаюсь и они действительно в Мертвых землях.
      – Но если они там… – воин нервно кашлянул. Сперва дух, теперь еще и это… Нет, ему совсем не хотелось отправляться вслед за колдунами ТУДА.
      – Тогда забудем о них.
      – Они не представляют для нас угрозы? – командующий не позволил себе облегченно вздохнуть, боясь изменить линию судьбы, однако он почувствовал себя много спокойнее.
      – Конечно, нет, – усмехнулся проповедник. – Если они, вместо того, чтобы напасть, имея таких помощников, как драконы, вместо того, чтобы защищать свои дома, предпочли убежать во владения смерти, они и в будущем не станут ничего предпринимать против нас. Скорее всего, просто затаятся на другом конце земли, думая лишь о том, как им выжить… Да, Гром, ты и сам не понима-ешь, как тебе повезло: приедь я на сутки позднее и как бы ты мне объяснил всё это? Я бы в жизни не поверил в то, что дракон был на самом деле, и, навер-ное, первым делом хорошенько наказал тебя, чтобы другим было не-повадно так шутить. Сам бог хранит тебя от бед. Что же до меня, мне нужен именно такой везучий командующий.
      – Да, великий магистр, – Гром был готов согласиться с любым ре-шением проповедника. Но Мертвые земли… Нет уж, увольте. Если кто и может достать там детей черных богов, так это Потерянные души.
      Владу не нужно было заглядывать в душу воина, чтобы распоз-нать овладевшие им чувства. Впрочем, в этот миг ему было куда важнее понять, что происходит в груди у него самого. Разочарова-ние и гнев сменились какой-то странной, не поддававшейся объяснению скорбью, словно он уже предчувствовал ту беду, которая должна была вот-вот войти в мир, хотя и не видел, в каком именно обличье та придет, и думал о том, что, возможно, сложись все по-другому, и она обошла бы землю стороной, но…
      "Нет, – спешила ответить душа, ставшая бесс-трастной, как слепой судия. – Все свершилось уже давно. Сейчас ты лишь осознал эту неотвратимость…" Некое облегчение он испытывал только от одной мысли – что ему не придется убивать последних колдунов. Однако понять причину этого чувства было выше его и, потому, он не стал искать объяснений, решив: "На все воля божья".
 

 
      Они вступили в Мертвые земли на рассвете.
      Прошлое осталось позади, и возврата к нему более не было…
      Всегда невыносимо тяжело уходить, навсегда покидая свое прежнее жилище. Почему же на этот раз сердце не скорбело, не стонало от невыносимой боли? Почему слезы, стоявшие в глазах, не были горьки, почему, вместо того, чтобы жечь душу в слепой ярос-ти, они в этот раз, были исполнены великой радостью, освещая все своим счастьем и происходившее воспринималось как нечто аб-солютно естественное, словно все просто сбрасывали старые, изно-сившиеся одежды, чтобы заменить их на новые?
      Застыв с запрокинутой головой перед врезавшимся в легкие, перистые облака замком короля, вновь и вновь, как в первый раз, любуясь его ни с чем не сравнимой, завораживавшей красотой, Дубрава глотала слезы, катившиеся у нее по щекам. Не решаясь выс-казать всех своих чувств, всей безграничной любви и признатель-ности Старшему, она, открыв свою душу великим богам, благодарила их за силу и мудрость, которыми они наделили Черногора.
      Еще совсем недавно, только узнав судьбу, которую уготовили для жителей колдовской деревни высшие, она ужасно испугалась. Ей казалось, что впереди ждет шаг в никуда и придется пройти через пустоту, чтобы за ее спиной обрести новое пристанище.
      Наделенные даром лучше, чем кто бы то ни было знали, что та-кое пустота, как тяжело заставить себя переступить через нее, не уснуть в ее объятьях, поддавшись сладкому голосу уговоров и обе-щаний. Она пугала больше, чем смерть. Какую бы страшную казнь ни придумали божьи люди, она всегда оставалась лишь вратами священ-ного звездного храма, за которыми ждала сама вечность. И только пустота – обманчивый враг, ложный друг, – могла отнять все, – ра-зум, сердце, дух, – обрекая душу на нескончаемое Ничто.
      Нося в своем сердце этот ни с чем не сравнимый страх, сты-дясь его, словно малые дети и пряча от чужих глаз, жители дерев-ни, как бы им того ни хотелось, не решались заговорить о нем с Чер-ногором. Хотя бы потому, что многие видели во всем происходившем с ними испытание, через которое можно пройти только в одиночку, своего рода плату за то будущее, которое боги согласились дать им на земле. Колдуны понимали неотвратимость этого шага, сознавая: нельзя вечно стоять на шатком мостике над бушующей рекой, веря, что пламя, охватившее берег, который едва успели покинуть, поща-дит его. Единственное, что успокаивало их тогда, это вера – вера в богов и их милосердие, вера в Старшего, в то, что он, зная, ку-да ведет доверившихся ему, поможет устоять, не сорваться в про-пасть.
      Никто не просил Старшего о помощи, о сочувствии перед лицом той боли, которую предстояло пережить… Но разве можно что-то утаить от сильнейшего из колдунов?
      Черногор, как совершенно ясно понимала теперь Дубрава, не хотел, чтобы будущее начиналось со страха, который бы затмил все то, что было прежде, заставил забыть минувшее навсегда, лишая бу-дущее корней. Поэтому, используя для этого все знания о волшебс-тве, все силы тысячелетий, он изменил ткань пространства, сложив ее так, чтобы приблизить колдовскую деревню к Мертвым землям, со-единить их дверью, чем-то похожей на Врата храма, но, в отличие от последних, открытой не краткий миг утренней зари, а постоянно с рассвета до заката и с заката до рассвета, позволяя всем одновременно жить в двух мирах: находясь в прошлом, заглядывать в буду-щее, восхищаясь красотой и покоем его земель, привыкая к ним, обустраивая, наполняя множеством столь дорогих сердцу мелочей, обживая…
      В течение целой недели жители деревни покидали свои дома, зная, что они в любой момент могут вернуться. Они строили новые жилища, видя перед глазами прежние, не копируя их бездумно лишь затем, чтобы сохранить память, но перенося саму душу.
      Женщина улыбнулась, вспомнив: когда на закате последнего дня недели Старший сказал, что настало время уходить, все с удив-лением обнаружили: этот еще совсем недавно столь пугавший шаг стал на удивление легок.
      – Что с тобой, Дубрава? – за всеми этими мыслями, приятными светлыми воспоминаниями она и не заметила, как к ней подошел Чер-ногор.
      – Все в порядке, – смахнув с лица слезы, колдунья смущенно улыбнулась. – Я чувствую себя такой счастливой и… Старший, я очень признательна тебе за все, за то, что, устремляясь вперед, я могу без боли и обиды вспоминать минувшее, за то, что у меня есть что рассказать ей, – она указала на спавшую у нее на руках девочку, – когда малышка подрастет.
      Он кивнул:
      – Иногда чтобы сохранить веру и силы для долгого пути нужно всего лишь знать, что дорога ведет не в пустоту.
      – Я, наверно, кажусь страшной эгоисткой, думая лишь о себе, о своих… Я знаю, Влас рассказывал мне, что это время было нужно не только чтобы мы привыкли к новому дому, но еще и чтобы собрать как много больше колдунов и сочувствую-щих нам лишенных дара, которые были готовы встать на наш путь надежды…
      – Не стесняйся своих чувств, когда они так понятны, особенно сейчас, в год перемен. Ты женщина и должна заботиться о ребенке, доме, огне в очаге, чтобы мужчинам, уставшим от забот о мире и человечестве, было куда вернуться. Так распорядились боги, созда-вая людей такими, какие мы есть.
      – Старший… – начала она, но замолчала, не сразу решив-шись спросить о том единственном, что продолжало тревожить. – Ска-жи, а новый дом, он дан нам надолго? Или однажды нам придется по-кинуть и его?
      – В мире нет ничего постоянного, за исключением вечной доро-ги. Со всем рано или поздно приходится расставаться… Этот дом… – на миг он умолк, оглядывая лежавший перед ним край. – Он на-дежен и защитит от всех ураганов, охвативших мир. Но это – только колыбель. Придет пора и вы, ища свою судьбу и дорогу, покинете ее, вновь отправляясь в путь, – он увидел печаль в глазах колдуньи. – Не сожалей об этом, ибо сей дом останется навсегда в памяти, рядом с множеством других жилищ, и когда-нибудь, уходя в бесконечные края, вам будет о чем помнить…
      И еще. Дубрава, я обещаю: на этот раз вы будете свободны в своем выборе – уйти или остаться – подчиняясь велению сердца, а не слепой необходимости.
      – Ты хочешь сказать, что с этой минуты нам ничего не угрожает: ни мечи воинов, ни костры, ни тюрьмы священнослужителей, ни даже слепая ярость Потерянных душ?
      – Ничего.
      – Правда? – ей вдруг захотелось рассмеяться от непонятной, все-поглощающей легкости и ничем не сдерживаемого чувства счастья, но она замерла, заметив тень печали в глазах колдуна. – На самом деле? – ей было куда легче поверить в то, что их ожидают новые беды и несчастья, чем понять, что все злое уже позади и пришла пора доб-ра.
      – Когда Потерянные души вырвутся из-под власти ста-рых заклятий и обрушатся на землю, стремясь уничтожить все живое, они не смогут даже своим дыханием коснуться этого на-вечно закрытого для них края.
      – Эти слова способны внести покой в сердце любой матери, – кол-дунья облегченно вздохнула, улыбнулась. – Только… Старший, ты, на-верное, оговорился: не "когда", а "если"… – и вновь что-то ост-рой иглой кольнуло ее душу, заставив затрепетать в груди, когда она увидела, как Черногор отвел глаза, не произнося ни слова в ответ. – Так вот какое будущее ты предвидел, вот о чем не хотел го-ворить нам! – чуть слышно прошептала она, покрепче прижав к груди дочь. – Новое пророчество…
      – Это не пророчество, Дубрава, – тот поморщился, словно от рез-кой боли. – А плата, которую требуют боги за возможность путешество-вать во времени. Они открывают путь в прошлое, делясь своими опа-сениями за будущее… Знания – не всегда дар. Порой бывает, что нет ноши, тяжелее этой… Не бойся, Потерянные души не исполнят своих замыслов. Им не уничтожить наш мир. Боги не допустят этого. Что же до остального… Прости, но мне слишком трудно говорить об этом…будущем…
      Она кивнула, не продолжая расспросов, хотя ей и хотелось бо-лее всего на свете разузнать, что же ждет впереди… Но Дубрава вспомнила… Она, совершенно неожиданно для себя вспомнила тот разговор с Власом, в первый день, когда они только пришли в кол-довскую деревню Черногора. Тогда она дала слово и теперь пришла пора его сдержать.
      Колдун посмотрел на нее с некоторым удивлением, не понимая, что ее остановило и, в то же время, благодарный ей за это. Затем он устало улыбнулся:
      – Поверь мне, все будет хорошо. Какие бы беды ни угрожали ми-ру, вам нечего бояться. Мы достаточно заплатили богам за право иметь свое будущее, – он уже собрался уходить, но женщина остано-вила его:
      – Я… Прости меня, Черногор, – несмело глядя на Старшего, про-молвила колдунья.
      – Я понимаю, что не должна тебя расспрашивать ни о чем, и, все-таки… Все-таки, прошу, только один вопрос!
      – Ты уверена, что хочешь этого? – он не осуждал ее за любопытство, и все же… – Знания – причина самой страшной боли и скорби нашего мира.
      – Для меня это очень важно! – она была готова заплатить за от-вет годами жизни.
      – Что ж, спрашивай, – он вздохнул. – Но только помни: я предупре-дил тебя.
      – Когда? Когда Потерянные души вырвутся на свободу?
      – Все началось еще минувшим летом, когда лишенные дара обна-ружили потерянный архив и хранившиеся в нем заклинания. Первым зна-ком того, что грядет, был священник, встреченный нами в день рож-дения твоей дочери. Нити судьбы порой переплетаются в причудливый узор, заставляя пересечься пути людей, которые в ином случае не встретились бы никогда… Видно, тот человек был одним из посвя-щенных в тайну архива – скорее случайно, нежели осознанно, ибо ему было известно лишь половина – как призвать силу Потерянных душ, но не как освободить их.
      – А если б он знал… Что бы случилось тогда?
      – Все произошло так, как должно было. Зачем спрашивать о том, чего нет?
      – И все же?
      – В тот миг ни люди, ни боги не были готовы к сражению с пус-тотой. Если бы что-то изменило миг этой вечности, весь мир уже рухнул бы в Ничто.
      – Но ты сказал, что это был только первый знак…
      – Для этой земли – да.
      – Ты говоришь так, будто существуют и другие земли.
      – Так оно и есть. Они лишь в шаге, в миге от нас. И только потому, что боги разделили их невидимой непреодолимой гранью, мы не можем перенестись в них.
      – Потом был день покаяния…
      – Да. За минувший месяц Потерянные души накопили достаточно сил для того, чтобы выйти из повиновения. Им осталось лишь осво-бодиться из-под власти древнего заклятья. И они очень скоро сделают это, но вот когда…может, завтра, может, через месяц… Сейчас этого не знают даже боги.
      – Но они ведь не получат власть над миром…?
      – Потерянные души не стремятся к владычеству, – качнул головой колдун. – Все, что им нужно – это уничтожить сущее, сжечь в огне, который не оставит ничего. Их торжество будет кратким. Но что значит время, когда достаточно одного мига, чтобы до неузнава-емости изменить мир, провести его за грань между жизнью и смертью? – печаль, заполнившая его глаза была столь велика, что Дубрава отвела взгляд. "Великие боги, – в ужасе думала она. – Какую же неимоверно тяжелую ношу носит он на своих плечах?" Старший понял ее мысли и грустно усмехнулся:
      – Очень трудно знать, но еще труднее понимать, что не властен над этим. Так или иначе, перемены коснулись мира своими крылами. То, что казалось незыблемым в своей неподвижности, пришло в дви-жение.
      – Какие беды бы ни ждали мир и живущих в нем людей, в этом не будет твоей вины!
      – Разве? – он посмотрел ей прямо в глаза. – Предвидеть беду, иметь возможность спасти всех, но при этом оставить кого-то без-защитным перед лицом смерти – разве это не грех? – он умолк, заду-мавшись над чем-то своим.
      – Прости! Если я могу хоть чем-нибудь помочь…
      – Помощь… Скоро она понадобится очень многим, – он вновь взглянул на разросшуюся у подножья замка деревню, даже скорее не-большой городок. – Уже сейчас здесь много лишенных дара. Со временем тех, кто будет нуждаться в вас, станет куда больше, чем вы даже можете себе представить. Постарайся помочь им найти себя в новом мире. Было бы жестоко оставлять их наедине со своей болью и скорбью.
      – Великое счастье делиться светом, – кивнув, проговорила Дубра-ва, а затем вдруг встрепенулась, словно вспомнив что-то очень важное. На лице у нее отразилось смущение – она должна была заду-маться об этом много раньше. – Старший, ты привел сюда многих из тех, кто помогал нашему роду, кому в год Перемен понадобилась наша помощь, и кто оказался готов ее принять… И, все же, здесь нет лю-дей, которых мы встретили в ночь рождения моей дочурки. Я пони-маю, мы не могли взять их с собой тогда – обряд наречения не тер-пит чужих глаз…
      – Дело не в этом, – качнул головой колдун.
      – Да, да, конечно, – ее речь стала быстрой, взволнованной. – Жена трактирщика, его сын были слишком слабы для любого пути, тем бо-лее этого… Но сейчас…
      Сейчас мы можем привести их в свой мир. Они согласятся, я знаю!! Прошу тебя! Я понимаю, что должна была позаботиться о них раньше, я виновата, что забыла о них.
      Но… Что об этом теперь говорить, ведь прошлое не изменишь… Пойми, теперь, когда я, моя дочь… когда мы в безопасности, я не могу не думать о судьбе той, кому подарила свой талисман, тем самым назвав сестрой!
      – Мы в ответе за их судьбу, – согласился колдун. – Однако, несмот-ря ни на что, нельзя приводить их сюда сейчас.
      – Но почему?! – взмолилась женщина. Она не могла понять, что его останавливало, когда дело казалось таким простым, само собой ра-зумеющимся.
      – Их жизненный путь отражен в узоре будущего, составленном бо-гами. Не следует его нарушать… Не бойся, Дубрава, им ничего не угрожает. С ними все будет в порядке и довольно скоро ты вновь увидишь свою названную сестру.
      – Старший…
      – Остановись, Дубрава, – прервал ее Черногор. – Я и так рассказал тебе слишком много. Довольно. Тебе придется просто поверить: все будет так. Очень скоро ты сама убедишься в этом.
      – Ты говоришь так, будто собираешься уходить…
      Сведя брови и сжав губы в тонкие белые нити, он какое-то вре-мя молча смотрел на колдунью, словно стараясь навеки запечатлеть ее образ в своей памяти.
      – Это правда, – наконец, промолвил он. Удивительно, но его го-лос оставался абсолютно спокоен.
      – Но зачем тебе уходить?!
      – Мне не понятны твои слова, – в его глазах появился укор, но женщине на миг показалось, что за ним скрывается что-то совсем другое, сочувствие? сожаление? грусть? она так и не смогла понять, что же? – Ты ведь знаешь: я не могу долго оставаться на одном мес-те. Жизнь Старшего – вечная дорога от первого храма до последне-го.
      – Но почему ты уходишь на этот раз? Неужели кто-то нуждается в тебе больше, чем мы?
      – Нужно остановить Потерянные души, не дать им уничтожить мир.
      – А потом ты вернешься…? – побледнев, Дубрава умолкла, чувс-твуя, что начинает задыхаться от страшной боли, накрывшей ее сво-ей беспощадной волной, когда заметила, что колдун, не произнося ни слова в ответ, качнул головой.
      Перед глазами у нее все закружилось, ноги обмякли, отказав-шись слушаться. Она непременно упала б, если б Старший не подхватил ее в последний миг, не усадил на один из камней-валу-нов, лежавших рядом.
      – Почему ты?! – сквозь слезы с трудом прошептала она, не спус-кая с Черногора умоляющего взгляда серых глаз, просивших лишь об одном: чтобы все это оказалось неправдой, не явью, а лишь еще од-ним страшным сном. – Почему не другой…? – она покрепче прижала к груди ребенка, словно тот мог оградить ее от всех бед мира.
      – Спроси у богов. Это их выбор… – его голос хранил покой, присущий лишь человеку, знающему свое будущее и смирившемуся с ним. И, все же, в нем оставалось место пониманию и глубокому, искреннему сочувствию. – Я знаю, что невыносимо тяжело продлевать время прощания, но сейчас мне еще рано уходить.
      – Великие боги, Старший! О чем ты говоришь! Да все мы готовы молить богов, чтобы ты оставался с нами как можно дольше, особен-но зная, что расставание неизбежно!
      И пусть даже нам придется платить за каждый день годом собственной жизни!
      – Поверь, Дубрава, если бы я мог остаться…
      – Конечно, – вздохнув, она потерянно сникла, ее глаза погасли. Но затем в них вновь вспыхнула искра надежды. – Но ведь… Ведь ты вернешься, если боги позволят…?
      – Обещаю тебе, – он понял, что ей просто необходима надежда, сколь призрачной бы она ни была.
      Тут, окончательно проснувшись и поддавшись чувству, охватив-шему ее мать, девочка заплакала, и колдунья поспешила домой, чтобы там успокоить дочку, перепеленать ее, накормить и постараться ус-покоиться самой.
      Но, великие боги, разве могла она не думать об этом, а, ду-мая, понимая, не испытывать горечи и ни с чем не сравнимой боли?
      И тогда, осознав всю бесполезность этих попыток, она остави-ла дочь на попечение домового, а сама забилась в самый дальний угол черного чулана, надеясь, что полумрак и паутина обволокут ее своим покоем.
      Там и нашел ее Влас.
      – Вот ты где! – донесся его голос до слуха колдуньи, которая менее всего на свете хотела в этот миг говорить с кем бы то ни было, боясь, что ей не удастся скрыть своей боли, против собс-твенной воли делясь ею с другими. Она лишь на мгновение повернула лицо в сторону гостя, но этого оказалось достаточно, чтобы Влас заметил слезы на ее щеках, скорбь в глазах. Колдун бросился к ней, опустился рядом на покрытый рогожей пол: – Ты плачешь? Бесс-мертные боги, но почему?!
      Неужели этот мир, дарованный нам судь-бой, не прекрасен, неужели нам есть о чем сожалеть, в чем упре-кать богов, когда здесь мы можем быть спокойны и счастливы?!
      Она не произнесла ни слова в ответ, лишь как-то потерянно взглянула на него, тяжело вздохнув, и уткнулась лицом ему в грудь.
      – Ну же, ну, не надо, не плачь… – он не знал, как ему быть, как успокоить женщину. – Все в порядке, все будет хорошо. Не нужно примешивать к чистой родниковой воде Первого дня нового мира горький привкус слез! Не сиди здесь, пойдем, побродим по саду, сходим в лес или поднимемся в горы. Красота этого края заставит тебя забыть о печали, что бы ни явилось ее причиной. Идем, – он по-мог ей подняться и, словно безвольную куклу вывел из дома. Женщи-на не сопротивлялась. Ей было все равно, что делать, куда идти, только бы подальше от мыслей, терзавших ее душу.
      Лишь когда колдун предложил ей подняться в замок, она, слов-но воспрянув от сна, встрепенулась, с испугом взглянула на ничего не понимавшего Власа и поспешно вскрикнула:
      – Нет, нет, пойдем лучше туда, – она кивнула в противоположную сторону, словно именно замок, призванный внушать покой и защи-щать, был источником ее боли.
      Колдун не возражал, позволив женщине самой выбирать дорогу. Он не спешил с расспросами, надеясь, что, немного успокоив-шись, та сама расскажет ему обо всем.
      Они долго брели по древней земле.
      Холод и белизна мертвой зимы давно сменились полноцветием светлого, вечноюного лета, воздух был полон ароматом неповторимых цветов, прекраснее которых не было в целом свете. Тропинка вела их через сад, каждое дерево в котором словно было наделено душой и способностью нести радость и покой.
      Позади остался луг, вокруг встали стеной, укрывая от всего, защищая от ветра и взгляда, высокие стройные ели и кряжистые мо-гучие дубы, в чьих ветвях весело щебетали, обживая новые жилища, птицы. То там, то тут мелькали быстрые, юркие зверьки, а колдунья продолжала упрямо идти все дальше и дальше, поднимаясь по лесистому склону горы.
      – Хватит, Дубрава, остановись, – наконец, промолвил Влас. – Мы и так слишком далеко забрались. Подумай о дочери, ты ведь не можешь оставлять малышку надолго одну.
      – Ладно, – согласилась та, но в ее голосе звучало отрешенное безразличие. Она села прямо в траву, заботясь лишь о том, чтобы замок, пусть даже случайно, не попался ей на глаза.
      Не говоря ни слова, колдун опустился с ней рядом, замер, не сводя внимательного взгляда черных, полных заботы и добро-ты, глаз, с ее лица.
      Так, в полном молчании, они сидели какое-то время, пока, на-конец, Дубраве не стала в тягость эта тягучая тишина:
      – Почему ты не спрашиваешь меня ни о чем?
      – Жду, когда ты сама мне все расскажешь, – пожал плечами Влас, – когда ты будешь готова к этому.
      Колдунья вздохнула: – Все не так просто…
      – А разве в нашем мире что-нибудь может быть простым, особенно в Год перемен?
      – Я…- "Да какой, в конце концов, смысл скрывать?" – она, вздох-нув, махнула рукой. – Я говорила со Старшим… Он… Он сказал, что… скоро уйдет…
      Навсегда.
      – И ты обиделась на него как маленькая девочка, услышавшая от отца, что тот должен покинуть ее? – колдун улыбнулся, но в его улыбке было так много грусти.
      – Наверно, – ей стало легче, словно все, что ей было нужно в этот миг, это выговориться, увидеть сочувствие и понимание в гла-зах друга, который был бы готов разделить ее скорбь. – Ты знал?
      – Предчувствовал, – качнул головой тот. – Помнишь, мы говорили с тобой об этом.
      – И я не поверила… Видимо, потому, что не хотела верить, – она обернулась, взглянула на проглядывавшийся сквозь густую листву деревьев замок, вновь вздохнула.
      – Старайся не думать об этом, Дубрава, так будет легче.
      – Я пытаюсь, но у меня ничего не получается!
      Он больше ничего не стал говорить, просто обнял женщину за плечи, успокаивая, согревая своим теплом.
      Как мог он признаться ей, что и сам не знал, как избавиться от чувства боли и горечи потери, которую еще только предстояло пережить?
      Спустя какое-то время они вернулись в деревню.
      – Знаешь, – она вдруг остановилась, повернулась к колдуну. – А я ведь только сейчас начала понимать, что, как ни старалась сдер-жать слово, данное тебе тогда …ну, не расспрашивать Старшего о новом пророчестве… у меня ничего не вышло.
      Если бы я поступила так, как ты мне советовал, мне не было бы сейчас так больно.
      И еще… Я подумала… Как ты считаешь, может быть, мне не стоит ни-кому рассказывать? Правда ничего не изменит, лишь омрачит для других те дни, что будут нам даны до расставания.
      – Не знаю. Делай так, как считаешь правильным. Прости, но это не мне решать.
      – Ладно. Я подумаю. А сейчас мне нужно поговорить со Старшим.
      – Дубрава! – в его голосе звучал не скрываемый упрек. – Хватит. Не мучай его больше! Ты ведь знаешь, он не может не ответить на вопрос, а каждое слово о будущем причиняет страшную боль не толь-ко тебе, но и ему!
      – Не бойся, на этот раз я смогу сдержаться, я уверена. Просто мне нужно извиниться.
      – Ты боишься, что обидела его?
      – Ненароком… Я была так зла на него за то, что… Я решила, что он хочет бросить нас в столь трудное время… Влас, постарайся меня понять: если ему придется уходить…когда ему придется уходить, я не хочу остаться в его памяти такой…
      Даже если бы мужчина попробовал остановить ее, удержать силой, она бы все равно вырвалась, не слушая возражений. Может быть, поэтому Влас не стал даже пытаться, только, вдохнув, как-то неуверенно повел плечами и сказав лишь:
      – Я, пожалуй, пойду, – поспешно скрылся за деревьями.
      Колдунья же, убедившись, что с дочерью все в порядке, вновь направилась к колдовскому замку.
      Внизу, в просторном белоснежном зале с поднимавшейся прямо в небо широкой беломраморной лестницей ей встретился Ясень.
      – Что-нибудь случилось? – увидев взволнованное лицо Дубравы и настороженные, полные боли глаза, спросил он.
      – Нет, – поспешила его успокоить женщина. – Я…Я просто хотела поговорить с Черногором. Он наверху?
      Колдун облегченно вздохнул, но его тело, движения оставались скованными, напряженными.
      – Старшего нет в замке, – промолвил он. – Обряд испытания…
      – Великие боги, как же я могла забыть! – пораженная, прошептала Дубрава. – А я-то удивлялась, куда все подевались.
      – Это первый обряд нового времени и многие захотели, если уж нельзя в нем участвовать, то хотя бы увидеть все своими глазами.
      – И Старший разрешил? – ей давно было пора привыкнуть к но-визне всего происходившего и перестать удивляться, но она никак не могла перешагнуть через то, что столько лет, всю прежнюю жизнь казалось привычным и незыблемым.
      – Почему бы и нет? – пожал плечами Ясень. – Послушай, может ты согласишься побыть пока вместо меня в замке? А я пойду…
      – Странно, что ни ты, ни Влас не участвуете в обряде, – начав задумываться, промолвила колдунья.
      – Он велел мне оставаться здесь… – губы колдуна дрогнули: – А разве Влас не с ним?
      – Не знаю, – не спуская с Ясеня пристального взгляда насторо-женных глаз, ответила Дубрава. -После того, как мы расстались, Влас мог пойти… А когда начнется обряд? На закате?
      – Нет, – колдун как-то болезненно поморщился. Его речь стала торопливой, отрывистой. – Это ведь новый обряд. Все началось в полдень, а к полуночи должно закончится.
      – Но…
      – Не спрашивай меня, Дубрава, я все равно и сам до конца не понимаю, знаю только, что Старший просмотрел море летопи-сей и законов и нашел в них самый древний обряд, придуманный богами еще на заре истории… Послушай, ты ведь все равно не собиралась туда ид-ти. Побудь до полуночи здесь.
      – Ну… – колдунья никак не могла справиться с вдруг нава-лившимся на нее оцепенением. -Вообще-то мне надо вернуться к доч-ке. Я сегодня и так бросила ее надолго одну…- конечно, женщина понимала, что ее девочка – обычный колдовской ребенок и, перешагнув миг рождения, не нуждалась в матери в той мере, в какой она необ-ходима малышам лишенных дара. Да и Светлана была не одна – с ней рядом всегда оставался домовой. И все же… Но на миг заглянув в глаза Ясеня, она увидела в них такую мольбу, что, вздохнув, вынуждена была согласиться с просьбой колдуна. -Хорошо. Только я прине-су малышку сюда. Думаю, Черногор не станет возражать.
      – Конечно, нет! – обрадовался ее собеседник. – Ты же знаешь: в замке всегда рады детям. К тому же испокон веков считалось, что чем больше времени малыш будет проводить здесь, тем больше будет его сила. Это, конечно, выдумки, но все же…
      Я побежал, Дубра-ва, – и колдун исчез, словно растворившись в воздухе.
      Вздохнув, женщина оглядела вдруг начавший казаться таким пустым колдовской замок, повернулась, чтобы сходить за до-черью. И вдруг…
      "Если хочешь, я перенесу ее сюда", – донесся до нее незнакомый глуховатый голос, похожий на дуновение ветра.
      – Кто здесь? – от неожиданность колдунья вздрогнула. Она пони-мала, что находилась не в том месте, где что-то может ей угро-жать, и, все же, страх своими острыми коготками скользнул по ее душе.
      "Прости, если я напугал тебя, – спокойным, ровным голосом про-должал невидимка.
      – Не бойся меня: я всего лишь дух замка".
      – Дух замка? – повторила та, застыв на месте. Она и представить себе не могла, что в мире найдется что-то, способное заставить ее вновь поверить в сказки. Но то, что происходило с ней сейчас, ка-залось столь невероятным…
      "Да", – ей на миг показалось, что она видит сухого седоволосого старика с добрыми задумчивыми глазами, преисполненными тысяче-летней мудрости.
      – Прости мое удивление, но мне раньше никогда не приходилось говорить с подобными тебе.
      "Обычно духи замка молчаливы и беседуют только с хозяином, но я так долго пробыл в одиночестве, что господин разрешил мне разговаривать и с другими колдунами, приходящими в мои стены… Я не терплю одиночества… Я могу рассказать много удивительного, колдунья, только не оставляй меня одного".
      – Ты действительно можешь перенести сюда мою малышку? И это не причинит ей никакого вреда?
      "Она даже не почувствует, – в голосе духа послышалась смешин-ка, словно сомнения колдуньи забавляли его. – Ты забываешь, кем бы-ли мои создатели. Однако, – он снова стал серьезным, немного за-думчивым, – мне понятны твои сомнения: вы живете в жестокое вре-мя… Возможно, ты будешь больше мне доверять, если я скажу: меня разбудил твой Старший и теперь во мне есть частица и его души, как вы храните у себя на груди кусочки моих стен…" -Хорошо, хорошо, – женщина улыбнулась, удивляясь своим сомне-ниям: ведь это – дом Старшего, разве он может причинить зло ее крошке? – Принеси ее, пожалуйста, ко мне.
      Не успела она договорить, как прямо перед ней возникла колы-бель. Девочка, все так же сладко посапывая, дремала. Мать улыбну-лась: "Дети… Кажется, что они отсыпаются на всю жизнь, за все те бессонные ночи, что только предстоят, – вглядываясь в спокойное маленькое личико с розовенькими щечками и крошечным чуть вздерну-тым носиком подумала она. – Будто ничего и не происходит вок-руг…
      Надеюсь, домового не напугало ее исчезновение…" "Не бойся, я сказал духу твоего жилища, что ты велела мне принести дочь к тебе".
      – Ты читаешь мои мысли? – она почувствовала себя немного нелов-ко, но… В конце концов, в этом ведь не было ничего обидного.
      "Я говорю с тобой на языке мысли, колдунья. Прости, если это причиняет тебе неудобство, но я не умею иначе".
      – В древние времена все колдуны могли читать мысли?
      "Да".
      – Обидно, что мы так многого лишились…
      "Эта способность, как и многие другие, была дана наде-ленным даром судьбой.
      Возможно, когда-нибудь она вернется… Те-перь, когда ты убедилась, что с твоим ребенком все в порядке, ка-кой рассказ ты хотела бы услышать?" -Наверно, я уже слишком стара для сказок, – улыбну-лась колдунья. – Их бы с радостью послушала моя воспитанница.
      "Мне сложно говорить с детьми. Их мысли путаются и переска-кивают с одного на другое, порой по известным лишь им законам и причинам… Но если ты хочешь, я попробую…" -Не сейчас. Потом… А пока могу я спросить тебя?
      "Конечно. Я с радостью отвечу тебе на все вопросы, на кото-рые знаю ответ".
      – Ты обмолвился, что мы носим на груди осколки твоих стен.
      "Я имел в виду волшебные камни. Давно, когда ваши предки по-кидали пределы этих земель, они вынули из моих стен и взяли с со-бой на память камешки, веря, что, связывая потомков с прошлым, они не позволят порваться цепи времен".
      – Но ведь камень-талисман дается в обряде испытания!
      "Камень – свидетельство о том, что вы наделены даром. Он – знак и хранитель. Он живет, дыша вашей силой, собирая ее по кру-пицам и делясь со своим хранителем тогда, когда в этом есть необ-ходимость. Что же до обряда испытания… Он был составлен в мрач-ные времена для того, чтобы определить силу души. Возможно, боги решили, что слабому будет опасно владеть даром, что это мо-жет причинить вред всему народу… Тебя что-то гнетет, что-то, в чем ты боишься признаться даже себе самой?" -Да… – она на миг задумалась, словно прислушиваясь к трепету души. – Новый обряд… Он ведь повторяет древний, до Падения?
      "Во многом".
      – Но как же мы, те, кто проходил другой обряд? Что будет с нами? Кем мы будем?
      Какой будет наша судьба? Кого будут видеть в нас дети, ведь нельзя принять посвящение дважды и…
      "Я чувствую, как твое сердце сжимается от боли, но, увы, ни-чем не могу помочь.
      Я всего лишь дух замка, хранитель памяти и защитник от стихий. Не я хозяин вашей судьбы, вы – мои владете-ли… Почему бы тебе не задать все эти вопросы господину, когда он вернется? " -Наверно, – она не была до конца уверена, что осмелится спро-сить Черногора о таком, зная, что ему предстоит скоро не просто покинуть их, а возможно, погибнуть в бою с Потерянными душами.
      "Спроси его, колдунья, – вновь прочтя мысли собеседницы, про-говорил дух замка и в его голосе чувствовалось не просто уверен-ность, но и настойчивость. – Для него очень важно, чтобы вы не боя-лись будущего, жили им, творили завтрашний день, а не растрачивали время на сомнения и страхи".
      – Почему ты называешь Старшего господином? – поспешила она сме-нить тему.
      "Я бы звал его колдовским королем, да он не хочет принимать корону, зная, что ему не суждено править… Я не могу называть его Старшим – для меня это слово не имеет того значения, которое вкладываете в него вы. Остается только это – "мой хозяин", "гос-подин".
      – Мне послышалась боль и грусть в твоем голосе…
      "Тебе известна их причина. Так зачем спрашивать"?
      – Иногда боль становится меньше, когда делишься ей с другими.
      "Как может стать легче от того, что вновь и вновь бередишь незаживающую рану"? – могло показаться, что они говорят на разных языках, не понимая друг друга.
      – Тогда… – колдунья на миг задумалась: "Может быть, он в чем-то прав и так, не напоминая себе лишний раз, будет легче за-быть?" Она представила себе лабиринт комнаток-чуланчиков, в каж-дой из которых хранится память о чем-то… Вот она заходит в одну из них, пустовавшую доселе – самую удаленную и незаметную – вносит туда стеклянный шар с воспоминаниями обо всем, что случилось в последние часы, оставляет в темноте, выходит, закрывает дверь и старательно запирает на ключ… Она улыбнулась сама себе, понимая, что эта нехитрая затея может сработать и помочь никогда не вспо-минать…оставалось совсем немного – отвлечься и забыть, где скрыт этот закуток сознания… – Тогда расскажи мне что-ни-будь, – попросила она.
      "Что?" -Не знаю, – пожала она плечами. Колдунья села на диван, взяла на руки дочку, укачивая, погружаясь в спящий в ней покой, и, уст-роившись поудобнее, приготовилась слушать. – Что-нибудь из того, о чем я никогда не слышала раньше.
      "Хорошо.
      Слушай, светлая колдунья,
      Вере сердце распахнувши.
      Есть колечко из латуни.
      В нем томятся смертных души.
      Алый камень в нем сияет
      Ярче первого рассвета.
      Мало кто про это знает
      Из живущих в власти света.
      И имеет силу камень
      Разрушать и строить звезды,
      Примирять года с мечтами,
      Подниматься в синий воздух,
      Может он дать жизнь, убивши,
      Оживив, убить навеки,
      Или ж, памяти лишивши,
      Превратить столетья в реки.
      Властелин, хозяин мира,
      Скрыл кольцо то в землях смерти.
      Две сирены, два вампира,
      Ведьмы, лешие и черти
      Сторожат его от взгляда
      Всех, чьи помыслы убоги.
      Им за то даны в надежду
      Тайны, что забыли боги.
      И никто во целом свете
      Тронуть камень не решался.
      Даже мой приятель-ветер
      От него вдали держался.
      Но однажды, в миг расплаты,
      Что запомнится навеки,
      Смертный в мир вступил заклятый
      И зашил рассвета веки.
      Он не слушал песнь сирены,
      Он принес с собой осину
      И, нарушив мрака стену,
      Подошел он к властелину
      И сказал: "Отдай мне камень.
      Я его разрушу силу.
      Те, кто до сих пор страдали,
      Обретут свою могилу."
      Был печален лик владыки,
      Что предвидел пламень ада,
      Слышал стоны, вопли, крики,
      Знал, что в этом – вся награда.
      Он промолвил так: " О воин,
      Я храню, но не владею.
      Сам возьми, коль ты достоин
      Ты колечко лиходея".
      Гость вошел под своды башни,
      Не заметив заклинаний,
      И забыл про день вчерашний,
      Про обиды и желанья.
      Шаг за шагом – год за годом
      И ступеньки – как столетья,
      Шел он в мрак подземным ходом,
      Погружаясь в бессердечье.
      Наконец, кольцо увидев,
      Он шагнул к нему навстречу.
      В самом страшном своем виде
      Вышла смерть, задувши свечи.
      "Погоди! – ей воин бросил,-
      Не пришел твой час, я знаю!
      Ибо, кто колечко носит
      Это, вечен! Умирают
      Все иные. Я – бессмертен!"
      Он схватил кольцо печали.
      Вмиг открылись в бездну дверцы
      И прозрели, закричали.
      Рассмеялась смерть: "Покуда
      Я одна владела тайной,
      Но когда и ты отсюда
      Не вернешься в мир печали,
      Я скажу: не все прекрасно,
      Что прекрасным создавалось.
      Ты мечтал о чем-то страстно.
      Что от памяти осталось?
      Верил ты – уснула вера.
      Что любил ты: жар иль холод?
      Что здесь: ладан или сера
      И обжорство или голод?
      Груз тяжел, когда не знаешь,
      Что несешь, зачем, откуда,
      Что найдешь, что потеряешь,
      Коль навек забудешь чудо.
      Да, ты прав, в кольце есть сила,
      Но тебя она сильнее.
      И, сковавши, покорила,
      Воин мой, она быстрее,
      Чем заметил ты все это,
      Чем почувствовал, поверил.
      Не увидишь ты рассвета,
      Не откроешь мира двери.
      Поняла я здесь с веками,
      Что кольца не надевают,
      Ибо тот, кто носит камень
      В сердце вечно умирает.
      Лишь троим на целом свете
      Власть дана над ним подняться.
      Ты, мой воин, не из этих.
      Значит, должен ты остаться
      Навсегда в забытой башне
      И бродить по галереям,
      Позабыв про день вчерашний,
      Вспомнить что-нибудь не смея.
      Лучше стража и не надо
      Для кольца. Владыка это
      Знал, наверно, и в награду
      Дал тебе бессмертье света,
      Окруженного стеною
      Мрака и заклятий вечных.
      Ты останешься со мною
      Здесь, вдали от стран конечных".
      Ни улыбка, ни проклятье
      Не коснулись губ. Лишь тело
      Скрылось вдруг под серым платьем.
      Волос стал жемчужно-белым.
      Хладными, как льдинки, руки,
      Сердце – мертвым камнем ночи,
      Что не знает о разлуке,
      Потому что знать не хочет.
      Безразличный, хладнокровный,
      Он взирал на Смерть глазами
      Все понявшими так, словно
      Он об этом знал веками.
      Человек свечей растаял,
      Призрак мрачный оставляя,
      Что вовек не сыщет рая,
      Даже ада не узнает.
      Раб, на волю он не рвется,
      Лишь взирает в сумрак башни.
      Эхом поступь отдается
      И грядущее – вчерашним…
      Бродит он. За годом годы
      Протекают незаметно.
      Были новые народы
      Названы собой всесветно…
      А к кольцу идут бродяги,
      Но встречают их не черти,
      Не вампиры и не маги,
      А сей призрак с знаком смерти.
      И усеяна дорога
      К башне мрачной черепами,
      Ведь тому, кто волей рока
      Взял кольцо, не служит память…
      – Уже конец? – словно в полусне промолвила Дубрава. Она чувс-твовала себя так, будто только что очнулась после долгого инте-ресного сна. – Удивительная история.
      Странно, конечно, что ты, зна-ющий тайны тысячелетий, рассказываешь сказки… И почему она в стихах, словно какое-то заклинание?
      "Это не сказка, колдунья… – донесся до нее задумчивый голос духа. – И не заклинание. Просто никак иначе нельзя рассказать о первом господине Потерянных душ, не прогневав богов и не вызвав проклятье времен на свою голову".
      – Первый господин Потерянных душ? – зачарованно произнесла кол-дунья. На миг ее охватило волнение, душа дрогнула, словно от при-косновения к чему-то необычному, опасному и, в то же время, чу-десному… Будто круги прошли по воде… – Так это правда, что ког-да-то они были такими же, как мы?
      "Среди них были люди, – в первый миг ей показалось, что он просто по-иному повторил те же самые слова, и, все же, очень ско-ро она поняла, что это не так, поэтому ее уже не удивило, когда странный собеседник продолжил: – И лишенные дара, и колдуны, и духи, и звери…" -Но почему? Что заставило их стать такими…?
      "Они хотели изменить мир, встать над ним, подчинить себе, но могли лишь разрушать. И, утонув в осколке пустоты, скрытой в их душе, они потеряли память.
      Они лишились всего, даже самих себя. И тогда их целью стало одно – превратить мир в мертвую, безликую и безымянную пустоту, чтобы ничто не нарушало их мертвый покой".
      – Их много? Велика ли их сила?
      "Кто знает? – в голосе послышалось сомнение. – Давно, очень дав-но, когда колдуны только вставали на путь господства, Потерян-ные души попытались уничтожить мир, воспользовавшись могущест-вом, украденным ими у богов. Но их сила была сломлена, власть под-чинена воле заклятья, наложенного твоими далекими предками… С тех пор число их прибавлялось, однако могущество Слова было дос-таточно велико, чтобы продолжать удерживать их в плену… Потерян-ных душ может быть тьма, но кто станет считать, когда все они составляют нечто единое, необъяснимое, неведомое…как сама безд-на".
      – Расскажи мне еще что-нибудь о них…
      – В следующий раз, – голос Черногора заставил женщину вздрог-нуть, встрепенуться.
      – Старший, прости, я не заметила, как ты вернулся… – она засу-етилась, собираясь уходить. – Я… Ясень хотел увидеть обряд и попросил меня побыть здесь,
      – Дубрава чувствовала себя виноватой, хотя сама не понимала, в чем ее вина, но все равно пыталась оправдаться.
      – Понятно, – он устало улыбнулся. – А дух замка, боясь остаться в одиночестве, все это время не отпускал тебя ни на шаг… Наде-юсь, он не очень надоел тебе своими рассказами?
      "Господин!" – в голосе звучал укор преданного слуги, услышав-шего незаслуженное обвинение из уст хозяина.
      – Что ты! – сама того не замечая, женщина поспешила встать на защиту духа. – История, которую он рассказал мне, была поистине удивительной.
      – Тогда хорошо, – колдун опустился в кресло, бросил быстрый взгляд на ребенка, и лишь убедившись, что малышка беззаботно спит, спросил: – Как ты, Дубрава?
      – Нормально, – вздохнув, та пожала плечами. – Не знаю, – еще более неуверенно, произнесла она. – Прости, я не пришла на обряд. Я… Это ведь было необязательным? – в голосе колдуньи отразился страх: что если она ошиблась и пропустила нечто очень важное? Глаза, полные пристального внимания и настороженности, обратились к Старшему, она боялась отвести взгляд хотя бы на миг, не смела даже глубоко вздохнуть.
      – Конечно, нет, – он тепло улыбнулся, успокаивая, стараясь подбодрить. – Дубрава, – голос колдуна звучал тихо, мягко, словно легкое дуновение ветра, и, все же, в нем ощущалась строгость и сила урагана. – Я объяснил тем, кто пришел, повторю и тебе: всё это делается не потому, что прежний обряд не угоден богам, не затем, чтобы показать, что вы – дети иных времен, которые должны сми-риться с тем, что в будущем придется жить лишь завтрашним днем своих детей. Все совсем не так…
      Вспомни, когда, совсем недавно, приближалось время проведения обряда, а меня не было рядом, как вы волновались за будущее своих детей, как напуганы были ученики.
      Почему же сейчас, услышав о новом обряде, вам не пришло в голову, что единственная его цель – позволить новым поколениям не поте-рять связь с прошлым?
      – Но Старший, почему нельзя было оставить прежний?
      – Нам нечего оставлять. Того обряда больше нет, как нет ни Старших, ни колдовского Совета.
      – Это потому что ты…- она вновь вспомнила все то, что сов-сем недавно рассказал ей Черногор и что она так страстно стара-лась забыть.
      – Нет, – он прервал ее, не дал договорить. Глаза колдуна стали похожи на две черные бесконечные бездны, которые приковывали к себе, подчиняли своей воле. – От того, что я остался бы с вами, ни-чего бы не изменилось. Дубрава, я позволяю вам называть меня Стар-шим, но я уже перестал им быть.
      – Да, – в первый миг она испугалась, но потом поняла, что у Черногора есть причина так говорить. – Конечно, теперь ты наш ко-ро… – она не договорила, заметив, как губы Черногора дрогнули в кривой усмешке, а сам он поспешил отвернуться в сторону, напря-женно вглядываясь в темноту.
      – Нельзя вернуть то, что было тысячелетие назад и чему сейчас не осталось места.
      Прошлое – лишь тень в глазах своих детей, ос-тановившийся в памяти новых поколений миг вечности. Даже если по-пытаться оживить его, в нем не прибавится жизни.
      – Но к чему тогда это все! – боль раздирала ее душу, слезы го-рячими жгучими алмазами катились из глаз. Она вскочила, рванулась куда-то в сторону, словно испуганная птица.
      – Сядь, – в голосе колдуна появился холод, он стал твердым и властным. Дождавшись, пока женщина, подчиняясь ему, вновь опустится на диван, Черногор уже мягче продолжал: – Я хочу, чтобы ты выслушала меня, выслушала и попыталась понять.
      После того, что рассказал тебе дух замка, ты сможешь, во всяком случае, я очень надеюсь на это… Дубрава, я не хотел изменять мир, не я причина его перемен, но, когда все начало рушится, мне не оста-валось ничего другого, как попытаться построить в пустоте что-то новое. И в этом новом мне нет места, ибо я был вне него, когда оно создавалось. У меня небольшой выбор: вступить в бой с Потерянными душами, зная, что мне суждено их остановить, или стать одним из них.
      – О, великие боги, нет!
      – Они дали мне выбор. И я сделал его… – улыбка коснулась его губ. – Дубрава, мы еще встретимся с тобой в вечности. А раз так, к чему горевать? Теперь иди. Уже поздно, а минувший день и так был слишком трудным для тебя.
      – Хорошо, Старший, – она решила упрямо называть его так до конца. – Прости меня, пожалуйста, за вопросы, которые причинили те-бе столько боли!
      – И ты прости меня… Ну же, ступай.
      Черногор проводил ее взглядом, чуть заметно качнул голо-вой, а замет, устало закрыв глаза, откинулся на спинку кресла.
      "Что мучает тебя, господин"? – донесся до него голос духа зам-ка, полный сочувствия и скорби.
      "Им будет тяжело одним", – мысленно произнес колдун.
      "Они не останутся одни. С ними пребудут боги, защищая и храня, с ними останусь я, носящий в себе частицу твоей души. И, потом, так или иначе, когда-нибудь им все равно пришлось бы повзрослеть, понять, что они созданы для того, чтобы заботится о других, ибо в этом настоящее предназначение наделенных даром… Меня куда больше беспокоишь ты… Почему ты отказываешься от помощи тех, кто ради тебя готов на все"?
      "Потому что я не хочу рисковать их жизнями. Я не стану прино-сить их в жертву будущему, которое создавалось для того, чтобы они были счастливы".
      "Как бы мне хотелось разделить твое одиночество"!
      "В жизни нет места одиночеству, ибо, как бы далеки ни были друзья, они в наших сердцах, в душах, в памяти. В смерти же оди-ноки все и с этим ничего не поделаешь… У меня есть просьба к те-бе".
      "Что я должен сделать"?
      "Если они поймут, что могут мне помочь, то бросятся на помощь, даже зная, что это – дорога навстречу смерти. Но грядущее сражение – не их битва. Сделай так, чтоб они ничего не узнали до тех пор, пока Час перемен не останется позади.
      Удержи их здесь, пока все не закончится".
      "А потом?" "Потом? Это решать им самим. Но я думаю, что они не захотят долго оставаться в колыбели… И еще, дух. Дубрава. Она тревожит меня… Я рассказал ей все, потому что кому-то нужно знать. Но эти знания слишком тяжелы для нее. Заставь ее забыть об этом разго-воре. Не навсегда. На время. Потом, когда боль утихнет, пусть па-мять вернется".
      "Я сделаю так, как ты велишь, господин. Но и я хочу тебя попросить. Дай мне слово, как обещал ей: когда-нибудь, пусть да-же в другой вечности, но ты вернешься к моим стенам".
      "Да будет так".
 

 
      Он метался от стены к стене в полумраке опустившейся на землю холодной вьюжной ночи, не находя себе места, словно дикий зверь, пойманный в вольной степи и заточенный в крошечный мирок клетки бродячего цирка. Его движения – резкие, нервные, повторявшиеся из раза в раз, – лишь усиливали пробравшуюся в самое сердце тревогу, но он упрямо не останавливался, в странном танце неизвестного обряда кружа по небольшой комнате-келье, то и дело натыкаясь на какие-то предметы, что-то роняя, не заме-чая ничего вокруг себя, так, будто в этот час лишь движение удер-живало его рассудок от безумия, создавая призрачную иллюзию сво-боды.
      Раз или два он ловил себя на мысли, что еще миг – и он бросится на покрытую старинными гобеленами стену, сорвет тяжелую ткань, чтобы, добравшись до твердого холодного камня, биться о него, царапать, в кровь раня пальцы и ломая ногти, и кричать, страшно хохоча, в слепом бессилии.
      Но почему? Вопросы вновь и вновь врезались в его сознание, не давая разуму забиться в самый черный уголок бездны. Что, во имя Творца, с ним случилось?
      Откуда взялись эти странные чувства, которые никак не желали покидать душу, мучая ее сильнее самого искусного в своем ремес-ле палача?
      Что это? Сомнение? Оно так давно не посещало его, что, каза-лось, ушло навсегда…
      С чего бы ему возвращаться теперь? И в чем ему сомневаться? В своих силах?
      Проповедник был слишком стар для подобных глу-постей и давно убедился, что в жизни дается ровно столько, сколь-ко суждено, не больше, но и не меньше. В правильности раз избран-ного пути? Но дорога уже близилась к концу, так что перестало иметь значение, что ожидает одинокого странника за ее последним поворотом. В завтрашнем дне? Но ведь ему было доподлинно известно, что случится завтра. Он знал все ловушки, которые нужно обойти, продумал все речи, кото-рые ему предстояло произнести. Этот день-всего лишь еще один пере-ход солнца с одного края небес на другой. Лишь шаг – и толь-ко.
      Можно еще сомневаться в окружавших: в уме помощников, верности друзей, осведомленности шпионов… Но это совсем не то, скорее по-дозрения, которые не исчезнут никогда…Путь к власти – плавание по морю заговоров на корабле интриг…
      К этим привыкаешь так же быстро, как к похолоданию с наступлением зимы – вынужденная неприятность…
      Нет, сейчас он чувствовал себя иначе.
      "Отчего же, великий бог, так трепещет сердце, стучит с пере-боями, словно птица, бьющаяся в стекло закрытого оконца; отчего душу пронизывают такие горечь и боль, какие, наверное, испытывает лишь осужденный на смерть при виде готовящегося костра, да еще зверь, попавший в капкан, чуя близость охотника?" "Может, дело не в сомнениях? Может быть, это предвидение, предчувствие беды? Не чего-то незначительного – крошечной песчинки в глазе вечности – а настоящей Беды, о которой будут помнить до скончания времен?" Он остановился, сжал пальцы в кулак, заставляя себя собрать-ся с мыслями, вспомнить все, что произошло в последние дни и по-пытаться в прошлом отыскать след будущего, который не заметил глаз, пропустил разум, но ощутила душа, потеряв покой…
      После того, как колдуны, бросив свои дома, исчезли неизвестно куда, предводитель проповедников, понимая, что оставаться у стен покинутой, замерзавшей во власти первых декабрьских морозов деревни бессмысленно, стал собираться в обратный путь.
      Влад знал, что новые события, центром которых станет Рада, не заставят себя долго ждать. Ему не терпелось поскорее вернуться назад, ощутить надежность стен дворца проповедников и поддержку братьев по ордену. И, все же, что-то заставляло его медлить, со-вершая по пути частые остановки в монастырях.
      Воины, с раздражением наблюдая за приближением предвестников жестоких вьюг и лютых морозов, ворчали, что они не нанимались нес-ти службу зимой, что им давно пора вернуться домой, к своим семь-ям, а то жены и дети, небось, уже вконец от рук отбились, да и во-обще, кто заплатит за лишний месяц, что они простояли на краю света вблизи от чудовищ, достойных черных богов?
      Офицеры даже не пытались прекратить эти пересуды, хотя бы ради порядка. Те из них, кто был поумнее, понимали: за этой столь неожиданной мед-лительностью предводителя проповедников скрывалось что-то… Что-то способное положить конец не только их карьере, но, возможно, и самой жизни…
      "Нет, – оборвал он все лишь сильнее запутывавшие воспомина-ния. – Это не то… – движения его стали еще более резкими, дыхание участилось. – Спокойно, спокойно, – шептали обветренные, пересохшие от волнения губы. – Вчера я вернулся в Раду…" В столице их ждали как победителей. Весть о падении послед-ней колдовской деревни опередила прибытие войска. Людям было не важно, что произошло на самом деле, они не задумывались над тем, куда могли уйти последние колдуны. Главным для них было, что на-деленные даром ушли, бросив все, признавая тем самым свое поражение.
      Город, переодетый зимой в белые снежные одежды, чистый, ды-шавший свежестью морозного утра, встречал их праздничным гулом колоколов, веселым, радостным перезвоном колокольчиков, алыми флагами и полотнами, украшавшими высокие зубчатые стены мо-настырей, морем разноцветных гирлянд и фонарей.
      По случаю чествования героев для мирян был открыт дворец пресвитера… Гомон веселья, улыбки, смех… И, все же, за всем этим скрывалось что-то еще…
      Подхалимство? Как же без него! Жела-ние попасться на глаза, услужить, надеясь тем самым несколько подправить собственные судьбы? Ну, разумеется! Но не только это. Настороженность в глазах монахов, ожидание чего-то, что вот-вот должно было произойти, став началом новых еще более важных и великих событий…
      Предводитель проповедников не был бы самим собой, если б позволил по большей части показному веселью отравить свой разум, блеску улыбок ослепить глаза. Все время, да-же когда он раскланивался с гостями: высшим духовенством, столич-ной знатью, богатейшим купечеством, – его улыбка оставалась натяну-той и скорее походила на кривую усмешку, глаза же – холодные, цепкие, -обшаривали все вокруг, пронизывали насквозь окружающих, ища…
      "И ведь ничто не предвещало беды, – его скулы дернулись, – никто из гостей и представить себе не мог, что пресвитер умрет так внезапно, прямо на пире…
      Посвященном моей победе!… Почему все должно было произойти именно тогда? Какая этим безумцам была разница: днем раньше, днем позже? К чему было портить празд-ник?! – его уязвленная гордость, раненное тщеславие были готовы кричать, однако разуму, пусть с трудом, но все-таки удалось ско-вать их в мертвых оковах, заставляя подчиниться. Разве не учили его, проповедника, искусству управления толпой, ее чувствами и по-мыслами? Разве не среди веселья и радости, в ощущении победы и освобождения человек более всего уязвим? Лишь в это миг можно внушить ему воистину великий страх – всеобъемлющий, неподдающийся понима-нию, страх, который до тех пор, пока его не задует тот, кто соз-дал, будет мучить, подчиняя себе всецело и безоглядно…
      Но ведь Сол – монах. Он не проходил всех премудростей убеждения в школе проповедников. Неужели ему удалось дойти до всего самому? Если это так, он гениален. И не только по-тому, что от самоучки обычно не ждут вершин мастерства.
      Творение профессионала – мертвое, окостеневшее создание, изъеденное зуб-режкой и старостью, лишенное горения… В нем нет страсти. Здесь же… Влад вынужден был признать – чувства были столь ярки и глу-боки, столь разнообразны в своем воздействии – от горя потери до-рогого, близкого человека и страха перед будущем, до ущемленной гордости и разочарования рухнувших надежд. Никто не смог уберечь-ся от его воздействия, даже признанный мастер…
      Улыбка, слегка тронувшая губы проповедника, на сей раз стала знаком возвращения спокойствия. Он понял, что за болезнь коснулась его, и это было не безумие. И все же…
      Тревога вновь напомнила о себе. От первого шага до полного выздоровления было далеко. Ему нужно было докопаться до причины. И он продолжал свои мысленные поиски: "Итак, пресвитер упал замерт-во… Никто не ждал ничего подобного… Все были поражены… Разве что Сол… Лишь его удивление казалось наигранным… Но неужели он не посвятил никого в свои планы? Или его сторонники просто не по-явились на празднике? Интересно, чем же они тогда занимались в это время?… – этого он не мог понять, и его беспокойство то вновь усилилось. – Странно… И почему Сол поспешил объявить, что смерть пресвитера была естественной, что просто пришло время богу призвать своего верного слугу? Я был уверен, что он собира-ется использовать это событие против меня в своей борьбе за власть… Или Стантин не знал всего, или, в последнее время, у Со-ла появилось такое оружие, которое делает все остальное бессмыс-ленным…" Влад опустился в массивное, обитое дорогим бархатом крес-ло, откинулся на мягкую спинку, заставляя тело расслабиться и от-дохнуть.
      Какое-то время он просто сидел, рассматривая из-под о-пущенных ресниц свою келью…
      Богато убранная, полная множества маленьких золотых безделушек, сделанных лучшими мастерами страны, она скорее походила на спальню богатого купца, чем на жилище свя-щенника. Но проповедник никогда не давал обета аскезы. У него иные задачи и иное оружие исполнения воли Бога. Он ведет за собой народ не подвигом чистоты и праведности, как то предписано монаху, и не отрешенностью от мира, даже безумием блаженного. Сло-во – его меч, умение говорить – ремесло. И ему нет никакой нужды отказываться от всего земного, идти на самопожертвование, принося все на свете в жерт-ву.
      А Влад всегда чувствовал Слово так, как другие видят свет дня или ощущают холод зимы. Еще будучи юношей, он играючи подни-мал деревни против колдунов, его речи подчиняли себе города. При необходимости, он мог заставить весь народ поверить в очевидный обман.
      И снова усмешка прервала его размышления: он понял, что оказался жертвой того же оружия, что долгие годы верой и правдой служило ему. И, все же, почему? Он должен был почувствовать… Что же помешало ему? То, что он ждал чего-то подобного и принял прои-зошедшее как должное, закрыв глаза на все остальное?
      И снова цепкие ледяные пальчики тревоги потянулись к его сердцу, заскребли коготками душу. Почему? Почему он сдался без борьбы в тот миг, когда, казалось, ничто не заставляло его усом-ниться в своей победе? Чего он испугался? Почему не был достаточ-но уверен в своих силах, решил, что Сол – слишком сильный для него противник? Чушь! Ничто не могло, не должно было остановить его в двух шагах от столь желанной цели!
      "Стантин… – проповедник поморщился, недовольный, что не в силах вспомнить всех мельчайших фрагментов их разговора. – Стантин умен… Ему известно очень многое…
      Заговоры – его стихия… Его слова… Это была речь не разума, а страха. Что более всего взвол-новало Стантина? Возможность того, что Сол прибегнет к помощи По-терянных душ, направив их гнев против своих врагов…" – Влад сжал губы, его глаза сощурились, будто он начал различать в окружавшей его полутьме что-то едва заметное, туманное. И снова он ощутил холод в груди – подтверждение тому, что на правильном пути.
      "Потерянные души… Что говорили о них колдуны, принявшие покаяние…? Их боятся больше смерти, ибо эти твари спо-собны не просто уничтожить тело, но и убить душу… Вряд ли в мире найдется существо, рискнувшее помянуть их всуе… Нет, они – не то оружие, которым пугают, не в силах вытащить меч из ножен. Слишком маловероятно, что поверят на слово, считая их всего лишь старыми как мир легендами. И только увидев собственными глазами… Что-то здесь не так… Чего-то не хва-тает… А кое-то явно лишнее… Но что? Почему должен был умереть пресвитер? Что это было на самом деле: убийство или… Почему секретарь конклава не стал никого обвинять в его смерти? Что бы ему дало обвинение? Вывело бы меня …или кого-то другого из игры… И поз-волило бы собраться с силами, потянуть время… Но ему это было не нужно! Либо он уже получил нечто, позволяющее не сомневаться в своей победе, либо это должно произойти вот-вот… Потерянные души…
      "
      Сколько он ни думал, больше ничего не приходило ему в голову…
      "Неужели Сол нашел способ подчинить их себе, сделать то, что казалось не по силам даже первосвященникам? – проповедник вскочил с кресла. От близости разгадки его обдало жаром, щеки за-пылали, голова закружилась. – Ну же, ну! – приказал он своему разу-му. – Сол должен был узнать что-то такое о Потерянных душах, что не знает более никто, или, зная, не предает значение… Что?" Влад вспомнил разговор с Гро-мом, как тот, словно безумец, рассказывал о встрече с давно умер-шим колдуном, предупреждавшим об опасности Потерянных душ. В па-мяти всплыл образ того, кого все считали безумцем…
      "Он постоянно что-то говорил о них. Но что? Что? Великий Бог, да кто же вслуши-вался в его бред! Если бы знать, что это понадобится…! Да и не мог Сола остановить страх перед неведомой опасностью, Сола, кото-рый не боится даже Бога… " Он сжал пальцы и сильно, намеренно при-чиняя боль, стукнул кулаком себе по бедру, словно это могло по-мочь мыслям собраться, помочь вспомнить… И тут Влад остановился, глаза его сверкнули решимостью:
      "Архив первосвященников! Вот где я найду ответ!" Влад решительно направился к двери. Он отмахнулся словно от надоедливых мух от телохранителей и слуг, неизменно находившихся поблизости от своего господина, ожидая его приказаний. Оставив их, не понимавших, что происходит, с недоумением глядеть вос-лед, он, с удивительной для своего возраста и сана быстротой пере-сек огромную залу приемов и уже вышел в галерею, ведшую к главным вратам, как вдруг замер, словно налетев на стену.
      В его сощурившихся глазах проснулось удивление, когда он увидел одиноко стоявшего возле покрытой гобеленами стены командующего.
      – Гром! – окликнул его предводитель проповедников, стараясь, чтобы голос звучал как можно решительнее, в то время как разум Влада лихорадочно пытался дать хоть какое-то объяснение присутс-твию воина там, где ему было в этот миг совсем не место.
      Мысли с удивительным постоянством кружились вокруг одного и того же: неужели Гром, на-ивный в делах церкви, неискушенный в охватившей ее борьбе за власть, показывавший всем своим видом ненависть к монахам, на самом деле играл все это время на сто-роне Сола и пришел во дворец, выполняя какой-то приказ секретаря конклава?
      "Уж не по мою ли душу он явился? И что он станет делать? Убьет меня сразу или…" – он плотно сжал губы, заставляя себя успокоит-ся. Потом, смеясь над своими страхами, которые, в сущности, были ничем в сравнении с леденящей душу угрозой, исходившей от Потерянных душ, спросил:
      – Что ты здесь делаешь?
      – Прости меня, великий магистр, – сорвавшись с места, воин быстро приблизился к нему, почтительно склонил голову. – Прос-то… – было видно, что он испытывал некоторую растерянность, даже смущение, как человек, который сознавал странность своих действий, но был не в силах поступать иначе. – Просто я подумал…
      Возможно, тебе понадобится моя помощь.
      Проповедник не смог сдержать усмешки, представив на миг себя поднимавшим армию против Сола, словно тот какой-то колдун.
      Против Сола и Потерянных душ… При воспоминании о последних усмешка сош-ла с его губ, лицо помрачнело, в глаза вернулась тревожная насто-роженность.
      – Господин? – воин нахмурился, словно и ему передалось охватив-шее Влада чувство опасности и ожидание беды.
      Поборов в себе желание побыстрее добраться до цели, не тратя драгоценного времени на разговоры с командующим, проповедник оки-нул воина быстрым цепким взглядом.
      "Да, его помощь понадобит-ся", – решила та часть его разума, которая более всего сохранила способность трезво рассуждать, не поддаваясь необъяснимым трево-гам.
      – Зачем тебе это, Гром? – глядя прямо в глаза воину, спросил он. – Какое тебе дело до борьбы церковников друг с другом? Ведь ты никогда не жаловал никого из нас, – голос проповедника звучал рез-ко, решительно, и, в то же время, в нем не было угрозы – лишь жела-ние понять, что движет тем, кто в миг страшной опасности решился предложить помощь.
      Командующий не отвел взгляд. Он смотрел на предводителя проповедников спокойно, как человек, принявший самое главное в своей жизни решение.
      – Я не скрываю своего отношения к церковникам, – и, все же, он никогда раньше не решился бы сказать такое священнослужителю прямо в глаза. – И будь дело только в вас, бог свидетель, я и не подумал бы о том, чтобы кому-то помогать, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Но то, что происходит, что вот-вот произойдет, касается всех. Я могу себе позволить жить или умереть с клеймом вероотступника, но не безучастного свидетеля конца мира.
      – О чем ты говоришь?
      – О чем? – воин криво усмехнулся. – Как будто ты не знаешь, – его больше не заботила необходимость соблюдать тысячу и одну услов-ность в разговоре с одним из правителей. – Над городом сгустились тучи. Жители в страхе забились в углы, попрятались, словно крысы, в норы, чувствуя близость урагана. И только безумцы бродят по пустынным черным улицам, вознося хвалу Концу света. Разве не это чувство гонит тебя из дворца, чьи стены готовы рухнуть?
      – Я не собираюсь прятаться! – глаза Влада сверкнули яростью. – Я сделаю все, чтобы остановить зло!
      – Конечно, – они все так же смотрели друг на друга, словно ник-то не желал первым отводить взгляд. – Я видел тебя тогда, возле кол-довской деревни. Ты очень смел, даром что священник. Поэтому я здесь. И поэтому спрашиваю: что я могу сделать?
      Проповедник на миг задумался. В отличие от Грома, он знал с кем, или, вернее, с чем им придется иметь дело, и не совсем предс-тавлял, что воины, пусть даже целая армия, смогут противопоста-вить Потерянным душам. Но ему впервые в жизни вот так открыто протягивали руку и он не мог просто отвернуться, уйти.
      – Гром, я попытаюсь не допустить, чтобы ЭТО произошло, – нако-нец, произнес он. – Но если мне не удастся… Никто из живых не в силах даже вообразить, что произойдет тогда, ибо нам придется иметь дело не с людьми, даже не с колдунами – с Потерянными душа-ми, – он сам был поражен тому спокойствию, которое охватило его. Голос не дрогнул, не ослаб, сорвавшись в хрип или ше-пот при упоминании тех, о ком было страшно даже думать.
      Последние слова заставили командующего побледнеть, но в его глазах светилась все та же решимость идти до конца.
      – Ты можешь вывести своих людей из казарм? Пусть отряды пат-рулируют город, – Влад не знал, зачем, просто он вдруг понял: "так надо". Он не смог бы объяснить проис-ходившего иначе как высшей волей, но воину не нужны были объясне-ния. Ему претило бездействие и он пришел к священнику не за советом – за приказом. – А я пойду во дворец пресвитера, – проповедник прек-ратил сражение с собственной душой, поняв, что проиграл его.
      Он заставил себя забыть, кем был все последние годы, превратившись просто в человека, которому предстояло встать на пути Конца. Не остановить его, не отсрочить… Просто подняться, выпрямившись, смело глядя вперед…
      Так было легче верить в то, что произойдет чудо, и спокойнее умирать.
      Командующий отсалютовал ему, приветствуя не как великого ма-гистра или главу ордена проповедников – как воин воина. А уже че-рез миг он быстро шагал прочь, спеша выполнить приказ.
      Проводив его взглядом, Влад продолжил свой путь с еще большей решимостью отыскать в архиве первосвященника то, что дало бы хоть небольшую надежду на спасение.
      Дворец пресвитера лежал в трауре. За минувшие часы слуги ус-пели заменить символы веселья знаками скорби. Все оконные витра-жи, все зеркала были укрыты непроницаемым серым полотном. Еще совсем недавно ломившиеся от яств праздничные столы теперь спали под холодом прощальных покровов. Даже полы, на которых лишь час назад горели бутоны не спешивших увянуть цветов, теперь покры-вал тонкий слой пепла, хрустевшего под ногами, словно песок на зубах.
      Почему же священники, начав обряд, не довели его до конца? Почему из внутренних покоев не доносились скорбные песни плакаль-щиков, почему не были слышны голоса чтецов, чьи молитвы указали бы душе умершего дорогу в божий мир? Почему в галереях и задах, где всегда было столь многолюдно, в эту странную ночь не было ни души, не горела ни одна свечи, хотя их должны были зажечь столько же, сколько звезд на небе?
      В неровном скользившем свете факелов дворец казался не просто покинутым – мертвым, словно жизнь оставила его стены, чтобы не вернуться в них уже никогда.
      В подземелье царила темнота. Владу пришлось идти вдоль стены, держась за нее, чтобы не упасть, когда нога случайно попадала в трещину или прямо из пустоты возникали ступени. И, все же, если бы ему не были знакомы здесь все повороты, все лестницы и туннели, он бы давно потерялся в погруженном в кромешный мрак лаби-ринте. Но чем дальше он шел, тем сильнее сомневался в правиль-ности того, что делал. Даже если он дойдет до заветной двери как сможет он в кромешном мраке найти нужную рукопись и прочесть ее? Нужно было вернуться назад за факелом. Но проповедник упрямо про-должал идти вперед, словно боялся, что, стоит ему повернуться, и неведомая сила поглотит подземелье.
      И тут, будя в сердце надежду, впереди забрезжил неровный красноватый отблеск пламени, словно переписчик или какой-то нера-дивый служка позабыл погасить свечу…
      Странно… Вряд ли можно представить что-то более страшное для рукописи, чем пожар. Что бы там ни было, за подобный проступок виновного ожидало слишком суровое наказание, чтобы не помнить об этом… И, все же, произош-ло именно то чудо, на которое надеялся проповедник, пробираясь во мраке по холодным, дышавшим сыростью, коридорам подземелья.
      Открыв тяжелую скрипучую дверь, он вошел в залу, в которой, не покидая ее ни на миг в течение всего минувшего тысячелетия, хранился архив первосвященников.
      Впрочем, это была не зала, ско-рее – выбитая в горе огромная пещера, заставленная высокими стеллажами, на которых покоились древние свитки.
      Свеча в тяжелом бронзовом подсвечнике стояла на столе. Ее пламя было ярким, ровным, стан прям, лишь чуть-чуть тронутый кап-лями воска. Все говорило о том, что зажгли ее совсем недавно. Но кто это сделал и зачем?
      Взяв свечу в руки, Влад огляделся, пытаясь хоть что-то уви-деть во тьме. Рядом мелькнула бледная тень, поспешно прячась в темноте.
      – Кто здесь? – крикнул священник, но лишь эхо ответило ему.
      "Наверно, показалось", – подумал он, двинувшись к стеллажам.
      До минувшего лета почти тысячелетие сюда не ступала нога че-ловека. Никто и представить себе не мог, что в недрах подзе-мелья скрывается такое сокровище, как никто не находил ответа, кому и зачем понадобилось замуровывать ведшую в эту пещеру дверь. Пытались ли далекие предки скрыть сокровище от недостойных глаз воров, которыми так изобилуют смутные времена, либо защищали свитки от времени, дабы они смогли дожить до того часа, когда в них возникнет нужда – неизвестно.
      Даже после того, как архив был случайно найден, мало кто ре-шался прийти в эту пещеру, словно прошлое, не желая расставаться с теми тайнами, которые она считала принадлежащими ему одному, охраняло эту залу лучше сундуков и замков.
      Почти все свитки толстым слоем покрывала пыль. То там, то тут с потолка, с верхних полок стеллажей свисали причудливые узоры паутины… Однако, в отличие от подземелья, здесь не было сле-дов сырости, не пахло плесенью. К сладковатому духу свечи не при-мешивалось никаких запахов. Кроме шороха шагов, повторяемых эхом, да хриплого дыхания пламени не было слышно ни одного звука, слов-но все живое было чуждо этому месту, являвшему собой осколок бес-конечности. Казалось, стеллажам не будет конца. Как же отыскать в этом море свитков нужную рукопись?
      Сколько времени на это потребует-ся?
      На миг проповедник остановился, охваченный сомненьями. А что, если этого манускрипта здесь нет? Может быть, Сол давно унес его, спрятал в одном из своих тайников, чтобы никто не смог прочесть слов, которые давали силу, соизмеримую разве что с властью Бога?
      – Нет, она здесь, – из самого сердца мрака донесся до него тихий шепот, заставив дрогнуть руку, державшую свечи. И тени расползлись по полу, словно змеи, сплетаясь в клубки.
      – Кто ты? Покажись! – пусть его тело не было лишено слабости и он не всегда мог это скрыть, но голос – голос в любой ситуации неизменно оставался твердым и уверенным.
      – Это я, добрый человек, – тень вышла из мрака. – Всего лишь я – наивный безумец, уверовавший, что сможет изменить судьбу. Но разве это возможно, когда боги уже вывели в Книге вечности знаки прош-лого, настоящего и грядущего? – невысокий совершенно седой мужчина в одеждах кающегося, с грубым шрамом через весь лоб, сделал шаг навстречу замершему на месте священнику, протягивая ему старый свиток.
      – Вот то, что ты ищешь.
      – Призрак! – проповедник побледнел. – Зачем ты явился мне, о чем хочешь предостеречь? Почему ты никак не упокоишься с миром, не перестанешь тревожить землю, которая уже давно стала тебе чужой?
      – Я не могу ступить на вечную дорогу, пока не выполню то, что было поручено богами. Мне не о чем предостерегать тебя, ибо это уже сделано другими. Возьми рукопись. Ведь ты пришел за ней.
      – Сначала ответь мне!
      – Добрый человек! – взмолился призрак. – Стоит ли сейчас тратить драгоценные минуты на расспросы несчастной тени?
      – Я должен понять! Почему? Почему именно ты, хранивший память о Потерянных душах, предал свой народ, совершив самое страшное зло? Почему ты являешься нам, лишенным дара? Ведь не мы, а твои сородичи испокон веков были наделены властью над Потерянными ду-шами? Зачем сперва ослаблять силу заклятий, а потом просить бес-сильных изменить неизбежное?
      – Ты спрашиваешь, почему? – голос тени преисполнился грус-ти. – Почему я предал?
      Но разве после принятия покаяния, это было предательством?… А если и так…
      Что ж… Я должен был сделать это. Я дал шанс избежать самой страшной участи тем, кто в ином случае уже стоял бы за чертой ненависти и пустоты… Порою смерть – не кара, а избавление… И я дал время тому, кто в тот миг был еще не готов исполнить предначертанное…
      – Ты говоришь загадками.
      – Ты сам все поймешь. Когда наступит время. Мне же ведома лишь часть. Если истина – свеча, то я вижу только ее отблеск во мраке. Все, что мне было нужно – разбудить в сердцах сомнения. И, видя тебя здесь, я с радостью понимаю, что мне это удалось. А теперь прочти рукопись, составленную Старшим из первосвященников в ночь нака-нуне казни нашего последнего короля, и, возможно, ты поймешь, что сейчас происходит в мире…
      Качнув головой, толи отвергая доводы странного собеседника, толи просто стараясь отогнать от себя навязчивое наваждение, Влад все же, словно в бреду, не осознавая до конца, что делает, взял свиток и, вернувшись к двери, поставил свечу на стол, сам сел на грубую каменную скамью и углубился в чтение драгоценного манускрипта…
      "На улицах праздник, – без предисловий, просто, даже как-то по-будничному небрежно, начинал свое повествование человек, о котором уже тысячу лет слагали легенды, чье имя было священно, за-писанное в тайных книгах рядом с именем самого бога. Рукопись скорее походила на страницы дневника молодого купца или только что принявшего сан священника, который писал лишь для себя, не думая, что все это будет храниться в веках, как святыня…
      Оторвав взгляд от вдруг заплясавших перед глазами знаков, проповедник мотнул головой, разгоняя странные мысли, непонятно по-чему пришедшие к нему. Губы торопливо зашептали молитву, и лишь когда спокойствие вновь заняло свое место в его сердце, он вернулся к рукописи… …"Сквозь открытое окно комна-ты дома, прежде служившего резиденцией наместника короля, что в самом центре столицы, видны алые полотнища флагов, мосто-вые покрыты цветами, со всех сторон несутся песни, возгласы: "Да святится наша победа!"… Бог ты мой, а ведь я, в глубине души, до сих пор боюсь, что все это – лишь сон, что победа просто привиде-лась мне. Как же трудно поверить в то, что кажется столь неверо-ятным: мы победили колдунов! Мы свободны! Владин и Сил…" Великий бог, он упоминал имена первосвященников будто те – простые смерт-ные!
      "…шлют гонцов с севера – у них тоже праздник. Колдуны, узнав, что их войско разбито, а король пленен, прекратили сопротивление и сдали последние города, хранившие верность их власти. Казалось бы, в мире нет ничего, что могло бы омрачить по-беду. Почему же мне так грустно? Почему на сердце тяжесть?
      Не надо было мне поддаваться соблазну и спускаться в подвал, говорить с колдовским королем… Нет же, не устоял! захотелось посмотреть, как будет унижаться, вымаливая жизнь, тот, кто при-вык повелевать, для кого приказать убить человека было столь же просто, как велеть приготовить на ужин ягненка…
      Если бы у меня было время все как следует обдумать… Но завтра его должны каз-нить.
      Я сам отдал приказ и не могу его отменить… Люди не пой-мут…
      В общем, я спустился в подвал… Раньше, до войны, там, вид-но, хранилось вино.
      В углу до сих пор остались бочки, правда, пустые… Но кисловатый запах, наверно, не исчезнет уже никогда, глубоко впитавшись в стены… Колдуна крепко сковали пудовыми се-ребряными цепями, рядом с ним неотступно сидел Род… " Еще одно священное имя!
      "Боже мой, – пробормотал проповедник. – Как можно столь буднично писать о столь великом?!" – но он продолжал читать:
      "…Он без умолку повторял заклинания и молитвы, чтобы пленник не мог при-бегнуть к своей силе… Хотя, мне достаточно было лишь взглянуть на колдуна, чтобы понять: он не собирается бежать.
      Я никогда прежде не видел короля и, наверно, нав-сегда запомню его именно таким…
      Кто бы мог подумать, что он так молод – выглядит не старше меня, а я ведь еще совсем недавно счи-тался мальчишкой. Мне всегда казалось, что нам противостоит умудренный длинным жизненным опытом старец, победа над которым для нас, молодых, была бы двойной честью… Сколько же ему было, когда десять лет назад он вступил на престол?.. Ладно, не важно. Я отвлекся… Молодой парень… Такой же, как мы…
      Разве что более смуглая кожа да черные прямые волосы… И еще глаза – я даже не сразу нашел, с чем их можно было бы сравнить… черные свечи, го-рящие в свете дня… А с каким хладнокровием и даже, как мне по-казалось, безразличием он воспринял столь ужасное падение! Я бы никогда…" -Нет, я не могу! – проповедник выпрямился, резким движением руки отодвинул в сторону свиток, который едва не упал со стола.
      – Конечно, все это совсем не похоже на послание для потом-ков, – в голосе призрака было сочувствие. – Но ты должен помнить: вашему первосвященнику, когда он писал эти строки, было немногим больше двадцати…
      – Ты ничего не понимаешь! – прервал его резкий возглас про-поведника. – У меня перед глазами рушится все мироздание!
      – Ты прав, мне действительно не дано это понять. Что может быть плохого в том, когда нечто мертвое и бестелесное, слепое и холодное, начинает оживать, обретая кровь и плоть…? И, потом, ты ведь сам хотел прочесть эту рукопись.
      Тяжело вздохнув, проповедник вновь притянул к себе сви-ток. Взгляд его упал на строку:
      "…А потом как-то незаметно мы заговорили о Потерянных душах… Оказывается, колдуны знали, что мы прибегли к помощи сил проклятий и ярости, чтобы сбросить власть тиранов. Признаюсь, меня всегда удивляло это странное, гневно-презрительное отношение на-деленных даром к Потерянным душам, в то время как простые люди их всегда просто боялись, не осознавая причин своего страха. И я спросил у короля, что же в этих призраках такого особенного? – "Они есть, и, в то же время, их нет, – прозвучало в ответ. Видя непони-мание, которое мне не удалось скрыть от чужих глаз, он продол-жал: – Они – тонкая оболочка огня, за которой клокочет самая страшная из бездн – пустота. Способные испытывать лишь ярость и ненависть, они хотят одного: чтобы мир вокруг них стал таким же, как внутри, чтобы пустота поглотила все, даруя им покой". Потом он, говоря, что Потерянные души никогда ничего не делают просто так, спросил, что они попросили взамен за свою помощь. "Свободу", – пожав плечами, ответил я, и тогда лицо его помрачнело, в глазах зажглась тоска, а губы скривились в усмешке: "Глупцы!" – словно камень бросил он горькое слово.
      И тут, оторвав взгляд от пленника, я увидел, какая злость, ничем не сдерживаемая ярость отразились на лице Рода, когда он услышал это. Оставаясь до этого мига лишь безучастным свидетелем нашего разговора, теперь он решил, что ему пришла пора вмешаться.
      Род подскочил к колдуну. Я и слова не успел сказать, как он рванул цепи, стремясь причинить боль телу короля, раз не в его силах было заставить страдать его душу. Цепи дрогнули, зазвенели, напряглись, словно змеи перед броском. Их холодные острые кольца стиснули пленника в своих мертвых объятиях. Должно быть, боль, которую тот испытал, была ужасной, ведь его заковали прямо поверх свежих ран. Но он не позволил врагу насладиться своим страдани-ем. Его лицо оставалось спокойным, даже усмешка не сбежала с по-белевших губ.
      Я выпроводил Рода прочь. Накричал и выставил за дверь. Тот ушел: на лице обида, а в глазах злость, словно я лишил его самого высшего наслаждения – мучить…
      Впрочем, что еще можно было ждать от сына палача?" -Сына палача? – пробормотал Влад. В его глазах отразился ужас.
      – Я не знаток вашей истории, – пожал плечами призрак, оставаясь спокойным и безучастным. – Наверно, это так, раз здесь написа-но.
      Проповедник не дал ему договорить:
      – Великий бог! – воскликнул он. – Теперь я понимаю, почему, когда архив был, наконец, обнаружен, пресвитер предписал пускать в не-го лишь избранных, запретив выносить рукописи из этой за-лы. Если святой Род, основатель монастыря Рады, до самой своей смерти занимавший пост секретаря Первого конклава, был… Если это так… – он резко повернулся к призраку. В его сощуренных глазах читались подозрение и угроза…
      Усмешка сорвалась с губ тени:
      – Колдуны не умеют лгать, добрый человек.
      – Но тебе-то, принявший покаяние, известна ложь!
      – Я никогда никому не лгал.
      – Даже когда заманивал своих сородичей в ловушку?
      – Даже тогда, – он тяжело вздохнул. Голова опустилась на грудь. – Я просто сказал им только часть правды, не всю… Не сомне-вайся, добрый человек, это подлинная рукопись. Подумай сам, как бы я смог сотворить подделку или затуманить твой разум, будучи призраком того, кто по доброй воли отказался от своей силы? Да и кто из колдунов смог бы написать так, когда для нас – каждое ру-кописное слово тайно и заклято и обычным разговорам не место на бумаге.
      – Ладно, – вздохнув, проповедник вернулся к свитку. В конце концов, ему ничего не оставалось, как поверить. …"Когда Род ушел, я склонился над пленником… Я понимал, что ничто теперь, когда молитвы более не сдерживали его, не помешает колдуну сбежать, прибегнув к помощи дара. Но король даже не пы-тался освободиться. Словно он уже приготовился к смерти и был даже рад ее приближению. "Почему?" – спросил я его, не ожидая, что он снизойдет до ответа. Но он ответил: "Когда было дано проро-чество, многие обезумели от ужаса: лишиться будущего своих де-тей, что может быть ужаснее? И я счел себя в праве выступить про-тив всего: времени, истины, богов, – лишь бы не допустить, чтобы все произошло так, как было предсказано…" – "Но ведь то, чего вы боялись, исполнилось…" -недоумевал я. – "Это так. В последний миг, когда до черты оставался лишь шаг, ко мне пришел старик, ко-торого послали сами боги. Он сказал, что, после того, как наша жестокость вынудила лишенных дара прибегнуть к помощи Потерянных душ, мы, в сущности, не только противостоим им, но и помогаем.
      Своими силами, сотканными яростью и гневом, мы питаем их. Еще немного, и мы, потеряв себя, станем ими… Что лучше, предводитель восставших, – спросил он меня, – миг смерти, за которым ждет беско-нечная звездная дорога, или вечное умирание в жажде конца и пус-тоты? Я слишком близко подошел к черте, чтобы не понять: признав поражение, мы сохраним куда больше, чем способна дать даже самая полная победа…" – "И поэтому ты готов умереть?" – "Моя смерть пресытит жаждущих крови, – таким был ответ. – И вы будете милосердны к остальным. Но прежде я хочу предостеречь тебя, так же, как пре-дупредили меня: не уподобляйся Потерянным душам, ибо легко стать одним из них, вернуться же назад невозможно.
      Не пытайся уничто-жить все, что существует. Сколь бы ни был несовершенен нынешний мир, он – все, что сейчас есть у земли. Нельзя рубить еще зеленое дерево, особенно если у тебя нет новых саженцев…" – "Ты хочешь, чтобы мы, после того, как победили, вернули вам власть?! – его сло-ва начинали меня злить.
      – Никогда!" – "Что ж… Тогда хотя бы сохрани колдовской народ. Позволь ему жить своей жизнью, не лишай его дара. Возможно, когда-нибудь он пригодится земле…" – "Но Потерянные души! Они говорят, что никто из нас не будет свободен, пока су-ществует ваше племя!" – "Вы уже свободны, разве не так?" – "А где га-рантии, что в будущем колдуны не отомстят нам за миг торжества, что они не захотят вернуть себе былую власть?" – "Они дадут вам слово. Наш закон запрещает нарушать обещание". – "Легко сказать! Но как мне убедить тех, кто потерял в этой войне близких?" – "Попытай-ся. Твои люди верят тебе… Или ты счи-таешь, что в мире есть дела, за которые нельзя простить?" – "Преда-тельство…" – я был уже не столь уверен, что действительно невоз-можно найти способ сохранить жизнь хотя бы их женщинам и де-тям… И колдун, поняв это, продолжал: "Наложи на них любые наказания, обязательства, запрет. Они пойдут на это, понесут из поколения в поколение, как сохранят память о преступле-нии и вашей милости…" Что мне было делать? Разве мог я отказать в последней прось-бе осужденному на смерть? Я согласился. Хотя и не знаю, как мне удастся исполнить обещание, и смогу ли я вообще…
      А ведь еще остаются Потерянные души… Одно упоминание о них теперь вызывает трепет в моем сердце. Я стал чувствовать, что от них исходит беда, что они – источник моей смерти. Если бы была иная возможность, я никогда бы не пошел на союз с ними… Но как быть теперь? Отказаться от данных обетов? В любом случае, я не смогу не нарушить одного из обещаний… Если бы было возможно… Особенно сейчас, когда мы победили… Но как порвать договор, даже если я не знаю, как и с кем он был заключен? Не помню, задал ли я этот вопрос, хотя и точно помню, что хотел получить ответ… Воз-можно, он просто прочел мои мысли. И произнес: "Для них нет вре-мени, вечность коротка, словно миг, а миг – длиннее вечнос-ти…
      Окруженные стеною заклятья, Потерянные души смотрят на мир глазами тех, кто однажды станет ими, кто мог бы стать, даже если ему в какой-то момент удастся удержаться. Таких людей много… Это не кара, но испытание. Я могу так говорить, ибо был одним из них… Кто-то не разберет, что к чему, и пройдет мимо своего дара. Другой – испугается и не посмеет коснуться горящей в душе све-чи, третьи – не задумываясь, пройдут весь путь и станут пусто-той… И только немногие смогут осознать все до конца и остано-виться за шаг до нее… Но только им дано будет победить Поте-рянные души, когда цепь заклятия будет нарушена… Я расскажу тебе всю правду о них, когда только это поможет сделать правильный вы-бор, устоять и не позволить Ничто поглотить мир"…
      – Вот оно! – прошептал проповедник. Глаза его горели бли-зостью открытия тайного, заповеданного…
      "…Он продолжал: "Лишь тот, кому это судьбою предназначе-но, может вызвать их… призвать себя – того, что бу-дет или мог бы быть… Достаточно лишь забыть обо всем, отрешиться от мира, прислушаться к пустоте, зарождающейся в груди… " – Владу показалось, что он слышит слова, звучавшие сквозь тысячелетие. Ис-кушение было слишком велико…
      И он попытался, попробовал сделать все так, как ему велели… Но не нашел осколка пустоты в своем сердце. Серая мгла не откликнулась на его зов.
      Удивленный, он взглянул на призрака.
      – Это не твое, – тихо промолвил тот.
      – Ты знал?
      – Конечно. Иначе было бы слишком опасно вести тебя сюда. В мироздании есть всего несколько людей, готовых отказаться от пол-ной, всеобъемлющей власти, от способности изменить мир, обратить все в Ничто.
      – Но зачем тогда я здесь? Ведь я не смогу противостоять им!
      – На все воля богов. Раз они что-то делают, значит, тому есть причина. Читай дальше.
      "И я услышал…почувствовал… я даже не знаю, как это описать… В общем, я ощутил нечто, чего не было, потому что прос-то не могло быть, но что было мной…
      И когда, сопоставив слова колдуна со своими мыслями, я понял, что это, и в страхе зашептал молитву… "Нет!" – подобный раскату грома голос пленника заставил меня умолкнуть. Постепенно мое сознание прояснилось. "Нельзя идти у них на поводу, – говорил колдун. – Нужно сопротивляться, заполнять пустоту жизнью…
      Нужно… Ты сам должен понять, что следует сде-лать, чтобы не дать Концу вырваться на волю"…
      Он говорил, что Потерянные души – существа, лишившиеся себя, своего времени, сво-его мира, попавшие в яму… Бездну, которая мгновенно их измени-ла… В бездну своей души, ставшей безликой… Когда их изгоняют из памяти, из сердца и разума, они прячутся, находя себе уголок в неведомой части сущности живого создания, чтобы остаться там нав-сегда и изредка выглядывать наружу, проверяя, не ослабла ли воля хозяина, не готов ли он подчиниться…
      А потом я ушел. Я не мог дольше оставаться с ним… С тем, кто когда-то казался мне чудовищем, а теперь стал ближе брата.
      На рассвете его казнят… Можно ли заполнить пустоту смертью, даже если умираешь за мир? Найду ли я когда-нибудь ответ на этот воп-рос, и если да, смогу ли я его принять…?
      Мне предстоит долгая работа: нужно будет чем-то заделать пробелы, образовавшиеся в полотне мироздания, надеясь, что, если удастся это сделать, мир поглотит призрака, скрытого в моей душе, и я буду свободен… Я знаю, мне придется нелегко. Сподвижники бу-дут спорить, убеждать меня не быть столь мягкосердечным.
      Но люди поймут. Они устали от войны, а к признавшему свое поражение, под-чинившемуся врагу не грешно испытывать жалость. Особенно к такому искреннему в своих чувствах и словах… Что же до Потерянных душ… Я рад, что не поспешил открыть другим то, что известно лишь мне. Теперь я могу хотя бы быть уверенным, что никто не сделает того, что никогда не решусь совершить я…
      Я смотрю на веселящуюся толпу внизу, на улицах города, на опьяненных, неизвестно чем больше – вином или победой, – людей и мне становится страшно от одной мысли, что любой из них, по умыс-лу или случайно, мог бы освободить силу, которая никогда не ста-нет им служить. Если бы они только знали то, что известно мне…
      Нет, я могу быть спокойным: только мне было дано спуститься в Храм Слова, построенный на заре всех времен, забытый колдунами и похороненный временем. Я был в нем, в тот самый миг, когда его своды, не выдержав тяжести песков, рухнули, погребая под собой все. Бог позволил мне выжить. И он дал мне миг, чтобы, когда верхний слой фресок спал, я узрел на стенах надпись… Это были те слова, то заклятие, что сковало Потерянные души. Заклятие, из-вестное посвященным.
      Заклятие, призванное подчинять своей влас-ти. Но стоит прочесть его наоборот, с последнего знака до первого, и сила Слова падет…" Проповедник на миг отвел уставшие глаза, провел рукой по ли-цу, словно снимая паутину времени…
      Потом он снова устремил взгляд на свиток. В самом конце лис-та, старческой дрожащей рукой была сделана приписка:
      "Великий бог был милостив ко мне, послав в час испытаний того, кто помог удержаться, не пасть в бездну, страшнее которой нет ничего. Более того, Вседержитель дал мне возможность убедить-ся в правильности выбора. Многие, очень многие из тех, кто может вызвать свою Потерянную душу, говорили и будут говорить, что они в силах подчинить себе всю силу пустоты, освободив ее из оков заклятия.
      Это не так, ибо единственный способ подчинить пустоту – это уничтожить ее.
      Даже свято веруя в высшую мудрость Господина нашего, я бо-юсь, что записи молодости, спешившей запечатлеть все открытия для будущих поколений, попадут в руки тех, кто не поймет всего, не устоит от соблазна и выберет ложный путь. Дабы не допустить этого, сегодня, властью, данной мне, я прикажу отнести все рукописи, составленные мною и моими давно умершими сподвижниками, в подземелье под новым дворцом конклава, в мертвую пещеру. Также я велю отнести туда все свитки старого времени, а потом запечатать архив, заложив подступ к нему камнями, дабы никто, случайно или по умыслу, не узнал тайну… И пусть время сделает со свитками то, что не по силу старику, видящему в этих рукописях последний отсвет своей юности – уничтожит их…" -Ну что, ты доволен? – спросил призрак, видя, что проповед-ник, закончив читать, бережно свернул свиток, но, не торопясь уходить, замер, погруженный в раздумье.
      – Чем? – тяжело вздохнул тот, но на этот раз в его голосе не было ни злости, ни негодования, только усталость. – Я пришел сюда, чтобы найти, а вместо этого все потерял. Все, во что верил с са-мого рождения. У меня в сердце не осталось места даже для не-нависти и если бы там ютилась пустота, сейчас бы она праздновала победу.
      – Старое дерево засохло. Не пришла ли пора посадить вместо него новое?
      – Наверно, – кивнул Влад. В этот миг ему казалось, что он готов согласиться с чем угодно. – Вот только где взять саженец и откуда ждать прихода садовника?… Да, призрак, сегодня я получил ответы на все свои вопросы, даже те, которые задавал когда-то давно, будучи маленьким мальчиком. Но я так и не понял главного: что мне делать? Оставить все, как есть, положившись на Бога?
      – Боги мудры, но разве престало им самим вершить деяния людей? Они избирают для этого живущих, вразумляя их через своих посланцев, одним из которых был я. И я исполнил то, что мне было пред-начертано, не задумываясь над тем, что произойдет потом… Теперь я свободен. Прощай, – и тень исчезла, растворившись без следа.
      – Постой! – проповедник вскочил. – А как же я? Как я узнаю, что Бог поручил исполнить мне?
      Лишь тишина была ему ответом, холодная, пустая тишина, заду-шившая в своих объятьях эхо и теперь надвигавшаяся на того, кто осмелился нарушить ее покой.
      Тяжелая черная мгла заволокла все вокруг, не решаясь прибли-зиться только к столу с полыхавшей на нем свечей.
      На миг страх коснулся его сердца своим острым когтем. Пропо-ведник хотел прочесть молитву, ища в ней успокоение и защи-ту, но не смог. Словно ему вдруг показалось, что все старые слова потеряли дар…
      В этот миг он совершенно ясно почувствовал, как властность и покой начинают покидать древние стены. Умерли поблек-шие краски, распались, готовые исчезнуть в пустоте, звуки и очер-тания.
      "Ну уж нет! – прошептал проповедник, чувствуя, как вместе с гневом к нему возвращается решимость. – Пусть будет что угодно, только не пустота!" – схватив свечу, он бросился к двери, рванул ее, открывая… А затем вдруг остановился, словно что-то прегра-дило ему путь на самом пороге, заставило обернуться… Мрак, пог-лотивший залу, более не казался пустым. Неясное серебристое сия-ние охватило его, маня назад, прося вернуться и завершить неза-конченное дело.
      "Сожги… Сожги… Сожги…" – кто-то упрямо шептал ему на ухо с отчаянной, уже не верящей в возвращение покоя, мольбой.
      Жалость… Он не смог бы назвать чувство, возникшее в его сердце, незнакомое и необъяснимое, никак иначе. Владу не во что было верить, нечего ждать. Разум молчал. Все, что ему оставалось, это довериться сердцу, душе…
      Он вернулся к столу, бережно взял в руки свиток. В какой-то миг ему показалось, что рукопись ожила, шевельнулась в его руках, потянулась к свече…
      – Уничтожить последнюю память о тысячелетней истории так просто, – произнес он, словно уверовав, что кто-нибудь: бездушные холодные рукописи или сам Бог, – услышит его. – Я знаю, сколь сладос-тен покой в день перемен, но что останется, если эти свитки исчез-нут? Пустота? И куда они уйдут? В ту же пустоту, неся ей все сок-рытые в них тайны…?" Ему показалось, что сияние, охватившее залу, шевельнулось, заструилось, словно раздумывая над словами странного гостя, пере-шагнувшего через страх перед безумием и решившегося заговорить, ища не просто ответа, а знамения…
      – Возможно, я ошибаюсь, может быть, не мне судить, – продолжал тот. – Если так, – на столе стоял еще один подсвечник с небольшим огарком свечи. Не понимая, что он делает и для чего, проповедник поднес к нему огонек пламени. Ему надо было во что-то верить, ему нужны были доказательства, что Вера…не вера в нечто конкрет-ное, а Вера вообще, – не умерла вместе со старым дворцом. – Я оставлю огонь, – он положил свиток возле самого подсвечника. – И да будет на все воля Бога", – а потом, резко повернувшись, он решительно заша-гал прочь, но не чтобы уйти совсем, а лишь затем, чтобы остано-виться в мрачном туннеле подземелья и ждать, что произойдет потом.
      Его душа несколько успокоилась, разум вновь вернул себе спо-собность здраво рассуждать. И проповедник, сквозь страх перед тем, что, возможно, он перешагнул через грань безумия, радуясь лишь тому, что в тот миг рядом с ним не было никого, кто бы стал сви-детелем его слабости, хотел уж было вернуться назад, погасить све-чу. В конце концов, что бы там ни происходило, он не имел никако-го права уничтожать архив первосвященника. Но ему не пришлось это-го делать: оглянувшись, он увидел позади кромешный мрак, испол-ненный покоя и понимания. Сердце дернулось в груди.
      "Вот оно, знаме-ние… – только и смогли пробормотать пересохшие губы. – Значит, не все еще потеряно…" Уверенность вернулась к Владу: раз Бог подал ему свой знак, значит, он на его стороне и поведет его пусть даже к смер-ти, но не в Ничто.
      Ему больше не нужно было искать Сола – он видел его, ощущал всей душой – там, где сгущались неведомые силы, где, за огненной рекой, клокотала пустота.
      Доверившись сердцу, словно указующему персту Бога, он побежал, задыхаясь от чрезмерных для его возраста усилий, туда, куда его влекла судьба.
      Секретарь стоял посреди главного зала – места совещаний конклава. Предводитель проповедников, даже если бы захотел, не смог бы счесть, сколько раз он бывал здесь. Сотни? Тысячи? Ему ка-залось, что он знает в этом зале все – каждую черточку настенной росписи, каждый камень покрывавшей пол мозаики.
      Но сейчас он не узнавал зал, настолько он изменился. Стены спускались к полу неровными склонами заплывшей свечи, под нога-ми, над головой… Все вокруг казалось покрытым воском, который был принесен сюда, собран-ный со всей земли…
      Влад огляделся, с каждым мигом все явственнее чувствуя себя загнанным в ловушку зверем. Возле стен стояли, будто каменные изваяния, члены конклава, союзники Сола среди высшего мона-шества и городской знати. Их тела были неподвижны, словно воск покрыл их, сковав навек. И лишь глаза все еще жили. В одних чи-тался восторг, горел пламень торжества, в других – ни с чем не сравнимый ужас слишком позднего прозрения и мольба о помощи.
      Проповедник вздрогнул, почувствовав, как шевельнулся, словно живой, пол под его ногами, будто за камнями клокотала, зарождаясь, какая-то неимоверная сила. Его тело напряглось, рука сжа-ла свечу, чувствуя, как бронза подсвечника впилась в ладонь, в кровь раня руку, не обращая внимания на обжигавший воск, стекав-ший прямо на пальцы, смешиваясь с кровью. И ему показалось, что нечто, представлявшееся ему озером под тонкой кромкой льда, успо-коилось, не коснувшись осмелившегося вступить в его владения че-ловека.
      Когда же волнение немного улеглось, проповедник устремил взгляд на Сола, еще до конца не понимая, что происходит, какой странный, неведомый обряд совершал секретарь конклава, но уже зная, что все происходившее связано именно с ним.
      Секретарь, одетый в белоснежные бесформенные ниспадающие до самого пола одежды, широко раскинув руки, будто собираясь обнять весь мир, стоял возле высокого помоста, на котором покоилось тело пресвитера…вернее то, что от него осталось – тень, что с каждым мигом становилась все тоньше и бледнее, теряя очертания.
      – Что ты делаешь? – воскликнул Влад. – Остановись! – он хотел по-дойти к секретарю, но не смог сделать и шага, когда пол прилип к его ногам.
      – Молчи! – гневно бросил монах. В его глазах зажглась ярость. – Ты мне мешаешь!
      – Мешаю?! – он готов был рассмеяться. – Мешаю сделать что? Покон-чить с миром?!
      – Нет! Основать новый мир, новую церковь, новую веру!
      – Веру в пустоту?! Неужели ты думаешь, что кто-нибудь прекло-нит колени перед Потерянными душами?!
      – Все дело лишь в словах, в названиях, в том, чему учат! Вера слепа… – сожаление на миг мелькнуло в глазах, отразилось на лице священника, когда он понял, что, прежде чем закончить заду-манное, ему придется что-то сделать с этим упрямым проповедником, попытаться его убедить, или… – Сколько лет мы бездумно верили, что Потерянные души – зло, ибо так было сказано первосвященником! Но ведь ты прочел его рукопись, я вижу по твоим глазам – ты зна-ешь правду: эти слова, эта убежденность исходила от нашего врага, а, значит, в них не истина, а ложь…
      – Но первосвященник принял эту веру! Он говорил, что Бог дал ему возможность убедиться в правильности выбора.
      – Какой бог? Чей? Он был так молод! Сложно ли колдуну убедить в чем-то человека, беззащитного в своей победе? Прислушайся к то-му, что внутри тебя! Неужели мы должны отвергать часть нашей души?
      – Твоей души, Сол, может быть, кого-то из них, – он резким взма-хом руки указал на застывшие фигуры. – Но не моей!
      Лицо монаха окаменело, глаза, словно две молнии, пронзили человека, решившегося пойти против его воли в миг, когда Солу уже казалось, что власть, полученная им, абсолютна и безгранична.
      – Как же ты тогда пришел сюда? Кто указал тебе дорогу, кто провел сквозь обереги…? – он сам прервал себя, не дожидаясь отве-та священника: – Не важно. Лучше скажи: зачем ты пришел? Хочешь остановить меня? Глупо: это уже никому не под силу.
      – Я должен понять, – Владу показалось, что все, что он может сейчас сделать, это выиграть время, несколько минут. – Расскажи мне, расскажи то, что мне не дано знать. Возможно, тогда я вста-ну на твою сторону.
      – Зачем ты мне нужен, жалкий червь у моих ног?
      – Сол, тебе пригодились бы проповедники. Люди верят нам, мы умеем убеждать. Это позволило бы твоей вере заменить прежнюю быст-ро и легко, без новых войн…
      Казалось, секретарь борется сам с собой, не зная, как лучше поступить.
      – Хорошо, – наконец, произнес он, хотя его голос все еще хранил в себе недовольство и угрозу. – Я решил создать другой мир, тот, что был бы послушен моей воле, что был бы лишен недостатков ны-нешнего. Я хочу, чтобы мое имя запомнили навечно, ибо я видел пус-тоту, ощутил ее в себе и не хочу, чтобы она поглотила меня после смерти. Пока меня будут помнить, пока будут произносить мое имя, пока будут живы мои дела, пустота не сможет завладеть мной!
      – Но Потерянные души, при чем здесь они?
      – Когда я выпущу их на свободу, они уничтожат тени прошлого и ничто не помешает мне создавать будущее.
      – Ты не сможешь подчинить их себе, Сол!
      – Смогу! – в его голосе зазвучало торжество. – Я – смогу, ибо я готов уничтожить пустоту! Или я стремлюсь к чему-то иному? Мы смо-жем, – он повернулся к телу пресвитера. – Ты ведь знаешь, что его смерть не была случайностью. Во что ты поверил: в безумие старика или заговор? Ты решил, что я способен убить лучшего друга?
      – Ради власти…
      – Какой власти? Которую я и так имел? Века никогда не инте-ресовали все эти мирские дела. Стихии, силы, знания о неведо-мом, – вот все, что занимало его. Он целыми днями просиживал в ар-хивах, ища древние рукописи, в то время как я управлял миром. А ты так увлекся борьбой за власть – игрой, придуманный им, чтобы никто не узнал правды, что ничего не заметил! А потом он нашел потерянный архив и понял, что с его помощью, сможет полу-чить то, чего всегда желал – Силу, настоящую, поистине могущест-венную силу, способную рушить миры и создавать их из ничего. Он не сразу рассказал мне о своем замысле, боясь, что я не поверю в столь невероятное. Лишь когда его план начал исполняться, когда колдуны прошли покаяние, отдавая волшебную силу, лишаясь ее навсег-да… Воистину, это гениальный план. Он способен дать всем так много: каждому – то, о чем он мечтает.
      – Я не понимаю тебя!
      – Ну конечно, – в его взгляде была брезгливость. – Но я объясню, и ты узнаешь, что такое настоящее величье! Он, он, – монах протянул руки к мерцавшему, то пропадая, то появляясь, телу. – Он сам лишил себя жизни, идя на страшный грех, чтобы никто, ни Бог, ни чело-век, – не смог помешать ему стать одним из Потерянных душ! Одним из них и всеми ими, ибо только разум живых отделен, но все мертвое – едино. Его знаний, его решимости будет достаточно, чтобы подчи-нить их волю себе и нашей цели. Мне же нужно только дать свободу Тому, что уже перестало быть пустотой!
      – Не будь столь наивным! Ему ничего не удастся, ибо он не сможет противостоять…
      – Кто ты, чтобы судить нас, спорить с нами?! Что ты знаешь о Потерянных душах?
      – Они – это сама пустота, пустота, которая всегда найдет спо-соб обмануть сущее, чтобы превратить в Ничто, – Влад и сам не знал, откуда шли эти знания, но сейчас он верил в каждое сказанное слово куда сильнее, чем во все речи минувшего.
      – Ты заблуждаешься! Ты говоришь пустые речи, а я слушаю го-лос своей души! – в его голосе нарастала ярость. – Нет, ты никогда не поймешь меня! Тебе этого просто не дано! Ты – маленький человек, который хотел получить власть над уже существующим миром. Тебе столь же противны мои чаяния и мечты, как мне – твои жалкие фантазии! Вот и теперь ты затеял весь этот разговор совсем не потому, что хочешь меня понять. Страх перед тем, что власть уплывает из твоих рук навсегда, заставляет тебя бороться со мной! Но ты знаешь, давно зна-ешь, что проиграл! Не тебе тягаться со мной! Все! Твоя вечность истекла. Уходи и готовься к смерти, ибо в моем мире тебе места нет.
      – Там никому не будет места, – донесся твердый голос.
      Обернувшись, Влад увидел замершую чуть в стороне, у самой двери, фигуру, укутанную в черный плащ.
      Гость казался осколком ночного мрака, столь же холодным и полным покоя.
      Прошло какое-то время, прежде чем он, приблизившись к свя-щенникам, откинул капюшон. Смуглолицый, с черными как смоль воло-сами, тонкими, точеными чертами и глазами, похожими на ночные озера, в глубине которых пылал неведомый пламень.
      "Как он похож на короля-колдуна! Во всяком случае, я предс-тавлял его себе именно таким… Может быть, это призрак…" – проповедник не знал, почему ему в голову пришла именно эта мысль. Воз-можно, все дело в том, что в последние часы он провел куда больше времени с тенями прошлого, чем с живыми людьми.
      – Колдун? – в первый миг секретарь застыл, пораженный, перестав понимать происходившее, не чувствуя, где граница реальности. Но, надо отдать ему должное, Сол быстро сумел взять себя в руки. – Зачем ты пришел? Торопишь свой конец? Или, может быть, решил присоединиться ко мне? Тебе есть что ненавидеть в этом мире, не так ли? Думаю, подобные тебе больше чем кто бы то ни было жаждут его уничтожения.
      Услышав это, Влад похолодел: если выжившие колдуны отдадут Потерянным душам свою силу, остановить их не сможет даже Бог!
      – Зачем нужна ненависть, когда нечего любить? – голос чужака был не просто ровен и тверд, он успокаивал, проникая в самое сердце собеседников…
      – Ты… – секретарь встрепенулся. – Ты не смеешь колдовать здесь! Тебе не позволено! – вырвавшаяся наружу ярость не знала границ и была готова смести все на своем пути. Но она разбилась о волну волшебства, словно яичная скорлупа о холодный гранит. – Зачем ты здесь, презренный сын черных богов? Куда ты спешишь, ведь тебе известно, что ты никогда не был так близок к своей смерти, как сейчас?
      – Мне безразлично мое будущее, ибо я знаю, что у вечного пути нет конца, – промолвил тот, пристально глядя Солу в глаза, в кото-рых, под тонким слоем воска билась, ища выход наружу, страшная сила Пустоты. – Я здесь ради будущего детей, ради тех, кто стоит на пороге, готовясь вступить в наш мир. На них нет вины за беды се-годняшнего дня, им безразлично, совершенен мир или нет. Им просто нужно где-то родиться, прожить жизнь, испытать то счастье и горе, что суждены, и умереть, отправляясь дальше по пути вечности.
      – Как смеешь ты говорить за всех!? – закричал Сол, брызжа слю-ной. – Ты, который не знает даже истины и Бога!
      – Есть только одна истина, – Владу показалось, что в глазах колдуна отразилось сочувствие. Почему? Не ненависть, не презрение… Неужели будущее, которое избрал для себя секретарь конклава, настолько ужасно, что рождает жалость даже в сердце заклятого врага?
      А колдун продолжал:
      – И истина эта заключается в том, что ни один разрушитель не сможет ничего создать.
      – Хватит! – взвыл Сол, зажав руками уши, словно каждое новое слово причиняло ему боль. – Мое терпение истекло и ваше время тоже!
      – Мы не позволим тебе! – голос проповедника дрожал от страшного напряжения. Он даже не заметил, как перешагнул через еще совсем недавно казавшееся незыблемым восприятие колдуна врагом. Для него вмиг все изменилось: чужак стал союзником в борьбе с самой страш-ной опасностью, которая когда-либо угрожала миру – Концом.
      Но тут зала вокруг затрепетала, поплыла перед глазами. Мерт-вое тело пресвитера исчезло, поглощенное пустотой.
      – Вот! – заполнил все вокруг полный безумной радости возглас Сола. – Он проснулся!
      Он пришел на мой зов! Теперь ничто не помеша-ет мне… – жуткий грохот заглушил его слова.
      Все закружилось в бешеном танце, а затем какая-то неимовер-ная сила подхватила чуждых ей людей и, исторгнув из своих преде-лов, выбросила далеко прочь.
      Проповедник очнулся, услышав собственный стон. С трудом раз-лепив глаза, он не сразу понял, что лежит на мостовой главной пло-щади Рады. Сквозь красную, как марево пожара, дымку он разглядел начавшие таять, словно стены ледяного дома, очертанья дворца пресвитера. Потом он увидел колдуна, а над ним, высоко в небе, в свете луны – скользившего тенью огромного дракона. Величественный повелитель воздушной стихии кружил над тем, что еще недавно было символом прежнего мира, а теперь стало знаком Конца, надеясь, что удары воздуха, рождаемые его крылами, спо-собны были задержать неизбежное превращение.
      – Он не сможет… – не спуская глаз с крылатого зверя, прошеп-тал Влад. Его не удивляло происходившее. Он уже смирился с тем, что мир так сильно изменился, что в нем не осталось ничего при-вычного и обыденного. И, все же, в его сердце в этот миг не было ни страха, ни сомнений – лишь какая-то холодная, отрешенная уве-ренность.
      – Успокойся, еще не все потеряно, – голос колдуна был мягок и печален, словно он говорил со старым усталым другом.
      – Ты… Ты пришел, чтобы остановить ИХ? – из сердца Влада не ушла надежда. Он все еще верил в чудо. – Но почему так поздно!
      – На все воля богов, – вздохнул тот. – На том пути, по которому я сейчас иду, мне не дано выбирать день и час битвы, только сле-довать предначертанному.
      – Почему?
      – После того, как мир начал изменяться и нару-шилось равновесие, на которое долгое время опиралось все сущее, ткань мироздания стала слишком тонкой и ранимой. Стоит допустить самую незначительную ошибку – и не будет никакого будущего.
      – Но ведь можно сделать хоть что-нибудь! – в его голосе бы-ла мольба. – Попытайся остановить Потерянных, пока они не вырвались на свободу!
      – Они уже свободны. И это произошло не сегодня, даже не вче-ра. Просто, до поры, они спали, не зная о том, что заклятие более не сдерживает их ярости… Я сделаю все, что смогу. Но, – он на миг поднял глаза, чтобы бросить взгляд вокруг, – этот город обречен. У его жителей будет немного времени на то, чтобы покинуть свои дома. Нужно торопиться.
      – Да… – вздохнул Влад. Он видел неизбежность этого, понимал, что колдун дарит им куда больше, чем был способен сделать кто-то другой – жизнь. И, все же… – Но что будет потом?
      – В будущем вам придется жить, довольствуясь тем, что оста-нется, – он едва успел договорить, как на площадь выбежал Гром. За-пыхавшийся, раскрасневшийся, он бросился к предводителю про-поведников, но замер, разглядев, поняв, кто стоит рядом с ним.
      – Колдун?! – сорвалось с его губ полное ненависти и негодования слово. Впившись взглядом в чужака, он стал медленно надвигаться на него. Глаза воина сощурились, ноздри затрепетали, словно у дикого зверя, все тело напряглось, готовясь к броску.
      – Нет, Гром! – стремясь остановить командующего, боясь, что его ярость лишит всех последней надежды, проповедник попытался под-няться, но не смог даже оторвать от камней площади окровавленной головы, пронзенный резкой болью.
      – Не беспокойся, великий магистр! – Гром был полон решимос-ти. – Я разберусь с этим ничтожеством, с причиной всех наших бед, с самым мерзким созданием на земле! – он схватил колдуна за руку…
      – Я сказал "нет!" Повинуйся мне! – голос проповедника стал столь тверд, что командующий подчинился, с неохотой выпустив свою добы-чу. – Ты не знаешь всего, – уже тише продолжал Влад. Не тебе судить!
      Колдун не стал ждать, пока лишенные дара договорятся между собой. Мысленной командой, он отдал дракону приказ опуститься вниз.
      Осторожно, не желая случайно ранить замерших в напря-женном молчании людям, крылатый зверь снизился, завис в возду-хе, не касаясь земли, словно сомневаясь, что та сможет выдержать всю его массу, лишь пригнув голову.
      – Мне пора, – прежде чем улететь, промолвил колдун, прис-тально глядя на проповедника. – Торопитесь.
      Провожая взглядом взмывшего в небеса дракона, воин замер, не в силах пошевелиться. Он хотел действовать, но, перестав пони-мать происходившее, не знал, что именно от него требуется. В конце концов, он был только командующим.
      От него зависела судьба армии, исход сражения, но не будущее всех жителей страны, о которых должны были позаботиться священнослужители.
      – Гром! – окликнул его, выводя из оцепенения, хриплый голос проповедника.
      Оглянувшись, воин увидел, что Влад, держась за голову, вновь пытается подняться.
      Командующий бросился к нему:
      – Я здесь, великий магистр! Обопрись о мое плечо. Я помо-гу…
      – Нет, нет, – словно в полузабытьи шептал тот, борясь с вол-нами боли, стараясь удержаться, не потерять сознание. – Забудь обо мне, беги, прикажи своим воинам уводить людей из города. Ну же, быстрее!
      – Да. Сейчас, – заторопился тот. – Мои гонцы и сигнальщики совсем рядом. Я только отдам приказ и вернусь к тебе!
      Проповедник откинулся на спину, отдыхая. Только теперь он понял, как неимоверно устал. Он даже не чувствовал прони-зывавшего, жгучего холода ночи – первой ночи не успевшей еще зая-вить о своих правах весны.
      Влад не заметил, как его окружили братья по ордену, кото-рых столь яростное сопротивление Потерянным душам их предводителя освободило от охватившего весь город дурманного сна оцепенения. Они переложили раненого на носилки, укутали меховыми пла-щами, стараясь побыстрее вернуть тепло в начавшее замерзать тело.
      Старшие проповедники, уловив повторяемый в бреду приказ уводить всех из города, послали братьев на помощь воинам, пола-гая, что там, где не справится сила, поможет слово. Служки стали спешно собирать самое необходимое.
      Тем временем телохранители перенести великого магистра на поле за городской стеной, где уже стали собираться наскоро одетые, не понимавшие происходившего горожане.
      На лицах у многих застыли, смешавшись, ужас и удивление. В их дома ворвались воины, ничего не объяснив, не дав толком собраться, потащили куда-то. Никто из них не хотел идти в холод и неизвестность ночи, из теплых уютных домов, где, казалось, сами стены были способны защитить от всех бед. Некоторые подумывали о том, чтобы, выбрав удачный момент, постараться незаметно усколь-знуть, вернуться назад… Лишь слова подоспевших проповедников убедили их не делать этого, а, доверившись мудрости священнослу-жителей, подчиниться воле правителей.
      Уже за городской стеной оглянувшись назад и увидев нечто необъяснимое, поднимавшееся над городом, они с ужасом нача-ли понимать если не причину опасности, то ее величину. Со страхом они поглядывали на проповедников, собравшихся вокруг носилок сво-его предводителя, но не смели задать вопрос, боясь, что ответ бу-дет ужаснее неведения.
      Пробившись сквозь толпу, к Владу подскочил командующий. Его щеки раскраснелись, глаза сверкали в полумраке как огоньки свечей, горячее дыхание паром срывалось с губ. Упав на коле-ни, он, запыхавшийся, кое-как переведя дыхание, поспешно заговорил:
      – Я все сделал! Мои воины вывели всех, кого нашли. Бог милостив… – и тут страшный раскат грома заставил его умолкнуть, оглянуться на город и застыть, не смея даже вздохнуть, не то что пошевелиться.
      В небе, еще мгновение назад спокойном и глубоком, словно рана колодца, возник огненный вихрь, смешавший за короткое мгно-вение все краски, поглотивший свет и мрак и создавший из их нитей холодное, мертвящее мерцание, которое высасывало из застонавшей, забившейся в ужасных муках земли остатки тепла…
      А затем все застыло. Мир, погруженный в тяжелый болезнен-ный сон, стал, теряя последние силы, сдаваясь на милость победи-телей, затихать, умирать навек… Еще миг – и пути назад не бу-дет…
      И тут черная тень прорезала серый сумрак, разбивая его оковы и даря свободу земле. На какое-то время небо прояснилось и посреди него показалась луна. В ее тусклом свете стали отчетливо видны очертания дракона, распростершего огромные крылья. Каза-лось, что он повис в центре мироздания. А на его голове, под защи-той причудливого костного нароста – величественной короны, – прак-тически незаметен, стоял колдун…
      И спала тьма, обнажая тысячеглазый лик жуткого бес-пощадного врага, лишенного всего, охва-ченного одной лишь слепой местью – желанием уничтожать… Ужасный, способный вселить страх в душу любого живого создания вопль неве-домого существа – не человека и не зверя, – разнесся над испуганно притихшей землей.
      Мгновение – и в мертвом ослепшем мраке разразилась гроза, безжалостно сталкивавшая огонь и холод. Капли дождя, мгновенно замерзая, превращались в ледяные стрелы, которые обезумевший ветер посылал во все стороны из своего тугого лука. Молнии, словно нити, пытавшиеся сшить воедино небо и землю, унич-тожая все, что было между ними, жили своей собственной, ни от чего не зависевшей жизнью, продлив краткий миг до вечности. Даже сам воз-дух, наполнившись осколками зеркала мира, нес в себе смерть.
      Но дракон, будто не замечая всего этого, подчиняясь лишь воле колдуна, даже не шевельнулся, защищая землю своими крыльями от смерти. Ореол, возникший вокруг него, впитывал в себя всю силу разрушения и, поворачивая, соединяя с ни с чем не сравнимой мощью созидания, нескончаемой волной обрушивал на пустоту Потерянных душ.
      А затем… Людям показалось, что неведомые силы порвали по-лотно мироздания, разрушив границу вселенной. И звездный ве-тер, подхватив тот извивавшийся, продолжая из-вергать проклятья сгусток тени, который остался от Потерянных душ, повлек его к самой глубокой из бездн вселенной, чтобы заточить там навечно.
      Улетая, хвост ветра коснулся тусклой лунной дымки, откры-вая посреди неба врата, уводившие в неизвестную даль. И, издав гулкий прощальный крик, похожий на последний вздох умирающего, дракон устремился к этим вратам, ища покоя и забвения для себя и своего спутника.
      Едва просторы небес сомкнулись, над миром вновь воцарилась тихая лунная ночь и земля, ослабевшая после тяжкой болезни, но выжившая наперекор всем стихиям, погрузилась в глубокий спо-койный сон.
 

 
      Зима в этом году выдалась суровой, вьюжной, как никогда. Но от нее никто и не ожидал летнего тепла. Другое дело весна… Уставшие от бесконечной снежной белизны, в которой не за что было зацепиться взгляду, от вьюг и снегопадов, не выпускавших из жилищ, которые стали такими тесными и надоевшими, люди надеялись на скорейшее возвращение тепла, пробуждение природы.
      Но время шло, а на дворе, казалось, становилось только все холоднее и холод-нее.
      Начало апреля оказалось морознее февраля. Даже старики-ста-рейшины не могли припомнить на своем веку такой весны, что гово-рить о молодых, которые каждый день вновь и вновь жаловались на холод и спрашивали, когда же, наконец, солнце оправится от долгой, тяжелой болезни и принесет на землю столь желанное тепло.
      Священ-ники, позабыв другие дела, с утра до позднего вечера и с вечера до утра читали молитвы богу, прося его устремить свой взор на грешную землю и снизойти милостью на ее жителей.
      Вот только были ли их молитвы услышаны? Да, трескучий мороз несколько ослабел, позволив людям, наконец, выбраться из жилищ и оглядеться вокруг, не понимая, что же случилось с миром, почему в мае, обычно таком светлом, нежно-салатовом, полном сил и жизни, реки продолжали крепко спать под толстыми льдами, почему не тают снега. Но время продолжало двигаться вперед, и хотя холода более не усиливались, но и теплее не становилось.
      Всматриваясь в покрытое ледяными узорами оконце, наполовину занесенное снегом и лишь в уголочке на самом верху сохранившее ясный кусочек, но только лишь затем, чтобы можно было увидеть нескончаемый танец белых снежинок, которые словно никак не могли закончить празднование по случаю победы зимы, радуясь часу своего господства, трактирщик вновь и вновь благодарил своих слу-чайных гостей-колдунов за то, что ему и его семье есть где пере-жить страшную, столь затянувшуюся зиму.
      Он понимал, что никто из его близких не выжил бы в эту стужу без надежного дома, способно-го защитить от ветра и мороза, без своего дома. Им вряд ли уда-лось бы найти другое пристанище, когда в тяжелые времена люди не спешат делиться теплом своих очагов с чужаками, боясь, что, может статься, огня не хватит им самим.
      Мужчина отвел взгляд от окна. В комнате царила умиротворяющая сонная тишина.
      Было уже за полночь. Убаюканный песней вет-ров, в детской спал маленький веселый непоседа, и уже, наверно, видел седьмой сон. Воспоминание о сыне заставило мужчину улыбнуть-ся. Вот кому все было ни по чем: мороз ли, снег – он во всем мог найти радость и развлечение. Казалось, в мире нет ничего, что могло бы надоесть ему, словно, после столь страшной болезни, ко-торая чуть не стоила ему жизни, он стал жить каждым мигом, нас-лаждаясь им в полной мере. Единственное, что ему не нравилось – это спать. Родителям приходилось напрягать все свои силы и уме-ния, чтобы вечером уложить его в постель.
      Уснула и жена: она не любила долго засиживаться снежными беззвездными вечерами, считая, что они – лучшее время для того, чтобы отоспаться за все бессонные летние ночи.
      Слуги разошлись по своим коморкам – последние месяцы у них было мало работы, да и вряд ли можно было ожидать, что в такое непонятное, зловещее время, несшее на себе отпечаток вечного хо-лода, кто-нибудь решится отправиться в дальнюю дорогу.
      Впрочем, надо признаться, что до сих пор отсутствие гостей скорее радовало трактирщика, чем огорчало: пусть он не имел возможности подзаработать, но, в то же время, он мог, не опасаясь случайного разоблачения, спокойно жить, заботясь лишь о дорогих и горячо любимых людях. К тому же, ему больше не казалось, что счастье в богатстве, а получение прибыли – смысл жизни.
      И, все же, последнее время страшные перемены, которые, каза-лось, навек заключили землю в снежные объятья, не позволяя вер-нуться теплу, все чаще и чаще заставляли его задуматься о том, что будет, если лето не придет никогда. Как тогда жить дальше?
      Пока же забота о хлебе насущном еще не заполнила все мысли трактирщика. И благодарить за это, как и за все остальное, он дол-жен был колдунов.
      Вскоре после их ухода, он нашел на столе восстановленного трактира большой кошель, полный золота. Видно, гости, не зная границ в своей доброте, решили позаботиться о будущем тех, кто помог им в пути.
      Трактирщик, хоть и считал, что это он в вечном долгу перед чужаками, принял их дар. Поразмыслив, он решил, что ему все равно не удастся вернуть колдунам их деньги, а раз так, лучше с делом воспользоваться ими, надеясь, что, когда-нибудь, он сможет расп-латиться с детьми вечных дорог.
      Будто предчувствуя холодную зиму, он поспешил запастись всем необходимым, поставил высокие, как никогда прежде, поленницы с дровами, забил амбар зерном, заполнил подпол соленьями, вяленым мясом и рыбой, сделал небольшую пристройку для купленной по слу-чаю живности – курочек, коровки и пары коз… В общем, он трудился непокладая рук, но зато теперь мог чувствовать себя спокойным, зная, что на всех этих запасах его семья сможет продержаться до самой осени, а если затянуть потуже пояса, то и до следующего года. Наверно, поэтому его мало взволновал холод весны, разве что удивил. В нем все еще была сильна вера в то, что вслед за весной придет лето, которое будет зеленым и солнечным, что бог просто проверяет их, испытывает волю… Не станет же Он в са-мом деле в слепой ярости, не объясняя причин, просто уничтожать все живое на земле, лишенной навеки тепла!
      И, все же, иногда, вот такими сумрачными, молчаливыми ве-черами, его охватывало беспокойство, в сердце прокрадывался страх. И тогда он с опаской посматривал на подернутые ледяной дымкой оконца, прислушивался к бесконечной, протяжной песне мете-ли. Порою ему даже приходили в голову безумные мысли: а что если бог рассердился не на весь мир, а только на это затерянное среди высоких снегов местечко со спавшим в пустынной белизне трактиром?
      "Нет, – отгонял он их от себя. – Нет, – упрямо повторял раз за разом. – Колдуны не стали бы спасать нас лишь затем, чтобы обречь на медленное умирание. Это не в их природе".
      Было и еще кое-то, возвращавшее умиротворение и уверенность в его сердце – следуя совету смуглолицего странника, трактирщик почти сразу же, не откладывая в долгий ящик, сменил имя. Вот уже полгода он звался Зорем.
      Зорь – хорошее имя, понятное и не несущее в себе зла. Трактирщик усмехнулся, в который раз вспоминая о том, как, впервые в жизни, поддался внутреннему голосу и, не на-деясь на то, что священники подберут ему нормальное имя, заплатил за право самому выбрать его себе. Это встало в два раза доро-же, но дело того стояло.
      У него было время убедиться в правоте колдунов: хотя, каза-лось, что изменилось?
      По имени его, как и раньше, никто из до-машних не звал: для слуг он был хозяином, для сына – папой, а же-на… Ее, казалось, забавляло придумывать ему всякий раз новые имена и прозвища, хотя при посторонних, строго следуя законам до-мостроя, она и называла его только господином. Но, видно, дело бы-ло в чем-то другом. Во всяком случае, несмотря на непогоду, трак-тирщик не припоминал более счастливых деньков. Все казалось таким новым, неизведанным…
      Надо признать, что, несмотря на все сомнения, то и дело по-сещавшие его, трактирщику было легко выдерживать сражения с ними, не поддаваясь панике. Ему приходилось успокаивать и уговаривать, что все будет хорошо, лишь собственное сердце. Жена ни разу ни словом, ни взглядом не обмолвилась о своем страхе перед перемена-ми, коснувшимися мир, толи скрывая глубоко в душе, понимая, что никто, кроме бога не сможет его развеять, толи, убедившись раз в милости Создателя, готова была ждать нового проявления великоду-шия вседержителя до бесконечности.
      Так или иначе ее уверенность в том, что с ними не случится ничего плохого, помогала ему больше, чем что бы то ни было иное.
      "Да, – вздохнул он. – На все воля божья. Кого пощадил огонь, не погубит лед".
      Допив кружку пива, он уже было встал, собираясь подняться в спальню, но замер, остановленный неясным звуком, донесшимся до его слуха откуда-то издали.
      Сначала ему показалось, что это ветер стучит в дверь, прося впустить. Но тут сердце защемило от какого-то странного, неясного предчувствия, души коснулся холод…
      На мгновение хозяин замешкался, ощутив почти суеверный страх – кого могла привести к его трактиру пурга, каких гостей? Уж не Потерянные ли души вновь пробрались в этот край по проложенной раз тропке? Нет, успокоил он себя, что им здесь делать? А если и так, что с того? Кто уже видел, что врага, сколь бы ужасным он ни казался, можно победить, никогда не подчинится слепому суеверному страху.
      Однако Зорь не спешил впускать гостей. Трактирщик еще раздумывал, стоит ли это вообще делать, когда ему в голову пришла мысль, которая заставила его отбросить все сомнения и торопливо зашагать к двери: а что если пришли колдуны? Кто еще может путе-шествовать в любую погоду, не нуждаясь в тепле, перенося его с собой словно шапку или полушубок?
      Дверь открылась не сразу, тяжело, не спеша, сдвигая успев-шего всего за несколько часов покрыть крыльцо зимнего одеяла.
      Сначала внутрь ворвался порыв ветра, принеся с собой хоро-вод серебряных снежинок, которые разлетелись по прихожей, пронес-лись по согретому огнем очага залу и исчезли, едва закончив свой полет. Затем в трактир вошли странники, последний из которых торопливо затворил дверь, боясь отдать вьюге хотя бы один вздох тепла.
      Не пытаясь скрыть любопытства, которое могло бы оскор-бить или обидеть пришельцев, трактирщик разглядывал гостей, замерших в полутьме прихожей, не решаясь без приглашения хозяина пройти в залу, поближе к огню. На мгновение в его глазах мелькну-ло разочарование – это были не колдуны. Никаких сомнений.
      Наделен-ных даром он бы легко узнал. Однако затем на смену первому чувс-тву пришло удивление: столь большая группа – целых пять человек, куда, интересно, ведет их дорога, да еще теперь, когда над землей властвует Зима?
      "Одеты как-то вразнобой, по виду и не поймешь, что за птицы. Во всяком случае, ни на торговцев, ни на бродяг не похо-жи. Может быть, они отправились в путь, надеясь, что рано или поздно должно стать теплее… Сколь же сильна их вера… И, все же, странно все это…" – Зорь замер, пытаясь разгадать вдруг свалившуюся на него загадку и никак не находя ответа.
      – Трактирщик, позволь нам подойти к огню. Мы уже не первый день в дороге, которая сейчас немилосердна к путникам, ставшим ей вдруг неугодными, – наконец, выдвинувшись чуть вперед, произнес один их гостей – сухощавый и остролицый старик, под чь-им выцветшим плащом виднелась одежда проповедника.
      Хозяин молчал, не двигаясь с места. Нет, в его сердце уже не было страха перед священнослужителями, просто он до сих пор не мог решить, как ему будет лучше поступить. Не стоит ли просто выпроводить гостей восвояси, раз они оказались совсем не теми, кого он ждал?
      Наверно, проповедник угадал мысли трактирщика. Его губы тронула вымученная усмешка:
      – Нам нужно лишь отогреться и отдохнуть. Потом мы уйдем. Не гони нас, раз уж впустил, подарив надежду.
      – Ладно, – хмуро бросил трактирщик, делая шаг в сторону.
      Странники, не дожидаясь других приглашений, устремились в залу, замерли у камина, протянув замерзшие покрасневшие руки к ог-ню.
      Тем временем к Зорю подошел разбуженный приходом чужаков Охрип.
      – Хозяин? – бросив быстрый взгляд на пришельцев, он посмот-рел на трактирщика, дожидаясь его приказов. В глазах слуги чита-лась легкая тень удивления – он тоже не ждал гостей, за долгие месяцы одиночества забыл, где судьба определила ему жить.
      Зорь молчал, не сводя с чужаков пристального взгляда сощуренных колючих глаз.
      А те, сбившись в кучу, молча стояли возле огня, наслаждаясь теплом. Никто из них не осмелился заговорить с хозяином трактира, попросить его о чем-то еще…
      – Вот что, – спустя какое-то время, наконец, молвил Зорь. "Они никак не смогли бы добраться сюда пешком. Их принесли кони. И бедные животные ни в чем не виноваты",
      – Отведи лошадей в стойла… пусть тоже согреются… и накорми.
      – Спасибо, – в глазах, голосе проповедника была искренняя признательность, которая удивляла, подкупала сильнее, чем все су-ществующие на свете слова благодарности.
      Трактирщику на своем веку довелось встретить не одного священника и уже давно, исходя из собственного опыта и рассказов случайных странников, не боявшихся раскрыть случайному встречному свою боль, он знал, что орден проповедников – самое мрачное братство. В жес-токости с его членами не мог сравниться ни один монах, в скупости – ни один храмовый служка, а во властности – ни один настоятель. "Стран-но", – он вновь и вновь мысленно повторял это слово, словно иных не осталось.
      Оторвав на миг взгляд от служителя бога, который, по-ви-димому, и возглавлял эту маленькую разношерстную компанию, он стал рассматривать других. "Этот – высокий, широкоплечий – несом-ненно воин, а если судить по прямой спине и высоко поднятой голо-ве – из командиров… Знакомое лицо… Может, уже останавливался у меня, – думал он. – Еще двое – по всему горожане, и к тому же не бед-ные – худощавыми их назвать никак нельзя, и это несмотря на то, что в дороге всегда голодно… жирка-то поубавилось", – в первый миг эта мысль доставила ему удовольствие – всегда приятно осозна-вать себя сытым, но потом… Потом ему стало как-то не по себе, словно он провинился в чем-то, поступил непорядочно.
      Зорь испытывал жалость к странникам. Кем бы они ни были, дорога сильно изменила их, потрепав и измучив. Он решил, что, бу-дучи трактирщиком, не может себе позволить выбирать постояльцев, а раз так…
      Хозяин оглянулся, собираясь позвать старуху-стряпуху, но та уже сама выбралась из своей коморки и тихо стояла в стороне, прислонившись к косяку двери, ожидая приказаний.
      – Приготовь похлебку, – все так же хмуро бросил он.
      – Да, спасибо, – горожане сразу встрепенулись, засуетились. – Мы понимаем, что сейчас продукты достать очень тяжело, если воз-можно вообще, все должно быть ужасно дорого, но мы готовы запла-тить… – они умолкли, не договорив фразы, под хмурым с тенью толи сочувствия, толи презрения – наверно, он не смог бы и сам разоб-раться в своих чувствах – взглядом Зоря.
      – Орхип, – бросил он вернувшемуся мужчине, успевшему лишь стряхнуть с волос снег и повесить на крюк у дверей тяжелый шерс-тяной плащ. – Спустись в подпол, принеси вина, – он снова повернулся к гостям. – Оно согреет вас получше огня и восстановит силы, – его голос стал мягче, в нем осталось только сочувствие…
      Что скры-вать, ему было жаль тех, кого судьба заставляла куда-то идти сквозь стужу и снег.
      – Спасибо, добрый человек, – проговорил последний из стран-ников. И Зорю показалось, что душа на миг забилась, затрепетала в груди, защемила, словно от предчувствия. Он быстро подошел к нему, пристально взглянул, ища хоть какой-то знак, но…
      На этом немолодом мужчине не было ни колдовской пентаграммы, ни талисмана. Да и держался он иначе, чем колдуны. Однако это обращение… ведь им пользовались только наделенные даром.
      Теряясь в догадках, но не решаясь расспрашивать странни-ка, пришедшего в компании со священником и воином, он только взглянул на него. И вопрос в его глазах был столь ярок, столь настойчив, что гость, хоть и с большой неохотой, промолвил:
      – Прости меня, трактирщик, конечно, я не должен был назы-вать тебя так, как свойственно колдунам, более не являясь одним из них, но старые привычки отпускают с такой неохотой.
      – Ты – Принявший покаяние, – нахмурившись, Зорь кивнул. Ему приходилось слышать разное об отказавшихся от дара: и то, что они – жалкие предатели, способные на все ради сохранения своей жизнь, и что они – очень несчастные лю-ди, презирающие себя за сделанное куда сильнее, чем на это спо-собны все остальные.
      Он не знал, как ему вести себя с одним из них. Некоторое время он стоял, раздумывая, однако затем, решив, что, в конце концов, посетители они и есть посетители, отб-росил все сомнения. Да и какая разница хозяину трактира, кем бы-ли постояльцы до прихода в его заведения и кем будут, уйдя из не-го?
      Когда Орхип принес кувшин, по залу уже разошелся чуть горьковатый запах стряпни.
      Налив себе по кружке вина и приняв из рук старухи миски с похлебкой и большие ломти испеченного накануне хлеба, гости усе-лись за массивный дубовый стол и, не в силах совладать с голосом голода, набросились на пищу. Казалось, она на какое-то время зас-лонила от них все в мире, подчинив себе душу и волю смертных.
      Хозяин сел чуть в сторонке и, застыв в полутьме, испод-лобья поглядывал на чужаков. Его глаза настороженно сверкали, губы плотно сжались.
      Живя в трактире, Зорь привык всегда быть в курсе того, что происходило вокруг. В конце концов, к нему забредало немало людей, которым нечем было заплатить за кусок хлеба, кроме как рассказом об увиденном.
      Однако минувшая зима, холодная и бесконечная, оторвала трактир от всего мира, отгородила его снежными равнинами и ледя-ными озерами. Трактирщику не доставало разговоров со странниками, неведение если не пугало, то, во всяком случае, угнетало его. Тем более в такое время, когда, казалось, каждый миг способен из-менить и переделать свет. Зорю очень не хотелось оказаться пра-вым, но порой ему приходила на ум мысль, что они встретили зиму в одном мире, а провожать ее будут совсем в другом.
      И, все же, хозяин не мог первым заговорить со странника-ми, которые представлялись не менее загадочными, чем неизвестная, ставшая вдруг такой незнакомой земля за толстыми стенами тракти-ра. Вновь и вновь переводя взгляд с одного гостя на другого, он пытался разгадать тайну того, что объединило их, повлекло за со-бой, но не мог найти ответа. Что бы ни прои-зошло в мире, проповедник и воин, горожане и бывший колдун не могли идти по одной дороге к одной цели. В мироздании просто не было такого пути, что стал бы для них единым.
      Утолив голод, странники откинулись на спинки стульев, отдыхая в блаженной тишине тепла и понемногу приходя в себя. Они не каза-лись молчаливыми, скрытными людьми, и все же, по какой-то совершен-но непонятной причине, в отличие от других, не упускав-ших возможности выговорится с совершенно незнакомым человеком, о котором, словно об исповеднике, можно будет забыть, переступив порог трактира, путники, которых привела нынешняя ночь, продолжа-ли молчать. Их глаза… Они были настолько похожи, что это насто-раживало и пугало пуще всяких слов. В них было слиш-ком много боли, горя потерь, страха.
      – Мне понятно твое удивление, трактирщик, – не отрывая взгляда от испещренного царапинами стола, промолвил, наконец, проповедник. – Ты вряд ли ожидал гостей в столь неподходящее для странствий время.
      – С середины зимы, когда сугробы встают в человеческий рост и прилетают из стран вечной стужи злые ледяные ветра, и до тех пор, пока не пройдет половодье, заливающее все низины, мало кто решается путешествовать в этих краях, сколь бы важными ни казались его дела, – вздохнув, кивнул Зорь. Он говорил осторожно, крадучись, словно кошка, боявшаяся спугнуть добычу. – Хотя, нынеш-няя зима затянулась. Возможно, вы устали ждать неизвестно чего.
      – И мы такие разные, – проповедник вовсе не хотел произвес-ти на хозяина заведения впечатление, напугать тем, что гостю из-вестны мысли трактирщика.
      Просто нужно же было о чем-то говорить, растягивая время и раздумывая над тем, стоит ли сказать главное.
      – Да уж, – Зорь хмыкнул. Может быть, ему нужно было быть осторожнее и не вести себя столь свободно в присутствии служителя бога, но сейчас он не видел в госте опасности, не предчувствовал беды. – Впрочем, – продолжал он, – меня куда больше удивляет другое. От вас не исходит угрозы. Все вы относитесь ко мне как к равному, не презирая с высоты своего положения. Вы могли бы приказывать, требовать, пытаться запугать меня. Ведь я всего лишь ничтожный трак-тирщик.
      Неужели мир столь сильно изменился? Если это так, нет ничего удивительного в том, что недавний колдун следует за свя-щенником так, словно это его Старший, проповедник заботится о Принявшем покаяние, будто о младшем брате по ордену, не говоря уж о том, что члены городского совета бросили все дела, тепло и сы-тость богатых домов, и словно какие-то нищие бродячие торговцы отправились в путь…
      – А ты наблюдателен, – хмыкнул проповедник, переглянувшись с сидевшим рядом воином. – Все так. Ты только не упомянул последнего из моих спутников.
      – Наверно, потому, – безразлично пожал плечами Зорь. – Что я узнал в нем командующего Грома, который останавливался здесь в конце минувшей осени, на пути в столицу.
      – Верно, – спокойно кивнул воин, будто не замечая фамильяр-ности, сквозившей в словах трактирщика. – Если бы не это, мы никогда не нашли трактир среди снегов.
      – Хвала небесам, – устало вздохнул проповедник. – Поверишь ли, хозяин, но он был для нас единственным шансом остаться в живых и вернул надежду на то, что, наперекор стихиям, мы выпол-ним ту миссию, которую возложил на нас Бог. Ты искренен и смел. Это не может не подкупать… Что ж, если ты знаешь одного из нас, возможно, остальным тоже не следует скрывать своих имен. Я – Влад.
      – Предводитель проповедников? – Зорь облизал вдруг пересох-шие губы. Такого он не ожидал. Но отступать было поздно. Остава-лось только удивляться своей смелости и надеяться на то, что раз столь высокопоставленный гость до сих пор не приказал своему не менее знаменитому спутнику зарубить строптивца и невежду на мес-те, то он не станет делать этого и потом.
      – Все в прошлом. Конклава больше нет. Хотя бы потому, что я – единственный, кто остался из него в живых… – он болез-ненно поморщился. – Сейчас многое в прошлом… Но неужели ты ничего не знаешь?
      – Нет. Последней новостью, которая дошла до меня, было из-вестие о покаянии части колдунов. С тех пор никто не захо-дил к нам, а вести, какими бы они ни были, не переносят на своих крыльях ветра.
      – В таком случае, тебе предстоит очень многое узнать. Воз-можно, тогда ты поймешь, что объединило нас… Но сперва пусть мои спутники тоже назовут свои имена.
      – Право же, святой отец, – пробормотал один из горожан. – Это совсем лишнее… – было видно, что ему совсем не хотелось, чтобы кто-то узнал его имя. – Хотя, – он безнадежно махнул рукой. – Что уж там… Меня зовут Доброделом, а моего спутника и дальнего родс-твенника Многоблагом. Он всегда был молчалив, а после того, что случилось – и подавно. Так что мне придется говорить за двоих. Мы действительно были членами городского совета несчастной Ра-ды… – на миг он умолк и трактирщик воспользовался этим, чтобы вставить:
      – Так вы едете из самой столицы! Долго же вы в пути.
      – Что поделаешь, – тяжело вздохнул магистрат. – В то время, которое спустилось на землю, не мы выбираем дороги, а они нас, – он снова умолк, опустил глаза, словно выискивая что-то на дне кружки.
      – Я никогда не был в Раде, – больше всего Зорю не хотелось, чтобы этот обещавший стать столь интересным разговор угас так и не добравшись до главного, а потому он вынужден был подталкивать его, осторожно раздувая и направляя. – И, все же, мне знакомы ваши имена. Вы ведь купцы? Лет двадцать назад мой отец вел со столицей кое-какие дела. Конечно, с тех пор много воды утекло, но, может быть, вы помните: его звали Благослав, он торговал солью.
      – Постой-ка, – глаза купца оживленно заблестели: – Так ты сын Соляного Куста? – он повернулся к своему приятелю, взгляд которого больше не казался потерянным: что бы ни происходило в мире, при-ятно вновь услышать имя старого компаньона. – Прости, трактир-щик, ты, видно, не знаешь. Мы прозвали Благослава Соляным кустом.
      У него всегда волосы торчали во все стороны, так что он выглядел взлохмаченным, но дела вел отлично. С ним у нас никогда не было никаких проблем: ни задержек в поставках, ни сомнений в ка-честве товара… Когда он умер, мы надеялись, что сын продолжит дело, послали младшего компаньона, но тот не нашел тебя. А позд-нее мы узнали, что все права перекупил какой-то монастырь… Так ты стал трактирщиком… Странно как-то все повернулось…
      – Это долгая и невеселая история. Настоятель монастыря до-говорился с некоторыми компаньонами отца и вместе им очень ловко удалось обвести меня вокруг пальца, убедить, что старик много за-должал… В сущности, меня оставили ни с чем.
      – Знакомая ситуация, – вступил в разговор Многоблаг. Его го-лос был низким, осипшим. – Со мной когда-то приключилось то же са-мое и, забыв о богатствах отца, мне пришлось начинать все с начала…
      – У тебя были связи старика, – пожал плечами Добродел.- И хватка в делах – мертвая… Да, трактирщик, к сожалению, подобное случается довольно часто. Не думаю, что тебя это утешает…
      – Еще как утешает, – возразил Зорь. – Мне ведь казалось, что я один такой неудачник.
      – Выходит, ты знаешь нас всех, – усмехнулся вони.
      – Почти всех, – качнул головой Зорь, устремив пристальный взгляд на Принявшего покаяние.
      – О да, – тот склонил на миг голову. – Мне никогда раньше не приходилось бывать в этих краях. Мое имя Луг.
      – Скажите, – трактирщик нахмурился, вдруг осознав, что чуть не пропустил нечто важное. Он повернулся к купцам. – А почему вы назвали Раду несчастной? В столицу пришла бе-да? И что заставило вас отправиться в дорогу?
      – Это долгая история, – вздохнув, проповедник отвел взгляд, словно во всем произошедшем была его вина.
      – И все же? – хозяин чувствовал, что вправе настаивать.
      – Ты когда-нибудь слышал о Потерянных душах? – вдруг спросил его Гром.
      Зорь не ожидал, что разговор пойдет… Всемилостивый бог, воспоминания о случившемся были столь ясными, ведь он сам лелеял, берег их – все, что было связано с приходом колдунов стало для него священным… Трактирщик не смог сдержать вдруг нахлынувших на него чувств, его лицо побледнело, став белее снега, глаза насто-роженно сощурились.
      – Так ты встречал их? – удивленно пробормотал воин. – Но как это возможно? Они не могли проникнуть так далеко, а битва…
      – Погоди, Гром, – остановил его Влад. – Может, ты расскажешь нам? – видя, что Зорь никак не решится заговорить, он продол-жал: – Пойми: сейчас очень важно все, что связано с ними.
      Трактирщик пристально взглянул прямо в глаза проповеднику.
      – Хорошо, – глухо сказал он, оглянулся на миг на слуг. Старуха с полным безразличием ко всему происходившему смотрела на огонь, в то время как Орхип весь собрался, как зверь перед броском, насторожился, готовясь в случае чего встать на защи-ту своего хозяина. Никто из них не пытался удержать трактирщика от поступка, казавшегося ему самому самоубийственно глупым.
      "Неужели мир так изменился, – думал он, – что в нем не осталось места для страха?
      Что я собираюсь сделать? Обречь своих близких на смерть? Ведь, несмотря ни на что, никто, никакие покаяния, не освободили вероотступника от кары небес и земли…" На миг он сжал кулаки, собираясь с силами и мыслями, пытаясь найти способ не навредить никому своим рассказом. – Но сперва я должен узнать причину, – его голос стал твердым, решительным. – Почему это важно? – он пристально взгля-нул прямо в глаза проповеднику.
      Зорь ждал, что будет дальше. В сущности, ему было не важ-но, что скажет служитель божий, значение имело лишь то, как он себя поведет.
      Влад не пришел в ярость от неви-данной наглости, не стал объявлять мирянина в предательстве веры. Он лишь внима-тельно посмотрел на хозяина трактира, и его глаза ясно говорили, что он понял если не все, то большую часть того, что удерживало Зоря от ответа. На миг губ проповедника коснулась грустная улыб-ка:
      – Как же невыносимо трудно что-то делать, когда, веря лишь в бога, люди разучились доверять друг другу, – вздохнув, промолвил он. – Хотя вряд ли стоило ожидать иного… Видишь ли, трактирщик, Рады больше не существует. Она уничтожена, стерта с лица земли. От города не осталось даже камня, вокруг которого можно было бы восстановить его заново. Нам несказанно повезло, что удалось спасти жителей… Их приняли окрестные монастыри…
      – Но как это произошло? – трактирщик не мог поверить, что в мире существует сила, способная разрушить целый город.
      – Прошлым летом монахи, разбирая кладку в подземелье под дворцом пресвитера обнаружили залу и в ней – архив первосвященников. Прочитав хранившиеся в нем рукописи, некоторые чле-ны конклава решили, что с их помощью они смогут освободить Поте-рянные души и подчинить своей воле их силу и гнев.
      – Подчинить! – не выдержав, пробурчала старуха. – Видели мы, как они подчиняются…!
      Странники повернулись к ней, ожидая, что та станет про-должать, но стряпуха, не произнеся больше ни слова, впилась взгля-дом в огонь, словно не желая более ничего видеть.
      И проповедник заговорил вновь:
      – Потом, после Покаяния, когда нам показалось, что мы покон-чили с этой вековечной войной…
      – Постой, – перебил его Зорь, который решил, что хуже того, о чем ему предстоит рассказать, ничего не может быть, и вконец осмелел. – Но разве все колдуны приняли покаяние?
      – Нет, конечно… Хвала богу, – последние слова проповедника совершенно озадачили и трактирщика, и внимательно следивших за разговором слуг. – Если бы ни один из оставшихся колдунов, пожерт-вовавший собой во имя спасения нашего мира, землю бы уже несколь-ко месяцев назад поглотила пустота.
      – Потерянные души – хозяева стихий, – пробормотал Зорь. – Огонь и хлад… Вот почему никак не заканчивается зима!
      – Они отняли силы у земли и солнца, лишили их тепла, – всту-пил в разговор Луг.
      – Но ведь должен же быть способ их остановить! Колдуны уже раз на-лагали на них заклятие, они могут сделать это снова.
      – Все, что возможно, уже сделано, – вздохнул Луг. – И невозмож-ное тоже… В первый день весны последний из наших Старших, самый молодой и могущественный, вступил в бой с Потерянными душами. Это было странное сражение: всего один человек против тысячеглазой бесформенной стихии, полной ярости и огня. Мы мало что видели, впрочем, даже не все увиденное человеческий разум оказался спосо-бен понять… Но колдун победил. Он подчинил своей воле Пустоту, заставил ее сгинуть в самой глубокой из бездн.
      – А сам?
      Влад качнул головой:
      – Там никто не смог бы выжить – воздух был просто заполнен огненными вихрями, ледяными стрелами и клинками молний…
      – Вы похоронили…
      – Нет, дракон унес его тело куда-то… Впрочем, чего еще можно было ожидать, ведь он был колдуном… – кривая усмешка тронула губы проповедника. – Наш враг спас нас от неминуемой смер-ти! И ты еще удивляешься тому, что мы изменились! Разве можно ос-таться прежним после такого!
      Какое-то время все молчали. Слышалось лишь, как в тишине потрескивали поленья в огне, который был единственном, оставшимся безучастным ко всему происходящему.
      – Мне понятны ваши чувства… – произнес, наконец, трактир-щик. Теперь ничто не мешало ему рассказать свою историю. – Я пережил нечто подобное. Поздней осенью сюда пришли колдуны – случайные гости в ночи, которых судьба вынудила искать пристани-ща. Один из них вернул жизнь моим близким, вылечив от ужасной болезни.
      Он сделал это, несмотря на то, что в моем доме был свя-щенник, пришедший, чтобы совершить последний обряд над умирающими. Священник, грозивший смертью всем, кто ослушается его, поняв, что бессилен против нашей воли, призвал По-терянных душ, дабы они покарали нас… Это было… Не знаю, что бы сталось с нами, если бы колдун не остановил их.
      – Да, – когда он закончил свой рассказ, прошептал Луг. – Тебе многое пришлось пережить. Но тем понятнее тебе должно быть, что испытывают сейчас другие.
      – И, все же, кое-что мне не ясно. Если Потерянные души по-беждены, если они заключены в бездне, почему не ослабевает власть их силы над землей, почему вслед за зимой не приходит весна?
      – У земли не осталось тепла, – промолвил проповедник. – Те-перь весна не вернется никогда.
      – Но это означает, что все мы умрем! – в ужасе пробормотал трактирщик. – Земля не будет кормить. Скоро закончатся припасы…
      – У многих они уже на исходе, – проговорил купец. – В городах свирепствует голод.
      По дороге нам встрети-лась ни одна покинутая деревня с замерзшими, покрытыми коркой ль-да и пухом изморози домами. Люди бегут в монастыри, надеясь най-ти помощь у бога. Они собираются вместе, пытаясь таким образом выжить. А ведь это только начало.
      – Неужели нет силы, способной нам помочь?
      – Колдуны, – оторвав взгляд от огня, прошептала стару-ха. – Помнишь, хозяин, они говорили, что носят с собой тепло? Воз-можно, они согласятся поделиться им с нами.
      – Мы надеемся лишь на это. Ничего иного нам просто не ос-тается, – вздохнул Добродел. – Вот почему мы отправились в дорогу, стремясь найти тех, кто сохранил силу, и упросить их вернуться в наши города.
      – И куда вы идете?
      – В Мертвые земли, – ответил Влад. – Принявшие покаяние гово-рят, что именно туда ушли последние колдуны.
      – В Мертвые земли? – повторил трактирщик. – Ко дворцу коро-ля-колдуна? – он поежился, невольно вспоминая все, что рассказы-вали о том крае. – Но ведь до них так далеко! Нужно подняться в го-ры, пройти по совершенно безлюдным местам…
      Нет, это невозможно! Даже в прежние времена никто не осилил бы этой дороги, а те-перь…
      – Больше ничего не остается, как верить в свои силы и надеется, что бог поможет нам, – вздохнул проповедник.
      – Потребуются годы, чтобы добраться до Мертвых зе-мель! Вы просто не успеете…
      – Но разве есть иной путь?
      – Возможно… – донесся неуверенный женский голос с лестни-цы. Обернувшись, трактирщик увидел жену, которая, одетая в толс-тый шерстяной халат да стоптанные домашние тапки, сидела на дере-вянных ступенях. По ее лицу было видно, что она внимательно сле-дила за разговором, не пропуская ни слова, но не решалась до поры ни подойти, ни вмешаться в разговор.
      – О чем ты, Лада? – удивился Зорь, не понимая, что та имела в виду.
      – Если ты позволишь, мой господин, – пришельцам могло пока-заться, что женщина просто очень скрупулезно выполняет правила Домостроя, но трактирщик знал – та была нерешительной и нуждалась в одобрении своих поступков. Он кивнул, подбадривая женщину, кото-рая продолжала: – Помнишь, тем утром, о которым ты рассказывал на-шим гостям, прежде чем уйти, колдунья подарила мне осколок вол-шебного камня, сказав, что если мне понадобится помощь, я могу позвать ее?
      – Но даже если она услышит…
      – Она придет, – прервал Грома Луг. В его глазах вспыхнула ра-дость. – Мы всегда прибегали к помощи талисмана, когда нужно было призвать друга!
      – Почему же ты не сказал нам об этом раньше?! – воскликнул проповедник.
      – Зачем? Ни у кого из принявших покаяние не осталось та-лисманов, они исчез вместе с нашим даром.
      – Но, возможно, мы бы нашли камни у тех, кто помогал кол-дунам. Мало ли таких.
      – Нет, Влад, – Луг качнул головой. – Подобный обычай… Ему следовали лишь в древние времена, когда лишенные дара не боялись принимать подарки от колдунов, видя в них благодать, а не метку смерти. После Падения, страшась навлечь беду на головы добрых лю-дей, колдуны перестали делать такие подарки. Не знаю, что заставило ту женщину поступить иначе. Она никогда бы не пошла на это, если бы с ней не было Старшего.
      – Почему ты так уверен… – к своему немалому удивлению проповедник понял, что почти ничего не знал об обычаях колдунов.
      – Они нуждались в крыше, так как женщина должна была ро-дить… – гости взглянули на хозяина, словно ожидая от него подт-верждения. Когда тот кивнул, Принявший покаяние продолжал: – Кол-дуньи всегда незадолго до дня рождения ребенка призывали Старше-го, чтобы тот провел малыша через первый в его жизни обряд – на-речение,
      – Лугу более не было смысла что-либо скрывать от своих со-беседников. Однако, все глубже и глубже погружаясь в раздумья, он вдруг нахмурился, помрачнел.
      – Что-то не так? – не понимая причины столь резкой перемены настроения своего спутника, спросил проповедник.
      – Возможно, наша надежда столь же призрачна, как падающая на лицо тень, – промолвил Луг. – Ведь мы не знаем, что стало с той женщиной. Она могла погибнуть, могла принять покаяние.
      – И, все же, – проповедник не хотел сдаваться. – Нам стоит попытаться. Возможно, это – наша последняя надежда.
      – Во всяком случае, хуже не будет, – пожал плечами принявший покаяние. За-тем он взглянул на жену трактирщика. – Позови ее, добрая женщина!
      Лада повернулась к мужу, спрашивая его разрешения: что бы там ни было, он – хозяин ее дома.
      Трактирщик нахмурился, в его глазах вновь ожила насторо-женность. "А что если все это лишь ловушка? – мелькнула у него в го-лове мысль. Он прислушался в своему сердцу, своей душе… – Нет, какой бы ни была цель, так лгать не смог бы никто, боясь накли-кать страшную беду на всю землю".
      – Ты все еще сомневаешься в нашей искренности? – в голосе проповедника звучала боль. – Прости, но мы ничем не можем до-казать тебе, что говорим правду, всю правду, что известна нам.
      – После случившегося, мне очень не хочется подвергать ее жизнь опасности, – промолвил Зорь. – Но, видно, придется довериться вам… Зови ее, Ладушка.
      Женщина достала скрывавшийся на груди, под одеждой тонкий кожаный ремешок с маленьким мешочком, в котором и покоился не-большой черный камень. Уняв вдруг накатившуюся дрожь, она, следуя тому, что велела колдунья, взяла талисман в ладони, на миг под-несла к губам, будто согревая своим дыханием, а затем, плотно за-жав в кулаке, замерла, стараясь думать только о страннице, вспо-миная ее и зовя…
      И вот, в полутьме залы появилась женщина, одетая в лег-кий голубой сарафан и высокие плетеные босоножки.
      В первый миг, словно не видя более никого, она шагнула навстречу с трудом сдерживавшей себя, чтобы не броситься к гостье, Ладе. На ее лице появилась улыбка:
      – Я так рада, что у вас все в порядке, – мягким, мелодичным голосом произнесла гостья. – За минувшие месяцы я столько раз вспомина-ла о тебе, беспокоилась, думала… Знаешь, – продолжала она. – Я очень удивилась, когда ты меня позвала.
      Такое случилось впервые за це-лое тысячелетие! Хотя, конечно, я знаю, что прежде люди часто связывались с нами, зовя в гости своих сородичей по очагу – кол-дунов…
      Что-то холодно у вас тут, – она поежилась, поправляя пла-ток. – Пойдем к огню, нам о многом надо поговорить… Если, конечно, твой муж не будет против… – и тут она заметила собравшихся в за-ле.
      Увидев проповедника, да еще рядом с воином, Дубрава на миг поджала губы, словно сдерживая вздох. Она уже хотела, не иску-шая судьбу, поскорее вернуться назад, но страх за жизнь призвав-шей ее удержал женщину.
      Она быстро скользнула взглядом по купцам, на миг задержа-лась на Принявшем покаяние, чуть склонив голову толи в осуждении, толи в сочувствии, потом с немым вопросом взглянула на трактирщи-ка, в глазах которого была настороженность, скрытая за ней надеж-да, но не страх, не ужас приближавшейся расплаты. Нет, его глаза смотрели на гостью с радостью, без тени сожаления и вины.
      Осторожно улыбнувшись хозяину трактира, она подметила, что слуги также оставались спокойны, не сжимаясь от страха перед священником, в ожидании неминуемого конца. Совладав со своими чувствами, убеждая себя, что она всегда успеет, воспользовавшись своим даром, вернуться назад, колдунья вошла в залу.
      – Здравствуйте, добрые люди, – промолвила она. – Простите, ес-ли я ненароком нарушила ваш покой.
      – Мы очень рады тому, что ты пришла, – ответил ей проповед-ник.
      – Правда? – ее брови удивленно приподнялись.
      – Нам нужна твоя помощь.
      – И чем же я могу помочь?
      – Выслушай нас.
      На этот раз проповедник говорил куда дольше, повторяясь, словно боясь что-то упустить, осторожно подбирая слова, не желая ненароком ранить женщину. Но с каждым новым словом ужас, отражавшийся в ее глазах, становился все сильнее и сильнее, щеки б-леднели, губы сжимались. Она не хотела показывать свои пере-живания чужакам и, все же, остаться безучастной было выше ее сил.
      – Я…-нет, колдунья не могла им поверить на слово. Она должна была проверить. И Дубрава знала, как. – Мне надо отлучиться на некоторое время, – наконец, промолвила она, поворачиваясь.
      – Но ты вернешься? – в глазах странников была такая мольба, что женщина, несмотря на все то зло, что она испытала от мира лю-дей, все беды и страхи последнего года, вынуждена бы-ла кивнуть, понимая, сколь большую ответственность берет на себя этим согласием, ведь ее будут ждать.
      Дубрава возвратилась в колдовскую деревню. Поборов иску-шение сразу же броситься в замок, расспросить обо всем духа, она, поразмыслив немного, решила, что сначала нужно собрать всех и рассказать о том, что узнала.
      Колдуны не привыкли спрашивать, зачем их зовут, зная, что никто не потревожит другого, если на то не будет важной причины.
      Уже спустя несколько минут в самой просторной из зал замка собрались все взрослые жители колдовской деревни.
      – Мне нужно рассказать вам о том, что произошло со мной сегодня, – начала Дубрава.
      – Вы, наверное, знаете, что осенью у меня родилась дочь. Соблюдая древний обычай, с согласия Старше-го, я подарила свой талисман женщине, хозяйке того места, где Светлана пришла в этот мир. И сегодня та позвала меня.
      – Впервые за тысячелетие… – пораженные, все переглядыва-лись.
      – Я не могла не откликнуться на ее зов, – продолжала кол-дунья. – И пришла. Там, в трактире меня ждали другие люди… среди них были служитель божий и Принявший покаяние… – взволнованный гул голосов прокатился по зале, заставив ее на некоторое время прервать рассказ.
      – Ты рисковала, – прошептал стоявший рядом с ней Влас. – Разве так можно?
      – Я могла вернуться в любой миг.
      – А что если бы они решили убить тебя?!
      – Тень? Ведь там, в трактире на другом конце земли, был лишь мой образ и дух, в то время как сама я оставалась здесь, не способная без помощи Храма перенестись за миг на долгие дни дороги… И вообще, никто из них и не пытался удержать меня, – услышав ее последние слова, все колдуны, удивленные еще больше, умолкли. – Я не знаю всего, во многое мне просто не хочется верить, но главное я вижу совершенно отчет-ливо: мир за гранью наших владений изменился.
      – Мы не можем доверять словам лишенных дара и, тем более, принявших покаяние, – нахмурившись, сказал Тихомир.
      – Конечно, – колдунье не было нужды спорить с тем, с чем она и так была согласна.
      – Но у меня нет причины не доверять своим гла-зам.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Сейчас конец мая. Там, – она махнула рукой в сторону, где, далеко за горами, лежали земли людей. – Там должна царить вес-на, одевая мир в многоцветные наряды, зажигая свечи цветов. Но это не так. Над миром продолжает властвовать зима. Я видела снег за окном, слышала протяжную песню метели. Холод сковал все вокруг и не собирается выпускать землю и небо из своих объятий.
      – А люди? – посыпались вопросы со всех сторон. – Что они гово-рят, как объясняют причину произошедшего?
      – Они верят, что все дело в Потерянных душах, которым, по умыслу ли, по глупости ль лишенных дара, – не важно, удалось вырваться на свободу.
      Головы всех опустились. Среди колдунов не было ни одного, кто б не знал истиной силы Потерянных душ и не испытывал перед ними страха.
      – Но если они на свободе, – пробормотал кто-то. – То должны были бы уже уничтожить всю землю, от горизонта до горизонта, прев-ратив небо в пустую бездну, ведь они всегда стремились только к этому… Возможно, наш край защищен от них древними силами и зак-лятиями, но остальной мир…
      – Люди говорят, – колдунья на миг замолчала, собираясь с си-лой. – Они рассказали, что видели, как колдун, прилетевший на драконе, бросил вызов Потерянным душам и победил их в смертельном бою… Но сам погиб…
      В зале воцарилась немая тишина, пока, наконец, ее не нарушил полный боли голос:
      – Я не верю! Ведь это слова лишенных дара! Мало ли они врали нам!
      – Черногор говорил мне, что собирается сразиться с Поте-рянными душами, – опустив голову, чуть слышно проговорила Дубрава. Она ждала осуждения, ведь женщина не имела права столько времени скрывать правду от других.
      – Я тоже знал, – словно пытаясь защитить ее, столь ранимую, от упреков, сказал Влас.
      – Да что уж там, – вздохнул кто-то. – Мы все ожидали чего-то подобного, когда он ушел… Но почему мы должны верить, что он по-гиб? Никто не видел его мертвым!…
      Мы бы почувствовали, если… Мы не могли не почувствовать!…
      – Я тоже не верю в это, – продолжала Дубрава. Самое трудное было позади и теперь она уже не чувствовала той страшной тяжести, что лежала на ее сердце еще минуту назад. – И поэтому собрала вас здесь. Я считаю, мы должны призвать духа замка, спросить его о том, что случилось и попросить совета, что нам делать дальше, ведь, если все действительно так, лишенные дара нуждаются в на-шей помощи. Они не смогут выжить во власти холода без волшебного тепла. Черногор хотел, чтобы мы позаботились о них. Если он рис-ковал своей жизнью ради того, чтобы защитить их, если он погиб, спасая их, мы не можем остаться в стороне, нам нужно завер-шить его дело!
      – Нам не так уж многое дано, – колдуны лишь качали головой, с сомнением глядя на Дубраву. Но никто из них не повернулся, наме-реваясь уйти. Все понимали, что, если дело действительно обстоит так, они обязаны будут покинуть свое убежище, как бы им ни хоте-лось остаться, и вернуться в края людей… Но сначала нужно было получить ответ не на один вопрос…
      На этот раз дух замка не торопился отзываться. Он словно скрывался в самом дальнем углу своего убежища и выбрался из него лишь почувствовав, что терпение хозяев подходит к концу… Однако даже тогда он не спешил отвечать, мрачно бурча что-то совершенно непо-нятное:
      Ночи стали беззвездны и так холодны,
      Что грозятся замерзнуть все мечтанья и сны, Стужа белого плена, тени снежных разлук Возродились из тлена заклинанием вьюг, Что еще за горами, за лесами, вдали Усыпляли стихами девы мертвой земли, Вот уж ночи ресницы белит пламень и жжет Старой книги страницы, превратив слово в лед.
      – Дух…
      "Я знаю… Я знал, что все это должно было случиться, но почему, великие боги, почему все произошло так быстро!…" – в его голосе сквозила страшная, непереносимая боль.
      – Значит, это правда?
      "И то, что было, и то, что будет".
      – Расскажи! Мы должны знать! Если нам не суждено вернуться в минувший день, чтобы изменить его, нужно сохранить хотя бы па-мять о нем.
      "Лишенные дара поведали вам всю правду, – хмуро пробормотал тот. – Мне нет нужды повторять, тем более что я не могу найти слов, которые способны выразить всю глубину моей боли!" -Неужели это конец? – еле слышно пошептала Дубрава. В ее глазах стояли слезы.
      "Что есть конец, а что лишь начало, – вздохнул дух зам-ка. – То решать не нам".
      – Но Старший… – боль требовала выхода, она готова была кричать, вырвавшись из под власти с трудом сдерживавших ее людей.
      "Боги ничего не делают просто так, – неизвестно, знал ли он это или просто убеждал себя и других, не в силах расстаться с последней надеждой. – Если бы он погиб, они не стали бы открывать врата в иные края. К чему? Нет, они, зная, что здесь ему нет мес-та, решили подарить ему новую жизнь в новом мире".
      В глазах колдунов вспыхнули огоньки надежды, хрупкие, словно искорки слез…
      А что такое надежда? Призрак, тень на лике земли, вздох ут-реннего ветра… Но порою в ее власти все.
      Колдуны переглянулись, начали полушепотом переговарива-ться друг с другом.
      – Мы должны помочь, – наконец, закивали они. Их глаза в еди-ном порыве взглянули на Дубраву. Теперь в них горела твердая реши-мость. – Он хотел, чтобы мы поступили так. Что мы должны делать?
      Колдунья растерялась. Она совсем не думала, что ей, будто она – Старший, придется принимать решения, искать выход. Женщина просто хотела рассказать, посоветоваться…
      – Я… я не знаю, – она вынуждена была безнадежно развести руками.
      – Сначала нам нужно понять, что происходит, – видя ее расте-рянность, вперед вышел Ясень. – Почему на землю не возвращается тепло, ведь Потерянные души были побеждены. Может быть, нужно просто подождать?
      – Если это только на время, нам будет не сложно помочь лю-дям как-то пережить месяцы, которые потребуются земле на то, что-бы выздороветь…
      Дубрава почувствовала, что и она хватается за эту мысль словно за спасительную соломинку – пройдет месяц, ну пусть даже целый год, и можно будет вернуться к прежней жизни…
      – Мы могли бы привести их сюда… – предложил кто-то. Конечно, было бы так хорошо – никуда не уходить. А к обществу людей, в конце концов, можно снова привыкнуть…
      К тому же, тут колдуны бу-дут на своей земле, согреваемые теплом родных стен…
      – Боюсь, это не выход, – мрачно возразил Влас. – Многие из людей предпочтут ждать смерти, надеясь, что произойдет чудо, нежели идти в Мертвые земли, проклятые их богом. Да и дело не только в этом. Даже если они послушают нас, доверятся нам, дорога будет очень долгой и тяжелой и, что бы мы ни предпринимали, мало кто выдержит ее… Не забывайте: мы не в силах построит Храм, сок-ращая путь.
      – Дух, – колдуны вновь обратились за советом к хранителю замка. – Как нам быть?
      Ты наделен памятью тысячелетий, может быть, в ней найдется ответ…
      "Давно, когда составлялось заклинание против Потерянных душ, ваши предки, предполагая, что рано или поздно наступит день и извечный враг вырвется на свободу, питая робкую надежду, что его удастся остановить, не дав разрушить весь мир, пытались подгото-виться к тому, что будет после… – задумчиво заговорил он.
      – Из то-го же материала, из которого возведены мои стены, в разных краях земли они построили множество замков, что, усиливая силу хо-зяев-колдунов, будут способны дарить тепло земле и небу".
      – Колдовские замки, – Тихомир с сожалением качнул голо-вой. – Я слышал о них. Увы, все они были разрушены людьми после Па-дения.
      "Их не трудно восстановить".
      – Нашим предкам было дано многое, очень многое. Но, к со-жалению, за минувшие тысячелетия волшебный дар ослаб. Мы – не та-кие, какими были они.
      "Черногор разбудил меня, хотя это казалось невозможным даже тысячу лет назад".
      Все только опустили глаза: им ли равняться в силе со Старшим!
      "Я могу поделиться с вами своим даром. В конце концов, в тех замках есть и моя частица, они для меня словно дети. Я укажу вам места, где они находились. Вам будет достаточно лишь прикоснуться к сердцу замка – волшебному камню – чтобы разбудить его ото сна".
      – Мне нужно вернуться в трактир, – сказала Дубрава. – Скажу тем, кто ждет моего ответа, что мы постараемся им помочь… Нам еще предстоит придумать, как рассказать о нашем плане другим лишенным дара, как убедить их прийти к нашим замкам, бросив все, что было нажито тяжким трудом, чтобы начать все с самого нача-ла… Да и доверятся ли они нам, отравленные столетиями взращивав-шейся ненавистью?
      – Не надо никого ни в чем убеждать, – качнул головой Влас. – Они придут сами.
      – Почему ты так уверен в этой?
      – Они будут искать спасения. Если уж они нашли способ достать нас здесь, заставить поверить священнослужителю, то отыс-кать замок – остров лета среди стужи зимы – им не составит труда.
      – Но пройдет время, прежде чем мы доберемся до замков, восстановим их…
      "Все замки соединены, – вновь заговорил дух. – Путь займет лишь миг, как бы далеко они ни находились".
      – Наши предки предусмотрели все, – колдуны ощутили благого-вейный трепет и гордость.
      Все испытали явное облегчение: они не просто продолжают дело своего Старшего, но и исполняют волю богов, осуществляя то, что было задумано много тысяч лет назад.
      К тому же, им не придется идти в людские города, возвращаться туда, где они видели лишь смерть, откуда бежали, спасая свои жизни.
      – Дух, – спросил Ясень. – И много этих замков?
      "Много. Вам придется разделиться. Но зато у каждой семьи будет свой дом".
      – Нам будет одиноко, – улыбки сразу угасли, в глазах некото-рых женщин зажегся страх.
      "Вам ко многому придется привыкать, многим пожертвовать, – молвил дух. – Но я не предвижу в будущем никакой угрозы для вас, более того, вас и ва-ших потомков отныне и вовеки будут защищать как самую большую ценность".
      – Это ведь ненадолго, – колдуньи переглянулись. – И, потом, мы всегда сможем ходить друг к другу в гости, – они немного успокои-лись.
      Мужчин беспокоило совсем другое:
      – Может быть, следует оставить женщин и детей здесь? – они были готовы рисковать своей жизнью, но не судьбой своих семей. Од-нако жены удостоили их такими взглядами, что те поспешили выбросить эту мысль из головы, надеясь, что, в случае чего, найдут способ защи-тить родных.
      – Раз мы почти все обсудили, – вновь напомнила о себе Дубра-ва. – Я пойду.
      Колдуны начали расходиться. Многие хотели обсудить все со своими семьями, подумать о том, что стоит взять в дорогу.
      С Дубравой остался лишь Влас.
      – Возвращайся побыстрее, – положив ей руку на плечо, произнес он. – А я пока поговорю с Полесей и подготовлю в дорогу Светлану.
      – Могу ли я надеется… – промолвила та, не спуская глаз с колдуна.
      – Я не оставлю тебя. А там… там посмотрим. Если ты захо-чешь иметь друга – я буду им, если же тебе будет нужен суп-руг… Дубрава, мы с тобой еще молоды, почему же мы должны отказы-ваться от счастья, от семьи? Я буду любить Светлану как родную дочь, а там, волей богов, может быть, у нас появятся и другие де-ти.
      – Ты все понимаешь, – она обняла его, прижалась к груди. – А теперь прости, – она осторожно отстранилась. – Меня ждут. Нам ли не знать, как тяжело ожидание, когда надежды слабы и призрачны. …В зале трактира все так же горел огонь, освещая неров-ным светом застывших в немом молчании людей.
      За оконцем забрезжил рассвет, окрасив снега алыми отблес-ками зари. Если бы не это, никто б не заметил, что время продол-жает идти вперед…
      Едва появилась Дубрава, все вскочили, устремив удивленные и, вместе с тем, несказанно обрадованные взгляды на гостью.
      Люди не верили, что колдунья вернется. Разве станет помо-гать своим гонителям тот, кто столько веков был гоним? Но даже Бог не мог запретить им надеяться…
      – Мы будем искать спасение вместе – два народа, которым волей богов и знаком пророчества суждено стать одним, – промолвила она.
      Вздох облегчения сорвался с губ людей. Все как-то сразу по-няли: самое страшное уже позади.
 
      Конец 1 книги
 
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

16.10.2008