Рассказы Ляо Чжая о необычайном
ModernLib.Net / Древневосточная литература / Сунлин Пу / Рассказы Ляо Чжая о необычайном - Чтение
(стр. 22)
Автор:
|
Сунлин Пу |
Жанр:
|
Древневосточная литература |
-
Читать книгу полностью
(922 Кб)
- Скачать в формате fb2
(536 Кб)
- Скачать в формате doc
(324 Кб)
- Скачать в формате txt
(308 Кб)
- Скачать в формате html
(488 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|
– Что ж это такое, – кричал он, – от вас, что ли, зависит то начинать, то прекращать дело в казенном учреждении?
И потребовал, чтобы дело обязательно разбиралось. Притащили женщину. Начальник задал ей два-три вопроса.
– Действительно, скандальная баба! – сказал он сейчас же и дал ей в наказание тридцать палок.
Мясо с ягодиц так все и слезло.
А рассказчик добавит при этом вот что:
Уж не имел ли почтеннейший начальник уезда зуба против своей собственной половины? Что-то уж очень свирепо обрушил он на женщину свой гнев! И все-таки, знаете, если в городе сидит хороший, настоящий правитель, то в деревне не будет скандальных баб!
Эту историю я отметил, желая дополнить «Повествования о примерных чиновниках»[362]. Там этого нет!
ХЭЦЗЯНЬСКИЙ СТУДЕНТ
Некий хэцзяньский студент сложил на своем гумне пшеничную солому. Получилось нечто вроде холма. Его домашние стали брать каждый день солому на растопку и прорыли в куче дыру, в которой поселился лис, часто встречавшийся с хозяином. Это был почтенный старец.
Однажды он почтительно пригласил хозяина выпить с ним и, сложив церемонно руки, просил войти в отверстие. Студент затруднялся, но старик настаивал, и наконец студент влез. Когда же он влез, то там оказался целый павильон, который выглядел роскошною, красивою постройкой.
Сели. У чая и вина был чудный запах, чистый вкус. Однако солнечный свет попадал сюда скудно, и нельзя было различить, день ли теперь или вечер. Когда же после обеда студент вышел, то все, что он видел, исчезло.
Старик каждый день по ночам уходил, а рано утром возвращался. Проследить его никто не мог. Спрашивала – так он говорил, что его-де приятели звали выпивать.
Студент напросился идти с ним вместе. Старик сказал, что это невозможно. Студент настойчиво просил, и старик наконец обещал, схватил студента за руку, и они помчались так быстро, словно сели в ветер.
По прошествии времени, нужного приблизительно для варки проса, они прибыли на улицу какого-то города. Вошли в винный погреб. Видят: сидит довольно много посетителей, все вместе пьют и отчаянно орут[363]. Старик повел студента наверх, откуда были видны пьющие внизу, а также все, что было у них на столах, подносах и тарелках, причем с такой ясностью, что хоть по пальцам считай.
Сам же старик сошел вниз и стал по собственному усмотрению хватать со столов вино и фрукты, забрал все это в охапку, пришел наверх и стал угощать студента. При этом люди за столом ни разу ничего не заметили.
Через некоторое время студент увидел какого-то человека, одетого в красное. Перед ним лежали золотистые апельсины. Студент велел старику достать их.
– Это – человек настоящий, – сказал лис. – К нему нельзя подойти.
Студент молчал и думал про себя:
«Лис со мной дружит, значит: я – нечистый. С этих пор я уже непременно буду честь честью чист».
Только что он над этим так задумался, как вдруг почувствовал, что тело его уже более себе не хозяин. В глазах замелькало, и он упал вниз.
Пировавшие страшно перепугались, принялись кричать на него, обзывая нечистой силой. Студент посмотрел вверх. Оказывается, что все это происходило не во втором этаже, а там, в балках. Рассказал все, как было. Публика, вникнув в дело и найдя, что он заслуживает доверия, подарила ему денег и отправила домой.
Он спросил, что это за место. Оказывается – Юйтай: целых тысяча ли от его родного Хэцзяня!
СВЯТОЙ ХЭ
Знатный юноша Ван Жуйтин из Чаншаня умел гадать на спиритических сеансах. Дух называл себя святым Хэ, учеником Первосолнечного[364]. Кое-кто считал, что это аист[365], на котором летал Патриарх Люй.
Всякий раз как дух сходил, он сейчас же принимался рассуждать о литературных вещах и писал стихи. Будущий академик Ли Чжицзюнь служил духу, как своему учителю.
Дух ставил красные и желтые круги на экзаменационных сочинениях[366], и было отчетливо видно, что в его суждениях есть ясность и логика. Сам будущий академик если иногда и додумывался до чего-нибудь хорошего, то чаще всего благодаря помощи святого Хэ.
Вслед за ним и местные ученые литераторы также частенько прибегали к авторитету и содействию духа. Надо сказать, впрочем, что при разрешении трудных вопросов и сомнений дух держался исключительно рационального начала и не особенно-то говорил о том, кому какая предстоит дальнейшая судьба.
В год синьвэй[367] Чжу Ши, бывший тогда «патриархом литературы»[368], приехал на сессию экзаменов в Цзинань. Когда сессия кончилась, друзья собрались и молили духа высказаться определенно о предстоящих им степенях успеха и о порядке имен по списку. Святой Хэ требовал одно сочинение за другим и все их трактовал, что называется, «по месяцу-дню»[369].
Среди присутствовавших был один человек, друживший с Ли Вянем из Лэлина. Этот Ли был определенно известен как преданный науке, глубоко мыслящий ученый: его чтили и уважали все. И вот этот человек достал сочинение Ли и просил духа, за отсутствием автора, о нем высказаться. Дух поставил резолюцию:
«Первой степени».
Через некоторое время дух приписал еще следующее:
«Я только что высказался о сочинении Ли. Я судил только по самому сочинению. Тем не менее судьба этого студента сильно омрачена. Ему придется, как говорят, отведать ся и чу[370]. Как странно: у него литературные достоинства не совпадают с судьбой!.. Неужели же „патриарх литературы“ не знает толку в литературе? Вот что, господа, вы здесь немного подождите: я схожу узнаю».
Прошло совсем немного времени, и дух писал:
«Я только что был в кабинете экзаменатора и видел, что у нашего „патриарха литературы“ канцелярские дела нагромождены друг на друга. Но то, что его занимает, к литературе отношения не имеет: совершенно не над ней он думает! Нет – он сдал все по литературной части своим канцеляристам. Их у него человек шесть-семь – все эти самые „хлебные студенты“ и льготные кандидаты[371].
В предыдущем рождении за ними ровно ничего хорошего не значится, и большинство их – просто тени, бродившие в стране голодных духов и явившиеся в мир понищенствовать. Пробыв лет восемьсот в адском мраке и потеряв там зрение, они напоминают теперь людей, которые, просидев всю жизнь в пещере, вдруг вышли на свет. Таким людям и небо с землей покажутся необыкновенными. Еще бы – ведь по-настоящему им и видеть-то нечем! Правда, – продолжал писать дух, – среди них найдется один-другой, получившееся из человека же[372], но они читают сочинения по частям: отдельно друг от друга… Сомнительно, чтобы им удавалось затем эти части и их оценки удачно сопоставлять».
Публика поинтересовалась узнать, нет ли способа как-нибудь повернуть дело к лучшему. Дух писал:
«Этот способ[373] – самый действительный и всем известный. К чему спрашивать?»
Духа поняли. Сказали обо всем этом Ли. Тот, напуганный сообщенным, взял свое сочинение и обратился с ним к сыну академика Суня, Сунь Вэю, упомянув при этом и о предсказании духа. Академик, расхвалив сочинение, постарался рассеять все его опасения. Ли, считая академика литературным авторитетом всего Средиморья[374], окончательно укрепился в собственном сознании и перестал думать о спиритических речах.
Вслед за этим были опубликованы официальные списки выдержавших, и Ли оказался вопреки ожиданиям в четвертой группе. Академик был поражен до крайности. Взял сочинение Ли, просмотрел его еще раз, – нет, не к чему и придраться. Посмотрел – и написал следующий критический отзыв:
«Наше почтеннейшее лицо из Шимэня[375] всегда было известно своим литературным талантом, и, конечно, до такой степени омрачения оно дойти не могло. Не иначе как это сделано каким-нибудь пьяным мужланом из его канцеляристов, который не умеет читать с толком, с расстановкой».
Теперь публика отнеслась к духу с еще большим почитанием. Помолились, поблагодарили, возжигая ему фимиам курительных свеч.
«Пусть студент Ли, – писал еще дух спиритов, – не таит в себе стыда из-за этой чисто временной несправедливости! Ему стоит лишь сделать побольше копий со своего экзаменационного сочинения и больше их показывать в свет… Тогда уже на будущий год он будет в первых». Ли послушался этого наставления. Действительно, через некоторое время в кабинете инспектора о деле было уже достаточно известно. Было вывешено отдельное обьявление, в котором по его адресу говорилось много утешительного.
А на следующий год он и впрямь был в первых именах.
СТУДЕНТ-ВОР ЦЗИ
Э из Наньяна страдал от лисьего наваждения. Кто-то все время крал и уносил золотые, серебряные и другие вещи. Когда лису бранили, наваждение усиливалось. У Э был племянник – студент Цзи, очень именитый, литературно начитанный, но отличавшийся развязностью. Он стал возжигать курительные свечи и молиться за родственника, чтобы лиса избавила его от своей напасти.
Однако все это не имело никакого воздействия. Затем он просил лису бросить его родственника: пусть, мол, она лучше перейдет в дом ко мне. Тоже без результата. Над студентом смеялись.
– Она, видите ли, умеет фантастически изменять свой вид, – говорил на это студент, – однако есть же в ней человеческое сердце! Я твердо решил перевести ее к себе и дать ей возможность войти, как говорится, в «праведный плод»[376].
И вот каждые три-четыре дня он продолжал появляться у Э и молиться. Правда, все это нисколько не помогало, но, как только студент появлялся, лиса уже не беспокоила. Видя это, Э часто оставлял студента ночевать у себя дома, и тот по ночам обращался в пространство и просил лису явиться ему, приглашал ее все настойчивее и настойчивее.
Однажды он только что пришел домой и сидел у себя в кабинете один.
Вдруг двери дома тихонько-тихонько, сами собой, приоткрылись. Студент вскочил, сделал благоговейное приветствие и сказал:
– Почтенный братец лис, кажется, пришел, не так ли?
Полное безмолвие: ни звука…
Другой раз ночью дверь сама открылась.
– Если это соблаговолил снизойти ко мне почтенный братец лис, – сказал студент, – то ведь я об этом как раз и молил, этого только и домогался! Что мешает вам сейчас же подарить меня сияньем своей светлости?
Опять безмолвие; но в это же время к утру пропали двести монет, лежавших на столе.
К вечеру студент прибавил еще несколько сот и среди ночи слышал, как в холщовом пологе так и звякнуло.
– Пришли, да? – спросил Цзи. – Я с полным почитанием приготовил несколько сот нынешних монет[377], чтобы отдать их полностью в ваше распоряжение. Хотя ваш покорный слуга и не отличается большими достатками, однако он не из гнусных скаредов. Так что, если вам более или менее нужны будут деньги на расходы, ничто не помешает вам просто-напросто сказать мне. Что за необходимость непременно красть?
Через некоторое время студент посмотрел на деньги – вынуто двести монет.
Он положил их на прежнее место, но в течение нескольких ночей они более не пропадали.
Как-то у Цзи была зажарена курица, которою он собирался потчевать гостей. Вдруг она пропала. Тогда он к вечеру прибавил еще вина, но лиса с этих пор прекратила свои посещения.
В доме Э наваждение свирепствовало по-прежнему. Цзи опять направился туда и стал молиться, говоря так:
– Я, ваш покорный слуга, кладу деньги, а вы не берете. Ставлю вино, а вы не пьете. Мой родственник – дряхлый старичок. Не надо так долго над ним свирепствовать. Вот я приготовлю кое-какие скромные вещи и ночью предоставлю вам самому брать, что хотите.
И вот он взял десять тысяч монет[378], большую чару вина, две курицы, мелко-мелко наструганные кусочками, и все это разложил на столе, а сам улегся тут же рядом. Всю ночь никаких звуков не было, а деньги и прочее оказались в прежнем положении. С этой поры лисьи причуды прекратились.
Однажды, вернувшись к себе вечером, студент открыл дверь кабинета и увидел, что на столе стоит чайник вина[379], тут же полное блюдо жареных цыплят и четыреста монет, провязанных красным шнуром[380], – как раз именно все то, что было до того в пропаже.
Он понял, что это дело рук лисы. Понюхал вино, – прелесть как пахнет! Стал наливать его, – оно было сине-зеленого цвета. Стал пить, – оно оказалось необыкновенно чистым, прекрасным.
Чайник кончился, студент был уже наполовину пьян и внезапно почувствовал, как в его сердце вдруг зародилась жадность. И сейчас же ему захотелось воровать. Он открыл дверь, вышел, подумал об одном богатом доме в их селе и направился туда.
Перемахнул через стену, которая была, правда, высока, но он – в один прыжок вверх и другой вниз – перелетел, словно на крыльях. Вошел в кабинет, украл соболью шубу и золотой дин[381] и с этим ушел. Вернулся к себе, положил все это у дивана и, наконец, лег на подушку, уснул.
На рассвете он втащил вещи в спальню. Жена, в полном изумленье, спросила, откуда это. Цзи тихим шепотом сообщил ей, причем имел очень довольный вид. Сначала жене показалось, что он шутит, однако, поняв, что это серьезно, она сказала в испуге:
– Как? Ты, который всегда был таким твердым и честным, и вдруг это сделал?
Цзи совершенно хладнокровно сказал, что не считает это странным, и рассказал по этому поводу, каковы к нему оказались чувства лисы.
Жена, в полном смятении, догадалась все-таки, что в вине был лисий яд. Вспомнила также, что ртутная киноварь имеет свойство отгонять нечистую силу. Побежала, разыскала, натолкла, всыпала в вино и дала мужу пить.
Через самое короткое время он вдруг обронил:
– Как это я стал вором?
Жена объяснила ему, в чем дело, и он, просветлев, совершенно растерялся. К тому же он услыхал, что об ограблении богатого дома кричали уже по всему селу. Целый день он не ел и не знал, где сесть. Жена дала ему совет воспользоваться ночью и бросить вещи через стену дома. Он послушался ее. В богатом доме снова нашли свои вещи, и дело прекратилось.
На экзаменах в этом году студент очутился «в венце войск»[382] и, кроме того, был возвышен еще в дальнейшую степень. Ему причиталось получить большую награду, но когда наступил день ее выдачи, на балках канцелярии Даотая появилась следующая наклейка:
«Цзи (такой-то) – вор. Он украл в таком-то доме шубу и курительный треножник. За что же его отличают?»
Балка была очень высока, и наклеить на нее что-либо, стоя на ногах, вообще было невозможно. Начальник литераторов[383] в недоумении взял наклейку и спросил о ней Цзи. Тот, в сильном смятении и соображая, что об этом деле, кроме его жены, никто не знает, тем более здесь, в глубине казенного здания, спрашивал сам себя, как это могло сюда проникнуть. Потом догадался.
«Это, конечно, сделала лиса», – сказал он про себя.
И все, что вспомнил, рассказал без утайки. «Начальник литераторов» наградил его как полагалось и еще добавил от себя.
Студент, думая об этом, лису ни в чем не винил.
«То, что неоднократно повергало меня в беду, – думал он, – был стыд низкого человека за то, что только он один низок».
Повествователь добавляет:
Студент хотел вовлечь нечистую силу в праведную стезю – и вдруг сам попал в ее лапы!
Нет надобности приписывать лисе какую-то особенную злонамеренность: ведь студент как будто тянул ее к себе юмористически, ну и она его обработала тоже не без фарса!
Однако если бы у нашего студента не было за собой доброй основы в его предшествовавшем рождении и если бы в его спальне не сидела умная подруга, то далеко ль он, в самом деле, был бы от полного сходства с древним Юань Шэ[384], которому, как известно, приписываются такие слова: «Жила себе дома вдова; негодяй ее опозорил – и вот она дальше пошла по дороге разврата».
Ух, страшно!
НЕКИЙ И[385], УДАЧЛИВЫЙ ВОР
К западу от города жил некий И, бывший сначала «господином со стропил»[386]. Жена, трепетавшая за его дела, неоднократно усовещивала его, советовала прекратить эти занятия. И вот И вдруг круто изменил свое поведение.
Прожили они так года два-три. Жили бедным-бедно. Ему стало невтерпеж, и он мысленно решил разок стать древним Фэнфу[387], а после этого – стоп! И вот, прикинувшись торговцем, он посетил одного хорошего гадателя и спросил его, какое направление ему выбрать, чтобы была удача.
Гадатель раскинул жребий и сказал:
– На юго-восток будет удача. Выгодно для подлого человека, невыгодно для человека честного.
Гадание совпадало с тем, что И таил в душе, и он был внутреннее рад. Он двинулся к югу.
Дойдя до страны Су и Сун[388], он начал ежедневно бродить по деревням и пригородам и так провел несколько месяцев.
Однажды он зашел в какой-то храм. Видит: в углу стены сложены камни, штуки две-три – сейчас же догадался, что здесь что-то не так, и, в свою очередь, положил еще камень, а сам прошел за киот[389], где и улегся.
К вечеру в храме раздались смешанные голоса. По-видимому, пришло человек десять, а то и больше. Вдруг один из них сосчитав камни, воскликнул от изумления: их стало больше! Бросились искать за киотом и нашли И.
– Это ты положил камень? – спросили его.
– Да, – ответил И.
Спросили, где живет и как фамилия. И отвечал обманно.
Тогда ему дали в руки оружие и повели его с собой. Пришли к какому-то огромному дому, достали мягкую лестницу и друг за другом полезли через стену в дом. Ввиду того, что И пришел к ним издалека и дороги не знал, ему велели притаиться у стены и заняться приемкой передаваемых вещей. Их он должен был прятать в мешки и караулить.
Через короткое время бросили какой-то сверток. Прошло еще немного времени – и по веревке спустили ящик. И поднял ящик и убедился, что там что-то есть, взломал его, залез туда рукой и начал ощупывать и вынимать. Тяжелые предметы сложил в отдельный мешок, взвалил его на спину и пустился быстро бежать. Побежал, выбирая дорогу, и прибежал домой.
После этого он выстроил себе большие дома, купил хорошей земли и за сына своего внес, что называется, зерно[390].
Правитель города украсил его ворота прописной доской[391], гласящей: «Честный гражданин»[392].
Впоследствии разыгралось громкое уголовное дело. Все грабители были изловлены. Один лишь И, за неимением его имени и сведений о происхождении, разыскан быть не мог.
Ему так и удалось ускользнуть.
Когда дело было уже давно прекращено, И, под пьяную руку, иногда обо всем этом рассказывал.
СЫНОК ТОРГОВЦА
Некий человек из Чу торговал на стороне, а жена его жила одна. Ей приснилось, что она сошлась с каким-то человеком. Проснулась, пощупала – маленький мужчина. Присмотревшись к нему, она нашла, что все в нем не так, как у людей, и решила, что это – лис.
Не прошло и нескольких минут, как лис слез с кровати и пошел прочь, исчезнув, не открывая двери.
С наступлением вечера женщина позвала лечь с ней кухарку. Кроме того, у нее был десятилетний сын, спавший всегда на отдельной кровати. Его она тоже позвала спать вместе с ней. Как только ночь стала глубже, кухарка и мальчик уснули, а лис явился снова, и женщина замычала, забубнила, словно во сне. Кухарка проснулась, окликнула ее, и лис тотчас же ушел.
С этой поры она как-то помутнела, словно что-то забывала. С приходом ночи она не решалась гасить свечу и наказывала сыну и кухарке слишком крепко не засыпать. На исходе ночи мальчик и кухарка, прислонясь к стене, слегка задремали. Проснулись – хозяйка исчезла. Думали было, что она вышла, так сказать, обронить, но, как долго ни ждали – она не возвращалась. Наконец их взяло сомнение. Однако кухарка боялась и не решалась идти искать. Мальчик зажег огонь и стал повсюду светить – мать оказалась лежащей нагишом совсем в другой комнате. Подошел помочь ей встать, а она, между прочим, и не думает, чтобы как-нибудь от стыда съежиться. И вообще с этих пор она стала безумствовать: то пела, то плакала, то кричала, то ругалась каждый день на тысячу ладов, и все по-разному. По ночам ей стало тошно быть вместе с другими. Сына уложила спать на отдельной постели, кухарку тоже отослала.
Мальчик, слыша, как мать смеется или говорит, всякий раз быстро вскакивал и зажигал огонь. Но мать, против ожидания, сейчас же сердилась и кричала на него. Впрочем, он не обращал на это внимания, и это у всех домашних вызывало признание его храбрости. Однако его игры стали какими-то непутевыми. Целыми днями он изображал каменщика и накладывал на окно кирпичи и камни. Его останавливали – не слушался, а если кто-либо уносил хоть один камень, так он катался по полу и капризно хныкал. Никто не решался его сердить, но через несколько дней оба окна были окончательно заложены и не пропускали ни малейшего света. После этого он намесил глины и замазал дыры. И так он возился целыми днями, не боясь ни труда, ни усталости.
Замазав все, над чем работал, он взял кухонный нож и – шарк-шарк – давай его точить. Все, кто это наблюдал, ненавидели его за такую дикость и не считали его за человека. А он к полночи, спрятав нож за пазуху и накрыв тыквенным ковшом огонь, стал ждать, когда мать снова забубнит во сне. Тогда он быстро открыл свет, распахнул двери и громко крикнул. Прошло долгое время – ничего странного не показывалось… Он отошел от дверей и громко сказал, что ему будто бы нужно за нуждой. Вдруг появилась какая-то тварь вроде лисицы и ринулась в дверную щель. Мальчик проворно ударил ее ножом, но отхватил лишь хвост, вершка на два, с которого еще капала свежая кровь.
Как только он вскочил, чтобы заправить огонь, мать сейчас же принялась его ругать и поносить. Но мальчик словно не слыхал… Он ударил и не попал: улегся в досаде спать, думая про себя, что пусть даже он не убил эту тварь, все же можно надеяться на то, что она больше не придет.
Наутро он рассмотрел следы крови и по ним пошел дальше, перелез через забор и, след за следом, прошел в сад дома Хэ.
С этой ночи все прекратилось, и мальчик про себя радовался. Только мать его лежала как-то по-идиотски, словно мертвая.
Вскоре вернулся торговец, подошел к ее постели и стал участливо ее расспрашивать. Женщина ругалась, не стесняясь, и смотрела на мужа как на врага. Мальчик же отвечал отцу, рассказав и описав все, как было. Старик пришел в ужас, пригласил врача, дал ей лекарство, но она с поносной бранью выплюнула. Тогда он тайком положил лекарство в кипяток и дал ей пить его в разных видах. Через несколько дней она стала спокойнее, и отец с сыном этому порадовались.
Однажды ночью они проснулись и обнаружили, что ее нет. Пошли искать и опять нашли ее в другой комнате. С этой ночи она опять начала сходить с ума. Не пожелала жить в одной комнате с мужем и с наступлением вечера убегала в другое помещение. Когда ее тащили, она ругалась с особым ожесточением. Не зная, что с ней делать, муж запер все двери, но, как только она выбегала, двери открывались сами собой.
Старик затужил. Стал пробовать средства против лиха: и заклятие, и молитву – все, что только было можно, но ни малейшего результата это не дало.
Вечером мальчик потихоньку спрятался в саду Хэ. Он лег в глухой бурьян, с тем чтобы разведать, где живет лис. Луна только что всходила. Вдруг он слышит, что какие-то люди разговаривают. Он тихонько раздвинул кустики травы и увидел двух людей за вином. Весь обросший слуга подавал им чайники. Одет он был в платье цвета кокосового ореха.
Разговор велся все время тихо, шепотом, так что мальчик не очень-то разбирал. Через некоторое время он услыхал, как один из сидевших сказал:
– Завтра ты бы принес нам белого вина!
И сейчас же оба ушли. Остался лишь один человек, с длинной гривой волос, который снял платье и лег на камень у дома. Мальчик стал его разглядывать пристальнее: все четверо конечностей как у человека, и только хвост висит из задних частей. Мальчик уже хотел идти домой, но, боясь, что лис заметит, так и пролежал всю ночь; еще не светало, а он опять услыхал, как оба человека вернулись, один за другим, и, что-то бормоча, ушли в бамбуковую чащу. Мальчик пошел домой. Отец спросил его, куда это он ходил.
– Ночевал у дяди Хэ, – ответил он.
Как раз в этот день он пошел с отцом на базар, где увидел, что в шапочной лавке висит лисий хвост, и попросил отца купить. Тот не обратил на это никакого внимания, но мальчик тянул его за одежду и капризно ему надоедал. Отец не мог слишком долго ему перечить и купил.
Отец торговал на базаре в своей лавке, а сын играл тут же рядом. Воспользовавшись тем, что старик куда-то отвернулся, мальчик украл деньги и исчез. Он купил белого вина и поставил его в лавочной пристройке.
В городе жил его дядя по матери, занимавшийся охотой. Мальчик побежал к нему, но он куда-то ушел. Тетка спросила его про болезнь матери.
– Уж два дня, как ей немножко лучше, – отвечал пальчик. – Да вот еще беда: мыши изгрызли ее платье, она сердится, плачет прямо не переставая. Она поэтому досылает меня просить у вас какого-нибудь яда для ловли зверей.
Тетка открыла шкаф, достала, что было нужно, около цяня, завернула и вручила мальчику. Но тому этого показалось слишком мало. Тетка, желая наделать жареных пирожков, чтоб покормить мальчика, ушла, а он, подкараулив, когда в комнате никого не было, раскрыл пакет с ядом, украл полную горсть и спрятал за пазуху. Затем он побежал к тетке и заявил ей, чтобы она не разводила огня, так как отец ждет его в лавке и ему есть некогда. Сказав это, он проворно убежал.
Яд этот он тихонько от всех всыпал в вино. Затем принялся разгуливать по рынку и только к вечеру пришел домой. Отец спросил его, где он был, и он сказал, что будто бы сидел у дяди. С этих пор он стал ежедневно бродить по лавкам. Однажды он заметил, как длинноволосый тоже вмешался в толпу. Мальчик всмотрелся в него и, удостоверившись, незаметно пристал к нему и, слово за слово, заговорил. Спросил его, где он живет.
– В северной деревне, – был ответ. Длинноволосый спросил о том же, в свою очередь, мальчика.
– В горной пещере, – врал мальчик. Длинноволосый подивился, как это он живет в пещере.
– Да ведь мы из рода в род живем в пещерном дворце, – с улыбкой отвечал мальчик. – А вы – нет? Правда?
Человек выразил еще большее удивление и спросил фамилию мальчика.
– Я сын некоего Ху[393], – заявил тот. – А ведь я вас однажды видел, – вот только где?.. Вы еще были при двух господах, – неужели же я забыл?
Человек внимательно и долго всматривался в мальчика. То верил, то сомневался. Мальчик приоткрыл слегка нижнюю часть одежды и показал еле заметным образом свой фальшивый хвост.
– Мы, знаете, живем среди людей, смешавшись с ними, и только вот это самое еще при нас остается. Экая досада!
– Что же ты хочешь делать здесь, на рынке? – спросил опять человек.
– Отец, видите ли, послал меня купить вина.
Человек сказал, что его тоже послали за вином.
– Ну, и что, купили? – спросил мальчик.
– Нет, видите ли, наш брат чаще всего беден. Поэтому мы большею частью крадем.
– Однако, знаете, эта служба ваша довольно-таки тяжелая, – сказал мальчик. – Вечно настороже, вечно неприятности.
– Да, но когда тебя посылает хозяин, иначе невозможно.
– Кто же ваш хозяин? – поинтересовался мальчик.
– Да вот те два брата, – которых ты намедни видел. Один из них, видишь ли, завладел женой некоего Вана из северного городского предместья, а другой ходит спать в восточное село к какому-то старику. А у этого старика есть сын, большой озорник… Из-за него у хозяина отрезали хвост. Дней через десять он только поправился и сегодня опять пойдет.
С этими словами он уже хотел уйти и на прощанье сказал мальчику:
– Ну, не мешай мне делать мое дело!
– Видите ли что, – сказал на это мальчик, – украсть трудно. Не легче ли будет просто купить? Я уже давно купил и поставил вино у себя в лавке. Позвольте сделать вам уважение и это вино подарить. У меня в кармане еще остались деньги, так что я не тужу и куплю еще.
Человек стеснялся: ему нечем было отблагодарить.
– Полноте, – сказал мальчик. – Мы с вами одной породы – можно ли считаться с таким пустяком? Уж как-нибудь мы с вами хорошенько выпьем!
И пошел вместе с ним, взял вино, вручил человеку и вернулся домой.
Ночью мать спала совершенно спокойно и больше не бегала. Мальчик понял, что тут что-то странно. Сказал отцу и пошел вместе с ним посмотреть. Оказалось, что оба лиса лежат околевшими в беседке, а еще один – сдох в траве. У морд были капли: оттуда еще вытекала кровь. Кувшин с вином был тут же. Мальчик взял его, поболтал: выпито было не все. Отец, удивленный донельзя, спросил мальчика, почему он раньше ничего ему не сказал.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31
|
|