- Нет. Этого быть не может! Прекрати, мама, я же знаю, как твои предсказания сбываются! Будем считать, что ты пошутила.
      - Но милый это не я, а ты множишь вредную энергию. Когда-нибудь она сгустится и взорвется. Таков закон!
      - Не мой закон! И только не сейчас! Я ещё не готов к этому.
      - Отчего же не сейчас... - Виктория пристально вгляделась в сына, Чем раньше все разрешиться, тем лучше.
      И тут раздался звонок.
      - Вот и одна из них. - Усмехнулась Виктория.
      - Я сегодня никого в гости не приглашал, - поморщился Митя и пошел открывать дверь. На пороге стояла Лида. Лида держала в руках книгу Гессе "Игра в бисер".
      - Слушай, Митьк, - с порога начала она. - Ты читал эту книгу?
      Митя попятился, теряя дар речи. Лида самостоятельно разделась, заглянула к Виктории, поздоровалась и показала книгу.
      - Эту книгу с трудом доставали почитать в вашем поколении, Виктория, а теперь, когда книг в магазинах завались, представляете, её опять нельзя просто так достать - кругом детективы и прочая попса. Мне дал её приятель моего отца.
      - А чем занимается твой отец? - спросила Виктория, глядя на Лиду, как зачарованная.
      - Директор фирмы, которая торгует самолетами. Подержанными, в основном.
      - А разве могут быть самолеты секондхенд?
      - А чего? - былая природная простота тут же вернулась к Лиде, Починили и продали. Дело простое. Чего это Митька в своей комнате заперся? Пойду к нему.
      - Я пойду погуляю? - крикнула Виктория через дверь сыну.
      - Нет, мам, не выходи! - кинулся к ней Митя, шепча, - Я прошу тебя, посиди дома!
      - Но у вас, я чувствую, серьезные дела начались - игра в бисер.
      - Мама, не издевайся! - Зашипел сын.
      Виктория включила у себя в комнате телевизор на полную громкость, чтобы не слышать их голосов, легко проникающих через тонкую перегородку, взяла с полки свою книгу Гессе и принялась перечитывать. Она слишком давно не читала подобных книг и даже не испытывала нужды в них, но все-таки было страшновато не выдержать экзамен на современность у молодого поколения.
      Звонок дверь отвлек её от беглого просмотра пятьдесят второй страницы.
      Митя вошел к ней в комнату и попросил открыть дверь, если за дверью окажется Лиза, то требовалось сказать, что его нет дома.
      - Нет, дорогой. Лиза тогда пройдет ко мне поболтать и попить кофе. Будь мужчиной - разбирайся сам со своими проблемами. - И пошла в ванну. Включила душ. Раньше, когда она чувствовала, что сможет справиться с подростковыми завихрениями Мити, она всегда шла под душ, чтобы не закричать на ребенка и, тем самым ничего не добившись, лишь помножить отсутствие взаимопонимания.
      За дверью действительно стояла Лиза. Но Лизу было невозможно узнать. На ней была белая песцовая шубка, шляпка, дорогие сапожки.
      - Что с тобой? - чувствуя себя так, словно у него резко поднялась температура, еле выговорил Митя.
      - А что не идет? - робко спросила Лиза, проходя в прихожую, и не услышав ответа начала оправдываться: - Отец заставил. Пока я спала - он весь мой прикид снес на помойку.
      "Хороший у тебя отец, раз у него такая скромная дочь. Я бы отнесла деньги в его банк, так ведь надуют, хоть не он, а его". - Произнесла сама себе под нос Виктория, расслышав их разговор в коридоре, и ступила под душ, и лишь потом поняла, что в одежде. Ничего не предприняв по этому по этому поводу, она продолжала глушить себя потоками воды. Сквозь её струи услышала, как хлопнула дверь один раз, минуты через три - второй. Но когда дверь хлопнула в третий раз Виктория выключила душ и, содрав с себя, словно змея кожу, мокрые, джинсы и футболку, укутавшись в махровый халат, вышла из ванной. В доме никого не было. Не было и следов битой посуды. На столе у Мити лежала книга "Игра в бисер", в её комнате, на её столе лежала точно такая же книга.
      "Дурдом какой-то!" - проворчала Виктория и принялась сушить волосы феном. Ей вспомнилась фраза из книги забытого ею японского автора, героиней которой была кошка, так эта кошка постоянно твердила сама себе: "если тебе трудно - умывайся". - Если не знаешь - как поступить - приведи сначала себя в порядок, - переделала под себя эту фразу Виктория, сосредоточенно перебирая косметику. Однако привести себя в порядок значило для неё гораздо больше, чем прихорошиться, она взяла телефон и набрала номер владельца галереи "Тринадцать болтов". С тех пор как она приехала, и заполучила его телефон, как отвязанного и перспективного галерейщика она регулярно, дня через два, три, звонила ему, он же не проявляя даже элементарного, для человека связанного с современным искусством, любопытства, переносил момент договора о встрече постоянно. Казалось ему ничего не надо, но Виктория понимала, что если бы так работал хотя бы один из известных ей продюсеров, он бы либо влачил жалкое существование, либо перестал бы существовать в мире искусства вообще, тем не менее, галерея "Тринадцать болтов" существовала по полученным сведениям не один год. Это было непонятно. По её знанию жизни продюсер, должен находиться в постоянном поиске, чтобы преуспеть. "Видимо, этот Николай Феодоровский окружен плотной стеной кормящихся с его кормушки птичек божьих, и мне надо просто и терпеливо пробивать брешь в этой стене". Но стена эта была из столь вязкой субстанции, что поглощала все её попытки хотя бы показать фотографии своих работ, не говоря уж о том, что рассказать о своем, пусть странном, но все-таки славном творческом пути. Лениво пожевывая в телефонную трубку, Николай Феодоровский сообщил ей, что сейчас он ничего не соображает, так как вернулся домой в шесть утра и если ей чего-то от него нужно, пусть звонит на следующей неделе. Виктория набралась мужества и позвонила известной, не только своей деятельностью, но и мужем, владелице галереи. И узнала, что та занимается только шестидесятниками, к которым Виктория не подходила по возрасту. Этот возрастной ценз с политической ориентацией лет тридцать назад настолько поразил Викторию, что она снова уставилась, правда уже в сотую страницу книги "Игра в бисер" и ничего не поняла, буквы расплывались перед глазами.
      Ключ зашуршал в замке. Пришел Митя. Митя принес с собою пять бутылок пива "Балтика" третьего номера. Про себя она с удовлетворением отметила, что юношам её поколения в такой ситуации потребовалась бы как минимум бутылка водки.
      Он выстроил бутылки пива на кухонном столе и, закурив, уставился пространным взглядом на их бравый строй.
      - Я бы ещё к ним погоны прилепила, - подошла к нему Виктория, поставила на стол два стакана и налив в них пиво присела за стол. - В тропиках пить нельзя. В тропиках, тот, кто пьет - сгорает за год. Но все почему-то знают, что Россия такая страна, в которой не пить нельзя. Когда я возмущалась - почему это?!.. Мне отвечали сочувственно: - "Климат такой" Вот тебе и климат... А я даже не знаю сколько градусов.
      - Мало. Это всего третий номер, - кивнул Митя на пиво.
      - Я имею в виду на улице.
      - А... не знаю. Морозец вроде.
      - Мистика какая-то.
      - Да... как ты об этом заговорила, я сразу понял, что все так и произойдет! Только не был готов, к тому, что так быстро.
      - Мистика?.. Да нет. Эта мистика, не более мистична, сеть интернет чего забросишь, то получишь. Вроде помойка информации, а на самом деле ведь действительно - сеть. Во всех смыслах сеть и как ловушка, и как система тончайших переплетений...
      - Сеть всегда ловушка. - Вздохнул Митя. - Вот и я радовался, как тонко у меня все переплетено... И как это ты догадалась?
      - Ты невнимателен к тем, с кем общаешься.
      - Они так много говорили, я таким много слушал...
      - Но не слышал.
      В дверь позвонили.
      - А это кто еще? Третья? - удивилась Виктория.
      - Сам не знаю, - ответил Митя и пошел открывать.
      - А это мы снова к тебе в гости пришли! - громким хором раздались голоса Лизы и Лиды.
      - Мы у метро встретились. - Сообщила Лиза, - Я пиво пила, смотрю, Лида с троллейбуса сходит.
      - Короче, - перебил её деловитый басок Лиды, - мы посовещались и решили, что мы тебя обои, обеи, или как там... в общем, любим, а ты нас, поэтому давай жить все вместе. Виктория, надеюсь, вы не против?
      - Милые, да и я вас обоих люблю, совершенно искренне! Но это не значит, что вы будете счастливы с моим сыном. И что так можно.
      - А вот мы и попробуем!
      Виктория пожала плечами: - Что ж... Молодость - время эксперимента. Но зачем делать из себя подопытных кроликов?.. - И взяв бутылку пива и стакан, ушла к себе в комнату.
      ГЛАВА 11.
      - И ты не дала этим нахалкам по шее?! И не выгнала их?! - возмутилась давняя подруга Виктории - Вера, богемная от одиночества, переводчица, женщина за пятьдесят, но так, что об этом было весьма трудно догадаться. Все пережив, - падения и взлеты, она уже не жила, парила, начисто забыть про свой возраст.
      - Да какие же они нахалки?! - мягко усмехнулась Виктория, - любая из женщин может попасть в такое идиотское положение. А то, что они, получив удар, я бы сказала - в самое сердце, воспрянули и с юмором ответили моему оболтусу, - то за них можно только порадоваться. Правда, веселье их длилось недолго. Сначала они пили пиво, громко хохотали и кокетничали, мой сын пребывал в полном замешательстве, потом, насколько я понимаю, решили реализовать модель того, что у нас называется "шведской любовью", а я бы сказала почти мусульманской семьею, но без должной ответственности и распределения ролей: обе пташки уселись к нему на колени. Лидия естественно была провокатором, Лиза - подголоском. Они стали целовать его сначала в щеки, лобик, ушки... а потом Лида завладела его губами. И тут же сразу наступила финита ля фри лав! Лиза вскочила, заплакала и убежала. Лида осталась у вас ночевать.
      - А скажи честно, это ты все подстроила? - заговорчески спросила Вера, когда-то так влюбившаяся в серого человечка, верила, что сила её любви окрасила его до радуги мессии, после чего ей пришлось полежать в психиатрической больнице. Однако больница не до конца сгладила в ней, временами возбуждающуюся, стихию воображения.
      - Я понимаю, почему - когда происходит что-то необъяснимое, причину ищут во мне? Что за традиция? - покачала головой Виктория.
      - Ты как-то позвонила вдруг оттуда, из джунглей своих, и спросила: "как здоровье?" - а ведь я тогда точно болела.
      - Совпадение. - Вздохнула Виктория. - "Как дела?"; "Как здоровье?" обычный вопрос, вместо приветствия.
      - Помнишь, как ты спросила - не вышла ли моя Таня замуж? Я ничего не подозревала, а у неё уже серьезный молодой человек и они тайно готовились расписаться. Опять, скажешь, совпадение? Но откуда ты зала, что эти девочки так поступят?!
      - Смотри на жизнь проще. Просто Лиза и Лида учились в одном институте на экономическом факультете. Лиза на курс младше. Это мелькало в их разговорах, но Митя был невнимателен. Ну... учатся на экономическом, и учатся... Мало ли таких факультетов - во всех институтах. Экономический это же так для него, творческой личности, неинтересно, что и расспрашивать не стал о подробностях. Говорил о другом. Но то, что они учились в одном институте, это, придется признать, чистая случайность. Роковая случайность. И они часто курили вместе в компании таких же девчонок. Лида, обычно, к месту и не к месту хвасталась, что её знакомый делает клипы, и как она с этим знакомым оттягивалась на классной тусовке. Лиза слышала её часто, но не могла сопоставить, что тот, о ком говорит Лида, и есть тот самый её Митя, с которым она беседует, гуляет по вечерам по улицам, которому помогает в работе. Это был в её понимании совсем не тусовочный, одинокий романтик, совсем иной человек. Но постепенно не только имя, клипы, но и ещё другие детали до мелочей стали совпадать. А когда у Мити, по рассказам Лиды появилась классная мамаша, которая, якобы расписывала замки в джунглях "Золотого Треугольника". Лиза напряглась. Спросила где именно, после его сомнений не было. Лиза отшатнулась и выдала себя. Лида впилась в неё с допросами. Постепенно разговорившись, девчонки сошлись и вычислили его график встреч с ними. Свою очередность. Девчонки оглядели внимательным взором друг друга и проанализировали, что может быть в одной лучше другой, и пошли ва-банк.
      - А ты-то как об этом догадалась?
      - Спонтанный выплеск интуиции. Плюс информация, которая мелькала в их словах. Сначала были жалобы на одного и того же преподавателя... потом мои уточнения... Я поняла, что подобная ситуация обязательно произойдет и решила подготовить к ней Митю. Но то, что это произойдет так скоро, поверь, и я не ожидала.
      - Ну да... - задумчиво кивнула Вера. - С шаманами наобщалась.
      - Почему ты думаешь, что, то, что мы привыкли считать третьим миром это в первую очередь шаманы с их бубнами. Там такие вершины цивилизации, что не то, что нам, я думаю - и Нью-Йорку не снилось!
      - Ну да - цивилизации. А тем временем твой сын чуть не дошел до двоеженства. И с кем же он остался в результате?
      - С Лидой.
      - Господи, как подумаешь, какие идиоты - эти мужчины, так и не поймешь, за что мы так с ними мучаемся! Может быть, они вообще ничего не умеют чувствовать?.. Или они из другого теста сделаны? Что же ты ему сразу не подсказала, что та, которая заплакала...
      - Зачем ей жизнь портить? Ведь он не любит ни одну, ни другую. А с Лидой они равны в отношении друг к другу. Это попытка любви. Она тоже имеет право на существование. Они все равно расстанутся. А если вмешаюсь я, начнут сопротивляться, события исказятся, и вместо того чтобы течь естественным путем, начнут бурлить водоворотами. У буддистов есть один основной постулат: если ты хочешь помочь человеку - в первую очередь подумай, как сделать так, чтобы не мешать ему пройти свой путь.
      - Не мешай... - кивнула Вера. - Бывает так, что лучше и не идти своей дорогой...
      - Нет. Просто, ступив на путь, надо понимать куда идешь. Что хочешь и что ради этого делаешь.
      - Но что ты хочешь?!
      - Просто писать картины, творить - вот и все.
      - Чего ты хочешь конкретно? - спросила Виктория у Зинаиды, которая едва выписалась из больницы тут же заглянула к спасительнице:
      - Нормально жить!
      - Нормально?! - Выдержала паузу, - Но оглянись вокруг - никто не живет так, как ему, кажется, должно быть "нормально". И это у нас уже стало нормой. Давай прикинем, что ты можешь делать, каким путем готова пойти к своей "нормальной" жизни.
      - Я умею гадать на картах. Этим многие зарабатывают, я слышала. Я даже ауру вижу. Меня, когда я в дурдоме лежала, научили.
      - И как ты себе это представляешь? Ты даешь рекламу, и народ побежит к тебе? Сколько ты будешь брать за прием? Что говорить? Что делать? Руками махать, вперясь в пациента сомнамбулическим взглядом?
      - А что я одна буду?!
      - А как же еще? Насколько я понимаю, ты собираешься объявить прием на дому. Это весьма утомительно, если пойдет поток народа, но... вряд ли он пойдет сразу...
      - Нет. Одна я не потяну. - Ответила Зинаида и губы её задрожали.
      "Если видишь нищего, не давай ему рыбку, дай удочку" - вспомнилась ей любимая поговорка буддистов. Но та ли "удочка" нужна Зинаиде, которую она у неё просит, покормит ли она её - Виктория сомневалась.
      Впрочем, Зинаида ничего ещё конкретного не предложила, но словно читая её мысли, Виктория предложила сама:
      - Хорошо. Я даю тебе сейчас небольшую сумму денег, которую ты сможешь без труда отдать впоследствии, чтобы ты могла протянуть в первый период, а ты тем временем ищешь офис для фирмы, которую придумала. Я не думаю, что снятие той пары комнат, которые тебе потребуются - будет стоить дорого. К тому же я помогу тебе поставить дело. Будем работать напополам. Вычитай из наших заработков расходы на снятие офиса, оформление, рекламу, плюс процентов десять на развитие...
      - Как? Но это же будет ваш офис.
      - Я же сказала, все поделим поровну. Ты же, как я понимаю, из твоих предыдущих историй чувствуешь себя подавленной, когда зависишь от кого-то и находишься под чьим-то началом. Я предлагаю тебе равные условия. Так, чтобы ты себя не чувствовала вечной Золушкой в услужении у вечной мачехи. Смотри на жизнь реально. Предприятие, которое ты мне предлагаешь - мне абсолютно не нужно. Но у меня сейчас есть время, которое я могу потратить на это дело. И деньги.
      - Как же не нужно?! - изумленно уставилась на неё Зинаида своими столь небесного цвета глазами, что они показались Виктории кукольными.
      - Потому что я художник.
      - А... картинки рисуете?.. Но на них же не проживешь. - Ответила она столь уверенно, что Виктория, если бы шла в этот момент, обязательно бы споткнулась. Но Виктория вжала себя поглубже в кресло, на несколько секунду прервала дыхание, чтобы совладать с собой и продолжила:
      - Это дело мне не интересно. Но я хочу тебе помочь. Но вы же... я вижу, что вы похожи на колдунью!
      - Быть может, всякий творческий человек, этакий художник по жизни, немножечко колдун. Ведь недаром есть такое выражение: "Магия искусства"... Если это так и есть, то из всех магий на свете самая высокая магия - это искусство...
      - Знакомилась я как-то раз с художниками - голодают. Какие же они маги? Тоже мне колдуны!.. - Укоризненно взглянула она на Викторию и, заметив недоумение в ответном взгляде пояснила: - Зачем все это, если не можешь разбогатеть?
      "Если ты будешь обижаться - ты никогда не увидишь реальной картины происходящего" - вспомнились слова учителя в дни её пребывания в Вате, который, даже если бы его монахи перестали сражаться бадминтон и в теннис, учить английский, все равно только с очень большой с натяжкой, можно было бы сравнить с русским монастырем, - скорее с философским факультетом.
      - Пожалуйста, - перебила её рассуждения Виктория, - снимай помещение недалеко от дома. Я ещё путаюсь, перейдя с правого руля на левый, и вообще не хочу тратить время на дорогу.
      - У вас есть машина! Так это же тогда просто. Я найду адреса, мы с вами поедем по ним и вы сами обо всем договоритесь.
      Перспектива стать ещё и водителем у этой, как ей показалось, совершенно ничего не понимающей, заблудшей овцы, повергла Викторию в ужас. В один момент она забыла про все буддистские практики и отчаянно вскрикнула:
      - Нет! Нет! Нет! - И только после ровным голосом добавила: - У меня много дел. Я очень занята.
      ГЛАВА 12.
      "Я занята, я занята" - отвечала она и сыну, предложившему ей проветриться и съездить с ним на съемки в Тарусу; и родителям, предлагавшим поехать на дачу покидать снег под деревья, и неожиданно объявившемуся приятелю детства биологу Сергею Спиину. Насколько она его помнила - он всегда куда-то уезжал навсегда. Сначала это был, кажется, Таймырский заповедник, где он должен был посвятить всю свою жизнь, и никак не меньше, разведению овцебыков. Уж очень они были тогда нужны сельскому хозяйству севера Советского Союза. Это был глобальный проект! Способный сразу осчастливить жителей севера, не имеющих возможности пасти овец. Но позже появился ещё более глобальный проект по развороту северных рек Печорского бассейна, он должен был осчастливить не только жителей севера, но ещё и степи!..
      Виктория не поверила этому заявлению. Они много и подолгу спорили, не жалея ни времени, не сил. Но когда дело дошло до того, что это возможное безумие стали обсуждать на страницах печати, словно под шумок, какой-то завод слил какую-то химическую дрянь в Рыбинское водохранилище, и вся его рыба, как по команде, повернулась кверху пузом. Отчего Спиин, всегда чувствуя в себе энтузиазм комсомольцев ещё двадцатых годов, тут же стал не просто биологом, но ихтиологом, впрочем, он всегда любил рыб и даже родился под созвездием Рыбы, и наконец-таки, после долгих очередных проводов, отчалил, вроде бы навсегда, на это новое "Мертвое море". Потом он появлялся в её жизни раз в пять лет то, уезжая навсегда на обезображенное гельминтами озеро при какой-то АЭС, то после того, как какой-то ламповый завод спустил в Волгу ртуть - под Астрахань, выяснять сработал ли плацентарный барьер и не передались ли зачатки отравления знаменитой русской икре. В общем, он был вроде бы всегда при деле, но только не тогда, когда приезжал в Москву. В Москве же он шлялся по приятелям и пропагандировал всем кому не попадя свою очередную идею спасения мира от очередной экологической катастрофы. Мог в течение года, а то и двух, если его очередной отъезд "на всю оставшуюся жизнь" затягивался, говорить ежедневно, что уезжает - намедни, и жить в состоянии постоянных проводов. Викторию даже не тронул тот сентиментальный момент, что они не виделись черти сколько, что и он и она можно сказать только что вернулись из своих странствий. Она испугалась нагрузки новой Спиинской галиматьей.
      - А помнишь... Я ещё помню - вздыхал Спиин в телефонную трубку, - как вошла ко мне резкая как нате. Тебя вызвал Бен, чтобы ты подвезла рюкзак, нам не хватало рюкзака, я отправлялся в экспедицию, и вдруг ты пришла и сказала, чтобы я взял в экспедицию и тебя. Я, помню, оробел совершенно такая девчонка! Помнишь, как я спросил, а есть ли у тебя паспорт и ты тут же достала паспорт из заднего кармана джинсов и положила передо мною на стол. Тебе было всего лишь семнадцать! И я понял тогда - это на всю жизнь.
      - Что на всю жизнь? - усмехнулась Виктория.
      - Ну... наша дружба.
      - Дружба?! - воскликнула она и пробормотала в сторону китайскую поговорку: "Умыв руки, не приноси жертв". Ностальгия - чем не жертва прошлому?..
      Нет - думала Виктория - слишком грустно и скучно переживать былое, когда тебе неясно твое будущее. Даже если ты вспоминаешь счастливые моменты - оно не забавляет тебя - укачивают так, словно морская болезнь лишая воли и подвижности.
      И резко переведя разговор на деловой тон, она обратилась к нему с просьбой подыскать ей мастерскую, покуда он не у дел, и точно зная, что он никогда ничего путного ей не найдет, но пока не найдет не будет дергать её и отвлекать на пустую болтовню.
      Она вообще не хотела видеться ни с кем. Боясь, словно бегун приготовившийся преодолеть марафонскую дистанцию на спринтерской скорости, что её окликнут и собьют настрой.
      И все-таки ей казалось, что она бегает по заколдованному кругу. Чем она ни занималась - все казалось бессмысленным и бесконечным. Звонила в агентства по жилым помещениям и нежилым, дабы приобрести мастерскую, выслушивала неподобающие цены и невдохновляющие адреса. Снова звонила и снова... Звонила галерейщикам, которые вякали-мякали, а потом просили перезвонить попозже, действуя в соответствии с апломбами совдеповской интеллигенции. Едва клала трубку - ней дозванивалась Зинаида, предлагая снять под офис для гадания и прочую ворожбу - то комнаты в администрации какого-то завода, то чуть ли не цех на фабрике, то кабинет в кулинарии. Отчего, живо представив себе, как люди будут принимать пищу в заведении, где колдуют какие-то непонятные ведьмы, Виктория хохотала прямо в трубку. Но когда Зинаида предложила какое-то помещение на территории немецкого кладбища - Виктория почувствовала пора её остановить:
      - Все. Больше не ищи!
      - А что же мне делать?
      - Возвращайся домой, ложись на диван и, скрестив на груди руки, смотри в потолок.
      - Это что - такое колдовство, которое называется медитация?
      - О боже! Я просто советую тебе отдышаться и сосредоточиться.
      Виктория положила телефонную трубку и пробормотала себе под нос: Нормально. Всем даю умные советы, а сама?
      Она легла на диван и тут же вскочила.
      Через час с трудом нашла этот очередной центр современного искусства, расположившийся в саду то ли бывшего, то ли продолжающего работать, но в пол силы завода. Ее старый приятель теперь был директором этого центра. Когда-то, очень давно, он спасался на её груди от депрессии. Она от своих проблем - на его. До чего же ломкие, нежные и глупые они были тогда. А ещё он отчего-то никогда ей не казался человеком способным хоть на какое-то серьезное дело - так... приятный приятель, "мальчик одуванчик", как она называла его про себя. Неужели годы могут так круто изменить человека, что сейчас она войдет не к Лелику, а к Леониду, как его, бишь, по батюшке?..
      Виктория заперла машину, оставив её у ворот сада. И пройдя на плохо освещенную территорию, в рассеянности остановилась - вперед по тропинке, слева, стояли один за другим три маленьких одноэтажных домика, издалека похожих на украинские мазанки, справа не было ничего кроме пространства покрытого снегом, несколько остовов деревьев, а далее белый бетонный забор, темные, нависающие, словно скалы ущелья, дома. Ей показалось, что она попала не по адресу, но, пройдя вперед по дорожке ведущей к домикам, увидела табличку, указывающую на то, что современное искусство ждет её - по тропинке прямо. Оно действительно расположилось в белом домике, последнем в этом саду. Таких миниатюрных центров современного искусства она ещё не видела. Вспомнив русскую поговорку: "мал золотник, да дорог", с трепетом в сердце открыла дверь.
      В небольшом белом холле топтались какие-то потертые, хотя и артистично, но больше неряшливо одетые люди - каждый был с красным пластиковым стаканчиком в одной руке и сигаретой в другой. Они сосредоточенно скользили мимо, особо не замечая друг друга, так, словно решали какое-то важное алгебраическое уравнение, и даже никто не бросил взгляда на только что вошедшую женщину.
      Виктория, пытаясь разглядеть хоть одно знакомое лицо, застыла у дверей рассеянно улыбаясь.
      Скидывай пальто, - по-хозяйски подошел к ней маленький коренастый тип, с взлохмаченной шевелюрой жирных волос, то ли лет тридцати пяти, но весь испитой, то ли более пятидесяти пяти, если предположить изначально, что пьет не особенно много.
      Виктория расстегнула свое старое кожаное пальто, сама сняла его и оглянулась - где бы положить.
      - Ладно, так уж и быть - давай снесу, - несколько пренебрежительно взял у неё пальто тот же тип, отнес его в какую-то комнату, вернувшись, протянул ей ладонь с растопыренными пальцами, явно намереваясь пожать ей руку, как мужчине. Но Виктория так элегантно вложила свою ладонь в его, что не прикоснуться губами к её руке он уже не мог.
      - Альмар - меня зовут.
      - Виктория. А вы художник?
      - А как же. Все здесь... - он проглотил ругательство столь выразительно, что Виктория не могла не понять, как он здесь ко всем относится. Тут же всучил ей пустой стакан и исчез. Виктория так и осталась стоять с пустым стаканом, словно с микрофоном, когда не знаешь что говорить.
      Тем временем мужчины, поскольку основную толпу составляли представители именно этого пола, а пара молодых женщин лианообразно скользила по задворкам этого фасада человечества, так вот эти мужчины, краем глаза все-таки наблюдавшие за Викторией несколько всколыхнулись, тот, что был ближе и напоминал Квазимодо, хотя и не был горбат, подобострастно прошепелявил:
      - Я тоже художник. - И представился.
      Но Виктория не расслышала его имени.
      - Я тоже художник, - пробасил длинный бородач и, не подумав представиться, продолжил как-то сходу: - У тебя водка налита? Ладно, давай отолью. - И деловито хлобыстнул ей пол стакана водки из своего.
      Виктория несколько растерялась, хотела сказать, что она не пьет. Тем более водку. Что она вообще-то за рулем, но это, похоже, никого не интересовало. Мужчины дефилировали, как рыбы в аквариуме - вроде бы деловито, вроде бы бестолково, взгляды их по отсутствию концентрации на каком-либо предмете, или человеке, так же напоминали рыбьи.
      Виктория, дернула одного аккуратно проплывающего мимо неё "рыба" и спросила: - Простите, кто автор сегодняшней выставки?
      - Там. - Небрежно махнул "рыб" на двери.
      Виктория распахнула двери и прошла в зал, напоминающий длинный гараж с побеленными стенами. На стенах картин не было - на стенах висели цветные квадраты фотографий размером пятьдесят на пятьдесят. Качество их не то, что бы оставляло желать лучшего, но раздражало блеклостью, мало того - им явно не хватало резкости, композиционно они также не соответствовали ничему приемлемому, разве что взгляду беспросветного самовлюбленного любителя, который считает для себя западло переходить хотя бы в стадию ученика.
      "Быть может это стиль такой особый?" - Виктория, когда понимала, что первоначально судит слишком резко, всегда, пусть и, совершая акт насилия над собой, заставляла себя сомневаться. Но подошла поближе, чтобы понять, что изображено на фотографиях и поняла, что это птичий помет. Птичий помет на асфальте, птичий помет на тропинке, птичий помет на траве, ещё раз на траве, на крыше. Помета то мало, то много, то он образует какую-то спонтанную картину, то просто белое, почти снежное поле. И везде поясняющие подписи - вот: "птичий помет на шляпе". При этом казалось, что шляпа снята чуть ли не через огромную лупу, поскольку не вмещалась в рамки кадра и то, что это черное поле - шляпа, можно было понять лишь прочитав пояснение под фотографией.
      Виктория все-таки не была лишена чувство юмора и принимала почти любой степ, но, обычно, в художественных салонах, он подавался столь классно, столь сочно, что подписей не требовалась, непонятка же творящаяся на квадратах пятьдесят на пятьдесят начала её раздражать своей некачественностью. Сама того не замечая, она влила в себя ту водку, что была у неё в пластиковом стаканчике, водку которую не пробовала как минимум лет шесть, задохнулась на мгновение и, с ужасом в глазах, выскочила в холл в надежде найти что-нибудь закусить или запить.
      - Ну как? - Подскочил к ней тот, которого звали Альмаром.
      Не зная, что ответить Виктория выдохнула с парами водки английское слово: - Файн.
      - Понятно. Душить их всех надо, - пробурчал Альмар. - Не нравится мне все это. Такие, вот, и погубили Россию.
      Виктория попыталась соотнести то, что она видела в зале с гибелью целой страны, соотношение масштабов её поразило, и она наивно спросила:
      - За что же вы так родину-то не уважаете? Неужели вы думаете, что Россия столь слаба, чтобы на неё вообще могут повлиять подобные выставки?
      Но Альмар, заметив, что водка на столе кончается, ушел к разливочному столу, так и не ответив.
      Она почувствовала себя неуютно, а тут её ещё кто-то хлопнул по плечу, Виктория вздрогнула от неожиданности и обернулась: