Зрители онемели от удивления.
      - Что здесь происходит?! - рассердился Ноготок XV.
      - Великий государь! - крикнул первый министр с футбольного поля. - Этот прощелыга обманул нас. Он не акробат из Магриба, а тот самый хулиган, что избил моего телохранителя, - И добавил, уже обращаясь к Саламуре: - Куда ты дел свои усы, самозванец?!
      Наш пастушок схватился за верхнюю губу - на ней остались только кусочки теста.
      - Вы посмотрите на этого преступника! - горячился первый министр.
      - Замечательный мальчик, - вздохнула Заусеница и почему-то вспомнила свою молодость.
      - Пусть дерётся с Зуботычиной. Хочу видеть настоящий бокс, - захныкал наследный принц.
      - Сегодня? - спросил первый министр.
      - Немедленно! А не то я заплачу, - надул щёки Бутуз.
      - Пусть боксируют! - приказал Ноготок XV. - Такова воля принца.
      Бородавка отвёл Зуботычину в сторону:
      - Умоляю тебя, избей этого подлеца, смой позор кровью.
      - Не беспокойтесь, господин, - самоуверенно улыбнулся телохранитель, - я его проучу.
      Первый министр приказал гвардейцам покинуть поле, а сам поднялся в королевскую ложу. Вторая схватка Саламуры и Зуботычины
      Футбольное поле превратилось в ринг. Зуботычина нетерпеливо переступал с ноги на ногу, словно делал разминку, и грозно поглядывал на обидчика: мол, сейчас от тебя мокрого места не останется.
      А Саламура стоял опустив голову. Ему было не до бокса. Наш пастушок очень устал, делая сальто, к тому же он боялся первого министра. "Если я и на этот раз изобью Зуботычину, - думал он, - то Бородавка непременно бросит меня в темницу".
      - Почему они не боксируют? - закапризничал Бутуз.
      - Начинайте! - приказал из ложи Бородавка.
      Зуботычина, выставив вперёд кулаки, пошёл на Саламуру. Мальчик спокойно наблюдал за противником. Телохранитель первого министра нацелился правой рукой ему в переносицу, но Саламура изящным поворотом увернулся от прямого удара. Зуботычина не поверил своим глазам - неужели промахнулся?
      Саламуре пришла в голову забавная мысль: бросить противника в нокаут так, чтобы и пальцем не тронуть, измотать его до потери сознания. Тогда никто и придраться не сумеет: ведь Зуботычина сам упадёт от усталости.
      А телохранитель Бородавки всё махал кулаками, не попадая в Саламуру.
      Симпатии зрителей целиком были на стороне мальчика.
      На трибунах уже знали, что Свирелька - тот самый храбрец, который заступился за болельщиков, и зрители предвкушали новую потеху. Но постепенно их охватывало волнение: мальчик уклонялся от боя, не наносил Зуботычине ударов. Зрители зашумели, раздались свистки.
      Но Саламура не изменял избранной тактики. Больше того, он засунул руки в карманы и просто дразнил Зуботычину, показывал ему язык.
      Зуботычина рассвирепел. Не помня себя, он рванулся вперёд и... оказался на земле. Пастушок отошёл в сторону - лежачего, мол, не бьют.
      На трибунах раздался смех.
      Саламура увлёкся этой игрой в кошки-мышки. Он всё ближе подпускал противника - казалось, лицо подставляет для удара, - но в последнее мгновение отскакивал, и Зуботычина грузно падал на землю.
      В королевской ложе принц визжал от восторга. Ноготок XV и его супруга были счастливы - наконец-то их сын смеётся!
      Только Бородавка сидел с мрачным лицом. Он готов был выбросить на ринг полотенце: дескать, за явным преимуществом Саламуры бой прекращается, но боялся государева гнева.
      Зуботычина бессмысленно размахивал кулаками, уже не целясь в противника. Один из таких ударов пришёлся ему же в скулу.
      Телохранитель первого министра пошатнулся, скосил глаза, понюхал свой кулак и под общий хохот пустился танцевать.
      Видели бы вы, как становился он на цыпочки или выделывал затейливые колена.
      Потом остановился напротив ложи и принялся бить себя по голове.
      - Ваше величество, Зуботычина сошёл с ума, - наклонился к Ноготку XV Бородавка.
      - Что ж, наденьте на него смирительную рубашку, - рассудил король.
      Зуботычина тем временем раскинул руки и, возомнив себя актёром, осторожно ходил по мнимому канату. Затем принялся кувыркаться: мол, делаю сальто.
      Хохот стоял невообразимый.
      Зуботычина сел посреди поля и запел во всё горло:
      Нет на свете человека
      Скупее Бородавки.
      Прячет золото в носу,
      Словно в тайнике.
      - Ложь, подлая ложь! - возмутился первый министр. - Никакого золота я в носу не прячу, это неправда. Вот смотрите!
      Он зажал одну ноздрю и шумно выпустил из другой струю воздуха. Потом сделал то же самое, зажав вторую ноздрю.
      - Ну, есть у меня в носу золото?
      - Арестовать! - приказал Ноготок XV, указывая перстом на телохранителя Бородавки.
      Взвод дубиноруких выбежал на поле стадиона. Зуботычина растянулся, сложив на груди руки, словно он умер.
      - Немедленно встань и следуй за нами! - приказал командир взвода.
      Зуботычина даже не шелохнулся.
      - Встать! - крикнул комвзвода. Зуботычина и ухом не повёл.
      - Унесите его! - приказал командир дубиноруких. Гвардейцы схватили Зуботычину кто за руки, кто за ноги.
      И тут телохранитель Бородавки приподнялся и одним резким движением разбросал дубиноруких по всему полю. Затем погнался за командиром взвода. Но тот оказался проворнее - сделав круг по беговой дорожке, он скрылся в толпе хохочущих зрителей.
      Зуботычина остановился и почесал затылок - он не мог вспомнить, за кем гнался и почему.
      Пока Зуботычина, углубившись в размышления, чесал затылок, гвардейцы успели оправиться от потрясения. Они подкрались к нему сзади, и двадцать дубинок опустились на голову телохранителя первого министра.
      Зуботычина обалдело смотрел вверх, словно удары сыпались на него с неба. Другой давно бы свалился на землю, но у грозного телохранителя голова была крепкая, как орех.
      В конце концов гвардейцам всё же удалось связать Зуботычину и унести с поля.
      Зрители ликовали от удовольствия, и Бородавка был посрамлён.
      А Бутуз столько смеялся, что под конец даже заикал.
      Государь с государыней радовались за сына.
      Считая, что представление окончено, Ноготок XV встал... Щелчок, который взволновал страну
      - Я тоже хочу! - заявил принц.
      - Что? Что? - почти в один голос спросили Ноготок и Заусеница.
      - Хочу бороться.
      - С кем? - удивился тронный владыка.
      - С этим. - Бутуз показал пальцем на Саламуру.
      Пастушок всё ещё стоял на поле. Он с таким интересом наблюдал за выходками Зуботычины, что забыл об опасности. А когда решил уйти подобру-поздорову, то было поздно.
      К Саламуре подошли три высших чина и заявили, что с ним желает бороться сам принц.
      "Только этого мне не хватало! - расстроился Саламура. - Вот накликал на себя новую беду".
      Придворные, как могли, отговаривали принца. Ему ли, наследнику короля, бороться с каким-то мальчишкой. Они заверяли, что, конечно, принцу ничего не стоит уложить самозванца на обе лопатки, ведь Бутуз такой полный! Но зачем ему пачкать руки?
      А Бородавка сказал:
      - В этом проходимце сидит нечистая сила, вы видали, как он околдовал Зуботычину, нашего чемпиона.
      Но Бутуз стоял на своём:
      - Хочу бороться, и всё!
      Зрители, уже начавшие было расходиться, заметив суматоху в королевской ложе, вернулись на свои места.
      Жители Сноготка, как, впрочем, и многие другие, были очень любопытными людьми.
      На поле вышел Бутуз.
      Король и королева смотрели на своего наследника с любовью и страхом. Они боялись, как бы чужестранец не напустил на принца какую-нибудь хворобу. И в то же время гордились Бутузиком. Он так воинственно и молодцевато приближался к Саламуре, что у родителей выступили на глазах слезы умиления.
      Пастушок первый раз в жизни видел так близко настоящего принца и разглядывал его во все глаза.
      - Смотрите, он гипнотизирует принца, - сказал Бородавка Ноготку XV.
      Но тот отмахнулся от первого министра, как от назойливой мухи.
      Бутуз так рассматривал Саламуру, словно искал уязвимое место. Он дважды обошёл его, затем вызывающе выпятил грудь и спросил:
      - Как тебя зовут?
      - Саламура. А тебя?
      - Меня?
      - Да, тебя.
      - Меня... меня... Бутуз.
      - Ты на самом деле принц?
      - Кто, я?
      - Да, ты.
      - Я... я... о чём ты спросил?
      - Ты уже забыл?
      - Забыл. А что?
      - Да ничего. Я просто спросил: правда ли, что ты настоящий принц? Конечно.
      - А почему ты такой толстый?
      - Так я же принц.
      - Ты, наверное, любишь поспать?
      - Я?
      - Да, ты.
      - А что мне ещё делать. Поем и на боковую, снова поем и опять на боковую. На то я и принц.
      - Это ты велел привести во дворец Байю?
      - Какую Байю?
      - Повелительницу светлячков.
      - Да. Я думал, она царица, а оказалось - просто пастушка.
      - Где она сейчас?
      - Кто?
      - Байя, пастушка светлячков.
      - Не знаю... Что ты всё спрашиваешь, давай лучше поборемся.
      - Сначала скажи мне, где Байя.
      - Пропала куда-то.
      - Как это - пропала?
      - Откуда мне знать. Я принц...
      - А что такое щелчок, это ты, надеюсь, знаешь?
      - Щелчок?
      - Да, щелчок. Не слыхал?
      - Нет.
      - И не получал его по носу?
      - Нет.
      - Ну, тогда получай.
      Пастушок согнул средний палец, придержал его большим - принц внимательно следил за его странными движениями. Саламура дал ему щелчок по носу.
      Бутуз захныкал:
      - Я так не играю... Это нечестно...
      - А Байю похищать честно?
      В королевской ложе поднялся невообразимый шум.
      - Он дал принцу щелчок!
      - Ох, ох, щелчок!
      - И кому?
      - И куда?
      - Негодяй!
      - Арестовать!
      - Сгноить его в тюрьме!
      Заусеница упала в обморок.
      Король, его величество Ноготок XV, приказал:
      - Арестовать наглеца!
      Тут же на поле выскочили дубинорукие: не один и не два взвода, а вся гвардия. Оцепив поле, они надвигались на Саламуру. Наш пастушок попал в окружение.
      Первый и второй министры взяли принца за руки и повели к ложе. Правда, Бутуз вырывался: мол, я ещё не боролся, но на этот раз министры проявили твёрдость характера.
      Кольцо дубиноруких сужалось. Саламура уже слышал их тяжёлое дыхание. Его вдруг осенило: "Перепрыгну-ка я через этих разинь". Он разбежался и, сделав сальто, перемахнул через ряды гвардейцев. Дубинорукие почему-то зажмурили глаза и схватились за шлемы.
      А пастушок уже бежал к восточной трибуне.
      - Ловите его, вяжите! - крикнул генерал и повёл за собой войско.
      Толпа зрителей расступилась перед Саламурой, пропустила его и вновь сомкнулась.
      Гвардейцы потребовали немедленно выдать им преступника. Народ ответил решительным отказом.
      Гвардейцы заработали дубинками. Народ возмутился.
      - Ребята, постоим за себя! - крикнул кто-то из толпы. - Война так война!
      Через несколько минут стадион напоминал поле битвы.
      Простолюдины, кто вооружившись досками от скамеек, кто просто голыми руками, расправлялись с карателями.
      Увидев, что королевская ложа опустела, генерал бросил своё войско на произвол судьбы и побежал вдогонку за вельможами. Правда, он хромал на обе ноги и не мог их догнать, особенно прыткого короля, но все же старался не очень отстать от свиты.
      А чего стоит войско без генерала, вы и сами прекрасно знаете. Дубинорукие потерпели жестокое поражение.
      Народ ликовал. Саламуру на поднятых руках пронесли через весь город.
      В тот вечер духанщики выкатили на улицы бочки с отменным вином. Стоял пир на весь мир. На острове
      Согласно указаниям кузнеца, Цомизелия должен был сразу же по окончании представления доставить Саламуру на остров. Но вызволить героя дня из объятий разгорячённых жителей столицы оказалось делом нелёгким.
      Саламуру просто разрывали на части. Всякий старался заманить его к себе и угостить чем-нибудь вкусненьким. А государство Сноготок славилось на весь мир своими замечательными шашлыками, хачапури и соленьями...
      Пастушок обещал почти каждому жителю посетить его дом, но только чуть позже.
      - А сегодня он мой гость, - заявил вдруг во всеуслышание Цомизелия. Саламура ещё на той неделе обещал мне...
      Что могли сказать на это жители Сноготка? Они считали себя людьми воспитанными и твердо соблюдали законы гостеприимства.
      Цомизелия, как вы знаете, жил на окраине столицы, неподалёку от трёх дубов. Тех самых трёх дубов, под которыми скрывался вход в катакомбу.
      Так что вскоре тестодел и Саламура уже шли подземным ходом к острову. По дороге Цомизелия вдруг вспомнил, что у акробата отлетели приклеенные его тестом усы. "Как я посмотрю кузнецу в глаза? - подумал он. - И зачем только хвастался? Но разве угадаешь наперёд, отпадут усы или нет?"
      Он даже хотел вернуться в город, но потом решил: будь что будет.
      Кузнец встретил своих друзей у самого входа в катакомбу. Видно было, что он изрядно поволновался.
      Цомизелия тут же принялся рассказывать о приключениях того дня. Он так увлёкся, что забыл упомянуть о потере Саламурой усов.
      - Удивительно, - сказал кузнец, - как же они узнали Саламуру, ведь мы так тщательно загримировали его?
      - Узнали... - притворился удивлённым не менее кузнеца тестодел.
      - Эх, кабы не отклеились усы, - вздохнул пастушок.
      - Значит, усы всё же отклеились? - спросил кузнец.
      - Да. Иначе меня ни за что не узнали бы, - простодушно ответил Саламура.
      Он, конечно, не догадался, почему Цомизелия опустил эту подробность.
      - Всё понятно! - Кузнец сердито взглянул на тестодела. Цомизелия стал красным как рак и виновато молчал.
      - Впрочем, - сказал кузнец после недолгой паузы, - нет худа без добра. Дубинорукие потерпели поражение, и это очень хорошо... Народ поверил в свои силы, и мы теперь решительно потребуем немедленного освобождения нашего Подножки.
      - Конечно, что за вопрос! - охотно согласился Цомизелия. Он от радости, что так легко избежал наказания, готов был со всем согласиться.
      - Надо ковать железо, пока горячо, - сказал кузнец. - Ступай, Цомизелия, к мудрому Акти-Лу и предупреди его, что под утро я приду к нему за советом. Пусть не спит и ждёт меня.
      Тестодел мгновенно удалился.
      Кузнец попросил Саламуру ещё раз до мельчайших подробностей рассказать о происшествии на стадионе.
      Пастушок вспоминал, словно разматывал клубок нити.
      - Ах ты чертёнок! - восхищался кузнец изобретательностью побратима. Говоришь, Зуботычина свихнулся... Ха-ха-ха!.. Ха-ха-ха! И этот тюфяк Бутуз вздумал бороться! Представляю, что там творилось, когда ты дал ему щелчок. Ха-ха-ха!..
      Звёзды одна за другой зажигались на небе.
      Кузнец поднялся:
      - Ну, я пойду к Акти-Лу. Скоро вернусь.
      Саламура остался один на необитаемом острове. Светлячки находят Байю
      Тревожные думы не давали Саламуре покоя.
      Байя исчезла из дворца. Пропала. Наверное, она воспользовалась случаем и сбежала. Но куда? Где её искать? Вряд ли она могла далеко уйти. Наверное, скрывается где-то в ближнем лесу. Но тогда и найти её не так трудно.
      Саламура достал из-за пазухи коробок и сказал светлячкам:
      - Вся надежда на вас. Летите на поиски Байи. И если найдёте её в одном из ближних лесов, не мешкая сообщите мне. Вы ведь любите Байю?
      - Любим! Очень любим! - зашумели светлячки.
      - Мы вернёмся с доброй вестью. Жди нас, Саламура.
      - Ну, летите!
      Светлячки пунктирами прочертили ночную тьму.
      Пастушок проводил их взглядом и направился к берегу реки. Он почему-то был уверен, что Байя скрывается в лесу и светлячки обязательно разыщут её.
      Но мы-то знаем, где была Байя: в тёмной камере, о которой известно только первому министру и его верному холопу одноглазому Разе.
      Интересно, найдут ли светлячки Байю?
      Байя проснулась с наступлением ночи. Она видела дурной сон и еле подняла тяжёлую, словно налитую свинцом, голову. В окно темницы заглядывали звёзды. Байе хотелось плакать.
      - Звёздочки, красавицы, не покидайте меня. Все забыли Байю, даже светлячки. Видно, суждено мне умереть в этой темнице. Светлячки такие маленькие и слабые, они ничем не могут помочь своей пастушке. А Саламура уже, наверное, и не помнит меня. Ведь мы виделись с ним всего один-единственный раз.
      Байя вспомнила тот вечер на опушке леса и залилась горючими слезами.
      - Звёздочки, красавицы, передайте Саламуре, что я помню песню ночи. Вы ведь однажды исполнили мою просьбу.
      Долго ещё беседовала пастушка со звёздами, умоляя их рассказать Саламуре и светлячкам о несчастной доле их подружки.
      И вдруг Байя заметила, что звёзды зашевелились.
      - Мне, наверное, померещилось, - горько улыбнулась Байя, - пора спать.
      Нет, Байе не померещилось, не привиделось. Только это были не звёзды, а её светлячки. Они уже кружились у самой решётки камеры.
      Пастушка бросилась к окну:
      - Родные мои, это вы прилетели ко мне?
      - Байя, Байя, мы нашли тебя! - радостно закричали светлячки, садясь ей на руки, на плечи и волосы.
      Байя ласкала верных своих друзей, гладила по крылышкам.
      - Спасибо вам, золотые мои, спасибо. Неужели мы опять вместе? Дайте, я полюбуюсь вами, ненаглядные мои.
      - Байя, Баечка, мы сейчас же полетим к Саламуре, обрадуем его.
      - Значит, и Саламура здесь?!
      - Здесь, здесь. Мы все вместе искали тебя. Он ждёт нас.
      - Спасибо вам, родные! Передайте Саламуре, что я не забыла его. Помню и песню ночи.
      От радости светлячки готовы были взлететь на седьмое небо, но они торопились к Саламуре. Байя проводила светлячков до окна.
      Начиналось утро.
      Байя уснула со счастливой улыбкой на губах. Она была счастлива. Пришёл конец её одиночеству! Лесорубы на острове
      Предчувствие не обмануло Саламуру - светлячки нашли Байю. Слушая их сбивчивый рассказ, наш пастушок от радости пустился в пляс. Но когда светлячки описали ему камеру с решётками на окне, Саламура приуныл. Он понял, что освободить Байю будет вовсе не легко.
      Кузнец запаздывал. Солнце уже ярко светило, а он всё не возвращался из города. Саламуре не терпелось посоветоваться с другом, который наверняка придумает, как вызволить Байю.
      Пастушок с тяжёлым сердцем ждал побратима у выхода из катакомбы. Наконец из-под земли высунулась голова кузнеца. Саламура с первою же взгляда понял случилось несчастье.
      Кузнец повёл Саламуру в глубь леса.
      - Какие новости? - спросил наконец пастушок.
      - Очень плохие. Вчера вечером дубинорукие забрали по одному человеку из каждого дома.
      - Куда забрали? - не понял Саламура.
      - В тюрьму. Говорят, все камеры в ней переполнены. Город опустел, жители боятся и нос высунуть на улицу.
      - Это я во всём виноват, - горестно вздохнул Саламура. - Сам не пойму, как я дал щелчок принцу. Не случись этого, горожане сейчас мирно спали бы в своих кроватях.
      - И где это слыхано, - возмутился кузнец, - чтобы наказывали людей за такое справедливое дело?!
      - Байя тоже в тюрьме, - сказал Саламура.
      - Откуда ты знаешь? - удивился кузнец.
      Пастушок рассказал о том, как всю ночь светлячки искали свою повелительницу в лесах, прибрежных рощах, как услышали её разговор со звёздами, полетели на голос и нашли Байю в темнице.
      - Успокойся, Саламура. - Кузнец обнял побратима за плечи. - Скоро все заключённые будут на свободе. Народ полон решимости бороться за своё право смотреть футбол. Мы освободим Подножку, а вместе с ним и всех остальных. Гвардейцы уже однажды потерпели поражение, мы победим их и во второй раз. Сейчас Цомизелия приведёт лесорубов, они напилят для восставших дубинки. Будем бороться с дубинорукими их же оружием.
      Саламура восторженными глазами смотрел на кузнеца.
      Вскоре пришли Цомизелия и шесть лесорубов. Они тут же принялись за работу - запели пилы, затюкали топоры.
      Наш пастушок от нечего делать слонялся по острову. Он подошёл к тому месту, где река была поуже и до стены тюрьмы, казалось, можно рукой достать. Арестанты что-то кричали в зарешеченные окна, размахивали кулаками.
      Саламура подумал: "Залезу-ка я на дерево, может, увижу в окне Байю". Правда, по двору гусиным шагом маршировали тюремные стражники, но Саламура незаметно для них влез на самую верхушку дерева. Отсюда хорошо были видны все окна, но Байи ни в одном из них не оказалось.
      Пастушок забыл, что Байя не могла в это время стоять у окна. Ведь с восходом солнца она засыпала, а просыпалась только вечером. Саламура забыл, но мы-то помним.
      "Эх, достать бы верёвку, - подумал мальчик, - привязал бы один конец к дереву, а второй набросил на дымовую трубу. Ходить по канату я, слава богу, умею..."
      Пастушок слез с дерева и помчался к кузнецу. Тому пришёлся по душе замысел побратима. А стоявший рядом Цомизелия предложил:
      - Хотите, я принесу вам из города целых две верёвки?
      - Отлично! - улыбнулся кузнец.
      Так и решили. Цомизелия принесёт верёвку, Саламура с наступлением темноты никем не замеченный влезет на дерево, набросит петлю на дымовую трубу, спустится по второй верёвке в камеру и...
      Но стоп! Зачем мы опережаем события. Лучше расскажем обо всём по порядку. Торопиться нам некуда.
      Итак, Цомизелия пошёл за верёвкой.
      Вскоре лесорубы закончили свою работу.
      А тут вернулся и Цомизелия с двумя связками верёвки. Лесорубы во главе с кузнецом унесли дубинки в город. Саламура остался на острове ждать вечера. Аркан, брошенный с дерева
      Едва наступил вечер, пастушок влез на самое высокое дерево у реки. С верхушки ему хорошо был виден тюремный двор - дубинорукие стояли как истуканы, не отходя ни на шаг от своих постов.
      Сейчас всё зависело от ловкости Саламуры. Он перемотал верёвку на правую руку, освободил локоть, ещё раз смерил глазами расстояние.
      Саламура хорошо умел накидывать петлю. Ведь каждый настоящий пастух мастер бросать аркан. А наш Саламура был истинным пастухом.
      Верёвка со свистом полетела к дымовой трубе. Саламура даже зажмурился - не промахнуться бы.
      Опасения Саламуры оказались напрасными. Так ловко даже известные ковбои в американских фильмах не набрасывают лассо.
      Пастушок затянул петлю, привязал второй конец верёвки к ветке и ступил на шаткий мостик. Верхушка дерева чуть пригнулась - Саламура напряг мышцы. Нелегко ходить по верёвке, когда под тобой где-то внизу беснуется река.
      Дойдя до середины, Саламура остановился - не заметила ли его тюремная стража. Дубинорукие, как и раньше, стояли навытяжку и смотрели только вперёд. Им было приказано охранять вход в тюрьму, поэтому они не сводили глаз с ворот. А смотреть по сторонам или вверх дубиноруким никто не велел.
      Саламура медленно продвигался вперёд, ведь каждый шаг мог стать для него роковым. Но лучше бы он хоть немножко поторопился! Ночь надвигалась так стремительно, что скоро не стало видно и верёвки.
      В жизни не испытывал Саламура такого страха. Даже когда первый раз делал четыре сальто. А сейчас... сейчас у пастушка дрожали колени. Он стоял на одном месте, не решаясь идти дальше. Впереди, хищно разинув пасть, подстерегала его пропасть.
      Саламура медлил. Однако сколько он мог так стоять?
      Друзья ждали его сигнала. Восстание должно было начаться, едва Саламура проникнет в тюрьму. А значит, судьба Байи и всех других узников в эти минуты зависела только от него.
      Промедление было равно поражению.
      На чёрном фоне неба угадывались контуры тюрьмы. Саламура даже различал дымовую трубу. Она казалась так близко...
      А внизу грозно ревела Пенистая.
      И тут Саламура вспомнил о Байиных светлячках. Он поспешно достал коробок и выпустил их на волю.
      - Дорогие мои, осветите верёвку.
      Светлячки с радостью высветили один отрезок верёвки, затем второй, третий... Саламура уверенно направился вперёд. Наконец он достиг крыши тюрьмы. Через дымоход в камеру
      Дорога была каждая минута. У Саламуры, как назло, страшно разболелись ноги, но об отдыхе и думать не приходилось.
      Усадив в коробок светлячков, он подошёл к дымовой трубе. Заглянул. Дымоход был темнее ночи.
      Пастушок обвязал трубу второй связкой верёвки, туго затянул петлю и начал спускаться вниз. Чтобы вся тяжесть тела не ложилась на руки, Саламура упирался ногами о стенки дымохода - носки лапотков свободно влезали в щели между кирпичами, и он спускался, как по лестнице.
      Так Саламура оказался в камине.
      Удивлению Акти-Лу не было границ: из камина вылез чёрный, словно трубочист, мальчик. Мудрец чуть было не вскрикнул, но сдержался - достойно ли это для мудрого человека?
      Саламура тоже не ожидал этой встречи, но и он не растерялся.
      - Кто вы? - спросил пастушок.
      - Я мудрый Акти-Лу.
      Саламура никогда не видал Акти-Лу в лицо, но много слышал о его уме и начитанности.
      - Вы тот самый Акти-Лу?! Но как вы сюда попали?
      - Господи, неужели вам ничего не известно? Так вот, молодой человек, это тюрьма, а я узник!
      - Как они посмели арестовать вас, мудрейшего из мудрых?
      - Эти варвары не только арестовали меня, они разнесли мою раковину! Хотел бы я знать, чем она им помешала?!
      В камере было темно. Луч света, проникающий в "глазок", солнечным зайчиком лежал на полу.
      - Эта дверь закрыта? - спросил пастушок.
      - Ещё бы! Иначе никакая сила не удержала бы меня в этом клоповнике, - с достоинством ответил Акти-Лу.
      Какая нелепость: Саламура спешил освободить узников, и сам вдруг оказался запертым в четырёх стенах!
      - Что ж, полезу обратно, - решил пастушок. - Только бы не задохнуться от копоти. Может, и вы со мной?
      - Нет уж, на меня не рассчитывайте - слыханное ли дело, мудрому старику лазить по крышам.
      - Мы скоро освободим вас, уважаемый Акти-Лу!
      - Ох... мальчик.! - тяжело вздохнул мудрец. - Твоими бы устами мёд пить.
      В коридоре кто-то громко разговаривал, голоса приближались к двери камеры Акти-Лу.
      Саламура поспешил вернуться в камин.
      Дверь открылась. Вошли первый министр и начальник тюремной стражи Раза.
      - С кем ты разговаривал? - строго спросил Бородавка.
      - Я? - деланно удивился Акти-Лу.
      - Да, ты!
      - Ни с кем! - коротко отрезал Акти-Лу, но при этом покраснел до корней волос.
      Ведь он солгал. А мудрый Акти-Лу ещё с детства знал о том, что люди никогда не лгут, особенно мудрые. Но он где-то читал, что ложь бывает двух родов - полезная и вредная. Если ложь приносит пользу и служит добру, она полезная. Поэтому мудрец иногда тоже может солгать. И всё же лицо и уши Акти-Лу горели от стыда. Но в камере было темно, и Бородавка не заметил, как наш мудрец залился краской. А начальник стражи и подавно не мог этого увидеть - он был одноглазый.
      - Как - ни с кем? - продолжал допрос Бородавка. - Я хорошо слышал голоса!
      - Извините, но у мудрых старцев бывает такая привычка: иногда разговаривают сами с собой. - Акти-Лу вновь покраснел.
      - Раза, тщательно осмотри камеру! - приказал первый министр.
      Начальник стражи произвёл настоящий обыск, он не забыл даже в камин заглянуть своим единственным глазом. Но ничего подозрительного не обнаружил.
      - Ого, здесь и камин есть, - насторожился вдруг Бородавка. - Он может сбежать!
      - На моём веку такого не случалось! - почему-то улыбнувшись, возразил Раза.
      - И всё же немедленно переведи его в другое помещение!
      - Но все камеры набиты битком.
      - Одна ещё пустует. Меня не проведёшь. - В голосе Бородавки зазвучал металл.
      - Мне казалось, она понадобится для... Бородавка не стал слушать оправданий начальника стражи. Он только сказал:
      - Выполняй мой приказ!
      В коридоре кто-то громко стучал сапогами. Бородавка вышел из камеры и столкнулся нос к носу со своим личным телохранителем.
      Я забыл вам сказать, что после позорного поражения Зуботычины первый министр взял себе в телохранители командира взвода дубиноруких.
      - Господин первый министр, - рявкнул новый телохранитель Бородавки, - к вам пожаловала госпожа Фринта, ваша дочь.
      - Фринта, приехала моя Фринточка! - воскликнул любящий отец и невольно сунул руку в карман.
      Первым побуждением Бородавки было вознаградить телохранителя за добрую весть. Однако первый министр тут же одёрнул себя: не он ведь привёз Фринту, так зачем же выбрасывать деньги на ветер.
      Бородавка стрелой помчался во дворец - там его ждала Фринта.
      Оставим на время Акти-Лу с прячущимся в камине Саламурой и побежим вдогонку за Бородавкой. Уж больно интересно посмотреть, как встретятся после столь долгой разлуки отец и дочь. Первый министр не узнаёт свою дочь
      Бородавке не терпелось увидеть любимую Фринту. "Но если, - думал он на бегу, - она привела с собой этого проходимца Хиларио, я сойду с ума. Разве моей дочери ровня сын какого-то тестодела".
      К его счастью, Буэры во дворце не было. Придворный поэт тоже соскучился по своим родителям и пошёл навестить их.
      Сопя и отдуваясь, Бородавка взбежал по каменной лестнице, рванул на себя дверь и... замер на месте. В спальне Фринты находилась какая-то другая девушка.
      Отец не узнал собственную дочь!
      - Папочка! - бросилась на грудь Бородавки Фринта.
      - Не подходи, самозванка! Какой я тебе папа?
      - Папочка, дорогой, это я, твоя дочь, приглядись ко мне получше.
      Бородавка вперился в незнакомку. Действительно, улыбка очень напоминала Фринту. Да и голос, глаза, волосы... И всё же чего-то не хватало...
      - Ох, папа, неужели я так изменилась? - Фринта повернулась к зеркалу. Да, я и забыла, что сделала операцию. Видишь, как мне к лицу новый нос.
      Первый министр схватился обеими руками за голову.
      - Фринта, что ты натворила?! Куда делся твой нос - наша фамильная гордость? А бородавка? Даже крохотную, прелестную бородавку не пощадила?! Тьфу!