Действующие лица:

      ЭРЕХТЕЙ
      ХОР АФИНСКИХ СТАРЦЕВ
      ПРАКСИТЕЯ
      ХТОНИЯ
      ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      ВЕСТНИК
      ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      АФИНА
 
       ЭРЕХТЕЙ
      О матерь жизни, смерти и всех дней людских,
      Земля, тебя благословлю я раньше всех рождённых
      И с бОльшим правом назову влюблёнными устами
      Своей родительницей, ведь из этой плоти
      И животворной крови я дыханье получил:
      Узри меня, своё дитя, царя среди людей,
      Которого родил с тобою лукавый, сильный Бог,
      Творец железа и огня — меня в тебе он зачал,
      Скрестив холодный меч и факел воспылавший;
      Меня, приёмыша Паллады, что в её тени 10
      Воспитан до поры взросления, долгов возврата,
      Когда хвалу ей возгласил на празднике трёхлетья,
      И смог на диких лошадей надеть узду тугую,
      Их силу укротив, лишив желаний вольных,
      И вынес хватку рук и силу ног мужских в борьбе,
      И управлять сумел четвёркою колёс горячих,
      Что вдаль несут повозку; ты меня узри, царя,
      Что ныне стал нагим перед тобою, плача.
      Послушай, мать святая всех рождённых в мир,
      Кто для меня всего ценнее и дороже всех: 20
      О Мать — Земля, тебя иных Богов я прежде
      Спрошу — что натворили мы? Каким же словом
      Иль неуместным делом породили дикое проклятье,
      Что как огнём давно нас жжёт? Смотри — стою
      У кромки стен, короной увенчавших город,
      Как голова венчает тело, коли смерть в свой час
      Его не истребит; пока ж роса рожденья и зари
      Свежа на нём, роса твоей утробы; видим ясно
      Наш град прекрасным, как дитя; вновь солнце
      Свой круг дневной над миром совершает, 30
      И веселится, созерцая под собою на земле
      Вещь, красотой сравнимую лишь с ним и небесами,
      Достойную восторга и борьбы Богов; но ныне
      Накат волны, их схваткой порождённой, может
      Его смыть в море, гибель принести, оставив
      Прекрасное творенье в небреженье; и на землях,
      Где стены, улицы заполнены народом шумным,
      Пастись начнут безгласные стада валов,
      Кормиться стаи рыб, и никогда не сможет
      Никто сказать, что были здесь Афины. С этим 40
      Ты не мирись, и сына своего не заставляй смотреть,
      И жить не оставайся с этим: твоё чрево
      Родить меня могло несчастным, но не низким -
      Не потерплю, что выводок Фракийский пеной
      Воинственной разлил свою здесь силу,
      И, словно вихрь смертельный, гнев царя
      Враждебного, огню подобного душою,
      Гуляет по родимым землям невозбранно;
      Пускает корни Фракия на почве Элевсина,
      Не на добро стране здесь угнездился 50
      Царя морского сын и наш первейший враг
      Эвмолп; не сладкой прозвучит в ушах твоих
      Его мелодия; и пение не сможет поддержать
      Благие упованья наши; ибо эти ноты
      Звенят твоим сынам как смерти прорицанья.
      Несутся звуки перед ним с ветрами моря,
      Противустать с трудом могу, боюсь — задует ветер
      Огни неяркие — детей моих живое воздыханье.
      Рука того вождя направит государство
      На риф смертельный, на опасный берег, 60
      Погибнет судно вместе с грузом и людьми,
      И паруса, что ветер времени должны ловить,
      Порвутся; снасти прочные, связующие мачты,
      В сплетенье волн ужасной этой бури
      Ослабнут; руль поломанный, упущенные вёсла
      Не принесут, как должно, к гавани спокойной,
      Убежища в славнейшей бухте мира
      Нам не достичь. Узнай, что эту песню
      Вложили Боги, словно пламя, в зев того,
      Кто ныне всеми Именами принести клянётся 70
      Погибель. Вспомни ты, что никого из Высших
      Не осуждал я и не клял в сердечном горе -
      Мне ведомо, как к смерти дух безудержно несётся
      Того, кто в счастье иль беде восстал против Богов.
      Их превосходит воля наши упованья,
      И все желанья их превыше воли нашей,
      И ни поступкам человека, ни его желаньям
      Не устоять, подобно Божьей воле. Всё же, Мать
      Пречестная, коль видишь, что ни словом
      Я не грешил на них, ни повод, ни причину 80
      Не дал для гнева — не оставь меня в несчастье.
      Тебя короной стен венчаем мы прекрасной,
      Украсили из башен свитым ожерельем,
      И пояс храмов и ворот, где пряжкой — цитадель,
      Обтягивает стан, надёжно закреплён у сердца,
      У корня сердца твоего: и этот град — корону,
      Свет настоящих дней, спасти ты не замедли,
      На помощь поспеши и укрепи прочнее;
      Пусть мало мы живём, и слабы, но готовы
      За выкуп града цену заплатить любую; жизнь 90
      Готов и я отдать; но ты, что не умрёшь вовеки,
      Пусть весь мой дом погибнет для спасения народа,
      Нам сохрани сей град, венец Богини, и чудесной
      Жизнь его сделай, чтобы жертвы оправдать.
 
       ХОР
      Солнце, мощью лучей изгоняешь ты прочь
      На Земле и на Море царившую ночь,
      Её сердцу даруешь ты новые силы,
      Его спящие очи ты светом промыло,
      Чтоб скованные братец и сестрица
      По милости твоей смогли свиданьем насладиться. 100
      Скорее же взгляни,
      Что с твоим даром делают они:
      В безумье умов гнев пылает свирепый,
      Пусть очи незрячи, а на руках цепи,
      Сцепились, как в схватке, пылают огнём,
      Который затмил свет небесного круга,
      Сошлись к груди грудь и терзают друг друга,
      Злобятся слепо,
      Уж пеной покрыт весь земной окоём,
      И плещутся волны по взгорью и лугу. 110
      Поставлен издревле берег морей
      Владенья делить океана и суши,
      Поля волн сердитых от тучных полей,
      Сады лоз пурпурных от синих зыбей,
      Но нет у нас скрепы
      Смирить дух Богов, прекратить бой нелепый,
      Чтоб жар их сердец стал немного слабей.
      Союз, что был прочен у Моря с Землёй,
      Морской Бог разрушил могучей рукой,
      Призвал он всех дерзких своих сыновей 120
      Войною взять то, что законом не смочь,
      Ведь Боги давно изрекли свою волю,
      Отдали Палладе всю спорную долю:
      Землёй той прелестной владеть её одной
      И градом, что землю венчает короной -
      Он землю украсить готов
      Ожерельем из белых цветов:
      Ведь нет ничего на холмах и в долинах
      Достойней вниманья Богов,
      И не было чуда такого в глубинах 130
      За сотни неспешных веков.
      Бесценная доля, что стала причиной
      Богов разногласья: тяжёл был их спор,
      В нём достался Ей город, а Ему — лишь позор.
      Пусть силён Посейдон, но Богиня — мудра,
      За великий приз шла здесь игра:
      Щедрый, вечный, священный наш город,
      Град людей, от тиранов свободою гордых,
      Крепость смелых, их воли оплот,
      Пред тобой, Солнце, он на ладони земной, 140
      Никому не слуга — лишь Палладе одной;
      О диво на троне холмов и вод,
      О дева, четырежды венчана славой,
      Чьей власти и силы никому не отнять,
      Блистанье и пурпур, и зелень оливы,
      Венок гордых песен, о славе преданье,
      Цветок, что зиме не согнуть, не сломать,
      Ты солнцу подобна, о свет и сиянье,
      Мы имя двойное начнем восхвалять -
      Афина, Афины, вам звучат величанья. 150
      Голос подняли против нас воды, (строфа 1)
      Как будто гром битвы с моря звучит.
      Бессердечны враги, злая длится осада,
      Раскинуты сети вкруг чистого, юного града,
      Силачам — сыновьям не найти прохода
      И дщерям невинным гибель грозит.
      Не слышали мы речённого слова, (антистрофа 1)
      Пифии воли не ведаем мы;
      От Омфала святых алтарей, скрытых мраком,
      С замирающим сердцем ожидаем мы знака,
      Души наши от страха разорваться готовы,
      Да не станет то слово предвестием тьмы.
      О, не мужем зачата ты, и Бог, (строфа 2)
      Воплотившись, со смертной женой не возлёг,
      Но из светлой Зевса главы ты зарницей ослепила Олимпа чертог;
      Ты Бога дитя, мать тебе не нужна,
      Если наша жизнь хоть немного ценна,
      Не пускай к нам смерть на порог — не мила тебе мёртвых страна.
      Сжалься, царица, ожидает нас плен, (антистрофа 2)
      Не позволяй волне новых разрушить стен,
      В смертный бой не веди слуг твоих, ведь нет за нами измен;
      Не ценою пролития крови свободу дай,
      Рук, покорных тебе, убийством людей не пятнай,
      Пусть не смертию дев мы у моря твой выкупим храм и твой край.
      Мать-земля и высокая твердь! (строфа 3)
      Скорее пошлите смерть
      По следу врага, чтоб вам не сгореть и вашим созданьям!
      Он сгубит цветы и плоды,
      Погубит все ваши труды,
      Блуждать детям вашим прекрасным во тьме беды и страданья! 180
      Он вырвет рассвету глаза; тишина
      Воцарится на землях, где бодрая песня слышна!
      Небо! Земля! Помоги! (антистрофа 3)
      Громко запели враги,
      Звуки визгливы и грубы, нет в них веселья и лада;
      О Бог величайший, запрет
      Дай смерти, вставшей на след;
      Всегда её псы голодны, не вымолить жертве пощады;
      Сломай его лук, ослабь его руку,
      Скрути его ноги, что топчут округу. 190
      Отец, две волны уж вредили нам, (строфа 4)
      Не позволь ударить нас третьей:
      Сгинет внуком твоим построенный дом,
      Все его позабудут имя;
      Ты найдёшь ли замену своим сынам,
      Которых не спас от смерти,
      Иль народов утешишься новых ростком,
      Когда наше увянет племя?
      Был прекрасного сада первый росток (антистрофа 4)
      От корня жестоко отторгнут 200
      Сильной, быстрой десницей того, кто любил,
      Ночь наполняя дыханьем;
      Его губы — как быстрый, ревущий поток,
      Их касаньем был сразу согнут
      Нежный, стройный побег, что красою манил,
      И любовь смешалась с страданьем.
      Ибо Бога уста целовали её; (строфа 5)
      Он речёт — и сыплются листья,
      И проснулась зима, как будто на зов,
      От шагов его в Севера странах. 210
      И вторая несчастна на ложе своём,
      Хоть Любовь постелила ей вместе
      С другом утра, лучшим из женихов,
      Что красой схож с рассветом багряным.
      Попалась Прокрида, хоть очень умна, (антистрофа 5)
      В сети двойного обмана,
      Ей святое копьё отворило кровь,
      Своих рук подарком убита.
      Лжи и хитрости сети ставишь ты нам,
      Ловко строишь коварные планы, 220
      Погонять ты привычке верна, о Любовь:
      В величаньях ничто не забыто?
      Был тобой наконечник заточен, (строфа 6)
      Что в росах её поразил,
      Во влажной и узкой лощине,
      Виноват в том супруг — и ты.
      И когда на утёсе непрочном,
      Подточённом волной, он грустил,
      Ты его подтолкнула к пучине,
      Жертвой морю — вниз, с высоты. 230
      Но довольно нам серого горя, (антистрофа 6)
      Что темнило собой царский дом,
      На ветвях лишь цветы увяли,
      Зелен ствол, полон жизненных сил.
      Всеведущий, премудрый, опора
      Для нас всех! Пусть на древе твоём
      Листья вечно нас осеняют -
      Это древо твой сын посадил.
       ЭРЕХТЕЙ
      О дочь Кефиза, с первых дней я знаю,
      Что ты мудра, жена мне и царица, совершенна 240
      Душой; ни в дни минувшего безветрия, покоя,
      Ни в дни, когда вихрь смерти зло нам навевал,
      Гордыни семена в твоём не прорастали сердце,
      И страх не гнул души, как у людей, что мыслью
      Пред небом заносились, в призраке величья
      Уж неспособны Высших чтить; а ты всегда
      Спокойна, в радости дни горькие жалея,
      И в чёрный день признательна минувшим благам.
      Я не боюсь, в тебе не сомневаюсь,
      Что ты окажешься слабей судьбы и рока твоего: 250
      Он послан свыше той, что выше и сильнее
      Иных всех жён; тебе скажу я слово,
      Святая и любимая, какое лишь мертвец потерпит,
      И ты умрёшь при жизни — люди назовут
      Тебя живой и вместе мёртвой. Всё же опасаюсь
      Тебя сразить до времени своим же языком,
      Устами, из которых слышала слова любви.
      Труда такого Бог иль человек не выполнял,
      И языки людей такого не рекли, и только я
      Сказать тебе обязан, пусть и с отвращеньем, 260
      Слова, что как могильный камень тяжелы.
       ПРАКСИТЕЯ
      Ты слова не отыщешь в человечьей речи,
      О царь, что от тебя и от Богов услышать
      Я не готова радостно, и не решусь вовеки
      Возненавидеть слово тех, кого люблю;
      И если мое сердце непокорно будет,
      Ответит злобой — не считай женой меня,
      За нищенку держа, которую рукой своей
      Из милости кормил, но, не найдя покорства,
      С позором прочь изгнал и вмиг забыл. 270
       ЭРЕХТЕЙ
      О, чьим дыханием родилось слово это,
      В чьём сердце форму обрело? Готов язык
      Скорее оторваться от трепещущих корней,
      Чем этот яд, огонь тебе излить на сердце.
       ПРАКСИТЕЯ
      Но если о кровавой жертве говоришь, и если я
      Средь всех для смерти избрана за город,
      Спасти тебе любимый город твой, то знай -
      Я счастлива погибнуть за живое семя.
       ЭРЕХТЕЙ
      О Солнце, сеятель, как родило ты слово,
      О Бог, зачем его в уста мои вдохнул? 280
      Из храма тьмы, не света изошло оно.
       ПРАКСИТЕЯ
      Какое же предвестье от средины алтаря
      Тебя сразило, словно заклинанье злое,
      Без крыльев что летит губить людей? Ну, говори!
       ЭРЕХТЕЙ
      Во — первых, знай: твоей не жаждут Боги крови.
       ПРАКСИТЕЯ
      Теперь мне весть грознее кажется, чем самому тебе.
       ЭРЕХТЕЙ
      Опасность чувствуешь, хотя не разумеешь.
       ПРАКСИТЕЯ
      Меня увидеть мёртвой — не того боишься ты?
       ЭРЕХТЕЙ
      Ты не умрёшь, но кровь отдашь могиле.
       ПРАКСИТЕЯ
      Намёк туманен: что же может хуже быть? 290
       ЭРЕХТЕЙ
      Увы, не знаешь ты; и горе мне — я знаю.
       ПРАКСИТЕЯ
      Что ж, продолжай, пусть и меня накроет горе.
       ЭРЕХТЕЙ
      Отныне быть стране в кровопролитии виновной.
       ПРАКСИТЕЯ
      Стоять вовеки ей, кто б кровью ни истёк.
       ЭРЕХТЕЙ
      О Боги, мне осталось лишь сказать — и застонать.
       ПРАКСИТЕЯ
      Рыдая, говорить? Такого слова не отмыть слезами.
       ЭРЕХТЕЙ
      Увы тому, кто над словами вынужден рыдать, увы!
       ПРАКСИТЕЯ
      Пятно какое хочешь причитаньем удалить?
       ЭРЕХТЕЙ
      Пятно кровавое, увы, слезами не свести.
       ПРАКСИТЕЯ
      Взялось откуда? Как — кровь моя и вместе не моя? 300
       ЭРЕХТЕЙ
      Тогда услышь, пойми, что изо всех людей,
      Что слышат это слово, должен я один
      Омыть слезами весть благую; я и ты, жена,
      Завоем, слыша песни счастья, и начнём
      Стенать, увидев радость преданных друзей;
      Все, кроме нас, хоть любим мы не меньше
      Афин святыни, перед нашими глазами
      Воспрянут духом, и пред нами вознесут
      Богам хвалы, а мы не сможем славить, ибо
      Всем жизнь детей дарована, родного цвета, 310
      Плодов от их семян, всей жизни урожая,
      Надежды; мы ж плодом всей жизни долгой
      Из тех же рук сполна получим смерть,
      Детоубийство, пустоту, проклятья и тревоги,
      Крушение на суше и на море; так чему
      Из них ты первому хвалу споёшь? Всё рядом.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Тому, что первым во спасенье града
      Послали Боги, первым я воздам хвалу,
      И с большим чувством, с большим жаром,
      Чем благам, лично мне дарованным когда-то, 320
      А не стране моей; потом Их восхвалю
      За то, что лишь одна несу тяжелый груз
      Во избавленье многих, и никто из женщин,
      Рождённых здесь, рыдать не будет, только я,
      Узрев освобождение страны обширной; но
      Я горячей всего им благодарна буду,
      Что рока остриё мою пронзает грудь,
      А не моей земли: ведь грозный меч небес,
      Чтобы рубить страну заточенный, подъятый,
      Сильнее ранил бы, чем меч судьбы моей. 330
 
       ХОР
      Щедра земля, что плод такой приносит; благ
      Тот дух, что думу, речь такую даровал тебе.
 
       ЭРЕХТЕЙ
      Жена, ты превзошла меня величьем сердца,
      Смиренье показав такое; так узнай же всё,
      Ничто ведь не способно повредить душе твоей.
      То слово, что спустилось к храму Бога света,
      Который прорицает смутно и темно, и письма,
      Подписанные им, разносят крах и гибель,
      Услышал я, услышь и ты. Сказал он, что умрёт
      Одна душа за весь народ; из чрева твоего 340
      То вышло семя, что теперь на голой почве
      Должна посеять Смерть немедля; ни ростка,
      Ни листика оно не принесёт, что именем своим
      Священно для Богов подземья, запросивших
      За жизнь страны девичью кровь и смерть,
      Град Девы чтоб спасти. Вот что услышал я,
      И, это высказав, тебя оставлю: ничего иного
      Не суждено нам, нет надежды больше.
 
       ХОР
      В словах своих он уверен, гнев неба смягчать не намерен, и лик не скрывает туман.
      От речи хозяина света сердцам спокойствия нет, но знак скорой смерти нам дан. 350
      Словно гром из-за тучи его голос могучий оглушил всех вокруг,
      Были в страхе умы — средь пустыни и тьмы он явил звезду вдруг.
      И не будет вины, коль звездою страны назову иль огнём,
      От рожденья она идти обречена смертным путём.
      Смерть — отец и Ночь — мать, вас нетрудно узнать: темнота слепит взоры.
      От любовников этих рождены злые дети, не избегнуть нам горя.
      Вот в Аида палатах, наигравшись, с кровати встали он и она,
      Ненасытно дитя, что создала шутя тьмы и смерти страна.
      Наточил гнев клыки, раны так глубоки, что не залечить,
      Кто их сможет сдержать, сумеет бежать, и жизнь сохранить? 360
 
       ХТОНИЯ
      Из-за роскошных занавесей, что скрывают
      Мои покои от лучей горячих солнца,
      Не по своей я вышла воле, поспешив
      Приличий против взор свой устремить,
      Глаза раскрыв, нисколько не смущаясь,
      На взрослых совещанье, среди них узрев
      Тебя; главу сегодня ты покрыла, горбясь,
      Как будто в трауре по братьям; что за горе
      Тебя к земле пригнуло, отчего молчишь — не знаю,
      Пока сама поднять ты не изволишь 370
      Ко мне лицо, залитое слезами, рассказать,
      Если решишься горе мне поведать.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Вы, старцы, от детей свободны — пусть сыны
      И дочки есть у вас, они взрослей моих -
      Смотрите, как юна она, прекрасна и добра,
      В начале жизни, расцвести готова,
      Раскрыть бутон девичества; походка
      Скромна, так тихо говорит, а очи
      Улыбкой светятся; умудрены вы жизнью,
      Мужи достойные, почтенные летами: 380
      Так дайте мне совет, изобретите слово,
      Которое могу без боли повторить, и дайте
      Покой навеки мне, такой, что есть у вас.
      Безмолвны вы, потупили глаза, а рты
      Замкнули накрепко; да будь тут ветерок,
      Способный говорить — звучал бы громче.
      А ты, дитя, гляди как можно зорче,
      Такие письмена увидишь на лице моём,
      Что на могильном камне пишут иль на стелах,
      И я теперь ношу; живая жизнь 390
      Теперь набором знаков обернулась; их легко
      Прочесть, но обожгут глаза, как пламя,
      В глазницах тьму поселят, как у мертвецов.
      Но нет, дитя, в тебе такого чувства,
      Способности подобное понять; ум светел,
      А это — горечь, тьма; и всё же я должна
      Сказать тебе, ударить в сердце, хоть люблю,
      Слова такие: легче умереть самой,
      Чем зреть, как погибает мать — земля,
      Тебя родившая; и не погибшего сочтут 400
      Все люди подлым, но смотревшего на гибель
      Страны — ведь лучше умереть, чем видеть это.
 
       ХТОНИЯ
      Такое увидать до смерти Бог убереги!
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Бог сохранит тебя от этого, не бойся.
 
       ХТОНИЯ
      За то благодарить я буду до скончанья дней.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Знай, что немного дней тебе оставил он.
 
       ХТОНИЯ
      Пока не сбылся срок, я буду благодарна.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Пока? Недолог будет срок твоих молитв!
 
       ХТОНИЯ
      Молюсь, пока я вижу свет и матери глаза.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Пусть лучше бы мои глаза погасли прежде. 410
 
       ХТОНИЯ
      Зря за меня ты просишь; измени мольбу.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Ты это говоришь себе же на беду.
 
       ХТОНИЯ
      Желаю, чтобы ты в живых осталась, а не я.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Как жить, когда уйдёшь ты от меня навеки?
 
       ХТОНИЯ
      Ты мнишь, я не люблю тебя, смерть предпочтя.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Не любишь жизнь? Что в смерти будешь делать?
 
       ХТОНИЯ
      Люблю я жизнь и всё, что в мире есть.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      И молодую жизнь свою желаешь сохранить?
 
       ХТОНИЯ
      Я жизнь люблю, но не боюсь и смерти.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Не смею эту жертву запретить! Но всё, ни слова! 420
 
       ХОР
      Богам подобны силой страсти, меж собой
      Сравнялись в битве с горем, что послали Боги.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Девица непорочная и дочь вождя богов,
      Царица этих стен, кормилица царей,
      Услышь, Паллада; и отца зову я ныне -
      Источник жизни чистый и прозрачный,
      О Бог Кефиз, тебя прошу я — вместе с ней
      Свидетелями, судьями мне будьте. Даже
      Твоё здесь имя прозвучит сегодня, пусть
      Ты ненавистен мне сильнее всех существ, 430
      О самый мрачный из святых потоков мира,
      Илисс, река, на чьих цветущих берегах
      Как ураган, жених дочь старшую похитил
      И вдаль унёс, туда, где в северной стране,
      Во Фракии, пришлось ей с Богом ложе разделить,
      Враждебным мореходам; впрочем, та земля
      Дала ей утешение, послав во браке сына,
      Прекрасное дитя; и тот меня пусть слышит,
      Коль не обманной была речь его, оракул,
      Что повторить должна была я — невозвратный 440
      Подарок, да такой, что лучше б умереть,
      Чем жить, припоминая. Прежде чем рука
      Пошевелилась и глаза твои открылись, о дитя,
      Случился спор меж Богом и Богиней, и она,
      Чьё имя свято будь, за милости свои
      Признанье и любовь навек завоевала
      У нашего народа; но сначала Бог,
      Что молнией несётся среди пены волн,
      В скалу высокую, что, в свете дня сверкая,
      Есть сердце и глава Афин, удар направил 450
      Могучий; жилы, кости он земли сотряс,
      И из камней, пораненных морским трезубцем,
      Под солнцем брызнул ввысь фонтан солёный,
      Возник под сердцем древнего холма
      Морской воды источник; и тогда Богиня,
      Рукой заботливой, что твоего отца растила,
      Ответив Посейдону, нам на благо создала
      Священную оливу, что листом шершавым
      И ныне тень даёт у капища Пандросы
      И чтимо всем народом; в этом поединке 460
      Богов двенадцать высших отдали победу
      Единогласно ей; и сразу же, разгневан,
      Сердясь, что упустил столь ценные трофеи,
      Могучий царь взлохмаченного моря
      Пустил резвиться на Фризийскую равнину
      Своих коней и колесницы, поглощая
      Поля, стада, людей; в тьму погрузился мир -
      Он утром солнцу дань платил, а к ночи
      Стал данник Смерти; но такой добычей
      Был не утешен Бог: карийцам, что алкают 470
      Добра чужого, рыская по морю на галерах
      С зубастыми носами, грабя и сбирая
      Кровавый урожай на побережьях, он велел
      Вспахать секирами наш брег, а вглубь земель
      Уже спешили с севера с мечами эонийцы,
      Как серп холодной и братоубийственной страны,
      К зерна живого жуткой жатве изготовясь,
      Стремясь к Беотии; те беды мы избыли,
      Но в третий раз его негодованья ветер
      Принёс народу нашему могучий вал войны, 480
      Что будет трижды гибелен; его навершье,
      Всё полое и в пене, будто чрево неба,
      Мрак гибели несущее в себе, не свет и жизнь,
      Успешно разродилось сыном — он исполнен
      Плодами страха и разрухи, солнце с выси
      Прогонит, тем похитив свет из глаз, и лик
      Прекрасный неба тучами зимы закроет,
      Освободит лавину битвы, вал могучий,
      Что до небес поднимет копий гребень,
      На страх и гибель нам — в тени склонятся 490
      Без сил бойцы, и ветер моря хладный
      Сердца иссушит, семена надежды сгубит,
      Огнём, дыханием дурного знака; ныне
      Морозный ветер из глубин уже склоняет
      Нас разувериться в Богов поддержке, гасит
      Надежды на грядущий день; но никогда
      Не сможет Фракия стяг Моря утвердить
      На месте нашего, и увенчать не сможет
      Чужой народ короной Посейдона там,
      Где наш народ исконный увидал защиту 500
      В Горгоны лике страшном на златом щите,
      Простёртом над цветущею оливой; Боги
      Иные дома не найдут, где чтут Палладу.
      Чтоб этого избегнуть, я должна отдать
      Тебя, дитя, свои же кровь и дух,
      Тебя на гибель. Отврати глаза, прошу,
      От моего лица; мне не по силам видеть,
      Как радость в них останется; нет, нет -
      Боюсь увидеть в них угасший свет, иль веру,
      Недвижную как звёзды. Да, нужны нам 510
      Такие звёзды, что сверкают даже в шторм,
      Сияют ярче молний; всё же сердце
      Страшится заглянуть в глаза твои, узнать,
      Как перед смертью держишься, какой
      Я выносила, воспитала дух; мужчиной
      Родись ты, не питала б я сомнений,
      Без страха бы читала знаки глаз и сердца,
      Будь сыном ты; но ты тогда погиб бы,
      Сражаясь в битве, от меча или копья,
      Не больше отличился, и могилу 520
      Такую же обрёл бы, как и все друзья
      По брани, что поделят и курган, и славу.
      Но лишь тебе одной назначено корону
      Носить, за град погибнуть, возвратить
      Ту жизнь, что для тебя творили он и я,
      И даровать жизнь сёстрам; разве это всё
      Не гордости достойно? Я отдам дитя,
      Тебя, родную плоть, во искупленье
      Страны родной: ведь если град падёт,
      Найду ли утешенье в жизни близких? Если 530
      Ты за него всю жизнь свою положишь,
      То обретёшь удачу лучшую, чем все мы,
      Благую участь, ибо каждый может
      Лишь срок отмеренный прожить в стране,
      Из всех земель прекраснейшей, и славить
      Её, пока не наступил конец; но ты,
      Ты будешь продолжать и в смерти жить,
      Пока стоят Афины; ты за дни и ночи
      Слепые, смертному доступные, получишь
      В обмен весь срок существованья мира 540
      И славу всю; ты жизнь отдашь за жизнь,
      Рука, что отбирает, дар тебе вручит,
      Что больше моего, ценнее жизни личной.
      Пойдём — теперь тебя я к смерти приготовлю,
      Я, что не могла тебе иного дара сделать,
      Чем лёгкое дыханье жизни, я иду
      Помочь гораздо большее даренье совершить,
      Тебя влеку, держа за тонкую, живую руку,
      Что в смерти станет твёрдой, к славной жертве,
      Способной Божий свет зажечь и поразить 550
      Смертельно сердце битвы злое, осадившей
      Афины. Вы ж молитесь, о седые старцы,
      Чтоб у детей любовь рождалась в сердце
      Не меньшая, чем наша — большей не бывает.
 
       ХОР
      Северный ветер бедою нас метит, (строфа 1)
      Из моря в ответ ему светится сталь.
      Дней минувших удар — лишь намёк на грядущий пожар,
      С хриплым воем фанфар зло стекает с Родоп.
      В северном небе хмурится тучей,
      Громом шторма грозит и толпою ревучей, 560
      За чужого царя повозкой скрипучей,
      Что под грохот огромных колёс
      Нам войну и погибель привёз,
      Тот, что надвое небо расколет рукой,
      Сотрясает всю землю могучей ногой -
      Бог великий чужого племени,
      Конь, летящий быстрее пламени,
      К ложу девы пришёл, одурманенный,
      Орейтею в неравный брак,
      В снеговую постель повлёк, 570
      Грубой лаской ей губы сжёг;
      Без венка, и гимнов, и обряда схвачена,
      Будто фавна в ночи злобный враг
      Уловил, взял своей добычею.
      Бледен стал лик, сорвался с губ крик, (антистрофа 2)
      Поймана Бога рукою жестокой,
      Его дыханьем вздыблены волосы — от страха срывается голос,
      Но эхо звенит над горой и потоком.
      В темноте, долетая до моря,
      Её стон раздаётся: «О, горе мне, горе!» 580
      Обняв вражьи колени, с тоскою во взоре,
      Дева робко, объята стыдом,
      О спасении молит своём -
      Заклинает и честью, и грудью невинной,
      Волосами, что он ей запутал бесчинно,
      Тела девственным нежного цветом,
      От рожденья зарею прекрасной согретым,
      Но растерзанным, сломанным ветром отпетым.
      Напрасно! Так мертвого призрак
      Явным кажется другу в ночи, 590
      Но сожгут сон рассвета лучи;
      Все мольбы осмеял жених самозваный,
      Овладел её жизнью, как призом,
      Вызвал страх, осмеял упованья.
      Словно лев, совершил он прыжок, громом усилил голос, (строфа 2)
      Грозный шторм и огонь разожгла его власть,
      От любовного пыла задрожал целый мир, вверху небеса раскололись -
      Загоняет он жертву, сильна Бога страсть.
      Сосны рвёт, как траву, он с горного склона,
      Ветви мощные рушит, как сухие бутоны, 600
      И востока, и запада ветры, ветер тихого юга
      Замолчали, лишь ртом ледяным ревёт вьюга,
      Вихря крик доносится с неба.
      И в смятении в норы укрылись звери -
      Там не слышно рога и лая своры,
      И от страха глубины морей побелели,
      И холодным огнем возгорелись мели,
      В сердце моря разверзлись хляби.
      Тот визит ей лишь беды принёс, Бога страсть вызывала ужас, (антистрофа 2)
      Жаркий вздох кудри сжёг, будто юные листья. 610
      Ей признаний в любви трепет слышать не дал, не желает подобного мужа,
      Божий глас обещает ей смерть, не счастье.
      В страхе встала она, уши в страхе зажаты,
      И всё тело ослабло, и колени дрожат,
      И кровь в жилах застыла, как зимою вода,
      Дочь зеленой Земли! Не цвести никогда
      Бутону, что сорван ветром.
      От груди земной внезапно отъята,
      Богом буйным, как моря потоком, объята,
      Ушла от Земли, как уходит невеста, 620
      Но губитель — вихрь занял дружки место,
      Лишь на тучи жених был щедрым.
      Песнь о горе минувших дней (эпод)
      Помнят старцы, снега белей;
      Нужно новый сложить мотив,
      Горе свежее прочно избыв.
      Пусть летит, обжигая, речь
      К нашим бедам вниманье привлечь
      Девы, что выйдет на битву со злом,
      Море повяжет крепким узлом — 630
      Да не станет гибель судьбою града,
      Уцелеют фиалки священного сада,
      Не повянет оливы крона.
      Как узнать, где крылья размять
      Ветер хочет, погнать его вспять?
      Как проведать, где буря расплещется вскоре,
      Превзойдя жестокость седого горя?
      К нам с зелёной весной пришёл ветр ледяной,
      Но теперь злейший вихрь наступает стеной,
      Его море дыханьем гонит. 640
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Эй, старичьё, хранители болота смерти,
      Любители сражаться языком бескостным,
      Не бойтесь, ибо не таких ничтожных трусов,
      Чьи языки сильнее мышц, пришёл я вызвать
      Сражаться: пусть на бой выходят те герои,
      Чьи лезвия острее ваших громких стонов,
      А вы сидите и дрожите; призываю мужа,
      Сильнейшего рукой и сердцем среди вас,
      Рабов полей, покорных земледельцев -
      Его зову, коль смеет, выступить вперёд, 650
      Проверить, есть ли хоть один под солнцем
      Из всех, кто ползает униженно по суше,
      В бою способный встретиться смертельном
      С тем, кто рождение и силы получил от моря.
 
       ХОР
      Так услышь ответ на хвастовство спокойный:
      У нас достанет и мечей, и рук надёжных
      Противустать угрозам, буйному дыханью моря,
      Штормов и бурь голодной пасти, пене,
      Кипящей на опасных рифах; вскоре ты
      Невежество сумеешь излечить и дерзость, 660
      Познав, что подлинно имеется на свете
      Землёй рождённый муж, не менее могучий,
      Что мрачным выродкам морей скуёт суставы
      Стальною цепью; с помощью Богов
      Падёт чужак могучий, пусть сейчас на гребне
      Волны несётся, поднимая молот; но твои
      Глаза, что видят ныне наступленье моря,
      Уж не увидят, как падёт хозяин твой.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Уверен я, что раньше вы падёте.
 
       ХОР
      Пусть Бог хранит того, кто выйдет на тебя. 670
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Глупцы, надеетесь вы обуздать Богов?
 
       ХОР
      Не им противоречим мы, ни даже и тебе.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Надеетесь — никто мне не поможет из Великих?
 
       ХОР
      Тебя никто из них не любит, не боится.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Пойдут ли ваши Боги в схватку против наших?
 
       ХОР
      Не примут сторону ничью, высоко — равнодушны.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      К добру и злу, что в душах мы несём?
 
       ХОР
      О нет, вмиг помысел дурной отметят гневом.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Пустили стрелы красноречья вы — да мимо.
 
       ХОР
      Гордыня разума лишает; жди удара в сердце. 680
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Словами оперённая стрела не ранит сильно.
 
       ХОР
      Смири же сердце, научись просить пощады.
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Вы сами приползёте, только будет поздно.
 
       ХОР
      Так хвастайся и дальше — мы молчим теперь.
 
       ЭРЕХТЕЙ
      Чужак, какие злые речи ветер буйный
      Несёт нам в уши, что за вызов с уст
      Слетает на крылах, каких даров ты просишь,
      Сюда придя? Лишь то, что сможет силой
      Забрать, получит враг у нас, не больше,
      И здесь он обретёт судьбу от Бога. 690
 
       ПОСЛАННИК ЭВМОЛПА
      Царь здешнего народца, чрез меня услышь,
      Что скажет сын Того, кто землю сотрясает,
      Эвмолп: упал военный жребий, и готовы
      Мы взять страну ударом иль измором;
      Решись покинуть обреченных, руку
      Ему подать, что кровь не запятнала,
      Иль поклянётся скиптром он отца, стопами,
      Которыми тот выбил дрожь испуга
      Из матери твоей, пронзая словно меч
      Бессмертное ей чрево, и волнами, 700
      Неукротимыми, что твой покрыли мир,
      Штормами и ветрами всех морей -
      Что скроет он навек от взгляда солнца
      Не имя славное отца носящий город,
      Что, как судьба, сотрёт одним ударом
      Весь выводок, овцой — Землёю принесенный,
      Растопчет юные ростки, что радость
      Не смогут жатвы испытать; и ты, увидев,
      С какою силой встретился, поддайся страху,
      Или решись на битву и умри. 710
 
       ЭРЕХТЕЙ
      Пусть будет битва; умереть иль жить нам -
      То знают Боги, но не человек; но даже
      Они способны лишь оружье силой наделить,
      Что в руки нам вложили, а не дать удачу:
      Пока судьба не кинет кости, до тех пор
      Исход таится в пелене времён. Но это
      Я понимаю, а не ты, чей рот широкий
      Ревёт как шторм и ветер, пеною солёной
      Кусает, да не ранит; только смерть моя,
      Не жизнь, позволит иноземцам завладеть 720
      Живой душою града, и пяту поставить
      На голову, корону сбив; и никакой уздой,
      Стрекалом — пусть в крови уста и тело -
      В рабы его не взять; так ты и передай царю,
      Пусть образумится, пока не проучили болью,
      Пусть не скрипит зубами — здесь поживы нет,
      Здесь смоют жизнь его потоком тёмной крови,
      Как вольный ветер на морском просторе
      Срывает пену с волн. Иди и передай.
      Пусть трижды воинов скликал на наше горе, 730
      И копий острых лес вокруг тесней сомкнулся,
      Чем в бурю зимнюю песок и снег, подняты
      Порывом ветра с берегов реки, когда удары
      Наносит море, размывая берега земные,
      И волны рек и океана воевать сцепились,
      Как в драке люди, вмиг смешались; пусть
      Мечей у вас и больше, чем в лесах всех стран
      Зелёных листьев вьётся на ветру — но сердце
      Афин не дрогнет, голова не сникнет,
      Дыханье не прервётся. И скажи, что Боги 740
      Через меня рекут — иначе я молчал бы;
      То весть последняя — ко злу иль к благу,
      Что я произнесу пред солнцем и землёй,
      А дальше Их увидит и услышит: не иные
      Слова придут к его ушам от уст моих,
      Как те, что говорит покойнику покойник
      В подземном царстве тьмы. Итак — спеши,
      Иначе быстрый бег войны язык обгонит твой,
      И я уже не стану медлить: твой хозяин,
      Что не хотел отправиться отсюда восвояси, 750
      Перед тобой повержен будет: времена настали.
      С надеждой, пред которой страх бессилен,
      Я путь готов пройти до самого конца.
 
       ХОР
      Кто вестника горя захватит уздою, замкнёт ему рот, (строфа 1)
      Обиды, досады осушит ручей?
      Не песня сумеет умерить рыданья, не гимн подстегнёт,
      Печаль их питает — огня горячей;
      Когда же утихнут страсти в груди,
      Покоем улягутся, перебродив,
      Поток слёз иссякнет в болящих глазах, 760
      Улыбка вернётся, навек сгинет страх?
      Когда — то всем людям смерть гаванью будет, однако бегут (антистрофа 1)
      По бурному морю на всех парусах,
      Бесплодны старанья, всех смерти достанет кнут,
      Усталость, не жизнь обретают в трудах.
      Работе не рады, исчезнут в ночи,
      На рифах спит судно, покой получив,
      Ломаются вёсла и стонет плечо -
      Корабль ни один не вернулся ещё.
      Великого Бога слова нелегко нам принять, 770 (строфа2)
      И путь его узок для нас.
      Средь скал, пропастей к нам слабый струится свет,
      На лицах усталых людей дремотный оставив след;
      Так смерти звезда могла бы в Аиде сиять,
      Днём ночи для мёртвых глаз.
      По воле его тьма и бури царят на земле, (антистрофа 2)
      И тучей сокрыт грозный лик.
      Пресвятой царь царей, в мире мощи подобной нет,
      Вождь вождей, лишь Твой небеса сохраняют завет,
      Не Ты ли пути указуешь солнцу — стреле, 780
      Велишь — остановится вмиг?
      Не Ты ль отдаёшь приказы волнам великого моря, (строфа 3)
      Ветры, слыша веленья, спешат их исполнить, не споря?
      Не ты ли, на благо людей, поля наполняешь плодами?
      И кто, как не ты, в душах свободно читаешь,
      Все мысли живых и судьбы умерших знаешь?
      Не ты ль посылаешь нам мир, и брани вздымаешь знамя?
      Потому помоги нам, отец: жизнь наша — твоё дыханье, (антистрофа 3)
      Сними тяжкий груз с наших плеч, смерти не дай на закланье.
      Любезна нам жизнь, мил закон, данный всей живой твари, 790
      Прекрасен каждый сезон, прекрасно летящее время,
      Жизнь заронила в нас разума щедрое семя:
      Плод навеки отдать — лишь для низкого страшная кара.
      Будет отдана жизнь человека за жизнь свободной страны. (строфа 4)
      Кто дар примет от чистого сердца и рук святой белизны?
      По веленью души благородной она жизнь за страну отдаёт,
      Кто же согласен обряд тот свершить, на себя принять гнёт?
      Вот — до срока плод сорван, плод незрелый зелёной весны, (антистрофа 4)
      На руках у сорвавшего кровь, на душе пламя вечной вины.
      Клятвой святость не купишь, миротворцем не стать в борьбе, 800
      Ради жизни нёс смерть — лишь проклятье наградой тебе.
      Ты услышало, сердце, несчастья слова — (строфа 5)
      Как смогло пережить удар?
      Знаком смерти украсится чья голова,
      Для кого этот гибельный дар?
      Он сплетён из цветов морской пены и листьев, окрашенных кровью,
      Как для агнца — для девы, не венчанной браком, не согретой любовью.
      Как венчанья венок и невесты убор, (антистрофа 5)
      Что должны были радость нести,
      Нежеланный жених вмиг сорвал, словно вор, 810
      Чье дыхание ветром свистит?
      Он подул, этот злобный жених, ей с волос сорвав счастья корону,
      На чей странный алтарь головой обнажённой ей пасть, как бутону?
      На алтарь ненавистный для недоброго Бога принесём мы дар страшный — в обмен (строфа 6)
      На защиту от вод бесноватых, чтобы с рёвом и воем не разрушили города стен;
      Чтобы кровли и башни цитадели великой в солнца свете сияли, как встарь,
      Не ослепли чтоб города окна от мутной волны, не вошёл в эти стены дикарь.
      Как невесту её поведут, как добычу для злого супруга, на смертельное ложе цветок, (антистрофа 6)
      Рот завяжут, чтоб не было плача, и глаза, чтобы меч устрашить их не смог.
      Да, уста нужно крепко замкнуть, как уздой, и глаза ей повязкой закрыть, 820
      Чтобы сердце убийцы, душа не ослабли на миг, не решил он удар отклонить.
      Будет жалость напрасна — пусть юная жертва молчит, (строфа 7)
      Закричит — не услышит никто этот крик;
      Из любви к тебе, город, царевна создаст прочный щит,
      Он из чести и крови священной возник.
      О святая царица Афина — почитаем твою благодать, (антистрофа 7)
      Образ твой сохраняет в душе весь народ;
      Ты не требуешь крови, её запах не любишь вдыхать,
      Тех щадишь, кто тебе твой построил оплот.
      Её чисты, бескровны дела 830, (эпод)
      И дороги, которыми шла;
      И от блеска властительных глаз
      Вспыхнул свет, темнота унеслась;
      Урожаи дарует рука,
      Для корней земля стала мягка;
      Проясняют нам ум её речи,
      Её силе не смеют перечить;
      Блеском ярым копья сражена,
      Отступает в испуге война;
      В её храме тот сохранён, 840
      Кто огнём от земли порождён;
      В волосах венок из олив,
      Шлем блестит, ей главу укрыв;
      Своей мощной рукой, как бичом,
      Гонит волны на море седом;
      Своей славой нам милость даёт:
      Тот, кто умер, пред ней оживёт;
      Двойным именем полнится храм,
      Предпочтём её прочим Богам.
      Каким словом и криком ободрить суметь 850
      Деву, что смело идёт на смерть,
      Ей с последней дороги уже не свернуть,
      Прочь с земли ведёт её путь.
      Спеть какую нам песню для чёрной невесты,
      Для рук матери, что дочку пестовали?
      Сердце стонет уныло, духа сломлена сила,
      Нем язык, и уста нам печать закрыла.
      От рожденья ждала тебя гибели жуть,
      Обманула надежда на счастье,
      Где пир брачный, к кому же должна ты прильнуть, 860
      Где дары, кто жених твой милый -
      То решат небеса своей властью.
 
       ХТОНИЯ
      О премудрые старцы седые, жертву града услышьте вы:
      Не узнала я в браке супруга, а уже в облаченье вдовы,
      Ложе мрака бездетное стало ложем для скорбной главы.
 
       ХОР
      Мудрость смерти была у того, кто имя измыслил тебе,
      В нём звучит преисподняя, а не ветер могучих небес,
      Всё предсказано словом — свет зажёгся, но быстро исчез.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      О дитя, смерти стала ты дочь, хотя прежде была ты моей,
      Расколол моё сердце тот меч, что наточен для шеи твоей: 870
      И скорблю я, и полнюсь восторгом: у Богов нет таких дочерей.
 
       ХТОНИЯ
      Хоть меня жаждет меч, но твою он сильней ранит грудь;
      Мать, о мать, ты пойми, что я жизнью сыта и иду отдохнуть.
      Горе, слава и гнев остаются тебе, прошлый миг не вернуть.
 
       ХОР
      Сладок сон, и блаженна та грудь, что дала и рожденье и сон,
      Грудь камней тверже будет, не украшена брачным бантом,
      Подземелий вождям ты приёмная дочь, спать на ложе тебе ледяном.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Мрачно имя их, мрачны дары, что к рожденью тебе поднесли,
      Семя горечи вырастил тот, кто отверзнул утробу земли,
      Прорывается к свету он, в небо, и почва от боли скулит. 880
 
       ХТОНИЯ
      Дню наследует день, к смерти жизнь пролетает стрелой;
      Я для смерти родилась, для жизни умру и уйду на покой -
      Мимо времени льётся поток, запечатана в вечность судьбой.
 
       ХОР
      Не познала ты мужа — память даст тебе много детей;
      Тех, кто солнце встречают смелым сердцем и блеском очей,
      Твоё имя им будет как песня, пока мир не изменит путей.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Твоя мать я по воле Богов, что нам месть шлют, проклятья и гнев,
      Но полюбят меня за тебя, твоей славой прославиться мне,
      Града имя прославлено будет всех выше во всякой стране.
 
       ХТОНИЯ
      Что я смогу девичью кровь отдать сегодня, 890
      Едва согретую лучами лета, жизнь младую,
      Подобную траве, не выгнавшей бутонов,
      Для возрожденья града; что и капля крови
      Из вен моих невинных не падёт на землю
      Напрасно, но поможет укрепить суставы стен,
      Собою свяжет камни, сделав неразрывным
      Тот пояс на груди земли, однажды закреплённый
      И до сих пор грабителей, насильников руками
      Не сорванный — всё это мне не страшно,
      За этот дар смогу благодарить: одним 900
      Ударом я расстанусь с дольней жизнью; боль
      Мгновенно мне глаза закроет: а таким концом
      Кого не любят — не одарят Боги. Сердце
      Свободным стало от надежд и страхов, сталь
      Готово встретить; лишь одна на свете дума
      Его волнует, слабым делая, ломая крылья
      Полёта посреди к тебе, моя родная,
      О мать: что в тех местах, где я резвилась
      С тобою рядом — уж меня не будет больше,
      Не взглянешь мне в лицо с любовью, тихо 910
      Не засмеёшься, свет безмолвный твоих глаз
      Не скажет мне о тайных сердца и души
      Движеньях; и губам, ладоням нашим
      Не встретиться, ведь будет вместо тела
      Мне мельтешение теней летучей ночи,
      Сны и мечты о мёртвых и ушедших; и постель,
      Что мне разложишь, будет не примята,
      Меня напрасно дожидаясь, и её покровы
      В печаль тебе; подушки, одеяла,
      Что сохранят след обо мне на время, 920
      В пустые дни упрёком станут: не способны
      Той послужить, что сгинула бесплодной,
      Ничтожеством, к зачатью неспособным,
      Побегом без ветвей и цвета; чреву твоему
      Понять не в радость, что родило в мир
      Не просто дочь, но избавленье для страны,
      Для всех людей свободу; кровь прольётся,
      Чтоб град бессмертный смертью возродить,
      Возжечь сиянье славы вечной. Душу утешай,
      Утешь свое большое сердце, под которым 930
      Во тьме рождения однажды появилась
      И жизнь моя и мысль, и брачный пояс
      Их укрывал; вот эту мысль используй
      Как острый меч — оружье против зла,
      Так думай, чтобы горе отогнать: для мира
      Спасителем меня ты принесла, чтоб исцелить
      Афины; и что только я, тобою рождена,
      Принять смерть как венец смогла; детей,
      Которых я не принесла в несбывшиеся годы,
      Детей, мной не рождённых, воспитаешь ты: 940
      Твоим потомством станет весь народ,
      Бесчисленное семя самой плодовитой,
      Благословенной; и меня восславят
      Сильней, чем всё моих сестёр потомство,
      И в самом месте скорби люди вознесут
      Молитвы вместо смеха, благодарность
      Проклятья заместит; так кислое вино,
      Что презирают, отвергают все — такое, как и я -
      Напитком, всех согреть способным, обернётся,
      Всем облегчить сердца, очистить взор, 950
      Слух усладить; таким напитком станет
      Пролитая в пыль кровь из кубка жизни,
      Что напитает эту землю, мою землю,
      Мать моего великого отца: его я попрошу
      Меня взять нежно, отнести домой,
      И руку положить мою в холодную ладонь
      Того, кому дано Богами провожать под землю
      Людей, кто нынче должен взять меня,
      Вниз отвести, оставить там стоять
      Безмолвною душой перед безмолвным Богом, 960
      Ведомою к слепым созданиям слепою; наверху
      Я вижу только моего конца предвестье,
      И свет небес в последний раз мне светит.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Прощай — скажу тебе; но мне не отвечай,
      Чтоб не смеялись Боги; никогда на них
      Не возложу я горя груз, не брошу
      Злых слов за их дела, ведь тот, кто говорит:
      «Они враждебны» — повредить чем сможет,
      Какую пользу обретет себе? Конечно,
      Уж если кто сказать такое мог бы смело, 970
      Не опозорившись — то это, точно, я,
      Покой хранящая в беде; смогу свободно
      Сквозь слезы наблюдать восходы солнца,
      Которых не узреть тебе; и средь ночей
      Немало слышу зла — то в уши свищут
      Ветра с протяжным воем, слишком много туч
      Нам с моря принеся, чтоб замарать
      Час утренний; такой порыв жестокий
      Уж навредил пустым рукам, груди несчастной,
      Сумел побег сорвать с ободранного древа,
      И унести к далеким, диким дебрям, 980
      Через просторы громом грозных волн,
      Через истоки тьмы и хляби черной ночи,
      За Солнца старые сады; и больше никогда
      С востока, запада не принесут ветра, что веют
      С небес открытых или из ночных ущелий,
      Однажды сорванный цветок, дитя, мной рождено,
      Чтобы ласкать чужих; и крылья их не смогут
      Покой мне возвратить, и предки их
      Надежду в беды не внесут, не вдуют силу
      В бессилие моё; между Богов, людей 990
      Дрейфую без руля, руиной, и волна
      Мне мочит голову набегом неизбежным,
      Гремя столь страшно, что больные уши
      Как при смерти, оглохнут, но прибой обрящет
      Язык, чтоб гнев свой прорычать; о дочь,
      Тебе не помогу, сама без помощи; охотней
      Любой рожденной матери на этом свете
      Хотела бы спасти, превыше всех молений,
      Превыше всяких дум — вернуть домой без срока
      Отъятую у скорбной, как тот смутный сон, 1000
      Что был твоей сестрой; и ты мечтою станешь,
      Виденьем, призраком бесформенным во сне,
      Рожденным горем из Ничто; еще я раз теперь
      Коснусь тебя, и обниму, еще раз поцелуй
      Оставлю, а потом уж никогда до губ твоих
      Не дотянуться и не получить ответа. Так иди:
      Была мне сердцем, кровью сердца, сутью духа,
      Дитя, питомица; та грудь, что напитала
      Тебя, уже дитя не вскормит; больше никогда
      Цветок рожденный, наподобие тебя, 1010
      Не ляжет к ней, и молча ртом не сможет
      Источник сладкий осушить на час, который
      Питает жизнь веселую, слепую; и головка
      Сюда не ляжет, согревая холод старых вен,
      Глаза и губы не раскроются, достигнув
      С любовью ручейка любимого; их смерть
      Сокроет, как и прочее, чего уж в жизни нет,
      Как все надежды, что росли из главной,
      И все бесплодно пали; никакая радость
      Другим с тобой не суждена, ничей язык 1020
      Тебя не воспоет, и взор ничей не сможет
      Вновь засиять, твои красы узрев. Внимайте,
      И пожелайте, люди, чтобы моя речь
      Сердца пронзила вам, и чтобы тот укол
      Полезным был; пускай все те, кто слышат,
      Сердца хранят, лелеют мысли о великом
      И в срок приносят семя; вот вам дочь моя,
      Цветенье тела моего и сладостная жизнь,
      Юница честная — даю вам на закланье,
      В распыл, на обмолот; примите щедрый дар, 1030
      Отдайте смерти и Богам подземья, что берут
      Не меньше, чем дают. Но мы получим больше,
      Намного больше, чем мы стОим; посылают
      Свободу, попросив взамен дыханье, воздух,
      За душу юную взамен вернут Владыки
      Свет для всех глаз и счастье для всех душ,
      Жизнь, что наполнит землю радостью и славой,
      Любовью выше детской. Благо среди благ:
      Стране твоей окажут милость, отвоюют
      У времени и смерти, помощь предоставят, 1040
      Навек избавят от вреда; такой великий дар
      Не больше ли любви, твоей или моей,
      Любви всех матерей? Не больше, нет
      Тому, кто любит мужа иль дитя, сестру,
      Друзей, жену, родителей сильнее, чем страну;
      Но жизни этих всех незначащи, покуда
      Свободы нет, поругана любовь, убита,
      На их ничтожную могилу враг придет,
      Чтобы позорить, плюнуть — разве у раба
      Предмет любви остаться может? Сердце 1050
      Трусливое и низкое, в оковах страха -
      Зачем тебе его любовь? И что оно имеет -
      Родную землю не любя? Ни муж, ни бог
      Такому не друзья; прикован к скотской жизни,
      Подонок, корчится у смерти под пятой;
      Рабы бесплодные и нищие, не человечьей крови,
      Без матери и без детей, ничтожные отбросы,
      Скотоподобные; но тот, кто на земле
      Ни сына, дочь, отца и друга не жалеет,
      Ни самого себя стране во благо, лишь её 1060
      Ценя всего превыше, искренне любя -
      Тот верно любит всё, и все его возлюбят,
      На веки та любовь. Друзья, смотрите,
      Сограждане и братья — с чистым сердцем
      Вам отдаю я то, что требуют к себе
      За град Афины Боги; так сейчас даю тебя
      Им, дам и все, чего ни пожелают,
      Раз лучшее вернуть готовы; их беру
      В свидетели — услышьте меня, Боги!
      Будь ваша воля и еще грозней, чем ныне, 1070
      То не одну из трех, не нить одну,
      А всю тройную прядь детей я отдала бы,
      Любя страну. И потому сейчас
      Иди на смерть, дитя, и навсегда прощай.
 
       ХОР
      О ты, средь всех печальнее -
      И радостнее всех, восславься: навсегда
      Быть славным имени, на новых языках
      Великое промолвят о тебе; знай — никому
      Подобной милости не дали Боги, и никем
      Подобный груз не поднят горький. От сего 1080
      Запомни дня — ты Им равна по крови,
      Судьба твоя не ниже, чем у Бога,
      В добре и зле; и с именем твоим
      Жить город будет, как твое дитя,
      С Афиной вместе призывая. Так вперед -
      Благословленная, иди к воротам смерти.
 
       ХТОНИЯ
      О город, о слава Афин, венец земли предков, прощай.
 
       ХОР
      Во благо тебя отдаем.
 
       ХТОНИЯ
      Богиня, будь доброй к народу, пусть мира исполнится край.
 
       ХОР
      Не выдай нас морю на слом. 1090
 
       ХТОНИЯ
      Пусть град и народ прославятся вечно во всяких концах земли.
 
       ХОР
      Ведь ты прогнала облака.
 
       ХТОНИЯ
      С последней любовью воззрю я на землю, где годы прошли.
 
       ХОР
      Для жизни и смерть легка.
 
       ХТОНИЯ
      Во мрак твой тенистый спускаюсь, о Гея, ведь именем схожи мы.
 
       ХОР
      С рожденья была твоей.
 
       ХТОНИЯ
      Тебе становлюсь подобна, родная, рассвет мой гаснет средь тьмы.
 
       ХОР
      О Гея, будь нежной к ней.
 
       ХТОНИЯ
      Из рода гостье будь рада, своим умоляю отцом.
 
       ХОР
      Моих хоть сынов не услышишь, за первенца милуй нас. 1100
 
       ХТОНИЯ
      И ту, что уже не проснется, даруй своим вечным сном.
 
       ХОР
      Так рано сон наступает, ведь день еще не погас.
 
       ХТОНИЯ
      Смерть ножницы в руки возьмет, иль жизнь оборвет уток.
 
       ХОР
      Тонко остриё и жестоко, и некому руку сдержать.
 
       ХТОНИЯ
      Как ткань наша жизнь непрочна, размотан нитей клубок.
 
       ХОР
      Но сможет она, простерта, страны избавленьем стать.
 
       ХТОНИЯ
      Негодна ткань для палатки, и слабый от ветра заслон.
 
       ХОР
      Широкой завесой ты будешь, размахом хранящих крыл.
 
       ХТОНИЯ
      И слишком мала решетка, чтоб укрепить бастион.
 
       ХОР
      Ты станешь опорной стеною, и море смирит свой пыл. 1110
 
       ХТОНИЯ
      Из царства теней я подъемлю мой взор, (строфа)
      От смерти предела смотрю ввысь, где свет,
      О реки, потоки, поляны и горы,
      Мне шлите последний привет;
      О мать породивший, седой
      Кефиз, и твой братец родной,
      На чьем берегу, между трав,
      Похищена ветром сестра;
      Корона земли, не готова
      Сдаваться ревущей волне, 1120
      Услышь мое смертное слово,
      О град, о венец.
      Пусть вихри морей и земли несут смерти напевы, (антистрофа)
      Вновь на битву сбирается враг,
      Воспрянешь от крови родной тебе девы,
      И сила их канет во мрак.
      Станет дерзость их бесполезна,
      Усмирят рты уздою железной,
      И прегордой падут головой
      Перед города крепкой стеной. 1130
      Будь любим ты, как я любила,
      Среди всех, кому жизнь даришь.
      Пусть сияет дневное светило,
      Ухожу в смерти тишь.
 
       ХОР
      Много видов любви знает наш человеческий род, (строфа1)
      Страсть нам души волнует и ум отправляет в полет,
      Каждый день нам диктует судьбу — дает и берет;
      Сладок вовремя каждый, на пользу идут нам дары,
      День и ночь, не оставьте круженья — извечной игры,
      Ночь усталый день нежит, день ночи приносит покой, 1140
      Ночь послала нам сны, а потом разбудил свет дневной.
      Нет превыше любви, и не сыщешь ты страсти честней, (антистрофа 1)
      Жениха пыл слабее, и слабее любовь матерей,
      Нежли эта, дитя, что всех вяжет силой своей;
      Мать — Земля, то любовь ко вскормившей груди,
      К почве предков и граду, что взрос посреди,
      Где ручьи на равнине, а с гор течет воздух небес,
      Свет и ветер в полях, и завесой тенистой встал лес.
      Из всех мира племен нас сильнее отметила ты, (строфа 2)
      Мы родные дети твои, и плоти твоей плоды. 1150
      По названью они сыновья, тесной связи с землей у них нет,
      Мы по сути твои, твоих тяжких трудов вспрявший цвет.
      Нам из почвы тела создала, из ручьев твоих — кровь наших жил,
      Вечной жизни исток твой нам душу и сердце омыл.
      Нас не ветер доставил на брег, хладом вея от вод,
      И не чуждое семя твой выносил чудный живот.
      Это солнца стрела, раз ударив, зачала нас всех,
      Разогрев тебя, Гея, и пронизав зеленый твой мех.
      От луча той любви раскололась ты, как от огня,
      Жизнь откликнулась жизни, раскаленным желаньем маня. 1160
      Эту жажду и голод, создав, исцелил его дрот,
      И любовь эта в сердце и жилах отныне живет.
      Напоенный любовью, хлынул с неба кропящий поток,
      И родился ребенок в тебе, что послал с дождем Бог.
      В двух желание зреет, пока не сольются в одно, (антистрофа 2)
      Тело будет лелеять дар солнца, златое зерно.
      В свой сезон распускаются листья, сияют густые леса
      Теплотою небесного брака — их омыла зачатья роса.
      Были первенцы чудны от венчания неба с землей:
      Всюду счастье, приплод, и рожденья идут чередой. 1170
      Травы встали для стад, зреет колос, дар жизни растя,
      Но лишь здесь из тебя родилось человечье дитя.
      Все другие народы — как чуждый, случайный посев,
      Полукровки; лишь мы твои дети — из всех!
      Все иные сироты, не знают родителей, род не блюдут,
      Мы из чрева плоды, им тобою лишь даден приют.
      Кто из нас, о родная, всю кровь не захочет отдать
      В благодарность тебе за дары, наша Гея, о Мать?
      Кто из жителей суши, из тех, кого нянчила ты,
      Будет в смерти славнее, чем мы, твоей почвы плоды? 1180
      Благо будет для той, что, долги отдавая, (эпод)
      Цвет юный вернет на тризне.
      Не тягчил ведь тебя ее груз, мать родная,
      Ты взрастила плод ее жизни.
      На лице совсем не заметен страх,
      И не видел слез никто на глазах,
      Не позорил губ крик пощады,
      Но предсмертная песня поток стремила,
      В сердце девы чудная билась сила,
      Что хранит собой стены града. 1190
 
       ВЕСТНИК
      Людей великодушных подвиги, страну родную
      Любивших — записаны в металле, на камнях; деянья
      Старинных дней воспеты; но нигде таких,
      Что дух и взор людской в огнь превращают,
      Афиняне, ни на высотах солнца, ни в земле,
      Как бы отзвучьем совершенного на небе,
      Слов более хвалебных для ушей Богов
      Или людей не слышано, какие я принес.
      Пришла ведь ныне к алтарю, которого жрецом
      Смерть выступает, хладною рукою 1200
      Глаза смыкая — встала дева перед ним,
      Чей взор горит восторгом, как невесты взгляд,
      Смеется, или праздником сияет брачной ночи
      На башне торжества; уста её дрожат
      От наслажденья гордого, которое не может
      Страх близкой смерти погасить, прогнать
      Со щек румяных; так ланиты воссияли,
      И краше платья подвенечного объемлют стан
      Ее власы, грудь закрывая, упадая до земли,
      Все тело окружив, прекрасные изгибы, 1210
      Как будто облако в лучах рассвета; и речёт
      Она слова разумные, достойные мужчины,
      Но взор девически спокоен: «Соплеменники мои -
      Я с бОльшим чувством и согласьем отдаю
      Себя за вас, чем к матери родной бы подходила,
      Охотнее иду дорогой смерти честной,
      Чем воин молодой на битву; обращаюсь
      Лицом своим к темнейшей части храма,
      Темь внешнюю согласно созерцая, отдаюсь
      Богам, меня зовущим». И, внезапно проявляясь 1220
      В тенях подобьем формы, голос Бога звучный
      Ответил ей. «Благодарю за милость, что во благо
      Страны позволит кровь мою пролить,
      Твоей по имени, для исцеленья!» Жрец
      К прекрасной белизне девического горла
      Подносит острие, плоть рассекая, отделяя
      Безгрешный дух от тела без порока;
      И все, стоящие вокруг толпою, наблюдая,
      Внимая — содрогаются, увидев роковой удар,
      И стонут, и молчат потом тот срок, в который 1230
      Счесть человек способен капли крови,
      Текущие на пол и на одежды, окружая
      Алтарь широким темным кругом, шире
      Колодца, что питает нас водою, но теперь
      Он суше этого ручья надежды чистой; а царица
      Не проронив слезы, не издавая стонов,
      Но как уходит сон из глаз проснувшихся, подобна
      Бесплотным духам, исчезает из пределов
      Людского зренья, уходя вовнутрь дворца,
      Безгласно сев там до скончанья дня сего. 1240
 
       ХОР
      Был печальней жребий той, (строфа)
      Что под зимнею звездой
      Восседает ныне камнем в Лидии снегах,
      С вечною печалью на устах:
      Ведь счастливей была прочих дщерей Богов, богоравна по предкам и мужу,
      Но сразила детей, как стрелой, языком, и супругу изранила душу.
      Ведь она, от ума возгордясь, (антистрофа)
      С даром божьим утратила связь,
      Слов красой, и своих уст огнем
      Довела до гибели дом; 1250
      Но ты не утратила чести и не погрузилась в гордыню от Божьих щедрот -
      Дитя отвела на почетную жертву, навеки свой выкупив род.
 
       ВЕСТНИК
      Как цвет привит на цвет, так горе прививают
      На горе новое, рождая слезный плод,
      Бутоны и плоды тугие свежей боли; ибо
      Вновь слухи понеслись сюда на крыльях мрачных,
      О большем страхе бормоча, чем знали вы доселе,
      Несчастья бедной жертвы превзойдя: лишь две
      В венке сверкали, что страна вчера носила,
      Венке девиц тройном; восплачьте, что сегодня 1260
      Уж не одна отпала от того венца, ведома горем,
      Какого мы не ведаем, и горькою любовью
      К своей сестре, или сгорев душою от стыда
      Смерть ближней пережить, или решив, что жизни
      Всех трех желают боги за страны спасенье -
      Желая рок оракула навеки закрепить,
      Себя заклали обе у подножий алтаря,
      Извергнув собственной рукою жизни; ужас
      Весь город сотрясает, будто вихрь деревья,
      Как листья палые — людей сердца трепещут, 1270
      Объяты думой горькою, и потеряв надежду,
      Горят предвиденьем, что та святая кровь
      Детей убитых к ним прильнет и запятнает
      Лицо страны, проклятье будто, что клеймит
      Нечистый дух и голову виновного в злодействах -
      Такого свой же грех сильнее своры гонит,
      Даря бессонницу и страх до смерти; ныне час,
      Когда все мрачно перед битвой, но она
      Закрыть должна врата и страха и надежды
      В сердцах людей, исхода ждущих, сомневаясь, 1280
      Спасет ли жертвенная кровь народ иль запятнает;
      Ввысь длани подымая, мечется всяк здесь.
 
       ХОР
      Худые думы страх родят, а страх нечестие; сего (строфа 1)
      Мы можем избежать, храня Богов завет святой.
      Давайте же сердца возвысим песнею своей,
      Пусть души вспрянут, день разбудят вновь.
      Сейчас, когда не дождь нам бьёт в лицо, а кровь,
      Стань дух, что жизнь вдувает в нас, сильней,
      Хоть весла сломаны, и ложен ход рулей,
      Над рифами — рев белых бурунов. 1290
      Ведь Времени руке послушлива ладья, (антистрофа 1)
      Оно незримо двигает кормилом вороным,
      Пена с волны летит и стелется, как дым,
      И весла, как ножи, над водами гремят,
      Кропя над душами людей смертельный яд,
      И жизни мраком поглощаются слепым.
      Над небом что встала за туча, иль тень; что за звук (строфа 2)
      Из подземного мира, из ночи огласил все вокруг,
      Кто вздымает незримые крылья, принеся тьмы клобук?
      Ибо сломлен сегодня мой дух, и незрячи глаза, 1300 (антистрофа 2)
      Болен тяжко, и смерти повсюду бушует гроза,
      Страхом времени, ужасом гибели ум истерзав.
      О Гея, о Боги страны, обратите ко мне зренье, слух, (строфа 3)
      Узнайте тот страх, от которого слеп я и глух!
      От ужаса разве не высох источник, и вечный огонь не потух?
      Вот, Ночь восстает в темноте, и спустила на День своих псов, (антистрофа 3)
      Летят за добычей, и мир содрогнулся от рева их ртов,
      И солнце запнулось на небе, с пути уклонилось — слепцом средь слепцов!
      На все страны света разносится треск (строфа 4)
      От поднятых копий, и лезвий их блеск, 1310
      Как во тьме урагана, под стоны, море на сушу встает,
      На благо пирату, в угрозу мирному -
      Так враг наступает тучею черною,
      Трясется земля громом ног, и ужас рвется вперед.
      Разве море погубит тех, кто твердью рожден? (антистрофа 4)
      Мать- Земля, о Земля, прими наш поклон,
      Спрячь нас в чрево обратно, в себе сохрани, упокой.
      Сердце его — словно меч заточенный,
      Твое ж сердце мягкое и беспорочное:
      Да не смоет волной, не погубит народ братец твой. 1320
      О Ветер севера сильный, водитель туч и дождей, (строфа 5)
      Одарили тебя мы щедро; что в ответ несешь нам, Борей?
      Темнокрылый Бог и широкозевный, ужас вышедших в ночь судов,
      Что ж злую брачную песню испустил твой холодный рот?
      Смерть ты кличешь сюда, одаряешь ты горем свой род -
      Горько плачет племя невесты, и горюет царь наш великий, в бой с тобой понестись готов.
      Отвратись, и битву окончи, снисходителен к нашим мольбам, (строфа 6)
      И ослабь мощь дыханья-вихря, не вели воевать волнам;
      Да ослабишь врагов наших ярость, их сломишь силу — гни мечи их, ломай щиты;
      Пусть поднимется шторм на море, кораблей мы услышим хруст — 1330
      Вмиг развей их ряды, сметай воздыханием мощных уст,
      Трупы пусть нам поля завалят, и огромною лягут грудой — раны почвы прикрой ими ты.
      О сын розо-красного утра, рожденный с днем наравне, (строфа 7)
      Бог-ветер, грядущий с Солнцем, познав его путь в вышине,
      Тем ратям не выдай свой род, грабить посланным в южной стране.
      От логова Фракии хладной, где ночи струят свой туман, (антистрофа 7)
      От ложа веселого утра, которым весь мир осиян,
      Оплотом, защитой явись к нам, зажав в длани судьбы хвастливых, летящих на бой поморян.
      Ведь ныне не словом, а делом оружье сберет урожай, (строфа 8)
      Его блеск ослепит и солнце, и гром оглушит его лай. 1340
      От утра истоков звенит бой, и отблески битвы видны
      До края, где падают звезды, до дальней закатной волны.
      Под грохот копыт, мытых в красном, со звоном пробитых кольчуг
      Берет война в длань свою косу, а ноги ее — словно плуг.
      Земли уж изранено сердце, и страх царит в недрах скалы,
      Содвинулись горы, равнины колеблет, как в море валы.
      От корня холмов до ущелий, до брега, где в дымке утёс,
      Дрожит воздух посвистом копий, и стонет от гула колес.
      Клыков скрежетанью подобны льва полных слюной челюстей
      Разбитых осей скрежетанья, и вскрик корабельных снастей. 1350
      В поту коней бешеных гривы, тугие грызут удила,
      Несутся по полю не глядя, подковы стучат ритмы зла.
      На небе и снизу четыре готовы сразиться полка,
      Гром в тучах, и тучею войско клубится, а ночь так долга.
      Мне слух врагов трубы терзают, и тьма затопила глаза,
      Заморских врагов вой и грохот сильнее, чем в небе гроза.
      На лошадь кидается лошадь, о лбы разбиваются лбы,
      Разинута злая пасть битвы, как скрыться от страшной судьбы?
      В лугах полегли колесницы, как будто сбил бурный поток, (антистрофа 8)
      А конники гордые грудой навалены, скрыл их песок. 1360
      Средь воплей и горестных криков, сумятицы и суеты
      Как искры летят вскрики горнов, и грохот страшней глухоты.
      Бурлят в море желтые волны, под ветром взвыл водоворот -
      Так взад и вперед вои рвутся, проклятья ревет каждый рот.
      И гибельный звон острой меди звучит сквозь волны громкий шип,
      Как ветра клич вмиг превосходит шум сильный прибоя у глыб.
      Коней морды шлемом укрыты, а груди обернуты в медь,
      Блестят будто гребень у вала, что хлещет утесы как плеть,
      Блестят, будто волн ярых груди, когда их ветров страшных рать
      Суда зовет рушить, поднявшись, и, к смерти спеша, убивать. 1370
      Столь лбы скакунов блестят жутко, и страшен дыханья огонь,
      И свет их зрачков смерть готовит, и громом гремит каждый конь,
      И пена их ртов как морская, когда пасть морей словно склеп,
      И шеи как гривы прибоя, когда шторм бушует, свиреп,
      И щетки пылают, ныряя в кровавую грязь глубоко,
      Как будто на губящих рифах вскипает пена молоком.
      Трясется, гудит вся равнина, как бурное море в ночи,
      Коль буря вредит мореходам, и гибели песня звучит.
      Но ты, краса и честь неба, угасшего дня милый лик, (эпод)
      От страха какого затмилось, кто темный ко взору приник? 1380
      О солнце, тебя чем заклясть, отведет твой гнев что за слово,
      И дойдет какая мольба, фимиам ублажит, успокоит тебя что за дар,
      Почему же отныне ты сдаться спешишь мореходам суровым,
      Тем, что светят себе маяком, расточая дотла его жар?
      Подымись, озари; протяни нам тяжелую руку, внемли,
      Дай нам факел свободы, и развей злую ночь сей земли.
      Для живущих для всех живой свет, не фонарь мертвецов,
      Глаз открой яркий ты, нам светя среди мрака врагов.
      Кто тебя ослепил? Кто тебя одолел? Кто заклятьем сломил?
      Кто твой лук преломил, кто лишил твои стрелы всех сил? 1390
      Где оковы нашли для тебя, и какой цепью прочно связали?
      Объявись, победитель, теперь; свою мощь прояви, о хозяин.
      Слава дня, чудный Бог всех рассветов, небес синевы,
      Кто сумел венец сбросить с пречистой твоей головы?
      Ленты как, воссиявшие светом, сорвали, поранив виски,
      И на лоб натянули тебе вечной ночи седые клочки?
      Ты ослабило узды коней, и тревожась, их бьешь по бокам,
      Но куда и зачем ты спешишь, мраком скрыто, неведомо нам.
      Будто ветер бушует во мраке, загремело твое колесо,
      Черным светом кружится над миром, взвывая с высот. 1400
      От биения сверкающих крыл не исходит подмоги стране,
      Но тоскуем в тенях, и тоскуем по крыл белизне.
      Стали наши сердца тростником, что под ветром склоняется ниц,
      Далеко в небе ты — мы пред скорою смертью одни.
      Но что же за свет разлился над землей,
      Чье воды, пути освещает крыло,
      Чей явлен сияющий лоб,
      Не ты ль помаваешь рукой?
      Лук готов — чья десница коснулась струны -
      Тетива натянулась, рога взведены, 1410
      В белых перьях готова стрела;
      Звякнет сталь с кривизны посреди тишины,
      Бьет зарей в сердце черного зла;
      Царь, защитник, опора страны -
      Ясным пламенем взора тьму ты гонишь как вора,
      Будто свора след фавна взяла?
      Златом блещут, не серы морей берега,
      Дланью солнца разорвана туч непроглядных дуга,
      И пустоты небес, что заполнены им,
      Содрогаются сердцем героя лихим; 1420
      С высоты созерцает леса и луга,
      Над недвижным холмом городским
      Часовым встало, ищет врага.
      Высота, глубина, океан и земля,
      Наблюдают его, мощь и силу хваля;
      И отхлынуло море, и шторм онемел;
      В жаре битвы молчание, будто роса,
      Нам утешило слух, и свет льют небеса,
      Возвещая сраженью предел.
      В сердце мрачном надежда теперь родилась, 1430
      Как огонь погребальных костров, поднялась,
      Из печали восторг -
      Будто в бурю весна, из-под снега росток,
      Так апрель нам цветы поднимает сквозь грязь,
      Деткой малым в кроватке лучась и смеясь.
      Только я не уверен, что дружен нам Бог,
      Что безумие моря уже не грозит,
      И иссяк его гнева поток.
      Что несут времена — процветанье иль крах,
      Жизнь воспрянет, иль миру конец, 1440
      И погиб ли тот страшный боец,
      У которого вьется венок в волосах,
      Как стена окружает дворец.
      Ныне ты, Бог главнейший средь равных тебе,
      Царь живым, Царь и тем, что погибнут в борьбе,
      Снизойди же к народа горячей мольбе,
      Геи племя не ввергни во прах.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Афин сыны, склоненные под славным грузом лет:
      Сердцам верните юность, ведь причин для страха больше нет.
      Волна опала, та что сотрясала громом шаткий брег, 1450
      И, как утес, Афины встали, обуздав морей набег.
 
       ХОР
      В глазах блестящих прочитали радостную весть, еще речей
      Не начал твой язык; все расскажи, и прерывать не смей
      Удачу редкую, не утаи сейчас весь замысел Богов.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Вот главное: ваш город устоял, не взятый ордами врагов.
 
       ХОР
      Не знаем слов мы слаще, чем изрек сейчас твой рот!
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Насытьте ими душу, ведь за сладким горькое грядёт.
 
       ХОР
      Ничто не заглушит нам музыку небес, звенящую дождем.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Но нежную росу способны звезды или солнце сжечь огнем.
 
       ХОР
      Тобой пролитая роса еще свежа, мы счастливы сейчас. 1460
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Воскресшие надежды смоет дождь соленый ваших глаз.
 
       ХОР
      Бесплодны устья горьких рек: там пустошь горя, слез.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Вновь жертвы требует алтарь — о том я весть принес.
 
       ХОР
      За радость горе, слезы за победу — этого желает храм?
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Победа, смерть — но средь огней веселья тризна светит вам.
 
       ХОР
      Так над веселым града маяком — звезда свой луч стремит.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Костёр сигнальный должен загореться ныне — царь Афин убит.
 
       ХОР
      Комета волосатая сошла с небес, знак горя, и смущает дух.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Да, слово крылья черные простерло, вам терзая слух. 1470
 
       ХОР
      Слетело с уст твоих, раскрыло шумные и мрачные крыла.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Таиться бы известию глубоко, словно смерть, что лучшего нашла.
 
       ХОР
      Надежды молнией меча сразить — хватило и удара одного.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Смешали правду с ложью: ведь никто не смог коснуться до него.
 
       ХОР
      Бубенчиком звенишь тогда, как конь, и нас пугаешь шутовски?
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Всё было правдой, только смерть пришла не от мужской руки.
 
       ХОР
      Не различить добра и зла, когда так слаб твой звук.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Нет, сами души утомили — так, проснувшись вдруг,
      Вновь человек заснуть спешит. Печалью обожгло -
      Забыть он жаждет, возжелал прогнать из сердца зло.1480
 
       ХОР
      Долго внимали мы сердцем, как вьешь слов зловещую нить,
      Ждали известий, гадая — велишь умереть или жить;
      Ныне постичь в совершенстве твой темный, неловкий полёт
      В траур птиц ночи одета, печали ведунья идёт.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Скажи все мне, и то, что запретила Мать
      Изречь; с твоих губ слово ни одно не ранит
      Меня сильнее, чем сумеют страх и упованье.
 
       ГЛАШАТАЙ АФИНЫ
      Желанья не имею я сплетать узор предлинный, о царица,
      Мешая горькие и сладкие слова между собой,
      Речь ясную со мрачной; пусть же правда извинит 1490
      Мое стремление сдержать во рту слова,
      Не дать в сердцах убить надежду зла стрелою.
      Еще стремило солнце гордо свет по небесам,
      Когда сошлись ударом линии бойцов на поле
      В горячей первой схватке; но лишь только
      Взмывает первая волна сраженья буйным ветром
      Растет прибой мечей и копий вздетых -
      Как ночь безвременно взошла на небо, охватив
      Своей огромной глоткой полдень, как ущельем,
      Его сжимая; и плотнее темно оперенных стрел 1500
      Пошли огни летучие — как бы охоту небо
      Устроило, спустив пылающие громы с поводка,
      Как в драку и погоню; этого наш враг,
      Сраженный знаком явным от гневящегося Бога,
      Тут устрашился, но затем, одной железной глоткой
      Их сонмы заревели во едином жутком крике,
      И землю нашу до корней тряся, и все слепые
      Пустоты неба — как тараном, этим воплем,
      Как будто звука рушащего яростным порывом,
      К которому расцвет ревущий ночи, добавляясь, 1510
      От трона той захватчицы стократно отразившись,
      Добавил силы — и смогли пробить ударом,
      Как бы порывом буйным штормового моря,
      Брешь в небесах, снеся святые стены,
      Чьи бастионы, башни звезды украшали,
      Храня Богов великий град; и теперь, как будто
      Он весь уже погиб, распался; и сквозь крик
      Пробился голос человеческий один, превыше шума,
      Путь проложил трубою: «Бейтесь, не бегите,
      Кончайте дело, бейтесь, вырвите их силу до корней, 1520
      Ломите, бейтесь, и права рожденья обретайте,
      Сердца сильнее ваши, чем у жителей оград,
      В вас дух вдохнула крепкий не земля сырая,
      Вы волн морских сыны»; и уши всех, кто слышал,
      От силы крика тотчас зазвенели, самый воздух
      Вдруг возгорелся, осветив равнину битвы,
      Ее заполнив столь горячим, воющим дыханьем,
      Что онемели трубы; да, худая песня
      Для нашего народа — он, услышав, понял,
      Сколь Бог суровый ополчился на него, и раса 1530
      Сколь сильная идет за языком, воспевшим смерть,
      Грозящим; так гремел меж битвы алой пены
      Эвмолп, сын Посейдона; и война в тот миг
      Забушевала вновь с его приходом, подались ряды
      Защитников назад, реке подобно, что под силой ветра,
      Лицом к лицу встречаясь с морем, отступает
      К своим истокам; но тогда возвысил голос
      Наш царь, воскликнув сильно: «О Отец Богов,
      Родитель Бога — моего отца, судьбу своею дланью
      Пошли какую разумеешь и ты видишь верной, 1540
      Но дай сразить врага»; и вот, простое слово,
      Сошедши с языка, огнем предстало, и свело
      Вождей обоих; и вокруг царей враждебных спора
      Все замерли, утихла битва; две волны большие
      Столкнулись — от брегов одна назад стремилась,
      Ударившись, другая же пришла с просторов моря,
      Напряжена, способна лишь одним прямым ударом
      Разрушить все, смести; страшнее для людей
      Была она, чем вал, суда крушащий. В миг один
      Скрестились волны, ударяя грудью в грудь, 1550
      Сплелись под грохот; облако на тучу
      Нашло на небе, на земле — повозка на повозку,
      Дав четверной удар; еще одно мгновенье,
      И с копием царя, до жил кровавых сердца
      Вошедшим — он упал, как рушится с горы утес,
      Безмолвно, без настырных звуков бранной песни,
      Эвмолп; и воинство его, одним ударом
      Копья пронзенное до глубины стального сердца,
      От нас помчалось стадом, прорываясь к морю,
      Как вал единый многих волн взметенных, 1560
      Сражаться не желая; стон стоял над ними,
      Печальный стон, как над отливом пенным,
      Унылый, и бессильный, и гнусавый; и когда
      Коней копыта, колесниц колеса тело растоптали
      Сраженного царя — с громовой высоты небес
      Отец за сына Брата своего, убитого позорно,
      Крученую стрелу, перун разящий посылает, в лоб
      Сражая внука своего, что без шелома в поле
      Сверкал — звездою средь штормов, давая свет
      Людей своих очам, чтоб видя, укреплялись 1570
      На битву духом; но теперь узрели, слишком скоро,
      Как клонится, туманному закату уподобясь,
      Глава могучая и ясная, в земли просторах
      Материком стоявшая среди морей, удары ночи
      И бури вынося; вот, ныне бездыханным
      Несут того к тебе с путей войны неверных,
      Кого звала супругом; силача, защитника людей
      Своей страны, опору всей их жизни,
      Несут, сраженного не человеком — Богом,
      Богоподобного; и перед мертвецом ворота града 1580
      Открылись, как объятья матери, через него
      Спасенной; вся обширная страна очищена от брани.
      Что скажешь ты в ответ на причитанья?
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Я за Афины восхвалю Богов. О милая Земля,
      Богиня, Мать, как ты любила сына, всей душою,
      Я понимаю, зная и покойного супруга моего,
      И все твое величье. Как же мне грустить,
      Как может в сердце зародиться горе, если ты
      Так счастлива сейчас? Я вот что попрошу,
      Среди счастливого народа моего, твоих детей, 1590
      Встав, вымолю благословенный дар, хотя и доля
      В нем горечи заметна: мне даруй ты смерть,
      Как и ему, чтоб встретить взгляд, погасший здесь.
      Еще тебя, без всякого упрека и без слов
      Неблагодарных, именем прошу бессмертным,
      Отец мой высший, милосердный Бог,
      Поток истоков моей жизни, и родник рожденья,
      С которым я теку, чиста, до устья одного,
      Причина и триумфа моего, и этих слез,
      Кефиз — когда ты видишь, как охотно 1600
      Пролью я кровь — так, как и ты струишь потоки
      На благо всей страны, стремясь омыть любовью
      Людей ее уста, и облегчить сердца живущих -
      Прими тогда, Бог ясный духом, мой отец,
      Своим бессмертном сердцем, самым чистым,
      В себя тот дар, что будет даден ныне,
      Дитя свое в себя возьми; исполнен срок земной,
      Ведь потеряла она то, что породила; видит, как
      Прочь утекает все родное, от руки, и глаз, и сердца,
      Прочь утекает для народа блага; будь же ты, 1610
      Бог, дорогой и благий для людей живущих,
      Благ для родного семени; даруй мне сон, отец,
      Бессонный, трудный день мой подошел к концу,
      Подобный ночи день, хотя бессонной; ибо
      Ручьи моей души немутной, и ручьи того,
      Кто тек со мной в едином русле, пали ныне
      В ущелье смерти. Боги нам спасли навеки
      Афины; не чужою кровью я купила этот дар,
      И вас спасла; ликуйте, будьте благодарны
      Сегодня и в грядущие века, сограждане мои, 1620
      Вовек не забывайте мертвых; ну а мне, а мне
      Что предложить способен человек отныне,
      Такое, что окажется желанней смерти?
 
       ХОР
      Льется с губ, в чаше сердца сейчас рождено, (строфа 1)
      Песней радости-горя кисло-сладкое вести вино;
      Каплет сок слаще меда, рядом плещется кровь, горяча,
      И из кубка златого, и с холодного края меча.
      Должен город спасенный радость ввысь устремить, как поток,
      И печалиться должен, чтоб от крови очиститься в срок.
      За спасенье, страна, ты должна восхвалить бы Богов, 1630 (антистрофа 1)
      Был бы лик твой, как встарь, белоснежен, не темно-багров,
      Были б руки чисты, как богини прекрасной щека,
      Но пятнает их кровь, жертвы кровь, и не смыта пока.
      Как мы можем хвалить, не вмешав в славословья свой страх,
      Коли жизнь сохранила, дочерей своих бросив во прах?
      Порча метит народ, детской кровью продливший свой срок, (строфа 2)
      И пятно с рук кровавых не смыть,
      Дождь не счистит его, ни роса, ни священный поток,
      Что всю землю спешит оросить.
      Тьмой покрыта страна, солнца в небе давно уже нет, 1640 (антистрофа 2)
      Грех царит, мраком землю одев.
      Воет призрак ужасный — темных дел отвратительный след,
      За смерть девы грозит высший гнев.
 
       АФИНА
      Скорбящие мужи, услышьте. Женщины без пары,
      Внимайте; все, дрожащие от страха, также ты,
      Сраженная тоской по детям. Слушайте меня,
      Земля и блеск небес, и ветры средь эфира,
      И пресвятое сердце глубины морской, вчера
      Гневившееся, ныне же спокойно; солнце, ты,
      Кругом катящее в огне высоком неба, 1650
      И на орбитах звезды; реки и вершины,
      Потоки, чистые ручьи; дела узревший день,
      Ночь, не таящая угрозы; слушай ты, сын мой,
      Сын Девы, девой навсегда спасенный,
      В крови невинный, пусть и выкуплен невинной кровью,
      Мой град; Паллада ныне молвит свое слово,
      Дочь — Дева Бога величайшего из всех,
      Что всем руководит и властвует над всеми -
      И слово это не прейдет: вот что решил
      Совет Богов, в чем Бога дух поклялся: 1660
      Ни время, ни земля, ни человечий краткий род,
      Не умалят, ни волны поколений, ни ветра
      Веков, восставших и опавших как прибой
      Меж света, тьмы, рождений и смертей,
      Среди штормов, для брега неизбежных,
      Такого света славы не узрят под солнцем,
      Чем свет Афин бесстрашных; вся иная слава
      Пред ними станет словно тени легкой дремы
      Перед лицом рассвета; лучшие же люди
      Земель счастливых, для детей своих достойных 1670
      Не смогут попросить иного от Богов отличья,
      Чем быть сравненными с малейшим из Афинян,
      Слабейшим из детей твоих, мой град; твоею
      Корона будет песен всей земли; и все дела
      Твои прославятся, цветок мой; и в руке
      Скиптр времени возвысишь ты, а на главе
      Венок восторга утвердишь; и не единый лист
      Зима и перемены не погубят из него, пока
      Не высохнут цветы во всех мирах; глаза
      Твои впервые среди всех блеснут свободно, 1680
      Уста по праву вымолвят: «Свобода!»; длань
      С заката до истоков утреннего солнца,
      Как псов, пошлет грозящий страх по следу
      Царей, пришедших с многонаселенного Востока
      Тебя тревожить, гневно разбросает
      Стада огромные, бредущие на деревянных лапах
      Топтать бестравные поля морей, и сокрушит
      Одним ударом, обратит в беспамятное бегство
      Все эти собранные вместе Азии гурты,
      Вождя лишенные; у твоего плеча 1690
      Начнет сражаться ветер Севера, твой сын,
      А море в честной дружбе ныне поклянется,
      Ладонь сожмет ладонь, союз ваш утверждая
      К всеобщему согласью; ветры и моря,
      Пусть вечно склонные сражаться меж собою,
      Мир заключат, в союз на твое благо братский
      Вступив, единой силою ударят, разрывая
      В куски врагов; сегодня суждено познать им
      Весь дух ветров и мощь необоримую морей,
      В лицо несущихся; их силы обратятся 1700
      В насмешку над собой; дождем опавших листьев
      Галеры длинные, за рядом стройный ряд,
      В тлен обратятся; на твоих глазах волна
      Отринет их, и воздуха могучий вождь,
      Рукою дерзкой дочь твою забравший в жены,
      Ртом осмеет, освищет их, дыханием одним
      В пространство унесет; и бОльшие дары
      День принесет тебе: сердечное согласье
      Со мною Бога глубины морской, его же сына
      С тем, кто тебе вожатым был, царя с царем, 1710
      Погибшего с погибшим; эти имена
      Достойны царскими назваться, ни одно
      Не будет славным менее; постановляю я
      Их почитать как Бога одного, смешав с моим
      Звучанье их таинственных прозваний в храме
      Едином, дабы стали постоянною защитой
      Для города они; пусть Время и Событья,
      Властители людей, вожди, отныне станут пусть
      Тебе, не знавшему хозяина и рабства,
      Служителями; дни, небеса отверзшие, и ночи, 1720
      Что закрывают их — покорными предстанут
      Хранителями славы, а годов теченье ляжет
      Подобием письмен о подвигах твоих, какие
      Способна написать рука светила на земле,
      Твой путь запечатляя; вот такие блага
      Принес венок тройной, трех жизней сочетанье;
      Он будет находиться вечно в чтимом храме,
      Твой рулевой — рука в трудах до смерти,
      Его все будут видеть у кормила корабля,
      Того, кто цвет тройной решился срезать — 1730
      Его здесь положи, садовника, и отпусти его,
      Воззри на землю, что сдружилась с морем,
      Подобьем неба став. И вот что я дарую,
      Я, дочь, без матери рожденная от Бога,
      Из матерей печальнейшей: утешься,
      Смени на радость горе, и живи, ликуй,
      Превыше доли смертной и судьбы земной
      Беспечна; и в это я клянусь и мой отец.
 
       ПРАКСИТЕЯ
      Владычица Афина! Исцелилось сердце,
      Приемлю я твой дар; и слезы никогда 1740
      Не хлынут здесь, и песня не прервется,
      Что птицей быстрой расправляет крылья здесь,
      Тебе творя молитвы, наполняя мир,
      Который град венчает, коронованный тобою,
      Подобно солнцу, что венчает небеса
      Горячим оком. Не познать нам горя,
      Сравнимого с весельем пребывать в единстве
      С Тем, кто для мира стал рулем и сердцем,
      И с Бога дочерью, Богиней. Взяли твое имя,
      И будет твоя милость выше упований. 1750
 
       ХОР
      Из глубинных ручьев духа прянет благодарности чистый фонтан,
      Мать, страна, твоих ради щедрот;
      Ибо мертвые в смерти все живы — платит имени щедрую дань
      Благодарный навеки народ.
      В водах времени, темно — бурливых, развернулись ладьи их домой,
      Их лучи будут нам маяками, свет костров — путеводной звездой.
      Возлюбивших роскошно ты примешь, а врагам ты пошлешь темный страх,
      Мать, что суше свободу дает;
      Пусть мы раньше свирепо сражались — помощь ныне обрящем в волнах,
      Дружбу, благоволение вод. 1760

      Данная статья является кратким комментарием к тексту трагедии Суинберна «Эрехтей», написанной в 1876 г.
      Это было второе обращение Суинберна к теме древнегреческих мифов, после знаменитой трагедии «Аталанта в Калидоне» (1866). За минувшее десятилетие мировоззрение автора существенно изменилось, что находит отражение в концепциях и текстах драм: если «Аталанта» наполнена бурными страстями, протестом против богов и рока, то персонажи «Эрехтея» подчеркнуто покорны судьбе и не ропщут даже перед лицом назначенной им смерти. Афины осаждены войсками северных варваров — фракийцев, и по пророчеству Аполлона для снятия блокады царь Афин должен пролить кровь своего рода. Его дочь Хтония («подземная») сама предлагает себя в жертву, вслед за ней убивают себя ее сестры. Однако воля богов не исполнена (Аполлон намекал, что царь должен пролить СВОЮ кровь, а не кровь детей); поэтому боги убивают Эрехтея после его победы над вражескими ордами.
      Основные идеи трагедии:
      Пафос этой древней истории для Суинберна — в столкновении свободолюбивого народа Афин (олицетворяющего демократическую идею) с агрессивными и беззаконными ордами пришельцев, принадлежащих к культуре «прирожденного рабства» (как называл это явление Аристотель). Ценность свободы своего города и народа для правителей Афин настолько велика (просто безусловна), что они готовы, не задумываясь, отдать собственные жизни ради ее сохранения. Воспеванию гражданских доблестей и решимости жертвовать собой ради общего блага посвящены величественные хоры трагедии.
      Несправедливость и жестокость богов, требующих человеческих жертв за сохранение того, что в 19 веке стало пониматься как естественное и не требующее «выкупа» право каждого (т. е. личных свобод), уже не так волнует автора, как взволновали бы его десятью годами раньше. Богоборчество раннего Суинберна сменилось в середине его жизни более спокойным и фаталистическим отношением к мироустройству. Боги больше не являются тиранами — самодурами, играющими судьбой слабых; они стали просто слепой и чуждой силой, подобной силе урагана или землетрясения, с которыми бессмысленно спорить… Единственный остающийся для человека выбор — бесплодно протестовать или смиряться, стараясь сделать то малое, что окажется возможным.
      Автор изменяет и стилистику трагедии. В сравнении с «Аталантой» действие развивается медленно, «торжественно» и «церемонно», напоминая литургию. Основные идеи многократно повторяются — сначала в речах персонажей, потом в хорах; происходящее в данный момент вводится в контекст истории Города; герои не позволяют себе эмоций, как бы смотря на личные трагедии со стороны. Последнее слово предоставляется Афине, выделенной из всех богов. Она обещает народу великие дары за великую жертву и славит дар свободы, ради которого (и только ради которого) возможно отдавать жизнь.

* * *

      Но посмотрим не только на изложение мифа пером человека 19 столетия; попробуем понять также, что значил этот миф для его создателей. Ясно, что наверняка содержащиеся в нем намеки на конкретные обстоятельства времен создания мифа нам уже непонятны. Остается изучать общие его свойства, вытекающие из особенностей сознания архаического времени.
      Мифологическая история Афин и ее отражение в трагедии:
      В основе сюжета — миф об афинском царе Эрехтее и конце его правления. Миф этот относится к древнейшим, поэтому до нас он дошел в различных, частью противоречивых вариациях.
      Вот как он изложен в сборнике Куна:
      []Основателем великих Афин и их Акрополя был рожденный землей Кекроп. Земля породила его получеловеком-полузмеей. Тело его оканчивалось громадным змеиным хвостом. Кекроп основал Афины в Аттике в то время, когда спорили за власть над всей страной колебатель земли, бог моря Посейдон, и воительница богиня Афина, любимая дочь Зевса. Чтобы решить этот спор, все боги собрались во главе с самим великих громовержцем Зевсом на афинском Акрополе. На суд властитель богов и людей призвал и Кекропа, чтобы он решил, кому же должна принадлежать власть в
      Аттике. Змееногий Кекроп явился на суд. Боги решили дать власть над Аттикой тому, кто принесет стране самый ценный дар. Ударил колебатель земли Посейдон своим трезубцем в скалу, и из нее забил источник соленой морской воды, Афина же вонзила в землю свое сверкающее копье, и выросла из земли плодоносная олива. Тогда Кекроп сказал:
      — Светлые боги Олимпа, всюду шумят соленые воды безбрежного моря, но нет нигде оливы, дающей богатые плоды. Афине принадлежит олива, она даст богатство всей стране и будет побуждать жителей к труду земледельцев и возделыванию плодородной почвы. Великое благо дала Афина Аттике, пусть же ей принадлежит власть над всей страной.
      Боги-олимпийцы присудили Афине-Палладе власть над городом, основанным Кекропом, и над всей Аттикой. С тех пор стал называться город Кекропа Афинами в честь любимой дочери Зевса. Кекроп основал в Афинах первое святилище богине Афине, защитнице города, и отцу ее Зевсу. Дочери Кекропа были первыми жрицами Афины.
      Кекроп дал афинянам законы и устроил все государство. Он был первым царем Аттики……[]
      Следует заметить, что Афины основаны не человеком, но фантастическим существом (в индийской терминологии — «нагом», змеечеловеком). Известно также, что Афина в древности представлялась своим поклонникам в виде «пестровидной змеи» или женщины, держащей в руках змей, и была хтоническим божеством, т. е. правительницей земли и подземного мира. Не случайно выползший из-под земли змеечеловек Кекроп отдал предпочтение Афине перед Посейдоном. Посейдон же в архаические времена почитался главным среди богов, владыкой воды (в том числе дождей, небесных вод). Спор Афины и Посейдона можно толковать как противоречие между народами моря (моряками, рыбаками) и земледельцами; но возможно, что первоначально это был вообще не спор, а «любовные игры» между мужским и женским божествами, «великий брак неба и земли», представление о котором является основой любой «языческой» религии…
      Потом власть Верховного бога перешла к Зевсу. Учитывая, что следы величия Посейдона стерты из поздних мифов (знанию о истинной роли богов (еще не живших тогда на Олимпе) в архаические времена мы обязаны работе современных археологов и толкователей древних текстов — они собраны «по кусочкам»), передача власти мирной не была. Афина же превратилась в представлении греков из подземной богини в богиню мудрости, родившуюся будто бы из головы Зевса. И вражда Посейдона к ней и к ее протеже (Одиссею, например) — это месть за измену и переход на сторону нового властителя. Или, что то же самое — след вражды последователей старого и нового культов внутри Греции.
      Но читаем дальше:
      []Преемником Кекропа был Эрихтоний, сын бога огня Гефеста. Подобно Кекропу он был также рожден землей. Полно тайны его рождение. Когда он родился, богиня Афина взяла его под свое покровительство, и он рос в ее святилище. Афина положила новорожденного Эрихтония в плетеную корзину с плотно закрытой крышкой. Две змеи должны были охранять Эрихтония. Охраняли его и дочери Кекропа. Афина строго запретила им поднимать крышку с корзины, они не должны были видеть таинственно рожденного землей младенца. Любопытство мучило дочерей Кекропа, им хотелось хоть раз взглянуть на Эрихтония.
      Однажды Афина отлучилась из своего святилища на Акрополе, чтобы, принести от Паллены гору, которую она решила поставить у Акрополя для его защиты. Когда богиня несла гору к Афинам, навстречу ей прилетела ворона и сказала, что дочери Кекропа открыли корзину с Эрихтонием и увидали таинственного младенца. Страшно разгневалась Афина, она бросила гору и в мгновение ока явилась в свое святилище на Акрополе. Афина строго покарала дочерей Кекропа; их охватило безумие, они выбежали из святилища, в безумии бросились с отвесных скал Акрополя и разбились насмерть. С этих пор сама Афина охраняла Эрихтония. Гора же, которую бросила Афина, так и осталась на том месте, где сообщала богине ворона о проступке дочерей Кекропа; потом эта гора стала называться Ликабетом. Эрихтоний, возмужав, стал царем Афин, где и правил долгие годы. Им были учреждены древнейшие празднества в честь Афины-Панафинеи.
      Эрихтоний первый впряг коней в колесницу и первый ввел ристания на колесницах в Афинах.
      Потомком Эрихтония был царь Афин, Эрехтей. Ему пришлось вести тяжелую войну с городом Элевсином, которому пришел на помощь сын фракийского царя Эвмолпа — Иммарад.
      Несчастлива была эта война для Эрехтея. Все больше и больше теснили его Иммарад и фракийцы. Наконец, Эрехтей решил обратиться к оракулу Аполлона в Дельфы, чтобы узнать, какой ценой может он достигнуть победы. Ужасный ответ дала пифия. Она сказала Эрехтею, что только в том случае победит он Иммарада, если принесет в жертву богам одну из своих дочерей. Эрехтей вернулся из Дельф с ужасным ответом. Юная дочь царя Хтония, полная любви к родине, узнав ответ пифии, объявила, что готова пожертвовать жизнью за родные Афины. Глубоко скорбя о судьбе своей дочери, Эрехтей принес ее в жертву богам; лишь желание спасти Афины заставило его решиться на такую жертву.
      Вскоре после того как принесена была Хтония в жертву, произошло сражение. В пылу битвы встретились Эрехтей и Иммарад и вступили в поединок. Долго бились герои. Они не уступали друг другу ни в силе, ни в умении владеть оружием, ни в храбрости. Наконец, победил Эрехтей и поразил насмерть своим копьем Иммарада.
      Опечалился отец Иммарада, Эвмолп: он упросил бога Посейдона отомстить Эрехтею за смерть сына. Быстро примчался на своей колеснице по бурным волнам моря Посейдон в Аттику. Взмахнул он своим трезубцем к убил Эрехтея. Так погиб Эрехтей, защищая свою родину. Погибли и все дети Эрехтея. Лишь одна дочь его, Креуса, осталась в живых, ее одну пощадил злой рок. []
      Суинберн берет тот вариант мифа, в котором Эрехтоний и Эрехтей — одно лицо; кроме того, сражается он с самим Эвмолпом Фракийским. Эвмолп («сладко поющий», по различным вариантам сказаний, то ли сын Орфея, то ли отец, то ли сам Орфей) известен в мифологии как правитель — жрец, посвященный — именно он основал Элевсинские мистерии, к нему приходил Геракл за очищением от грехов (когда он спьяну перебил кентавров); так что персонаж этот вовсе не варвар — злодей, как изображено в драме, а герой, достойный уважения. Происходит столкновение двух народов, двух династий, и смысл его не столько в противостоянии агрессоров и мирного, свободного народа… Но в чем же?
      Когда я написал, что Эвмолп — «герой», я имел в виду прежде всего особую роль «героев» как класса мифологических персонажей. Они истребляли хаос, нечисть — диких зверей, чудищ, злых духов и монстров, давали людям законы и государственную власть. А ведь в Афинах правил не человек, а чудесным образом рожденный полузмей… Хотя в прошлом эта династия сама создавала законы и институты власти, строила и изобретала, но пришло время уступить место ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ власти. Именно в этом основной пафос историй о героях, и именно на это намекал Аполлон Эрехтею. В трагедии Эрехтей однозначно толкует «кровь рода» как кровь потомков; но в архаические времена мифотворчества, полагаю, «род» разумелся как единое тело, и царь должен был подумать о себе как основе «рода». Но предпочел думать иначе — за что и наказан.
      Так как дети Эрехтея являются наполовину «настоящими людьми», то им и править в Аттике. Поэтому упомяну и судьбы детей Эрехтея афинского, тем более что их судьба заботит героев трагедии Суинберна.
      Как водится в большинстве мифических царских родов, бедствия и преступления не обошли и афинских правителей. Впрочем, это не самый несчастный род — не сравнить с Родом Пелопса или Эдипа!
      Конечно, дочь Эрехтея Креуса была похищена Аполлоном — но родившийся в результате этого похищения сын Ион стал великим пророком. А украденная богом северного ветра Бореем Орейтейя родила тому сразу двух богатырей! Хуже было с Прокридой — еще одной дочерью. Вот история ее злосчастий в изложении Куна:
      Кефал был сыном бога Гермеса и дочери Кекропа, Херсы. Далеко по всей Греции славился Кефал своей дивной красотой, славился он и как неутомимый охотник. Рано, еще до восхода солнца, покидал он свой дворец и юную жену свою Прокриду и отправлялся на охоту в горы Гимета. Однажды увидала прекрасного Кефала розоперстая богиня зари Эос, похитила его и унесла далеко от Афин, на самый край земли. Кефал любил одну лишь Прокриду, только о ней думал он, имя ее не сходило с его уст. Тосковал он в разлуке с женой и молил богиню Эос отпустить его назад в Афины. Разгневалась Эос и сказала Кефалу:
      — Хорошо, возвращайся к Прокриде, перестань жаловаться на судьбу! Когда-нибудь ты пожалеешь, что Прокрида твоя жена, пожалеешь даже, что узнал ее! О, я предвижу, что это случится!
      Отпустила Эос Кефала. Прощаясь с ним, она убедила его испытать верность жены. Богиня изменила наружность Кефала, и он вернулся никем не узнанный в Афины. Хитростью проник Кефал в свой дом и застал жену в глубокой печали. И в печали была прекрасна Прокрида. Кефал заговорил с женой и долго старался склонить ее забыть мужа, уйти от него и стать его женой. Не узнала Прокрида мужа. Долго не хотела она и слушать незнакомца и все твердила:
      — Одного лишь Кефала люблю я и останусь ему верна. Где бы он ни был, жив или умер, я навек останусь ему верна!
      Наконец, поколебал ее богатыми дарами Кефал. И она уже была готова склониться на его мольбы. Тогда, приняв свой настоящий образ, воскликнул Кефал:
      — Неверная! Я твой муж, Кефал! Сам я свидетель твоей неверности!
      Ни слова не ответила Прокрида мужу. Низко склонив от стыда голову, покинула она дом Кефала и ушла в покрытые лесом горы. Там стала она спутницей богини Артемиды. От богини получила в подарок Прокрида чудесное копье, которое всегда попадало в цель и само возвращалось к бросившего его, и собаку Лайлапа, от которой не мог спастись ни один дикий зверь.
      Недолго был в силах Кефал жить в разлуке с Прокридой. Он разыскал в лесах свою жену и уговорил ее вернуться назад. Вернулась Прокрида к мужу, и долго жили они счастливо. Свое чудесное копье и собаку Лайлапа Прокрида подарила мужу, который, как и прежде, до рассвета уходил на охоту. Один, без провожатых, охотился Кефал, ему не нужно было помощников — ведь с ним было чудесное копье и Лайлап. Однажды с раннего утра был на охоте Кефал; в полдень, когда наступил палящий зной, стал он искать защиты в тени зноя. Медленно шел Кефал и пел:
      — О, сладостная прохлада, приди скорей ко мне! Овей мою открытую грудь! Скорей приблизься ко мне, прохлада, полная неги, и развей палящий зной! О, небесная, ты — моя отрада, ты оживляешь и укрепляешь меня! О, дай мне вдохнуть твое сладостное дуновение!
      Кто-то из афинян услыхал пение Кефала и, не поняв смысла его песни, сказал Прокриде, что слыхал, как муж ее зовет в лесу какую-то нимфу Прохладу.
      Опечалилась Прокрида, она решила, что Кефал уже не любит ее, что он забыл ее для другой. Раз, когда Кефал был на охоте, Прокрида тайно пошла в лес и, спрятавшись в разросшихся густо кустах, стала ждать, когда придет ее муж. Вот показался среди деревьев и Кефал. Громко пел он:
      — О, полная ласки прохлада, приди и прогони мою усталость!
      Вдруг остановился Кефал — ему послышался тяжелый вздох. Прислушался Кефал, но все тихо в лесу, не шелохнется ни один листок в полуденном зное. Опять запел Кефал:
      — Спеши же ко мне, желанная прохлада!
      Только прозвучали эти слова, как тихо зашелестело что-то в кустах. Кефал, думая, что в них скрылся какой-нибудь дикий зверь, бросил в кусты не знающее промаха копье. Громко вскрикнула Прокрида, пораженная в грудь. Узнал ее голос Кефал. Он бросился к кустам и нашел в них свою жену. Вся грудь ее была залита кровью; смертельна была ужасная рана. Спешит Кефал перевязать рану Прокриды, но все напрасно. Умирает Прокрида. Перед смертью сказала она мужу:
      — О, Кефал, я заклинаю тебя святостью наших брачных уз, богами Олимпа и подземными богами, к которым иду я теперь, я заклинаю тебя и моей любовью, не позволяй входить в наш дом той, которую ты звал сейчас!
      Понял Кефал из слов умирающей Прокриды, что ввело ее в заблуждение. Спешит он объяснить Прокриде ее ошибку. Слабеет Прокрида, затуманились смертью ее глаза, нежно улыбаясь Кефалу, умерла она на его руках. С последним поцелуем отлетела ее душа в мрачное царство Аида.
      Из сыновей Эрехтея наиболее известен Дедал, строитель Лабиринта на Крите и создатель искусственных крыльев. Менее известно, что на Крите он оказался, бежав из родительского дома, так как убил собственного брата.
      Впрочем, большим людям — и большие испытания…