I

 
Розы должен я бросить, или лавры, иль руту,
Брат, на то, что тебя укрывало от взора?
Анемоны, растущие скромно у моря,
Или стебли кислицы, кружки маргариток —
Их в венок заплетали летним утром Дриады,
Под холодным дождём пробужденью не рады?
Иль пылающий цвет, что ценил на земле ты,
Отбелённый жарой и увядший, унылый,
Полный горечи лета, но более милый
Для тебя, чем холодных брегов первоцветы,
Не согретые тропиков силой?
 

II

 
Ты всегда привлечён был сиянием томным
Жарких солнц в небесах горячего юга,
Там, где Лесбос море обводит кругом,
Преклонял чуткий слух ты к стонущим волнам,
Что целуются вяло, друг дружке не милы,
Неспособны достичь Левкадийской могилы,
Поглотившей навеки нежных песен царицу.
Как лобзанья Сапфо бесплодный, солёный,
Треплет, носит её вал залива зелёный,
Бесконечно над ней дикий ветер кружится:
Слепы боги Земли и бессонны.
 

III

 
Брат, ты страсти изведал, непостижные прочим,
Вдохновенья, любви ты дышал тонким ядом,
Там, где слепы мы были, своим острым взглядом
Тайны ты различал в мерцании ночи,
Где ветр тьмы в тишине рассыпает семя,
Урожай собирает, пресытившись, время:
Необъятный грех, неземное блаженство;
Знал, как, в снах видя странные грёзы,
Духи плачут, дрожа от невнятной угрозы;
Тень пороков людских различал в совершенстве —
Сев и жатва дают только слёзы.
 

IV

 
О, бессонное сердце и душа без покоя,
Что так жаждали сна и от жизни спасенья,
Только штиля и мира, от любви избавленья!
Боги тёмные смерти ныне взяли с собою
Дух и тело, и светлый источник песен,
И любви больше нет; но ужели не тесен
Мир, в котором услада не брызжет пеной,
Пасть сомкнула, не выставит белый зуб?
Хорошо ль, что душа покинула труп,
Что с костей слезает плоть постепенно,
Как роса исчезает с губ?
 

V

 
Но довольно: конец смешался с началом.
Для тебя, что навеки ушёл за пределы,
Друга нет и надёжной руки в мире целом,
И не зреет плод, и лавр не венчает,
Грех, и слава, и труд — все тебя позабыли,
Твой удел — ветка тиса и горстка пыли.
Взор спокоен, где свет не имеет значенья,
Где не видно солнца лучей, и ночи
Ни придут никогда, не остудят очи,
И душа позабыла дар речи, мышленья,
Только сна, а не света, хочет.
 

VI

 
Всё закончилось — время, нездешние страсти,
Сны, желанья, и горькие песни и сладость;
В рук огромных объятьи обретёшь ли ты радость,
Титаниде отдавшись в любовную власть?
Как предрёк в одном из своих видений —
К голове прильнёшь, обнимешь колени,
Сев в глубокой тени выступающей груди,
У подъёма блаженного ног могучих,
Среди буйных потоков волос текучих,
Что дух древнего леса в памяти будят,
На холмах ветерок летучий?
 

VII

 
После смерти все ли виденья сбылись?
Цветов странных садовник, какие бутоны,
Лепестки собираешь ты в царстве сонном?
Там восторги, насмешки и муки продлились,
Что от жизни осталось, есть там зло и любовь?
Плод там серый, как пыль, или алый, как кровь?
Прорастёт в стране мёртвых живое семя,
Поля смерти земной побег приютят,
В нижних странах, где наши светила молчат,
И безмолвны звёзды? Где будем все мы —
Нам цветы порадуют взгляд?
 

VIII

 
Увы! Пусть летят мои песни следом,
Старший, лучший певец, но твоих не догнали,
Лишь следы быстрых ног они повстречали;
Смех загадочный, с тайной насмешкой приветы
От слепой и немой царства мёртвых охраны,
Из-под тёмной вуали Прозерпины взгляд странный,
Уст бескровных тихий, унылый вздох,
Из забытых глаз слёз нечастый звон:
Только это нашёл, устремившись вдогон,
Увидел, услышал тоскующий дух,
Только это находит он.
 

IX

 
Далеко ты ушёл: ни крыльям, ни слову
Не догнать в дали, ни молитве, ни мысли.
Где твой ветер искать, в какой паришь выси?
Где всё сущее поло — как настичь тебя зову?
Не угаснет желанье, что движет нами —
Смерть мечтой одолеть, задуть вихрем пламя,
В грёзах ищем мы мёртвых, найти не в силах,
Быстро грёзы летят — всё же пламя быстрее,
В небесах опустевших, недоступное, реет,
Напрягаем мы зренье — очи тьма ослепила,
Да и слух уставший слабеет.
 

X

 
Не тебя — увы мне! — во времён извивах
Нахожу — только звук, душой здесь забытый,
Тень летучего духа — стихов список свитый:
Он в моей руке, и не смерти лживой
Разлучить нас, от песен дух оторвать,
Память сердца сгубить и мелодий рать,
Встала что у ступеней траурной Музы —
Им привет и поклон, с ними чувствую я,
Будто руку сжимает рука твоя,
Будто многие, плача, в печальном союзе
Пред гробом твоим предстоят.
 

ХI

 
И я тоже здесь, на твоём отпеванье,
Где костёр догорел, и насыпали землю,
Принесли мы жертвы, что боги приемлют,
И во имя мёртвых творим возлиянье;
Я беззвучно приветствую мёртвых, и щедро
Одаряю богов, что земные недра
Населяют незримо, храня вечный покой.
Ароматы и мёд — вот мой нынешний дар,
И плоды, что нашёл я в своих садах,
Как Орест, возлагаю дрожащей рукой
Прядь волос на могилы алтарь.
 

XII

 
Но не царь ты могучий, врагам угроза,
Не убитый, лежишь, и не взят изменой,
Ты не пламя, что рушило Трои стены,
Не родят, как встарь, в землю павшие слёзы
Страсть и мщенье такие, что запомнят века,
Что поэты в бессмертных опишут строках.
Страсти древних мертвы — всё теперь иначе,
Нет Электры тоски, нет Ореста гнева,
Но, высоко священную урну воздев,
Все бессмертные Музы уход твой оплачут,
Сердце Бога замрёт, заболев.
 

XIII

 
Сберегает Бог света силы — не часто
Явит луч среди мрака скучных угодий,
Явит прелесть Неба звонких мелодий
В сердце чистом, уста наделяя властью
Песен пламенем души тревожить наши.
Губы ведали горечь вина из чаши,
И был горьким кусок ежедневный хлеба,
Но из рук Его душа насыщалась,
И Его огнем она омывалась,
И кормилось сердце нектаром Неба,
А на — уповать оставалось.
 

XIV

 
Но и он ушёл к твоему душ закату,
О Бог песен и солнц, и стоит склонённый,
Лавр венка сливая с кипарисовой кроной,
Пыль забвенья сметает, дарам в оплату.
Там, воочию узрев, кем ты стал и кем был,
Сожалеет, и сердца священный пыл
Притушил, потрясённый твоей бедою;
Знаю, громко он плачет, вздыхает уныло,
Зря погасшие очи, уста без силы:
Слабость Бога страшна, над упавшей главою
Обернулось небо могилой.
 

XV

 
И с тобой рядом плачет над водами Леты,
Грудь холодную горькими мочит слезами
Афродита, что ныне живёт под холмами,
Существо, что прозвали Кипридою где-то:
Нет Эллады, не смеют уста улыбаться,
Взор померк, и не вправе богинею зваться
Жалкий дух, красоты исчезнувшей призрак.
За собою тебя зовёт, увлекает,
Как печальную жертву, с собой приглашает
Разделить с нею путь до страны вне жизни,
Там, где Ад бессонный пылает.
 

XVI

 
Не покроют цветы здесь священный посох,
Не споём славу солнцу с тобой мы хором,
Зря ты запахи ловишь, вперяешь взор —
Грудь Любви опустела, сок сладкий высох,
Дух, надежды уж нет! Круг загробный тесный
Не порвать, не упрочить ни словом, ни песней,
Ни от смерти очистить, ни жизни лишить.
И всё ж постараюсь, чтоб лозы и розы
Как знаки, росли на песчаных наносах,
Храм незримый мечтаю я здесь заложить,
Среди праха, на скользких откосах.
 

XVII

 
Так спи, жизнь прощая за зло и за благо —
Жить не нужно, и смерть для тебя не загадка;
Благодарность приятна, прощать так сладко.
Сад секретный, залитый печали влагой,
Где все дни напролёт из сухих роз венок
Ты вязал, заплетал тьму и тайну в шнурок,
Покидая, грех смой и бесцветное горе,
Брось цветы, напоённые медленным ядом,
Страсти, мыслей и снов пустые услады;
Смерть нас вместе с тобой соберёт всех вскоре,
Днями все очутимся рядом.
 

XVIII

 
О брат, что стал ныне душою бесплотной,
Прими мой венок, и прощай навеки.
Высох лист, пахнет снегом, и скованы реки.
Судьба всех рождённых из почвы холодной
Грустней, чем возросших от чрева Ниобы,
От груди пустой веет смерти ознобом.
И всё ж будь спокоен — жизнь тебя отпустила:
Там страсти не будут с тобой воевать,
Виденья клубиться, и звук нападать,
Нет ветра, нет бури, ночь солнце укрыла,
Недвижна морская гладь.
 

       Ave atque vale— «славься и здравствуй» (лат.).
       Дриады— духи лесов.
       Левкадия, на острове Лесбос— место гибели греческой поэтессы Сапфо.
       Титанида— женщина из рода титанов.
       Прозерпина— богиня загробного мира (аида).
       Орест, Электра— дети царя Агамемнона, решившиеся отомстить за его смерть.
       Ниоба— царица, которую боги наказали за грехи гибелью всех её детей.