Полк, изрядно «поизносивший» в непрерывных боях материальную часть, должен был получить новые самолеты.

Была укомплектована группа летчиков для перегона машин из Закавказья. В эту группу назначен был и я.

Сборы короткие: приказано завтра убыть, накануне вечером Все уже уложено. Да что фронтовику укладывать? Бритвенный прибор, мыло и полотенце…

Пункт назначения, указанном в командировочном предписании, отыскали на карте: далеко!..

Добирались не без трудностей. «На перекладных», главным образом — поездами. Ехали неделю. Насмотрелись всякого, да и испытали немало сами. Что же он натворил, враг проклятый! Сколько бед, сколько горя причинил он нашим людям!

— Ну, вернемся в полк, — говорили ребята, — сочтемся с фашистами и по этому счету!..

По пути «заглянув» на денек к Искрину в Ессентуки, прибыли, наконец, на место.

Поселились в какой-то казарме летной школы. Старались побыстрее решить наши дела — получить самолеты и отправиться в часть. Но мы здесь не одни: желающих получить «свои» самолеты вон сколько!

Аэродром находится за городом. Погода отличная. Взлетают и садятся самолеты: курсанты местного училища учатся летать. Но аэродром теперь не только в их распоряжении: он является промежуточным для поступающих машин. По периметру — несколько стоянок, на которых длинными рядами выстроились истребители. Новенькие, сверкающие на солнце свежей краской и оттого кажущиеся какими-то нарядными, праздничными, вовсе не предназначенными для войны.

Наша дюжина боевых машин стоит возле самого КДП — командно-диспетчерского пункта. Направляемся туда. Приступаем к приемке. Прежде всего проверяем комплектность. Все на месте — и инструмент, и чехлы. Но надо же и двигатели опробовать.

— Да что тут пробовать, их только вчера перегонщики доставили, — говорит кто-то из местных техников. А прибывший вместе с нами инженер полка капитан Глеб Копылов многозначительно возражает:

— Порядок есть порядок!..

И наши техники и механики проверяют все, уточняют, если вдруг возникло сомнение: они приучены к порядку не только своим старшим начальником: маршрут дальний, а лидера не будет — полетим сами. Техника должна работать безупречно.

Через день улетели. Накануне побывали на базаре, накупили ребятам гостинцев, загрузили все лючки, куда только можно было что-нибудь положить, пристроить, даже пустые патронные ящики использовали как «тару» — затолкали туда узелки да пакеты. И за бронестекло, что за спиной, тоже кое-что пристроили.

Наконец, взлетели, легли на нужный курс. Садились в Махачкале, затем в Армавире и, наконец, в Новочеркасске (вот он, мой Хотунок!). Нигде никаких осложнений, никаких задержек. Погода всюду — как по заказу. Только родной Новочеркасск встретил низкой облачностью и снегопадом.

Садиться было сложно. Однако все прошло нормально. Зарулили, заправились, уточнили у синоптиков погоду на маршруте. Ничего утешительного не услышали: погоды нигде дальше нет — ни в Мариуполе, ни в Мелитополе. А нам в Асканию Нова надо!

Осталось одно — терпеливо ждать, «ловить» погоду. А дом ведь — рядом! Тянет туда. Ой как хочется повидаться со своими!

И вот вечером всей гурьбой — целой дюжиной крепких, веселых, задорных парней — заваливаемся в мой родной дом, на Ермаковскую 99. Моя тетя Анастасия Ванифатьевна в первое мгновение, увидев нескончаемую, как ей показалось, вереницу переступающих порог гостей, даже растерялась, пришла в ужас, но вдруг заслышав мой голос, радостно воскликнула:

— Костя!.. — и бросилась меня обнимать.

Алексей Черников тоже пожелал выразить сыновнее чувство, но Трапочка его опередил:

— Добры вечар, маманя! Принимайте сынов. А на стол, на табуретку ребята уже выкладывали хлеб, консервы, колбасу, мандарины…

— Зачем? — смутилась мать. — Сейчас картошки наварю, поужинаем.

— Конечно, поужинаем! — заулыбался Трапочка, — да еще и по рюмочке винца за ваше здоровье выпьем! — и торжественно извлек из куртки бутылку «токая».

Тут и соседи на голоса заглянули, в одно мгновение весь двор известили:

— Костя с ребятами приехал!

Слово к слову, а тут новость и для меня:

— А брат твой Колька ведь тоже тут!

— Как это, где?!

— Да в госпитале, на Московской, в здании Первой школы.

— Близко ли это? — загорелся Клубов.

— Да вот же, недалеко, — отвечаю, — десять минут ходьбы.

— Надо идти к нему. Прямо сейчас.

— Да, чай, не пустят, — усомнился кто-то. — Строго нынче там.

— Пошли, пошли, ребята! Проведаем парня.

Всей гурьбой в госпиталь и завалились. Да прямо к начальнику. Так, мол, и так — летим на фронт, ждем погоды. А тут вдруг узнали, что брат одного из наших летчиков у вас на излечении находится. Повидаться пришли.

— Это можно. Только чтобы порядок не нарушался…

— Все поняли, товарищ подполковник, — ведет «переговоры» Клубов: порядок ни в коем разе не будет нарушен!

А через несколько минут, глядим, в сопровождении лечащего врача заходит в кабинет Николай.

— Костя, ты? — воскликнул с порога. Мы бросились друг к другу… Лечащий врач говорит:

— Через два-три дня уже выпишется. Рана зажила, скоро и в строй можно будет направить.

— А куда пойдет?

— В запасной полк. Клубов тут же нашелся:

— А не лучше ль в наш полк? Все время воюет, найдется дело и для Николая, заберем его с собой, оружейником станет у брата — будет «семейный экипаж».

— Не имеем права, — отвечает врач.

— Да какое тут право надо? Расписку дадим — так, мол, и так: в 16-й гвардейский авиаполк взяли парня.

— Ладно, — сказал начальник госпиталя. — Пусть по-вашему будет. Только утром пусть кто-нибудь из вас придет за документами.

Николай сияет: не ждал, не гадал…

Возвратились домой «чертовой дюжиной» — нас ведь теперь оказалось… тринадцать. Шутим, смеемся, «обыгрывая» этот факт. Примета, мол, неверная — все наоборот у нас выходит…

Картошка уже сварилась. Садимся за стол. Всем место нашлось, и гостям нашим — тете Варе да тете Паше Поповым тоже. Застолье получилось на славу.

Мать об одном тревожилась: где на ночь всех разместить?

— Не беспокойся, у нас это просто делается.

— Да как же?..

Просто и вышло. Стол придвинули к стенке, на полу постелили все, что можно было постелить, — и улеглись. И через несколько минут все уже спали крепким, здоровым сном уставших зa день людей.

Рано утром — стук в дверь. Открываю. Заходят директор школы, учителя, среди них — и бывшая моя классная руководительница Зоя Федоровна Пастухова: повидаться пришли, а заодно приглашают на встречу с учащимися. Очень просят: первый ведь учебный год после освобождения города от фашистской оккупации…

— А что? Дело-то важное. Надо детям доброе слово сказать! — говорит Николай Новиков. Ребята дружно поддержали идею.

Идти недалеко — школа ведь через дорогу. Половина здания занята под госпиталь, вторая половина — классы. В прежние времена здесь было реальное училище. Перед войной — Третья средняя школа. Мне довелось учиться в ней. Чисто, уютно было. В физическом, химическом, биологическом кабинетах — различное оборудование, наглядные пособия, макеты, приборы… Теперь ничего не осталось — фашисты разбили, разграбили…

Встречу проводили в вестибюле. Выступающий взбирался на табуретку, чтобы его лучше видели и слышали ребята, и рассказывал им о том, как наши воины дерутся на фронте, призывал хорошо учиться, помогать старшим.

Видим вдоль стен взрослых — забинтованных, в халатах, с костылями в руках. Оказывается, и раненые тоже заинтересовались нами — пришли послушать товарищей боевых.

С затаенным вниманием ловили ребята каждое слово Клубова, Ивашко, Черникова…

Дали слово и мне. Прямо скажу: никогда не испытывал такого волнения, как в эти минуты. Хотелось сказать очень много, хотелось выразить чувства, которые вдруг сильно и властно овладели мной здесь, в родной школе. Враг поломал наши планы, втоптал в грязь мечты. Он посягнул на самое святое — на землю нашу, на Родину, на солнце, на жизнь.

Невдалеке увидел мальчишку, глаза которого сияли каким-то особым блеском. На лице — одухотворение и добрая зависть. Еще бы: у Клубова на груди — два ордена Красного Знамени и орден Отечественной войны, у Ивашко — тоже «Знамя».

Когда спросил ребят:

— Кто из вас хочет летчиком стать? — над головами взметнулся лес рук. Едва ли не первым вскинул вверх руку тот мальчишка.

Не знал его тогда. А много лет спустя встретил. В звании полковника. В авиационных погонах.

— Спасибо, Константин Васильевич! Благодаря вам и друзьям вашим я тоже летчиком стал.

Человек этот — Юрий Васильевич Клочков.

На следующий день погода улучшилась. Долго ли нам собираться? А тут и машина подъехала.

— А как же с Колькой будет? — у матери всегда чувствительное сердце, всегда есть повод для тревоги.

— С нами поедет на аэродром, с нами и полетит.

Уже продуман «вариант». Коль наш Ли-2, на котором из Кировабада добирается домой технический состав, где-то задерживается, Николая возьму в свой самолет, усажу его за заднее бронестекло. Так и сделал. Отвинтил и снял бронеспинку, выгрузил подарки, которые везу друзьям, и ребята, «уплотнившись», разместили пакеты в своих машинах, а Кольке велел забраться за сиденье. Залез он, ворочается: тесно даже полулежа в той «норе». Жарко. Но терпеть можно.

— Клади мне голову на плечо!..

Полетели…

Прошли Мариуполь, а на подходе к Мелитополю заволновались: погода ухудшилась, повалил снег. Пришлось садиться на первую попавшуюся площадку. Увидели сверху капониры — значит, аэродром… Сели.

Оказалось, никого здесь нет — ни авиации, ни обслуживающих ее подразделений. А тут и темнота закрыла все. Заночевали. Пришлось самим же и самолеты свои охранять. Так до утра и просидели на этом покинутом аэродроме. Благо, сумели связаться с Мелитополем, дали знать о себе.

Утром пришел бензозаправщик, пополнил баки наших самолетов горючим. Снялись — и взяли курс на Асканию Нова.

Как же встречали нас в полку! Мы рады. Рады и нам: прибыли, новые машины пригнали!

Рады за друзей боевых: здорово дерутся ребята! Паша Еремин за это время лишил противника восьми самолетов! Покрышкин сбил пять, Олефиренко — четыре, Федоров — три, Старчиков, Голубев и Березкин — по два… Ах, какие же они молодцы!..

Интересно послушать подробности. Восхищаемся многими своими однополчанами и по-доброму завидуем им: дерутся ведь!..

В числе особо отличившихся — и капитан Аркадий Федоров. Прикрывая переправу на остров Русский, ведомая им группа истребителей вступила в бой с сорока Ю-87, шедшими с прикрытием.

Схватка была острой, нелегкой. На переправу не упала ни одна бомба. Зато в Сиваш упало шесть «юнкерсов» и два «мессера».

Как же было не поздравить друзей с боевыми успехами!..

Подарки да гостинцы ребятам по душе и по вкусу пришлись. Настроение у всех хорошее. Тем более, что Новый год, как говорится, «на носу»…

…Вечереет. Собираемся на ужин. Идем в столовую все той же гурьбой, весело переговариваемся, вспоминаем смешное да веселое, оттого и поминутно хохотом разражаемся.

Возле столовой замечаем, командир полка, подполковник Исаев, стоит. Приутихли. Козырнули. Он ответил. Улыбается.

— А, Сухов! Иди-ка сюда!..

Подошел. Выпрямился, докладываю, как это по-уставному полагается.

Исаев головой кивает — понятно, мол, знаю, кто ты да что ты. И роется в кармане своей меховой куртки, что-то достает.

— На! — говорит вдруг. — Тебе вот награда пришла. Кстати, ты ведь уже старший летчик. Можно ведущим посылать…

И протягивает коробочку.

Взял, поблагодарить даже от неожиданности не успел, Исаев кивает: иди, мол, догоняй своих товарищей.

Побежал. А в душе нетерпение: что же у меня в руке?

Подошел к свету, раскрыл — и чуть не ахнул: орден Красного Знамени отливает золотом и пурпуром.

Вручил Исаев правительственные награды Александру Клубову и Виктору Жердеву.

Рады были и встрече со Славой Березкиным. Для возвратившегося из госпиталя в родную часть Березкина много было нового: два с половиной месяца на войне вобрали в себя массу событий, памятных дат, новостей, эпизодов. Все ему интересно: и как воевали ребята в его отсутствие, и как готовились к новым боям, какие изменения и перемещения произошли в эскадрилье, да и в полку в целом, насколько эффективно наведение истребителей с помощью локатора. Вопросов — тьма. Но один беспокоит его больше всего: что скажет полковой врач? Ранение ведь серьезное. Посмотрит бумаги, ощупает раны… Возьмет, да и напишет заключение: «Может летать только на легкомоторном самолете…» И все. И прощай тогда истребительная авиация! Неужели, снова на «кукурузник» садиться?..

Ходил Березкин в домик, где обосновался расчет радиолокационной станции, ходил вокруг него, наблюдал, как из высокой трубы изнутри вдруг вырывалась ввысь ракета — сигнал истребителям на взлет. Эту «рационализацию» внес наш новый командир полка — майор Покрышкин, чтобы ускорить подачу сигнала дежурным истребителям. Ракетница вставлялась в трубу, и прямо из землянки ракета выстреливалась ввысь. Значит, где-то далеко появился противник, и незамеченным ему уже не подойти: зоркие «глаза» локатора обнаружили врага! Теперь по радио ведущий, находясь уже в воздухе, получит целеуказание. Здорово!..

Погода плохая, над землей висит туман, плывут тяжелые облака, видимость никудышная. А локатор своими электроволнами «пробивает» мглистую толщу и «видит», что делается вдали и на высоте. Эх, полететь бы с ребятами!..

Напрасно тревожился Вячеслав: врач не стал чинить ему препятствий.

…Один из первых боевых вылетов после возвращения из госпиталя Березкин произвел в составе восьмерки, ведомой Покрышкиным.

Как всегда, бой был коротким, стремительным и результативным. Еще несколько «юнкерсов» воткнулись в грязно-серые волны Сиваша.

Березкин проверил себя, разумеется, под опекой товарищей и, главным образом, командира, потихоньку стал восстанавливать, как говорят летчики, утраченные навыки. Болела какой-то далекой, ноющей болью, не хотела повиноваться рука, да и нога как бы «запаздывала». Но постепенно Вячеслав отработал и согласованность действий, и незамедлительную реакцию. А про боль словно и забыл.

Уже возвращались домой, когда вдруг забарахлил двигатель.

«Этого еще не хватало!» — с досадой подумал Вячеслав. В случае остановки мотора сесть вынужденно некуда: сколько видит глаз — вода, болотистые островки. В общем — Гнилое море.

Дал чуть-чуть ручку управления от себя — двигатель работает без перебоев. Слегка приподнял нос истребителя — двигатель стал «чихать», капризничать.

Доложил Покрышкину.

— Иди, иди! Не нервничай, тяни потихоньку…

Строй как бы сомкнулся. Ведущий его четверки Иван Олефиренко — рядом, поглядывает на Вячеслава, жестом показывает: Держись! И все другие ребята подтянулись поближе, бодрость вселяют.

А высота падает, падает… Дотянул!..

Со «стреляющим» двигателем с трудом сел.

Самолет поставили в стороне. Стали осматривать его авиаспециалисты — ничего не могут взять в толк. Тут и инженер полка.

Сам копается в двигателе, сам в кабину забрался и на разных режимах опробовал его.

— Ерунда! Все нормально, двигатель работает хорошо! — безапелляционно заявил он. — Просто Березкин разучился летать.

Больно было Вячеславу слышать такое «заключение». Да что поделаешь?

…В следующий полет ушел на этом истребителе Владимир Душанин. Разогнал машину, стал взлетать. Уже оторвался метров на десять. И тут двигатель враз заглох. Пришлось сажать самолет на «живот».

— М-да! — выдавил Копылов, обходя истребитель вокруг и перебирая в голове возможные причины случившегося. И, не высказывая уже никаких заключений, отдал приказание оттянуть самолет на край аэродрома.

На другой день выяснилась причина: кусочек резины, отслоившийся от внутреннего покрытия баков, перекрывал поступление бензина в трубопровод.

— Ну так что — умеет Березкин летать или не умеет? — с подковыркой спросил Копылова Покрышкин.

— А-а, все умеют! — отмахнулся от него инженер и заторопился к другому самолету. А вдогонку ему Александр Иванович бросил:

— Извинись хоть перед человеком!..

…Прошло несколько дней. По данным станции РУС-2, со стороны Джанкоя приближалась большая группа вражеских самолетов. Навстречу ей была по радио перенацелена находившаяся в воздухе четверка Павла Еремина, в составе которой был и Вячеслав Березкин.

Истребители, патрулировавшие на высоте 6000 метров, стали резко снижаться. И вдруг на самолете Ивана Олефиренко открылась дверка. Внутрь ворвался поток воздуха. Летчик с трудом выровнял машину, сбавил скорость и принял единственное решение — возвращаться на аэродром.

— Присоединяйся к первой паре! — передал Березкину Олефиренко и развернулся домой.

А впереди уже видны «лапотники», и Вячеслав сосчитал: двадцать два!

Как же хотелось скорее ударить по врагу, испытать себя, доказать, что и глаз у него меткий, и рука не дрогнет!..

Его истребитель несется с огромной скоростью. Уже и ведущую пару обогнал. Вот они, «юнкерсы», несут под своими крыльями бомбы для тех солдат, что гонят врага с родной земли.

Истребитель уже в гуще грозного, ощетинившегося огнем гудящего строя.

Поймал в прицел одного — дал очередь. Тут же навскидку перенес огонь на следующего — и опять нажал гашетки. Обе короткие атаки оказались результативными: два «юнкерса», объятые огнем, падали. Вслед за ними повалились вниз еще два: одного сбил Еремин, второго — его ведомый Михаил Новиков.

Вернулся Вячеслав домой в приподнятом настроении: теперь на его счету уже три победы!

Подходит к нему Еремин и выговаривает:

— Ты что ж это своего ведущего бросил?.. А тут как раз от командного пункта Олефиренко спешит, разговор слышит.

— Не он меня, а я его бросил! — и улыбается. — Дверка меня подвела… А ты, Слава, молодец! Поздравляю с боевым успехом.

Друзья обнимают Вячеслава, крепко жмут руку, желают новых побед.

…Канун Нового года. Погода вконец испортилась, низко нависшие над землей туманы поставили полк «на прикол»: на боевые задания уже несколько дней никто не летает. Но дежурство не снято. Вахту несут поэскадрильно и держат постоянную связь с расчетом радиолокатора РУС-2. Как только обнаружится, что в воздухе появились вражеские самолеты, на перехват уходят одна или две пары истребителей, в кабинах которых находятся наши лучшие, самые опытные пилоты.

Остальные скучают, особенно тоскуем по небу мы, «перегонщики»: командировки выбили нас из колеи. Торчим на аэродроме, общаемся со своими боевыми друзьями, коротаем время в беседах с техническим составом, обмениваемся новостями.

Подходит лейтенант Василий Онищенко. Одет, что называется, с иголочки, умытый, наглаженный.

— Рановато собрался встречать Новый год! — подковырнул его Жердев. — Небось к девчатам собрался?

— Угадал: они-то и пригласили, но не только меня, а и моих друзей.

Жердев поблагодарил Василия за внимание, но сказал, что уже приглашен. Не приняли предложения и другие ребята. Я засомневался: надо бы развлечься, тем более, что праздник — необычный, да как-то неловко было заявляться к девчатам в своем ха-бе — хлопчатобумажном обмундировании: уж очень контрастировало бы оно с тем, в которое обрядился Василий.

Механик Унанян сразу догадался о причине моей нерешительности. Наклонился и прошептал:

— Надевай мою гимнастерку. Чудак, обязательно иди с Василием, знаешь, какие красивые там девчата!..

— Где это — там?

— О, да ты не в курсе дела!.. Пока тебя не было, госпиталь тут недалеко разместился…

Когда стало смеркаться, мы с Василием Онищенко неторопливо шагали по длинной улице, миновали два кирпичных корпуса, в которых разместился госпиталь, и повернули к небольшому домику, где находилось общежитие. Василий был в приподнятом настроении, все время шутил, явно стараясь меня развеселить и подбодрить. Было сравнительно тепло, и мы шли без курток. На моей тщательно выглаженной хлопчатобумажной гимнастерке сияли привинченные по случаю праздника два ордена — Красного Знамени и Красной Звезды.

— Глянь-ка, нас уже ждут! — толкнул меня локтем в бок Василий.

Глазастый же! Заметил в темном проеме два девичьих силуэта.

— А вы что, только вдвоем? — спросила одна из девушек.

— Придут еще ребята, попозднее, — ответил Василий. — С наступающим, девочки! Здоровья и счастья вам. А всем нам — скорой победы…

— Спасибо, дорогие! И вам — всего самого лучшего желаем… Милости просим, заходите!

Слышна музыка — играет патефон, звучит голос Клавдии Шульженко. Открылась дверь — в глаза ударил яркий свет.

Сияло все — и окна, и беленькие занавесочки, и уже накрытый стол стеклянной и фарфоровой посудой. Семь или восемь девушек стрельнули на нас глазами, улыбаются, весело отвечают на наши приветствия, на поздравления. Две уже танцуют и, не прерывая своего занятия, подключаются к разговору.

Одна, в старшинских погонах, сидит на диванчике и лукаво улыбается.

— Ба, Нина!

Вскочила, бросилась ко мне. Обнялись, расцеловались.

— Вот видишь, и знакомых нашел! — не унимался Василий. — И как ты ухитрился? Месяц не был здесь, а вчера прилетел — и уже родственницей обзавелся!..

— О, это давняя история! — сказала Нина. А я дополнил:

— Во-первых, Нина — моя землячка. Во-вторых, можно сказать, моя спасительница.

— Так уж и спасительница! — смутилась девушка. Девчата притихли, прислушались, заинтересовались.

— Ой, да тут что-то очень интересное… Расскажите!..

И враз умолк патефон, что указывало на серьезные намерения хозяев услышать интересную историю. Пришлось уступить их настойчивости и вкратце рассказать, как горел, как артиллеристы подобрали меня и доставили, в домик лесника, где медсестра Нина оказала первую помощь.

Начали застолье тостом за встречу, за земляков, за скорую победу… Пригодился и токай, припасенный в командировке.

Вспомнили мы пути-дороги, приведшие нас в эту комнатушку. Рассказала Нина о себе: была ранена, попала в этот госпиталь на излечение, а потом начальство оставило ее здесь служить.

Проводили мы старый год. А в новом посидели минут сорок — и стали собираться домой. Мы понимали девчат: с утра им на дежурство заступать надо. Они же знали: если погода позволит — мы полетим на задание.

Вышли. Новые наши знакомые проводили нас до поворота — и поспешили отдыхать. Заторопились и мы.

А туман такой, что домов на противоположной стороне улицы не видать. Поспорили с Василием, каким «маршрутом» лучше идти. Пошли напрямик. И забрели… в вольер к зверям. Отделались легким испугом и порванными брюками.

…В Аскании Нова пробыли еще три дня. А четвертого января снялись с аэродрома и взяли курс на Черниговку, есть такое большое село в Запорожской области: на отдых, учебу, пополнение материальной частью и личным составом, как сказано было в приказе.

Вскоре мне, как и нескольким другим летчикам нашей эскадрильи, имевшим опыт перегона самолетов, снова была поставлена задача получить и доставить в Черниговку новые истребители.

В дальнюю дорогу отправились и некоторые летчики из второй и третьей эскадрилий. Компания получилась солидная, веселая и дружная.

И снова были поезда и вокзалы, пестрые толпы спешащих людей, но уже не на восток, а большей частью на запад, были неожиданные встречи и волнующие истории. Потом открылся взору экзотический Кавказ с его незатемненными городами, шумными, красочными базарами и в Вазиане, и в Тбилиси, и уже на знакомом нам аэродроме.

И снова было ожидание самолетов. На сей раз, к сожалению, более длительное.

Некоторые ребята, поехали в ЗАП подбирать молодежь для пополнения. Трофимов, Федоров, Жердев, Клубов летали с кандидатами, проверяли технику пилотирования, вели с ними учебные воздушные бои. Наконец, подобрали хорошую группу. Так появились в нашем полку младшие лейтенанты Андрей Иванков, Владимир Кириллов, Владимир Петухов, Виктор Жигалов, Алексей Сеничев, Николай Кудинов… Пройдет немного времени — и старшие товарищи тепло примут их в свою боевую семью, и вскоре молодежь превосходно покажет себя в воздушных боях.

А пока что — томительное ожидание: самолетов долго нет, не поступают.

Уже половина апреля 1944 года прошла. Значит, мы здесь более двух месяцев «болтаемся», поистратились. А главное — тревожимся: как же там, в Черниговке? Без нас могут и на фронт отбыть!.. Все группы «перегонщиков», за исключением нашей, Уже покинули аэродром на самолетах. А мы все еще ждем…

Потом появляется партия машин, доставленных «лётом».

Ребята повеселели. Кое-кто уже и на рынок сбегал — «заготовки» произвел. Как же: документы оформляются, началась приемка самолетов. Инженер получил инструменты и чехлы из белого шелка. Летчикам выдали бортпаек. Получено уже и разрешение на перелет.

И вдруг испортилась на маршруте погода. Ах, как же мы досадовали!..

Но это еще не самое страшное. Потому что пополз слушок: отобрать, мол, хотят у нас самолеты, чтобы передать их другим «покупателям», которые приехали всего лишь три дня тому назад.

Взыграла в нас кровь, всколыхнулись долго сдерживавшиеся терпением чувства:

— Как это — отобрать? Мы тут два месяца корпим, еле дождались машин, уже десять дней с ка-пэ не вылазим — «пробиваем» погоду, а они — отобрать!.. Не-ет, не на тех напали, не отдадим!..

Нас не интересовали пружины, приводившие в действие механизм распределения самолетов. Был, видимо, на сей счет приказ, были чьи-то соображения, продиктованные теми или другими обстоятельствами. Но нас тревожило свое: дома нас ждут и молодежь «безлошадная», и многие «старики», чьи истребители так поистрепались в горячих сражениях, что годятся разве что в утиль.

Олефиренко задумался: ему, старшему группы, надо что-то предпринимать. Подозвал Копылова и Жердева — они его заместители и помощники — и решительным тоном говорит:

— Завтра улетим — во что бы то ни стало!..

Меня, Березкина и Руденко в качестве «заготовителей» командир тут же отправляет на рынок. Ребята обшарили свои карманы, и в «общий котел» посбрасывали мятые рубли и трешки, ссыпали даже мелочь: путь предстоит далекий, провизия нужна.

…Только вошли в ворота большого, богатого и красочного городского рынка, а тут навстречу гурьба «летунов». Глянул — Иван!

— Похлебаев! — чуть ли не взвопил Руденко, увидев своего тезку и командира по 84-А полку. Березкин весь в улыбке:

— Откуда вы, братцы, взялись!

— Из солнечного Крыма! — весело, сияя глазами, ответил Похлебаев. Руки у него заняты покупками, и тискаем его только мы. Он кричит:

— Осторожно, черти! Задавите! — и смеется радостно, неподдельно. Его спутники удивленно наблюдают эту сцену. Да и базар весь не без интереса смотрит на нас. Подходит пожилой человек.

Смотрим, а возле нас уже целое общество местных старожилов собралось: один протягивает редис, второй — лепешку, третий — какую-то травку, очень популярную в этих местах.

Благодарим дедов. Они согласно кивают головами:

— Хорошо… На здоровье вам, дорогие сынки!..

Вижу, ребята с Похлебаевым боевые: все с орденами. Мне интересно узнать от Похлебаева более подробно о товарищах и командирах, с которыми вместе служил в 84-А полку.

— Как Хоцкий, Худяков, Овечкин? Командир полка прежний — Павликов? — спрашиваю Ивана.

— Командир тот же, — отвечает Похлебаев. — Хоцкий и Худяков — нормально: воюют! А вот с Овечкиным беда случилась. Настораживаюсь:

— Какая? Что стряслось?

— Прилетели на новый аэродром. Он пошел напрямик к командному пункту и напоролся на мину. Ногу парню ампутировали… Пострадали тогда и другие ребята, но раны получили легкие, несерьезные. Сергею больше всех досталось. Жаль его…

Да, жаль — хороший парень. Теперь — отлетался.

Смотрю на Ивана. Возмужал, окреп. На лице шрамы видны: горел ведь, теперь на всю жизнь следы остались. На груди поблескивают два ордена Красной Звезды и Красного Знамени.

— Где сейчас?

— Под Севастополем полк дерется. Прибыл вот за самолетами, скорее бы получить!

— А ребята твои откуда пришли?

— Мои гвардейцы?.. Да, кстати, мы ведь теперь уже гвардейцы!

— Поздравляю!

Рядом с Похлебаевым стоит высокий, худой младший лейтенант с орденом Славы на груди.

— Вот, пожалуйста, знакомься: Борис Дементеев — один из наших новичков, пришедших в полк после того, как вы улетели с Крюковым. Взял его ведомым. Доволен: смелый, отчаянный. За пять месяцев уже пять самолетов сбил. На «раму» да на «фоккера» у него злость особая. Мне уже дюжину обеспечил. К Красному Знамени представлен. В общем — парень что надо. Буду в ведущие его продвигать…

Борис смущается, краснеет. С нескрываемым любопытством изучающе разглядываю почти двухметровую «жердь» и по-доброму улыбаюсь.

— Да что вы, товарищ командир? — испытывает неловкость юноша от похвал своего командира. Похлебаев в ответ:

— Что есть — то и говорю!

Потом повернулся к невысокому, тоже младшему лейтенанту и, кивнув головой, продолжал:

— Вот и смену ему готовлю: Виктор Маслов будет моим ведомым (впоследствии Виктор Маслов собьет пять вражеских самолетов).

Смотрю на него: как же он лицом похож на одного из наших летчиков — Николая Белозерова. Поставь их рядом — родными братьями сочтешь! Комплекция у него такая же, как и у нашего «малыша» — Николая Коряева. А что касается духа, то, пожалуй, У всех летчиков он один: драться до победы!

— Значит, хорошо ребята подготовлены?

— Всеми довольны у нас, — отвечает Похлебаев. — В запасном полку молодежь неплохо натренировали. Она и тактику изучила кубанскую, и пилотаж отшлифовала, и воздушные бои отработала. Думаешь, не зря полгода в Закавказье просидели?

— А как твои дела?