— Вот даже как, — не скрыл своего удивления Чертанов.
      — Это совершенно точно! Так вот Шатров был одним из первых, кто выдвинул эту идею. И причем блестяще и убедительно аргументировал эту теорию на множестве примеров. Для доказательства своей гипотезы он совершал поездки по колониям, тюрьмам и разговаривал с разного рода убийцами и маньяками. Кто из студентов способен на такое?.. У многих из его собеседников наблюдались травмы головы. Но почему-то его теория не получила широкого распространения.
      — Знаю из личного опыта, что уголовников не очень-то просто разговорить. Почему же они с ним откровенничали? — удивился Михаил.
      — Трудно сказать, чем брал он убийц. Может быть, это были какие-то особенные приемы, а может, просто гипноз, но убийцы в его обществе становились необычайно покладистыми и разговорчивыми. Он добивался от них того, чего не могли сделать целые бригады следователей.
      — Мне известно, что он помогал раскрытию преступлений. Вы об этом ничего не знаете?
      — Знаю. Уже на старших курсах следственные органы привлекали его в качестве консультанта. Он составлял психологические портреты преступников, причем весьма удачно. В тридцать три года он уже был доктором наук. В нашей области это очень редкий случай. Но Шатров был, безусловно, достоин этого звания. А еще добавьте к этому, что он необычайно честолюбив, трудоголик. Всегда знал, чего хотел, и при этом оставался очень независимым и свободолюбивым человеком.
      — Понятно. Как к нему относились окружающие?
      — По-разному… Подобная одержимость многим не нравилась, в первую очередь руководству больницы. Как это обычно бывает, его попытались приструнить. Дмитрию это не понравилось, тем более что это попытались сделать те, кто совершенно не смыслил в науке! Шатров никогда не пытался даже скрывать своего пренебрежения к ним, а тут они решили поставить его на место. Показать, так сказать, свою власть. Обстановка накалилась, работать стало невозможно, и Дима вынужден был уйти из больницы. Наука же потеряла блестящего ученого.
      — А вы поддерживаете с ним отношения?
      Матвей Борисович виновато улыбнулся:
      — Не скажу, что так, как раньше. В прежние времена дня не проходило, чтобы мы не увиделись или хотя бы не созвонились.
      — Почему же вы тогда отдалились?
      Тимашов выглядел слегка растерянным, потом, пожав плечами, ответил:
      — Трудно сказать… Может, потому, что нас уже больше не связывала работа. Для мужчин ведь главное — дело. Хочу признаться вам откровенно, что мне не хватает общения с ним. — Лицо Матвея Борисовича осветила широкая располагающая улыбка. Наверняка медсестры были от него без ума. — Но он как-то сам от меня отдалился. Шатров из тех людей, кто привык выбирать, с кем ему дружить. Он может неожиданно охладеть к прежней дружбе, и ты теряешься в догадках, какая же кошка пробежала между вами. Нечто подобное случилось и с нами… Я же не умею навязывать своего общества. — В голосе Матвея Борисовича промелькнула грусть. — Вот так мы и живем.
      — Понятно. А вы не могли бы мне сообщить, где сейчас работает Шатров?
      Руки Тимашова вновь пришли в движение, он было скрестил их на груди, затем сцепил пальцы в крепкий замок. Неожиданно Матвей Борисович поднялся и, показав рукой на девятиэтажку, видневшуюся в окне, произнес:
      — Видите это здание?
      Михаил Чертанов подошел к окну.
      — И что? — непонимающе протянул он.
      — Сейчас Дима работает в нем, на втором этаже, паркетчиком. — Невесело улыбнувшись, добавил: — Он никогда не останавливался на достигнутом, и сейчас лучший паркетчик в бригаде. Вот видите, как получается, теперь он смотрит из окон этого здания на место своей прежней работы. Парадокс!
      — А как вы думаете, он скучает по своему прежнему делу?
      — Знаете, я никогда не представлял Шатрова вне медицины. Собственно, наука всегда держалась на таких людях, как он. И вот, как видите… А по поводу того, скучает он или нет… — Матвей Борисович только повел плечами. — Человек ко всему может привыкнуть.
      — Что ж, спасибо за беседу.
      — Не за что, — проводил гостя до дверей Матвей Борисович. — Если что, заходите!

* * *

      Уже поднимаясь по лестнице девятиэтажки, Чертанов услышал методичные и несильные удары молоточком. Так мог работать только паркетчик, приколачивая гвоздями плашки. Поднявшись на второй этаж, Чертанов без особого труда определил нужную дверь, постучавшись, вошел.
      Первое, что удивило Чертанова, так это немалый размер прихожей, которая запросто могла потягаться с вестибюлем Большого театра. Михаил невольно хмыкнул, если это только начало квартиры, так что же может ожидать его в глубине? Впрочем, размерами сейчас никого не удивишь. Можно отгрохать квартиру и с Манежную площадь, были бы только деньги.
      У стены в черном халате, вооружившись небольшим молоточком, приколачивал паркет молодой мужчина. Даже не обернувшись на стук отворяемой двери, он уверенно прилаживал паркетины, составляя замысловатый узор. Судя по тому, как ловко он работал, чувствовалось, что он немало преуспел в своем деле.
      — Простите, вы не подскажете, где мне можно найти Дмитрия Шатрова? — обратился к мужчине Чертанов.
      Мастер едва взглянул на вошедшего и, продолжая мерно поколачивать молоточком, ответил:
      — Я — Шатров! Вы, наверное, по поводу паркета? Знаете, в ближайшие четыре недели ничем не могу помочь. Просто загружен работой. После этой квартиры собираемся работать в коттедже. — В последних словах прозвучала хорошо различимая гордость.
      — Понимаете, тут такое дело… — прошел Чертанов в комнату, стараясь не наступать на неуложенный паркет.
      Шатров отложил молоточек в сторону и недоуменно посмотрел на Чертанова.
      — Мы уже с вами обо всем переговорили. Я не отказываюсь, приходите через месяц, просто в данный момент я связан обещаниями…
      — Вы меня не за того приняли, — сразу решил внести в разговор ясность Чертанов. — Я — майор милиции, — раскрыл он удостоверение. — Занимаюсь расследованием убийств. Мне бы хотелось с вами переговорить, Дмитрий Степанович.
      Шатров напрягся, помассировал натруженную спину:
      — Так вы меня и по отчеству знаете?
      Чертанов продолжал улыбаться, демонстрируя дружелюбие:
      — Выходит, что так.
      На первый взгляд мужчина совсем не походил на светило науки. В выцветшем халатике да в стареньких ботинках с истоптанными задниками, он больше годился бы на роль электрика какого-нибудь захудалого домоуправления. Этакий несостоявшийся Эйнштейн, изгнанный из вуза со второго курса за дебош и пьянку. В молодости, поди, хотел потрясти мир своими познаниями, а вместо этого вынужден заменять перегоревшие лампочки в подъездах.
      И только достоинство, с которым Шатров держался, указывало на то, что за плечами у этого человека серьезная и весьма содержательная биография.
      — Тогда вам должно быть известно, что я давно не консультирую. Теперь это не мой профиль! С некоторых пор мое дело — паркет. — Его голос прозвучал почти восторженно. — Здесь я сделал для себя массу интереснейших открытий. Например, никогда не думал, что дерево может иметь душу. И в этом я уже неоднократно убеждался. А чтобы создать такой узор, как, например, этот, — показал Шатров на паркет под ногами, — одного умения недостаточно, здесь как минимум нужны способности. А они у меня есть! Паркетчик — такая специальность, что я без работы никогда не останусь. Тем более с такими руками, как у меня. Деньги сейчас у людей есть, не то что раньше… Все желают строиться. Через недельку я в одном коттедже паркет буду класть… Олигарх пригласил. Так там только одного паркета нужно будет постелить на шестьсот метров! Деньги, которые он обещал выложить мне за это, я ни за какую консультацию не получу.
      — Жаль, что у нас с вами не получается разговора. Хотя, честно говоря, я готовился к этой встрече. Правда, представлял ее немного по-другому, что ли… Разрешите сделать вам комплимент, Дмитрий Степанович?
      — Я отвык от них.
      — И все-таки послушайте. Знаете, что меня поразило во всех уголовных делах, что вы консультировали?
      — Что же? — В глазах Шатрова блеснуло любопытство.
      — Что вы смогли безукоризненно составить психологический портрет разыскиваемых преступников. У меня такое мнение, что если бы не ваша интуиция и знания, то их искали бы еще очень долго.
      — Я только составлял портрет, — буркнул Шатров, — а ловила маньяков милиция.
      Из соседней комнаты выглянул коренастый здоровяк с толстой шеей и, смерив неодобрительным взглядом Чертанова, повернулся к Шатрову:
      — Ты работать-то будешь? Или целый день так простоишь?
      — Дай мне поговорить с человеком, — раздраженно отозвался Шатров. И когда здоровяк ушел в соседнюю комнату, Дмитрий Степанович негромко произнес: — У нас, как вы сумели убедиться, свой план, а у вас свой. А потом, нам ведь за простой деньги не платят. Так что прошу прощения…
      — Что ж, извините за беспокойство, — Чертанов повернулся к выходу.
      — Постойте, так что именно вы хотели узнать у меня? — В Шатрове заговорил профессиональный интерес.
      — Вы слышали об убийствах девушек на Дмитровском шоссе?
      Нахмурившись, Шатров утвердительно кивнул:
      — Разумеется. В числе жертв есть одна девушка, с которой я был близко знаком. Ее звали Мария Копылова. Вы хотите сказать, что не знали об этом?
      Лукавить Чертанов не стал:
      — Знал.
      — Может, вас интересует, что это была за девушка? Пожалуйста, отвечу. Милая, очаровательная, добрая. Мне ее не хватает. Я очень сожалею, что нам пришлось расстаться. Но к тому, что с ней произошло, я не имею никакого отношения!
      — Вас никто не подозревает… Хотя о Марии Копыловой я бы, возможно, переговорил с вами немного позже. Меня интересует другое. В городе действует маньяк, а у нас нет ни единой зацепки. Мы даже не знаем, от чего нам следует оттолкнуться. Вы не могли бы составить предполагаемый портрет убийцы?
      Паркетчик посетовал:
      — Странные вы, однако, люди! Как вы себе это представляете? Чтобы я по газетным вырезкам составил психологический портрет? Поверьте мне, я не медиум какой-нибудь, а серьезный ученый… точнее, бывший ученый. Меня интересуют только конкретные факты. Мне нужно как минимум познакомиться с делами…
      — Мы предоставим вам материалы.
      На мгновение в глазах Шатрова вспыхнул огонек, но тотчас погас.
      — Но у меня нет ни желания, ни тем более возможности.
      — Жаль… А может, вы могли бы тогда сказать, почему преступник отрубает у своих жертв пальцы? И кисти рук?
      После некоторого раздумья Шатров ответил:
      — Мое мнение такое… Вам это может показаться странным, но маньяк рубит конечности своим жертвам от большой любви. Это настолько всепоглощающая любовь к своей жертве, что она сжигает его изнутри. Он готов оставить себе какую-то часть тела жертвы. Очень часто это бывает голова, даже нога. В вашем случае — это пальцы и кисть. Как это ни покажется вам кощунственно, в моей практике был такой маньяк, который носил пальцы своих жертв в портсигаре, а другой и вовсе надевал в качестве амулета отрезанное ухо жертвы на шею.
      Чертанов был поражен.
      — Зачем они это делают?
      — Для них куски человеческого тела являются чем-то вроде талисмана. Если хотите, своеобразным тотемом, что ли, который способен приносить им удачу и отгонять злых духов. А все потому, что у всех маньяков извращенное понятие о любви. Они просто живут в каком-то другом измерении, недоступном нашему пониманию. И убивают людей они не от ненависти, а от большой привязанности. Они скверно себя чувствуют в обществе живых людей, по-настоящему им хорошо только с покойниками.
      Михаил был потрясен.
      — Вы рассказываете невероятные вещи.
      Шатров отрицательно покачал головой:
      — Вовсе нет… Невероятные вещи я рассказывал на своих лекциях в институте, а то, что вы услышали сейчас, это всего лишь прописные истины. Вы интересовались когда-нибудь историей ацтеков? — неожиданно спросил он.
      — Только в общих чертах, — обескураженно сказал Михаил, сбитый с толку неожиданным вопросом. — Знаю только, что они убивали своих пленников.
      Улыбка Шатрова выглядела печальной:
      — Не совсем точно. Они приносили пленников в жертву своим богам. Вырывали у них сердца и даже съедали отдельные части их тел. До нас дошли настенные рисунки этих безобразных кровавых сцен. Вы думаете, что это происходило от чрезмерной жестокости?
      Пожав плечами, Чертанов предположил:
      — Наверное, такова была их религия.
      — Вот именно, религия! Но она замыкалась на том, чтобы любить своих пленников, как детей и братьев. Их ведь не сразу убивали. До жертвоприношения пленники жили в хижинах своих победителей. К ним относились как к самым почитаемым родственникам. Пленники жили в любви и почете, им отдавалась лучшая пища, одежда. Хозяин дома называл своих пленников не иначе как любимыми сыновьями. Но наступал день, и пленников приводили к храму смерти, где у жертвенного камня жрец вырывал им сердца, а паства лакомилась человеческим мясом… И все это проделывалось тоже от большой любви. Я вам хочу сказать, что действия серийных убийц мне очень напоминает психологию древних ацтеков. Вас не шокирует подобное откровение?
      — Признаюсь, неожиданные рассуждения. Но такое полезно услышать, может что-то пригодиться в работе. А вы можете хотя бы примерно сказать, какого возраста наш маньяк. Это нам помогло бы значительно сузить поиск.
      — Разве что примерно… Для более точной характеристики нужно располагать материалами дела. Но то, что он молод, это однозначно. К тому же он очень сексуально активен. Его возраст где-то от тридцати до сорока пяти лет. Больше я ничем не могу вам помочь, — развел руками Шатров. — Увы!
      — Спасибо и на этом. Если все-таки надумаете помочь следствию, так мы будем только рады сотрудничеству. Я слышал, что ректор мединститута недавно предложил вам возглавить кафедру.
      — Вы и об этом знаете, — невесело буркнул Дмитрий Степанович.
      — У нас профессия такая — знать, — улыбнулся Чертанов. — Прежде чем встретиться с вами, я разговаривал с очень многими людьми, и все они, как один, говорят о том, что вы блестящий ученый и что вы непременно должны вернуться в науку.
      — Я еще сам не решил, как мне поступить, а они уже за меня решают, — раздраженно проворчал Шатров.
      — Не в моих правилах давить на совесть, но от вашего профессионализма зависит очень многое, а именно — быть ли следующим жертвам.
      — Говорите, что не хотелось бы, а сами давите, — возразил Шатров.
      Дверь из соседней комнаты отворилась вновь, и в проеме предстал тот же самый коренастый тип с толстой шеей. Зыркнув на Чертанова недобрыми темно-карими глазами, он заговорил, процеживая слова сквозь стиснутые зубы:
      — Послушай, ты думаешь, что тебе за простой платят? С нас хозяин стружку снимет!
      Посмотрев на Чертанова, Дмитрий Степанович печально констатировал:
      — Вот с такими типами приходится работать. — И уже по-деловому добавил: — Если бы он попал ко мне в свое время в психлечебницу, то я бы покопался в нем и, поверьте мне, поставил бы с полдюжины диагнозов. В общем, мне пришлось бы с ним повозиться! Вот что я тебе скажу, — повернулся он к крепышу, снимая халат, — забери свою амуницию. Я уволился! Пойдемте.
      — Ты еще пожалеешь, — бросил ему в спину коренастый, — будешь обратно проситься, не возьму!
      — Не обольщайся, — громко хлопнул дверью Дмитрий Степанович.
      Выйдя на улицу, они некоторое время шли молча. Неожиданно Шатров остановился и произнес с заметной грустью:
      — А ведь я задумал прекрасный узор! Такой есть в одном из залов Лувра. Жаль, что доделывать его буду не я… Знаете, майор, о чем я сейчас мечтаю?
      — О чем же?
      — Когда-нибудь у меня будет свой дом, и в огромном зале (метров на сто!) я непременно выложу именно такой итальянский паркет. Итальянцы понимают в этом толк. Что у вас там еще есть, показывайте. Вы ведь рассчитывали, что я должен заинтересоваться этими преступлениями. Ведь так? — строго спросил Дмитрий Степанович.
      Михаил невольно улыбнулся. Ему все больше нравился этот чудаковатый молодой доктор.
      — А вы проницательны, — Чертанов вытащил из сумки пухлую папку, — взгляните, пожалуйста.
      — Только давайте не на ходу, — недовольно проворчал Шатров. — Выберем где-нибудь место, там и присядем.
      Чертанов улыбнулся, от него не укрылось, с каким азартом заблестели глаза Дмитрия Степановича. Все правильно, человек занялся любимым делом.
      Свободная скамейка отыскалась во дворе винного магазина, недалеко от служебного входа. Двое подвыпивших рабочих, негромко матерясь, стаскивали с кузова небольшого грузовичка ящики с водкой. Посуда, заполненная спиртным, весело позвякивая, располагала на лирический лад. В глазах грузчиков не заметно ни малейшего намека на душевный трепет, очевидно, они уже давно работают в винном магазине и успели перетаскать не одну тонну водки. К подобному изобилию быстро привыкаешь и воспринимаешь его разве что на вес.
      Рядом с машиной, в длинном белом халате и с листками бумаги в руках, стояла полная женщина-экспедитор и терпеливо пересчитывала ящики. Иной раз ей что-то не нравилось, и она, приостановив разгрузку, доставала из тары бутылку на выбор и принималась тщательно рассматривать пробку. Успокоившись, устанавливала ее на место, после чего разгрузка продолжалась прежним порядком.
      Разложив папку на скамейке, Дмитрий Степанович неторопливо перекладывал листы дела. Не замечая происходящего вокруг, он вникал в текст, тщательно изучал фотографии с места преступления. У Чертанова возникла уверенность, что если бы сейчас из-под Шатрова выбили скамейку, то он не обратил бы на это внимания. Чертанов старался не мешать ему и, расположившись немного поодаль на сломанном ящике, наблюдал за разгрузкой товара. Женщина была недоверчивой и цепким взглядом контролировала каждый шаг грузчиков. Михаил без особого труда угадал в грузчиках знакомый контингент. Это с виду они такие ленивые и малоподвижные, а представится случай, так они проявят такую завидную расторопность, что и не уследишь.
      Неожиданно женщина посмотрела в сторону Чертанова, явно занося его в список неблагонадежных. Взгляд строгий, настороженный. Наверняка она баба одинокая, лишенная ласки, и встреча с мужиком для нее маленький праздник. Приласкать бы, да служба, однако!
      Женщина продолжала пристально всматриваться в Чертанова, словно признала в нем старинного любовника. А может, так оно и есть? В конце концов, он не обязан помнить всех своих женщин! Сделал свое дело да потопал себе дальше. Считать завоеванных женщин можно только по молодости, а когда они стали проходить через него косяками, так он просто забросил эту веселенькую статистику. Наскучило!
      — Я, кажется, начинаю понимать, в чем тут дело, — оторвал Шатров взгляд от бумаг. — Вы сравнивали между собой этих женщин?
      — Что вы имеете в виду? — не понял Чертанов.
      Выложив на скамейку фотографии убитых женщин, Шатров попросил:
      — Взгляните сюда, пожалуйста, только повнимательнее. — И когда Чертанов нагнулся, спросил: — Что вы видите?
      Чертанов недоуменно рассматривал фотографии. За последние несколько дней Михаил успел их изучить очень тщательно, настолько, что они уже начинали преследовать его ночными кошмарами.
      — Ничего особенного, — поднял Чертанов удивленный взгляд на доктора.
      — А то, что все они одинаково сложены! — горячо возразил Дмитрий Степанович. — Следовательно, преступник выбирал именно такой тип женщин. А еще посмотрите на их волосы…
      — Ну?
      — У всех троих волосы каштанового цвета. Маньяка не интересовали ни брюнетки, ни блондинки, его волновали именно девушки с таким цветом волос и именно такой длины. Получается, что по натуре этот человек — охотник. Он высматривает девушек одного типа и, заметив нужную, не выпускает ее из поля своего зрения до тех пор, пока не завладеет ею. Уж поверьте моим наблюдениям!
      — Как же ему это удается?
      — Все его действия неоднократно отработаны: он будет провожать ее до работы, встречать у дома. Изучит распорядок ее дня и будет терпеливо дожидаться случая, пока она не окажется уязвимой. И, поверьте мне, такой день обязательно наступит. При этом сам он будет оставаться совершенно невидимым для нее. Девушка по-прежнему будет радоваться жизни, будет встречаться с друзьями, с подругами, но она уже обречена! И ее гибель — только вопрос времени.
      — Невеселую картину вы нарисовали.
      Шатров развел руки в стороны:
      — Уж, извините, какая есть. Успокаивать вас я не собирался.
      — Почему он выбирает определенный тип женщин? — спросил Чертанов, укладывая папку в сумку.
      Ненадолго задумавшись, Шатров ответил, слегка растягивая слова:
      — На этот вопрос может ответить только сам преступник. Я же могу сделать всего лишь предположение. Может быть, каким-то образом эти девушки напоминают ему его мать, это первое. Может быть, во-вторых, девушку, с которой он когда-то был близок и которая, возможно, предпочла его другому. В-третьих, эти девушки могут напоминать его любовное разочарование… Сейчас сказать трудно, но в любом случае искать ответ следует где-то здесь. Можно задать вам один вопрос? — осторожно поинтересовался Дмитрий Степанович.
      — Разумеется, — охотно отозвался Чертанов.
      — Это последняя, так сказать, страшная находка?
      — Да… А в чем дело? Вас что-нибудь смущает?
      — Как вам сказать… — задумчиво протянул Шатров. Было заметно, что его что-то гнетет. — Меня смущает то, что преступления неожиданно прекратились. Поверьте моим наблюдениям, так не бывает! Маньяки никогда не успокаиваются, они могут только затаиться, и то лишь на какое-то короткое время. А потом их ужасная сущность снова берет свое.
      — Но трупов больше нет, — удивленно произнес Чертанов.
      — Значит, здесь пока нет и маньяка.
      — Где же он тогда может быть?
      Разгрузка автомобиля закончилась. Грузчики, отряхнув ладони, отошли в сторонку выкурить по сигарете. Не атланты, поди, следовало бы и отдохнуть после напряженной работы. Женщина, понаблюдав за двумя странными мужиками, расположившимися в глубине двора, скоро потеряла к ним интерес. На бомжей как будто бы не похожи, не хулиганят, так что милицию звать ни к чему. Пусть себе сидят.
      И тут Чертанов неожиданно вспомнил, где встречался с этой женщиной, — на одной из вечеринок, сразу после разрыва с Натальей. Помнится, в тот вечер она сразу положила на него глаз, и не воспользоваться таким обстоятельством было грех. Закрывшись от гуляющей публики в крошечной комнате, он попытался овладеть ею в позиции «летящие утки». Но что-то в тот вечер у него не заладилось, не то сказалась накопившаяся усталость, не то много было выпито водки, а может, смущал несвежий запах простыней, но его «дерево инь» жалко скукожилось и превратилось в бесформенный морщинистый стручок. Не дождавшись воскрешения его увядшей плоти, женщина лишь пренебрежительно фыркнула и, оправив платье, вернулась к веселому застолью.
      Кажется, в тот день его вывело из себя именно это ее надменное фырканье. На прощанье женщина посмотрела на него с таким видом, словно связалась с конченым импотентом. Михаилу после этого недели две пришлось усиленно посещать бордели, чтобы доказать самому себе, что все у него в полнейшем порядке.
      Но несколько лет назад женщина не была столь крупной, так что нет ничего удивительного в том, что узнал он ее не сразу. Несостоявшаяся пассия перебралась на хорошие харчи, вот и раздобрела. Разумеется, с тех пор он с ней больше не встречался, не хотелось иметь под боком напоминание о пережитом мужском фиаско.
      — Маньякам всегда нужен определенный тип личности, — продолжал Шатров. — Они просто так устроены. Остальные женщины их просто не возбуждают. Я так думаю, если маньяка нет в этом районе, то, скорее всего, он объявится где-нибудь в соседнем. Или… его вообще нет в живых!
      — Почему же он ушел в другой район?
      — Все объясняется очень просто. У него ограничен выбор. Возраст, — загнул палец Шатров, — цвет волос, сложение. У серийного убийцы весьма высокие требования. Маньяк не лишен чувства прекрасного, разумеется, в самом гнусном его понимании. Скорее всего, он не нашел подходящий тип женщины и теперь ищет его в другом месте.
      — Понятно, — задумчиво протянул Михаил. — За час общения с вами я успел узнать о маньяках столько, сколько не слышал за всю жизнь. А вы мне можете ответить, почему маньяк перенес труп Копыловой?
      Шатров нахмурился, по его лицу пронеслись какие-то воспоминания.
      — То, что для вас кажется странным, для меня очевидность. Вы имеете дело с очень опасным типом маньяка. Он смаковал свое злодеяние, поэтому решил перетащить труп немного подальше, чтобы обезопасить себя от возможных свидетелей.
      — Теперь понимаю. Вы не откажете мне в консультации, если возникнет необходимость? — с надеждой спросил Михаил.
      Дмитрий Степанович улыбнулся, щегольнув невероятно белыми зубами. С такими зубами, как у него, впору рекламировать зубную пасту.
      — Обращайтесь, — легко согласился Шатров, поднимаясь с лавки.
      — Куда вы сейчас? Может, вас подвезти?
      — Не надо, — отмахнулся Дмитрий Степанович. — Мне недалеко, я вот сюда… рядышком, — показал он на здание больницы. — Спасибо вам.
      — А мне-то за что? — искренне удивился Чертанов.
      — За то, что сумели меня как-то растрясти. А то занимался черт знает чем! Думал от себя уйти… Не получилось! Хорошо, что мой отпуск от себя самого не затянулся.

Глава 4