И только тут Сержант позволил себе вспомнить о втором - вернее, первом - трупе, лежащем у него за спиной. Он привстал на четвереньки, развернулся и приблизился к мальчику. Тронул его за руку. Ладошка была холодная. Потом по привычке приложил палец к артерии на шее. Пульса не было.
      Глупыш маленький, ну какого хрена тебя сюда занесло в неурочный час! На улице тебе мало забав было? Сержант вернулся к карабину, нашел стреляную гильзу и положил ее себе в карман. Потом бегом, на полусогнутых, стараясь на светить спиной из-за стеклянных букв рекламной надписи, рванул по крыше к дальнему переходу на соседний дом...
      Междугородний автобус мягко бежал по шоссе, выбеленному океанскими ветрами и миллионами автопокрышек. Сержант сидел у окна и хмуро глядел на мелькающие мимо поселки, автозаправочные станции, придорожные рестораны. Он думал об оставшемся лежать на крыше мальчике. На душе было муторно. Никогда еще после удачно выполненного задания ему не было так хреново. Сердце не грела даже мысль о том, что в следующий понедельник он получит двадцать пять тысяч "зеленых", на карманные расходы...
      Из головы не шел лежащий ничком на стальных листах мальчонка в серой курточке. И кровь... кровь, бурым озерцом расползающаяся вокруг трупа. Этот мальчик оказался непредвиденной неожиданностью, вторгшейся в тщательно разработанный план операции. Этот мальчик не имел никакого касательства ни к Билли Шорту, ни к Питу Смайли, ни к итальянским наркоторговцам, ни к их мексиканским конкурентам. Этот мальчик был сам по себе. И его убил он, Сержант. По ошибке. По воле слепого случая. И Сержант, может быть впервые в жизни, ощутил себя убийцей...
      Автобус легко покрывал милю за милей, приближаясь к Лос-Анджелесу. Скоро далеко на горизонте, в мареве, подернутом багрянцем закатного солнца, показались первые небоскребы. Если бы Сержант был верующим, он бы постарался замолить свой грех. Поставил бы свечку в русском православном храме - не поленился бы, сгонял в Сан-Франциско. Он бы каждый вечер бил земные поклоны суроволикому Николаю Угоднику - он помнил, что такая икона была у его бабки Шуры в Угличе, у которой он в далеком детстве проводил летние каникулы. Если бы... Но Сержант не верил в Бога. И в черта он не верил. Он всегда верил лишь в свою удачу, в свои здоровенные кулаки да зоркие глаза. И никогда не спотыкался. А теперь вот споткнулся. Да так, что изведал неведомую до сих пор страшную непроходящую боль в душе. А может, и впрямь старею? - подумал он горестно. Может, пришла пора завязывать?
      Его мысли внезапно вернулись к Варягу. Он вспомнил, как полгода назад стоял на Скалистом пляже за валуном, поджидая Владислава, чтобы исполнить давно уже вынесенный ему приговор. И как дрогнуло что-то в его душе, и как отвел он руку с винтовкой и прострелил башку старому, мерзкому, подлому итальяшке Монтиссори... Пожалел старинного кореша, проглотив давнюю обиду и жажду мести. Нет, видать, подлая жизнь не дотла выжгла душу Степана Юрьева. Что-то человеческое в ней еще оставалось, теплилось. Вот и теперь, нещадно коря себя за смерть невинного мальчика. Сержант понимал, что дошел в этой проклятой жизни до точки.
      Надо было что-то делать. Надо что-то менять.
      Сержант выскочил из автобуса в душный лос-анджелесский вечер. Он крепко сжимал в руке чемоданчик, где таился разобранный карабин. Взять бы этот чертов чемодан да и зашвырнуть в первый попавшийся мусорный бак. Но ведь от этого легче не станет. Сержант махнул проезжающему мимо такси. Машина остановилась. Он молча залез на заднее сиденье и, назвав район, уставился в окно, про себя отчаянно матерясь.
      - Из наших, что ли? Из эмигрантов? - неожиданно по-русски спросил таксист. Сержант удивленно вскинулся.
      - Это что же, у меня на физиономии написано? - Злобно бросил он.
      - Да нет, в глазах, - улыбнулся таксист. - Во взгляде. У наших, советских, особенный взгляд.
      - И какой же? - поинтересовался Сержант, рассматривая регистрационную карточку водителя. Эндрю Шевченко. Андрей, что ли, Шевченко.
      - Какой? Виноватый. У наших здесь всегда взгляд виноватый.
      - Да? И почему же?
      - А хрен его знает. Такое впечатление, что русские здесь оказались не по делу. Потому и боятся, что их в любой момент вытурят. Вот и виноватятся. Ты сам-то небось по гостевой визе въехал - да и связался с какой-нибудь брайтонской американской евреечкой с "зеленой картой". Пообвыкся, расписался с ней, а потом, когда все устаканилось, смылся сюда. Вот отчего у тебя взгляд виноватый. Ну что, угадал?
      Сержант хмыкнул.
      - Почти. Только я связался с хохлушкой. - Таксист захохотал.
      - В мой огород камушек, земляк! А я тебе так скажу: мы, хохлы, тут лучше приживаемся, чем русские. Почти у каждого, кто сюда рвет с Украины, родственники найдутся в Канаде. Так они помогают. А русские тут чужие. То есть настоящие русские - а не представители многонационального советского народа, которых в Америке называют "русскими". Русским тут делать нечего. И бульбашам тут не жизнь. Разве что за самую грязную работу браться. Вот армяне да грузины - те себя находят!
      - А у тебя что ж, работа чистая? - разозлился Сержант. - Ты что, працюешь за баранкой с большой радости?
      Таксист снова весело рассмеялся.
      - А что. Я в Харькове пять лет в такси, и тут сразу получил работу по специальности. - Таксист обернулся. - А сам-то работу имеешь? В России чем занимался? Давно тут?
      Сержант ответил не сразу. Его снова одолели мрачные мысли. Скажи он этому говоруну, что в эмигрантах ходит уже лет двадцать - тот не поверит. Да и с чего ему верить? Сержанту уже доводилось слышать, что хоть он в Америке давно "свой", все равно что-то неуловимо российское, если не сказать советское, в нем все равно угадывалось. Не вышиблось. Закостенело.
      - Так, случайными деньгами перебиваюсь... Мелкий ремонт помещений. Года три уж.
      Машина резко затормозила, взвизгнули шины.
      - Приехали! -Эндрю Шевченко высунул голову из окна и пробежал взглядом по фасаду дома. - Я только не пойму, неужели на мелком ремонте помещений можно себе дом купить в таком шикарном квартале?
      Сержант молча протянул таксисту две двадцатки.
      - А если еще малярить да слесарить, можно и в Голливуде хату отстроить. Учись, студент!
      Он махнул отъехавшему Эндрю Шевченко. Ишь ты, сучонок, по взгляду меня вычислил. Что же во взгляде появилось такое виноватое? Он зашагал к своему дому, до которого предусмотрительно не доехал на такси метров восемьсот: мало ли что...
      ГЛАВА 8
      Интересно, Лидка дома или опять шляется где-то? - подумал Сержант, нажимая на звонок входной двери. Через пару минут далеко за дверью послышалось шарканье. Дома красотка, удовлетворенно подумал Сержант.
      Лидка открыла дверь и пропустила своего не вполне законного мужа внутрь дома.
      - Ну что, Леша, все хорошо? - пропела она. Лидка знала его как Алексея Пирогова.
      - Я же дома, значит, все отлично, детка, - бросил Сержант. Он быстро прошел по коридору к себе в комнату, открыл стенной шкаф и поставил чемодан в дальний угол. Лидка зашла за ним следом.
      - Хочешь принять душ?
      - Хорошо бы.
      - Сейчас приготовлю выпить. Тебе как всегда?
      - Как всегда. И побольше льда.
      Сержант стал раздеваться. Он стянул джинсы, скинул рубаху. Портупею с подмышечной кобурой тихо убрал в нижний ящик комода и запер ящик на ключик. Оставшись в одних трусах, подошел к зеркалу. Ну и видок. Животик уже наметился, складки по бокам. В это мгновение он ненавидел свое тело. Во что я превратился, кем я стал? Мне сорок шесть лет. А чего я добился? Ну, деньги, ну, дом в престижном квартале. Ну, баба есть. А дальше что? Зачем все это? Зачем я здесь - в этой чужой, непонятной, мерзкой стране? Прав был Эндрю Шевченко, сука! Глаза виноватые - потому что живу хрен знает как, точно уркаган в бегах... Тут он снова вспомнил Варяга. Владислав даже если сидит сейчас - то хоть знает, за что. А я что тут делаю?
      Из зеркала на него печально смотрели его глаза. Виноватые, во всем виноватые глаза...
      Вошла Лидка с широким, толстого стекла стаканом в руке. В стакане весело бултыхался виски. На поверхности коричневой жидкости звякали кубики льда. Сержант взял стакан и жадно припал к краю губами. Высосал почти половину.
      - Ты пьешь виски как водку, - насмешливо заметила Лидка. - Не отвык?
      - Не привык, - поправил ее Сержант. Он отдал Лидке стакан и двинулся к ванной.
      - Никто не звонил?
      - Звонил дядя Арик из Нью-Йорка. У них там какой-то хипеш. На бензоколонках.
      - Что, сломался их гешефт? Взял их дядя Сэм за жопу?
      - Не знаю, - Лидка поджала губы. - А твой-то гешефт не сломался? Что-то, я смотрю, на тебе лица нет. Случилось чего?
      Сержант резко обернулся.
      - Слушай, детка, не лезь, а? Надо будет, скажу. Все у меня нормалек.
      - Ну так ладно, ладно, - насмешливо протянула Лидка с нарочитым одесским акцентом. Она так делала всегда, когда хотела подколоть Лешку.
      Сержант повернулся к ней спиной, снял трусы и залез в ванну. Ванна была треугольной формы с новомодными итальянскими прибамбасами - электродвижком для джакузи, направленным душем и водным массажем. И этой ванне было классно трахаться. Сержант включил душ. Когда он повернулся к Лидке лицом, она тут же перевела взгляд вниз. Улыбка тронула ее полные влажные губы.
      - Все на месте, - сказала она, игриво подняв левую бровь.
      Сержант впервые за вечер улыбнулся. Он заметил, что Лидка смотрит на него глазами оголодавшего ребенка. Черт, не виделись всего сутки, а она уже хочет - горит вся. Нет, точно говорят: одесские - самые е...учие телки на свете. Сколько их ни трахай, им все мало. А Лидка - телка высший класс. Тело у нее - зае...ись. Жопа, бедра, буфера... Да и личиком вышла. Кожа гладкая, а глазищи какие - угольки! Он почувствовал, как под животом у него пробежал огонек, дернулся член.
      Лидка тут же отозвалась:
      - Просыпается Змей Горыныч! - Она передала Сержанту стакан виски. Глотни, сладкий мой. Раскочегарь свой локомотив!
      Только торопиться не надо, подумал Сержант. Главное не торопиться, растянуть удовольствие. Он смыл с себя дневной пот и заткнул сливное отверстие. Надо наполнить ванну водой.
      - Хочешь устроить групповое купание в бассейне? - догадалась Лидка.
      - Какая ты у меня проницательная! - снова улыбнулся Сержант. На душе у него вдруг стало совсем легко. Он отогнал неприятные болезненные мысли и, предвкушая головокружительный секс со своей любвеобильной подругой, сел на дно ванны. Его бравый "Змей Горыныч" уже стоял торчком, гордо неся налитую красную голову.
      Ванна быстро наполнилась почти до самых краев.
      Сержант завернул краны и включил джакузи на малый ход. Под водой забурлили воздушные потоки. Сержант блаженно откинулся на стенку и вытянул ноги. Лидка стояла над ним и улыбалась.
      - Да поставь ты этот стакан, Лидка! - приказал Сержант. - И давай ко мне!
      Ее не надо было просить дважды. Она скинула халат, под которым ничего не было. Сержант как завороженный смотрел на ее тело, которое знал уже давно наизусть. Упругая белая кожа, красивые изгибы широких бедер и тонкой, в буквальном смысле осиной, талии, полушария высоких белых грудей, туго сведенных вместе, длинная шея... Он перевел взгляд ниже и впился в треугольник черных курчавых волос в паху. Там, за этим леском, таилось ее главное сокровище манящий, горячий тайник, бездна, неиссякаемый источник сладострастия... Сержант протянул к ней руки. Лидка царственно подняла белую стройную ногу и шагнула в воду. Потом перебросила вторую ногу и села, обвив его тело руками. Он прильнул губами к ее грудям, жарко всосавшись в мягкую кожу. Потом захватил коричневый сосок и стал облизывать его кончиком языка. Он знал, что это ее сильно возбуждает. Ее руки скользнули под воду, пальцы нащупали его "Змея Горыныча" и стали проводить по его толстому стволу вверх-вниз.
      - Возьми в рот! - тихо попросил Сержант.
      - Не все сразу! - прошептала она лукаво. - Я сначала тебя помучаю.
      Лидка встала во весь рост и широко расставила ноги, так что ее промежность оказалась вблизи его губ. Он ощутил, как жесткие курчавые волосы защекотали ему кончик носа. Сержант поднял руку и погрузил пальцы в разверзшуюся горячую щель. Лидка застонала. Он притянул ее к себе. Вокруг них бурлила, клокотала прохладная водяная магма "джакузи" и возбуждала обоих еще сильнее. Женщина, закрыв глаза, нашла под водой его восставший член и опустилась на него, рукой направив себе в раскаленные страстью недра, - точно на кол села. Сержант стиснул зубы от охватившей его сладостной похоти. Лидка начала осторожно подниматься и опускаться, держась за края ванны. Сколько это продолжалось, он не помнил - может, минут пять, может, полчаса.
      - Давай, милая, еще, насядь на меня! - хрипло шептал Сержант. Выдои меня, доярушка, до капли!
      Он частенько называл ее "доярушкой" за то, что она доводила его до полного изнеможения, выжимала из него все соки - в прямом и переносном смысле. Вот и сейчас он изверг в нее струю спермы, потом еще раз и еще раз. Все тело сжала приятная, томительная, тягучая боль.
      - Ох, елки, хорошо-то как, - проскрежетал Сержант сквозь крепко сжатые зубы.
      - Как всегда? - томным шепотом спросила Лидка, прикоснувшись полными влажными губами к его уху.
      - Как никогда, доярушка, - ответил Сержант. Он потянулся к стоящему на краю ванны стакану, подцепил его двумя пальцами и, быстро поднеся ко рту, одним глотком осушил. После секса спиртное подействовало острее. Лидка осторожно приподнялась над водой и выскользнула на пол.
      - Отдыхай, труженик, - чуть насмешливо сказала она и, накинув халат на влажное тело, двинулась к двери. Выходя, она обернулась и бросила через плечо:
      - Есть будешь?
      Сержант кивнул. Оставшись один, он снова помрачнел. Вырубил джакузи и включил водный массаж. Струи воды начали медленно и нежно полоскать его тело. Он оглядел себя. Надо бы пресс подкачать - обмяк. Да и бицепсы одрябли. Что-то ты на американских сытных харчах сдавать начал, братец.
      Он полежал немного в приятной теплой воде, потом вылез, растерся махровой простыней и вышел в гостиную. Под креслом у камина он увидел ворох давно не читанных газет. Сел в кресло, взял одну наугад - оказалась русскоязычная "Панорама", которую издавал какой-то лос-анджелесский еврей-эмигрант. Он лениво пролистал первые страницы, нашел раздел новостей из России, заскользил взглядом по колонкам. Вдруг знакомое имя приковало его внимание: "Владислав Игнатов". То, что он прочитал, нимало его удивило:
      "Москва. По сообщению радиостанции "Свобода", со ссылкой на источники, близкие к МВД России, пропал известный российский бизнесмен Владислав Игнатов, арестованный в конце прошлого года в Сан-Франциско по обвинению в убийстве. Предъявленное ему тогда обвинение доказать не удалось, и Игнатов был выдворен из США в Россию. Едва прибыв в московский аэропорт "Шереметьево", Игнатов был задержан милицией, но бежал, убив двух милиционеров. Затем его след затерялся. Высказывается предположение, что Игнатов был тесно связан с криминальными кругами как в Соединенных Штатах, так и в России. Пресс-служба МВД России отказалась комментировать исчезновение Игнатова".
      Сержант так и ахнул, швырнув газету на пол. Если это не деза, если Варяга и впрямь арестовали в аэропорту и он вынужден был бежать да еще и наследить - это дурной знак. Очень дурной знак. Ясно, что в России делается что-то несусветное, коли законного вора, да что там законного - смотрящего по России - так запросто решились упечь за решетку. Выходит, у ментов насчет Варяга сложилась какая-то своя сволочная задумка. А может, не только против Варяга...
      И тут он вспомнил о странной гибели французского самолета, на котором вроде летела российская делегация в Европу. Сержант задумался о загадочном совпадении авиакатастрофы с калифорнийским делом Варяга. Вернее, с тем, что самолет взорвался в воздухе аккурат в тот самый день, когда Варяга под конвоем выпустили из тюрьмы и вывезли в Москву. Из американской тюрьмы так за здорово живешь не выпускают. Уж коли попал в нее - да еще русский с сомнительной репутацией - изволь сидеть-посиживать, пока следствие вкупе с прокурорами будет разбираться. А тут не прошло и двух недель, как господина Игнатова "за недостаточностью улик" отпустили на все четыре стороны. К тому же его освобождение совпало с еще одним странным происшествием - самоубийством окружного прокурора, который вроде как лепил Варягу дело. Вот это да! У Сержанта вдруг словно пелена с глаз упала, и он быстро связал все события последних нескольких месяцев.
      Итак, Варяга взяли по обвинению в убийстве Монтиссори. Монтиссори крупнейший мафиози на Западном побережье США. Вряд ли в ФБР так уж сильно убивались по поводу его безвременной кончины. Варягу стали шить дело явно по чьей-то наводке. Из очень высоких сфер. Хотя, спрашивается, какое дело ФБР до русского бизнесмена, у которого в Штатах вполне легальная компания, который платит налоги, тихо-мирно живет с семьей в собственном доме? Он же, в самом деле, не бензин водой разбавляет, как Лидкины одесские родственнички в Нью-Йорке. Так, ладно. Теперь его вдруг выпускают. Тоже удивительное дело - то засадили непонятно за что, то вдруг выпускают. Кончает с собой прокурор, который его, можно сказать, и засадил. Очень интересно. В тот же день, когда Варяг отправляется в Москву, потерпел катастрофу самолет, вылетевший сразу за московским рейсом. Может, хотели взорвать самолет с Варягом, да лопухнулись? Варяга - Игнатова в последний раз видели в "Шереметьево" - в газетах были фотографии, - а потом он сгинул. Как не было человека. И вот на тебе обнаружился. Двух ментов угрохал. Смех да и только! На хер Варягу лезть на ментов - мало у него верных киллеров, что ли? И тут Сержанта точно кольнуло: он ведь и сам когда-то был Варяговым стрелком...
      Сержант был так поражен прочитанным, что опять схватил "Панораму" и еще раз пробежал глазами заметку. Ой, что-то тут нечисто! Бред какой-то. Хотя... Сержант вскочил и нервно заходил по комнате. Нет, не бред.
      Даже здесь, в Лос-Анджелесе, находясь в тысячах километров от России, он внимательно следил за происходящими "там" делами. Над ним даже Лидка посмеивалась: ей этот его интерес к России был непонятен. Сама она, прибывшая шесть лет назад на Брайтон-Бич с мамой-папой-братьями-племяшами, давно уже забыла родную Одессу. И ее родственнички, оборотистые одесские умники, тоже вроде бы не особенно тосковали по родине. Сержант умом понимал, что она права: в самом деле, чего уж там - Россия далеко, он тут пустил корни, вон дом приобрел - хоть и куплен в рассрочку на двадцать лет, но все равно - своя недвижимость, тут по этому признаку людей уважают, за своих считают. Есть "риэл истейт" - значит, настоящий американец, нет - значит, пока что перекати-поле без роду без племени.
      Но душой Сержант был по-прежнему "там" - в России. Он завидовал корешам, которые запросто могли взять за тысячу баксов билет Нью-Йорк - Москва - Нью-Йорк, смотаться в белокаменную на недельку-другую, кутнуть по кабакам, благо их там, говорят, море развелось, потрахать любвеобильных московских телок, попить родную водяру, даже побалагурить с ментами - и те ведь тоже родные, не то что здешние, мать их в душу, "сфинксы". С этими не побалагуришь глаза стеклянные, рожа каменная. Чуть что - "ваши права" и - руки за спину заламывают... Сержант подошел к окну и выглянул на улицу. Да, Степан Юрьев! А тебе в Россию путь заказан - слишком много крови на тебе да соплей всяких шлейф. Менты не поймают - так братва найдет. Все припомнят тебе, Степушка.
      Сержант вздохнул. Да, вроде недавно был там, а опять тянет. Без малого год назад побывал. Со своей верной спутницей - снайперской винтовочкой. А что, неплохо бы туда снова рвануть. Заодно, может, и про Варяга что узнаю. Узнаю, что там вообще творится, что за шухер с законными учинили товарищи в лампасах... Да вот только как? По американскому паспорту въезжать никак нельзя - после его прошлогодних похождений в Питере. Наверняка засекут въезд. Можно только по красному. Придется опять новый выправлять, все старые засвечены.
      Он почувствовал возбуждение. Он и не подозревал, насколько сильно захватит его эта дикая, дурацкая, опасная затея - поездка в Россию. Москва, Санкт-Петербург и так далее, со всеми остановками. Сержант поднялся и решительно прошел в коридор к телефону. Сняв трубку, он набрал знакомый номер, по которому вот уже полгода регулярно звонил раз в неделю. На другом конце провода раздался знакомый механический голос автоответчика: "Это, к сожалению, не совсем я, но вы можете оставить свое сообщение..."
      - Малыш, а это я, Алекс! - по-английски произнес Сержант, не обращая внимания на автоответчик. - Сними трубку, надо поговорить!
      Механический голос оборвался на полуслове.
      - Привет, Алекс! Как успехи? Хотя зачем я спрашиваю - у тебя не бывает сбоев. Клиент остался доволен?
      - Клиент остался очень доволен, - глухо произнес Сержант. - Но у меня возникла непредвиденная проблема.
      - Какая? - с тревогой поинтересовался "Малыш".
      - Сегодня в новостях услышишь. К нам это не имеет отношения. Это моя проблема. Слушай, ты можешь... - Сержант запнулся, раздумывая, как бы закодировать свой вопрос, потому что он не доверял телефонам и никогда не говорил открытым текстом самые важные вещи. - Ты можешь свой подарок, который ты для меня приготовил, передать мне завтра же и не дожидаться моего дня рождения?
      На линии повисла тишина. Видно, его собеседник что-то соображал.
      - Ну, это, конечно, неожиданная просьба. Я-то рассчитывал вручить тебе подарочек как раз в памятную дату - через неделю. Ну да ладно, по старой дружбе не буду тебя долго томить. Ты, наверное, об этом давно мечтал, дружище. Уверен, тебе понравится. А почему такая спешка? Ты, никак, собрался уехать отдохнуть?
      - Догадался, Малыш, - ответил Сержант. - Хочу на недельку сгонять в... Лас-Вегас. - Это было первое, что ему пришло в голову.
      - В Лас-Вегас? Но ты же не азартный, ты же не играешь. На хрена тебе Лас-Вегас? Телок пощупать - так для этого незачем ехать в такую даль. Выходи вечерком на Голливудский бульвар - и щупай всех подряд!
      - Ну, не знаю, - Сержант решил не спорить с тем, кого он назвал "Малышом". - Я еще не решил. Может быть, в Сан-Диего. Не знаю.
      - Ладно, завтра увидимся. Захвати с собой большой мешок - подарок громоздкий!
      Повесив трубку, Сержант задумался. Так, теперь новый "серпастый и молоткастый" паспорт. Чистый. Не чеченский фальшак, а выданный честь по чести каким-нибудь воронежским УВД. Егерь должен помочь. Егерь всегда делал ему паспорта. Может, попросить его на этот раз выправить на какого-нибудь Михаила Самуиловича Кацнельсона... Хотя нет, рожа не та: русак типичный. Сержант усмехнулся.
      Он прошел в кухню. Лидка стояла у плиты и что-то жарила. Наверное, вырезку с грибами, как всегда. Она не обернулась. Заметив, что круглые часы на стене показывают ровно восемь. Сержант включил радиоприемник. Передавали новости. "Сегодня в ресторане в Санта-Барбаре около часу дня убит некий Питер Смайли, коммивояжер из Филадельфии. По словам местной полиции, выстрел был произведен из армейской винтовки с крыши соседнего десятиэтажного здания. Очевидно, стрелял снайпер-профессионал. На крыше также найден труп одиннадцатилетнего Виктора Волкова, единственного сына недавних эмигрантов из России, проживавших в том же доме. Мальчик был убит наповал выстрелом из револьвера 38-го калибра. Вероятно, он оказался случайным свидетелем убийства Питера Смайли. Скорее всего, в него стрелял напарник снайпера. Никаких иных следов на месте преступления полиция не обнаружила".
      Лидка резко выключила радио и всплеснула руками.
      - Ну какие же гады, какие гады паршивые! За что нашего мальчишку русского убили? Представляешь, сами, сволочи американские, свои грязные делишки обделывают, друг дружку подкарауливают, подстреливают. Ну и черт ними. Но детишек-то за что? Да еще нашего... Каково его матери, а! Ух, нашла бы этого гада - зенки бы ему выцарапала... - Она с удивлением посмотрела на него. - Что с тобой, Лешечка?
      - А что? - пробурчал он.
      - Глаза какие-то...
      - Какие?
      - Как у загнанного зверя... - Сержант сглотнул слюну.
      - Да ну тебя...
      Больше не сказав ни слова, Сержант вышел в коридор и посмотрел в настенное зеркало. Долго изучал свои глаза. Ему вспомнился хохол-таксист, сказавший обидные слова про "виноватый взгляд". Сержант мотнул головой. Врешь, хохол, никакой не виноватый взгляд. Взгляд загнанного зверя. В этом все и дело...
      Засиделся ты в Штатах, Сержант, на грязной работе. И пришла пора действовать!
      ГЛАВА 9
      Охранник грубо, с силой толкнул Светлану в спину, так что она, влетев в комнату, чуть не упала. Громко лязгнул задвигаемый засов.
      - И чтоб сидела тихо, тварь! - рявкнул из-за двери раздраженный голос охранника. - Теперь в сортир пойдешь только вечером, поняла? И не зови больше! Достала!
      Она уже привыкла к подобной грубости и не испытывала, как раньше, острого чувства унижения. Единственное, что постоянно мучило ее в эти последние дни, опасение за Олежку. После неудавшегося побега у нее отняли без всяких разговоров сына, перевели в отдельную комнату, и она постоянно терзалась страхом за него...
      Светлана часто возвращалась мыслями в тот черный для нее день прошлого месяца. Боже мой, думала она, как же глупо все тогда получилось. Какая же я была дура! Ведь спасение было так близко! По собственной глупости все испортила!
      Еще с зимы Светлана вынашивала мысль о побеге. Хотя и понимала, что в таких условиях побег - чистой воды безумие. Дверь в их комнате была дубовая, с прочным засовом снаружи. Когда ее выводили в туалет, она всегда внимательно украдкой осматривала засов - мощный стальной рельс! Единственное окно снаружи закрывалось массивными ставнями, а изнутри прочной стальной решеткой. Отсюда просто так не убежишь. Вырваться можно разве что хитростью. И она в конце концов придумала как.
      ...В то утро с дачи неожиданно сняли охрану. Вернее, сняли двоих парней и оставили одного. Опять приехал тот, со шрамом во все лицо. Она его рассмотрела сквозь щель в ставне. Он походил по двору, даже в дом не зашел, потом переговорил с охранниками, забрал с собой двоих, сел и уехал. В доме остался один Павел: она поняла это по его характерным мягким, как у кошки, шагам.
      За долгие недели сидения под арестом Светлана до мелочей изучила повадки всех, кто находился на территории огромной загородной дачи, и прежде всего охраны. Батон - этот всегда гулко топал, громко разговаривал, шепелявил. Второй, Родик, каждое утро занимался на улице зарядкой, кажется, поднимал какие-то тяжести, потом обливался холодной водой из шланга. А третий, Павел, был из всех, похоже, самый приличный. Она даже иногда через дверь заводила с ним беседы - беседы ни о чем. Ей просто хотелось поговорить хоть с кем-то. Не все же общаться с пятилетним сынишкой. От нехватки общения можно было сойти с ума... Ей как раз и требовалось, чтобы в доме остался один Павел. Этого увальня она смогла бы провести.
      В тот день все случилось именно так, как она хотела. Черный "джип" увез двоих охранников. Остался Павел. Через час она постучала в дверь и сказала, что сын захотел в туалет. Павел открыл замок и отодвинул засов. Когда он вошел в комнату, Светлана выскочила из-за двери и изо всех сил ударила его по голове деревянным мольбертом. Парень от неожиданности закрыл лицо руками, и тут она нанесла ему второй удар - по затылку. Павел упал без сознания.
      Светлана схватила сына за руку. У мальчика от ужаса были широко раскрыты глаза, но он молчал, заранее предупрежденный матерью. Они побежали по коридору мимо двери в туалет на веранду. Там она осмотрелась - никого. Правда, во дворе находилась здоровенная овчарка, но собака уже привыкла к постояльцам и давно их не облаивала... Светлана несколько раз, под охраной, гуляла по двору и надеялась, что собака признает ее и Олежку... Сейчас овчарка мирно лежала у будки. При виде женщины и мальчика она лишь подняла голову. Делая вид, что не обращает никакого внимания на сторожевого пса, стараясь вести себя естественно, без суеты, чтобы, не дай Бог, не передать собаке своего нервного возбуждения, Светлана двинулась к воротам.
      Теперь ей надо преодолеть всего лишь тридцать метров. Там за спасительной калиткой, которую она тщательно осматривала во время последней прогулки, за забором в лесу шла грунтовая, хорошо укатанная дорога. Судя по тому, что по этой дороге сюда приезжали люди на дорогих машинах, дорога вела на автостраду, возможно, где-то совсем рядом находился хоть какой-то населенный пункт. Только бы добраться до этого населенного пункта...
      Она замерла на мгновение. Все тихо. С бешено бьющимся сердцем, заставляя себя идти как можно медленнее, Светлана прошла через двор к закрытым воротам.
      Оказавшись у калитки, она также с преувеличенным спокойствием, не глядя на оставшуюся за спиной собаку, отодвинула щеколду и тихонько толкнула калитку. Калитка мягко поддалась. Светлана крепко сжала руку сына и выскользнула наружу. Закрыв за собой калитку, она просунула руку сквозь тонкие планки, исхитрилась закрыть щеколду изнутри, и беглецы скрылись в лесу. Там, подхватив сына на руки, она побежала по густой мокрой траве. Сквозь листву деревьев слева виднелась грунтовая дорога, которая была пока ее единственным ориентиром.
      Сердце колотилось так, что едва не вырывалось из груди. Ей не верилось, что они свободны. Хотя нет - какое там свободны, пропасть неизвестности. Сколько им предстоит еще пройти по лесному бездорожью, по оврагам и болотам, она даже представить себе не могла.
      Светлана бежала, стараясь не упускать из виду дорогу. Она несла сына на закорках, потому что он быстро устал и захныкал. Через полчаса справа вдалеке послышался перестук колес поезда. Железная дорога. Местонахождение дачи ей было неизвестно, но она понимала, что это где-то под Петербургом. Вот только в какой стороне? Если они доберутся до железной дороги, можно по путям дойти до станции, сесть на электричку - а там...