Я – вор в законе - Бриллиантовый крест медвежатника

      Здесь царствовали кулак и дубинка, ибо надзиратели были свирепее цепных псов и относились к заключенным как к бессловесному скоту. Словом, Ярославская крытка вполне оправдывала свое второе, бытующее у зэков, неофициальное название — «Коровники».
      На второй или третий день по прибытии в «Коровники» Стояна, как арестанта, склонного к побегу, заковали в цепи и бросили в крохотную одиночку с оконцем, едва не упирающимся в закопченную стену другого тюремного корпуса. Железный стол, железный стул на шарнирах поднимались и опускались, как боковые места третьего класса в поездах, а вместо иконы стояла и отчаянно воняла в «красном» углу параша.
      — Сидеть днем не положено, — слышал всякий раз Стоян при попытке присесть на стул.
      — От окна отойдь! — раздавался стук в дверь камеры и грубый окрик, когда он подходил к окну. А когда он начинал ходить по камере, надзиратель орал за дверью:
      — Немедля прекратить греметь кандалами!
      Оставалось одно — стоять, да так, чтобы не загораживать собой волчок: круглое оконце в двери камеры, в которое почти неотрывно пялился надзиратель.
      Осенью состоялся суд. Стояну припомнили его ярославский должок, сделанный им в апреле 1904 года: кражу нескольких драгоценных риз из городского Спасо-Преображенского монастыря и ограбление бакалейной лавки с двумя убийствами — хозяина лавки и его сына. И хотя защитник Стояна камня на камне не оставил от второго обвинения, суд признал Стояна виновным в обоих деяниях, и к тринадцати годам каторги накинули еще двенадцать. Ушлые ребята — господа газетные репортеры — провели собственное расследование и выяснили, что Стоян к ограблению лавки и двойному убийству не причастен, однако Варфоломею все же светил уже официально четвертак.
      Что делать с таким сроком? Конечно, бежать. И Стоян стал готовить побег. Целый год он налаживал связи с волей, обрабатывал надзирателей, составил детальную схему Ярославской тюрьмы и выучил ее наизусть так, что мог с закрытыми глазами пройти подвалами, коллекторами и прочими коммуникационными тропами от самого дальнего корпуса крытки до ее центральных ворот. Он добыл фонарь, веревки, спички, крюки, нож и даже допотопный шестизарядный «лефоше» и уже наметил день побега, но тут один ссучившийся вор донес на него начальнику тюрьмы. Вора этого вскорости удавили полотенцем, но столь тщательно готовившийся побег, обещавший быть удачным, был сорван…

* * *

      Чтение прервал негромкий стук в дверь. Савелий отложил вырезки и прошел к двери:
      — Кто?
      — Я, — ответил Мамай.
      Родионов открыл дверь:
      — Проходи.
      — Не, — ответил старый слуга. — Шибка поздыно уже. Тебе надэ сыпать, жене тывоей надэ сыпать, мине надэ сыпать. На вот, вазмы.
      И он протянул Савелию серьги.
      — Значит, все-таки отдал?
      — Попыробовал бы он нэ отыдать, — серьезно сказал Мамай.
      — Да, я понимаю, — глянув с улыбкой на Мамая, кивнул Савелий. — Спасибо тебе.
      — Не былагодари, хузяин, я кы тибе Парамоном Мироныщем пыриставлен, сарство ему небесное, а его слово дыля миня — закун. Иво не сытало, теперь тывое слово дыля миня закун. Не за щто былагодарить.
      — Все равно спасибо, — повторил Савелий. — Ладно, иди спать.
      Когда Мамай ушел, Родионов присел на кровать. Рядом мерно дышала Лиза, и ее порозовевшие во сне щечки просто напрашивались на поцелуй. Не удержавшись, Савелий нагнулся и нежно коснулся губами ее щеки. Потом другой. Лизавета приоткрыла глаза и улыбнулась.
      — Что, уже утро? — сонно спросила она.
      — Нет, — ответил Савелий. — Спи.
      — А ты? — протянула она к нему руки.
      — Я тоже буду спать, — улыбнулся Савелий.
      Ее руки обвили его шею, и она прошептала:
      — Иди ко мне.
      Савелий разделся и юркнул под одеяло. Лизавета, повернувшись к нему, прижалась всем телом и стала покрывать его лицо поцелуями. Ее рука скользнула по его плечам и принялась нежно поглаживать спину. Потом ласковые пальчики, миновав бедро, перебрались к животу и коснулись его восставшей плоти. Стало жарко. Савелий сбросил одеяло на пол, чуть спустился и стал целовать грудь Лизаветы, слегка покусывая вишенки ее сосков. Его ладонь, проделав путь от ее коленки до сводящей с ума складочки меж ног и животом, коснулась шелковых завитушек волос и последовала дальше. Пропуская ее, Лизавета согнула ногу в колене, и Савелия бросило в жар. Он рывком повернул женщину на спину и вошел в нее. Лизавета застонала и прикрыла глаза…
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.