— Меня вполне устраивает мое тело, — заявил юноша. — На земле уютней, чем на небесах.
      — Детский лепет примитивного неандертальца. — Криво ухмыльнулся демон. — Переход в энергетическое состояние дает индивидууму такую власть над материальным миром, коей позавидовал бы самый крутой из колдунов, обитавших когда-либо под небом этого мира. Твоему учителю Моргелану вместо того, чтобы плутать в трех соснах в поисках вечной молодости стоило бы заняться тренировкой собственного духа, глядишь, годков через двести или триста ему бы повезло освободиться от бренной оболочки и встать в один ряд с прочими высшими существами…
      Вскоре утомленного юношу начала разбирать зевота. Он уже не так внимательно прислушивался к рассуждениям хитроумного демона о преимуществах энергетической формы бытия над обыкновенной телесной. Он начал откровенно клевать носом и в полном соответствии с народной приметой о том, что со сном также бесполезно бороться, как и с голодом, пожелав другу спокойной вахты, без каких-либо угрызений совести удалился на покой. Справедливости ради нужно отметить, что в самом начале знакомства с демоном юношу приводил в смущение тот факт, что его инфернальному другу предстоит провести всю ночь в одиночестве и без сна, но со временем он попривык и стал относиться к ночным бдениям Шмультика с пониманием и одобрением…
      Едва усталое тело приняло горизонтальное положение, сознание Гвенлина отделилось от материальной оболочки и со скоростью мысли устремилось в необозримые дали, о которых совсем недавно так увлекательно рассказывал Шмультик.
      Маленький комок чистой энергии, мчался в темно-фиолетовом эфирном мареве. Мимо проплывали добродушно улыбающиеся планеты, в опасной близости пролетали косматые кометы, комариным роем мельтешили вокруг назойливые метеориты. Подлетев поближе к темной небесной тверди, Гвен разглядел разгуливающих по ее поверхности вниз головой каких-то маленьких человечков. В правой руке каждый малыш держал светящийся шар величиной со средних размеров арбуз, а в левой — небольшую бархатную тряпочку, которой самозабвенно натирал свое сокровище.
      "Так вот почему звезды мерцают в ночи, — подумал Гвен. — Оказывается, каждый человечек стремится сделать так, чтобы именно его звезда была самой чистой и светлой. Как же этим забавным уродцам удается удерживаться на поверхности небосвода и не свалиться на землю?"
      Юноша посмотрел вниз на свой родной мир и вместо привычной плоской поверхности увидел сверкающий, будто драгоценное украшение, огромный шар, расчерченный сеткой координатных линий, в точности похожий на глобус, виденный им в пещере горного отшельника.
      Внезапно что-то изменилось, эфир вокруг звездного странника неприятно завибрировал, отзываясь легкой щекоткой во всем виртуальном теле. С каждым мгновением вибрация продолжала усиливаться, грозя развеять его духовную сущность, и вызывала уже не безобидное ощущение щекотки, а острую невыносимую боль. Юношу подхватила чья-то незримая рука и со всего размаха метнула прямиком в парящий в волнах эфирного тумана «глобус». Из-за невообразимой скорости у Гвенлина перехватило дух. Ему показалось, что совсем скоро он врежется в земную твердь и разлетится как зеркало на миллионы осколков. От страха, или по какой другой причине молодой человек начал терять сознание. Совсем скоро сверкающий и переливающийся мириадами ограненных бриллиантов мир космоса померк перед глазами юноши…
      — А, вот ты где, бездельник! Стоило мне только оставить тебя одного, как ты тут же связываешься с подозрительными личностями и встреваешь в сомнительные предприятия. Почему бросил своего мертвого учителя на произвол судьбы? Почему не дождался гильдейского дознавателя? — В голове юноши громом прогремел такой родной, такой до боли знакомый голос его мертвого наставника.
      Гвену стало понятно, что он вновь вернулся в свое привычное тело и теперь стоит рядом с Моргеланом на лесной поляне у входа в жилище своего внезапно ожившего учителя. Вечерело, солнце стремительно несется к горизонту, и в его закатных лучах благородные седины старца кажутся облитыми кровью. Не успев толком испугаться, он вспомнил, что перед ним обыкновенный безобидный мертвец и немного осмелел.
      — Размечтался, старый пень! Может быть, мне самому влезть в петлю или утопиться?
      — Самоубийство — тяжкий грех! — Погрозил пальцем старый колдун.
      Сразу же после этих слов где-то в районе желудка юноши зародилась тупая боль и, полоснув ножом по солнечному сплетению, устремилась вверх в направлении гортани. В мгновение ока эта жуткая боль сделала молодого человека неспособным оказать сопротивление даже малому ребенку. Потеряв равновесие, Гвенлин грохнулся на землю. Некоторое время из-за невыносимой боли он катался по траве, но, в конце концов, затих, свернувшись калачиком.
      — Что вы со мной делаете? — У бедняги только и хватило сил, чтобы задать вопрос чародею, поскольку он сразу же догадался о причине своего внезапного недомогания.
      — Это тебе небольшое наказание за неучтивость, проявленную в отношении своего бывшего учителя, который кормил, поил, обувал и одевал одного бездельника, а тот в качестве благодарности отправил своего благодетеля на тот свет.
      — Ага, а сколько раз вы меня ни за что ни про что толстенным дрыном охаживали? К тому же, одежду и еду я с лихвой отрабатывал, а на тот свет вы попали благодаря собственной глупости и самонадеянности…
      Острая боль отступила так же внезапно, как и накатилась. Гвенлин с удовольствием вытянулся на травке и, отдышавшись, присел. Затем он посмотрел в неожиданно смягчившееся лицо своего бывшего учителя. Таким старого Моргелана он отродясь не видывал: добрым, улыбающимся, открытым.
      — Знаю, мальчик, по причине моей глупости едва не произошла непоправимая ошибка. Я очень благодарен тебе за то что, подменив ненароком ингредиенты, ты отвел неминуемую беду от жителей соседнего городка и тем самым спас мою душу. А бессмертие и вечная молодость — плевать на них. Пока существует цепь перерождений в какой-нибудь последующей жизни всегда можно наверстать упущенное. К сожалению не я выдумал закон о неотвратимости возмездия для всякого, посягнувшего на жизнь мага Гильдии и не мне его отменять. Я также не имею никакого морального права осуждать тебя за то, что ты связался с этим сомнительным типом из Преисподней, поскольку сам призвал его в наш мир…
      Гвен, вылупив глаза, смотрел на своего бывшего учителя и не верил собственным ушам. Чтобы этот самовлюбленный индюк с безразмерным чувством собственного превосходства откровенно признался в своей глупости, такого он даже в самом радужном сне не мог себе представить. В ожидании карающего небесного огня молодой человек вдавил голову в плечи и зажмурился от страха. Однако пронесло — ни самого святотатца, ни невольного свидетеля его крамольных речей Небеса наказывать, вроде бы, не собирались.
      — Гвен, ты наверняка очень удивлен, даже озадачен моим визитом. — Продолжал старик. — Видишь ли, сегодня ночью истекает срок пребывания моей души в телесной оболочке мага Моргелана. Завтра она взлетит к дневному светилу и, пройдя очистительное горнило небесного огня, вернется обратно в наш мир, чтобы возродиться в другом теле. К великому моему сожалению, все накопленные за долгие годы упорного труда знания при этом будут потеряны безвозвратно. Так вот, пока я не совсем покинул этот мир в моих силах передать какому-либо индивидууму часть своей мудрости. Мой выбор пал на тебя, несмотря на то, что по своей натуре ты полный бездарь и к тому же безнадежный лентяй, предпочитающий день и ночь напролет махать мечом и щитом, вместо того, чтобы сунуть нос в умную книгу и почерпнуть из нее крупицу божественного откровения. Будь у меня другой ученик, я, конечно, все передал бы ему, но, как говорят умные люди: "На безрыбье и рак — рыба". Вряд ли, из тебя со временем получится что-нибудь стоящее, но мне ничего другого не остается как…
      Гвенлину надоело выслушивать оскорбительные разглагольствования выжившего из ума старикана, и он, напрочь забыв о реальной перспективе получить еще один весьма болезненный урок вежливости, грубо оборвал нудную проповедь:
      — Подавитесь вы своими тайными знаниями, старый пердун! Не нужно мне от вас ничего, только катитесь побыстрее в это самое очистительное горнило, и чтобы ваша тощая задница больше никогда не мелькала перед моими глазами!
      От подобных выражений старый уважаемый человек удивленно разинул рот, да так и остался стоять с отвисшей челюстью. Не то чтобы Моргелан никогда не слышал ничего подобного, совсем наоборот, мастер магии сам любил блеснуть более изощренным и витиеватым "красным словцом" в адрес любого непонравившегося ему индивидуума. Однако грозный чародей никак не ожидал, что кто-либо когда-нибудь рискнет применить по отношении к его уважаемой персоналии те самые словеса, которыми он привык щедро отсыпать в адрес других.
      — Что?… Немедленно повтори, что сейчас произнес твой поганый рот!
      — А то и произнес: подавись и сдохни, жаба! Не желаю принимать от тебя никаких подарков! Для того чтобы предлагать что-то порядочным людям, научись сначала разговаривать с ними по-человечески.
      — Значит, ты отказываешься?! - Сверкая глазами, грозно прошипел колдун.
      — Катись колбаской по Малой Спасской! — Гвен весьма удачно припомнил одно из крылатых выражений своего инфернального друга и незамедлительно пустил его в ход.
      — Ах, так! — Моргелана аж всего затрясло от гнева. — В таком случае желаю вам удачи, молодой человек, и разрешите откланяться.
      С этими словами колдун топнул ногой о землю. Его фигура начала терять очертания, и как только она полностью растворилась в воздухе, Гвенлин проснулся.
      Факт своего внезапного пробуждения юноша осознал не сразу — погружение в иллюзорное состояние сна было настолько глубоким, что он еще некоторое время недоуменно крутил головой из стороны в сторону, пытаясь понять, куда это на сей раз занесла его нелегкая. Увидев спину сидящего у костра Шмультика, Гвен потихоньку начал приходить в себя. "Выходит, это был всего лишь сон", — подумал с облегчением. Затем поднес к глазам сжатую в кулак ладонь правой руки и обнаружил в ней небольшой кусочек пергамента. Юноша готов был поклясться в том, что этому лоскутку выделанной специальным образом телячьей кожи просто неоткуда было взяться, если только он не валялся в пещере до прихода путников и Гвенлин во сне случайно не подобрал его.
      Несмотря на то, что юноша находился от костра на почтительном расстоянии, в его неверных отсветах он сумел заметить, что на листочке было что-то нацарапано. Вот теперь последние остатки сна окончательно улетучились из его головы. Он резко вскочил на ноги и, подойдя к костру, приземлился рядом с сидящим на бревне Шмультиком.
      — Не спится? — вежливо поинтересовался демон.
      Гвенлин нетерпеливо махнул рукой, мол, не до сантиментов, развернул пергамент к свету. Молодому человеку хватило всего лишь одного взгляда, чтобы понять, от кого это послание и для кого предназначено. Оно гласило:
      "Дорогой Гвени, хоть ты и отказался от моего подарка, помни — твой учитель совсем не обижается на своего непутевого ученика и от всего сердца желает тебе удачи. Беру также назад свои слова относительно твоего инфернального приятеля. Ши-Муль-Алан-д-Тик вполне приличный демон, лет триста назад мне посчастливилось познакомиться с его батюшкой Бе-Гайль-Алан-д-Тиком, так что при первой возможности пусть передаст ему привет от почившего с миром закадычного друга и собутыльника. Прощайте и не поминайте старого чародея лихом. Ваш Моргелан".
      — Ну-ка колись, дружок, от какого это ты подарка успел отказаться пока дрыхнул без задних ног?
      Хоть Гвен и не был расположен, обсуждать тему ночного видения, но упорство и настойчивость демона сделали свое дело. Бывшему ученику чародея пришлось сдаться, и он с простодушной чистосердечностью поведал товарищу все о своей ночной встрече с покойным учителем. Из-за царившего в пещере полумрака в обманчивых отблесках костра он не мог правильно оценить реакцию Шмультика на свой рассказ. Если бы молодой человек мог бы это сделать, он десять раз подумал, стоит ему выкладывать все подробности этой встречи или попытаться кое-что утаить. Будь Гвенлин хоть чуточку внимательнее, он наверняка обратил бы внимание на то, как напрягаются желваки на лице компаньона, как белеют костяшки крепко сжатых в кулаки пальцев и, наконец, как недобро щурятся его разноцветные глаза. На свое счастье или беду (понимай, как хочешь) юноша был настолько увлечен, что ничего этого не заметил.
      Все-таки нужно отдать должное выдержке демона — Шмультик ни словом, ни жестом не выдал своего отношения к рассказу товарища до тех пор, пока тот не закончил говорить. Однако после того как Гвенлин закрыл рот, над его головой разразилась самая настоящая буря, да что там буря: тропический ураган, серия разрушительнейших торнадо, двенадцатибальный шторм — все это лишь жалкие эпитеты, очень отдаленно отражающие суть того, что на самом деле произошло под сводами горной пещеры.
      В полном соответствии с законами жанра буря началась с легкого ветерка и туманной дымки над горизонтом — то есть с, казалось бы, невинного риторического вопроса демона:
      — Так ты, значица, добровольно отказался от инициации?
      — А что мне оставалось делать, если этот козел оскорбил меня до самой глубины моей души? — Вопросом на вопрос ответил Гвен.
      — Понятно, значица, душа у нас тонкая трепетная не выносит, когда к ней прикасаются грязными лапами, да еще с нестриженными когтями. Сочувствую своему корешу и горжусь им от всего сердца.
      Не чувствуя подвоха, Гвен расплылся в широкой улыбке, мол, знай наших, мы еще и не на такое способны.
      — Может быть, мне заказать орифламму в ближайшей златошвейной мастерской с твоим портретом, — продолжал куражиться Шмультик, — и ходить по дорогам, прославляя бессеребренника Гвена…
      Лицо юноши еще шире расплылось в елейной улыбочке.
      — … добровольно сунувшего голову в петлю, — закончил демон.
      Молодой человек не сразу осознал тот факт, что его вовсе не собираются хвалить, а совсем наоборот. Его круглая физиономия все еще продолжала улыбаться, хотя в потускневших глазах уже не было той прежней искрометной радости.
      — Но, Шмуль, я не мог поступить иначе. Представь, какой-нибудь молодой человек идет на свидание с девушкой и несет ей пышный букет роз, а девица то ли забыла о назначенной ею самой встрече, то ли пошла с другим. Озлобленный поступком коварной вертихвостки горе-любовник вручает букет самой страшненькой из окрестных девах, не забыв при этом отпустить комплимент в адрес ее рябой и дряблой кожи, непомерно длинного носа, а также костяной ноги…
      — Ой, ой, ой… какие мы нежные! Нас обозвали бездарем и лентяем, а мы на это шибко-шибко осерчали. Знаешь, кто ты после этого?
      — Ну и кто же? — машинально спросил Гвенлин.
      — Нет, ты не немец и не китаец. Ты даже не русский — у этих при всей их безалаберности хотя бы безупречный нюх на халяву и феноменальная способность этой халявой воспользоваться. Ты реликтовый мамонт, чудом уцелевший на просторах заполярной тундры, а имя тебе Лох-Несское чудовище. Это же каким лохом нужно быть, чтобы отказаться от халявной инициации в маги? — Шмультик резко вскочил с бревна, сорвал с головы кепку и, бросив ни в чем не повинный головной убор на каменный пол пещеры, с остервенением принялся топтать его ногами, громко выкрикивая при этом: — Дурак безмозглый! Лошара дубинноголовая! Простофиля базарный!…
      Вспышка гнева инфернального существа длилась не меньше десяти минут. Каких только чудных эпитетов и забавных иногда трудновообразимых сравнений не обрушилось на голову обескураженного и раздавленного юноши.
      И все-таки после всякого ненастья, пусть не сразу, но постепенно пролившиеся дождем облака рассеиваются, ветер затихает и на небе появляется ласковое солнышко. Отведя душу, демон подобрал кепон и нахлобучил его обратно на свою голову, затем вернулся к костру и, присев рядом с потерявшим дар речи Гвенлином, тихо спросил:
      — Ты хотя бы осознаешь, какое счастье упустил?
      — Подумаешь, не стал магом. Ну и что?
      Демон сочувственно посмотрел на приятеля. Ему стало абсолютно ясно, что с глупостью и не просто глупостью, а глупостью, возведенной в квадрат или в более высокую степень, потрясанием воздуха посредством насилия над голосовыми связками бороться попросту бесполезно.
      — Ты не просто не стал магом, ты упустил свою СИНЮЮ ПТИЦУ. Поясняю для особо одаренных: во-первых, приняв инициацию из рук убиенного тобой учителя, ты мгновенно получил бы отпущение всех своих грехов и полную реабилитацию в глазах Гильдии, во-вторых, тебе не пришлось бы ограничивать свой матримониальный потенциал лишь узким кругом особ королевских кровей и, в-третьих, ты не подумал о своем кореше — Ши-Муль-Алан-д-Тике и его изнывающих от горя и тоски папочке и мамочке. И чего тебе стоило пропустить слова старого маразматика мимо ушей. Ну пожурил слегка, ну побрюзжал малость, зачем из-за пустяка хай поднимать и сразу: "Подавитесь, уважаемый учитель, своим подарком, нам его даром не надо, мы и сами с усами!" А многие, скажу тебе с полной ответственностью как более опытный товарищ, ради того, чтобы получить подобный подарок с удовольствием чмокнули старого Моргелана в одно расчудесное место, находящееся чуть ниже спины, и утверждали бы, что получают при этом неописуемое эстетическое наслаждение.
      — Извини, Шмуль, это дело принципа, — Гвен попытался поднять голос в свою защиту, но как-то слабо и неуверенно.
      — Ладно. — Махнул рукой демон. — Проехали, чего теперь воду в ступе толочь, коль такой шанс упустили. Иди, поспи еще пару часиков, а я тем временем сварганю чего-нибудь на завтрак.
      Гвен отметил тот факт, что своим «упустили» компаньон как бы снимает с него часть груза ответственности за бездарно упущенный шанс стать магом и тем самым перекладывает на свои хрупкие плечи. За это он был ему несказанно благодарен. Однако наш герой, воспитанный в суровой обстановке холостяцкого жилища, не был приучен к открытому выражению сентиментальных чувств, он лишь пробормотал себе под нос что-то неразборчивое и поспешил последовать совету товарища.

Глава 15