— Не совсем так. Скорее, подкарауливаю тех, кто с него сам сошел, и возвращаться ни в какую не хочет. Работы, доложу я тебе, невпроворот!
— Послушай, а как же договор, о котором мне рассказывали? Ну, что темные и светлые силы не воюют друг против друга, потому что люди и так себе много вреда наносят…
— Ты не путай меня! Войны, конечно, нет, но это не значит, что темное ведомство, образно говоря, копыта откинуло и крыльями машет! Ничего подобного. Просто идет честный дележ — красные яблоки вам, зеленые — нам…
— А если, например, зеленое с красным бочком?
— Ну, тут уж так: кто перетянет, тот и съест! Вот я как раз и приглядел себе недавно одно яблоко — зеленое-презеленое. А если откровенно — даже и не зеленое, а гнилое насквозь. Журналиста Алисова знаешь?
Я замотала головой.
— Что, никогда его передачку «Желтый лист» не смотрела? Ты совсем от жизни отстала, как я посмотрю.
— Подожди-ка, — сказала я, внезапно вспоминая. — Это противный такой, гнусавый? С накрашенными глазами?
— Да нет, — Тигра махнул рукой. — Это Ястребов, он иногда ведет передачу, когда сам Алисов почему-либо не может — ну там, нос в драке сломали или еще чего… Ага, значит, о «Желтом листе» ты все-таки понятие имеешь. Это хорошо… Так вот Ястребов — мелочь пустоголовая. Зато Алисов — да… Передачку затеял — гаже не придумаешь. То расскажет, как стриптизершу в клубе жена посетителя из ревности за грудь укусила, то еще что-нибудь такое же разумное, доброе и вечное. А народ смотрит да радуется. Словом — наш человек, безо всякого сомнения. А с такими людьми наш брат, нечистый, как поступает? Начинает его водить, пугать, путать, с толку сбивать… И когда он совсем голову потеряет и не будет знать, куда бежать, тут появляюсь я и предлагаю свои услуги. Деваться ему некуда, он предложение принимает. И вот он уже мой до гробовой доски. И после — тоже. И вот…
— Слушай, — перебила его я. — А я вот вдруг подумала: может, ты и меня собираешься это… как его…
— Дура! — строго сказал Тигра. — Мне что, заняться больше нечем? Ты ведь мало того, что по тому самому, как ты его называешь, истинному пути идешь, так ведь еще под такой охраной, что к тебе ни с какого боку не подступиться, даже если бы мне этого и захотелось. В смысле — подступиться. А мне к тому же не особо и хочется!
— По истинному пути, говоришь?.. — с сомнением протянула я.
— Ну, если тебя болтает немного из стороны в сторону, то это не смертельно. Путь-то широкий… Эй, ты меня слушать собираешься или нет?!
— Я вся внимание! — заверила его я.
— Короче, для начала я ему несколько мелких пакостей сделал, а потом решил, потехи ради, стравить его с художником Хромовым и посмотреть, что получится. Ну, про Хромова-то ты должна знать, раз вы его дело расследуете. И передачу ты, как я понял, уже смотрела.
— Откуда ты знаешь? — изумилась я.
— Служба информации у нас поставлена неплохо, — скромно улыбнулся Тигра. — Но несмотря на это, я и понятия не имел, что кому-то вздумается высосать из Хромова кровь прямо перед визитом моего подопечного.
— Тебе известно что-нибудь про Хромова?
— Немного, но того, что знаю, мне вполне достаточно. Ты картины его видела? — Тигра ухмыльнулся. — Наш он, наш, от макушки до кончиков пальцев на ногах, в этом нет никаких сомнений.
— А мне всегда казалось, что искусство находится по ту сторону добра и зла, — заметила я.
— Ох, вот этого только не надо… — поморщился Тигра. — Одно дело — что показывать, тут я с тобой согласен. И совсем другое — как показывать и для чего.
Я посмотрела на Тигру с сомнением. Его искусствоведческие выкладки доверия у меня не вызывали, однако вступать в дискуссию на такую животрепещущую тему, как борьба добра и зла за души деятелей отечественной культуры, желания у меня не было. Тем более что, как уже было сказано выше, творчество Хромова не вызывало у меня ничего, кроме отвращения.
— Так вот, о чем я тебе сказать-то хотел… — продолжал Тигра, убедившись в том, что я не собираюсь с ним спорить, и, кажется, немного разочарованный этим. — Алисов после того, как у Хромова в гостях побывал, пропал, как сквозь землю провалился. Даже, как ты заметила, передачу сам вести не стал, перестраховщик. Ну, из-под земли доставать кого надо я умею неплохо — положение обязывает, сама понимаешь. И, как мне кажется, когда я нашу репку на поверхность вытяну, кому-нибудь из твоей конторы будет интересно с данным овощем побеседовать. Так вот, вы определитесь, кто из вас этим займется, а я тогда тебе позвоню, как только все выясню… У тебя мобильник есть?
Первой моей мыслью было сказать Тигре, что я в агентстве больше не работаю, так что пусть он связывается с Себастьяном и договаривается обо всем с ним. А я предпочитаю оставаться в стороне и не терзать себе сердце — никакой, даже самый большой оклад не стоит моих страданий. Но первая мысль мелькнула и ушла, а на смену ей появилась вторая. И вторая гласила: с какой стати я буду сидеть в сторонке и переживать? Работа — лучшее лекарство от сердечных мучений. А потом появилась и третья мысль, не мне принадлежащая и довольно банальная, но при всем том довольно мудрая. А именно: поживем — увидим. Пусть все идет, как идет. Проблемы следует решать по мере их поступления, надо только стараться не создавать новых, не разобравшись со старыми.
— О чем задумалась? — нетерпеливо спросил Тигра, держа ручку на изготовку. — Я весь внимание. Диктуй!
Не выходя из задумчивости, я продиктовала Тигре одиннадцатизначный номер, пытаясь вспомнить, куда запихнула сам телефон и когда я в последний раз его заряжала. Как было уже сказано, специфика работы с ангелами заключается в том, что скрыться от их недреманного ока почти невозможно, так что мобильный телефон, несмотря на всю приносимую им пользу и удобство, становится вещью не очень нужной — если, конечно, нет необходимости самой названивать всем кому не лень. У меня такой необходимости давно уже не было, потому что не было ни малейшего желания симулировать бешеную деловую активность.
— Но лучше ты мне домой звони, — сказала я, пока Тигра прятал в карман записную книжку. — Так меня вернее найдешь.
Тигра осуждающе произнес, посмотрев на меня чуть внимательнее:
— Не нравится мне все это. Ты что, сидишь в четырех стенах, как приклеенная? И вид у тебя какой-то унылый, будто ты лягушку проглотила.
— Не лягушку, — мрачно ответила я.
— А что же? — живо заинтересовался Тигра.
— Жабу, — чистосердечно призналась я.
На этом торжественная часть нашей встречи закончилась и началась неофициальная. К сожалению для одной из сторон, вторая часть оказалась значительно короче первой.
— А может быть, — сладко промурлыкал Тигра, прикрыв фиалковые глаза золотистыми ресницами, — ты пригласишь меня в гости? Я что-то так устал, ужасно…
Тяжелый вздох сам собой сорвался с моих губ. И утренняя сцена во всех ее душераздирающих подробностях внезапно припомнилась, и горечь, шоколадная горечь, поднялась густой волной со дна души — словно я с головой окунулась в какао без сахара и стало так безнадежно тоскливо и одиноко… И две фиалки, цветущие напротив, не прельщали меня ничуть. Последний глоток апельсинового сока показался мне таким кислым, что я невольно скривилась. Поставила стакан под самый нос Тигры и преувеличенно бодрым голосом ответила:
— Знаешь, извини, но… давай лучше как-нибудь в другой раз, ладно?
— Хорошо, — без тени обиды согласился Тигра. — Купишь мне еще пива?
Я хмыкнула. Приходит пациентка к врачу и спрашивает: «Доктор, скажите, что делать, чтобы не забеременеть?» — «Пейте пиво», — отвечает доктор. «До или после?» — «Вместо!»
Этот добрый старый анекдот припомнился мне, когда я, осчастливив Тигру очередной кружкой пенного напитка, способствующего округлению живота и физиономии, попрощалась с нечистым духом и, старательно следя за тем, чтобы походка моя выглядела решительной и энергичной, совсем не такой, как мое подлинное настроение, стремительно пошла из кафе на улицу.
Выходя, я невольно обратила внимание на молодого человека, сидевшего за столиком возле окна. Светло-серые глаза в густейших черных ресницах, светлые пряди в черных волосах, сияющие желтые пуговицы на черной, военного покроя куртке. Красивый мальчик… Единственное преимущество быть феей — с тех пор, как я стала частью волшебного мира, вокруг меня необычайно повысилась концентрация красивых молодых людей. Если раньше таких днем с огнем было не сыскать — вокруг крутились только уроды, кретины и прочие ошибки матери-природы, то теперь, где бы я ни появилась, в радиусе десяти метров от меня непременно объявится какой-нибудь объект противоположного пола — а зачастую даже не один! — вполне достойный пристального изучения с целью получения эстетического наслаждения. Хотя, кажется, в данном случае объектом изучения была я сама — встретившись со мной взглядом, молодой человек немедленно отвел глаза и продемонстрировал живой интерес к открывающемуся за окном видом на улицу, которую я в уме по-прежнему называла именем родоначальника российского диссидентства, разбуженного, как уверял нас Ильич, декабристами.
Себастъяновы деньги жгли мне карманы. Поэтому я решила отправиться домой на такси. Правда, на что я буду жить, когда моя последняя зарплата закончится, было совершенно непонятно, но я предпочитала об этом надолго не задумываться.
Махнув рукой, я остановила желтую «Волгу» с черными шашечками на боку, не моргнув глазом, согласилась с запрошенной водителем безбожно астрономической суммой и плюхнулась на заднее сиденье. Не знаю, почему мне вдруг вздумалось обернуться и посмотреть через заднее стекло на улицу за машиной. Обычно у меня нет такой привычки — несмотря на специфику работы, которая вроде бы только такие привычки и должна воспитывать.
Такси тронулось с места, но это не помешало мне увидеть, а главное — узнать молодого человека из кафе, стремительно перебегающего улицу и машущего рукой подъезжающей машине.
«Что это он вдруг так заторопился?» — рассеянно подумала я и тут же забыла о нем. У меня и без того голова была до краев полна всяким невеселым вздором.
Глава 15
ДЕЛУ — ВРЕМЯ
Надя и Даниель, смеясь и толкая друг друга локтями, словно парочка первоклашек, промчались через общий балкон, соединяющий квартиры двух ангелов, и ворвались к Себастьяну.
И смолкли, озадаченно глядя на бледного небритого мужчину, вяло постукивающего по клавиатуре компьютера.
— С приездом, — сказал Себастьян, отъезжая на кресле от стола и поворачиваясь вокруг собственной оси в их сторону. Дернул губами, пытаясь изобразить улыбку. — Вижу, отдых пошел вам на пользу… Загорели, посвежели…
— Могли бы и побольше этим заниматься! — ехидно откликнулась Надя. — Да вот только не судьба, как видно.
Даниель безмолвствовал, в его взгляде, обращенном на Себастьяна, читался ужас. Встретившись с другом глазами, Себастьян горько усмехнулся:
— Что, нравлюсь?
— Не то слово! — отозвался Даниель. — Как говорят среди людей: краше в гроб кладут.
— Извините, что не встретил вас, — работы по горло, а я совсем один. Только что вот домой вернулся.
— Ничего, мы не в накладе — усмехнулась Надя. — Даниель решил в виде исключения злоупотребить своим могуществом и заплатил таксисту колодой игральных карт вместо денег. Представляю, что будет, когда тот обнаружит подмену!
— Ай-ай-ай! — с притворной укоризной покачал головой Себастьян. — Как не стыдно обманывать людей, непосильным трудом зарабатывающих себе на жизнь!
— Была бы у них хоть капля совести, мне бы и в голову не пришло над ними издеваться.
— Да уж, поиздевался от души! — захихикала Надя. — Мало ему денег, так он еще внушил бедному шоферюге, что мы — Вилли Токарев и Михаил Шуфутинский, возвращающиеся с гастролей. Он у нас даже автографы взял! Я ему прямо так и написала на атласе автомобильных дорог печатными буквами: «Вилли Токарев».
Бесцветная, еле заметная улыбка на лице Себастьяна:
— Нас с тобой накажут за такие проделки, Даниель.
— Так. — Даниель подошел к Себастьяну, положил руки ему на плечи и пристально вгляделся в лицо. — Значит, ты у нас тут совсем один… Рассказывай, что у вас произошло? Поссорились?
— Ничего особенного не произошло. Да вы проходите, располагайтесь…
— Нет, ты не увиливай!
— Я, пожалуй, кофе сварю, — осторожно сказала Надя.
— Уверяю тебя, Даниель, все в полном порядке!
— Как же, как же, верю. Ты себя хоть в зеркале-то видел? А то сходи, посмотри. Зрелище не для слабонервных. Так… — Даниель схватил телефонную трубку и быстро набрал номер, — сейчас я позвоню Марине и прочищу ей мозги… Пальцы Себастьяна сжали запястье Даниеля.
Трубка повисла в воздухе.
— Во-первых, ее нет дома. Она занята делом — отрабатывает одну из побочных версий. Во-вторых, у нас есть занятия и поважнее, чем восторгаться моим цветущим внешним видом. В-третьих, я сделал для вас распечатку самых необходимых материалов нашего дела. Даниель, хватит на меня таращиться, как влюбленный, возьми синюю папку на столе. В-четвертых, сегодня мне позвонил какой-то человек. Не представился, но сказал, что располагает очень важными и интересными сведениями относительно дела, которым занято наше агентство. Предложил поделиться ими за скромное вознаграждение в размере десяти тысяч долларов…
— А задница у него не треснет? — невежливо поинтересовалась Надя.
Не обратив внимания на это в высшей степени дельное замечание, Себастьян продолжил:
— Я немного поторговался и снизил сумму вдвое. Надя, завтра с утра пораньше отправишься к нашему другу Петерсу — он даст нам небольшой беспроцентный заем. Получишь деньги — и в агентство. Днем я поеду разговаривать с этим таинственным информатором.
— Один? — нахмурился Даниель.
— К сожалению, да, У тебя и без того будет работы навалом. И это еще при том, что мы работаем заодно с милицией. У меня уже голова кругом идет.
— Заметно, — едва слышно пробормотала Надя.
Себастьян провел рукой по щеке и рассеянно сказал:
— Кажется, мне не мешало бы побриться, верно? Я бы давно уже это сделал, но меня все время останавливал один вопрос — чего ради?
Он рывком встал с кресла и ушел в ванную. Надя и Даниель обменялись тревожными взглядами.
Глава 16
ПОЛУНОЧНИЦЫ
Из глубины квартиры доносилось приглушенное дребезжание. Торопливо повернув ключ в замке, я толкнула дверь и влетела в прихожую. Бросила на пол зонт и сумочку, вихрем промчалась в кухню, скидывая по дороге немилосердно жмущие туфли, и схватила сиротливо лежащую возле мойки трубку.
— Где тебя черти носят? — услышала я сварливый голос Нади на фоне какого-то странного шума, напоминающего звук льющейся воды. — Полпервого ночи, совсем очумела! Ты что, не успела с Себастьяном поссориться, как уже новый роман завела?
— Не знаю, — честно ответила я, с трудом переводя дыхание. — А ты что, уже в Москве?
— Давным-давно! И уже два часа сижу в душе по твоей милости.
— Не вижу связи, — обескураженно призналась я.
— Вот бестолочь-то редкостная! Не могу же я прямо перед носом у Даниеля тебе звонить. Он ведь не дурак, сразу догадается о нашем заговоре. Поэтому мне, в целях конспирации, приходится звонить тебе из ванной, пустив воду в душе. Теперь доперло?
— Какой еще заговор? — продолжала недоумевать я.
— У-у, тупица несчастная! — прорычала Надя. — Так, ладно, жди, буду у тебя через полчаса. Тогда и поговорим… Сейчас, сейчас, уже иду! — вдруг заорала она так, что у меня зазвенело в ухе. — Все, сворачиваюсь. Даниель стучит в дверь, спрашивает, не отравилась ли я зубной пастой. Очень остроумно! — фыркнула она и, как всегда, не попрощавшись, повесила трубку. А я задумалась: так ли необходимо соблюдение норм этикета? Вот Надя, например, упорно их игнорирует и чувствует себя превосходно. Скажу больше — и всем остальным от этого, по большому счету, тоже ни тепло, ни холодно.
Нежелание следовать правилам приличия не помешало Наде явиться точно в назначенный срок — спустя полчаса после телефонного звонка.
— Черт! — бухнула она с порога. — Я вне себя! Мало того, что выдернули из отпуска, и так не шибко длинного, так еще и работать по воскресеньям заставляют. И не чертыхнись при них лишний раз — их нежные ангельские души этого, понимаете ли, не переносят! Хорошо хоть курить не запрещают, а то бы я вообще не знаю, что с ними сделала… На-вот, держи!
Она протянула мне пакет, из которого вкусно пахло чем-то жареным. Сунув нос внутрь, я обнаружила горячую курицу в фольге, несколько крупных помидоров, увесистую плитку шоколада — сильнейший антидепрессант, настроение поднимается от одного его вида, — а еще тонкий французский батон хлеба и бутылку «Шардоне».
— Купила по дороге! — пояснила Надя в ответ на мой немой вопрос. — А то ведь у тебя в холодильнике отродясь ничего, кроме удавившейся с горя мыши, не водилось. А я, когда злюсь, всегда очень хочу есть. Зато, поев, становлюсь гораздо добрее… Да и тебе, судя по твоей траурной физиономии, хорошая куриная ножка и пара рюмочек винца не повредят. Может, ты хоть взбодришься немного, а то я уж не знаю, кто из вас двоих страшнее выглядит — Себастьян или ты…
— А что, Себастьян плохо выглядит? — с надеждой в голосе спросила я.
— Хуже не бывает! Такое ощущение, будто из него два литра крови выпили. Ой, извини, я совсем забыла, как этого художника убили. Вот ужас-то, верно? — Надя носилась по кухне, протирая стол, доставая тарелки, бокалы, столовые приборы, раскладывая салфетки и нарезая помидоры. Видя, что в моей помощи она не нуждается — к моему великому счастью, потому что оказывать таковую я была в данный момент абсолютно неспособна, — я тихонько присела на кухонный диванчик. А Надя продолжала говорить: — Ты знаешь мой принцип: мужиков надо держать на коротком поводке и в ежовых рукавицах. Но, по-моему, ты слегка переборщила. Себастьян не то, что на ангела, на человека перестал быть похож. Объясни, как ты ухитрилась довести его до такого состояния? Ведь это же надо уметь! Ну, что ты улыбаешься, как идиотка?
Значит, ему плохо без меня! Он переживает! Он страдает! Значит, ему не все равно. Бедненький мой, а я-то, зараза…
— Что-что? — переспросила я, приходя в себя.
— Нет, с ней точно рехнуться можно! Ты мне расскажешь наконец, что тут случилось, пока мы с Даниелем на солнце жарились и бороздили просторы Красного моря?
— Расскажу, конечно. Только ты не ори во все горло, пожалуйста, а то всех соседей перебудишь.
— Хорошо, — успокоила меня Надя, — буду орать исключительно шепотом. Надеюсь, ты не против тихого, но выразительного чертыхания?
Я заверила Надю, что тоже являюсь поклонницей такого рода словесных упражнений, и принялась за рассказ…
Когда я добралась до расставания с Тигрой и сделала небольшую паузу, чтобы запихнуть в рот большой кусок помидора, Надя смерила меня подозрительным взглядом и спросила:
— Слушай, а где ты была, пока я тебе звонила? Что-то, я смотрю, ты очень уж расфуфыренная. На свидании, что ли, была?
— Ва выва ва ваву вавивов! — ответила я.
— Еще раз и по-русски, пожалуйста!
Я проглотила помидор и сделала следующую попытку:
— Я была на балу вампиров!
— Где-е?! — завопила Надя, широко распахивая глаза. — Ты что же, пошла с этим, как его… — Я кивнула. — Так, я тебя внимательно слушаю.
Преисполненная сознания собственной важности, я приосанилась, придала своему взгляду многозначительность и поведала восхищенной публике продолжение своей истории.
В дверь позвонили как раз в тот момент, когда я, размазывая по щекам крупные, как горох, слезы, смотрела — наверное, в двадцатый уже раз — горячо мною любимый фильм «Разум и чувства». Остановив видеомагнитофон, я поплелась открывать, плохо соображая, кто бы это мог быть, — переживания героев фильма густо перемешались в моей голове с собственными страданиями, и вся эта манная каша мешала мне сосредоточиться на реальных жизненных событиях.
Но стоило мне увидеть в искаженной перспективе дверного глазка красный берет вампира, как начисто забытое обещание отправиться сегодня на какую-то встречу всплыло из непроглядных глубин моей взбаламученной памяти. И повергло меня в ужас… Открыть дверь означало опозорить себя в глазах вампира навсегда — что он подумает обо мне, увидев на пороге зареванную лахудру в желтом махровом халате с утятами и котятами?
— Марина, — глухо донеслось из-за двери, — почему вы не открываете? Мне казалось, вы уже перестали меня бояться. Бросьте, я знаю, что вы здесь — я даже через дверь чувствую ваше присутствие. Вы ведь не забыли, кто я? У меня особый нюх…
— Просто я еще не готова, — жалобно проблеяла я.
— Ну так что же вы, вместо того, чтобы сказать это сразу, стоите и молча смотрите на меня в глазок? Я жду вас внизу, в машине. Можете не торопиться, у нас в запасе много времени.
Легко сказать — «можете не торопиться»! А контрастные ванночки для лица? Не могу же я выходить в свет с распухшей от слез физиономией! А создание на голове маленького рукотворного шедевра при помощи мусса для укладки, фена и специальной круглой щетки для волос? Нельзя же появляться на людях с прической в стиле «черт копеечку искал»! А выбор подходящей одежды? Правда, выбирать мне особо не из чего, тем более что самое лучшее платье вообще было месяц назад безнадежно испорчено жирным пятном. А все из-за того, что в ресторане, где мы с Себастьяном ужинали, столик оказался шатким, а ножи тупыми: кусок мяса, который я с превеликим трудом отрезала, катапультировался с тарелки прямо мне на колени, а салфетку я, конечно же, не постелила, забыв обо всем на свете при виде еды — очень уж была голодна. Боже, а у черных лаковых туфель отлетела набойка. Почему я не поставила новую? О чем я только думаю? А все Себастьян! То загружает работой по самые уши, то всячески треплет нервы. В такой обстановке даже собственное имя помнить — настоящий подвиг!
Тут я осознала, что теперь ни нервные, ни физические перегрузки мне не грозят, и окончательно пала духом. Пришлось срочно выпить чаю.
Словом, выйти из дома мне удалось только через сорок пять минут — зато к этому времени мое настроение заметно улучшилось. Лицо, украшенное необходимым минимумом макияжа, сияло свежим румянцем, волосы красивыми локонами падали на плечи, а не торчали в разные стороны, как у ведьмы после полета на метле, лучшее платье было в последнюю минуту спасено нехитрым изобретением — пришитой на скорую руку поверх жирного пятна аппликацией, оторванной от старой блузки, а по ступенькам стучали каблуки маминых замшевых туфель — очень миленьких и почти не ношенных. То, что они мне малость жали, погоды не портило. Единственное, что немного огорчало, — не совсем приличный вид сумочки. В нее, разумеется, не влезло все содержимое рюкзака, с которым я обычно выхожу из дома, а от тех самых необходимых вещей, которые мне все-таки удалось затолкнуть в сумочку, бедолагу раздуло так, что она приобрела почти шарообразную форму. Даже, пожалуй, дикобразную, если уж быть совсем откровенной.
Что ни говори, приятно чувствовать себя красивой с ног до головы! Но особенно приятно, когда всю эту красоту у подъезда ожидает черный лимузин. Я исподтишка огляделась по сторонам, чтобы проверить, не толпятся ли вокруг потрясенные и восхищенные соседи, а среди них — парочка личностей, зависть которых бальзамом пролилась бы на мое исстрадавшееся сердце.
Но ни зевак, ни папарацци поблизости не наблюдалось, если, конечно, не считать бездомной собаки, которая была занята собой, выкусывая из шкуры блох, и, очевидно, именно поэтому отнеслась к моему блистательному выходу с возмутительной индифферентностью.
Задняя дверца лимузина открылась, и вампир вышел мне навстречу.
— Извините, — прощебетала я, — я спешила изо всех сил…
Вампир жестом остановил меня:
— Запомните: никогда не надо извиняться за опоздания — только если вы опоздали на очень важную деловую встречу или пришли на свидание спустя два часа после назначенного времени. Во всех остальных случаях надо вести себя как ни в чем не бывало, и в девяти случаях из десяти вам никто и слова не скажет. И никогда никуда не торопитесь — спешка только отнимает у вас лишнее время.
Он придержал мне дверцу и помог забраться в лимузин.
Плюхнувшись на мягкое и одновременно упругое, изогнутое под удобным углом заднее сиденье, я с восторгом первобытного дикаря принялась рассматривать огромный салон. В Голливуде я не снималась, замуж за нефтяного шейха не выходила и в рядах преступных организаций не состояла, поэтому в такой роскошной машине сидела первый раз. Это был длинный, как змея, лимузин, какие, если верить телевизионным репортажам, даже звезды Голливуда арендуют только на вручение «Оскаров». И тут имелось все, что нужно для жизни человеку — и мини-бар, и телевизор, и телефон… Чего я не увидела, так это ванной и унитаза, но они наверняка скрывались под сиденьями. Где-то далеко впереди на водительском месте, отделенный от салона прозрачной перегородкой, громоздился Али.
Вампир захлопнул за собой дверцу и, вытянувшись вперед, два раза коротко стукнул набалдашником трости в перегородку. Темная глыба кивнула и опустила правую руку к рычагу переключения передач.
Лимузин тронулся с места и поплыл, как океанский лайнер по застывшему в мертвом штиле морю. Непостижимое, таинственное явление! Ведь обычно езда в автомобиле по асфальту в окрестностях нашего дома чревата для пассажиров морской болезнью и телесными повреждениями.
Мой спутник, одетый не менее вычурно, чем в прошлый раз, — белый смокинг, светло-малиновая рубашка, пурпурная бабочка и такой же поясной жилет, сиреневые перчатки и туфли, — посмотрел на часы. Вообще-то, современный писатель, если он не хочет быть осмеянным прогрессивной общественностью, должен проинформировать читателей о марке часов, пробе драгоценного металла, из которого они изготовлены, и, желательно, о количестве бриллиантов, украшающих корпус изделия швейцарских мастеров (о часах, изготовленных в другой стране, даже упоминать неприлично). Но я, увы, не имела возможности хорошенько рассмотреть вампиров хронометр. Да и не стремилась, откровенно говоря, потому что голова моя была занята совсем другими проблемами.
— Опаздываем? — опасливо осведомилась я. Наставления вампира не пошли мне впрок, и я чувствовала себя страшно виноватой, а выглядела, очевидно, совершенно зашуганной, вместо того чтобы считать себя подарком всему свету и смотреться так же.
— Немного. Но это абсолютно не важно. Даже, если вдуматься, неплохо. Вначале всегда бывает ужасная толчея и суета. Однажды в такой давке у княгини Романовской-Рочдельской украли — или, как у вас теперь говорят, сперли — диадему, усыпанную изумрудами и бриллиантами.
— Ужас какой! — охнула я, непритворно потрясенная бедственным положением, в которое попала несчастная княгиня.
— Ужас был потом, когда диадему прислали ей обратно в сафьяновом футляре и с приложенным к нему букетом редких орхидей, каждая из которых стоит не меньше пятисот долларов. В футляре кроме диадемы лежала открытка, а в открытке было написано: «Сударыня, позвольте выразить вам свое восхищение. Ваша красота столь ослепительна, что в ее лучах даже дешевая подделка выглядит драгоценностью». История попала в газеты и наделала много шума.
— Что-то я ничего не слышала об этом. Может, оттого, что последнее время почти не читаю газет…
— Даже если бы и читали… Это случилось в прошлом веке. В тридцать каком-то году, да к тому же в Париже.
Вампир засмеялся, показывая крепкие и белые, хотя и не слишком ровные зубы. Наконец-то я смогла как следует рассмотреть его клыки. И была разочарована — они не торчали, как у хищного животного, и ничем не выделялись на фоне всяких там резцов и моляров.
— А куда мы все-таки едем? — осведомилась я, удовлетворив свое любопытство.
— На Осенний бал вампиров.
Я так и подпрыгнула.
— Ч-что? В-вы хотите с-сказать, что т-там будут од-дни в-в-в…
— Да нет, конечно. Взять, к примеру, вас… Но обычно те из простых смертных, кто попадает на такие балы, понятия не имеют, с кем имеют дело. Иначе нам бы давно пришлось уйти в глухое подполье.
— А разве сейчас вы не в глухом подполье? Разве вы не боитесь света и не встаете из гробов лишь в темное время суток?
Вампир фыркнул:
— Типичный образец неверных представлений о нас! Удивительно, как быстро распространяются и как долго живут глупости! Нет, для вампиров действительно не слишком приятен солнечный свет, но вампиры все-таки люди, как ни странно сие утверждение звучит, и с этим неудобством с давних пор борются. И весьма успешно, должен заметить. Раньше каждый сам придумывал мазь, которую следовало втирать в кожу перед наступлением рассвета. Достать рецепт такой мази было большой удачей, некоторые даже торговали такими рецептами. Ну, а потом люди поставили производство солнцезащитных средств на промышленную основу, и все проблемы решились окончательно. А уж насчет гробов… Не могу сказать, какой дурак первым пустил эту утку, но все мгновенно подхватили ее, и теперь бредовая выдумка претендует на то, чтобы считаться истиной. Не знаю, существовал ли в действительности вампир, спавший в гробу. Чудаков полно не только среди людей, но и среди нашего брата. Просто кому-то показалось очень забавным приписать это чудачество всем вампирам без разбору. Насчет зубов, кстати, то же самое… Да, я заметил, как вы с видом заправского стоматолога заглядываете мне в рот. Но подумайте сами, зачем вампиру большие клыки? Эти зубы необходимы всякому животному, и человеку в том числе, для того, чтобы отрывать куски пищи. Для того чтобы перегрызать артерии, клыки не нужны. Зубы вообще для этой цели не очень-то удобны.
— А что удобно? — с глупым видом спросила я.
— Острый нож, — ответил вампир. — Вот такой, например.
И не успела я и глазом моргнуть, как трость в руках вампира распалась на две части. Круглый набалдашник оказался концом рукоятки длинного узкого кинжала.
Глава 17
НА СВОБОДУ С ЧИСТОЙ СОВЕСТЬЮ
В приоткрытую балконную дверь негромко постучали.
— Входи, Себастьян, — отозвался Даниель, не отрывая глаз от экрана телевизора, на котором рыжий кудрявый боксер с набрякшими от крови бровями как раз уронил на пол своего чернокожего соперника. — Как все-таки въедаются людские привычки. Мог бы ведь и не стучать…