Майкл Суэнвик

Яйцо грифона

Луна? Яйцо грифона в небе,
В нем завтрашняя ночь томится.
И ребятишки радостно посмотрят,
Как эта сказочная птица
Из скорлупы яйца родится,
Расправит крылья и закроет небо.
Порадуются этому мальчишки,
Но радость их девчонки не разделят,
В испуге спрячутся и будут плакать...

Вейчел Линдсей

Солнце высветило очертания гор. Гюнтер Уэйл поднял руку, приветствуя светило, и зажмурился от яркого света, проникавшего через светофильтр, пока тот не успел поляризоваться.

Он вез топливные стержни в Чаттерский промышленный парк. За сорок часов до восхода солнца реактор «Чаттер B» вышел из строя, уничтожив пятнадцать дистантников и микроволновой ретранслятор и вызвав ударную волну, причинившую незначительные повреждения всем заводам в парке. К счастью, система выдерживала и не такие «сбои». Когда над Раэтской возвышенностью взошло солнце, новый реактор был уже смонтирован и готов к пуску.

Гюнтер вел грузовик машинально, определяя пройденное от Бутстрэпа расстояние по приметным нагромождениям мусора вдоль Морепаровской дороги. В окрестностях города лежали в безвоздушном пространстве в ожидании возможной переработки списанная строительная техника и вышедшие из строя автосборщики. В десяти километрах отсюда когда-то взорвалась от внутреннего давления цистерна, разбросав по поверхности обломки и гигантских червей изоляционной пены. На двадцать пятом километре все усеивали покореженные колеса грузовиков и детали ходовой части.

Однако на сороковом километре дорога уже была чистой – ровная колея в пыли. Не обращая внимания на голоса в затылке – сообщения службы навигации и системы безопасности, которыми грузовик пичкал его транс-чип, – он прокрутил топокарту на приборной доске.

Здесь.

Гюнтер свернул с Морепаровской дороги и стал прокладывать колею по нетронутой поверхности.

– Вы отклонились от установленного маршрута, – сказал грузовик. – Изменения графика возможны лишь с письменного разрешения вашего диспетчера.

– Да-да, конечно, – громко прозвучал в шлеме голос Гюнтера – единственный материальный звук в обители духов. Наполнять кабину воздухом он не стал, а костюм гасил даже вибрацию грузовика. – Не парься – если не выбьюсь из графика, Бэт Гамильтон не будет против, что я малость срезал.

– Вы превысили лингвистические возможности данной машины.

– Ничего страшного, не бери в голову.

Он ловким движением вырубил радио грузовика и замотал переключатель проводом. Голоса резко оборвались. Теперь он был совсем один.

– Вы обещали больше так не делать, – слова, напрямую транслируемые на его чип, звучали басисто и внушительно, словно глас Божий. – Инструкция «Поколения Пять» четко требует, чтобы все водители поддерживали постоянный радиоконтакт...

– Перестань ныть, тебе не к лицу.

– Вы превысили лингвистические возможности данной машины.

– Ох, заткнись.

Гюнтер проследил пальцем по топографической карте маршрут, который наметил прошлой ночью: тридцать километров по девственной поверхности, где не ступали ни нога человека, ни колесо машины, потом на север по Мерчисонской дороге. При удачном раскладе он мог прибыть в Чаттер даже раньше намеченного.

Грузовик прокладывал колею по лунной целине. Мимо проплывали одиночные скалы. Впереди медленно вырастали горы. Кроме оставленных грузовиком следов, от горизонта до горизонта не было никаких признаков присутствия человека. Тишина стояла идеальная.

Гюнтер жил ради таких мгновений. Когда он погружался в эту чистую, необитаемую пустоту, его наполняло такое чувство, будто все, что он видит: звезды, равнина, кратеры – все это заключено в нем самом. Бутстрэп казался лишь отголоском сна, далеким островом среди клубящегося каменного моря. Никто больше не будет здесь первым, думал Гюнтер. Только я.

В памяти всплыла картина из детства. Было Рождество, он сидел в родительской машине, они ехали на полуночную службу в церковь. Густо, тихо падал снег, устилая улицы Дюссельдорфа безупречно чистым белым ковром. Отец был за рулем, а Гюнтер, обхватив руками переднее сиденье, завороженно разглядывал безмятежный измененный мир. Тишина была идеальной.

Грузовик бороздил мягко-серый перелив приглушенных оттенков – скорее намеков на цвет, чем красок, будто под колесами, прикрывшись пылью, пряталось что-то яркое и праздничное. Солнце теперь оказалось за спиной, и, когда он крутанул руль, чтобы обогнуть валун на пути, тень грузовика метнулась и ушла в бесконечность. Гюнтер вел машинально, завороженный строгой красотой проплывающего мимо пейзажа.

По мысленному приказу ПК стал транслировать на его чип музыку. «Шторм» заполнил вселенную.

Он спускался по длинному и очень пологому склону, когда отключилось управление. Грузовик заглох и остановился.

– Черт тебя побери, тупая машина! – прорычал Гюнтер. – Теперь-то что?

– Впереди непроходимая местность.

Гюнтер ударил кулаком по приборной доске; карты на экранах заплясали. Земля впереди была ровной и пологой, все неровности моря Дождей много сотен веков назад сгладила катастрофа. Чепуха. Он распахнул дверь и выбрался наружу.

Грузовик испугался сущего пустяка: их путь, петляя, пересекал змеящийся провал в земле, похожий на русло высохшей реки. Гюнтер подошел к краю. Пятнадцать метров в ширину и не более трех в глубину. Маловато, чтобы этот провал попал на топографическую карту. Гюнтер вернулся в кабину и с силой бесшумно захлопнул за собой дверь.

– Слушай, тут пологие склоны. Бывало и хуже. Медленно мы сможем проехать, лады?

– Впереди непроходимая местность, – ответил грузовик. – Пожалуйста, вернитесь на исходный маршрут.

Теперь звучал Вагнер. «Тангейзер». Гюнтер раздраженно выключил музыку.

– Ну почему ты никогда не прислушиваешься к голосу рассудка? – Он сердито пожевал губами, тряхнул головой. – Нет, если мы поедем назад, то выбьемся из графика. Через несколько сотен метров эта трещина наверняка кончится. Давай проедем вдоль нее, а ежели что – вывернем обратно на Мерчисон. И окажемся почти в парке.

Три часа спустя Гюнтер наконец выехал на Мерчисонскую дорогу. Он вспотел, плечи ныли от напряжения.

– Где это мы? – кисло спросил он и тут же, пока грузовик не успел ответить, бросил: – Отбой.

Вокруг расстилалась почерневшая земля. Должно быть, из-за шахты «Сони-Рейнфальц» – ее рельсовая трасса вела почти прямо на юг, над дорогой, в обход клиентских заводов, и содержимое вагонеток, видимо, просыпалось на дорогу. Значит, он уже близок к цели.

Мерчисон был одним из главных товарных путей, представлявших собой колеи в пыли, помеченные по сторонам пятнами оранжевой краски. Гюнтер быстро проскочил ряд ориентиров: свалки «Харады индастриал фантейл», «Море Штормов макрофакчуринг» и «Крупп фюнфциг». Все они были ему знакомы. «П-5» обеспечивала эти компании роботами.

Навстречу проехала легкая платформа с бульдозером, выбрасывая из-под колес снопы пыли, падавшей в вакууме с той же скоростью, что и галька. Дистантник, управлявший ею, приветственно помахал рукой. Гюнтер машинально помахал в ответ, хоть и не был уверен, что знает его оператора.

Вот земля искромсана и выдолблена, пыль и валуны свалены в небрежные кучи и целые холмы: это дополнительная станция ПАЗК, или Платформа Аварийного Запаса Кислорода, вгрызлась в соседний склон. Гюнтер проехал мимо знака «ТУАЛЕТ, 500 МЕТРОВ» и поморщился. Тут он вспомнил, что радио все еще выключено, и отлепил провод. Пора вернуться в реальный мир. И сразу же голос диспетчера, резкий и сердитый, ворвался в его транс-чип:

– ...ин сын! Уэйл! Где тебя носит, мать твою?!

– Вот он я, Бэт. Припозднился чуток, но именно там, где должен быть.

– Сукин... – зацикленная запись выключилась, и в наушниках появился живой голос Гамильтон. – У тебя должна быть действительно уважительная причина, дорогуша.

– Ну, ты же знаешь, как это бывает, – Гюнтер отвернулся от дороги и посмотрел в сторону пыльных гор. Хотел бы он взобраться на одну из них и уже никогда не спускаться. Может, нашел бы там пещеры... А может, там живут какие-нибудь монстры: вакуумные тролли и лунные драконы с крайне медленным метаболизмом, которым нужны века, чтобы переместиться на одну длину своего тела, гиперплотные существа, способные плыть сквозь камень, будто сквозь воду. Он представил, как они, следуя линиям магнитного поля, ныряют глубоко в алмазные и плутониевые жилы и распевают при этом.

– Я подобрал голосовавшего пассажира, но оказалось не совсем по пути, и потому малость отклонился с маршрута.

– Расскажи это Измайловой. Она рвет и мечет.

– Кто-кто?

– Измайлова. Наш новый специалист по взрывным работам, которого прислали по мультикорпоративному контракту. Взяла хоппер и отправилась на место уже почти четыре часа назад и сейчас ждет тебя с Зигфридом. Я так поняла, ты с ней не знаком?

– Нет.

– А я знакома и советую быть с ней начеку. Она из тех суперкрутых девиц, на которых твои ужимки не действуют.

– Ай, перестань. Она же просто очередной наемный техник, верно? Я ей не подотчетен, она ничего мне не сможет сделать.

– Размечтался. Не нужно много полномочий, чтобы отправить такого раздолбая, как ты, обратно на Землю.

Солнце поднялось над горами всего на толщину пальца, когда в поле зрения вплыл Чаттер A. Гюнтер время от времени оценивающе поглядывал на него. Через светофильтр, настроенный на жесткое альфа-излучение, он казался светящейся белой сферой, покрытой медленно перемигивающимися черными точками: «зерна» было больше, чем обычно. Похоже, солнечная активность сегодня довольно высока. Странно, что Служба радиационного прогнозирования не транслировала никакого предупреждения. Ребята в Обсерватории редко ошибаются.

Чаттеры A, B и C – триада заурядных кратеров под Хладным. Меньшие два почти не представляли интереса, а вот Чаттер А был порожден метеором, пробившим базальты моря Дождей до дивной алюминиевой жилы. Из-за близости к Бутстрэпу он заслуживал особого внимания, и Гюнтера не удивляло, что Керр-Макджи из кожи вон лез, лишь бы скорее снова пустить реактор.

В промышленном парке кипела бурная деятельность. Повсюду были рабочие и автосборщики: на заводах, в плавильнях, в погрузочных доках и вакуумных гаражах. Тут и там сверкали голубые вспышки сварки: разбирали несущие конструкции. Вереницы тяжело нагруженных грузовиков выползали на лунную равнину, поднимая стены пыли. Фэтс Уоллер запел «The Joint is Jumping», и Гюнтер довольно улыбнулся.

Он сбросил скорость почти до нуля, объехал погрузочный кран и свернул на наклонную дорогу непосредственно в Чаттер B. Недалеко от дороги в скале была вырублена новая посадочная площадка. Возле хоппера стояло несколько фигур. Один человек и восемь роботов на дистанционном управлении – дистантников.

Один из дистантников что-то говорил, делая короткие резкие жесты. Остальные стояли неподвижно, одинаковые, словно древние телефонные будки, уже снятые с эксплуатации, но в рабочем состоянии: на случай, если потребуется дополнительная помощь.

Гюнтер отстегнул Зигфрида от крыши кабины и, держа пульт управления в одной руке и катушку кабеля в другой, направился вместе с ним к хопперу.

Прилетевший на хоппере двинулся навстречу.

– Вы! Почему вы опоздали?

Измайлова была одета в пестрый красно-оранжевый скафандр из бутика «Студия Волга», резко контрастировавший с фирменным скафандром Гюнтера с логотипом «П-5» на груди. Он не мог разглядеть ее лицо сквозь позолоченное стекло шлема, но по голосу угадал: сверкающие глаза, поджатые губы.

– Спустило колесо, – он нашел подходящий ровный сверху камень и положил на него катушку, затем пошевелил ее, желая убедиться, что она не укатится. – У нас от силы пятьсот ярдов экранированного кабеля. Этого хватит?

Короткий напряженный кивок.

– Хорошо, – он достал из кобуры гвоздомет. – Отойдите, – встав на колени, он пригвоздил катушку к камню. Затем быстро проверил основные функции Зигфрида. – Известно что-нибудь о том, каково там?

Один из дистантников ожил, вышел вперед и представился как Дон Сакаи из команды чрезвычайных ситуаций «П-5». Гюнтеру уже приходилось работать с ним: порядочный и уравновешенный парень, но, как и все канадцы, страшно боялся сильного излучения.

– Недавно мисс Ланг из «Сони-Рейнфальц» провела туда своего робота, но радиация была столь высока, что сразу после предварительного сканирования контроль над ним был потерян.

Второй дистантник утвердительно кивнул, но задержка радиосигнала не позволила Сакаи в Торонто заметить это.

– Робот просто продолжал идти вперед, неуправляемый, – он нервно кашлянул и добавил: – Автономные цепи оказались слишком чувствительными к радиации.

– Ну, с Зигфридом таких проблем не возникнет. Он бесчувственнее камня. На эволюционной лестнице машинного интеллекта стоит ближе к вороне, чем к компьютеру.

Через две с половиной секунды Сакаи отреагировал вежливым смешком. Гюнтер кивнул Измайловой:

– Что от меня требуется?

Измайлова подошла к нему. Пока она подключала к его пульту кабель, их скафандры ненадолго соприкоснулись. На гладкой поверхности ее шлема промелькнули смутные очертания, словно тени снов.

– Он знает, что делает? – спросила она.

– Послушайте, я...

– Заткнись, Уэйл! – рыкнула Гамильтон по приватному каналу, а во всеуслышание сказала: – Если Сакаи здесь, значит, компания уверена в его технических способностях.

– Уверен, никаких проблем не... – начал было Сакаи, но замолчал, когда до него дошли слова Гамильтон.

– В хоппере лежит взрывное устройство, – сказала Измайлова Гюнтеру. – Заберите.

Он подчинился, переконфигурировав Зигфрида для небольшого плотного груза. Робот низко наклонился над хоппером, протянув широкие аккуратные руки к устройству. Гюнтер приложил небольшое усилие. Ничего не произошло. Штуковина оказалась тяжелой. Медленно и осторожно он увеличил мощность. Зигфрид выпрямился.

– Вверх по дороге, потом вниз и внутрь.

Реактор был неузнаваем: расплавлен, перекорежен – бесполезная груда металлолома с исковерканными трубами, торчащими во все стороны. Сначала разнесло охладительную систему, и одна из сторон кратера сверкала распыленным металлом.

– А где радиоактивное вещество? – поинтересовался Сакаи. Хоть он и был за треть миллиона километров отсюда, его голос звучал озабоченно.

– Здесь все радиоактивное, – ответила Измайлова.

Они подождали, пока дойдет сигнал.

– Ну, вы же понимаете, о чем я. Топливные стержни?

– В данный момент ваши топливные стержни – примерно в трехстах метрах под землей и продолжают углубляться. Речь идет о радиоактивном веществе, находящемся на границе своей критической массы. В самом начале процесса стержни сплавились в жидкую высокотемпературную массу, способную прожигать себе путь сквозь камень. Что-то вроде плотного, тяжелого сгустка воска, медленно пробирающегося к лунному ядру.

– Боже, обожаю физику, – сказал Гюнтер.

Скрывающий выражение лица шлем Измайловой повернулся к нему. После долгой паузы он вновь отвернулся.

– По крайней мере, путь вниз свободен. Ведите робота до упора. Там сбоку должна быть исследовательская шахта. Старая. Я хочу знать, можно ли в нее пройти.

– А хватит одного устройства? – спросил Сакаи. – В смысле – чтобы расчистить кратер.

Она сосредоточенно следила за продвижением Зигфрида и сказала рассеянно:

– Мистер Сакаи, достаточно натянуть цепь поперек ведущей сюда дороги, и никто сюда не попадет. Стены кратера защитят всех, кто работает поблизости, от гамма-излучения, а маршруты хопперов можно без труда перенести, чтобы не подвергать опасности пассажиров. Наибольшую биологическую опасность в результате перегрева реактора представляет избыток определенных изотопов, порождающих альфа-излучение. Накопившись в организме, они способны причинить серьезный вред, вне организма – нет. От альфа-излучения можно защититься листом бумаги. Пока реактор находится за пределами экосистемы, он опасен не более, чем любой другой большой механизм. Захоронение уничтоженного реактора только по причине его радиоактивности бессмысленно и вообще, простите за выражение, глупо. Но я политикой компаний не интересуюсь. Я просто все взрываю.

– Это та самая шахта? – спросил Гюнтер.

– Да. Спуститесь до самого дна. Это недалеко.

Гюнтер включил нагрудный прожектор Зигфрида и начал спуск. Наконец Измайлова сказала:

– Стоп. Достаточно.

Гюнтер осторожно опустил взрывчатку и, по указанию Измайловой, включил часовой механизм.

– Отлично, – сказала Измайлова. – Выводите оттуда своего робота. У вас есть час, чтобы убраться отсюда на приличное расстояние.

Гюнтер заметил, что дистантники уже автоматически направились прочь.

– Мм... Мне еще нужно выгрузить топливные стержни.

– Нет, не сегодня. Новый реактор уже разобрали и вывезли из зоны взрыва.

Гюнтер сообразил: действительно, все конструкции уже разобрали и вывезли из промышленного парка – и впервые масштабы проделанной работы потрясли его. Обычно из зоны взрыва вывозили только самые чувствительные приборы.

– Постойте. Что такое ужасное я только что туда пронес?

Измайлова самодовольно-кокетливо ответила:

– Ничего такого, с чем я не умела бы обращаться. Это устройство дипломатического класса, их начали применять пять лет назад. Почти сто случаев применения без единого огреха. Что делает эти устройства самым надежным оружием за всю военную историю человечества. Вы должны гордиться, что вам довелось работать с ними.

Гюнтер похолодел.

– Матерь Божья! – сказал он. – Вы заставили меня манипулировать ранцевым ядерным боеприпасом!

– Привыкайте. «Вестингауз Лунар» запускает эти штучки в массовое производство. Мы будем разламывать ими горы, чтобы поглазеть, что там внутри, – в ее голосе зазвучали мечтательные нотки. – И это только начало. Уже готовы проекты обогащения полей в заливе Зноя. Взорвал несколько бомб над реголитом – и получай из пыли плутоний. Мы станем поставщиками горючего для всей солнечной системы.

Должно быть, он чем-то обнаружил свой ужас, потому что она рассмеялась.

– Думайте об этом как об оружии во имя мира.

– Вы бы видели! – говорил Гюнтер. – Черт, это было невероятно. Один край кратера просто исчез. Растворился. Превратился в пыль. И все вокруг довольно долго буквально сияло! Кратеры, машины – все. Мой фильтр покрылся рябью. Я уж решил, что он помутнел от перегрузки. Это было безумие. – Он поднял свои карты. – Ну кто так сдает?

Кришна скромно усмехнулся и опустил голову.

– Я в игре.

Хиро глянул на свои карты и поморщился.

– Мой расклад: я умер и отправился в ад.

– Поднимаю ставку, – сказала Аня.

– Наверное, я получил по заслугам.

Они сидели на беспорядочно разбросанных валунах, обработанных так, чтобы имитировать водную эрозию, на берегу центрального озера в парке Ногучи. Неподалеку зеленел карликовый лес молодых березок по колено высотой. Чей-то игрушечный парусник качался на волнах озера. Пчелы методично доили цветы.

– И вот, пока стена взметнувшихся камней еще падает, эта чокнутая русская сучка...

Аня положила тройку.

– Осторожнее насчет чокнутых русских сучек.

– ...взлетает на своем хоппере...

– Я видел это по телевидению, – сказал Хиро. – Мы все видели. В новостях. Тот парень, что работает на «Ниссан», сказал, что Би-би-си выделило этому репортажу тридцать секунд.

Хиро на занятиях каратэ сломал нос, напоровшись на кулак инструктора, и сейчас контраст между квадратным белым пластырем и косматыми черными бровями придавал ему неприветливый, пиратский вид.

Гюнтер сбросил одну карту.

– Парень, ты ничего не видел. Ты не чувствовал, как дрожала земля после взрыва.

– Но какое отношение Измайлова имеет к Ранцевой войне? – спросил Хиро. – Точно не курьер. Она была поставщиком или стратегом?

Гюнтер пожал плечами.

– Ты помнишь Ранцевую войну? – саркастично сказал Хиро. – Как половина военной элиты Земли погибла в один день? И как войну удалось остановить решительными действиями? А подозреваемые в терроризме оказались всемирными героями?

Гюнтер хорошо помнил эту войну. Ему тогда было девятнадцать, он работал в финском геотермальном проекте, и вдруг весь мир скорчился в спазме и чуть не уничтожил сам себя. Из-за чего, главным образом, он и решил покинуть планету.

– Давайте не будем о политике? Я устал от разговоров об Армагеддоне.

– Эй, разве тебя не вызывала Гамильтон? – спросила вдруг Аня.

Он глянул на Землю. Восточное побережье Южной Америки как раз пересекало одну из балок несущего каркаса купола.

– Да ну, еще успеем доиграть партию.

Кришна с тремя дамами выиграл. Очередь сдавать перешла к Хиро. Он быстро перетасовал карты и стал раздавать быстрыми сердитыми шлепками.

– Так-так, – сказала Аня, – ты чего какой хмурый?

Он сердито посмотрел на нее, снова опустил глаза, будто стал застенчивым, как Кришна, и глухо сказал:

– Я лечу домой.

– Домой?

– На Землю?

– Ты с ума сошел! Когда все того и гляди взлетит на воздух? Почему?

– Потому что я чертовски устал от Луны. Пожалуй, хуже места не найти во всей вселенной.

– Хуже? – Аня окинула взглядом террасы садов, изящные изгибы тропинок, ручьи, восемью сверкающими водопадами ниспадавшие с верхней террасы в центральное озеро, откуда вода перекачивалась обратно наверх. Люди прогуливались среди огромных розовых кустов мечтательной скользящей походкой, из-за которой движение на Луне внешне напоминало движение под водой. Другие входили и выходили из офисных тоннелей, останавливались посмотреть на зябликов, выписывавших в воздухе фигуры высшего пилотажа, и направлялись к оранжерее. На среднем ярусе пестрели яркими шелками, бирюзой, киноварью и аквамарином палатки, где работники в свободное время выставляли плоды своих досугов: плетеные корзины, пресс-папье из оранжевого стекла и тому подобное, а также проводили занятия по постинтерпретивному танцу и разборы елизаветинской поэзии. – По-моему, тут славно. Немножко многолюдно, пожалуй, но все еще только начинается.

– Похоже на базар, но я не о том. Это... – он запнулся, подбирая слова, – это все равно что... Меня беспокоит то, что мы тут делаем. Вгрызаемся в грунт, разбрасываем вокруг мусор, разрываем горы на части – ради чего?

– Ради денег, – сказала Аня. – Товары народного потребления, производственное сырье – будущее наших детей. Что в этом такого?

– Мы строим не будущее – мы строим оружие.

– На луне не найти даже пистолета, это международная промышленная зона, оружие здесь под запретом.

– Ты знаешь, о чем я. Фюзеляжи бомбардировщиков, системы детонации, ракетные корпуса, которые здесь собирают и отправляют на более низкие земные орбиты... Давай не будем делать вид, что не знаем, зачем это все.

– И что? – сказала Аня примирительно. – Мы живем в реальном мире. Среди нас нет таких наивных, кто поверил бы в возможность существования правительства без поддержки армии. Неужели строить оружие здесь хуже, чем где-либо еще?

– Меня достала недальновидная эгоцентрическая жадность, с которой все здесь делается. Выгляни на поверхность и посмотри, как мы взрываем, раздираем планету на куски и разбрасываем вокруг. Остались еще места, где можно полюбоваться нетронутой со времен наших лазавших по деревьям предков суровой красотой. Но мы их забрасываем мусором. Через одно, от силы два поколения на Луне красоты будет не больше, чем на любой помойке.

– Ты же знаешь, что производство сотворило с экологией на Земле, – сказала Аня. – Правильно было убрать его с планеты, верно?

– Да, но на Луне...

– ...вовсе нет экосферы! Здесь нечего портить.

Они свирепо посмотрели друг на друга. Наконец Хиро сказал:

– Я не хочу больше говорить об этом, – и мрачно поднял свои карты.

Пять или шесть партий спустя к ним подошла женщина и уселась на траву у ног Кришны. Ее лицо было целиком покрыто слоем мерцающей косметики, а на губах играла сумасшедшая улыбка.

– О, привет, – сказал Кришна. – Все знакомы с Салли Чен? Она исследовательский модуль «Технологий саморепликаций», как и я.

Остальные кивнули. Гюнтер представился:

– Гюнтер Уэйл. Рабочий модуль «Поколения Пять».

Салли хихикнула.

Гюнтер подмигнул.

– Ты определенно в хорошем настроении, – он побарабанил по столу костяшками пальцев. – Я принимаю.

– Я на колесах, – сказала она.

– Одну карту.

– Псилоцибин? – спросил Гюнтер. – Мне это может быть интересно. Вырастила или произвела на микрофабрике? В моей комнате есть пара фабрик, я мог бы выделить одну под это дело – по твоей лицензии, конечно.

Салли Чен только замотала головой, покатываясь от неудержимого смеха. У нее на глазах выступили слезы.

– Ну, мы еще поговорим об этом, когда ты успокоишься, – Гюнтер взглянул на свои карты. – Такой расклад, наверное, хорош в шахматах.

– В шахматы теперь никто не играет, – сказал Хиро с издевкой. – Это игра для компьютеров.

Гюнтер взял банк с двумя парами. Он перетасовал, Кришна отказался снять колоду, и он начал сдавать.

– Так вот, эта чокнутая русская дамочка...

Ни с того ни с сего Чен снова взорвалась хохотом. От приступов смеха она каталась по траве. Вдруг в ее глазах вспыхнула радость догадки, она ткнула пальцем в Гюнтера и прокричала:

– Ты робот!

– Пардон?

– Ты попросту робот, – повторила она. – Машина, автомат. Посмотри на себя! Ничего, кроме реакции на внешние раздражители. У тебя нет собственной воли. Никакой. Ты не способен ни на что оригинальное.

– Да ну? – Гюнтер огляделся в поисках вдохновения. Кто-то невысокого роста – должно быть, Петр Нафес, хотя отсюда было трудно разглядеть, – стоял у края воды и скармливал креветочные чипсы карпу. – А что если я брошу тебя в озеро? Это будет оригинально.

Не переставая смеяться, она покачала головой.

– Типично для приматов. Встречать угрозу демонстративной агрессией.

Гюнтер засмеялся.

– Когда это не срабатывает, примат прикидывается безобидной овечкой – видите?

– Эй, это уже не смешно, – сказал Гюнтер предостерегающе. – На самом деле это даже оскорбительно.

– И снова агрессия.

Гюнтер вздохнул и развел руками.

– Ну, и как же мне реагировать? По-твоему, все, что бы я ни делал, неправильно.

– И снова покорность. Туда-сюда, туда-сюда, от агрессии к подчинению и обратно, – она сделала такой жест, будто выстрелила в него из пистолета. – Прямо как машина какая-то, видите? Это все – автоматическое поведение.

– Послушай, Криш, ты тут у нас нейробио-черт-знает-кто, верно? Замолви-ка за меня словечко. Избавь меня как-нибудь от этого разговора.

Кришна покраснел. Он избегал взгляда Гюнтера.

– Видишь ли, мнение мисс Чен в Центре весьма ценится. Что бы она ни мыслила о мышлении, поразмыслить над этим стоит. – Чен пристально следила за ним блестящими глазами с суженными зрачками. – Но думаю, она хочет сказать, что мы все проживаем нашу жизнь, будто на автопилоте. Не ты конкретно, а мы все. Я правильно понял? – обратился он к ней.

– Нет-нет-нет, – затрясла она головой. – Именно он.

– Сдаюсь, – Гюнтер положил карты, лег спиной на гранитную плиту и стал смотреть сквозь прозрачную крышу на убывающую Землю. Он закрыл глаза, и перед его взором возник взлетающий хоппер Измайловой: устройство довольно скромных размеров, чуть больше простой платформы с креслом поверх четырех реактивных сопел и несколькими автоматическими опорами. Гюнтер видел, как хоппер кружил над кратером (будто ястреб парил над степью), когда расцвел взрыв. Сложив руки на груди, фигура в красном скафандре сидела в кресле и с каким-то нечеловеческим спокойствием наблюдала за происходящим. Она сияла в отраженном свете, затмевая звезды. Сияла непонятной, ужасной красотой.

Салли Чен, обхватив колени, раскачивалась вперед-назад, не переставая хохотать.

Бэт Гамильтон стояла в кабинке телеприсутствия. Когда вошел Гюнтер, она отвернула один из окуляров, но продолжала двигать руками и ногами. Эти плавные мелкие движения считывались, усиливались и транслировались дистантнику на завод где-то за горизонтом.

– Ты опять опоздал, – сказала она без особого выражения.

Большинство людей, находясь практически в двух местах одновременно, потеряли бы ощущение реальности. Гамильтон принадлежала к числу тех немногих, кто умел делить сознание между двумя реальностями без ущерба своей эффективной деятельности в обеих.

– Я вызвала тебя, чтобы обсудить твое будущее в «Поколении Пять». А именно возможность твоей отправки на другую базу.

– Ты имеешь в виду Землю?

– Ты все понимаешь, – сказала Гамильтон. – Ты не так глуп, как стараешься казаться, – она вернула на место окуляр, постояла неподвижно, потом подняла руку в металлической перчатке и проделала сложную серию движений пальцами. – Ну?

– Что ну?

– Токио, Берлин, Буэнос-Айрес – что тебя привлекает больше? Может, Торонто? Правильный выбор может послужить толчком для твоей карьеры.

– Все, чего я хочу, – это остаться здесь, делать свою работу и получать свои деньги, – осторожно сказал Гюнтер. – Я не ищу повышения по службе, я не карьерист. Я счастлив там, где я есть.

– И очень забавно это демонстрируешь.

Гамильтон выключила перчатки и освободила руки. Затем почесала нос. На рабочем столе из полированного гранитного куба рядом с россыпью кристаллов меди лежал ее ПК. По велению ее мысли он отправил на чип Гюнтера голос Измайловой:

– С глубоким сожалением вынуждена сообщить вам о непрофессиональном поведении одного из ваших сотрудников.

Слушая жалобу, Гюнтер испытал неожиданно острое раздражение и негодование. Как смела Измайлова судить его так строго? Но он не подал виду.

– Безответственный, недисциплинированный, беспечный и халатный.

Он криво улыбнулся:

– Похоже, я ей не очень понравился. – Гамильтон промолчала. – Но ведь этого недостаточно, чтобы... – он запнулся. – Или достаточно?

– В обычной ситуации, Уэйл, этого было бы достаточно. Специалист по взрывным работам вовсе не «просто очередной наемный техник», как ты изволил выразиться. Правительственные лицензии просто так не раздают. И, хоть ты, возможно, не в курсе, у тебя, кроме всего прочего, очень низкий показатель роста. Большой потенциал, но никакого прогресса. Проще говоря, ты всех разочаровал. Однако, к счастью для тебя, эта дамочка оскорбила Дона Сакаи, и он дал нам понять, что мы не обязаны ее слушать.

– Измайлова оскорбила Сакаи?

Гамильтон уставилась на него.

– Уэйл, ты очень забывчив, знаешь?

Тут он вспомнил лекцию Измайловой по атомной физике.

– А, да-да, теперь понял.

– Итак, вот тебе две возможности на выбор. Я могу объявить тебе выговор и занести его вместе с жалобой Измайловой в твое личное дело. Либо ты отправишься на Землю, и я прослежу, чтобы эти мелочи не попали в корпоративную систему.

Выбор был невелик. Но Гюнтер и тут нашел светлую сторону:

– Похоже, я тебе небезразличен.

– Не обольщайся, Уэйл.

Следующие два дня он снова работал на поверхности. В первый день ему опять пришлось везти топливные стержни в Чаттер С – на этот раз он держался дороги, и реактор был заправлен точно по графику. На следующий день ему выпало отправиться в Триснеккер, чтобы забрать несколько старых стержней, находившихся там уже шесть месяцев на временном хранении, пока люди Керр-Макджи спорили, нужно ли их переработать или же захоронить. Для Гюнтера это было довольно выгодное задание, поскольку, хотя цикл солнечной активности и убывал, действовало предупреждение о возможном ее увеличении на поверхности и ему начислялась надбавка за риск.

Когда он прибыл на место, один из дистантников, управляемый через интерфейс телеприсутствия откуда-то из Франции, отменил его задание. Была проведена очередная встреча, и решение снова отсрочили. Он порулил обратно в Бутстрэп под новую – а капелла – версию «Трехгрошовой оперы» в голове. На его вкус она звучала слишком слащаво, но это было то, что слушали там, дома.

Через пятнадцать километров стрелка датчика ультрафиолета резко упала вправо.

Гюнтер протянул руку и постучал пальцем по индикатору. Никакого эффекта. По его спине побежали мурашки. Он посмотрел на крышу кабины и прошептал:

– Только не это...

– Служба Радиационного Прогнозирования только что транслировала предупреждение об опасности наивысшего уровня, – вежливо сообщил грузовик. – Это связано с внезапным световым штормом. Весь персонал на поверхности должен немедленно проследовать в ближайшее убежище. Повторяю: немедленно следуйте в убежище.

– Но я в восьмидесяти километрах от...

Грузовик замедлил ход и остановился.

– Поскольку данная единица не оборудована дополнительной защитой, повышенная радиация может вызвать неполадки в системе. В целях обеспечения исправного функционирования данного транспортного средства вся автоматика будет отключена, включается ручное управление.