Уилл упал.
      Тут же набросились зеленорубашечники, стали бить и пинать его.
      Уиллу на какой-то миг пришло в голову, что, если бы он сам пришел с ними, их было бы тринадцать - тринадцать человек, занятых одним делом. "Настоящий шабаш, - подумал он, - и я в роли наудачу выбранной жертвы, и жертвоприношение совершается при помощи пинков и тычков".
      Потом не осталось ничего, кроме страдания и ярости, что росла в нем и выросла до таких размеров, что хоть она и не могла ослабить боль, но зато утопила в себе страх, который он испытал на секунду, когда понял, что сейчас умрет. Теперь он чувствовал только боль и удивление, вернее, огромное, поглощающее весь мир потрясение от того, что с ним может произойти нечто столь глубокое и значительное, как сама смерть. И еще примешивалось легкое недоумение: как это у Безымянного и его головорезов хватило сил довести придуманное для него наказание до самых ворот смерти и почти сделать решающий шаг за ворота. Ведь, в конце концов, они всего лишь мальчишки. Где они научились этому?
      - По-моему, он мертв, - сказал голос.
      Уилл подумал, что это, должно быть, Безымянный, но не был вполне уверен. В ушах у него звенело, а голос доносился очень-очень издалека.
      И обутая в тяжелый ботинок нога напоследок ударила его по уже сломанным ребрам. Он судорожно втянул в себя воздух и еще больше сжался. Как несправедливо, что к той, и так уже невыносимой боли, что была, добавилась еще и эта!
      - Вот, передай это своему дракону, - произнес далекий голос, - если выживешь.
      А потом - тишина. Наконец Уиллу удалось заставить себя открыть один глаз - другой заплыл - и убедиться, что он один. Выдался великолепный день, солнечный, но не жаркий. Над головой щебетали птицы. Нежный ветерок ерошил волосы.
      Уилл поднялся и потащился обратно к Дракону, оставляя за собой кровавые следы и плача от ярости.
      Поскольку Дракон не мог позволить войти ни одной из целительниц, Уилла врачевала одна девчушка, которой было велено высосать хвори из его тела, чтобы они перешли к ней. Он пытался остановить девушку, как только у него появились на это хоть какие-то силы, но Дракон пресек все попытки. Уиллу стало очень стыдно и тошно, когда он увидел, как девушка ковыляет прочь.
      - Скажи мне, кто это сделал, - прошептал Дракон, - и мы отомстим.
      - Нет.
      Послышалось длительное шипение, как будто где-то глубоко в груди Дракона открылся клапан.
      - Ты шутить со мной вздумал?
      Уилл повернулся лицом к стене:
      - Это мое дело, а не твое.
      - Все, что касается тебя, - мое дело.
      Слышалось постоянное тихое урчание, бормотание, гул мотора, который сходил на нет, как только человек переставал обращать на него внимание и прислушиваться. Отчасти это была вентиляционная система, потому что воздух внутри никогда не пребывал в покое, хоть иногда и казался каким-то пресным. Остальное - это голос самого Дракона, которым тот давал понять, что жив. Уилл прислушался к этим механическим звукам, гаснущим в глубине туловища тирана, и у него возникло видение - утроба Дракона без конца и края. Казалось, вся ночь уместилась в этом темном металлическом каркасе, она простиралась не вширь, а вглубь, нарушая все законы природы, звезды мерцали где-то на уровне дальних конденсаторов и бака с горючим, где-то там была и растущая луна, может быть застрявшая в редукторе.
      - Я не буду говорить об этом, - уперся Уилл. - Все равно я ничего тебе не скажу.
      - Скажешь.
      - Нет!
      Дракон замолчал. Кожаная обивка кресла слабо поблескивала в приглушенном свете. Уилл почувствовал боль в запястьях.
      Исход был предрешен. Как бы Уилл ни старался, он не мог противиться зову кожаного кресла с подлокотниками, ожидавшими его запястий, чтобы вонзить в них свои иглы. Дракон проник в него, узнал все, что ему было нужно, и на этот раз выходить не стал.
 
      Уилл шел по улицам деревни, оставляя за собой огненные следы. Его переполняла злоба сидящего в нем Дракона.
      - Выходите! - ревел он. - Давайте сюда ваших зеленорубашечников, всех, или я сам за ними приду! Я обойду все улицы, все дома! - Он схватился за дверь одного из домов, дернул и сорвал ее с петель. Загоревшись, она упала на землю. - Здесь прячется Спилликин! Не дожидайтесь того, чтобы я сам пришел за ним!
      Чьи-то руки, состоящие из одной тени, швырнули Спилликина лицом вниз под ноги Уиллу.
      Спилликин был тощий как жердь, безобидный парень, который любил побродить по болотам. Он взвыл, когда огненная рука Уилла схватила его за предплечье и рывком поставила на ноги.
      - Следуй за мной, - холодно приказал Уилл-Дракон.
      Удвоенный гнев был так велик, что против него никто не мог устоять. Уилл раскалился, как бронзовый идол, за ним тянулся шлейф жара, сжигая на своем пути растения, опаляя фасады домов, охватывая пламенем волосы тех, кто не успевал убежать.
      - Я - ярость! - кричал он. - Я - кровная месть! Я - правосудие! Утолите мой голод - или вас ждут мучения!
      Зеленорубашечников, разумеется, выдали. И конечно, среди них не оказалось Безымянного.
      Их поставили перед Драконом на площади Тирана. Они стояли перед ним в грязи, опустив головы. Только двое из них оказались так неосторожны, что дали застать себя именно в зеленых рубашках. Остальных притащили полуголыми или в домашней одежде. Все они были в ужасе, один даже описался. Их семьи и соседи последовали за ними на площадь и теперь оглашали ее жалобными воплями. Уилл одним взглядом заставил их замолчать.
      - Ваш повелитель знает ваши истинные имена, - сурово сказал он зеленорубашечникам, - и может убить вас одним словом.
      - Это правда, - сказала Яблочная Бесси. У нее было бесстрастное, каменное лицо. А между тем Уилл знал, что один из Зеленорубашечников - ее брат.
      - Хуже того, он может заставить вас впасть в такое сумасшествие, что вам покажется, будто вы в аду, и терпеть вам вечно адские мучения.
      - Это правда, - сказала колдунья.
      - И все же он не обрушил на вас весь свой гнев. Вы не представляете для него никакой опасности. Он презирает вас, как существ незначительных.
      - Это правда.
      - Только одному из вас он хочет отомстить. Вашему главарю - тому, кто называет себя Безымянным. Так вот, ваш милостивый повелитель предлагает вам следующее: а ну, встаньте ровно! - Они повиновались, и он указал им на горящую головню. - Если ко мне доставят Безымянного, пока горит этот огонь, вы свободны. Если нет, вы испытаете все мучения, какие только сможет изобрести для вас изощренный ум Дракона.
      - Это правда.
      Кто-то, не из Зеленорубашечников, кто-то другой, тихо и часто всхлипывал. Уилл не обращал на это внимания. Сейчас в нем было больше Дракона, чем его самого. Странное чувство - быть под контролем. Ему понравилось. Как будто ты - маленькая лодочка, которую несет бурное течение. Река эмоций подчиняется собственной логике, она-то знает, куда течет.
      - Ну! Живо! - крикнул он.
      Зеленорубашечники вспорхнули, как стая голубей.
      Не более чем через полчаса вырывающегося Безымянного приволокли на площадь. Бывшие соратники скрутили ему руки за спиной, а рот завязали красной банданой. Он был избит - не так сильно, как Уилл в свое время, - но тщательно, со знанием дела.
      Уилл прохаживался перед ним туда-сюда. Зеленые, цвета листвы, глаза, на черном, вымазанном в глине лице горели чистой, святой ненавистью. Этого мальчика не укротить, не сломать. Это была противоположно заряженная сила, анти-Уилл, дух мщения во плоти, перед которым стояла единственная вожделенная цель.
      За Безымянным в шеренгу выстроились старики и неподвижно ждали. Угрюмый двигал челюстями, как древняя черепаха. Казалось, он додумывает какую-то особенно глубокую мысль. Но он не проронил ни слова. Молчали и старая Черная Агнес, и дряхлая Колдунья-Охотница, чьего повседневного имени не знало ни одно живое существо, и Ночная Бабочка, и Лопата, и Энни Перепрыгни Лягушку, и Папаша Костяные Пальцы, и все остальные. Из нестройной толпы слышался лишь невнятный шепот и бормотанье, но ничего, что можно было бы разобрать, расслышать, за что можно было бы наказать. Надо всем этим бормотаньем иногда раздавалось жужжание крыльев, и смолкало, как цикада тихим летним днем. Но никто не взлетал.
      Уилл все ходил туда-сюда, как леопард в клетке, пока Дракон внутри него раздумывал над самым подходящим наказанием. Порка только укрепила бы Безымянного в его ненависти и решимости. Отрезать ему ногу - тоже не выход, он уже потерял одну, и все же остался опасным и отчаянным врагом. Заточить в тюрьму? Но в деревне не было достаточно ужасной тюрьмы для Безымянного, разве что сам Дракон, но он вовсе не хотел пускать к себе внутрь такого дьявола. Единственным выходом была смерть.
      Но какая смерть? Удушение - слишком быстро. Костер - неплохо, но площадь Тирана окружали хижины с соломенными крышами. Утопить его можно было только в реке, а, значит, этого не смог бы увидеть сам Дракон, а он желал, чтобы наказание осталось в памяти его подданных неразрывно связанным с ним. Конечно, он мог приказать прикатить на площадь бочку и наполнить ее водой, но тогда в страданиях жертвы было бы что-то комическое. К тому же, как и в случае с удушением, все произошло бы слишком быстро.
      Дракон думал долго. Наконец он остановил Уилла перед скрюченным Безымянным. Он заставил Уилла поднять голову и сделал так, чтобы драконий огонь блеснул в его глазах.
      - Распните его.
      К ужасу Уилла, жители повиновались.
      Это заняло несколько часов. Незадолго до рассвета мальчик, который когда-то был Паком Ягодником, другом Уилла, потом умер, потом вновь воскрес чтобы покарать Уилла, - испустил дух. Он шепотом передал свое истинное имя почтенной родственнице - Матушке Ночи, после чего тело его обмякло, и утомленные жители деревни наконец смогли разойтись по домам спать.
      Позже, покинув наконец тело Уилла, Дракон сказал:
      - Ты хорошо проявил себя.
      Уилл лежал без движения в кресле пилота и ничего не ответил.
      - Я награжу тебя.
      - Нет, господин, - ответил Уилл, - ты уже и так слишком много сделал.
      - Гм-м. А знаешь ли ты, каковы первые признаки того, что раб окончательно примирился со своим рабским положением?
      - Нет, господин.
      - Хамство. По этой самой причине я не стану тебя наказывать, а, наоборот, как уже сказал, награжу. Ты очень вырос у меня на службе. Ты созрел. И теперь тебе уже недостаточно собственной руки. И ты получишь это. Иди к любой женщине и скажи ей, что она должна делать. Я разрешаю.
      - Это дар, в котором я не нуждаюсь.
      - Рассказывай! У Большой Рыжей Марготти три отверстия. И она ни в одном из них не откажет тебе. Входи во все по очереди, в любом порядке. Делай что хочешь с ее сиськами. И прикажи ей, чтоб была веселая, когда видит тебя. Вели ей вилять хвостиком и скулить, как собачка. Пока у нее есть дочь, у нее нет выбора. В общем, у тебя полная свобода в отношении моих подданных обоих полов и всех возрастов.
      - Они тебя ненавидят, - сказал Уилл.
      - И тебя тоже, моя радость, и тебя, моя прелесть!
      - Но тебя - за дело.
      Последовало долгое молчание. А потом Дракон сказал:
      - Я знаю твои мысли лучше, чем ты сам. Я знаю, что ты хотел бы сделать с Рыжей Марготти, как ты хотел бы с ней обойтись. Говорю тебе, в тебе больше жестокости, чем чего бы то ни было. Это зов плоти.
      - Ты лжешь!
      - Разве? А ну-ка скажи, ты, бедная жертва: когда ты приказывал распять Безымянного, приказ исходил от меня, это было мое желание и мой голос. Но способ… разве не ты выбрал наказание?
      До этого момента Уилл апатично лежал в кресле, глядя в металлический потолок. Теперь он сел прямо, и лицо его побелело от потрясения. Он рывком поднялся и повернулся к двери.
      Дракон, увидев это, усмехнулся:
      - Хочешь уйти от меня? Ты, и правда, думаешь, что тебе это удастся? Ну что ж, попробуй! - И Дракон открыл дверь. Холодный безжалостный утренний свет наполнил кабину. Ворвался свежий ветер и принес запах полей и лесов. Уилл с отвращением ощутил собственный кислый запах, которым пропитались все внутренности Дракона.
      - Ты нуждаешься во мне больше, чем я когда-либо нуждался в тебе, - уж об этом я позаботился! Ты не можешь сбежать от меня, а если бы даже и смог, голод пригнал бы тебя обратно, а в первую очередь даже не голод, а… твои запястья. Ты желаешь меня. Без меня ты пуст. Иди! Попробуй сбежать! Посмотрим, куда это тебя приведет.
      Уилл задрожал.
      Он распахнул дверь и выбежал наружу.
 
      Первый закат вдали от Дракона Уилл провел так: когда солнце село, его вырвало, а потом случился приступ поноса. Скрючившись от боли, жалкий и зловонный, он провел всю ночь в чаще Старого Леса. Иногда он выл и катался по земле. Тысячу раз ему приходила мысль вернуться обратно. И тысячу раз он говорил себе: "Еще не время. Потерпи чуть-чуть, а потом можешь сдаться. Но пока не время".
      Его тянуло вернуться, тоска накатывала волнами. Стоило ей схлынуть - и он думал: если день продержаться, то на следующий будет уже легче, а на третий - еще легче. Потом болезненное желание вернуться накатывало снова, эта черная жажда, гнездящаяся в его плоти, эта ломота в костях, и тогда он уговаривал себя: нет, еще не время. Надо потерпеть еще несколько минут. А там и сдаться можно будет. Скоро. Но не сейчас. Еще немного.
      К утру самое страшное было позади. Когда забрезжил рассвет, он выстирал одежду в ручье и повесил ее сохнуть. Чтобы согреться, он ходил туда-сюда и пел "Песни любви Берлина Сильвануса", те из пятисот стихов, какие смог вспомнить. Наконец, когда одежда была уже только чуть-чуть влажной, он нашел большой дуб, который давно присмотрел, и достал из дупла заранее припрятанную бельевую веревку. Взобравшись чуть ли не на самую вершину огромного дерева, он привязал себя к стволу. Там, слегка покачиваясь на слабом ветру, Уилл наконец заснул.
      Через три дня Яблочная Бесси пришла поговорить с ним туда, где он прятался. Та, что говорила правду, склонилась перед ним в поклоне.
      - Господин Дракон просит тебя вернуться, - сказала она официально.
      Уилл не стал спрашивать почтенную колдунью, как она нашла его. Мудрые женщины знали свое дело и никогда не делились тайнами ремесла.
      - Я вернусь, когда буду готов, - ответил он. - Я еще не закончил свои дела.
      Он тщательно сшивал листья дуба, ольхи, ясеня и тиса иголкой, мастерски изготовленной из шипа, и нитками из травинок, которые он разделил на волокна. Это была нелегкая работа.
      Колдунья нахмурилась:
      - Ты всех нас подвергаешь опасности.
      - Он не станет разрушать себя из-за меня одного. К тому же он ведь уверен, что я обязательно вернусь к нему.
      - Это правда.
      Уилл невесело усмехнулся:
      - Ты не обязана и здесь заниматься своим ремеслом, досточтимая госпожа. Можешь говорить со мной так, как говорила бы с любым другим. Я больше не человек Дракона.
      Взглянув на нее повнимательней, он впервые увидел, что она не так уж намного старше его. В мирное время он мог бы вырасти довольно быстро, и когда-нибудь, года через два или, быть может, через пять, мог бы предъявить на нее права, по законам… свежего дерна и ночи. Всего лишь несколько месяцев тому назад ему стало бы неуютно от этой мысли. Но теперь в своих размышлениях он зашел так далеко, что она его не покоробила.
      - Уилл, - осторожно начала колдунья, - что ты задумал?
      Он показал ей свою новую одежду:
      - Я стал зеленорубашечником.
      Пока шил, он сидел без рубашки. Уилл разорвал ту, в которой служил Дракону, и тряпки использовал на трут, когда нужно было развести огонь. А теперь вот изготовил себе новую - из листьев.
      Облачившись в свое хрупкое одеяние, Уилл посмотрел Той, Что Говорит Правду, прямо в глаза.
      - Ты можешь солгать.
      Бесси испугалась.
      - Только один раз, - сказала она и инстинктивно прикрыла обеими руками живот. - И плата за это высока, очень высока.
      Он встал.
      - Надо ее заплатить. Давай-ка раздобудем где-нибудь лопату. Пришло время грабить могилы.
 
      Вечером Уилл наконец вернулся к Дракону. Площадь Тирана была оцеплена колючей проволокой. На столбе установили громкоговоритель, провода вели к металлическому туловищу Дракона, так что в отсутствие своего лейтенанта король мог разговаривать с подданными.
      - Иди ты первая, - сказал Уилл Яблочной Бесси, - тогда он поверит, что я не желаю ему зла.
      С обнаженной грудью, в своих одеждах и широкополой шляпе колдуньи, Бесси вошла в ворота, опутанные колючей проволокой (угрюмый сторож открыл их перед ней и тут же за ней закрыл), и оказалась на площади.
      - Сын Жестокости, - склонилась она перед Драконом в глубоком поклоне.
      Уилл встал за воротами, в тени, съежился, опустил голову, засунул руки поглубже в карманы.
      Он почти беззвучно произнес:
      - Вверяю себя твоей воле, о Великий. Хочешь, я буду твоим пугалом. Хочешь - заставь меня пресмыкаться, ползать в пыли - только пусти меня обратно!
      Колдунья раскинула руки и снова поклонилась:
      - Это правда.
      - Можешь подойти. - Голос у Дракона был изможденный, но, усиленный громкоговорителем, звучал победоносно.
      Старый охранник с кислым лицом открыл для него ворота, как чуть раньше открыл их для Колдуньи. Понуро, как приблудный пес, возвращающийся в единственное место, где его подкармливают, Уилл перешел площадь. Он помедлил около громкоговорителя, коротко коснулся столба дрожащей рукой и тут же быстро сунул руку в карман.
      - Ты победил. Окончательно и бесповоротно. Ты победил.
      Его самого удивило, как легко получились у него эти слова, как естественно они вырвались из него. Он даже почти ощутил в себе желание подчиниться тирану, принять от него любое наказание, снова благодарно взвалить на себя его гнет. Тоненький голосок внутри победно пищал: "Как это просто! Как просто!"
      Действительно, это было опасно просто. Осознав, что какая-то часть его действительно этого хочет, Уилл покраснел от унижения.
      Дракон с усилием открыл один глаз:
      - Итак, мальчик…
      Ему показалось, или голос Дракона и правда был не так силен, как три дня назад?
      - Ты понял, что это такое - остро нуждаться в чем-то. Ты тоже страдаешь от собственных желаний, как я. Я… я… ослабел, это очевидно, но не так сильно, как ты. Ты думал доказать мне, что это я нуждаюсь в тебе, а доказал обратное. Хотя у меня нет ни крыльев, ни снарядов, хотя мои энергетические ресурсы почти на нуле, а если я подожгу свои двигатели, то обреку на смерть себя и деревню, все-таки я из племени могучих, и нет во мне ни жалости, ни раскаяния. Ты думал, я стану унижаться перед мальчишкой? Плясать под дудку такой жалкой дворняжки, как ты? Тьфу! Ты не нужен мне. Никогда не смей думать, что… что ты мне нужен!
      - Позволь мне войти, - захныкал Уилл. - Я сделаю все, что ты скажешь.
      - Ты понимаешь, что должен понести наказание за свое непослушание?
      - Да, - ответил Уилл. - Накажи меня, пожалуйста. Унижай и оскорбляй меня, умоляю тебя.
      - Ну, раз ты об этом сам просишь, - люк Дракона с шипением открылся, - да будет так.
      Уилл неуверенно сделал шаг вперед, потом еще два. Потом побежал, прямиком к люку. Прямо к нему - но перед самым люком резко свернул в сторону.
      Теперь он видел перед собой безличное железо - бок Дракона. Уилл быстро достал из кармана именной камень сержанта Бомбаста. Его маленький ярко-красный близнец уже лежал у него во рту. К одному пристала могильная грязь, другой был очень странным на вкус, но Уилл не обращал на это внимания. Он дотронулся камнем до железного бока, и тут же истинное имя Дракона без всяких усилий вплыло в его сознание.
      И тогда он вытащил из кармана эльфийский каменный наконечник и изо всех сил ударил им Дракона в бок, а потом провел по обшивке длинную белую царапину.
      - Что ты делаешь? - в тревоге воскликнул Дракон. - Прекрати немедленно! Люк открыт и кресло ждет тебя! - В его голосе зазвучали соблазняющие нотки. - Иглы стосковались по твоим запястьям. Как и я сам стоско…
      - Балтазар, сын Ваалмолоха, сына Ваалшабата, - выкрикнул Уилл, - приказываю тебе умереть!
      И свершилось.
      В одну секунду, без всякого шума, король-Дракон умер. Вся его мощь и злоба превратились в ничто, в груду металла, обрезки которой можно было бы продать, пустить в переплавку на нужды Войны.
      Чтобы выразить свое презрение, Уилл изо всех сил ударил кулаком по корпусу Дракона. Потом он плюнул на него, с яростью и остервенением, и некоторое время смотрел, как слюна стекает по черному металлу. И наконец, он расстегнул штаны и помочился на поверженного тирана.
      И только тогда Уилл поверил, что тиран мертв, окончательно и бесповоротно.
      Яблочная Бесси - больше не колдунья - молчаливая и потерянная стояла на площади за его спиной. Она беззвучно оплакивала свое отныне бесплодное чрево и невидящие глаза. К ней и направился Уилл. Он взял Бесси за руку и отвел в ее хижину. Он открыл перед ней дверь. Он посадил ее на кровать.
      - Тебе что-нибудь нужно? - спросил он. - Воды? Поесть?
      Она покачала головой:
      - Иди. Дай мне оплакать нашу победу в одиночестве.
      Он ушел, спокойно закрыв за собой дверь. Теперь ему некуда было больше идти, кроме как домой. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где это.
      - Я вернулся, - сказал Уилл.
      У Слепой Энны был испуганный вид. Она медленно повернулась к нему, пустые глаза наполнились тенью, старушечий рот в отчаянии открылся. Она медленно, как лунатик, встала, сделала несколько шагов вперед, коснулась Уилла пальцами вытянутых рук, потом бросилась к нему на шею и разрыдалась.
      - Слава Семерым! О, слава Семерым! Благословенные, благословенные, милосердные Семеро! - Она все рыдала и рыдала, и Уилл впервые в жизни понял, что на свой угрюмый, молчаливый лад тетка наивно и преданно любит его.
      Итак, на один сезон жизнь опять стала обычной. А осенью через деревню прошли войска Всемогущего, сжигая траву на своем пути и ровняя с землей дома. Впереди них шествовал Ужас, и жителям деревни пришлось бежать, сперва в Старый Лес, а потом в лагеря для беженцев через границу.
      И наконец их погрузили в вагоны для скота и вывезли в далекую Вавилонию, что в Стране Фей, где улицы вымощены золотом, а башни-зиккураты упираются в небо и где Уилла ждала судьба гораздо более необычная, чем он мог бы даже мечтать.
      Но это уже другая история, для другого дня.
 
       Michael (Jenkins) Swanwick. King Dragon (2003)
 

This file was created

with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

22.08.2008