Глава 17

Чтобы сделать «руку власти», прежде всего надо раздобыть кисть покойника, умершего насильственной смертью. Это необходимое условие. Шок внезапной гибели насыщает кровь эндорфинами, которые и придают амулету могущество. По счастью, Джейн имела доступ к моргу при анатомичке. Она стащила руку, спрятав ее в сумочку, а дома положила в раствор соли и селитры и выдержала в банке, в стенном шкафчике. Затем руку надо было высушить; если сушить на солнце, потребовалось бы несколько недель, поэтому она просто заморозила ее в морозилке и испарила лед при помощи пылесоса.

За окном лаборатории яркие, четко очерченные силуэты города излучали холод; холод проникал в окна. Последние закатные огни, бледные и неживые, догорали на горизонте. Джейн сидела на высокой табуретке, положив ногу на ногу, и прикрепляла между пальцев мертвой руки свечные огарки. Она не зажигала свет, боясь, что ее обнаружат. Но и в полутьме она видела, что рука грубая, с толстыми пальцами, и ее прежний владелец имел привычку грызть ногти.

Для такой работы лучше всего подходил именно этот час: влияния солнца и луны примерно уравновешивали друг друга и почти не искажали результатов. Убедившись, что свечи держатся прочно, Джейн взяла перочинный нож и осторожно, тщательно вырезала на большом пальце sfwa, на второй фаланге среднего пальца — ya и на мизинце — sig. В целом получилось тайное имя Богини в ее ипостаси Исполнительницы желаний.

После этого оставалось только привязать к ладони одну из кредитных карточек Гальяганте.

Покончив с этим, Джейн убрала клубок шпагата в ящик и соскочила с табуретки. Амулет она положила в свой рюкзачок, вместе с ломиком, замшевыми перчатками и фонариком.

Она выбрала одежду понезаметнее: черную рубашку, черные джинсы. Сверху

— Робинова куртка. Рюкзак у нее, к счастью, был темно-серый. Она повесила его на плечо, надела вязаную шапочку. В таком виде она совершенно не будет бросаться в глаза.

Ложку, добытую в материнском мире, она повесила на шею, просверлив в рукоятке дырочку. Она достала ее из-под блузки и поцеловала на счастье.

Пора.

Ее охватил ночной холод. Резкий, ледяной ветер сметал с мостовой обрывки бумаги, кружа их в воздушной пляске. Улицы были пусты. Джейн пробежала мимо Бранстока, Триденты, Лоназепы. Забежала на минуту в вестибюль Анеиры погреться — уши и щеки совсем замерзли, ноги выше колен — тоже, джинсы совсем не грели. Побежала дальше — мимо Кэдбери и Сьюингшилдз. Ломбарды, Змея и Альтарипы. Время от времени ей встречался гном или тролль, но они, сутулясь от холода, спешили домой, им было не до нее. Наконец она дошла до цели.

Кэр-Гвидион.

Джейн, задрав голову, смотрела на блестящие стеклянные стены, поднимающиеся в невообразимую высоту и теряющиеся в темноте. Сердце ее упало. Рядом с этой неприступной твердыней она сама была так мала, так ничтожна. Она свернула в аллею и, обогнув башню, вышла к ней с другой стороны.

Сзади Кэр-Гвидион выглядела совсем иначе — глухая стена в потеках копоти, разгрузочная площадка, печь для мусора, где тлел слабый огонь. Словно башня, сбросив прикрасы, показала свое истинное лицо. Джейн закурила и замерла в тени, наблюдая и выжидая.

Шло время. Из служебной двери вышел тролль с мусорным ведром. Он вывалил мусор в печь и поспешил назад. Дверь закрылась. Джейн закурила снова, выжидая, пока смотритель чем-нибудь не займется. Она курила медленно, наслаждаясь сигаретным теплом, с сожалением выбросила окурок. Потом натянула серые замшевые перчатки и вытащила руку власти. Держа ее за запястье, с зажигалкой в другой руке, она подошла к двери. Толкнула ее, открыла. Ящики, метлы, банки с пастой, старые половики. Смотрителя не было видно. Из мрака на нее зашипело железное чудовище: печка.

— Здравствуйте! — сказала Джейн. — Мне сюда? Я насчет работы.

Никто не ответил.

Дверь закрылась. Джейн стояла с бьющимся сердцем, ей хотелось убежать. Поборов это желание, она вошла в комнату. Здесь было тепло, и у Джейн сразу закололо в щеках и мочках ушей. Где-то бормотал телевизор. Прямо перед ней была раскрытая дверь грузового лифта. Джейн вошла в эту дверь.

В бумажнике была визитная карточка с адресом — Гальяганте жил на самом верху башни. Джейн убрала пока в рюкзак амулет и фонарик, нажала кнопку лифта. Ее охватило счастливое возбуждение, предвкушение удачи. Это было не сравнимо ни с чем — лучше наркотиков, лучше секса, лучше всего, что ей довелось испытать. Все вокруг казалось до невозможности ясным и четким, словно заново отполированным. Какой фантастический кайф!

Грузовой лифт вез ее через все этажи этого исполинского сооружения.

Мелькали стены. Словно рты, открывались и закрывались двери. Показывались на мгновение коридоры, кухни, кладовки. Иногда слышались голоса

— споры, смех, но никого не было видно, и ее тоже никто не замечал. Она скользила мимо, как невидимка.

Наконец лифт остановился. Она вышла в неосвещенную кухню. Стояла абсолютная тишина. Держа руку власти перед собой, как щит, Джейн осмотрелась и заглянула в примыкающие комнаты. С первого взгляда было понятно, что весь этаж отведен под домашние службы и прислугу отпустили на ночь. Но на всякий случай она держала зажигалку наготове.

Из кухни шел лифт — без сомнения туда, куда ей было надо. Но лифт окружала странная аура, холодное ощущение угрозы исходило от его бронзовой двери, украшенной головами хищных птиц. Лифт наверняка имел сигнализацию. Придется ей найти другой путь наверх.

Джейн задумалась. Раз пищу готовят вдалеке от столовой, должен существовать быстрый способ доставки ее к столу. Иначе, пока ее несут к лифту, пока поднимают, она успеет остыть. Должен быть какой-то путь побыстрее. То, что называется «немой лакей».

Раз она знала что искать, найти было уже нетрудно. Окошечко в стене, прямо напротив двери.

Она влезла в подъемник, устроилась на дне ящика.

Было очень тесно. Сначала она положила рюкзак, потом, сложившись пополам, села сама. Колени прижимались к подбородку, рука власти уперлась в нос.

Она закрыла дверцу, и темнота сомкнулась вокруг нее, как сжатый кулак. Было совсем ничего не видно. Глубоко вздохнув, она ухватилась за веревку и начала подтягиваться, медленно, чтобы блоки не заскрипели.

Она медленно перебирала руками. Немой лакей дюйм за дюймом поднимал ее вверх.

Это было долгое путешествие.

Как выяснилось позже, апартаменты Гальяганте занимали четыре этажа. Нижний предназначался для слуг, три остальных — для хозяина и его возможных гостей. Но Джейн казалось, когда она медленно и в полной темноте ползла в высоту, что этажей тут по крайней мере двадцать. Похоже было, подъем никогда не кончится. Джейн отгоняла эту фантазию, но ей стало мерещиться, что она попалась в ловушку, что коробка плывет в бесконечном пространстве среди звезд.

У нее заломило в плечах, разболелись руки.

По бокам текли струйки пота. Блузка насквозь промокла. Джейн тихонько обругала себя, что не сняла Робинову куртку, прежде чем залезть в этот ящик. Она просто варилась в ней.

Ящик изнутри был подбит кожей. Гвоздики мешали ей нормально сидеть. Она попробовала переменить положение. Не помогло. Она все перебирала руками по тросу. Желудок сжимала судорога. Одну ногу она отсидела. Джейн остановилась, несколько раз обмотав веревку вокруг руки, чтобы не полететь вниз, и попробовала помассировать отсиженную ногу. Все время она прислушивалась — не раздадутся ли голоса, звуки шагов. Она поднималась долго, и если сейчас сорвется вниз, то, конечно, убьется насмерть.

Ладони вспотели. Она по очереди вытерла их о джинсы и снова стала подниматься.

Вверх и вверх сквозь темноту.

Наконец возник лучик света, стал опускаться, дошел до глаз, скользнул по ногам. Руки с веревкой замерли. Она затаила дыхание, прислушиваясь.

Снаружи кто-то ходил.

С трудом, неуклюже, она кое-как обмотала веревку вокруг ноги. Достала руку власти. Необходимо было соблюдать полную тишину, поэтому она двигалась мучительно медленно. С трудом она вытащила из кармана зажигалку.

Распахнула дверцу. Освободила ногу. Выскочила из ящика.

Гном в ливрее перепуганно глядел на нее.

— Эй! — крикнул он. — Что вы… Она поднесла огонек к фитилю. Родилось пламя. Пламя отразилось в расширившихся глазах гнома. Крошечный огонек затанцевал в каждом зрачке. Джейн зажгла второй огарок.

— Где Гальяганте? — спросила она. Гном держал в руках серебряный поднос с двумя рюмками, салфетками и пустым шприцем.

Они находились в углу столовой. Невозможно длинный стол, уставленный высокими серебряными канделябрами, тянулся к противоположной стене, но до нее было слишком далеко. Гном движением подбородка указал на отдаленную дверь.

— В большой спальне, — прошептал он. — Он не один.

Она зажгла третий огарок.

— Есть еще кто-нибудь в квартире?

— Нет. Только я. Он. И его гостья. — Загорелся четвертый огонек. Восемь отражений прыгали в глазах гнома.

— По-моему, тебе хочется пойти полежать.

— Да. — Гном, как одурманенный, прошел мимо нее в коридор. Лифт узнал его и распахнул перед ним дверь. Он исчез.

Время было дорого. Зажженные свечи нельзя заменить другими. В запасе у нее оставалось минут двадцать, не больше.

Джейн принялась за работу.

Она никак не думала, что будет так трудно найти что украсть. Держась подальше от спальни, Джейн быстро обследовала остальные комнаты — большие, хорошо обставленные и совершенно бесполезные для нее. Там стояли бюро из тигрового клена и шкафчики красного дерева с удивительной резьбой. В хрустальных вазах красовались белоснежные тюльпаны или бледные светящиеся грибы с длинными тонкими ножками. Под ногами лежали ковры, над каждым из которых трудилось несколько поколений ткачей. Предполагалось, что кредитная карточка, привязанная к руке власти, приведет ее к хозяйским сокровищам, но рука поворачивалась только туда, куда ее поворачивала сама Джейн. Можно было сойти с ума от досады. Ее окружали бесценные вещи, но взять с собой было нечего.

Прошло шесть минут. Осталось четырнадцать. Быстро и бесшумно она осматривала комнату за комнатой. Стены были увешаны картинами. Сцены борьбы

— пронзительный крик борца, нога выбрасывается вперед. Домашние сцены — элегантные господа блюют в сверкающие раковины из фарфора. Для Гальяганте только самое лучшее.

Осталось девять минут. Джейн забрела в тупик — полутемная гардеробная, ни одного окна. И вдруг рука власти похолодела, как лед, и шевельнулась. Джейн открыла шкафчик, откинула в сторону шелка и твиды и обнаружила сейф. Не сразу, но сейф все же признал кредитную карточку хозяина и открылся. Внутри оказалась стопка банкнот — Джейн быстро их перелистала: хватит на все! — а также документы и драгоценности.

Ну наконец! Джейн стащила с плеча рюкзак, запихала в него банкноты. Документы брать не стала. Кольца, булавки, бриллиантовые браслеты рассовала по карманам куртки.

Осталось четыре минуты.

Она уже прошла столовую, когда ее внимание привлекли серебряные подсвечники. Они были такие массивные, так мягко поблескивали! В последний момент она протянула руку и схватила один из них.

Ее ударило током. Рука в перчатке прилипла к подсвечнику. Мышцы свело судорогой.

— Караул! — завопил подсвечник. — Воры! Грабят!

— Пусти! — закричала Джейн. Подсвечник было не сдвинуть с места, он был намертво прикреплен к столу. И орал без умолку.

— Воры! Грабят! Караул!

— Что тут происходит? — Дверь спальни распахнулась.

Джейн обернулась и увидела стоящего в дверях Гальяганте. На нем был шелковый халат, наскоро прихваченный в талии. Сзади виднелась кровать под балдахином. Рама была белая, а ножки имели форму борзых, стоящих на задних лапах. Углы простыни борзые держали в зубах. На подушках лежал яркий световой шар, сияющий кокон, сквозь который что-то смутно проглядывало, чье-то тело, изгибающееся там, внутри. Тело нимфы.

Дверь закрылась. Гальяганте подошел к ней — гневный, с пылающими глазами, в обличье власти, настоящий эльфийский владыка. Поднялся ветер, обвеял Джейн, яростно растрепал волосы. Она протянула перед собой амулет, но огоньки свечей задрожали, мигнули и погасли.

Джейн отступила бы назад, но проклятый подсвечник держал ее, не давая сделать ни шагу. Он все вопил:

— Хозяин! На помощь! Держи вора!

У Джейн мысли путались из-за этих воплей.

— А ведь я вас знаю! — Гальяганте, хмурясь, смотрел на нее. — Студентка-алхимик, верно? — Он щелкнул пальцами, и подсвечник умолк. Утих ветер. Очень деликатно эльф снял рюкзак у нее со спины и перебрал содержимое. Банкноты он аккуратной пачкой сложил в сторонке. Оставив рюкзак на столе. он обшарил ее карманы и вытащил драгоценности. Джейн не пыталась сопротивляться. Попалась так попалась.

— Какой случай! — Странная улыбка заиграла, как огонек, на его губах. Он окинул ее взглядом с головы до ног. — Но какой, собственно? — Он размышлял вслух. — Что же мне с вами делать?

Невольные слезы навернулись ей на глаза.

— Отпустите меня! — прошептала она.

Гальяганте, взяв руку власти, с интересом рассматривал ее. Он пощелкал языком.

— Не надо портить хорошее впечатление, — сказал он строго. Отложил руку и спустил молнию на кожаной куртке. Наружу вырвался запах пота. — Что это у вас?

Он расстегнул на ее блузке две верхние пуговицы и взял в пальцы стальную ложечку.

— Ну и ну! — Развеселившись, он покачал ложку кончиком пальца. — Мне, видимо, придется…

Дверь спальни распахнулась. На пороге стояла обнаженная нимфа с растрепанными волосами.

— Куда ты… — Она осеклась. Потом сказала недоуменно: — Джейн?

Гальяганте застыл на месте. Не оглядываясь, он рявкнул:

— Подожди в спальне! Закрой за собой дверь! Она скрылась.

— Это Сирин, — сказала Джейн.

— Забудьте о ней. — Гальяганте, казалось, о чем-то задумался, он колебался, что-то решая про себя. — У нее своя судьба. Думайте о вашей собственной. — И внезапно рассмеялся: — Я вас отпускаю.

— Спасибо, — смиренно проговорила она.

— И у меня есть предложение. Джейн вздрогнула и промолчала.

— Если вы переживете Тейнд — а судя по всему, это очень большое «если»,

— придите ко мне в контору и обратитесь к моим служащим. У меня есть для вас работа. Работа выгодная. И многие сочли бы ее приятной.

Он снова щелкнул пальцами, и подсвечник ее отпустил. Джейн сделала шаг назад, потирая руку. Онемевшая кисть наливалась болью.

Гальяганте вернул ей пустой рюкзак. Ложечку он оставил у себя.

— Можете идти. Пожалуйста, нормальным лифтом. Он снял со стола подсвечник и бросил ей. Она его машинально поймала.

— Вот, возьмите. В знак моей искренности. Лифт еще не подошел, а он уже повернулся к спальне. Она посмотрела на закрывающуюся за ним дверь и отправилась домой.

На следующий день она ходила как во сне. Наступила наконец оттепель, и студенты распахнули во всех аудиториях окна. Холодный, свежий ветер ворвался внутрь, охладил термостаты, и радиаторы исходили паром, стараясь поддержать нужную температуру. Маленькие воздушные обогреватели развевали бумаги, и по коридорам кружилась смерчами пыль.

Все это было бы приятно, но Джейн чувствовала странную отрешенность. Окружающее казалось каким-то отдаленным, незначительным, словно она призраком блуждала по миру, которому перестала принадлежать. Так не могло продолжаться. Что-то должно было произойти. Может быть, сегодня наступит наконец Тейнд и положит конец этому состоянию подвешенности, ожидания, полужизни? А пока апатия и безразличие ко всему овладели ею.

Даже когда Крысобой стал за ней в очередь в студенческой столовой, изобразив мимикой поцелуй, она только пожала плечами и отвернулась. Если бы Джейн намеренно собиралась его разозлить, то не могла бы придумать ничего лучше. Она видела злобное выражение, появившееся на его лице, и знала, что ничего хорошего это ей не сулит.

Но что она могла сделать? Тупиковая ситуация.

Она отнесла поднос на пластмассовый столик, села. Рядом рос в горшке куст терновника. В глубине куста прыгал с ветки на ветку сорокопут. Стол был четырехместный. Крысобой уселся напротив. Не поднимая глаз от салата, она сказала:

— Тебя никто не приглашал здесь садиться. Он поднял на вилке жирную сардельку и ткнул в ее сторону.

— От этой зеленой дряни тебя стошнит. Что тебе надо, так это хороший кусок мяса. — Он откусил от сардельки, продолжая с набитым ртом: — Есть идея! Почему бы тебе не сходить со мной нынче вечером в ресторан? Подкормим тебя немножко. Протеинчиков в органон добавим.

Джейн отложила вилку:

— Послушай, ты не мог бы… Внезапно на соседний стул скользнула Сирии и без предисловий сказала:

— Я тебе кое-что должна объяснить. Ты можешь понять все неправильно.

Ее волосы были гладко зачесаны и собраны в конский хвост. Она почти не накрасилась, только мазнула по губам белой помадой и наложила немного белых теней на веки. На ней был черный глухой свитер. Даже в нем Сирин была красива.

— По-моему, тут нечего объяснять. Крысобой откашлялся.

— Рад видеть и тебя, Сирин, — сказал он громко.

— Привет, Крыса. — Она на него почти не взглянула. — Джейн, ты не знаешь, что значит испытывать желания… не совсем обычные. Но это мои желания. Ты ведь понимаешь? Они часть меня, я не могу отказываться от них.

Джейн очень мешал Крысобой, жадно прислушивающийся к каждому слову. Она сказала:

— Совсем не нужно объяснять, почему тебе нравится Гальяганте. У каждого свой вкус. Я прекрасно могу это понять.

— Гальяганте мне нравится? — В серебристом смехе Сирии слышалось удивление. — Да с чего ты это взяла? Гальяганте тут вообще ни при чем.

— Главное — властный самец, а кто — неважно, — вставил Крысобой. — Все решают феромоны.

Сирии просто отмахнулась от него движением руки. Удивительно, как ей удавалось совсем его не замечать?

— Мне нравится то, что он со мной делает. Мне нравятся ощущения, которые он во мне вызывает. Если я найду кого-нибудь, кто окажется удобнее, с Гальяганте будет покончено. Но можно поспорить, что новый будет ничуть не лучше. Так всегда бывает.

— А ты меня попробуй. Почем ты знаешь, может, я лучше!

— Сирин, почему ты все это мне говоришь? — Джейн не понимала, как можно говорить о своих секретах при посторонних — при Крысобое! — как будто совершенно неважно, что знают о тебе другие? Как будто они не воспользуются тем, что знают?

— Я видела сон. О своей участи. — Лицо Сирин напряглось и осунулось. — Мне снилось, что Гальяганте… Что он… Нет, это слишком мерзко. Я проснулась и подумала: нет, только не это! Джейн, ты такая уверенная, такая сильная…

— Я? — Джейн улыбнулась. Крысобой, маслено улыбаясь, что-то соображал про себя. Джейн прямо-таки слышала скрежет проворачивающихся в его голове жерновов. — Я подумала, может, ты поживешь у меня несколько дней? Понимаешь, просто будем разговаривать, ходить вместе… Я боюсь сделать какую-нибудь глупость. — Дрогнувшим голосом она добавила: — Больше я ничего не могу придумать. Джейн, вся сжавшись, ответила:

— Я уже говорила тебе. Мне тебя очень жаль, я очень бы хотела помочь. Но я ничего не могу сделать.

— Я ведь так немного прошу! И тут у последнего свободного стула появился Билли-страшила с подносом.

— Не занято?

— Ох! — Джейн вскочила. — Садись! Ешь! Мой салат тоже! Мне все равно! Только тебя мне тут еще не хватало!

Он в недоумении смотрел на нее. Она выбежала из столовой.

Вечером Джейн, не желая никого видеть, не пошла в столовую, а вышла в город и пообедала в ресторане в Оргулосе. Она съела котлету с пюре. Какой-то гном попробовал было завязать знакомство, но она так на него заорала, что ее попросили уйти.

Вечер был приятный, почти теплый, и грузовики не слишком шумели. Джейн шла сгорбившись, засунув руки в карманы, погруженная в мрачные мысли. Сколько же это будет еще продолжаться, спрашивала она себя, до каких же пор?

Джейн перешла в Оргулос из Сенодены, а там ей захотелось заказным лифтом спуститься вниз. Когда она ступила с улицы в вестибюль Бельгарды, до нее внезапно дошло, что за разными делами она не была здесь уже несколько месяцев. А еще до нее дошло, что она забыла дома лифтовый проездной. «Черт!»

Было бессмысленно платить деньги за то, что уже оплачено, так что она пошла служебными коридорами в заднюю часть здания в поисках грузового лифта. Ездить на них не полагалось, но студенты делали это постоянно.

Почти сразу Джейн заблудилась. Она спустилась в подвал по какой-то лестнице, потом решила вернуться, но найти лестницу уже не смогла. Ничего не оставалось, как идти дальше, через полутемные склады, где пахло скипидаром, дегтем, уксусом, книжной плесенью. Ей сделалось не на шутку страшно. И тут Джейн увидела рядом с угольной ямой стальную дверь, выкрашенную в зеленый цвет.

Сама не зная почему, она чувствовала, что именно туда ей и надо.

Она раскрыла дверь.

В полумраке чернела громадная железная махина. Пахло смазочным маслом. При свете единственной лампочки без абажура, висящей высоко под потолком, она смотрела на злобное стальное чудовище. Она знала его, знала, как закоулки своей души. Это был дракон, 7332, Меланхтон.

Дракон улыбнулся.

— Ну что, не ожидала увидеть меня, человечек? — Его насмешка была обжигающей, словно Джейн стояла перед открытой топкой громадной печи. Дверь, за которую она держалась, куда-то пропала, темнота за спиной сгустилась. Во всей вселенной существовали теперь только дракон и она. Люк кабины бесшумно распахнулся.

— Входи. Нам есть о чем поговорить. Пилотское кресло выглядело новее, чем раньше. Но, когда она села, оно обняло ее по-старому. Мягко светилась приборная панель. Краем глаза она заметила в темноте какое-то движение. Где-то закричал мерион и тут же умолк.

— Ты меня бросил, — сказала она.

— Я вернулся к тебе.

Руки Джейн вцепились в подлокотники. Одно движение, и иглы вонзятся в ее запястья. Опустится шлем и погрузит ее в ощущения дракона. Но она не стала поворачивать рукоятку.

— Хорошо выглядишь. Процветаешь? Как она и думала, он обиделся.

— А ты все та же: скучна и глупа, — презрительно сказал Меланхтон. В глубине его груди пробудился к жизни какой-то двигатель, и его вибрации сотрясали кабину. — Я ведь пришел дать тебе смерть, кровь, месть и участие в величайшем приключении со времен самого первого убийства — а ты встречаешь меня пустыми любезностями.

— Кроме пустых любезностей, нам нечего друг другу сказать.

— Говори, что хочешь, — злобно сказал дракон. — Сотрясай воздух несвежими, вялыми словами, словами, словами. Но мы с тобой жили друг в друге, мы ощущали и думали вместе, и ни один из нас не освободится от другого до конца этой жизни. — В наступившем молчании Джейн со сжавшимся сердцем ощутила его правоту.

Когда дракон наконец заговорил снова, он уже овладел собой. Говорил он холодно и уверенно:

— Как ты могла, так долго прожив и так много испытав, даже не спросить себя, кто же виновен во всех твоих несчастьях?

— Я знаю своего врага. Я знаю его, вплоть до операционных кодов. — Это меня, что ли? — сказал он насмешливо. — Я всего лишь симптом. Разве это я сотворил мир и тебя в нем? Разве я повелел тебе жить, любить, терять, стариться и умирать?