16

Дом, в котором жила Рэйко, — красивое трехэтажное здание со стенами из красного кирпича — располагался на краю покрытого зеленью холма.

На входе он набрал номер квартиры и подождал ответа, из колонки раздался тоненький голос Рэйко:

— Да?

Через секунду входная дверь открылась. Еще с того момента, как они встретились в больнице, Каору подозревал, что Рэйко не испытывает недостатка в деньгах. Пройдя от входа до лифта по коридору с паркетным полом, он понял, что не ошибся.

Разумеется, Каору не стал выяснять, откуда у нее столько денег. Напрямую у Рэйко он не стал бы спрашивать, а сама она не рассказывала. Из ее собственных слов он понял только, что ее муж был преуспевающим человеком. Он был старше ее и умер несколько лет назад от рака.

Квартира Рэйко находилась на третьем этаже. Каору не пришлось звонить в дверь — она открылась, как только он подошел. Рэйко рассчитала время и, наверное, смотрела через дверной глазок. В проеме появилось лицо Рэйко. Волосы, в которых проглядывала седина, были собраны на затылке и связаны резинкой.

— Входи, — сказала она слабым голосом.

— Давно не виделись.

Даже после того как она проводила его в гостиную и усадила на диван, оба некоторое время не произносили ни слова. Каору почувствовал себя неловко. Он не понимал, почему Рэйко охладела к нему, и, не зная, как и что сказать, все не мог начать разговор.

Рэйко молча поставила перед ним стакан с ячменным чаем и села напротив.

— Вот и встретились.

Каору уже потянулся, чтобы обнять Рэйко, но она отстранилась и передвинулась так, что теперь расстояние между ними увеличилось.

Подобным образом она вела себя и на похоронах, когда, одетая в траур, не позволила Каору обнять ее. Он уже протянул руку к ее плечу, полагая, что только он один может облегчить ей горе потери единственного сына, но вынужден был остановиться.

Как не был Каору неопытен с женщинами, заметив постоянно повторяющуюся реакцию, он наконец понял, что нужно отступить. Но он никак не мог понять причину столь упорного отказа. Хотя он и чувствовал, что разрыв с женщиной, которая была ему так близка, неизбежен, ему неприятно было думать об этом.

Словно обнимая саму себя, Рэйко скрестила руки на груди и терла кожу предплечий пальцами, ей было холодно. Комнатный кондиционер работал в охлаждающем режиме, но до холода было еще относительно далеко. А Каору было даже жарко.

Разглядывая Рэйко, он силился воспринять ее боль. Если она закрылась из-за горечи потери, то вряд ли он найдет способ успокоить ее.

Слова ободрения и успокоения... Слова, которые лезли ему в голову, казались ему слабыми, пустыми, постыдными. Вопрос о здоровье, просящийся на язык, задавать было нельзя. И из-за всего этого разговор не клеился.

— Ну и долго собираешься молчать? — опустив глаза, холодно спросила Рэйко.

Ее замечание задело Каору, будто бы невозможно было обращаться к собеседнику иначе как молча.

— А повежливее нельзя? — пробурчал он.

— Что?!

Рэйко обхватила руками голову. Ее трясло. Она, по-видимому, рыдала, иногда прорывались всхлипы.

— Я хочу облегчить твою боль, но как это сделать, не знаю.

Рэйко сквозь слезы смогла вымолвить: «А-а...», — подняла взгляд и закусила зубами нижнюю губу. Все лицо под красными заплаканными глазами было мокрое от слез.

— Лучше бы нам с тобой не встречаться.

Каору больно ударили эти слова.

— Ты теперь меня ненавидишь?

«Как же так!» — беззвучно прокричал он. Если бы она действительно разлюбила его, то отказалась бы встретиться. Если бы она стала игнорировать звонки с просьбами о встрече, то, в конце концов, не было бы этого неприятного момента. А ведь сегодняшнему свиданию отведен лишь один час. Рэйко что-то нужно обсудить, у нее имеется веская причина для встречи.

— Он знал. — Голос Рэйко внезапно стал мягче.

— Что?

— Про тебя и меня.

— Что мы занимались любовью.

— Занимались любовью? Это называется занимались любовью?

Рэйко усмехнулась.

Называется заниматься любовью.

— Знал что?

Каору напрягся.

— Чем мы занимались в той комнате.

Фразы Рэйко не вязались друг с другом. Каору сглотнул.

— Не может быть, — сказал он.

— У него была очень развита интуиция. Я уже давно заметила. Мы поступили глупо, сделав это... Сделав это... — Казалось, у Рэйко сейчас разорвется сердце.

— Но...

— Он написал об этом в записке.

—???

— Что, ты думаешь, он там написал? — Каору снова сглотнул. — Я умру и стану свободным! — сказала Рэйко, воспроизводя интонацию Рёдзи.

Как артистично!

Перед его взором встало смеющееся лицо Рёдзи. В шапочке для плаванья мальчик стоит у края бассейна. И с видом, как будто ест пончики, повторяет:

Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным! Я умру и стану свободным!

Ему хотелось проявить свое участие. Смерть Рёдзи... Все произошло так быстро. Горе обрушилось на нее. Теперь они сидели и смотрели друг на друга со слезами на глазах. Шепча: «Люблю», он вытирал Рэйко слезы.

Рэйко резко вскочила, записка Рёдзи лишила ее самообладания. Наступил момент, когда она могла дать волю слезам. Ей нужно было выплакаться.

Каору вообразил себя на месте Рёдзи. Его мать с удовольствием предвкушает момент, когда ему придется пройти тяжелую процедуру обследования. С точки зрения Рёдзи, это выглядело как предательство. Его мать, с которой они вместе сражались в этой тяжелой битве, с позором отступила и предалась развлечениям. Естественно, его иллюзии рухнули. Каору решил, что это убило волю Рёдзи к борьбе и самоубийство означало капитуляцию, но он был далек от истины. Понимая, что Рёдзи все равно в ближайшем будущем умер бы, Каору не был сильно опечален его самоубийством. Где-то в глубине души он полагал, что, возможно, такой выход даже предпочтительнее для тех, кто вскоре будет призван в мир иной, а пока обречен влачить остаток жизни в бессилии.

Но если это поступок матери толкнул его на самоубийство, какое же смятение должен был испытывать Рёдзи, решившийся на смерть.

Но и у Рэйко состояние было не лучше. Она дорого заплатила за палату, наняла репетитора под предлогом гипотетической возможности возвращения Рёдзи в школу. Она всеми силами старалась показать ему, что хочет, чтобы он выжил. Своей готовностью бороться вместе с ним, знающим, что он умрет, она выказывала свою любовь. Но, несмотря на свое негласное обещание быть с ним до последнего момента, она, наоборот, подтолкнула его к смерти.

Естественно, что Рёдзи впал в отчаянье. И теперь Рэйко страшно переживала, что довела сына до смерти от отчаянья. И она направила свою злость на Каору, который был ее сообщником. Ему наконец стала понятна причина, по которой она так резко отстранилась, когда он на похоронах пытался ее обнять. Перед поминальной табличкой Рёдзи она не хотела даже на мгновение касаться его.

Ему требовалось хоть сколько-нибудь времени, чтобы поразмышлять. Он не знал, как ему лучше поступить. Реши он порвать с ней, и проблемы не стало бы. Но Каору не хотел этого. Он отчаянно искал средство исправить безнадежное положение.

— Может, дашь мне хоть немножко времени?

Он прямо попросил ее об этом, ему хотелось спокойно обдумать, как им обоим быть дальше.

— Нет! — Рэйко резко замотала головой.

— Я не знаю, что мне делать.

— Я тоже! Поэтому...

Это, по крайней мере, успокаивало. Не похоже было, что Рэйко действительно хочет разорвать их отношения. Она сама сообщала ему о своей растерянности. Она сама ничего не могла решить.

Они договаривались встретиться только на час, но за окном уже повисли августовские сумерки. Он познакомился с Рэйко в начале лета. С того момента прошло только три месяца, Каору же казалось, что прошла уйма времени. Большая часть времени — в молчании, иногда паузы длились более десяти минут. И все же Рэйко не говорила «уходи». Каору показалось, что она ведет себя неестественно. Она словно недоговаривала что-то.

— Рэйко-сан, вы что-то от меня скрываете?

Рэйко, побуждаемая Каору, в нерешительности подняла голову На лице ее было лукавое выражение.

— Похоже, случилось!

Прежде чем до Каору дошло, потребовалось несколько секунд.

— Случилось?

— Да.

Они посмотрели друг на друга, взгляд Рэйко подтвердил ее слова.

Волна шока пробежала по его спине. Это было выше его сил. В тесной больничной палате соседствовали жизнь и смерть. Каору был в бешенстве от издевательской реальности этого мира. Во всем этом ощущался чей-то злой умысел.

— Это правда? — вздохнув, спросил Каору.

— Да. И что же мне делать?

— Хочу, чтобы ты родила. — Каору подался вперед. Его намеренья относительно Рэйко были вполне серьезны, и, если уж так получилось, он бы хотел начать совместную жизнь с ней, хотел, чтобы она родила и они бы воспитывали ребенка.

— Да что ты говоришь! — Она достала с журнальной полки газету и протянула ее Каору, это был утренний выпуск.

Даже не глядя, Каору понял, что имеет в виду Рэйко. Сегодня он уже пробежал глазами колонку новостей в утренней газете, где была эта статья.

Текст был проиллюстрирован фотографией кустарника из пустыни американского штата Аризона. В статье говорилось, что этот кустарник случайно обнаружили на Сто Восьмидесятом шоссе, соединяющем Гранд-Стафф и Большой Каньон. На местных глинистых почвах росло множество травянистых растений и невысоких кустарников, но этот был очень странной формы, у него были неимоверно длинные ветви и огромные листья. Кусты были поражены вирусом, на них появлялись опухоли, стали усыхать листья, да и окружающий пейзаж навевал мысли о вирусной заразе, принесенной из пустыни. Изменившаяся форма ветвей и напоминает работу какого-то вируса. Есть предположение, что виновником является бушующий сейчас в мире вирус метастазного рака, который дотянулся своими щупальцами не только до животных, но даже и до растений. Появившиеся в пустыне кусты гротескной формы рассматривались как предвестники конца света. Даже сама статья была проникнута эсхатологическим настроением.

Рэйко еще не заболела, но уже была носителем вируса. А коль скоро угроза болезни распространяется теперь не только на животных, но и на растения, то в этом мире надеяться уже не на что. Скорее всего, зародыш в матке Рэйко тоже заражен вирусом.

Как мог Каору кидаться словами, желать, чтобы она родила ребенка!

— Где есть хоть какая-то надежда?

В «Петле» RING-вирус затронул все формы жизни, все они погибли. Каору это осознавал.

То, как гибла «Петля», напоминает день сегодняшний.

— Может, все-таки подождем?

Оставалось только просить. Решать что-либо окончательно сейчас было совершенно бесполезно.

— Если мы не решим ничего сейчас, найдем ли мы выход? Ненавижу все это. Себя. Мне все осточертело. Я не хочу делать аборт, но... Пойми, вместо Рёдзи появится новорожденный. Я, конечно, буду о нем заботиться. Но ничего не выйдет. Я думаю, он разделит судьбу Рёдзи. Да, в мире станет на одну человеческую жизнь больше, но она окажется короткой, и в ней не будет ничего, кроме горя. Помоги, прошу. Что мне делать? Как? Я уже ничего не понимаю.

Каору захотелось придвинуться к Рэйко, шептать ей на ухо, обнять ее, забрать ее тяготы. Но сейчас это было бы неуместно, и Каору прогнал эту мысль.

— Так ты и не думала делать аборт?

Рэйко покачала головой:

— У меня даже на это сил не хватит.

Делать аборт она не собиралась, однако не могла решиться и родить. Заглянув через глаза Рэйко в ее душу, Каору смог уловить там слабый огонек решимости. Аборта не будет, как и родов. Не означает ли это, что она готова выбрать самоубийство?..

Каору хотел только одного — чтобы Рэйко жила. А для этого, вместо того чтобы разглагольствовать о ребенке, которого она может родить, следует внушить ей, что мир стоит того, чтобы в нем жить. Преодолев себя, заставить ее понять ценность бытия, понять, что существуют не только отвратительные вещи. Но если жизнь на земле будет гибнуть с той же скоростью, объяснить кому-либо ее ценность будет невозможно.

Нужно заставить ее согласиться.

Способ был только один: вот этими самыми руками столкнуть мир с пути к хаосу.

На это необходимо время, сколько же его потребуется?

Два или три месяца. Потом живот у Рэйко станет большим, и она, наверное, предпочтет смерть.

— Дай мне три месяца. Прошу. Доверься мне.

— Через три месяца будет поздно. Что, по-твоему, будет с моим животом?! — прокричала она срывающимся голосом.

— Ладно, два месяца.

— Я не могу обещать!

— Нет уж! Обещай! Так вот, два месяца. И что бы ни случилось, не убивай себя. — Каору, опираясь двумя руками о стол, навис над Рэйко. Под его напором она уступила, и после этого ее лицо немного изменилось, стало более спокойным. Похоже, ей стало немного легче. Даже принятие временного решения может хоть как-то облегчить боль. Пусть даже он вновь лишится близости с ней, но ему необходимо было на время ее покинуть. Каору казалось, что двух месяцев окажется как раз достаточно.

— Два месяца... — тихо прошептала Рэйко.

— Да, через два месяца встретимся. До этого, что бы ни случилось, держись.

— Было бы хорошо, если бы это удалось.

— Твое сердце бьется, ты дышишь, если бы еще обо мне хоть немножко вспоминала...

Рэйко выдавила некое подобие улыбки:

— А какое третье условие?

Впервые сегодня Каору увидел радостное выражение на лице Рэйко, это успокоило его.

Ему хотелось, ни о чем не спрашивая, просто верить ей. Доверял ли он самому себе? Он не мог не ощущать собственных сомнений. Почему основы вируса — это два в степени, помноженное на три? Шестое чувство тоже не бездействовало, подталкивая к мысли, не находится ли источник заразы где-то совсем близко. Если удастся установить источник, кто знает, может, найдется средство решения проблемы. Срок — два месяца. Каору не оставалось ничего, кроме как идти навстречу событиям, надеясь в будущем делить судьбу с Рэйко.

17

Поднимаясь в лифте на девятнадцатый этаж, Каору ощущал звон в ушах. Несмотря на то что лифт не изменял давления, сегодня у Каору что-то случилось с ушами, к тому же в голове мелькали запомнившиеся образы.

Тело Рёдзи ударяется об асфальт, слышится звук ломающихся костей, — этот звук так и остался в ушах Каору. На самом деле он не видел, как падал мальчик. Ему только казалось, что он слышал внезапно раздавшийся глухой звук после того, как тот выпал из окна. Однако звук этот никак не хотел покидать его память. Он пульсировал в мозгу, рождая галлюцинации.

Совершенно расстроенный, Каору открыл дверь своей квартиры.

— Я пришел! — крикнул он куда-то в глубь помещения.

Ответа не последовало. Он спокойно начал разуваться, поставил обувь на место, поднял голову и тут увидел, что перед ним стоит неизвестно откуда появившаяся мать.

— Пойдем, покажу. — Не ожидая возражений, она взяла его за руку и потянула в комнату. Похоже, что-то произошло.

— Мама, что случилось? — Смутившись, он, однако, уступил напору матери и не сопротивлялся.

В комнате Матико, куда он давно не заходил, беспорядочными кипами лежали книги, журналы и распечатки. Раньше там было более прибрано. Впрочем, мать и сама уже мало походила на себя прежнюю. Они жили вместе, а Каору казалось, что он давно не видел ее лица.

— Да что же случилось-то, в конце концов?! — Он и так пребывал в нервном напряжении, а тут еще и самоубийство Рёдзи. Каору не могло не беспокоить состояние матери. Правда, мать, казалось, совсем не замечала его беспокойства.

— Я хочу, чтобы ты взглянул на это.

Матико дала Каору номер журнала «Мир чудес».

— Что это еще такое? — Каору сразу заскучал. Название, как он догадывался, предвещало широкий охват тем, связанных с миром таинственного.

Матико выхватила журнал из рук сына и стала перелистывать страницы, дойдя до сорок седьмой, она снова сунула журнал Каору. Такое резкое поведение было совершенно на нее не похоже.

— Прочти эту статью!

Каору послушался. Статья называлась «Как пережить рак конца времен».

«Ах, вот оно что!» — подумал он.

Матико отдавала всю свою энергию поискам таких вот «эпохальных» методов лечения рака, просто бредила этим. Она пыталась извлечь зацепки из своего загадочного мира, основу которого составляли мифы и сказки. Если бы кто-нибудь сказал, что она занимается алхимией, то практически попал бы в точку. Но Каору, понимая, что для собственного покоя ему ничего не остается, кроме как угодить матери, пробежал статью глазами.

Бывший геодезист Франц Боа, живший в городе Портленд штата Орегон, несколько лет назад заразился метастазным раком. От врачей он услышал приговор. Из-за возникших в его теле метастазов жить ему оставалось месяца три.

Итак, он отказался от предложенного врачами лечения и отправился в путешествие, в одном месте он задержался на две недели. Когда Франц Боа живым возвратился к себе в Портленд, осмотревший его врач только головой покачал, не веря своим глазам. Непомерно разросшиеся раковые клетки исчезли подчистую. Более того, анализ взятых у пятидесятидевятилетнего Франца Боа клеток показал, что частота клеточного деления у него гораздо выше среднего показателя для его возраста.

В общем, побывав на том месте, Франц Боа убил сразу двух зайцев: отвратил неизбежную гибель от болезни и добился долголетия. К слову сказать, живший один Франц Боа так и не поведал людям, где обрел это свое чудо, так как просто-напросто погиб в автокатастрофе. Все просто с ума посходили, чтобы узнать, где он был и что делал.

Зацепок практически не осталось. Разве что в результате дотошного расследования, проведенного одним журналистом, выяснили, что, сразу после того как Франц Боа получил свой «смертный приговор», в Лос-Аламосе он взял напрокат машину. Но куда он на ней поехал, никому не было известно.

Вот о чем вкратце сообщалось в статье.

Матико терпеливо ожидала реакции Каору. Ничего необычного в этом сообщении о чудесном избавлении от апокалиптичного рака он не видел, подобных сообщений было пруд пруди. И лишь понимая душевное состояние Матико, чье сердце учащенно билось от ожидания, он с вопросительным видом поднял голову.

— Как? — Вопрос Матико касался статьи.

От Портленда до Лос-Аламоса Боа, скорее всего, долетел на самолете. Если он направлялся в пустыню рядом с Аризоной и Нью-Мексико, то естественно, что в Лос-Аламосе у него возникла потребность взять напрокат машину.

— Мама, я понял: ты хочешь сказать, что Франц Боа направлялся в поселок долгожителей в пустыне, о котором я тогда говорил, так ведь?

Мать, ничем не подтверждая это, со сверкающим взором приблизилась к Каору. О ее убежденности говорили глаза.

— На самом деле есть еще одно доказательство.

— Какое?

— Вот, посмотри.

Она достала том, который все это время прятала за спиной, и положила его перед Каору.

«Народные сказания североамериканских индейцев».

Под заглавием были нарисованы солнце и человек, словно в молитве протягивающий к нему руки. Фигура индейца с перьями в волосах была затемнена, словно он и вправду стоял против солнца.

По-видимому, книга была старая, обложка потемнела, страницы замусолились от частого использования.

Взяв у Матико книгу, Каору тут же открыл ее на оглавлении. Оно занимало три страницы и содержало семьдесят четыре раздела. Все они, до последнего, состояли из нагромождения совершенно незнакомых Каору слов. Например, он никогда раньше не видел слова hiaqua. С первого взгляда можно было догадаться, что таких слов нет в англо-японском словаре. Полистав книгу, Каору обнаружил несколько фотографий. На одной из них был изображен индеец в боевой позе, с натянутым луком.

Оторвавшись от книги, он взглядом потребовал у матери разъяснений.

— Это мифы североамериканских индейцев.

— Это я уже понял! Я хочу узнать, какая, в конце концов, все-таки связь между мифами североамериканских индейцев и статьей в «Мире чудес», которую я только что прочел.

Матико устроилась поудобнее, ее движения выдавали, как приятно ей преподать что-нибудь сыну.

— У индейцев Северной Америки было много разных мифов и преданий. Поскольку у них не было письменности, все сказания передавались изустно. — Матико взяла книгу из рук Каору и стала листать страницы. — И почти все эти семьдесят четыре сказания были собраны и записаны не индейцами. Смотри. — Она ткнула пальцем в одну из страниц. — Вот, после каждого названия помечено, где, когда и кем записано. Также есть название племени, из которого родом сказитель.

Каору прочел заглавия на той странице, куда ткнула пальцем Матико.

Как горные вершины дотянулись до солнц

(Племя сёпанках)

Далее шло описание того, как одному белому человеку удалось услышать и записать сказание, когда он жил в этом племени, и только после этого излагалось само сказание.

Оно было небольшим и занимало страничку-две. Такими же были все семьдесят четыре легенды. Многие из них были озаглавлены целым предложением, названия, состоящие из одного слова, практически не встречались.

— Каору-кун, я хочу, чтобы ты прочел вот это.

На странице, которую открыла Матико, должна была находиться легенда номер тридцать четыре, по крайней мере, над названием стоял этот номер.

Каору словно током ударило, когда он увидел название.

Это что? Тоже случайность?!

Взгляд бесчисленных глаз

Правда, из названия совершенно не ясно было, кто и под чьим взглядом находится.

Каору постепенно пришел в себя. Проверил, не подломится ли ножка стула, сел и начал читать. Сам того не заметив, он погрузился в мир, в который толкнула его Матико.

Взгляд бесчисленных глаз

(Племя таркит)

Тысяча восемьсот шестьдесят второй год, разгар войны Севера и Юга. Белокожий священник по имени Бенджамин Уиклифф, отставший от обоза, что направлялся с востока на запад по пустынным землям Великих равнин, был спасен племенем таркит и прожил вместе с ними несколько дней.

Однажды тихим вечером он услышал, как индейцы, собравшиеся у костра, рассказывают истории. Сидевший неподалеку от костра Уиклифф стал прислушиваться. Вздымавшийся в ночное небо столб огня и слова, произносимые с особой интонацией, произвели на него глубокое впечатление, и в ту же ночь он начал записывать.

Все живые существа в природе в незапамятные времена произошли из одного и того же, а их прародители, возлюбившие людей и животных, — моря, реки, земли, солнце, месяц и луна — были порождены более значительным существом. И душа каждого человека связана с его душой. Поэтому, когда люди творят зло, сердце большого существа наполняется болью, и на людей обрушиваются бедствия.

Однажды звезды, слившись с кровью большого существа, потекли по небу, одна из них сорвалась, упала и стала мужчиной по имени Таркит. Он взял себе в жены озеро по имени Рэнья, и у них родились двое мальчиков. На земле, которая плавала в животе большого существа, они жили в мире и согласии, не противясь воле духов.

Дети росли послушными и помогали отцу с матерью. Братья были отважны, умели превосходно охотиться и приносили родителям богатую добычу.

Однажды Таркит почувствовал боль в ногах и рассказал об этом жене и детям. Они забеспокоились, но только он знал, что означает эта боль.

С тех пор как прибыл он на эту землю, Таркит ощущал на себе взгляд бесчисленных глаз. Нет ничего плохого в том, что человек охотится и ест убитых им животных. Как нет ничего дурного и в том, что большие животные ловят маленьких и тоже едят. Но нельзя переедать. Нельзя и добывать больше, чем нужно. К добыче нужно испытывать почтение. Чтобы следить за всем этим, большое существо, отец всего сущего, поместило на вершине горы огромный глаз. Поскольку глаз был всего один, он не мог следить за всеми людьми, и люди, прячась от глаза, стали нарушать волю большого существа.

И тогда, чтобы люди не могли убежать от его взгляда, большое существо поместило глаза внутрь людей.

— Эти глаза и терзают сейчас меня, — объяснил Таркит жене и детям.

— Но невозможно даже помыслить, чтобы ты нарушил волю большого существа.

— Наверное, нарушил, сам того не заметив, — проговорил Таркит и умер.

Покинутые жена и сыновья сильно горевали и кляли большое существо за его поступки.

Через некоторое время у младшего из братьев заболела поясница, а потом и у старшего появилась боль в спине. Они осмотрели друг друга и увидели, что у младшего на пояснице, а у старшего на спине появились большие, размером с кулак, глаза. Они поразились этому и попросили свою мать Рэнью помочь им.

Рэнья призвала духов, что жили в лесу на берегах реки, и они поведали ей, как помочь сыновьям.

— Им нужно идти прямо на запад, пока не встретят воина. Пусть узнают его волю и следуют ей беспрекословно.

Раз так велели духи леса, братья тут же отправились на запад, ожидая встречи с воином. Глаз на пояснице младшего брата становился все больше и больше, а глаз на спине старшего начал плакать крупными слезами. Тут появился богатырь верхом на звере и повел братьев за собой.

Много рек пересекли они, поля сменились пустыней, и наконец впереди появилась огромная горная цепь. Повернув на север, поднялись они на невысокий холм и в долине между двумя горными грядами увидели гору, похожую на боевой лук. Два потока спускались с нее и, превратившись в реки, текли по равнине и впадали в большие моря на западе и на востоке.

Там, где подъем стал особенно крутым, воин слез со своего зверя, и они пешком добрались до водопада. Над водопадом оказалась черная пещера, широко распахнувшая свою пасть. Внутри жил Древний Человек. Древний Человек поведал братьям о сотворении неба и земли. Поскольку прошлое он знал так хорошо, словно пережил его сам, младший брат спросил, сколько Древнему Человеку лет.

— А ты посмотри хорошенько. Подумай и сам мне скажи.

Но ни младшему, ни старшему, сколько ни смотрели, ничего в голову не пришло, и ответить они не смогли.

А Древний Человек, так и не сказав, сколько ему лет, произнес:

— Я старше, чем все на свете.

Братья сказали ему, что хотят избавиться от глаз на пояснице и спине. Тогда Древний Человек ответил:

— Хорошо, только с этого дня будете присматривать здесь вместо меня.

Сказал так — и исчез.

Тут с тел братьев отвалились глаза и, упав, превратились в черные камни. Братья обрели вечную жизнь и стали следить за этой землей. А земля эта, с реками, впадающими в большие моря на востоке и западе, куда ни погляди, оказалась очень красивой.

Когда Каору дочитал, Матико начала теребить его:

— Ну, понял?

Каору не любил такие сказания. В принципе, он и романы особо не читал, но мифы и легенды воспринимал еще хуже. Им недоставало ощущения реальности, прочитанное плохо укладывалось в голове.

Так и тут: действие развивалось слишком быстро, и Каору даже не понял, о чем же идет речь. Возможно, из-за слишком многозначительных выражений и порядка изложения. Да и есть ли там, в конце концов, мораль? Он не знал, что сказать матери.

— А что, все остальные такие же? — ответил вопросом на вопрос Каору.

— Ну?

— «Древний Человек» — это, как я понимаю, старик?

Он попытался представить «Древнего Человека» и «множество глядящих глаз» как аллегорию. Возможно, «Древний Человек» означает поселок долгожителей, тогда что такое «множество глядящих глаз»?

— Проблема вот в чем. — Матико взяла карту Северной Америки, прилагавшуюся к книге, и разложила ее перед Каору. На карте были обозначены названия самых значительных североамериканских племен. — Понимаешь, мифы и легенды кажутся бессмысленными, но некоторые ученые считают, что они основаны на истории племени и на его устремлениях. По всей Земле сохранились следы великого потопа, так что можно вполне здраво утверждать, что легенда о ковчеге до некоторой степени базируется на фактах.

Поэтому, Каору-кун, если предположить, что легенда, которую ты сейчас прочел, до некоторой степени достоверна... А? Ведь таркит — это племя, входившее в группу племен окива, которые обосновались в западной части Оклахомы.

Тут Матико наконец-то нашла и отметила пальцем нужное место на карте. Там, где на самом деле жили индейцы племени таркит.

— В легенде сказано, что отсюда братья отправились прямиком на запад. — Матико провела пальцем по карте влево, на середине пути палец остановился. — Так куда же все-таки они пошли?

Если направиться на запад от места поселения таркитов, вскоре на севере встанет гора в четыре тысячи метров высотой. Там сейчас держала свой палец Матико.