23

Середина мая...

Цветущий замок поместья Теплый снег в эту пору по-настоящему цвел и благоухал. Сотни бабочек всевозможных окрасов порхали над пестрыми ухоженными клумбами и дикими лужайками. Воздух дрожал от жужжания пчел-трудяг. Мед в Теплом снеге никогда не переводился...

Хоть и намечались майские праздники, а в замке не было особого веселья. Уже почти год прошел, как его обитатели находились в унынии и каком-то оцепенении. Их хозяин, их Король так скоропалительно уехал из своего родного поместья, не захотев ни с кем делить горе. Оно было так велико, что даже родной кроха-сын не смягчил его. Уехал и не спешил возвращаться. Все боялись, что он вообще не вернется. Здесь, в траурной части замкового парка, были могилы его радостей: отца, матери и жены.

А сын Короля рос. Быстро и весело, и его беспечный смех звенел под сводами древней фамильной крепости, настойчиво прогоняя печаль и тоску его жителей. Малыш Гарет стал для них ярким солнечным зайчиком, согревающим и вселяющим надежду. «Не может быть, чтоб отец не вернулся к сыну, – говорили в замке, – к тому же он обещал».

Гарету показывали портрет отца, но он всегда пугался двухметрового полотна, где Фредерика изобразили грозным рыцарем в белых доспехах с мечом и черным знаменем, на котором щерился белый дракон. Портрет матери был ему более приятен: много спокойного зеленого цвета – платье и искристые глаза, которые художнику особенно удались. Королева Кора смотрела тепло и ласково, чуть наклонив голову с пышными огненными волосами.

Мамой же он звал даму Марту...

Она приехала в Цветущий замок и настояла на том, чтобы ее определили в няньки королевичу. Многие усмотрели в этом кое-что большее, чем простую симпатию к розовому крепышу, но никто ее не осудил и не отказал. Тем более что через пару дней заметили: ребенку она нравится. А еще: через какие-то полмесяца он топал рядом с Мартой по желтым дорожкам парка и, если что-то надо было, обращался к ней «мама». Может, так он на свой лад произносил ее имя...

Рано утром в канун первого майского праздника Марта взяла за ручку накормленного пшеничной кашей Гарета и отправилась в соседний с замком небольшой лес: собрать цветов для украшения стола и осмотреть ягодники. Ей нравилось вот так гулять по дороге, слушая, как журчат в небе птицы, купаясь в потоках солнечных лучей. Гарет, похоже, также был не против прогулок. Ему позволялось бегать, ползать, возить руками в пыли. К тому же время от времени Марта совала ему в рот крохотные пышки с творогом, на один укус...

Ягодники обещали богатый урожай черники и земляники, а цветы собрались довольно быстро.

Марта присмотрела уютную поляну на опушке леса для отдыха. Гарет, устав ловить мотыльков, прилег рядом, положил голову ей на колени и задремал. Прикрыв его голову от солнца легким платком, она достала крючок и начатое вязанье.

Со стороны дороги послышался стук копыт – кто-то ехал. Марта подняла голову, отложила вязанье, встала с травы, взяв малыша на руки. Он лениво зевнул, проснувшись, и с радостью обвил ее шею ручками, заулыбался, вновь назвал мамой.

А сердце ее вдруг забилось чаще.

Из-за поворота показался всадник на крупном сером коне.

Марта сделала шаг вперед.

Человек остановился, спешился, не сводя глаз с Марты, а точнее – с розового малыша, быстрым шагом, топча траву и цветы, направился к ним. Он был уже так близко, что девушка увидала, как блестят слезами его серые глаза, как улыбаются и одновременно дрожат его губы.

Король Фредерик протянул руки, и Марта опустила в них кроху Гарета. Как необычно они смотрелись: суровый рыцарь в черной кожаной одежде, с мечом за плечами, и двухлетний малыш с золотистыми волосками на голове в нежно-голубой рубашонке, с пальцем во рту.

– С возвращением, сэр, – сказала Марта, дотронувшись до его плеча.

– Я был безумцем, когда решил уехать, – ответил Фредерик, улыбаясь беспечно и счастливо. – Какой он уже большой и как похож на свою маму. – Он осторожно поцеловал Гарета в пушистую челку.

– Папка, – вдруг объявил малыш, достав для этого палец изо рта.

– В самую точку, кроха, – обрадовался Фредерик. – Как же я рад видеть вас...

– А уж я как рада. – И тут девушка не удержалась от слез.

Король протянул ей руку.

– Иди ко мне, детка. – Он обнял прильнувшую к нему Марту. – Все хорошо.

– Вы будете замечательным отцом, – прошептала девушка.

На такие слова Фредерик покачал головой:

– Ага, это после того, что я бросил сына в первый год его жизни. И свою страну. Нет, детка, я негодный отец и негодный Король. В который раз жалею, что корона попала на мою голову.

– Сэр, но об этом жалеете лишь вы один. Не думаю, что кто-то из тех, кто вас знает, думает так же... Тогда, год назад вам было так тяжело... Но теперь вы вернулись, вы ведь хотели и вернулись. И теперь все будет хорошо. Вот если бы еще... – Тут Марта запнулась.

Фредерик вопросительно глянул на нее.

– Если бы вы нашли кого-нибудь, – совсем тихо произнесла она.

– Кого-нибудь себе в жены? – холодно продолжил Король.

– Ну неужели за время своих странствий вы не встретили ни одной пригожей девушки? Их ведь на севере, я слышала, много.

– Всюду полно пригожих девушек. А что с того?

Потом он замолчал... Ему вдруг расхотелось думать о том, что было. То, что есть, занимало гораздо больше: на его руках был сын, глазастый прекрасный малыш, который по-хозяйски дергал пряжку перевязи, что крепила меч на спине, и пыхтел, стараясь дотянуться до рукояти клинка. «Какое сокровище я чуть было не потерял», – подумал он, еще сильней прижав Гарета к груди.

Марта все поняла.

– Пойдемте в замок, сэр. Все так обрадуются вашему приезду, – сказала она...

Он лежал в мягкой траве под цветущими каштанами и наслаждался теплом и легким ветром, полным душистого медового запаха. В его волосах был венок из желтых цветов, и сын, сидевший рядом на траве, щипал оттуда цветки. Всевозможные вкуснейшие яства и столетние добрые вина, которые были на застолье в честь его возвращения, разморили Фредерика. Он почти засыпал. К тому же на поместье тихо опускался вечер.

– Вы всем довольны, сэр? – голос Марты.

Конечно, он всем доволен. Теплая ванна, чистая мягкая домашняя одежда, шикарный обед, песни и танцы красивых девушек, улыбки на лицах, розовый сын, а теперь – темноглазая красавица рядом с ним в саду... После странствий, битв, опасности – это ли не то, к чему он стремился. И Фредерик удовлетворительно кивнул головой.

– Давно ты в няньках у моего шалопая? – спросил он, подняв Гарета над собой на вытянутых руках – малыш звонко захохотал.

– Больше полугода, сэр.

– Я слышал, он зовет тебя мамой.

Марта чуть помедлила с ответом:

– Имя «Марта» ему сложно выговаривать.

– Может быть. – Он прижал сына к себе, и тот затих, уткнувшись личиком в грудь отца... лежать бы так вместе с сыном долго-долго, чувствуя, какой он трогательно теплый, как дышит, как перестукивается сердце с его маленьким сердцем. – Не пора ли тебе спать, непоседа? – улыбнулся, видя, как малыш зевает.

– Да, конечно, уже и звезды появились. – Марта взяла сонного Гарета за руку, поклонилась поднявшемуся Фредерику и пошла с малышом в сторону замка.

Король смотрел ей вслед, и так ему захотелось, чтоб эти пышные волосы были не черными, а огненно рыжими. Чтоб она шла в дом, ведя за руку сына...

Он шел к могиле Коры, срывая по дороге душистые цветы с веток деревьев.

Вот он, этот камень, эта плита, эти строки, которые он сам сочинил. Впервые в жизни он сплел слова в стих. Для кого? Для умершей любимой...

Фредерик усыпал белую плиту цветами, присел рядом, коснулся рукой камня. За день он нагрелся и был приятно-теплым.

– Знала, что найду тебя здесь, – раздался голос дамы Ванды.

Молодой человек чуть пожал плечами, выпрямился.

Она с самого его приезда в замок всем видом давала понять, что жаждет беседовать с ним наедине. Фредерик отметил, что няня сильно постарела за последний год: с трудом ходила, уже опиралась на тросточку и постоянно кряхтела. Но в глазах ее по-прежнему искрила почти безграничная энергия, и голос ничуть не изменился – те же волевые нотки, больше подобающие командиру воинского подразделения, чем почтенной даме. Все-таки она в свое время управляла в отсутствие Фредерика огромным поместьем и довольно успешно.

Он взял старушку под руку и повел к озеру.

– Год траура прошел. Что ты думаешь? – начала Ванда, когда молодой человек бережно усадил ее на скамью у берега.

– Думаю: надо заняться воспитанием сына.

– Это хорошие мысли, – кивнула дама Ванда. – Больно шаловлив, хоть еще совсем дитя.

– Разве я не был таким?

– Был-был. – Она вновь согласилась. – У тебя до сих пор неизвестно что в голове... Взять так и уехать. Одному, надувшись на весь свет. – Она принялась ворчать и выговаривать все то, что накопилось за год.

Фредерик умел слушать не слыша, потому просто скосил глаза на озеро, которое постепенно погружалось в вечернюю мглу. «И от нее я должен получить на орехи», – мелькнула кислая мысль...

– Опять не слушаешь?! – повысила голос дама Ванда.

– Что ты, нянюшка, я тебя всегда слушаю, – улыбнулся Король.

– Ну раз так, то вот тебе мое слово: женись вновь!

Он чуть вздрогнул, улыбка сползла с лица.

– Ну, право, ты мужчина – хоть куда. Молодой, красивый, крепкий. Ишь, какая рука твердая. – Дама Ванда толкнула Фредерика в предплечье, подмигнула. – И, мыслю, не только рука...

– В кои-то веки ты заметила, что я уже мужчина, – хмыкнул Фредерик.

– Не уходи от ответа!

– Не буду.

– Так женишься?

– Зачем?

– Тебе как Королю нужны наследники...

– У меня есть наследник.

– Одного мало. Вдруг с Гаретом...

– С ним ничего не случится! – резко перебил Ванду Фредерик.

– Ты что, Господь Бог, что так уверен?! Тебя год не было – ты не знаешь, как он болел в эту зиму. Мы думали – ничто не поможет. Твой сын чуть не умер! А ты – родной отец – в это время шлялся неизвестно где! А теперь говоришь: ничего не случится! Много ты понимаешь в жизни, я смотрю! – такой гневный поток речей обрушила Ванда на бывшего воспитанника. – Господи, и в чьих руках Королевство?!

– Вот черт! – невольно кинул в сторону Фредерик, чувствуя, что каждое ее слово, как удар молота, прибивает его к земле.

– Ты лицо-то не вороти! Ишь, не нравится ему!

Он молчал, опустив голову. Виноват, сто раз виноват, что еще сказать.

– Да ты обязан жениться! Гарету нужна мать! Тебе – жена, Королевству – Королева и ватага королевичей! Год траура прошел, и нечего дальше закисать. Мы живые и думать должны о живом...

– Может, перенесем разговор на завтра? – заметил Фредерик и развел руками, показывая «смотри – уже стемнело».

– Никаких «перенесем», пока не дашь ответ!

– Как я понимаю, тебя устроит лишь утвердительный?

– Ты всегда был понятливым.

– Та-а-ак, – протянул молодой человек, нахмурившись.

Дама Ванда нахмурилась еще больше и скрестила руки на груди, с вызовом глядя на Фредерика.

– Та-ак, – повторил он, немного сбитый с толку. – Судя по напору, ты даже можешь предложить конкретного человека...

– Что ж, Судья в тебе еще не умер...

– Пожалуйста, не затягивай разговор.

– К чему что-то говорить? Пораскинь еще чуток мозгами...

– Марта.

– Умница. Разве плоха кандидатура? А для Гарета она уже стала матерью.

– Его мать – Кора! То, что она умерла, не значит, что Гарет должен о ней забыть!

– Никто о таком не говорит. Просто сейчас, когда он так мал, ничего не понимает, он видит, кто его любит, кто о нем заботится. Это Марта. Разве не справедливо, что Гарет зовет ее мамой? Разве не справедливо, чтоб все так и продолжалось? А то, что его настоящая мать умерла, когда он родился, он узнает позже, когда войдет в разум...

Фредерик с шумом выдохнул воздух, лихорадочно взъерошил волосы:

– Это невозможно. Даже если бы я и был согласен.

Дама Ванда удивленно посмотрела на него.

– По кодексу Судьи: не должно быть никаких близких отношений со Смотрителями.

– Марта уже не Смотритель...

– Она была им, и все это знают. А кто такой Смотритель? Он умер для всего мира. У него нет прошлого, его настоящее и будущее принадлежит Судье, которому он служит... То, что я посвятил ее в дамы – исключение из правил... И еще – у нее был жених, была помолвка. И что потом? Элиас отказался от нее. Ты понимаешь, что это такое – невеста, от которой отказались? И все равно, какой была причина. Пусть даже это – просто дурь юного гвардейца... И ты теперь предлагаешь мне, Королю, ее в жены?

– Как ты можешь...

Фредерик замахал рукой:

– Я испытываю к Марте лишь самые теплые чувства. Я ничуть не умаляю ее достоинств. Я считаю, что она – одна из лучших дам Королевства, которых я знаю. И она достойна самого лучшего, что есть на свете: любви, уважения, почитания. Но со мной – это невозможно. Я не просто человек, не просто мужчина, я – Король, я глава Королевского дома. И ты думаешь, Дом примет безродную девушку, чужестранку, проданную в рабство?

– То, что ты говоришь – ужасно...

– По крайней мере, я не лгу. И не буду лгать тебе, и в ней не буду поддерживать ложных надежд. А они есть – я чувствую, я вижу. – Фредерик покачал головой. – Они всегда были... Бедная девочка...

– Судьба слишком жестока к ней, – уже сквозь слезы проговорила дама Ванда.

– Мы сами себе все устраиваем. – Голос Короля зазвучал жестче. – Была бы она порассудительней – не было бы этой «жестокой судьбы». Перестать думать обо мне как о любовнике или супруге, ей надо было сразу же. Тем более, я никогда не давал ей повода так думать... И с Элиасом у нее ничего не вышло... Глупая, бедная девочка...

– Ее оправдывает то, что она тебя любит... Это же всем видно – не только тебе.

– Для нее – это главная проблема. Было бы лучше, если бы Марта побыстрее с ней справилась...

Ванда качала головой, почти со страхом глядя на так внезапно ожесточившееся лицо Фредерика:

– Не знала я, что ты стал таким...

– Каким?

– Жестоким.

Фредерик на это лишь хмыкнул:

– Я пятнадцать лет в Судьях. И я реально смотрю на то, что есть, и на то, что может быть. А реальность почти всегда жестока. Разве не жестоко судьба с самого начала обошлась с Мартой? И неужели я более жесток, чем те, кто продал ее в рабство в публичный дом? Я, наоборот, пытаюсь вернуть ее к реальности. Я сделал все, что мог. Я нашел ей жениха, я благословил ее помолвку. Элиас был блестящей партией. То, что произошло, в голове не укладывается...

Ванда, все качая головой, встала:

– Не переговорить мне тебя, Фред.

– Разве дело в том, кто кого переговорит?

Она глянула на молодого человека с укоризной:

– Скажи мне лишь одно, Фред.

– Что?

– Ты любишь ее? Хоть немного?

– Люблю, – тряхнул головой Фредерик. – Как верного друга и хорошего человека...

24

Марта уложила Гарета в колыбель, накрыла легким покрывалом, так как ночи теперь были теплыми, поцеловала в лоб и замурлыкала для него колыбельную. Никто никогда не учил ее этому, но она подбирала самые простые и ласковые слова, какие знала, и пела. И малыш засыпал, улыбаясь и слегка чмокая губами.

Задернув шторы на высоком узком окне, она зажгла ночник на столике, позвала из соседней комнаты младшую няню, которой полагалось дежурить ночью у колыбели королевича. Пухлая румяная деревенская женщина-кормилица в просторном домотканом платье, бесшумно вошла, присела в глубокое кресло у ночника и принялась за вязанье.

– Я прогуляюсь, а потом сменю тебя, – кивнула ей Марта.

Она вышла в гулкий коридор, прикрыла за собой дверь и вздохнула. Как трепетало все внутри. Потому что где-то, совсем рядом, был он. И ей хотелось видеть его именно сейчас, чтоб убедиться: не сон то, что он вернулся. Шурша платьем, она легко и быстро заскользила по коридору на галерею, оттуда, по лестнице – в нижние, уже сонные, залы и – в сад...

Марта нашла Фредерика за крепостной стеной, под ивами на берегу озера. Как более года назад – после похорон супруги – он стоял и рассеянно бросал в воду камушки. Она просто подошла сзади, почти не дыша, и обняла его за плечи. Потому что не было больше сил сдерживаться. Столько лет сдерживаться...

– Я боялась, боялась, – шептала она, прижимаясь к нему всем телом.

– Боялась? – спросил Фредерик, тоже боясь – боясь обернуться.

– Боялась, что больше вас не увижу. – И Марта поцеловала его в затылок.

Он промолчал, невольно позволив ей это. Давно женские руки его не обнимали, а губы не касались его тела. Что бы там ему ни думалось, что бы ни говорилось совсем недавно, а это было приятно, очень приятно. И улеглась изматывающая буря, что поднялась в нем после беседы с Вандой.

– Я люблю вас, – вновь тихий нежный голос девушки. – Только ничего не говорите, потому что, что бы вы ни сказали, ничего не изменится.

Фредерик и не говорил. У него кружилась голова, а по телу пробегала так давно не тревожившая его теплая дрожь.

– Никто никогда не займет вашего места в моей душе, – шептала Марта. – Даже я сама ничего не могу сделать.

Он повернулся к ней, посмотрел прямо в глаза. Они мерцали так близко темным омутом.

– Зачем? Зачем ты мне все это говоришь? – почти простонал Фредерик, чувствуя, что погибает, а сил бороться, спасаться – нет.

– Сколько же мне молчать? – сказала Марта, положив руки ему на плечи. – Каждую ночь я вас во сне вижу, и каждый день хочу быть рядом с вами. И еще хочу вот этого. – И она страстно поцеловала его.

– Марта! – воскликнул Фредерик, почти вырвавшись из ее рук. – Я умоляю!

– Нет, и не пытайтесь. – Она бросилась следом, крепко обхватила его, прижалась лицом к груди, и голос ее задрожал от близких слез. – Хоть раз в жизни... один раз... сдайтесь. Это я вас умоляю. Иначе я умру, я не выдержу больше.

Марта дрожала, как лист на ветру. Фредерик чувствовал, как горит ее тело и колотится сердце, и в самом деле ему вдруг подумалось, что если сейчас он оттолкнет девушку еще раз, она погибнет, умрет прямо здесь.

– Спаси, спаси меня, – вдруг прошептала Марта, и сердце Фредерика заныло старой болью.

– Что же ты делаешь со мной? – не нашел больше ничего, кроме этих слов укора.

– Я люблю тебя! Я хочу любить тебя! Я умру без тебя! – последовал ливень страстных ответов, сопровожденный такими же поцелуями, и от этого всего голова пошла бы кругом даже у статуи.

И Фредерик почти сдался. Он поднял руки, чтоб обнять девушку, он ответил на ее поцелуи, он весь запылал, ощутив так близко ее тоже горячее упругое тело. Оно звало его. В голове пронеслись молнии мыслей, одна жарче другой. И этот жар вдруг оборотился в огненные волосы Коры, а его угли – в ее зеленые глаза.

В один миг он взял себя в руки, аккуратно, но твердо и с силой отстранил от себя Марту, сказал шепотом:

– Нет.

Она все пыталась уцепиться за него, и Фредерик, стиснув ее руки у локтей, повторил уже громче:

– Нет.

– Почему? – не веря ушам и глазам, спросила Марта, а в голосе ее было отчаяние.

– Это обман. Я не стану тебя обманывать.

– Но я сама этого хочу...

– Ты хочешь совершить глупость. А надо поступать разумно. Тебя этому не учили?

– Я люблю тебя, – повторила Марта свое признание. – Я все понимаю – я не могу быть твоей женой, Королевой, после того как была рабыней, Смотрителем, невестой другого, который сбежал от меня. Я все понимаю...

– Тем более, нет тебе резона совершать глупости...

– Да, я ничего этого не могу. Но мне и не нужно. Я только любить тебя хочу...

– Глупости! – повысил голос Фредерик. – Ты заранее согласна на наложничество?! Стать лишней простыней в моей постели?! Слышать не хочу!

– Я люблю тебя! – Теперь Марта почти кричала, а глаза ее пылали. – Это ты слышишь? Ты ничего не слышишь!

– Глупости я стараюсь не слышать! И не делать! Я уже достаточно их натворил. И не хочу еще одной, которая погубит твою жизнь.

– Мою жизнь, – горько повторила Марта. – Да она медленно гибнет уже несколько лет. Потому что нет в ней смысла без тебя...

– Боже, как я устал, – так ответил Фредерик на ее слова, уже в который раз за вечер озабоченно ероша волосы. – Не гожусь я для романтического компота... Детка, – уже мягче заговорил он с Мартой, – еще раз говорю: забыть меня, заглушить чувства ко мне – это единственное правильное, что тебе надо сделать. Это несложно. Вот и постарайся...

– Никогда! – сквозь слезы боли и обиды выкрикнула Марта. – Никогда!

Она сорвалась с места, бросившись куда-то в сгустившуюся темноту.

– Эй! – крикнул вслед Фредерик. – Черт! Это не сложно! Я сам так делал!

– Никогда! – с ожесточением ответил ему удаляющийся голос.

Он пнул какой-то камень в воду. Тот сердитым всплеском растревожил озеро.

– Любовь-морковь, – раздраженно процедил сквозь зубы. – Еще немного, и я перевешаю всех трубадуров в стране...

Растерянно потоптавшись на берегу, пнул еще один камень в воду, потом чертыхнулся и бросился в ту сторону, куда убежала Марта.

Ясное дело, что его беговая скорость была намного больше, чем у Марты. К тому же она неслась по траве, путаясь в своем длинном платье, а ногам Фредерика ничего не мешало. Поэтому очень скоро он увидал мелькание ее одежд впереди меж деревьев.

– Марта! – крикнул он.

Похоже, его голос заставил девушку прибавить в беге, и она скрылась в густых зарослях.

– В салки мне, что ль, играть? – отчаявшись, остановился Фредерик, потом вновь сорвался с места: его мучила мысль, что с девушкой может случиться что-нибудь нехорошее.

Заминка привела к тому, что он потерял Марту из виду и уже не знал, куда бежать.

– Черт! – опять помянул нечистого Фредерик. – Стоило возвращаться домой, чтоб тут носиться по собственному саду за девчонкой. Черт!.. В конце концов! – заорал в темноту. – Мне это надоело!

Он опять пнул нечто, попавшее под ноги, и побрел без дороги в замок.