У неё была знакомая мне сумка с туфлями и рабочим платьем. Я почувствовала зависть к её новым хозяевам, которые здорово выиграли на моих несчастьях. Затем мне стоило больших трудов удержать её и не дать ей убежать.
      - Прошу тебя, Вероника, - сказала я. - Мне очень нужно поговорить с тобой.
      Она вежливо попыталась меня обойти, но все же остановилась и сухо улыбнулась. В глазах её читалось отвращение.
      Этот взгляд очень меня беспокоил. Мне было непонятно, что послужило причиной - преступление, полиция, газеты или что-то другое, темное и глубоко личное. Я запоздало извинилась за поведение Джоэла.
      - Он очень много выпил. Ты можешь на него сердиться, но нам всем так тебя не хватает. Особенно детям.
      Тень прошла по её лицу. Она детей любила, особенно Питера. Она хвалила его за аккуратные тетради и называла "маленьким доктором".
      - Не вернусь, - покачала она головой.
      - Знаю,ты не можешь. Я тебя понимаю.
      Ей стало гораздо легче. Она-то думала, я буду уговаривать её вернуться к нам. Потом она поинтересовалась, зачем я приехала в Эль-Баррио. Я не знала, как мне просить у неё помощи, поэтому спросила напрямую:
      - Ты знаешь Тони Переса?
      При этих словах в её взгляде вновь появилось отвращение. Она попятилась, и мне показалось, что собралась уйти. Схватив её за руку, я рассказала о старых газетных статьях и о том, как я вышла на это имя.
      - Это сын миссис Перес? - спросила я и, так как Вероника упрямо молчала, добавила: - Может, Джоэл познакомился с ним, пока тот скрывался?
      Она медленно покачала головой.
      - Бросьте все это, миссис Бенсон. - Ее глаза были черными и твердыми, как обсидиан, и она была совсем непохожа на ту Веронику, которую я знала. Но я не могла оставить это дело. На чаше весов была жизнь Джоэла.
      - Вероника, я знаю, Джоэл поступил ужасно по отношению к тебе. Но мне больше никто не поможет. Он попал в беду, и он мой брат. Даже больше, чем брат, ведь я вырастила его. Он мне как сын.
      На мгновение в её глазах мелькнула жалость.
      - У вас есть сын, - сказала она, обретая прежнее выражение лица, - у вас двое детей. Забирайте их и бегите отсюда.
      Словно это сказал каменный идол, бессердечный и непоколебимый. У меня перехватило дыхание.
      - Мне пора идти, - она вырвала руку из моих пальцев.
      - Как ты можешь? - Я внезапно поняла, что именно Джоэл устроил резню. Но ведь это невозможно! Запинаясь, я начала доказывать, что убийства, совершенные раньше, совпадают с его поездкой в Марокко.
      - И это не выдумка. Полиция все проверила.
      - Полиция... - казалось, она взвешивает это слово. - Копы знают, кто убил девушек?
      - Но ведь это Тони, - с глупым облегчением сказала я.
      - Конечно, и все это знают, - ответила она.
      У меня даже закружилась голова. После её сурового предупреждения насчет моих детей согласие казалось ошеломляющим. Но шаг за шагом я должна была понять все до конца.
      - Но если это был Тони, значит не Джоэл. Зачем тогда ты предлагаешь мне бежать и бросить брата?
      На этот раз я попала в точку. В её черных глазах была злость, вперемешку с состраданием. Никакие объяснения не могли оправдать её жестокость. Но я в то же время знала, что ею движет лишь забота о моих детях. Все это наконец заставило её говорить. Мне казалось, она думала именно о моих детях, когда мы молча стояли на углу улицы, а вокруг нас прыгали черноволосые девочки.
      - Ты не знаешь, где сейчас Тони? - тихо спросила я. - Куда он исчез? Если бы полиция смогла его найти...
      Я осеклась. Лицо её напряглось, и мне показалось, что она сейчас убежит. Я ругала себя за то, что приплела полицию. Видимо, с детства это слово было для неё олицетворением ужаса. Я чувствовала, что разрушила все шансы Джоэла.
      - Если Керри и Питер в опасности, ты должна обо всем мне рассказать.
      Глубоко вздохнув, она поглядела на меня почти с ненавистью. Тогда я поняла, что вновь укрепила свои позиции.
      - Пойдемте, - она, повернувшись, зашагала по Лексингтон Авеню.
      Не понимая, что происходит, и вместе с тем боясь её вспугнуть, я поспешила следом мимо кафе, фотографий и аптек. Возле студии звукозаписи я чуть-было не столкнулась с каким-то небритым человеком. Под звуки рок-н-ролла мы покачались друг перед другом, и когда я наконец обошла его, то испугалась, что Вероника растворилась в толпе. Я побежала вперед и настигла её в тот момент, когда она сворачивала в один из грязных, мрачных переулков.
      Многоквартирные дома, мусорные ящики, недавно побеленная церковь в одном из дворов, а рядом с ней часовня. В одном из её закопченных окон был виден букет искусственных цветов.
      Апрельское солнце не грело. Мне было зябко, то ли от холода, то ли от страха. Когда передо мной упала зажженная сигарета, я поглядела наверх и увидела улыбающегося мне с пожарной лестницы мужчину.
      У меня появилось желание повернуться и убежать. Я вспомнила вечер в Ла Эсмеральда, когда синее море стало черным, а хижины - мрачными и зловещими. Паника вновь охватила меня. Только теперь я была уже не маленькой девочкой и не могла спрятаться в отеле: я боролась за своих детей и за своего брата.
      Вероника неожиданно остановилась и тронула меня за руку.
      Перед нами был один из цветочных магазинов "Ботаникас Тропикал". Через пыльное окно я различила несколько статуэток святых. Я знала Санта-Барбару, а рядом с ней темный лик Сан-Мартина Де Поррес. Рядом с ними стояли зажженные свечи.
      - Что это? - спросила я. - Мы собираемся туда войти?
      - Теперь вам надо держать себя в руках. - Она открыла дверь, и под звон колокольчиков мы вошли в магазин.
      Внутри было холодно и темно, и вокруг какие-то тени, пахнущие травами. Я видела различные экзотические растения и коробочки с высушенными корнями. На прилавке рядом с "Книгой снов Наполеона" курились благовония. Из-за черной портьеры появился человек.
      Его возраст определить было трудно: морщинистое лицо, седые волосы и странные, желтоватого цвета, глаза. Он был темнее, чем Вероника, но не совсем африканец. Я решила, что у него какая-то карибская смесь негритянской, индейской и, вероятно, испанской крови. Он был в рубашке навыпуск - как на островах. На кожаном шнурке вокруг шеи висели зубы каких-то животных.
      Я ему с первого взгляда не понравилась, и он мне тоже, причем мы оба это знали. У него, правда, было больше причин для этого. Мне было не место в этом магазине. Он, вероятно, решил, что я отстала от туристов, посещавших Испанский Гарлем.
      - Сожалею, мадам, но мы закрыты, - сказал он.
      И тут к нему обратилась Вероника. Причем она так быстро заговорила на испанском, что я не разобрала ни единого слова и только тупо смотрела то на одного, то на другого.
      Наконец её уговоры возымели свой эффект. Пока она говорила, он взглянул на меня. Какой бы не была моя новая роль, я чувствовала, что она нравится ему ещё меньше. Во взгляде его желтоватых глаз смешались уважение с угрозой, как-будто он глядел на опасное животное, попавшее в ловушку.
      Вероника, похоже, была непреклонна, а хозяин лишь изредка возражал, да и то, по-видимому, из осторожности. Когда Вероника повела меня куда-то, он отступил в сторону. Неожиданно я поняла, что она ведет меня за черную портьеру. Я раскрыла было рот, но увидела на её лице саркастическую ухмылку.
      - Идемте, миссис Бенсон. Вы просили у меня помощи, и я вам её предлагаю, - прошептала она.
      Я была ошеломлена, но не хотела отвергать её услуг, поэтому дала себя провести за пыльные портьеры. Оказались мы в другой комнате, такой же тускло освещенной, как и весь магазин, но гораздо большего размера. Комната была заставлена коробками с какими-то корнями, статуэтками и ещё какими-то предметами, по-видимому, культового назначения, кроме этого в комнате стояла раскладушка, несколько старых стульев и железная печь времен Франклина Рузвельта. Там было так темно, что я сразу не разглядела сидящую в темном углу маленькую женщину.
      Когда та поднялась, я её тут же узнала. Это была миссис Перес, маленькая, изможденная, ещё более усталая чем прежде.
      Ее маленькие карие глазки грустно смотрели на меня. Она подошла и, как маленький боязливый зверек, протянула мне свои руки. Ее пальцы были холодными. Я с ужасом поняла, что нахожусь в таком же положении, что и она.
      ГЛАВА десятая
      Ужас нескольких часов, проведенных в магазине "Ботаникас", был наполнен мукой и неимоверным напряжением, словно я вытягивала Джоэла на канате из пропасти. В моих ночных кошмарах тени и запахи неизвестных мне трав сливаются с беспрерывным шелестом, и тогда я встаю и долго хожу по комнате, убеждая себя, что все давно позади.
      Шелестящие звуки издавали ящерицы. Дон Педро, хозяин магазина, держал их в клетке возле железной печки. Заметив, что я с трудом переношу их возню, он снял с клетки кусок материи, чтобы я могла их увидеть, сунул руку в клетку и вытащил одну из них. Перевернув, он провел пальцами по её брюшку, и я, несмотря на все усилия, не смогла скрыть отвращения.
      Он улыбнулся, а я попыталась показать свое равнодушие к происходящему.
      - Вы вспарываете им животы? - спросила я.
      Продолжая улыбаться, он кивнул головой. Как я потом узнала от доктора Райхмана, вспарывание животов у ящериц было частью "хекизо" - заклинания, приносящего болезни или смерть. Дон Педро был колдуном, "брухо", и Райхману была известна его репутация. Он имел дело с ящерицами, головами змей, которые посылались жертвам в спичечных коробках, и с землей из свежих могил для вызова духов умерших.
      Но тогда мне приходилось доверять только своему инстинкту. Мне было наплевать на жесты дона Педро лишь потому, что он хотел, чтобы я чувствовала себя неловко. Это была злая забава, вроде того, когда один ребенок пугает другого резиновой змеей. Когда я отвернулась от клетки с ящерицами, то увидела изображение Святого Михаэля, висящее на стене вниз головой. Я не связала тогда это с "брухерией", но это было странно и как-то неприятно, как, впрочем, был неприятен и сам дон Педро со своим ожерельем из зубов. Неприятным было и то, что Вероника ушла. Проводив меня за черные портьеры, она, казалось,сочла свои обязательства выполненными и удалилась. Я осталась наедине с доном Педро и миссис Перес.
      Вначале я решила, что миссис Перес скрывается от полиции, а дон Педро - кто-то из её родственников.
      И сейчас я думаю, что ошиблась из-за его терпеливости. Для постороннего человека он слишком спокойно относился к её бессвязным рассказам. Он переводил для неё и для меня, и я не чувствовала, его вмешательства. Я хотела найти Тони, а Тони был её сыном, Мне нужно было во что бы то ни стало помочь Джоэлу, и я понимала, что она может помочь.
      Дон Педро переводил. Она пыталась доказать мне, что сначала у них все было гладко. Она выросла в маленькой деревушке на восточном побережье Пуэрто-Рико, где её отец держал магазинчик рыбацких товаров. Семья была бедна, но достаточно строгих правил. Она и сестры получили достойное воспитание. У них была обувь, они ходили в школу, но отец был настолько строг, что не позволял им посещать деревенские танцы. Они стирали, гладили и помогали своей матери. По воскресеньям и в праздники они появлялись в церкви в опрятных и чистых платьях.
      Когда ей исполнилось шестнадцать,она отправилась в Сан-Хуан к своей двоюродной сестре, чтобы посмотреть фиесту. Там, на пляже, при свете костров, в разгар праздника она впервые встретила отца Тони.
      - Он был черный, не как я, а настоящий негр - рассказывала она, кроме того, он был в плохой компании, "con muchas malicias".
      Она решила тогда, что он очаровал её любовным заклинанием. Они поженились. Я поняла, что они не венчались в церкви, а просто стали жить вместе. Возможно, у него даже была другая семья. Он плавал на шхуне, курсировавшей между Сан-Крокс и Сан-Томас, и когда бывал в порту, страшно пил, но в порту он бывал все реже и реже. Тони родился, когда отец уже больше не появлялся. Вскоре кончились последние сбережения. Есть было нечего и нечем было платить за квартиру. В отчаянии она все ещё не желала возвращаться в деревню и сошлась с пожилым человеком, который неплохо относился к её ребенку, официантом в кафе "Сан-Хуан". Он был опрятен, не пил, и у него была лачуга в Ла-Эсмеральде. С ним они жили относительно спокойно.
      Когда Тони исполнилось два года, неожиданно объявился её моряк. Пьяный и игривый, он вломился в тот сарай, где оставил её. Узнав от соседей, что у него появился соперник, он пришел в ярость и ворвался в лачугу в Ла-Эсмеральде, чтобы убить её за неверность.
      Он не убил её, а, повалив на пол, долго топтал, в результате она угодила в госпиталь с переломанным тазом и потому больше не могла иметь детей. Полиция разыскивала его, но ему, вероятно, удалось уйти в море. Во всяком случае, она больше о нем не слышала.
      Она лежала в муниципальной больнице многие месяцы,ее никто не навещал, за исключением соседки по имени Тереса. Страх её пожилого любовника перед моряком пересилил в нем все остальные чувства. Он оставил Тони на Тересу и отправился в Нью-Джерси, где его брат работал на фабрике. Когда она наконец вышла из госпиталя, идти ей было не к кому, кроме Тересы. Тереса же вела веселую жизнь. Она работала в барах на холме возле площади. Напившись, теряла всякий стыд и приводила мужчин в свою лачугу, где от детей их отделяла только занавеска. Миссис Перес стала официанткой в баре. Тут её повествование стало несколько туманным. Подумав, что дон Педро редактирует её рассказ, потом я решила, что миссис Перес делает это сама, видимо, считая, что эта часть её жизни к Тони никакого отношения не имеет. Мне показалось, что тут она сильно заблуждается.
      Когда она встретилась со своим новым мужем, Тони было шесть лет. Того звали Рамон. Он не пил и не играл в азартные игры, к тому же у него водились деньги. Тони, к сожалению, его терпеть не мог. После многочисленных попыток совместить их друг с другом, она поддалась уговорам Рамона, и они отправили Тони к его старой тетке, которая жила неподалеку от Гайаны.
      - Это было в деревне, - говорила она. - Там живут очень простые люди, они работают на плантациях сахарного тростника. Я думала, так будет для него же лучше.
      Мне в это не очень верилось. Я видела эти маленькие деревушки по берегам острова. Сараи из цинка и рубероида, утопающие в мангровых болотах, вонючая грязь, кишащая крабами и ящерицами, ползающими по стенам лачуг. Воду набирали из колодца или просто собирали дождевую в какой-нибудь ржавой бочке. Вместо посуды - старые консервные банки. По пальмовым рощам бегали тощие свиньи и куры, а люди питались плодами хлебного дерева и собирали съедобные корни.
      Я представила себе обиженного шестилетнего мальчика, заброшенного из-за очередного чужого мужчины в лачуге у какой-то старухи. Страх и гнев сменяли друг друга, он убегал из дома, а его возвращали обратно.
      - Это была плохая женщина, - рассказывала миссис Перес. - Она делала "каньита".
      Дон Педро на минуту задумался.
      - Каньита - это самогон, - объяснил он.
      Но это был не худший из её грехов. Насколько я поняла со слов его матери, у Тони проявилась какая-то форма эпилепсии, от которой старая тетка нашла единственное лекарство - она его била. Иногда привязывала его к спинке кровати и колола иголками, иногда палила ноги горящей головешкой.
      - Когда я узнала об этом,то просила вернуть его, - говорила миссис Перес, - но Рамон запретил мне это. Он был вором и водился с нехорошими людьми. Я его боялась.
      Прошло ещё шесть лет, и мучения кончились. Рамон зарезал какого-то матроса, а его самого застрелила полиция.
      Я решила, что теперь должен был наступить период беспомощности, после которого появился бы новый спаситель. Так оно и было, и на этот раз спасителем оказался мистер Перес. Он жил в Штатах и хотел туда вернуться. Он сказал, что возьмет с собой её и даже Тони. Когда она поехала в Гайану за Тони, то обнаружила, что тот не хочет возвращаться.
      Я представила этот безумный день. В новом розовом платье, что купил ей мистер Перес, в розовых туфлях и с маленькой розовой сумкой, она шла между кур и полуголых детей к лачуге старой тетки. Тони в ней не оказалось, а пьяная от "каньиты" старуха отказалась говорить, где он находится. Пятидолларовая бумажка развязала ей язык, и оказалось, что в свои двенадцать лет, несмотря на пытки, которые, по мнению старухи, должны были привить ему уважение к старшим, Тони совершенно испортился.
      Тут миссис Перес смутилась. Я сперва подумала, что Тони совершил некое страшное и омерзительное преступление, о котором она не могла рассказать. Дона Педро это озадачило, и он задал несколько наводящих вопросов. Наконец его лицо расплылось в улыбке.
      - Он связался с "брухой". Это такая женщина, которая связана со злыми силами.
      - Я знаю это слово, - кивнула я.
      Спокойствие дона Педро приободрило её. Ей нечего было опасаться. И она продолжила свой рассказ. Мой переводчик подался вперед, ожерелье из зубов на его шее закачалось, и он с видимым удовольствием продолжил свою работу.
      Эта "бруха" была конкуренткой старой тетки в торговле "каньитой". Кроме того, она знала наговоры и заклинания, закапывала в землю бутылки с тряпками, яичной скорлупой и кровью, чтобы снизить урожай тростника, и давала своим клиентам советы по поводу номеров лотерейных билетов. Кроме всего прочего, она встречалась с обезглавленной женщиной, которая ходила ночами по пляжу.
      - Кто это был? - спросила я, но дон Педро пожал плечами. Очевидно, какое-то местное привидение, которого он не знал. Я вспомнила картину в галерее Парк Беннет. Кажется, именно Гайану называл доктор Райхман деревней ведьм. В общем, Тони нашел себе "бруху" - как и его мать, он нашел себе защитника.
      В тот же день миссис Перес пыталась забрать его. За монетку один из мальчишек проводил её к хижине ведьмы на краю поселка. Пробираясь по грязи и корням деревьев, она испортила свои новые туфли.
      "Бруха" была отвратительной. Крупная темнокожая женщина в черном платье, с волосами, завернутыми в черный тюрбан, она выглядывала в закопченное окно своей кухни, наблюдая, как миссис Перес уговаривает сына уехать.
      Шесть лет с теткой Рамона сделали его осторожным. Ради Нью-Йорка, предложенного мистером Пересом, с его деньгами, телевизорами и настоящим снегом, Тони не хотел покидать свою "бруху". И его можно было понять. Все шесть лет его жизнь была сущим кошмаром. Кроме пыток и избиений, другие дети смеялись над ним и дразнили из-за его припадков. Связавшись с "брухой" он получил удовольствие от того, что бывшие палачи стали его бояться. Возможно, он уже научился к тому времени некоторым заклинаниям, различал травы, находил среди них ядовитые... Тетка Рамона уже боялась пускать его к себе домой.
      Миссис Перес уехала без него. Он отплатил своей любимой, но злой, с его точки зрения, матери, забросившей его. Он даже заставил её плакать, как много раз плакал сам за годы своего одиночества.
      За день до отлета Пересов в Нью-Йорк он появился в Ла-Эсмеральде, покрытый ссадинами и с опухшим лицом. Его побили камнями в деревне, когда он пошел за покупками для "брухи". За день до этого у одной девочки была рвота черной желчью, после чего она умерла. В её смерти обвинили Тони.
      - "Mal de ojo", - сказал Дон Педро и тут же перевел. - Они говорили, что у него дурной глаз.
      Подобрал его водитель грузовика с ананасами. Он-то и подвез его до предместий Сан-Хуана.
      * * *
      В первый месяц своего пребывания в Нью-Йорке миссис Перес пожалела, что уехала из Сан-Хуана. Был март, ей казалось, что она замерзнет до смерти, и к тому же, пусть в их квартире были водопровод, ванна и туалет, ей недоставало толчеи и тесноты Ла-Эсмеральды.
      - Все заняты и так равнодушны, - говорила она. - Все двери заперты на засовы и замки.
      Она не знала английского и боялась, что никогда не сможет его выучить.
      У неё не было здесь родственников. Она сидела целыми днями возле радиатора, завернувшись в одеяло, и с ужасом думала о том, что нужно идти в магазин.
      У мистера Переса не было этих проблем. Он и раньше жил в Нью-Йорке, довольно неплохо знал английский, и потому сразу нашел работу на фабрике.
      Тони тоже довольно быстро привык к новой жизни. Хотя по возрасту ему полагалось бы пойти в школу, но его не принуждали к этому, и он бродил по городу в свое удовольствие. В порыве отцовской щедрости мистер Перес давал ему достаточно денег, и Тони тратил их в окрестностях Таймс-Сквер. Ему очень нравились фотоавтоматы - миссис Перес открыла свой кошелек и достала оттуда несколько старых снимков.
      Фотографии меня поразили. Даже тогда, в тринадцать лет, он сильно отличался от остальных пуэрториканских детей. У него были немного раскосые глаза, длинное лицо и острый подбородок. Он был темнее своей матери и, судя по всему, обладал нестабильным и диким характером. На всех фотографиях он был в одной и той же одежде-черной куртке с поднятым воротником. Миссис Перес поинтересовалась, что я разглядываю.
      - Эта куртка, - вздохнула она. - Он всегда её носил. Ему казалось, что в ней у него как будто крылья за спиной.
      Все один к одному: магическая куртка, супермальчик, и Бог знает что ещё с "брухерией" в прошлом. Возможно, он верил в свой "дурной глаз". Я внимательно вглядывалась в его глаза, они были слишком блестящими, нездоровыми. Будь это мой ребенок, я бы забеспокоилась.
      Казалось, он забыл о прошлом. Эпилепсия прекратилась. Он научился английскому языку и, к тому времени, когда мистер Перес перестал давать ему щедрые суммы, устроился в мясную лавку разносчиком. В его возрасте, в четырнадцать или пятнадцать лет, такое не полагалось, но мясник закрывал на это глаза. Правда, вскоре работу он потерял. Миссис Перес не могла сказать почему, известно лишь было, что хозяин стал его побаиваться. Возможно, из-за его необычной манеры резать мясо, из-за странных взглядов на ножи, или из-за чего-нибудь, что говорило о его жизни у ведьмы. Несомненно, что любое упоминание о "дурном глазе" навсегда лишило бы его работы в Эль-Баррио.
      Потом он просто бездельничал. Из-за своих странностей его не приняли ни в одну из подростковых банд. К тому же в то время банды Гарлема несколько приутихли и лишь курили марихуану, кололись героином, прыгали по крышам и устраивали беспорядки. Он был сам по себе: носил свою кожаную куртку, читал комиксы и ходил на испаноязычные фильмы. Вскоре миссис Перес стала замечать, что он подолгу сидит на автобусной остановке и с интересом разглядывает проходящих мимо девушек. К тому времени ему было уже семнадцать, а он ни разу не спал с девушкой.
      - Он был невинный, как святой ангел, - сказала она.
      "- Странная невинность, - думала я, - после того, как пьяная Тереса водила домой мужиков, после того как его мать работала официанткой в баре, после её многочисленных мужей." Он обо всем знал, но знание это было чем-то осквернено, не то страхом, не то гневом, а скорее всего, и тем, и другим. Я вспомнила о старой тетке, которая жгла ему ноги, и о матери, которая из-за своей потребности в мужчинах его забросила.
      Но её кара была уже не за горами.
      Однажды утром, отправившись в магазин, она обнаружила, что на их улице полно полицейских машин. Народ толпился у входа в соседнее здание, проход был закрыт. В том доме жила Мария Санчес, голова которой была найдена утром в Центральном Парке. Миссис Перес хорошо помнила эту симпатичную девушку с длинными волосами: только вчера Тони внимательно наблюдал за ней с автобусной остановки.
      Она вспомнила об этом позже, когда, разбирая его кровать, нашла под матрасом окровавленную рубашку. И на пол выпал нож с пружинным лезвием. Ей было страшно говорить с ним, но сын сказал, что у него из носа шла кровь, а нож он нашел на улице. Она попыталась ему поверить. Двумя месяцами позже он не пришел ночевать домой. Сказал, что ночевал под мостом на Кони-Айленд, но это было как раз тогда, когда нашли Тересу Руджеро. На его одежде не было крови, но мистер Перес заставил его все ему рассказать. Напившись, он устроил скандал и избил Тони, который, впрочем, остался молчалив и безучастен. Им и в голову не пришло обратиться в полицию.
      Проблему эту они решили по-своему. Перес устроился управляющим в доме на Второй Восточной улице. Они решили забыть о прошлом и начать в Ист-Виллидже новую жизнь.
      Но все пошло кувырком. Перес запил ещё больше, чем прежде. Миссис Перес увлеклась эспиритизмом. Тони сказал, что все эти религиозные атрибуты действуют ему на нервы и, поскольку одна из квартир в доме пустует, он переселится туда. Конечно на время, пока не найдется жилец, способный платить за нее. Владелец дома не знал об этом. Вспомнив нож , который я нашла на антресолях, я спросила: - Это была квартира 5Д?
      Она кивнула.
      В сентябре возле лодочной станции обнаружили Викторию Диас. Они прочли об этом в "Эль Диарио". На этот Тони задержал и допросил патрульный , который, правда, ещё не знал об убийстве. Потом он, конечно же, вспомнил. В Эль-Баррио было несложно вычислить, где проживает подросток с раскосыми глазами, который постоянно носит куртку с поднятым воротником. У полиции хватало информаторов. В тот же вечер на Второй Восточной улице появились двое детективов.
      - Но они не нашли его, - покачал она головой.
      - Где же он был?
      Последовало напряженная пауза.Миссис Перес глядела то на меня,то на дона Педро. Мне показалось, ей не хочется выдавать мне тайну. Убийца он или нет, но это был её ребенок. Я была "англо" , по её стандартам, очень богатой,и чтобы помочь моему брату, она должна была пожертвовать своим сыном.
      - Пожалуйста, - попросила я.
      Она взглянула на дона Педро, и тот, видимо, что-то понял. Он повернулся ко мне, и его желтые глаза стали суровыми.
      - К тому времени он был уже мертв, - сказал он.
      ГЛАВА одиннадцатая
      Я сидела в полутемной комнате, глядела на картонные коробки с корнями, на статуэтки африканской Санта-Барбары и пыталась проанализировать новость, сообщенную мне доном Педро. Но та не лезла ни в какие ворота. После длинного и запутанного рассказа миссис Перес, после того, как я ,казалось,почти поняла Тони, мне заявили, что его больше нет, и я сознавала, что это означает для Джоэла. Если Тони погиб в конце сентября, он не мог знать Джоэла, который переехал на квартиру только в ноябре. Значит не было никакой встречи с убийцей в подвале, Тони никак не мог участвовать в убийстве Шерри или диктовать свою волю. В убийстве Шерри Джоэл оставался один. Я представила себе подставку для цветов, качающуюся под ней голову Шерри и едва заметный силуэт Джоэла. Меня отвлек шорох ящериц в клетке, и я увидела, что дон Педро и миссис Перес внимательно смотрят на меня. Совершенно неожиданно я взбунтовалась.
      - Мертв? - переспросила я. - Но как это может быть? Семнадцатилетние подростки не умирают просто так. Почему ничего об этом не было в газетах?
      - Они не знали, - сказал дон Педро. - Они до сих пор не знают.
      Он о чем-то переговорил с миссис Перес и повернулся ко мне.
      - А теперь, мадам, - сказал он, - слушайте меня внимательно. В ночь убийства Виктории Диас мистер Перес сильно напился. Он был в плохом настроении, возвращаясь домой очень поздно и встретил Тони. Час ночи - это не время для подростка.
      Особенно, с биографией Тони. Пьян был его отчим или нет, он, видимо, здорово напугался.
      - Он пошел с Тони в его квартиру, там они поругались и началась драка. Тони выхватил нож. Но мистер Перес был сильнее и, к тому же, пьяный. Он ударил его трубой.
      - Трубой?
      Дон Педро внимательно посмотрел на меня.
      - Куском свинцовой трубы. Он всегда носил её с собой. Для защиты от плохих людей.
      - Свинцовой трубой?
      - Да. Он ударил его очень сильно.
      Я начала понимать. Если мистер Перес озверел, он явно не остановился на одном ударе. И от побоев Тони умер.
      Но чем больше я проникалась уверенностью,тем отчаяннее из последних сил боролась, чтобы уверить себя в обратном.
      - Почему же полиция не нашла тело?
      Я подождала, когда он поборет в себе нежелание сообщать подробности.
      - Мистер Перес положил тело в ящик, который нашел в подвале, и утопил его в Ист-Ривер, - наконец с неохотой буркнул он. - Он отвез его туда на тележке.
      Я представила себе картину этой мрачной ночи. Перес пошел в подвал, нашел большой пустой ящик, затем волок его пять кварталов к реке. Пуэрториканец с тележкой не привлечет внимания в этом районе. Я решила, что он направился прямо к Ист-Ривер-Парк и бросил свой страшный груз в черную воду реки. Парк, конечно, патрулировался, но не слишком тщательно, а простые горожане боялись туда ходить после полуночи. Кроме тела, он, вероятно, положил в ящик какой-нибудь груз, чтобы тот сразу утонул. Скорее всего,уголь из котельной. Это было традиционным нью-йоркским решением проблемы. На дне реки, вероятно, накопились сотни подобных ящиков.
      Я придумала ещё одно возражение.
      - Но ведь могли услышать драку.
      Несколько секунд дон Педро не мог понять, что я имею в виду. Затем очень удивился.
      - Эти люди... - начал он, но остановился: он так и не мог перешагнуть пропасть между нашими мирами. Мне пришлось кивнуть, показывая ему, что я поняла. Жители Ист-Виллидж, в большинстве своем пуэрториканцы, хиппи и рокеры, старались не связываться с полицией.
      Внезапно заговорила миссис Перес. На глазах у неё появились слезы.
      - Она говорит, что ничего не знала об этом некоторое время, - перевел Дон Педро. - Она считала, Тони убежал.
      Значит, вот как они проскочили через полицейские допросы. Она просто думала, что Тони удалось скрыться, а потом ждала от него известий. Прошел октябрь, а в ноябре появился Джоэл, и мистер Перес убрал последние следы Тони из квартиры 5Д.
      Он забыл только нож лезвием, который забросил на антресоли, когда упаковывал тело Тони в ящик. Видимо, тогда его что-то испугало. Неудивительно, что он так боялся заходить в квартиру в тот день, когда я просила покормить кота Джоэла.
      - Она не знала , что случилось,до телефонного звонка.
      Я снова запуталась.
      - Какого телефонного звонка?