16

— Да, — Саймон повертел баночку в руке, — это из этюдника Нигеля. Он, наверное, услышал звук воды, когда рисовал цикламен, это привело его в пещеру, а потом сюда…

Он, как и я, не мог отвести глаз от статуи. Богоподобное лицо — отдаленное, мудрое, безмятежное, но молодое и полное пыла.

— Это лицо с рисунка, с красивого рисунка, который он порвал… Я говорила, что оно похоже на статую. Помнишь, как он у нас его отобрал?

— В это время там была Даниэль. Но до того, помнишь, он почти решился что-то сказать, а когда она пришла, передумал и замолчал.

— Значит, она не могла узнать это лицо. Он нашел пещеру только в тот день, и явно не собирался про нее рассказывать!

— И был прав. Одно дело оружие и золото, такое сокровище вполне годится для типов вроде Димитриоса, и если мальчик решил и этим заняться — это его проблемы. Но это…

Он опустился на колено в траву и очень бережно поднял золотую стрелу. Под ней остался четкий белый след. Он положил ее обратно.

— Так я и думал. Ничего не тронуто. Нельзя даже представить себе, что наш друг Димитриос мог бы удержать лапы вдали от валяющегося на земле куска золота. — Он встал на ноги со вздохом облегчения. — Нет, мальчик не раскрыл рта, а во внешней пещере есть достаточно предметов, которые могут заинтересовать Димитриоса. Возблагодарим бога за разум художника. Но думаю, что чем скорее мы найдем Нигеля, тем лучше.

— Ты… Ты не думаешь, что грек пойдет на разведку, как я, и найдет это…

Он засмеялся:

— Спорим, он никогда этого не сделает? Во-первых, слишком занят, во-вторых, если подумать, даже умирая от жажды, он не пролезет в такую щель.

— Да, наверное. Но как, хотела бы я знать ОН попал сюда? И зачем? Я, конечно, сейчас просто ничего не соображаю. Сдвинулась немного.

— Не удивлен. И ничего странного, что Нигель был не в себе тем вечером, наполовину вышел из себя от восхищения. И не удивительно, что Мик… ну это сейчас не важно. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь узнаем точно, как Аполлон сюда попал, но можем почти наверняка угадать. Дельфы много раз грабили. Первыми исчезали золотые статуи, потом бронзовые, чтобы переплавлять их на орудия… Эта, похоже, одна из наиболее драгоценных и красивых. Почему бы какому-нибудь священнослужителю или группе людей, преданных и посвященных, не попытаться ее спасти — вывести из Дельф и найти для нее убежище, пока не закончатся трудные времена?

— Но почему здесь? И как?

— Здесь была дорога… К тому же они явно хотели не просто спрятать статую — иначе они бы ее закопали, но они устроили святилище. Причем с греческим драматизмом они поместили ее в конце тоннеля на сверкающем свете… Ты обратила внимание на что-нибудь в пещере?

— Похожа на собор…

— Да, это часто кажется в больших пещерах со сталактитами, но редко встречаются такие впечатляющие. Ее специально подбирали. И растут здесь виноград и священный лавр Аполлона — деревья живут долго и, умирая, оставляют потомство, обстановка здесь для него идеальна. И, думаю, если посмотреть сверху, не увидишь ничего… И ручей. Это, наверное, священная пещере се священным ручьем и, естественно, тот, кто хотел спасти Аполлона, принес его сюда…

— И теперь понятно письмо Михаэля! Знаешь, я не говорила, но думала, что твой брат не написал бы такого письма об оружии или даже золоте.

— Я тоже сомневался, но до такого и додуматься не мог. Кто бы, ради бога, мог представить себе такое?

Мы стояли и смотрели на статую — самое красивое из всего, что я когда-нибудь видела. Тени, бронзовое тело, живые глаза, выложенные эмалью и каким-то темным камнем… Только у одной еще статуи есть такие глаза — у Возничего. И Михаэль про это подумал. И Нигель — как раз когда мы упомянули Возничего, он решил что-то сказать. Общие не только глаза — впечатление силы и грации, может, они не только вышли из-под руки одного скульптора, но и часть одной группы… Может, Возничий гнал коней этого Аполлона?

Только я погрузилась в рассуждения по этому поводу, как увидела, что Саймон улыбается.

Я даже возмутилась, а он говорит:

— Да, очень симпатичная теория, я улыбаюсь совсем по другому поводу. Про Димитриоса. Надо все-таки разобраться с мелочами, можно вернуться к Аполлону. Возвращаемся на землю теней, моя хорошая. (Господи, как мне стало стыдно, стою размечталась…) Теперь мы знаем, что нашел Михаэль и за что убит. Эту главу, я думаю, заканчивает смерть Ангелоса. Но Нигель тут тоже побывал, а Даниэль и Димитриоса сюда пускать ни в коем случае нельзя. Возвращаемся в пещеру. Камилла…

— Да.

Он стоял и смотрел на меня.

— Не надо было пускать тебя сюда. Боишься?

Я не ответила, не смотрела на него и думала, почему не переживаю, что он знает. Он вдруг оказался очень близко, взял за подбородок и нежно поднял мое лицо.

— Знаешь, почему я взял тебя с собой?

— Да.

— И был прав.

— Да, знаю.

— Ты жутко себя недооцениваешь. Ты больше не должна играть вторую скрипку. Ясно?

— Ясно.

Он замялся, а потом продолжил довольно грубо:

— Перестань себя ненавидеть за то, что есть вещи, с которыми ты не можешь справиться сама. Никто так не может. И не пытайся решить все проблемы, которые способен решить я или кто-нибудь вроде меня. Абсурд презирать себя за то, что ты не такая, как кто-то другой. Будь сама собой, поверь, это — очень здорово.

Ответить сразу я не смогла. Собралась с мыслями и сказала как можно более легкомысленно:

— Надеюсь, что однажды боги вышибут тебя из состояния более чем уверенности в себе на уровень нас, смертных. В этот день я сама принесу себя в жертву Аполлону.

— Я напомню, — опять усмехнулся он, — но чтобы пока этого за тебя не сделал наш приятель Димитриос, пойду посмотрю, нет ли его поблизости. Или Нигеля. Останешься здесь?

— Нет, пойду с тобой. Я… Хочу знать, что происходит.

— Тогда не бойся, — он опять прикоснулся к моей щеке, — я его к тебе не подпущу.

— А что мне делать?

— Да ничего. Не вылезай вперед и выполняй все указания раньше, чем тебе их дадут. Пошли.

Аполлон смотрел нам вслед.

Пещера была пуста. Мы вышли в нее, рассмотрели камень, который раньше закрывал проход. Он был обтесан, специально подогнан, чтобы закрывать отверстие.

Тут я услышала шаги и сумела достаточно спокойно прошептать:

— Он возвращается.

Саймон выключил фонарь. Бездыханная тишина.

— Да. Жди в проходе. Надеюсь, это Нигель.

Он легко подтолкнул меня, и я скользнула в узкую щель, сердце опять безумно забилось. Он оказался рядом со мной, прижался к скале. Шаги приближались, задержались у входа в пещеру, потом он вошел.

Шаги приглушила пыль, их повторяло слабое эхо. Удары лома по мусору и камням. Металл. Дыхание. Греческое бормотание. Треск. Выкопал коробку и потащил к выходу. Саймон обнял меня и прижал к себе. Рука, как стальная. Я подумала — неужели он сейчас из темноты бросится на Димитриоса? Нет, не шевелится, пульс спокойно бьется под локтем, а у меня-то сердце дергалось, как неисправный мотор… Рука расслабилась. Он повернул голову и продышал мне в затылок.

— Ушел. Подожди, я вернусь.

Прижал к себе, отпустил, шорох одежды по камню, и он исчез.

Сразу стало холодно и сыро, я покрепче обхватила себя руками и стала ждать. Эхо моего пульса заполнило всю пещеру… Пришел, сразу стало теплее.

— Он оставил ящик у входа и удалился. По-моему, волнуется, куда делся тот, с мулом. Пойду за ним. Похоже, Нигеля что-то задержало, хочу узнать что именно. И куда они пойдут. Дорога близко. Послежу, пока всего не пойму, а потом, ну если это удастся… ну разберусь с ним.

— Ты что ли убьешь его?

— Боже мой, нет! Но хочу вывести его из игры, пока мы спокойно со всем разберемся по-своему. Ну я пошел.

Я совершенно не нарочно положила руку ему на грудь, он накрыл ее своей, теплой и спокойной.

— Саймон, осторожнее.

— Обязательно. Не волнуйся, моя… не волнуйся, все будет хорошо. Сиди в укрытии, ты здесь в безопасности, как дома, а я не выпущу Димитриоса из виду. Ладно?

Он обнял меня и притянул к себе, чтобы успокоить, но, кажется, его губы коснулись моих волос. Отпустил и ушел легко, как призрак. На этот раз он включил фонарь, и я видела, как его тень скользнула по скалам и маленький круг света скрылся во тьме.

Колонны ожили, отбросили тени и заполнили ими все до потолка, исчезая. Опять холодно. Очень трудно было не побежать за ним на благословенный солнечный свет. Я повернулась и пошла к Аполлону.

Сколько я ждала, не знаю. Сначала я тихо сидела в углу на солнышке, смотрела на бога и пыталась выкинуть из головы все заботы. Через какое-то время красота и покой начали меня угнетать. Я больше не могла сидеть, попила из ручья, немножко поела из сумки Саймона, походила вокруг статуи, опять попила… Почти каждую секунду я смотрела на часы и все больше бесилась от того, что не сделала этого, когда Саймон ушел. И я отправилась ко входу в тоннель с фонарем… В конце концов, я в полной безопасности. Саймон с Димитриосом, и я нисколько не боюсь мальчика-художника. Я чувствовала, что надо что-то сделать, хотела знать, что происходит, и очень хотела быть рядом с Саймоном… Я вышла в основную пещеру, скользнула фонарем по стенам. Пусто и некого бояться. Пошла дальше.

Ящик у входа исчез. Грек, наверное, унес его с собой. Тем лучше. На улице ничего не изменилось — жара, тишина, заброшенность… Запах пыли, сухой травы. Ни звука. Очень хотелось убежать, спрятаться на горе, но как тогда меня найдет Саймон? Я вернулась в пещеру, постояла минуту, попыталась представить все это до землетрясения, как несли Аполлона, устанавливали… Потом решила еще поисследовать пещеру, пока Димитриос не пришел. Не знаю, что я искала, уж точно не сокровища, но скоро я увидела что-то чужеродное, кучу, явно недавно разворошенную. Наклонилась. Ничего похожего на ящики и коробки, отпечаток веревочной туфли в пыли, след чего-то протащенного… Я подошла поближе, фонарь чуть не выпал у меня из руки, луч дрогнул и застыл на том, что лежало за кучей камней и грязи.

Убийца и не пытался похоронить Нигеля, притащил его тело и бросил в это жалкое укрытие, теперь оно лежало, тихое, ужасное и неописуемо нелепое между кучей и стеной пещеры. Прежде чем я в ужасе и мгновенном параличе уронила фонарь, я узнала что случилось с Нигелем, очень многое можно увидеть за секунду шока. Мозг регистрирует полную картину, которая потом возвращается миллионом кошмаров. Ничего не исчезает, каждая дьявольская деталь остается навсегда, чтобы потом появиться вдруг перед глазами. Он был связан. Веревка отсутствовала, значит, она понадобилась убийце, но запястья мальчика были разодраны до крови. Его пытали. Разорванная зеленая рубашка открывала плечо и руку, покрытые пятнами так систематично расположенными, что вопросов не возникало. Четыре или пять ожогов. Я увидела и другое, чего сразу не осознала, но что в ночных кошмарах заставляло меня страшно кричать, я не собираюсь этого описывать, он умер в мучениях. Открытые глаза сверкнули при свете фонаря, в зубах зажато что-то похожее на кусок кожи… Раненый указательный палец Димитриоса… Грязная рука убийцы вчера держала меня за плечо.

Не знаю, что происходило, когда упал фонарь и наступила темнота. Очнулась я у ног Аполлона от боли — золотая стрела воткнулась мне в руку. Какое-то время я сидела и не могла понять, что это. Я думала… Димитриос вчера убил Нигеля, как раз, когда мы находились здесь, рядом, на солнце. А потом пришел обыскивать его комнату… Бедный, красивый, молодой Нигель… Мы думали, что Димитриос — ерунда, что с ним легко можно «разобраться», Саймон идет за ним по пятам, хочет напасть и не знает, что это — безжалостный и порочный преступник, как Ангелос… Я забыла о Нигеле и побежала, ворвалась в пещеру, ослепла от темноты и остановилась подождать, пока начну видеть хоть что-нибудь. И тут я услышала.

Сначала я подумала, что это опять бьется мое сердце, но это были шаги веревочных туфель в пыли. По пещере двигался свет мощного фонаря. Если это Димитриос, может, и Саймон здесь? Во всяком случае, грек шел в пещеру так уверенно, что явно не подозревал о моем существовании. Тут я услышала тихий звук на улице. Луч фонаря не шевельнулся, не боится… Шум повторился, металл, мул… Грек исчез из моего поля зрения. Знакомые звуки — он берет коробку, осыпаются камни, тяжелое дыхание. Я подвинулась чуть вперед и выглянула. Он положил фонарь рядом с собой, луч направлен на кучу камней, через которую он наклоняется. Мощное тело, под голубой рубашкой играют мускулы, он выпрямился, понес ящик к выходу, положил, идет обратно. Вот он вошел в луч света. Второй раз за недолгое время я впала в состояние шока. Это не Димитриос, этого человека я видела впервые в жизни.

Хотя я сразу поняла, что не права, видела и не раз. Он копался в моторе джипа у дома Димитриоса. И на рисунке Нигеля — изображение улыбающейся архаической статуи. Значит, именно это лицо узнала Даниэль… Поняла. Это Ангелос! Сам Ангелос. А Димитриос бог знает где и Саймон вместе с ним. Он повернулся к куче камней, луч скользнул по его толстой коже, сияющей от пота. Улыбка не исчезала. Он улыбался, без сомнения, гнусный оскал не исчезал, когда вместе с Димитриосом он лишал жизни Нигеля. Конечно, он будет улыбаться, когда Саймон избавится от Димитриоса и прядет в открытую к пещере искать меня…

Ангелос выпрямил мощное тело и встал, будто прислушиваясь. Повернул голову. Шум снаружи, не металл, кто-то спешит к пещере. Я подумала — если закричу, предупреждены будут и Саймон, и Ангелос… Он ждет Димитриоса, не знает, что мы здесь, и даже не пытается выключить фонарь. Но с другой стороны, Саймон тоже не знает, что он здесь, если успел расправиться с Димитриосом. Шаги все ближе, в тоннеле. Ангелос засунул руку в карман. Я затаила дыхание.

Рывком и тяжело дыша в пещеру вбежала Даниэль.

17

Человек расслабился, но его низкий голос был злобен:

— Какого черта ты здесь делаешь?

Она остановилась, очень молоденькая и хорошенькая, на краю пятна света и уставилась на ящики:

— Вот оно!

На ней были бирюзовая блузка и алая юбка, горящие щеки и неровное дыхание делали ее более нормальной и менее циничной.

— Вот оно! Я сказал, что мы это нашли, нет? Ну и какого дьявола ты не делаешь как сказали, а путаешься под ногами, когда никто тебя не звал?

Пока он говорил, она медленно шла вперед, не отводя взгляда от того, что лежало у его ног, прикрыв глаза ресницами, на губах снова провокационная мальчишечья улыбка.

— Хотела сама увидеть, что происходит, не сердись… Никто не видел, как я сюда шла.

— Димитриоса по дороге не видела?

Она мотнула головой, пальцем пошевелила разбитую коробку. Грудь ее приподнималась и опадала, как от возбуждения.

Он спросил резко:

— Никаких признаков?

— Нет.

Мужчина со злобой бросил лопату на камни.

— Тогда к какому лешему его занесло? Я шел поверху, это короче, если знаешь дорогу, и если ты его тоже не видела…

— Я тоже шла поверху. Как, по-твоему, я узнала куда идти? Подождала тебя и пошла по пятам.

— Умная, да? Значит, он пошел вниз искать меня. Козел, прыгает, как фасоль на сковородке, и толку от него примерно столько же. А ты… должна была держаться подальше, пока я за тобой не пришел. Сказано, что нечего тут делать…

Она засмеялась.

— А может, я тебе не доверяю, Ангелос. Может, ты бы за мной не пришел.

Он тоже засмеялся:

— Может быть.

— Ну и я хотела увидеть это, а не болтаться без дела целый день. Этот проклятый джип все равно, как динамит.

— Почему? В нем пусто и чисто.

— Да, но…

— Поставила его, где я сказал?

— Да, конечно. А почему ты решил сделать это днем? Ты чокнутый?

— Знаю, что делаю. Луны почти не видно, ночные дороги этой страны, да еще на муле — убийство, а освещать окрестности я не собираюсь. Да и никого здесь нет, без хлопот все довезем, если ты сделала все как надо, а мой хладнокровный кузен появится вовремя, чтобы помочь.

Дыхание ее уже успокоилось, вернулось обычное состояние духа. Она выпрямилась и бросила на него один из своих коронных взглядов:

— А я тоже могу помочь… Ты теперь меня не прогонишь? Ты не думаешь, мой Ангелос, что мог бы и притвориться, что рад меня видеть?

Она подошла близко к нему, он притянул ее к себе и поцеловал одновременно небрежно и похотливо. Она прижалась к нему тонким телом, руки перебирали тугие кудри на его затылке.

Я отодвинулась поглубже.

— Ее любовник — Ангелос! Факты переформировались в моей голове по-новому. И дрались, значит, мы с ним, и так легко она согласилась, что это Димитриос…

Ангелос отпихнул девушку не слишком нежно.

— Ты отлично знаешь, что не должна была приходить сюда. В моих играх нет места для детских нервишек.

Она закурила:

— Это не нервы, это — любопытство. Я имею право знать, что происходит. Что, мало для тебя сделала? Без меня у тебя не было бы джипа, я достала инструменты и мула, я шпионила за англичанином и его нескладной девкой… А ты и всего-то вышел из тумана, побыл со мной полчаса, командуешь и думаешь, что я буду слушаться! Запросто мог поставить меня в безвыходное положение вчера ночью, и ни слова не сказал!

Он продолжал работать ломом, почти не обращая внимания на ее лепет, своротил огромный обломок скалы, который прикрывал несколько ящиков. Грязь и маленькие камушки дождем посыпались на пол.

— Что ты имеешь в виду?

— Прекрасно знаешь! Когда ты ко мне пришел вчера, ты сказал, что не видел Нигеля…

— Нигеля?

— Ну этого английского художника, я говорила. А он в понедельник вечером намекал, что станет богатым и известным, и напился. Когда все ушли, я с ним еще поддала и пошла погулять. Я говорила? — Мужчина продолжал работать, она смотрела на него сквозь сигаретный дым. — И стало ясно, что он отыскал что-то на горе. Ты говорил, что подождешь его и посмотришь, что это!

— Ну и что, не понадобилось, твои английские друзья нам все показали.

— И вход в пещеру?

— Если бы они знали, где он, мы бы сюда и не подошли, все заполнили бы войска на много километров…

Она нетерпеливо шевельнулась.

— Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что-то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться.

Он отложил лом и отгребал обломки лопатой.

— Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход.

— Ты мне это говорил вчера! — Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. — Но ни слова ни сказал про мальчишку!