Гончие Гавриила

А если бы и была, подумала я, удивленная степенью своего разочарования, она была бы как-то заблокирована. Мы с Чарльзом слишком легкомысленны. В конце концов это – одиноко стоящий дворец, а бабушка Ха имеет репутацию богатой женщины. Просто разумно, в каком бы состоянии ни был весь дворец, держать в порядке все возможные пути проникновения. Стыдно сказать, но почти пять минут я глазела на зарешеченные окна и думала, что бы сделать дальше, прежде чем мысль осенила меня во всей своей неимоверной красоте, будто яблоко упало Ньютону на голову. Одно из окон было закрыто. Крайнее. А ставни, приделанные изнутри, и снять изнутри тоже можно.

Я побежала вдоль аркады и остановилась перед этим окном. Уже смеркалось.

На первый взгляд все выглядело очень прочным. Тяжелые добросовестно сколоченные деревянные ставни плотно закрыты, как двойные двери, а поперек тяжелая палка, почти доска, прибита, чтобы держать их закрытыми. Но когда я рассмотрела все это поближе, подергала гвозди, которые держали ее на месте, я с радостью обнаружила, что это не гвозди, а винты, два на каждом конце. Винты с большими головками, которые я, возможно, смогу отвинтить. Наверняка среди мусора, разбросанного вокруг, можно найти что-нибудь подходящее для этой работы.

Искать пришлось недолго. Большинство комнат были пусты, у некоторых даже двери были не заперты или широко распахнуты, но я помнила, что третья комната от угла буквально забита всякими вещами – заброшенный склад. Я еле в нее пролезла, когда искала проход к воротам. Когда-то она была спальней, но не более, чем четвертого класса. Провалившаяся кровать, сломанный стол. Каждый дюйм пыльного пола покрыт россыпью бесполезных объектов. Я перелезла через верблюжье седло, старую швейную машину, несколько мечей. Подошла к шкафу. Рядом со стопкой пыльных книг я видела нож для разрезания бумаги. Он оказался хорошим, тяжелым и очень мне подходил. Около двери я сдула с него пыль и обнаружила, что это совершенно настоящий кинжал с красивой инкрустированной ручкой и стальным лезвием. Я побежала обратно к окну, закрытому ставнями.

Первый попавшийся мне под руку винт оказался ржавым и глубоко ушел в дерево, так что я вскоре оставила его и перешла к другому. Этот, хотя сначала и упрямился, постепенно вылез. Чтобы заняться еще двумя, мне пришлось встать на цыпочки, но их я вывинтила довольно быстро и оставила на месте. Не было смысла открывать ставни, пока меня не посетил и не удалился Джон Летман. Ржавый винт меня больше не огорчал. Я обнаружила, что могу сдвинуть с места эту деревяшку, так что она останется висеть на нем, как на крючке.

Непохоже, чтобы кто-нибудь мог заметить отсутствие кинжала. Я спрятала его под подушки у окна своей спальни, умылась и появилась в комнате одновременно с Яссимом, зажженой лампой, бутылкой арака и запиской от Джона Летмана, что он обедает с леди Харриет, но мне принесут еду в девять, а он зайдет в десять, чтобы увериться в том, что у меня есть все, что нужно на ночь. Записка заканчивалась так:

– Я не сказал ей, что вы вернулись. Это казалось не ко времени. Уверен, что вы поймете.

Я подумала, что прекрасно все понимаю, положила записку в сумку и с отвращением подумала об араке. Чертовски много бы я отдала за хорошую чашку чая.

Летман пришел, как и обещал, проболтал со мной примерно полчаса и удалился вскоре после десяти тридцати, унося с собой поднос. Вскоре после одиннадцати я опять услышала яростный звон колокольчика, где-то вдалеке хлопнула дверь. Потом наступила тишина. Я выключила лампу, немного посидела, чтобы глаза привыкли к темноте, потом вышла в сад.

Жаркую ночь наполняли ароматы, небо было неестественно чисто-черным со звездами, большими, как маргаритки, да еще к тому же и с месяцем. Свет всего этого отражался в озере. Несколько соловьев пели наперебой, устроили дикий ангельский контрапункт, а снизу им вторили грубые лягушки. В тени колонны я чуть не споткнулась о спящую самку павлина, которая умчалась с бурными возражениями, спугнула по дороге выводок скалистых куропаток, а те взорвались и вломились в кусты. Несколько лягушек нырнули с таким шумом, будто открыли шампанское.

Все это создало такую рекламу моему передвижению в пространстве, что, подойдя к ставням, я с трепетом стала дожидаться лая гончих. Но они молчали. Я подождала минуты две и занялась делом.

Винт легко вытащился, и я опустила палку.

Я боялась, что ставни окажутся как-то закрепленными, но правая легко мне поддалась и заполнила ночь скрипом петель. Я быстренько прислонила ее к стене и стала ждать, напрягая уши, но на шум не среагировали даже соловьи, видимо, шокированные до немоты. Ну и прекрасно. Я открыла вторую створку и выглянула.

Я не ошиблась насчет причины установки ставень. Железки в некоторых местах торчали из камней на несколько дюймов, но решетки не было. Я высунулась наружу и присмотрелась.

Окно было примерно в тридцати футах от земли, прямо под ним шла тропинка, огибающая северную стену дворца. Ниже скалистая поверхность опускалась к заросшему кустами и деревьями берегу Нар-Эль-Салька. Слева виднелась большая роща платанов.

Ничего высокого близко не росло, только несколько тощих тополей, на которые невозможно залезть. На стенах никаких выступов, но, возможно, Чарльз и сможет забраться. Тут и там из камней стены торчали чахлые растения, значит, трещины есть. Но это уж дело кузена.

Я думала, что увижу движение или даже мигание фонаря, но ничего не было. Под ближними деревьями – кромешная тьма, только огни деревни вдали да тусклое мерцание снегов у горизонта. Чарльзу придется перелезать по скале над истоком Нар-Эль-Салька при свете луны или фонаря, но это, может быть, даже и легче по сравнению с восхождением на стену дворца, где он вообще не сможет использовать фонарь. Мне неожиданно взбрело в голову поискать веревку в комнате-складе или еще где-нибудь. Один из торчащих кусков металла наверняка достаточно крепок, чтобы ее удержать. Я вывесила на подоконник белое полотенце, как сигнал, что путь свободен, и быстренько пошла вдоль аркады.

Кто-то шевельнулся в кустах у конца сломанного моста. Не павлин – слишком большой и движется целеустремленно. Я стояла тихо, сердце прыгало в груди. Он проламывался сквозь кусты, пробуждал тысячи запахов, вытекающих из помятых листьев будто сок. Вышел под лунный свет и уставился на меня. Одна из гончих. Почти сразу же я услышала плеск, легкий удар лап по камням, и еще одна побежала ко мне от края озера.

Я застыла на месте. Не то, чтобы испугалась самих собак, а предположила, что за ними через сад идет Джон Летман. А я окно сломала и полотенце туда вывесила…

Вторая собака остановилась рядом с первой, они стояли плечом к плечу, высоко подняв головы и насторожив уши. На вид очень большие и напряженные. Отрезали меня от спальни. Чарльз или не Чарльз, в этот момент я бы с удовольствием услышала голос Джона Летмана.

Но никаких больше движений не происходило, они, очевидно, появились сами по себе. Интересно было бы узнать, как они попали в сераль. Должно быть, Летман, уходя, оставил дверь открытой, а я, как дура, не проверила. Конечно, если они залают, Чарльз услышит и будет предупрежден. А если они нападут на меня, я завизжу и позову Джона Летмана…

Оставалось только тихо стоять и смотреть на этих монстров. Лунный свет замечательно отражался в их глазах. Уши высоко подняты, узкие морды делали их похожими на лисиц.

– Хорошие собаки, – сказала я и протянула руку.

Жуткая пауза. Потом одна из них, побольше, коротко проскулила и опустила уши. С облегчением я увидела, что ее хвост зашевелился. Гончая поменьше приняла это за руководство к действию, тоже опустила уши и голову, и пошла ко мне, виляя хвостом. Я даже ослабела в коленках, села на край вазы с цветущим табаком и заговорила задыхаясь:

– Хорошая собака, ой хорошая собака. Идите сюда, ребяточки, только тише, пожалуйста. Как вас зовут-то? Суп? Стек? Сыр? А, вспомнила, Софи и Стар! Идите ко мне. Стар и Софи, мои милые. Тише вы, большие мягкие идиоты. Сторожевые собаки, называется… Ты, балда, ты мокрый!

Гончие были в восторге. Мы почти тихо познакомились, скоро я уверилась, что могу с ними справиться, и нашла у них ошейники, за которые схвачусь, когда появится Чарльз.

– А может, пойдете, ребята? Вернулись бы вы на работу, опасные звери. У нас сейчас грабитель придет, и лучше бы вам уйти.

Именно в этот момент прямо под северной стеной я услышала сигнал Чарльза – двойной лисий лай. Гончие, конечно, тоже услышали, та, которая побольше, напряглась. Но, должно быть, это оказалась неубедительная лиса, иностранка, наверное, так что когда я вцепилась в них и забормотала, они успокоились и разрешили повести себя к воротам.

Они были такими высокими, что даже не приходилось наклоняться. Я спешила с ними по тропинке, зацепившись каждой рукой за ошейник. То есть пыталась спешить, но их так заинтересовали звуки в дальнем конце сада, что они просто повисли на ошейниках, оглядывались и скулили, так что я думала, что вот-вот они вообще завоют. Но в конце концов я добралась до ворот и, к своему удивлению, обнаружила, что они плотно закрыты.

Размышлять, как они вошли, не было времени, наверное, через какие-нибудь дырки в стенах. Я сконцентрировалась на том, чтобы выставить их. Довольно трудно удерживать двух огромных собак и одновременно открывать дверь, но со временем я справилась, погладила их еще раз и выпихнула наружу, а потом опустила крючок на место.

Опять наступила тишина. Звуки в конце сада прекратились, хотя мне показалось, что в тенях кто-то шевелится. Тихие шаги. Он вошел. Я пошла встречать его, когда, к моему ужасу, собаки начали лаять прямо за воротами и скрести когтями по дереву так громко, будто лошади скакали галопом. Все это звучало очень дружелюбно, похоже, они считали, что грабитель тоже заслуживает шумного веселого приема. Его было видно уже четко, он быстро шел перед колоннами западной аркады. Я бросилась его встречать:

– Это собаки, проклятые собаки! Они как-то влезли внутрь, ужасно шумят, и я не знаю, что с ними делать!

Я резко остановилась. Человек подошел ко мне.

– Очень жаль, – сказал он, – они испугали вас? Идиот Яссим оставил открытой дверь, и они прошли.

Вовсе это был не Чарльз. Джон Летман.

9. Ключ к тайне

Of my Base Metal may be filed a Key,

That shall unlock the Door…

E.Fitzgerald: The Rubaiyat of Omar Khayyam

Очень хорошо, что в темноте не разберешь выражения лица. Последовала длинная отвратительная пауза, и я не могла придумать, что сказать. Отчаянно пыталась вспомнить, как я его приветствовала, решила, что не слишком много выдала, иначе его голос не звучал бы так невозмутимо, поблагодарила Аллаха, что не назвала его «Чарльз», и успокоилась на том, что нападение – лучший вид защиты.

– Хотела бы я знать, как вы сюда вошли?

Он на секунду задумался, потом шевельнул головой.

– В дальнем углу есть дверь. Не нашли ее в своих блужданиях?

– Нет. Она была открыта?

– Боюсь, что так. Этой дверью мы обычно вообще не пользуемся, она ведет в анфиладу пустых комнат между сералем и двором принца. Возможно, в свое время там проживала свита и рабы. Для рабов они годятся и сейчас – ничего, кроме крыс. Очевидно поэтому собаки туда и побежали, их обычно не пускают в комнаты принца, но Яссим, значит, где-то не закрыл дверь. Они напугали вас?

Летман говорил тихо, как и любой человек ночью. Я воспринимала только половину его слов, размышляла о звуках, которые слышала раньше – это действительно лез Чарльз или приближался этот мой собеседник? И слышал ли его Чарльз и остановился у подножия стены или в любую минуту ввалится в окно?

Я заговорила погромче:

– Довольно-таки. А с какой стати вы сказали, что они дикие и жестокие? Очень дружественно настроены.

Он засмеялся.

– Иногда бывают. Но вы, вижу, сумели их выставить.

– Видимо, признали во мне члена семьи, или видели с вами вчера и поняли, что мне разрешается здесь находиться. Их всего две? А маленьких собачек у нее нет?

– У нее всегда были спаниели, потом терьеры. Последний умер в прошлом месяце. Вы бы так легко не отделались, если бы он еще существовал. – Он грубо засмеялся. – Маленькая собачка – не совсем подходящее ему название… Слушайте, мне очень жаль. Вы, как я понял, не спали?

– Нет. Только собиралась. Выключила лампу и вышла посмотреть сад. Чувствуете запах жасмина и табака? А розы вообще никогда не спят. – Я решительно двинулась к воротам, Летман последовал за мной. – А с вами-то что случилось? Обходили все или просто искали собак?

– И то, и другое. А заодно хотел поинтересоваться, хотите ли вы еще раз увидеть бабушку.

– Нет. Не ложилась совсем не поэтому, честно. Уже была на пути в кровать. Даже и не обдумывайте это, мистер Летман, я совершенно все понимаю. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. И не волнуйтесь, вас больше никто не побеспокоит. Ту дверь я запер и посмотрю, чтобы эта тоже была безопасной.

– Я запру ее сама, – пообещала я.

Ворота за ним закрылись, раздалось приглушенно приветственное тявканье собак, а скоро все звуки затихли в лабиринте дворца. По крайней мере, эта странная сцена дала железные основания запираться изнутри. Ключ при повороте замечательно щелкнул, и я понеслась к открытому окну.

Эта ночь состояла из сплошных стрессов. Не успела я пройти две трети пути, как тихое «Кристи» заставило меня застыть на месте, из темного дверного проема выдвинулась тень и материализовалась в моего кузена. Я разинула рот и яростно, причем совершенно несправедливо, на него набросилась:

– Ты, высоколобый недоумок, ты с ума меня сведешь! Я думала… Когда ты влез?

– Прямо перед ним.

– А, значит, ты его видел?

– Можно сказать. Летман?

– Да. Он вошел в дверь в дальнем углу. Собаки, должно быть…

– Черта с два он оттуда вошел. Он пришел с острова.

– С острова? Он не мог!

– Говорю тебе, я видел. Услышал какой-то странный шум посередине стены, поэтому карабкался очень осторожно, и как дурак висел под окном, прежде, чем влезть. Видел, как ты вела собак по тропинке. Когда ты добралась до дальнего конца, больше не мог висеть, поэтому забрался в окно. В следующую минуту я увидел, что он идет через мост.

– Но… Ты уверен?

– Шутишь? Он прошел в футе от меня. Я весь изувечен, потому что слишком сильно вжался в какую-то колючую грушу. Когда он прошел, я вернулся в одну из комнат и спрягался.

– Но если он все время был на острове, то должен был видеть, как я открывала окно. Ставни жутко шумели. Он должен был догадаться, что я совершаю недозволенные поступки. Тогда почему не поймал на месте преступления или не подождал немного подольше, чтобы выяснить, что я собираюсь натворить? Чарльз, мне это не нравится! Хорошо говорить, что даже если нас поймают, большой беды не будет, но в таком месте запросто могут разрядить в тебя пистолет. И почему он не подождал? Что он пошел делать?

– Дорогая девочка, ни к чему так разогреваться. Если бы он увидел тебя у окна, наверняка бы спросил, какого черта ты, по твоему мнению, делаешь, и к какому бы он ни пришел выводу, он бы тебя наверняка остановил. Очевидно, он тебя не видел. Quod erat.

– Да, наверное, так… А если подумать, да, собаки могли быть на острове. Я видела Стар, это большая, у моста, а Софи появилась с жутким плеском и была вся мокрая. Может, Джон Летман услышал их и пошел за ними? Нет, не пойдет, тогда бы он заметил меня… Но он увидел бы меня и если бы вышел из двери в дальнем углу, прошел бы мимо, когда я была у окна. Сдаюсь! Чарльз, что, ради Бога, происходит? Зачем ему врать?

– Не знаю. Но когда узнаем как, то узнаем и почему. В углу правда есть дверь?

– Не знаю, не видела. Но там все ужасно разрослось, и я ее не искала, потому что это место не подходит для заднего входа.

– Может, тогда посмотрим? Он вошел не через ворота. А если он был на острове все время и, тем не менее, не поинтересовался твоими занятиями, у него наверняка есть для этого интересная причина. Ворота, кстати, запираются?

– Я заперла.

– Радость моя, сладкая Кристи. А это что за явление?

– Павлин. Осторожно, Чарльз, они все спят.

– И с топотом крадемся мы тайком. Ты видишь в темноте, любовь моя?

– Уже почти привыкла. Между прочим, Джон Летман тоже мог привыкнуть. Как ты думаешь, если он все обходит, он мог бы и фонарь с собой взять? А у тебя хватило ума принести фонарь?

– Ты постоянно меня недооцениваешь. Но будем обходиться без него, пока сможем.

– Ты сегодня очень веселый, да?

– Опьянен твоим обществом. Кроме того, наслаждаюсь собой.

– Между прочим, я тоже, но только после твоего прихода.

– Внимание, сейчас тебе в бампер вонзится колючая груша. – Он отвел от меня ветку и небрежно обнял за плечи. – Вот, надо полагать, твоя дверь.

– Где?

Он показал.

– Под этим пышным растением, чем бы оно ни являлось.

– Невежественный ты крестьянин, это жасмин. Ужасно темно, мы не можем зажечь фонарь? Вот она… Ага!

– Что значит «ага»?

– Посмотри.

Посмотрел. Вряд ли он мог не понять, что я имею в виду. Дверь несомненно существовала, причем определенно поврежденная, но никто, ни собаки, ни человек, не проходили через нее уже очень давно. Растения выросли перед ней примерно на фут, а петли походили на мотки шерсти, так плотно их оплели пауки.

– Действительно «ага», – сказал мой кузен. – И очень красивая паутина прямо поперек, просто на случай, если мы подумаем, что дверь все же открывается. Но это просто пошло, сплошные клише… Впрочем, явления становятся пошлыми только в том случае, если это – простейший способ выразить что-то. Нет, эту дверь последний раз открывал эмир, когда в 1875 году решил сходить в гарем. Videlicet – если я правильно употребляю это слово, что сомнительно, – пауки. Значит, он отсюда не пришел, наш Джон Летман. Впрочем, я так и думал. Пойдем обратно, Гораций.

– Но ведь не может быть прохода с острова!

– А нам остается только посмотреть. Алло! – Луч фонаря, узкий, яркий и концентрированный, пробил насквозь растения у подножия стены и осветил камень с глубоко выбитым именем «Ясид». – Несомненно, кладбище.

Чарльз посветил фонарем на несколько футов вбок, появился новый камень с надписью «Омар».

– Ради Бога, выключи! Это, что ли, настоящее кладбище? Здесь? И почему?.. И вообще, здесь мужские имена. Не может быть… – Фонарь осветил новый камень: «Эрни». – Чарльз…

– Вот именно. Прекрасно помню Эрни.

– Но пожалуйста, будь серьезным. Ты прекрасно знаешь, что дедушка Эрнест…

– Нет, нет, собаку. Это – один из спаниелей, с которыми она сюда приехала первый раз. Не помнишь его? Она всегда говорила, что он назван в честь дедушки Эрнеста, потому что появлялся только для того, чтобы поесть. – Чарльз говорил рассеянно, будто напряженно думал о чем-то другом. Фонарь двигался. – Поняла, какое это кладбище? Нелли, Нинетта, Джеми, все спаниели, Хэйди, Лалук, это уже звучит по-восточному… Вот и Делия. Бедная Делия. Это все.

– Значит, до него еще дело не дошло.

– До кого?

– До Самсона. Джон Летман сказал, что он умер в прошлом месяце. Слушай, мы что, проведем всю ночь на собачьем кладбище? Что ты ищешь?

Луч фонаря скользнул по стене, осветил ползучие растения и цветы.

– Ничего.

– Тогда пойдем отсюда.

– Иду, моя сладкая. – Он выключил фонарь, и вернулся немного назад, чтобы вести меня дальше. – Полагаю, соловей поет именно в этом кусте? Проклятые розы. Мой свитер, наверное, уже похож на шкуру яка.

– А что тебя делает таким романтичным?

– Когда-нибудь скажу. Ты с этим справишься?

Под «этим» он подразумевал мост. Лунный свет, отражаясь от воды, хорошо высвечивал провал в середине. Он оказался уже, чем я думала, примерно футов пяти. Чарльз легко его перепрыгнул и более-менее поймал меня, когда я последовала за ним. И скоро, держась за его руку, я осторожно сошла с моста на скалистый берег острова.

Он оказался очень маленьким, художественно составленным скоплением камней, аккуратно засаженных кустами. Хоть все уже и заросло, но старый замысел проглядывал – взгляд сам устремлялся к роще, в центре которой возвышался павильон. Это было, как я уже говорила, маленькое круглое здание со стройными колоннами и позолоченной крышей. Открытая арка двери, а по бокам, между колоннами – каменные фантастические фигуры. От берега вели ступени, вьющиеся растения обвили вход. Не отпуская моей руки, кузен отодвинул несколько веток и посветил внутрь. Хлопая крыльями, оттуда вылетели два голубя, и мы вошли.

Внутри ничего не было, кроме маленького шестиугольного бассейна в центре, где когда-то, должно быть, бил фонтан. Над мертвой водой, которая даже почти не отражала свет фонаря, склонилась каменная зеленая рыба с открытым ртом. Широкие каменные полукруглые скамьи у стен были засыпаны обломками веток и «разукрашены» птицами. Напротив входа – сплошная разрисованная стена. Чарльз посветил на нее. Картинка скорее в персидском, чем в арабском стиле. Деревья с цветами и плодами, сидящие фигуры в синих и зеленых одеждах, и кто-то вроде леопарда охотится на газель на золотом фоне. При дневном свете, как и все остальное во дворце, картина наверняка оказалась бы облезлой и грязной, но тогда она выглядела очень красиво.

Картина располагалась на трех панелях, триптих, разделенный формально нарисованными на колоннах стволами деревьев. С краю одной из панелей виднелась темная полоса.

– Туда мы и пойдем, – сказал Чарльз.

– Думаешь, это дверь?

Он не ответил, медленно освещал поверхность картины и водил по ней рукой. Наконец он удовлетворенно хмыкнул. В середине нарисованного апельсинового дерева обнаружилось кольцо. Он его повернул и потянул. Панель неожиданно тихо отъехала и открыла провал в темноту.

Мое сердце забилось быстрее. Секретные ходы вообще вдохновляют, а в такой обстановке…

– Куда она может вести? – Чарльз сначала приложил палец к губам, чтобы я притихла, а потом показал большим пальцем вниз. Я прошептала:

– Думаешь, в подземный ход?

– А куда еще? Панель плоская, но, уверен, если обойти вокруг, обнаружится такая же круглая стена, как со всех сторон. Этот сегмент – верхняя часть шахты. – Его насмешило выражение моего лица. – Не стоит так удивляться, в старинных дворцах всегда потайных ходов не меньше, чем в муравейнике. Не зря же тогда спали с вооруженными охранниками вокруг кровати и заставляли компанию рабов проверять, нет ли в пище яда. Это гарем. Ясно, что эмир никак не мог обойтись без потайного входа.

– Замечательно! Теперь найдем волшебный коврик и джинна в бутылке.

– Надейся, может, и найдем. А Летман, наверное, сюда и вошел, и собаки тоже. В этом случае изнутри она открывается просто, если толкнуть, но верить в это не будем. Совершенно не хочу оказаться там внизу запертым навсегда. Давай что-нибудь засунем в дверь, чтобы она не захлопнулась.

– Там внизу? Ты что ли вниз собираешься?

– А почему нет? Можешь противостоять такому соблазну?

– Запросто… Нет, правда, дорогой Чарльз, это все очень интересно, но мы не должны. Это неправильно.

– Обстановка на тебя действует. Если бы это был черный ход в обычном доме, ты бы и не задумалась.

– Возможно и так. – Он сделал шаг вперед и посветил фонарем. – А ты там видишь что-нибудь?

– Прекрасно. Пролет ступеней в хорошем состоянии и даже чистых.

– Я в это не верю, – сказала я, взяла его за руку и перешагнула через порог.

Но это оказалось правдой. За раскрашенной дверью вниз круто шли ступени, обвиваясь спиралью вокруг резной колонны. На стенах тоже были картины – деревья, домики, земля с цветами, бегущие верблюды, усатые воины с саблями, леди, играющая на цитре. К стене прилепились перила из почерневшего металла, возможно, медные. Их поддерживали ящерицы и маленькие драконы, вцепившиеся в камни. Явно лестница для очень важных персон, просто царская лестница, дорога принца к его женщинам. Ясно, что он здесь разгуливал часто и по секрету, его личная лестница и должна быть разукрашена не хуже его апартаментов. Павильон оказался верхней частью каменной башни, уходящей под озеро и скалу, на которой покоится сад.

– Идешь? – спросил Чарльз.

– Нет, подожди. – Я крепче схватила его за руку. – Ты разве не понял, что это – лестница из сераля и комнаты принца, то есть бабушки Ха, а у нее сейчас самое активное время суток. Джон Летман, возможно, читает ей вслух двадцать седьмую суру Корана.

Он остановился.

– Твои слова имеют смысл. Но лестница должна вести не только туда.

– Думаешь?

– Оттуда заявились собаки. Сомневаюсь, что им разрешают ночью болтаться в спальне леди, поэтому они пришли откуда-то еще. И более того, не думаешь ли ты, что это проход и к воротам?

– Конечно! Они на нижнем уровне. Но, может, лучше немного подождать? Если кого-нибудь встретим…

– Должен признать, что я этого не хочу. Ты права, лучше немного попозже. – Мы вернулись в павильон, закрыли за собой дверь. Лунный свет освещал дорогу. Чарльз выключил фонарь. – Когда она ложится?

– Не представляю. Но Джон Летман, наверняка, еще какое-то время у нее побудет. А ты хочешь попытаться с ней встретиться, когда он удалится?

– Не думаю. Без особой необходимости не хотел бы этого делать. Пожилого человека можно до смерти напугать, если неожиданно ворваться среди ночи. Нет, если вообще с ней встречусь, то законным путем, войдя днем в ворота, после того, как меня прямо позовут. Но знаешь, исходя из того, что до сих пор происходило, я абсолютно не собираюсь отсюда уходить, пока все хорошо не осмотрю. А ты?

– Пожалуй. В любом случае мне нужно провести здесь остаток ночи, так лучше с тобой, чем без тебя.

– Это у тебя страсть, – сказал спокойно кузен. Мы были уже у моста, он прислушался. Все спокойно. Никаких движущихся теней. Чарльз тихо пошел по мосту, а я за ним.

– Не собираешься выходить из двора? – быстро прошептала я. – Собаки поднимут ужасный шум…

– Нет. Не интересуюсь частью дворца, по которой тебе разрешили свободно ходить, только запрещенной. С этой стороны провал кажется больше, правда? Сможешь перепрыгнуть, если буду тебя ловить?

– Попробую. Чарльз, ты говоришь, разрешили… считаешь, что здесь какая-то тайна? Нет ведь причины предполагать…

– Может быть и нет. Я, вероятно, не прав. Покаюсь позже, милый Боже. А теперь прыгай». Я прыгнула, поскользнулась, Чарльз меня поймал и удержал. Странно, что до этой минуты я не представляла, как он силен. Мы сползли с моста и продралась через шуршащие кусты. Он сказал через плечо: «Просто на случай, если не найдем ворот внизу, сейчас усовершенствуем другой путь отступления. В той забитой мусором комнате я видел веревку, по крайней мере, мне так показалось. Она могла бы значительно облегчить мне жизнь.

– Я тоже думала, что она там может быть. Как раз собиралась посмотреть, когда меня поймали собаки. Думаешь, Джон Летман прошлой ночью тоже пришел с острова?

– Можешь смело спорить на последние ботинки.

– Но почему он этого не сказал? Зачем врать? Это так важно?

– Только в том случае, если хотел скрыть от тебя проход под озеро.

– То есть боялся, что я обойду его и отправлюсь прямо к бабушке?

– Может быть. Но вряд ли стал бы до такой степени стараться скрыть что-то малозначительное, как ты думаешь?

– Наверное. И вообще-то я могла найти сама. Он не запрещал мне здесь гулять.

Мы уже выбрались на тропинку, после кустов казалось, что очень светло. Чарльз спросил:

– А почему ты раньше не пошла на остров? Я бы полез туда первым делом, там очень романтично.

– Я собиралась, но когда увидела мост… А, понимаю, ты думаешь, что он на это и рассчитывал. Я, может быть, и могла бы сама перебраться через сломанный мост, но казалось, что он не стоит такого беспокойства.

– Так оно и есть. Если только ты не дико проницательна и любопытна, что маловероятно, у него не было оснований особо беспокоиться. И даже если бы ты туда запрыгнула, вряд ли ты бы додумалась, что за панелью скрыт проход.

– Но если так важно, чтобы я не нашла лестницу, зачем помещать меня в этот двор? Понятно, что это может быть единственная нормальная спальня, но если это важно…

– Просто потому, что это сераль, сконструированный, как пятизвездная темница. В каждом другом углу дворца, очевидно, имеются миллионы входов и выходов, поэтому он засунул тебя сюда, придумал историю про кровожадных собак и тем тебя здесь удержал. Более того, внизу лестницы мы, скорее всего, обнаружим еще одну дверь, которую и забыл закрыть Яссам, а сейчас-то она точно заперта.

Я посмотрела на него, но фонарь был выключен, и я не видела его лица.

– А если так и случится?

– Ну… – сказал кузен, и на этом и остановился.

Я резко спросила:

– Ты не хочешь сказать, что способен взломать замок?

Он засмеялся:

– Мне удалось пробудить в тебе искренне восхищение первый раз с тех пор, как я взорвал карбидом дверь чулана с яблоками. Кристи, сладкая моя, ты же прирожденная гангстерша. Все Мэнселы рождаются со способностью ко взлому любого замка.

– Ну естественно, но… Дело в том что здесь действительно происходит что-то не то. Я не успела тебе сказать, но днем я видела на Халиде рубиновое кольцо бабушки Ха. Помнишь его? И они с Джоном Летманом точно любовники и, судя по всему, не обращают особого внимания на бабушку, что выглядит довольно странно после того, как они были так внимательны к ней при мне прошлой ночью.

Я быстро рассказала ему о маленькой сцене, которую наблюдала днем. Чарльз слушал, даже при лунном свете видно было, как сосредоточенно, но когда я закончила, ничего не добавил, а медленно пошел вдоль аркады.

Я продолжила:

– И зачем он мне врал? Должна быть какая-то причина, чтобы скрывать, как он сюда попал и собаки тоже. И он так подчеркивал, как они злы, и как опасно выходить ночью. Он все время, предостерегая, повторял, что ночью они на свободе.