Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Мерлин (№4) - День гнева

ModernLib.Net / Исторические приключения / Стюарт Мэри / День гнева - Чтение (стр. 15)
Автор: Стюарт Мэри
Жанры: Исторические приключения,
Фэнтези
Серия: Мерлин

 

 


Вероятно, единственный из полководцев и боевых командиров Артура, он не выказывал скуки и нетерпения во времена столь затянувшегося мира, и когда Артур покидал страну по просьбе кого-либо из союзников или родичей и забирал с собой военную дружину, Бедуир как будто никогда не негодовал на то, что ему приходилось оставаться местоблюстителем трона в отсутствие короля. Слухи, как прекрасно знал Мордред, находили немало тому причин: Бедуир так и не взял себе жену и столько же времени, сколь с самим королем, проводил подле королевы, так что сплетники перешептывались, что королева и первый рыцарь, дескать, любовники. Но Мордред, также постоянно бывший при них, ни разу не мог уловить ни единого взгляда или жеста, который мог бы послужить тому доказательством. С ним, Мордредом, королева была столь же добра и весела, сколь бывала с Бедуиром, и потому он стал бы отрицать даже с мечом в руке существование какой-либо связи между ними — быть может, не без доли некоторой вскормленной Моргаузой ревности.

И потому Мордред ответил Бедуиру улыбкой и сел на почетное сиденье. Он заметил, что Гавейн, наклонившись к брату, шепчет ему что-то на ухо, а Агравейн кивает в ответ, но тут, открывая слушанья, заговорил король, и оба они умолкли. Совет тянулся и тянулся. Мордред улыбнулся про себя, заметив, что Агравейн и Гарет, которые поначалу сидели прямо, исполненные сознания собственной важности, и вслушивались в каждое слово, вскоре приуныли и теперь елозили как на иголках. Гарет, как и седобородый рыцарь рядом с ним, откровенно дремал, пригревшись в падавших из окна солнечных лучах. Король, как всегда терпеливый и дотошно входящий во все детали, казалось, с усилием отмахнулся от какой-то тайной заботы. Круглый стол в центре зала был завален пергаментами и табличками, и примостившиеся у него писцы без передышки водили перьями.

Как было то в обычае на советах в Круглом зале, первыми разбирали будничные дела. Заслушивались петиции, записывались жалобы, выносился суд. Гонцы короля оглашали сведения, которые Артур считал подходящими для ушей своих подданных, а после королевские странствующие рыцари изложат Совету истории своих приключений.

Эти рыцари, путешествовавшие по землям Верховного королевства, служили одновременно глазами и ушами Артура и его представителями. Много лет назад, когда саксы были изгнаны и воцарился мир, Артур стал искать, чем занять “заскучавшие мечи и изголодавшиеся души”, как назвал их Мерлин. Он знал, что долгие мир и процветание, которые с распростертыми объятиями приняли многие его поданные, придутся не по нраву отдельным его рыцарям, не только молодым людям, но и ветеранам, не знавшим жизни иной, кроме сражений. Но в мирные времена отпала нужда в отборном отряде Соратников, рыцарей, которые под командованием Артура стали во главе кавалерии, этого быстрого и смертоносного оружия в саксонских кампаниях. Соратники остались личными друзьями Артура, но их статус командиров не мог не измениться. Они были назначены личными представителями Верховного короля и, как подобные представители, вооруженные королевскими полномочиями и верительными грамотами, во главе собственных отрядов, объезжали королевства, откликаясь на призывы малых королей или вождей, тех, кто нуждался в помощи или совете, и, где бы они ни появлялись, творили суд именем короля и его же именем водворяли мир. Они же патрулировали дороги. В глухих уголках королевства еще таились разбойники, подстерегая на перекрестках и переправах богатых торговцев. Разбойников странствующие рыцари вылавливали и убивали или же привозили их в Камелот на суд короля. Еще одним, и крайне важным, их делом была защита монастырей. Артур, сам не будучи христианином, признавал за этими общинами их все возрастающее значение как центров учености. Более того, гостеприимство монастырей было жизненно важным для мирной торговли.

Трое таких рыцарей предстали теперь перед Советом. Когда первый из них выступил вперед, все в зале заинтересованно приободрились и даже сони пробудились, чтобы послушать его рассказ. Временами странствующие рыцари привозили рассказы о сраженьях, иногда — даже пленников, а временами — повести о странных происшествиях в отдаленных и диких уголках страны. Это породило среди простолюдинов веру в то, что Артур никогда не садился за ужин, не выслушав повести о каких-нибудь чудесах.

Но на сей раз никаких чудес не было и в помине. Один рыцарь приехал из Северного Уэльса, другой — из Нортумбрии, а третий, отправленный охранять границы с саксами, — из верхней долины Темзы. Этот последний поведал о брожении и походах, впрочем, мирных, в Сатридже, местности к югу от Темзы, которую населяли Срединные саксы — королевское посольство, как рассудил рыцарь по кортежу Западных саксов Сердика. Рыцарь из Северного Уэльса рассказал о новой монашеской общине, где в следующий праздник народу будет предъявлен христианский Грааль, или иначе церемониальная чаша. Рыцарь из Нортумбрии не привез с собой никаких особых вестей.

От внимания Мордреда, наблюдавшего за происходившим со своего места подле короля, не укрылось, как встрепенулся Агравейн, который с очевидным нетерпением выслушивал речи двух первых посланцев, и как потом он затих и стал настороженно слушать, когда заговорил последний. Когда посланец закончил и король с благодарностью отпустил его, Агравейн явно расслабился и вновь начал зевать.

“Нортумбрия?” — подумал Мордред, а потом, запомнив на всякий случай эту мысль, вновь обратил свое внимание на короля.

Наконец зал покинули все, кроме советников и Соратников. Откинувшись на спинку королевского трона, Артур начал свою речь.

Без долгих вступлений он перешел прямо к новостям, которые заставили его созвать Совет.

Прошлым вечером прибыл гонец с континента и привез с собой недобрые вести. Убиты трое младших сыновей франкского короля Хлодомера, а их младший брат бежал и нашел убежище в монастыре, из которого, как считают многие, он не осмелится и нос высунуть. Убийцы, дядья мальчиков, без сомнения, увенчают свое преступленье тем, что разделят меж собой королевство Хлодомера.

За этими новостями скрывалось многое. Хлодомер (убитый год назад в битве с бургундами) был одним из пятерых сыновей Хлодвига, короля салических франков, который привел свой народ с дальних северных пределов на земли, бывшие некогда процветающей Римской Галлией, и основал здесь свое королевство. Неистовый и безжалостный, как все отпрыски династии Меровингов, он тем не менее создал могучую и стабильную державу. По его смерти это королевство было поделено, по обычаю, между его пятью сыновьями. Хлодомер и Хильдеберт, старшие законнорожденные сыновья, держали центральные части Галлии, Хлодомер — к востоку, его земли граничили с королевством враждебных франкам бургундов, а Хильдеберт — к западу, его земли находились в той части Галлии, которая включала в себя полуостров Малой Британии.

И в этом заключалось зерно невзгод.

Бретань, как называлась на языке простолюдинов Малая Британия, на деле была провинцией Верховного королевства Артура. Более столетия назад ее заселили выходцы из Великой Британии. Связи меж двумя землями по обе стороны Узкого моря оставались крепки; сообщение было простым, а торговля оживленной, и язык, с небольшими местными отклонениями, был у них общий. Король Малой Британии Хоель приходился Артуру кузеном; оба короля были связаны не только узами родства и союзными договорами, но и тем, что Малая Британия была в той же мере частью федерации земель, известной как Верховное королевство, как и Корнуолл или Летние земли, лежавшие возле самого Камелота.

— Положение, — говорил король, — далеко от отчаянного; все еще может обернуться нам на руку, поскольку из младенцев редко когда выходят надежные правители. Но сами видите, каково оно. В прошлом году Хлодомер был убит бургундами под Везеронцией. Они все еще враждебны франкам и только и ждут случая напасть на них снова. Так что мы имеем жизненно важные центральные провинции франков с бургундами на востоке, а на западе — землю, которую держит король Хильдеберт, куда входит наша собственная кельтская провинция Малой Британии. Теперь королевство Хлодомера снова поделят, и король Хильдеберт распространит свои владения на восток, а его братья надвинутся на нас с севера и юга. Что означает, что пока мы сохраняем дружбу этих королей, они послужат нам барьером между нашими землями и германскими народами на востоке.

Тут он помолчал, потом, оглядев зал, повторил:

— Пока мы сохраняем дружбу этих королей. Я сказал, что положение еще не угрожающее. Но со временем оно может стать таковым. К этому нам нужно готовиться. И не собирать пока армии, как многим из вас того бы хотелось. Это время еще придет. Но заключать союзы, завязывать узы дружбы, скрепленные предложениями помощи и честной торговли. Чтобы королевства Британии оставались неприступны всеразрушающим ордам с востока, все королевства нашего окруженного морями острова должны объединиться для его защиты. Я повторяю, все королевства.

— Саксы! — воскликнул молодой голос. Он принадлежал Клану, выходцу из кельтского Гвинедда.

— Саксы или англы, — ответил ему Артур, — владеют по договору немалой частью восточного и юго-восточного побережья, территориями старого Саксонского берега, а также другими поселениями, пожалованными им Амброзием и мной самим после победы у горы Бадон. Эти земли Саксонского берега протянулись стеной вдоль Узкого моря. Они могут стать нам охранным валом или они могут предать нас. — Артур помолчал. Ему не было нужды оглядывать зал, все взоры были устремлены на него. — Вот что я намеревался сказать Совету. Я намерен послать гонца к старшему из их королей — Сердику, королю Западных саксов — с предложением встретиться и обсудить возможности совместной обороны побережья. К следующему заседанию нашего Совета я буду готов сообщить вам о результатах наших переговоров.

На этом он сел, но на ноги вскочили распорядители, дабы предотвратить волнение и гам и водворить порядок среди тех, кто жаждал слова. Под прикрытием поднявшегося гвалта Артур усмехнулся Бедуиру:

— Ты был прав. Осиное гнездо. Но дай им выговориться, дай каждому слово, а когда они наболтаются, я получу их поддержку, во всяком случае, на словах.

Он был прав. Ко времени ужина все, кто желал высказаться, закончили свои речи. На следующее утро в поселок, который король Западных саксов именовал своей столицей, прибыл курьер и договорился о встрече.

Мордреду было приказано отправиться с королем. День, остававшийся до ответа Сердика, он употребил на то, чтобы поехать в Яблоневый сад и повидаться с Нимуэ.

6

С того дня, когда Нимуэ распростилась с королем Регеда и перед отъездом предотвратила бегство Мордреда, он ни разу не виделся с чародейкой. Она была замужем за Пеллеасом, королем Островов к западу от Летней страны, где река Брю впадает в Севернское море. По рожденью сама Нимуэ была принцессой Речных островов и супруга своего знала с детских лет. Их замок стоял почти в виду Тора, и когда Пеллеас, один из Соратников Артура, отправлял свою службу при короле или выступал в поход, по его порученью Нимуэ занимала свое место Владычицы в обители Озерных дев на Инис Витрине или же одна удалялась в Яблоневый сад, в дом, который построил Мерлин вблизи Камелота и оставил ей вместе со своим званьем и — как нашептывала молва — всем остальным. Всякое болтали у огня вечерами: поговаривали, что во время долгого недуга, который ослабил старого чародея и привел, как казалось тогда, к его смерти, он передал все свое знание ученице Нимуэ, поселив в ее мозгу даже воспоминания из своего детства.

Мордред не раз слышал эти байки, и хотя возмужание и уверенность в завтрашнем дне заставляли его все больше в них сомневаться, он помнил, какие чувства пробудила в нем сила чародейки в Лугуваллиуме, а потому он подъезжал к Яблоневому саду с чувством, которое даже можно было назвать робостью.

Дом из серого камня четырехугольником замыкал небольшой внутренний дворик. В одном углу поднималась старая башня. Все строение, угнездившееся среди холмистых пастбищ, со всех сторон было окружено фруктовыми садами. Под стенами его сбегал с холма ручей.

Свернув коня с дороги, Мордред послал его по тропе, ведшей на холм вдоль ручья. Он был уже на полпути к дому, когда ему навстречу выехал еще один всадник. К немалому своему удивлению, он узнал Верховного короля, который в одиночестве неспешно ехал верхом на огромном своем мышастом жеребце.

— Ты меня ищешь? — Поравнявшись с Мордредом, Артур натянул поводья.

— Нет, государь. Я и не знал, что ты здесь.

— А, так, значит, Нимуэ за тобой послала? Она сказала, что ждет тебя, но не сказала, когда или зачем.

— Она меня ждет? — пораженно переспросил Мордред. — Откуда ей было знать? Я в последнюю минуту решил приехать. Я… Мне нужно кое о чем спросить ее, так что я приехал сюда, можно сказать, под влиянием минуты.

— Ага. — Артур оглядел Мордреда с чем-то сродни веселью.

— Чему ты улыбаешься, государь?

“Он не в силах угадать, что у меня на уме, — с благодарностью думал Мордред. — Конечно, он не может об этом догадаться. Но Нимуэ?..”

— Если ты никогда не встречал Нимуэ, то перепояшь чресла свои и приготовься к бою, — со смехом ответил Артур — Тайны в том нет, во всяком случае, из тех, какую способны постичь простые смертные, вроде нас с тобой. Она знает о твоем приезде потому, что она все знает. Вот как все просто. Она даже знает, зачем.

— Удобно. Помогает, верно, не тратить попусту слов, — сухо отозвался Мордред.

— Я сам любил раньше так говорить Мерлину. — Тень скользнула по лицу короля, потом исчезла. А веселье вернулось. — Что ж, удачи тебе, Мордред. Пора тебе познакомиться с властительницей твоего властителя. — И все еще смеясь, он стал спускаться с холма к дороге.

Оставив своего коня у арки, ведшей во внутренний двор, Мордред вошел внутрь. Двор был полон цветов, в воздухе стоял запах лаванды и пряных трав, и где-то ворковали невидимые голуби. У колодца старик, садовник по одежде, доставал бадью с водой. Он поднял голову, коснулся лба рукой, потом показал на тропку к двери башни.

“Ладно, — подумал Мордред, — похоже, она и впрямь меня ждет”.

Он поднялся по каменным ступеням и толкнул тяжелую дверь. Комната была небольшая и квадратная, единственное широкое окно выходило на юг, а под ним стоял стол. Обстановка была простая: поставец, тяжелое кресло и пара табуретов. На столе высился ящик, в котором лежали аккуратно свернутые книги. У стола, спиной к нему и лицом к двери, стояла женщина.

Она не проронила ни слова, не сделала даже приветственного жеста. Его встретил сильный, как порыв холодного ветра, ее враждебный и ледяной взгляд. Мордред как вкопанный застыл на пороге. Ощущение ужаса, бесформенного и тяжелого, окутало его, будто саван, словно стервятники судьбы опустились ему на плечи, вцепившись когтями в плоть.

Потом ощущение пропало. Он выпрямился. Тяжкий груз исчез. Башенная комната была полна света, и на него глядела высокая, прямая как стрела женщина, укутанная в серое одеяние. Темные волосы ее были убраны серебром, в точности под цвет огромных глаз.

— Принц Мордред.

Он склонился в поклоне.

— Госпожа.

— Прости, что принимаю тебя здесь. Я работала. Король приезжает часто и довольствуется тем, что застает. Присядешь?

Мордред подтянул к себе табурет и сел, а потом поглядел на заваленный стол. Вопреки тому, что он ожидал увидеть, она не варила на жаровне какое-нибудь снадобье. Напротив, “работа” заключалась в стопке табличек и бумаг. В оконной нише стоял незнакомый ему инструмент, выступающим концом обращенный к далекому небу.

Нимуэ опустилась в кресло и в безмолвном ожидании повернулась к Мордреду.

— Мы не встречались раньше, госпожа, — напрямую заговорил он, — но я видел тебя.

С мгновенье она все так же молча глядела на него, потом кивнула.

— В замке в Лугуваллиуме? Я знала, что ты где-то поблизости. Ты прятался во внутреннем дворе?

— Да, — подтвердил он, а потом не без иронии добавил: — Ты тогда стоила мне свободы. Я пытался сбежать.

— Да. Тебе было страшно. Но теперь ты знаешь, что у тебя не было причин для страха.

Он помялся. Тон ее по-прежнему оставался холоден, а взгляд враждебен.

— Тогда почему ты меня остановила? Ты надеялась, что король прикажет предать меня смерти? Брови чародейки поднялись.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Из-за пророчества.

— Кто рассказал тебе о нем? А, понимаю, Моргауза. Нет. Я предостерегла Урбгена, чтобы он присматривал за тобой и благополучно доставил тебя в Камелот, поскольку всегда лучше держать опасность на виду, чем позволить ей исчезнуть, а потом терзаться, откуда она ударит.

— Выходит, ты согласна, что я представляю опасность. Ты веришь в пророчество.

— Я должна.

— Значит, ты тоже это видела? В кристалле, в омуте или, — он глянул на инструмент в оконной нише, — в звездах?

Впервые во взгляде ее промелькнуло нечто иное, чем враждебность. Теперь она наблюдала за ним с любопытством и толикой недоуменья.

— Мерлин видел и рек пророчество, — медленно произнесла она, — и я есть Мерлин.

— Тогда ты можешь объяснить мне, почему, если Мерлин верил в пророчествующие ему голоса, он вообще позволил королю оставить меня в живых? Я знаю, зачем это сделала Моргауза; она спасла меня потому, что считала, что я рожден на погибель Артуру. Она сама мне так сказала, а потом, когда я подрос, она попыталась перетянуть меня в стан его врагов. Но почему Мерлин позволил ей выносить меня и произвести на свет?

С минуту она молчала. Серые глаза изучали его, словно вот-вот готовы были вытащить тайны с самого дна его души. Потом она заговорила:

— Потому, что он не мог допустить, чтобы Артур запятнал себя детоубийством, ради какой бы благой цели оно ни было совершено. Потому, что он был достаточно мудр, чтобы понимать, что не в наших силах отвести промысел богов, в наших силах лишь по возможности следовать предначертанной ими для нас дорогой. Потому, что он знал, что из того, что представляется злом, может произойти великое добро, а из благих дел — погибель и смерть. Потому, что он знал, что в момент гибели Артура его слава достигнет своего зенита и что благодаря этой смерти его слава пребудет светом и зовом трубы и дыханьем жизни для тех, кто придет после нас.

Когда она завершила свою речь, казалось, слабое эхо ее голоса все звенело и звенело в тихой комнате, словно отзвук струны, пока наконец не смолкло совсем.

— Но ты не можешь не знать, — заговорил наконец он, — что по собственной воле я никогда не причиню зла королю. Я многим обязан ему, он являл мне одно только добро. С самого начала он знал об этом пророчестве и, веря в него, тем не менее взял меня к своему двору, более того, он принял меня как сына. Как же тогда, по-твоему, я могу добровольно причинить ему вред?

— Это может случиться и без твоей воли, — мягко поправила она.

— Ты хочешь сказать, что я не могу сделать ничего, чтобы отвести судьбу, о которой ты говорила?

— Что будет, то будет.

— И ты не можешь мне помочь?

— Избежать того, что начертано в звездах? Нет.

В неистовом нетерпенье Мордред вскочил на ноги. Чародейка не шелохнулась, когда он размашисто шагнул к ней, остановился, высясь над ее креслом, словно собираясь ее ударить.

— Это нелепо! Звезды! Ты говоришь так, словно люди всего лишь овцы, хуже, чем овцы, что их гонит слепая судьба по воле какого-то злокозненного бога! А как же моя воля? Неужели я, невзирая на все, что хотел бы совершить, обречен принести смерть или погибель человеку, которого я почитаю, короля, которому я служу? Неужели мне суждено стать грешником, нет, хуже всех грешников — отцеубийцей? Что это за боги, что могут судить такое?

Нимуэ не ответила, только запрокинула голову, глядя на него все тем же спокойным и ровным взором.

— Прекрасно, — в гневе выкрикнул он. — Ты сказала, и Мерлин сказал, и Моргауза сказала, а она, как и ты, была ведьма. — Тут ее глаза вспыхнули, быть может, от раздраженья, но он испытал неистовое удовлетворенье от того, что задел ее. — Все говорят, что через меня король встретит свой гибельный конец. Ты говоришь, я не могу этого избежать. Так что же? Что, если я обнажу кинжал — вот так — и убью себя на этом самом месте? Разве это не отвратит судьбу, которая, как ты говоришь, предначертана в звездах?

Даже завидев блеск клинка, она не шелохнулась, но с последними его словами встала с кресла и отошла к окну. Долгое мгновение она стояла, повернувшись к нему спиной, глядя в залитую солнцем даль. За переплетом окна качалась груша, и в ее ветвях пел черный дрозд.

Наконец, все еще не поворачиваясь, она произнесла:

— Принц Мордред, я не сказала, что Артур встретит свой конец от твоей руки или даже от твоих деяний. Одно твое существование означает все. Так что можешь убить себя, если хочешь, но через твою смерть его судьба, возможно, настигнет его тем скорее.

— Но тогда… — в отчаянии начал он. Чародейка обернулась.

— Послушай меня. Если б Артур умертвил тебя во младенчестве, могло случиться так, что народ поднялся бы против него за его жестокость, и в этом мятеже он был бы убит. Если ты убьешь себя сейчас, может статься, твои братья, виня в том его, развяжут междоусобицу и свалят его трон. Или даже что сам Артур, погоняя коня на пути сюда, в Яблоневый сад, упадет с лошади и разобьется или будет лежать увечный, пока королевство вокруг него будет рушиться. — Она воздела худые руки. — Теперь ты понимаешь? В колчане судьбы много больше одной стрелы. Боги ждут, сокрытые за облаками.

— Значит, это жестокие боги!

— Ты ведь и так это знал, верно?

Он вспомнил тошнотворный запах пепелища в Тюленьей бухте, ощущение отмытой морем кости в своей ладони, одинокий крик чайки над полосой прибоя.

Он встретил взгляд серых глаз и увидел в них состраданье.

— Так что же может сделать человек? — тихо спросил он.

— Все, что мы можем, это жить тем, что приносит жизнь, — отозвалась чародейка. — И умереть так, как придет смерть.

— Нерадостный совет.

— Нерадостный? — переспросила она. — Этого тебе знать не дано.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что тебе не дано знать, что принесет тебе жизнь. Могу сказать тебе лишь одно: в те годы жизни, что еще остались тебе и твоему отцу, будут воплощены честолюбивые мечты, и эти годы еще принесут осуществление и сладкий мед славы и тебе, и ему.

На это он не нашел ответа. Она дала ему больше, чем он мог ожидать, больше, чем рисовалось ему в воображении: не только — пусть с оговоркой — надежду, но и обещанье с толком прожитой жизни.

— Выходит, если я покину двор и стану держаться вдали от него, это ничего не изменит? — тихо спросил он.

— Ничего.

Впервые он улыбнулся.

— Потому что он хочет, чтоб я был у него на глазах? Потому что стрела при свете дня лучше, чем нож в ночи? И получил проблеск улыбки в ответ.

— Ты похож на него, — вот и все, что сказала чародейка, но Мордред почувствовал, что беседа их становится все светлее и легче. Суровая дама, эта Нимуэ. Что ни говори, красавица, думал он, но уж лучше он коснется испуганного сокола.

— И ты ничего больше не можешь мне сказать? Хоть какую-нибудь малость?

— Ничего больше мне не известно.

— А Мерлин знал бы? Он бы мне сказал?

— Что знал он, известно и мне, — повторила она ранее сказанные слова. — Я же говорила тебе, я Мерлин.

— Да, говорила. Это что, загадка, чтобы дать мне понять, что сила его иссякла или просто что мне не дозволено обратиться к нему? — с новым нетерпением заговорил он. — Всю мою жизнь я, кажется, слышу слухи о волшебных исчезновениях и смертях, а оказывается, все они ложь. Скажи мне прямо, молю. Если я поеду в Брин Мирддин, найду я его?

— Если он того пожелает, то да.

— Выходит, он еще там?

— Он там, где он есть и всегда был, со всеми своими чудесами огня и живого света.

Пока они беседовали, солнце сместилось, и солнечные блики упали на ее лицо. Он увидел ниточки будущих морщин на гладком еще лбу, и изможденные тени под глазами, и то, какой прозрачной кажется ее кожа.

— Мне жаль, если я утомил тебя, — внезапно сказал он. Не отрицая этого, она проронила только:

— Я рада, что ты приехал, — а потом проводила его до двери из башни.

— Благодарю тебя за терпенье, — начал он и набрал уже воздуху в грудь, чтобы произнести учтивые слова прощанья, как его вспугнул крик, раздавшийся во дворе внизу. Круто повернувшись он выглянул вниз. Нимуэ стремительно сделала шаг вперед так, чтобы оказаться вровень с ним.

— Тебе лучше спуститься и поскорее! Твоя лошадь сорвалась с привязи и, похоже, поела молодые посадки. — Ее лицо осветилось озорством, стало юным и оживленным, словно у ребенка, который набедокурил во храме. — Если Варро зарубит тебя своей лопатой, что кажется мне вероятным, посмотрим, что сможет этому противопоставить судьба!

Он поцеловал ей руку и бегом побежал по ступеням, чтоб забрать свою лошадь. Когда он уезжал, она провожала его взглядом, который оставался печальным, но уже не был враждебным.

7

В глубине души Мордред страшился, что король спросит его, какое дело у него было к Нимуэ, но Артур об этом не спрашивал. Он послал за своим сыном на следующий день и заговорил о предстоящей поездке к Сердику, королю саксов.

— Я бы оставил тебя управляться дома, что пошло бы тебе на пользу, но еще полезнее тебе будет встретиться с Сердиком и присутствовать на переговорах, так что, как обычно, я оставляю Бедуира. Можно сказать, местоблюстителем, поскольку официально я покидаю пределы своего королевства, вступая на земли чужого государства. Ты когда-нибудь встречал саксов, Мордред?

— Никогда. Они правда все как один великаны и пьют кровь младенцев?

Король рассмеялся.

— Сам увидишь. Что ни говори, большинство из них высоки ростом и обычаи у них диковинные. Хотя со слов тех, кто знает этих людей и говорит на их языке, знаю, что их сказители и мастера достойны уваженья. А в отношении их воинов это верно вдвойне. Тебе там будет интересно.

— Сколько человек ты берешь с собой?

— Учитывая перемирие, только сотню. Королевскую царскую свиту, не больше.

— Ты доверяешь саксам? Уверен, что они не нарушат перемирие?

— Сердику я доверяю, хотя с остальными саксами доверие всегда основано на силе да на том, чтобы поддерживать память о битве при Бадоне. Но никому этих слов не повторяй, — добавил Артур.

Агравейн тоже попал в сотню избранных, но ни Гавейна, ни Гарета среди них не оказалось. Вскоре после заседания Совета они уехали на север. Гавейн говорил о том, что желает посетить Дунпельдир, а оттуда, быть может, отправится на Оркнейские острова, и хотя Артур и подозревал, что путешествие племянника имеет цель совершенно иную, он не смог изобрести причины, чтобы воспрепятствовать его отъезду. Ему оставалось только надеяться, что Ламорак уехал на запад, чтобы присоединиться к своему брату под знаменем Друстана, и послать в Думнонию гонца с предупрежденьем.

Король со свитой выехал ясным и ветреным июньским утром. Путь их лежал через известковые холмы. Мелкие голубые бабочки и пятнистые рябчики порхали над пестревшей цветами травой. Пели жаворонки. Солнечный свет падал огромными яркими мазками на зреющие нивы, и крестьяне, с ног до головы белые от вздымаемой ветром меловой пыли, отрывались от своих дел, чтобы приветствовать кортеж улыбкой. Отряд ехал не спеша, солдаты и придворные смеялись, болтали друг с другом, пребывая в настроении веселом и приподнятом.

По-видимому, за исключением Агравейна. Он придержал коня, чтобы поравняться с Мордредом, ехавшим в одиночестве на некотором отдалении от короля, беседовавшего с Кеем и Ворсом.

— Первая наша вылазка под знаменем Верховного короля, и только погляди на это. Ярмарочный обоз, да и только, — презрительно буркнул он. — Столько разговоров о войне, о королевствах, переходящих из рук в руки, о том, чтобы собирать армии для защиты наших рубежей, и вот во что все это вылилось! Он стареет, ют в чем все дело. Надо сперва скинуть этих саксов в море, потом хватит времени и для переговоров… Но нет! И что мы делаем? Мы едем с Артуром-воителем с миссией мира. К саксам. Союз с саксами? Ба! — Он сплюнул. — Ему следовало бы отпустить меня с Гавейном.

— А ты просился?

— Конечно.

— А он ведь тоже отправился с миссией мира, — бесцветно ответил Мордред, глядя прямо промеж ушей своей лошади. — Никаких затруднений в Дунпельдире не предвидится, лишь незначительные дипломатические переговоры с Тидвалем, а Гарета послали, чтобы он сгладил острые углы.

— Не разыгрывай передо мной невинность, — рассердился Агравейн. — Ты знаешь, зачем он поехал.

— Могу догадываться. Кто угодно догадается. Но если он найдет Ламорака или нападет на его след, будем надеяться, что Гарет сумеет уговорить его проявить немного здравомыслия. Зачем, по-твоему, просился с ним Гарет? — Повернувшись, Мордред взглянул в лицо Агравейну. — А если он случайно набредет на Гахериса, то и тебе следует надеяться на то же. Думаю, тебе известно, где обретается Гахерис? Что ж, если Гавейн нагонит того или другого — все равно тебе лучше ничего об этом не знать. И я ничего знать не хочу.

— Ты? Ты в таком доверии и милости у короля, что, скажу по правде, я удивлен, что ты ни о чем его не предупредил.

— Нужды не было. Он не хуже тебя знает, что намерен свершить Гавейн. Но он не может посадить его под замок навечно. А чего король не может предотвратить, на то он не станет терять времени. Все, что он может, это надеяться, вероятно, напрасно, что здравый смысл все же возобладает.

— А если Гавейн встретится с Ламораком по чистой случайности, что, по-твоему, он предпримет?

— Ламораку придется защищаться. Он вполне на это способен, — отозвался Мордред, а потом добавил: — Живи тем, что дает тебе жизнь, и умри так, какой придет к тебе смерть.

— Что? — недоуменно воззрился на него Агравейн. — Это что за разговоры?

— Так, кое-что, что я недавно слышал. Так что насчет Гахериса? Ты готов допустить, чтоб Гавейн на него наткнулся?

— Гахериса он не найдет, — с уверенностью ответил Агравейн.

— О, выходит, ты знаешь, где он?

— А ты как думал? Разумеется, он прислал мне весточку. И королю о том ничего не известно, уж поверь мне. Не такой уж он всезнающий, как ты думаешь, братец. — Он искоса бросил на Мордреда хитрый взгляд и заговорщицки понизил голос: — Он много чего не видит.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27