Глава 10

Сэр Томас де Реймер очнулся от сна в холодном поту на своей соломенной подстилке и вскочил, дрожа от утреннего холода. Ему, как рыцарю, полагались большие удобства, но он предпочитал спать по-походному, на соломенном тюфяке, брошенном прямо на каменный пол возле стены. Надо сказать, что обычно сэр Томас спал на соломе так же крепко, как другие на пуховой перине.

Но сегодняшняя ночь стала исключением. В его сон постоянно врывались кошмары, и когда сэр Томас подошел к дубовой бочке, стоявшей в углу, чтобы ополоснуть лицо ледяной водой, он возблагодарил бога за то, что ужасные видения бесследно растаяли в его памяти. Тело Томаса было сухим и твердым, словно дерево, и на руке до сих пор остался слабый след от укуса. Сэр Томас, глядя на него, убеждал себя, что ждет с нетерпением, когда же эта царапина исчезнет. И знал, что это ложь.

Час был ранний даже для челяди Соммерседж-Кип, трудившейся как муравьи с рассвета до заката. Только в пекарне, в дальнем углу двора, раздавались негромкие голоса и ветерок доносил оттуда запах горячего свежего хлеба.

Сэр Томас быстро умылся, оделся и поспешил в церковь, на утреннюю молитву. Он очень любил этот час, когда можно было постоять в тишине храма, молясь и думая о своих грехах. Хорошо, что он сегодня проснулся так рано и успеет сделать все свои дела до того, как встанет с постели красавица, которую ему приказано охранять.

Внутри крепостной стены находились две церкви: маленькая семейная и большая, рассчитанная на всех прихожан. По счастью, брат Джером уже проснулся и был готов принять утреннюю исповедь Томаса. Наказания, которые брат Джером назначал во искупление грехов, как правило, были незначительными, и сэр Томас добавлял еще немного от себя. Впрочем, постоянное пребывание рядом с леди Клер из Соммерседжа уже само по себе было наказанием.

По пути в церковь Томас не встретил никого, если не считать собак, возившихся возле крепостной стены, но когда он уже взялся за ручку двери, до него донеслось далекое лошадиное ржание.

Сэр Томас замер на месте. Откуда мог долететь этот звук — из конюшни, из кузницы? Он повернулся и увидел промелькнувшую в тонком утреннем тумане огромную лошадь с маленькой фигуркой всадницы, прильнувшей к широкой вороной спине. Вопрос о том, кем была эта всадница, перед сэром Томасом не стоял. Он прекрасно знал, кто она.

Он пошел к воротам — быстро, но без излишней спешки, отлично зная, что ни при каких условиях Клер не сможет оказаться по другую сторону крепостной стены. В этот ранний час перекидной мост должен быть поднят, а решетка опущена.

Но Томас недооценил женскую хитрость и предусмотрительность. Неизвестно, кого сумела подкупить или уговорить Клер, но сейчас проход в крепостной башне был открыт и возле него не было никого из охранников. Томас проводил взглядом удаляющуюся фигуру леди Клер, развернулся и бегом бросился к конюшне.

Тратить время на то, чтобы оседлать коня, Томас не стал-ведь он ездил верхом с тех пор, как научился ходить. Быстро взглянув на стойла, он остановил свой выбор на Паладине — могучем резвом жеребце, чьи повадки он хорошо знал. Еще минута, и Томас вылетел за ворота верхом на Паладине, но Клер к тому времени уже и след простыл. Оставалось лишь гадать, в каком направлении она ускакала.

Вот так, без седла и без оружия, Томас не ездил на лошади уже много лет. Он низко пригнулся к шее жеребца, чувствуя, как свистит вокруг него разрезаемый воздух. Волосы сэра Томаса развевались на холодном ветру, а он все летел вперед, отдавшись инстинкту охотника, который вел его сквозь утренний туман. Копыта Паладина мягко опускались на устилавший землю ковер из опавших листьев, а сидевшему на нем верхом Томасу вдруг вспомнился такой же холодный осенний день и такой же утренний туман, в котором навсегда скрылась его жена Гвинет.

Он представлял себе, каким будет лицо леди Клер, когда он настигнет ее. И лицо лорда Ричарда, когда тот узнает, что его верная стража оставила ворота замка открытыми для любого врага. В этот ранний утренний час всех обитателей Соммерседж-Кип можно было перерезать во сне, как цыплят.

Сам Томас на предательство не пошел бы никогда. Он мог как угодно относиться к своему господину, но, дав ему однажды клятву, он останется верен ей до самого конца. Вот и сейчас он выполнит приказ и нагонит леди Клер, чего бы это ему ни стоило.

Томас приподнял голову и осмотрелся. Ни леди Клер, ни ее лошади нигде не было видно, и рыцарь решил, что искать их надо в лесу. Надо сказать, что соммерседжский лес пользовался дурной славой и слыл опасным местом. В нем водились дикие звери, встречались ядовитые змеи, а на глухих тропинках можно было встретить колдуна или ведьму, пришедших собирать грибы и травы для своих чародейских снадобий. Томас подумал о том, что здесь так легко упасть с лошади, если та споткнется о древесные корни, — а они торчали из земли на каждом шагу! — и повредить ногу. Если такое случится с Клер, он возьмет ее на руки и отнесет к лорду Ричарду.

Впрочем, сейчас нужно думать о том, как ему оправдаться перед лордом Ричардом за свою оплошность.

Шли минуты, но Томас так и не мог напасть на след леди Клер. Она словно растаяла в лесу, потерялась в паутине тропинок, усеянных палыми листьями и покрытых первым утренним снежком.

Сэр Томас прислушался, потом позвал леди Клер — он был уверен в том, что она обязательно откликнется на голос, — но безрезультатно. Наконец Томас смирился со своим поражением и повернул назад, к замку. Теперь ему оставалось лишь гадать, какое наказание назначит ему лорд Ричард.

Когда рыцарь вновь миновал крепостные ворота, во дворе замка уже царило оживление. Оруженосец сэра Томаса по имени Алан поджидал хозяина возле конюшни, но сумел воздержаться от вопросов, когда принимал от него взмыленного Паладина. Юноша просто взял в руки поводья и молча повел коня в стойло.

Лорд Ричард должен был сейчас завтракать в Большом зале. Там же можно было встретить почти всех обитателей замка — кто-то сидел за столом вместе с хозяином, а кто-то прислуживал.

«Это хорошо, — подумал Томас. — Лорд Ричард сможет немедленно организовать погоню — на лошадях, с собаками…»

Спешившись, он бегом отправился в замок. С грохотом отворил ударом кулака дубовую дверь, влетел внутрь и остановился перед столом, прямо напротив лорда Ричарда. Хозяин глядел на него с осуждением и гневом.

— Где ты изволил пропадать, сэр Томас? — спросил он, прихлебывая из кубка свой утренний эль. — Забыл про свои обязанности? Проспал? С кем, интересно знать! Служанки, что помоложе, все здесь. А если ты заспался не со служанкой, тогда с кем? Или ты теперь предпочитаешь мальчиков?

Томас выслушал тираду своего господина спокойно и бесстрастно, после чего хрипло сказал:

— Ваша сестра, милорд…

— Только не говори мне, что провел ночь в постели моей сестры — все равно не поверю, — грубо рассмеялся Ричард. — К тому же она сидит за столом битых полчаса и уже спрашивала, где ее сторожевой пес сэр Томас!

Только теперь он увидел ее. Клер скромно сидела рядом со своим братом. Томас посмотрел на нее, не веря своим глазам. Волосы аккуратно причесаны и накрыты вуалью, перехваченной тонким золотым обручем. Платье в порядке, а по лицу разлито спокойствие.

— Ну? — требовательно повторил лорд Ричард. — И где же ты изволил пропадать, сэр Томас?

Рыцарь с трудом оторвал взгляд от леди Клер.

— Э… Я был на молитве, милорд. Ричард недовольно фыркнул в ответ.

— А моя сестра все это время оставалась без присмотра. Внимательнее относись к своим обязанностям, приятель, иначе ей будет легко обмануть тебя.

Томас бросил быстрый взгляд на своего хозяина, но Ричард, по всей видимости, и не подозревал, насколько близок он оказался к истине.

— Слушаю, милорд, — смиренно ответил Томас. — Тысяча извинений.

— Хорошо, но смотри, чтобы этого больше не повторилось. Если моя младшая сестричка будет слишком сильно настаивать, можешь позволить ей покататься верхом — но только по двору замка. Это я разрешаю. Тебе ведь хочется этого, дорогая? — повернулся он к Клер.

Та подняла голову и с благодарностью ответила:

— Это так великодушно с вашей стороны, брат.

Томас по-прежнему недоумевал. Клер выглядела так, словно она только что поднялась с постели. Никаких следов утренней прогулки по лесу верхом на лошади. Щеки у нее, правда, немного раскраснелись, но это же не может служить уликой, верно?

Рядом с Клер сидел старый сэр Гектор, и потому Томасу пришлось отойти в сторону и сесть за маленький стол, стоявший под углом к главному, большому. Впрочем, он и отсюда мог наблюдать за своей подопечной, не забывая утолять голод, очень чувствовавшийся после скачки. Леди Клер сегодня тоже ела с большим аппетитом. В ту сторону, где сидел сэр Томас, она старалась не смотреть, и рыцарь пришел к выводу, что утреннее происшествие ему не приснилось.

Она все-таки сумела его одурачить. Ричард резко поднялся с места, и это означало, что завтрак окончен. Все сидевшие за столом также встали. Кто-то торопливо дожевывал или допивал из своего кубка. Сэр Томас был преисполнен решимости поговорить с леди Клер и прояснить все до конца.

Но счастье опять изменило ему. Клер выходила из зала, опираясь на руку сэра Гектора, и, проходя мимо Томаса, окинула его торжествующим взглядом.

— Ваша помощь пока не нужна, дорогой сэр Томас, — проворковала она. — Я уверена, что в компании сэра Гектора мне ничто не угрожает.

Старый сэр Гектор важно надулся, услышав эти слова, и стал похож на индюка. У Томаса невольно сжались кулаки.

— Как пожелаете, миледи, — сквозь зубы ответил он и низко поклонился, пропуская мимо себя эту пару.

Отойдя на несколько шагов, ее светлость обернулась, и в глазах ее блеснул озорной огонек.

— Пока у вас есть немного свободного времени, сэр Томас, я рекомендовала бы вам заняться верховой ездой. Возможно, этот навык вам вскоре понадобится.

Он проводил Клер внимательным взглядом и только теперь заметил, что волосы у нее сзади были слегка растрепаны — очевидно, ей не хватило времени на то, чтобы расчесать их после утренней скачки.

Томас невольно усмехнулся и покачал головой. Если бы не его правило — никогда не поднимать руку на женщин, — он с удовольствием задал бы ей трепку за такие проделки.

— Рад видеть вас таким веселым, сэр Томас, — раздался у него над ухом голос брата Джерома. — Давненько я не видел, чтобы вы улыбались по утрам.

Томас виновато опустил глаза.

— Простите мне мою вольность, брат Джером. Я задумался.

Брат Джером внимательно посмотрел на Томаса и мягко заметил:

— Да, многие дела господни достойны размышления и восхищения, сын мой. Но ты не был сегодня на службе.

— Я… меня посылали с поручением, — ответил Томас, искренне стыдясь своей лжи.

— Вот как? — Брат Джером задумчиво посмотрел вслед удаляющейся Клер. — Ну что ж, не стану напоминать тебе о твоем долге перед Спасителем, ты сам его прекрасно знаешь и помнишь. — Брат Джером наклонился ближе к Томасу и негромко добавил:

— А улыбаться по утрам — это вовсе не так уж плохо, сын мой.

Она нашла его в мастерской, и это уже было удачей: Элис не хотелось встречаться с Саймоном в его комнате. Сказать по правде, ей вообще не очень хотелось оставаться с ним с глазу на глаз. Однако за завтраком его не было, и чем дольше Элис не видела Саймона, тем тревожнее становилось у нее на душе. Хотя, конечно, лучше бы им встречаться на людях. Воспоминания о вчерашней ночи были еще живы. Элис снова и снова переживала в мыслях свой первый поцелуй. Всю ночь она провела без сна, лежа в постели и прислушиваясь к раскатам далекого грома. Не страх перед грозой был причиной ее бессонницы, но страх перед Саймоном.

После завтрака Элис решилась и теперь с волнением переступила порог мастерской. Саймона она увидела в дальнем углу: он смешивал что-то в небольшой склянке и настолько был поглощен этим занятием, что не заметил ее прихода. А может быть, просто не подал вида. Такого человека не поймешь.

Элис стояла и смотрела на Саймона. Ничего пугающего. Перед нею был самый обыкновенный человек с густыми темно-каштановыми волосами, местами выгоревшими от солнца. Кожа Саймона золотилась от загара. Вот только глаза его были не совсем обычны — прозрачные, похожие на блестящие кусочки янтаря. Во внешности Саймона, безусловно, было что-то экзотическое, но разве можно считать его исчадием ада. Может ли демон выглядеть так, как выглядит Саймон? Элис очень сомневалась в этом.

Темные одежды Саймона скорее подошли бы человеку более старому, чем он, — они были сшиты из добротной дорогой ткани, расшитой узором, но выглядели немного старомодно. Сегодня на нем была накидка золотистого оттенка, совсем как его глаза. Чем дольше Элис смотрела на Саймона, тем больше он казался ей похожим на большую дикую кошку, которые, как известно, могут быть не только красивыми, но и смертельно опасными.

Движения Саймона тоже были кошачьими: точными, неуловимо быстрыми и грациозными. Его окружали книги, травы, темные склянки, но нигде не было видно предметов, которые более естественно увидеть в жилище мужчины и воина — мечей, кинжалов или хотя бы конского седла. Книжник, всецело погруженный в свою науку, — почему же тогда он показался ей таким земным, таким страстным, когда целовал ее?

Элис, наверное, в сотый раз обратилась мыслями к вчерашнему поцелую. До этого она не понимала, что приятного находят люди в том, чтобы касаться друг друга губами. Потом она испытала невероятное чувство, которое вскружило ей голову. Сейчас же она испытывала страх перед тем, что открылось ей вчера в отношениях между мужчиной и женщиной.

В мастерской загадочно и пряно пахло травами, и их запах смешивался с горьковатым запахом дыма от горящей жаровни. Ей вдруг показалось, что струйка дыма сгустилась и двинулась ей навстречу. Элис невольно подняла руку, чтобы оттолкнуть наваждение, и тут она внезапно поняла, что нет никакой струйки дыма, а есть только человек, следящий за ней из угла спокойными янтарными глазами.

— Хотели видеть меня, миледи? — спросил Саймон.

От его голоса по спине Элис пробежал холодок. Она никак не могла привыкнуть к его звучанию — низкому, мелодичному, завораживающему. Да, голос Саймона был могучим оружием, и маг превосходно умел пользоваться им. Элис уже знала об этом, пыталась бороться с этим и — не могла.

— Я не хотела тревожить вас, — ответила Элис. — Вы были заняты, и я уже собиралась уйти, чтобы навестить вас позже.

— Ваше присутствие я ощутил с первой секунды, — ответил Саймон, — так что вы давно уже меня потревожили.

Элис покраснела, смутилась и принялась теребить свое уродливое коричневое платье тонкими пальцами.

— Простите, в последнее время я стала вести себя непозволительно: вхожу без спроса, много болтаю… Этого за мной не водилось, пока я была в тени своей младшей сестры. Однако мне всегда с трудом удавалось сдерживать свой язык и свое любопытство. Правда, монахини говорили, что у меня есть еще надежда на исправление… — она резко оборвала себя, чувствуя, что начинает болтать лишнее.

— Ничего, — мягко ответил Саймон. — Ведь человека можно потревожить по-разному, верно? Меня, например, куда больше беспокоит, что вы засыпаете прямо посреди разговора. Мне кажется, вы снова выглядите уставшей. Вы не заснете? А то лучше возвращайтесь к себе в спальню, там вам будет удобнее.

Элис вспомнила о своей бессонной ночи и поморщилась. Замечание Саймона показалось ей несправедливым.

— Я не устала, — солгала она.

— Удивительно, — мягко заметил он. — Мне показалось, что кто-то ходил по вашей спальне всю ночь. Поскольку это вряд ли могла быть ваша сестра, я решил, что вам нужен отдых.

— Вы подсматривали за нашим окном? — нахмурилась Элис.

— Все очень просто, и никакого секрета здесь нет. Если вы обратили внимание во время одного из визитов в мою комнату, из окна можно видеть все, что происходит в замке и за его пределами. Для того чтобы узнать, что происходит у вас в спальне, мне достаточно выглянуть в окно.

— И вы видели меня раздетой? — невольно вырвалось у Элис.

Она смутилась еще больше, услышав негромкий смех Саймона.

— Мои глаза недостаточно остры для этого, а свою подзорную трубу я держу в мастерской, — ответил он. — Вот она. Но если мне захочется, я прикажу слугам перенести ее в мою комнату и тогда, пожалуй, смогу рассматривать вас обнаженной.

— Почему вам так нравится мучить меня?

— Потому что это очень просто сделать, — улыбнулся он в ответ. Только теперь Элис увидела, что Саймон стоит к ней почти вплотную. И когда это он успел подобраться? — Успокойтесь. Если бы я захотел видеть вас обнаженной, я сделал бы так, чтобы вы пришли ко мне в комнату и сами разделись передо мной.

— И не боитесь при этом гнева моего брата?

Он посмотрел на нее так странно, что по спине Элис пробежал холодок.

— Я нужен вашему брату, леди Элис, — сказал Саймон. — И потому он позволит и простит мне все.

Элис поверила в это сразу. Саймон Наваррский не тот человек, чтобы бросать слова на ветер.

— А зачем вы ему так нужны? — спросила она.

— Для исполнения его заветных желаний, — с усмешкой ответил Саймон.

Элис помолчала, глядя по сторонам. В дальнем углу пунцово светилась жаровня, от которой доносился пряный травяной запах.

— Заветные желания моего брата — иметь власть и здоровье, — сказала Элис.

— Совершенно верно. Именно это я ему и даю.

— Еще он постоянно хочет женщин.

— И в этом я ему помогаю. Поддерживаю его мужскую силу. Если нужно — даю привораживающие снадобья, пробуждающие в женщине страсть.

— Вроде того, что вы подмешали мне тогда в вино? — похолодела от ужаса Элис.

Саймон ответил, глядя ей прямо в глаза:

— Почему вы спросили? Разве вы испытали тогда прилив страсти?

Элис гневно отпрянула назад, едва не запутавшись в своих юбках.

— Нет, — сказала она. — Но не сомневаюсь, что вы считаете меня страстной женщиной.

— Это качество делает вас в моих глазах еще более привлекательной.

— Вы не должны разжигать в женщине страсть помимо ее желания!

— Да, но как раз желание-то у вас есть, иначе вы не заняли бы с таким удовольствием место своей младшей сестры. Или вы уже передумали?

— Не представляю, что за цель при этом преследуете вы сами?

— Связать свое имя с домом де Ланей, что весьма почетно и выгодно. С другой стороны, лорд Ричард стремится упрочить свое могущество — с моей помощью, разумеется. Так что для меня вступить в этот брак — поступок весьма благоразумный.

— Так, значит, вы — благоразумный человек?

— Не совсем и не всегда.

— Но почему тогда вы выбрали в жены именно меня? — Элис не была уверена в том, что ответ порадует ее, но не спросить тоже не могла.

На губах Саймона промелькнула улыбка.

— Мне показалось, что с вами мне будет не так скучно, как с этой красивой пустышкой, вашей младшей сестрой, — ответил он.

Что ж, и это — объяснение. Саймон был странным человеком. Элис полагала, он способен на что угодно, и это пугало ее.

Она боялась Саймона и в то же время не могла не восхищаться им. Иногда она чувствовала себя полевой мышью, которая, завороженно глядя на змею, сама залезает к ней в раскрытую пасть. Если долго стоять вот так и всматриваться в глубину его глаз…

Она громко рассмеялась, прогоняя колдовские чары, которыми опутывал ее маг. Элис боялась, что смех вызовет гнев Саймона, но тот просто сделал удивленные глаза и спросил:

— Что вас так развеселило, миледи?

— Мое собственное разыгравшееся воображение, — откликнулась Элис. — У меня нет причин бояться вас, правда?

— Правда? — как эхо повторил он ее вопрос, и Элис почудилось, что она слышит где-то рядом шорох змеи, скользящей в высокой траве.

Глава 11

У Саймона Наваррского была навязчивая идея: сорвать, и причем немедленно, это феноменально уродливое платье с Элис из Соммерседжа. И дело не в том, что ему хотелось увидеть ее обнаженной. Такой мотив, разумеется, тоже присутствовал, но не он был главным. Свои страсти Саймон умел держать в узде — воздержание только усиливало желание и делало его острее.

Нет, просто он не мог больше видеть это платье.

Элис стояла возле рабочего стола; прямые широкие рукава ее уродливого платья были слишком длинны. Уложенные волосы прикрыты вуалью, перехваченной тонким золотым обручем. Лицо Элис было освещено снизу алым светом жаровни, и исходивший от Элис тонкий запах смешивался в нагретом воздухе с пряным запахом трав.

На спине платье было стянуто шнуровкой — можно просто взять острый нож, перерезать ее, и платье рухнет на пол, превратившись в бесформенную груду тряпья. Увы, Саймон не мог позволить себе этого: во-первых, потому, что он до смерти напугал бы своим поступком леди Элис, а во-вторых, чтобы сделать это, человек должен обладать двумя здоровыми руками, а не одной.

Элис готовила простенький состав из горицвета и розмарина для выведения блох. Она и впрямь оказалась способной ученицей — прилежной и аккуратной. Саймону нравилось наблюдать за ее движениями — спокойными, легкими и точными. Ему казалось, что они свидетельствуют о ее высокой чувственности. Вчерашний поцелуй, несомненно, посеял смятение в ее душе. Работа, порученная ей Саймоном, должна была, по его мнению, вернуть чувствам Элис равновесие. Пусть успокоится.

— Вы специально надеваете свое самое уродливое платье, отправляясь на свидание со мной, или у вас просто нет вкуса? — не удержался Саймон.

Элис нахмурилась.

— Я не настолько тщеславна, чтобы заботиться о дорогих нарядах, — ответила она.

— Но желание красиво одеваться свойственно всем женщинам.

Она ответила только язвительным взглядом, который говорил лучше всяких слов.

— Могли бы с сестрой посоветоваться, — не унимался Саймон. — Вот уж кто умеет быть в центре внимания! Она наверняка могла бы помочь вам подобрать что-нибудь получше.

— Платья для Клер подбираю я, — сказала Элис. — А она, будь ее воля, всю жизнь ходила бы в платье для верховой езды. Впрочем, она настолько хороша, что, во что ее ни одень, все равно будет красавицей.

— Но право же, леди Элис, поверьте мне: такой грязно-коричневый цвет никому не может быть к лицу. В таком платье любая женщина будет выглядеть уродиной.

Стрела попала в цель. Элис прикусила губу и посмотрела на Саймона с раздражением.

— Если милорд Саймон находит меня уродливой, зачем же тогда он собирается на мне жениться?

— Я не вас нахожу уродливой, а ваше платье, — пояснил Саймон. — Его-то всегда можно сменить.

— И тогда я буду казаться вам красивее, — с обидой закончила Элис. Несмотря ни на что, она не сбилась, отсчитывая капли травяного настоя, но щеки девушки запылали.

— Может быть, может быть, — согласился Саймон, от всей души забавляясь этим разговором. — Предвижу два варианта. Первый: ваше платье окончательно сведет меня с ума, я разорву его на клочки — и тогда не могу поручиться за то, что произойдет потом. Второй: вы надеваете красивое платье, и тогда мне будет легче удержаться от подобных действий.