Эта книга стала для него делом всей жизни, Саймон даже полагал в глубине души, что этот труд сумеет хотя бы отчасти искупить его неисчислимые грехи, накопившиеся за долгие годы безбожной жизни. Нет, на полное прощение он, разумеется, не рассчитывал, скорее, следовал велению, который призывает всех еще здесь, на земле, задуматься о том, что ждет нас в иной, загробной жизни — бесконечной и неведомой.

Он принялся делать мелкие поправки в рисунке, то и дело поглядывая на спящую Элис. Волосы у нее были туго стянуты и не рассыпались даже во сне. На голове Элис была легкая вуаль, перехваченная тонким золотым обручем. «Интересно, — подумал Саймон, — как она выглядела бы с распущенными волосами?.. А если бы еще и улыбнулась при этом?»

Вскоре он это узнает: ведь именно ему предстоит делить с этой женщиной супружеское ложе.

А потом, если она станет ему помехой, он расстанется с нею так же, как расставался со всеми ее предшественницами.

«Если она окажется способной ученицей, я подарю ей свою книгу», — подумал Саймон.

И тут его посетила странная, неожиданная мысль: а если случится так, что он подарит ей не только книгу, но и нечто большее — дочь или сына?

Разумеется, Саймон знал, как избежать нежелательного зачатия. Он научился этому на Востоке и проверил свои знания на практике, вернувшись на Запад. Ему были открыты и таинственные силы трав, и лунные циклы, влияющие на способность женщины забеременеть. Всю эту мудрость скопили ученые, потратившие сотни лет на изучение загадок природы. Он же, придя в Священную землю, повел себя не как завоеватель, но как ученик. Поняв, что Саймон пришел не убивать, а познавать, восточные врачи и астрологи научили его, как управлять могучими силами, заложенными от рождения в каждого человека, как распознавать и лечить болезни. Они же подсказали, что и как ему делать со своей изувеченной рукой.

Саймон поймал себя на том, что уже несколько минут сидит неподвижно, отдавшись течению своих мыслей. Нечасто он позволял себе окунуться в прошлое, предпочитая не вспоминать о прежней жизни. Он тряхнул головой и перевел взгляд на Элис, скользнув глазами по ее ровно дышащей груди, и представил, как она будет спать в его объятиях. Как она будет выглядеть, когда у нее под платьем округлится живот, в котором она будет вынашивать ребенка. Их ребенка.

Потом он резко поднялся из-за стола. Его охватил гнев на самого себя. Как он мог предаваться размышлениям, которые достойны обыкновенного человека, но никак не его, Саймона Наваррского!

Он подошел к узкому окну, пробитому в глубине бойницы, и бросил взгляд на залитый луной замок. В окнах церкви мерцал неяркий желтый свет, — там горели свечи и брат Джером завершал свою вечернюю службу. «Глупец! — подумал Саймон. — Он просит бога об искуплении грехов, не зная, что это такое — смертный грех, лежащий на душе!»

— Что вы делали за столом?

Голос Элис был слегка охрипшим ото сна, мягким, и в нем слышалось любопытство. Саймон не заметил, когда проснулась Элис. Это было ошибкой с его стороны. Как давно Элис наблюдает за ним?

— Читал, — не моргнув глазом, солгал Саймон. — Вы некоторое время были не в состоянии слушать меня.

Саймон отметил, что съехавший во сне золотой обруч уже водворен на место, а накидка на волосы аккуратно расправлена. Саймону вдруг безумно захотелось подойти и сорвать у нее с головы этот чертов обруч — и желательно вместе с накидкой, дьявол ее побери! А потом распустить волосы Элис и намотать их длинные мягкие пряди себе на руку. На свою искалеченную, но сильную руку.

Саймон вспомнил о раненой руке. Он высвободил ее из складок плаща, поскольку был уверен в том, что Элис спит и ничего не видит. Сейчас лучше снова спрятать свое уродство.

— Простите, — виновато пробормотала Элис. — Со мной такого прежде никогда не случалось.

— Надо полагать, мое общество подействовало на вас как снотворное.

Полные губы Элис невольно сложились в улыбку. Такой она нравилась Саймону гораздо больше, чем спящая.

— Ну что вы, милорд. Сама не знаю, что со мной. Вино на этот раз не могло быть отравлено: ведь у вас за весь вечер не было ни единой возможности подмешать что-то в мой кубок.

— У вас слишком богатое воображение, — перебил ее Саймон, пытаясь таким способом скрыть свое смущение.

«Пора запомнить, что ее нельзя недооценивать», — подумал он.

— Возможно, меня клонило в сон к дождю, — сказала Элис и зевнула, потягиваясь.

Поведение Элис нельзя было назвать чувственным, напротив, проведя много лет за монастырской оградой, она приучилась подавлять свои желания и думать в первую очередь не о себе, а о других. Однако, наблюдая за едва заметными проявлениями ее характера, Саймон все больше убеждался в том, что на самом деле в ней скрыта страсть, которая хлынет, как лава из жерла вулкана, как только кто-нибудь выпустит ее на свободу.

Саймон сгорал от желания сделать это немедленно.

За окном поднялся ветер, запел в узких щелях бойниц, застонал под высокой стрехой. От его порыва ожили и вспыхнули яркими искрами угли в погасшем было камине. Луну скрыли низкие черные тучи.

— Буря надвигается, — сказал Саймон. — Наверное, дождь будет лить всю ночь и все утро. То-то слуги обрадуются!

Несмотря на то что ее предчувствия относительно непогоды оправдались, леди Элис выглядела озабоченной.

— Б-буря? — вздрогнув, переспросила она.

Саймон ничего не забывал и тонко чувствовал чужое настроение.

— Дождя, как мне помнится, вы тоже не любите, миледи? — участливо спросил он.

— Он не позволяет выходить на улицу и ломает все планы, — уклончиво ответила Элис.

— Понимаю, — сочувственно улыбнулся Саймон. — Итак, вы боитесь лошадей, боитесь дождя. Что еще вас пугает?

— Не правда, — поспешно ответила Элис, не упоминая свой самый сильный страх — перед Саймоном Наваррским. — Я вовсе не боюсь дождя. Разве что немного опасаюсь грома и молнии.

Саймон подошел к окну и посмотрел в узкую прорезь. Вдали, на горизонте, вспыхнула молния залив желтовато-розовым светом небосвод. Но пока еще гроза была далеко.

— Лошади, гром, молния и я, — негромко перечислил Саймон. — Чего еще вы боитесь?

Элис оказалась достаточно умна, чтобы отрицать очевидные вещи. Она спокойно взглянула в глаза Саймона и сказала, изящно прижав руки к своей груди:

— Если и есть что-то еще, то я хочу сохранить это в тайне.

— Попробуйте, — ответил маг, приближаясь к Элис.

От девушки слабо и приятно пахло лавандой и розами, и у Саймона слегка закружилась голова. Он опустился на колени перед сидящей Элис и, выпростав из складок плаща покалеченную руку, осторожно прикоснулся к щеке своей невесты. Элис не отпрянула и не вскрикнула от ужаса. Уродство не пугало ее — в отличие от таких обычных вещей, как гром, молния и лошади.

Более того, к ужасу Саймона, она потянулась и осторожно взяла изувеченную руку в свою ладонь. Рука у Элис оказалась крепкой и горячей. Такой она и должна быть у настоящей целительницы. И у пылкой любовницы.

Саймон подумал о том, что до него эта рука не касалась ни одного мужчины.

Впрочем, это легко было проверить.

Элис опомнилась только тогда, когда губы Саймона коснулись ее губ.

Поцелуй его был горячим и нетерпеливым — поцелуй по-настоящему влюбленного человека. Элис попыталась отстраниться, но Саймон обнял девушку за плечи и снова припал губами к ее полуоткрытому рту. Элис затрепетала. Она не сопротивлялась, не пыталась больше вырваться. Она просто позволяла Саймону целовать себя — не больше и не меньше.

Искусство поцелуя — высокое искусство. Саймон овладел им все там же, на Востоке. Он знал, как можно и нужно использовать язык для того, чтобы поцелуй сделался невыносимо жгучим и страстным. Он умел одним поцелуем свести женщину с ума и уложить ее к своим ногам. Он умел поцелуем разжигать пламя страсти — даже в таком неискушенном сердце, как сердце Элис из Соммерседжа.

Он почувствовал, что Элис положила ему на плечи свои маленькие ладони, но не для того, чтобы оттолкнуть, а для того, чтобы прижать ближе. Ее пальцы все сильней впивались в тело Саймона, тянули его к себе. За все это время Элис не издала ни звука. Все ее тело дрожало от едва сдерживаемой страсти. Саймон знал, что сейчас он без труда может овладеть Элис — прямо здесь, на раскиданных по полу подушках.

Впрочем, и кровать стояла здесь же, буквально в нескольких шагах, — широкая, с темным плотным шатром-альковом, раскинутым над нею. У Саймона мелькнула мысль: отнести Элис туда, сорвать уродливое платье, обнажив ее девственное тело, и избавить ее разом от всех ее страхов, начиная от страха перед мужчиной. Однако он не сделал этого. Он почувствовал чье-то приближение.

Неудовлетворенный и разочарованный, Саймон посмотрел на леди Элис, покорно лежавшую в его объятиях. Она закрыла глаза. Ее губы были влажными от поцелуев.

Затем глаза ее раскрылись, и в них зажегся тревожный огонек. Саймон убрал руку из-за спины Элис, и девушка от неожиданности резко откинулась на подушки. Маг протянул ей руку для того, чтобы помочь подняться, и в эту секунду в комнату ворвался Честный Ричард.

— Вот ты где, Грендель! — крикнул он, не обращая внимания на не слишком пристойную позу своей сестры. — Я уже потерял всяческое терпение!

— С вами это часто случается, милорд, — ответил Саймон, позволяя себе дерзость, невозможную для других обитателей Соммерседж-Кип. — Что вам потребовалось от своего покорного слуги?

— Это себя ты называешь покорным слугой? — прорычал Ричард. — Порой я в этом сильно сомневаюсь. Мне кажется, ты не понимаешь, что чем сильнее буду я, твой господин, тем сильнее будешь ты сам.

— Это так, — согласился Саймон, — хотя у меня есть и собственные амбиции. Что же касается ваших планов, то вряд ли найдется человек, способный проникнуть в них без вашего на то позволения.

— Ты умен, Грендель, — сказал Ричард, сбавляя тон. — Безусловно, самый умный человек из всех, кого я знаю. Однако ты должен чувствовать желания своего господина и помогать ему. Неужели я обязан постоянно подстегивать тебя?

Он медленно повернул голову и только сейчас заметил леди Элис. Лицо Честного Ричарда побагровело.

— А ты что здесь делаешь? — спросил он, сверля сестру гневным взглядом. — Я думал, что если кто из вас и задерет свои юбки перед мужчиной, так скорее это окажется младшая, чем ты, скромница! Чем ты занимался с ней, Саймон? Она выглядит так, словно в нее только что вогнали раскаленный прут.

Саймон промолчал. Краска залила лицо его невесты. Ричард грубо схватил Элис за руку и поставил на ноги, но Саймон и теперь не счел себя вправе вмешаться. Он чувствовал напряженность минуты и знал, что одно-единственное слово сейчас может привести к необратимым последствиям.

— Я учил ее правильно использовать целебные свойства трав, милорд, — спокойно сказал Саймон. — Она оказалась очень способной ученицей.

Ричард смерил глазами фигуру своей сестры и грубо рассмеялся.

— Могу представить. Ну а чему еще ты учил ее, колдун? Как правильно работать языком и губами?

— Леди Элис была настолько добра, что позволила мне один невинный поцелуй, — признался Саймон, глядя на бледное лицо Элис.

— Невинный! — снова хохотнул Ричард. — Знаю я твои невинные поцелуи! Пожалуй, нам надо будет поспешить со свадьбой, иначе твой наследник появится на свет, не дождавшись вашего венчания. Забыл мои слова: уложить Элис в постель ты можешь только после свадьбы, и ни днем раньше? Надеюсь, там у нее еще пусто? — и он сильно ткнул Элис в живот мясистой рукой, отчего девушка вскрикнула и согнулась.

Теперь Саймон не мог уже не вмешаться. Он, разумеется, не собирался поднимать руку на Ричарда, хотя без труда мог бы сломать ему шею. Ричарду не пришло еще время умирать.

— Милорд, — сказал он, и Ричард резко обернулся к нему лицом. Элис продолжала прижимать руку к животу, морщась от боли. — Если вы желаете, я могу отослать ее прочь.

— Сделай так, — согласился Ричард, сопроводив свои слова небрежным взмахом руки. — Женщина должна знать свое место. Ее дело — лежать на спине, раздвинув ноги. Там, где разговаривают двое мужчин, ее быть не должно. Прогони ее, и мы поговорим обо всем с глазу на глаз за бутылкой доброго вина.

У Саймона не оставалось выбора, как только последовать словам своего господина. Как ни печально, но продолжение романа с леди Элис из Соммерседжа придется пока отложить. Тем более что смущенной девушке тоже сейчас лучше побыть одной. Покрасневшие от поцелуев губы Элис постепенно бледнели, но краска стыда на щеках продолжала пылать, как пожар.

«Так будет лучше и для нее, и для меня, — подумал Саймон. — Пусть немного успокоится, пусть еще и еще раз переживет в памяти наш поцелуй — свой первый в жизни поцелуй с мужчиной. Пусть созревает для того, чтобы распрощаться со своей невинностью».

Не дожидаясь приказа, Элис испуганным кроликом бросилась к выходу и скрылась за дверью, охваченная одновременно восторгом и ужасом. Ей хотелось забиться куда-нибудь в уголок и еще раз пережить все, что произошло с нею этой ночью.

Ричард со своей обычной бесцеремонностью подошел к столу, на котором по-прежнему лежала раскрытая книга, налил полный кубок вина и жадно припал к нему, не обращая внимания на то, что темные густые струйки потекли у него по бороде.

— Ты держишь самое лучшее вино во всем замке, будь я проклят, — прогудел он, громко рыгая, — и с каждым разом оно кажется мне все слаще и слаще.

— Может быть, вкус вина зависит от того, с кем его пьешь, — мягко заметил Саймон.

— Может быть, — ответил Ричард, не уловивший тонкой иронии, скрытой в словах мага, и махнул рукой, переходя к новой теме. — Итак, ты учишь мою сестрицу разбираться в травах, не так ли? Но не забываешь ли ты при этом, каким опасным оружием может стать такое знание в руках женщины?

Язык уже плохо слушался Ричарда, и фразу он выговаривал очень долго, но Саймон был терпелив.

— Опасным, милорд? Но почему?

— Почему? Представь, например, что жене придет в голову обзавестись новым мужем. Подмешает она своему супругу травок в кубок с вином, и что тогда?

— Да, такое вполне возможно.

— Вот и я о том же. — Ричард наклонился ближе к Саймону, обдав его густым перегаром и запахом рвоты. Милорд так и не поменял одежду после неудачной попытки поцеловать Клер. — Можно подмешать кому угодно — мужу, даже ребенку, — и тот умрет мучительной смертью. При этом яд не оставит никаких следов.

— Предположим. Хотя опытный лекарь всегда сумеет распознать отравление. Это не очень сложно.

— Но есть и другие травы — те, что просто погружают человека в глубокий сон, разве не так? Их можно было бы назвать даже полезными, но ведь человек по ошибке может выпить слишком много этого зелья. Мне рассказывали об одном таком случае. Жена принца Эдварда Нормандского выпила вот так однажды успокоительных трав и больше не проснулась.

— И молва, разумеется, обвинила принца Эдварда в том, что это он дал своей жене смертельную дозу, — предположил Саймон.

— Разумеется! — живо откликнулся Ричард. — А как же иначе? И заметь, до чего все тонко и коварно было продумано! Спроси любого врача, и он тебе ответит, что была допущена ошибка, роковая неосторожность, — а человека-то нет!

— Подобные вещи случались испокон века, — сказал Саймон, усаживаясь в кресло перед камином и пряча в складках накидки свою искалеченную руку. — Так кто тот человек, который должен исчезнуть навсегда, милорд?

Ричард мгновенно протрезвел и делано рассмеялся.

— Ну что ты, Грендель, что ты. Яд — не мое оружие, я всегда предпочитаю ему открытый поединок на мечах или кинжалах. А ядом своих врагов пусть травит тот, кто не способен к честной битве.

— Такие, как я, например? — спросил Саймон.

— Ты, Саймон Наваррский, известен как мастер устранять некоторые… затруднения.

— Вы не ответили на мой вопрос, милорд, — холодно улыбнулся Саймон. — Какое же затруднение вы хотите устранить с моей помощью?

— Все в свое время, мой Грендель, все в свое время. Скажи только, ведь такие яды существуют?

— Какие именно, милорд?

— Те, которые безопасны в малых дозах, но смертельны в больших, — раздраженно пояснил Ричард. Составы, которые погружают взрослого мужчину в крепкий сон, а двенадцатилетнего мальчика — в вечный.

В наступившей после этого тишине было слышно лишь слабое потрескивание углей в камине да слабый свист ветра в оконной щели.

Английскому королю Генриху Третьему только что исполнилось двенадцать. Он приходился всего лишь двоюродным племянником Ричарду де Ланей, так что был не единственной ступенью лестницы, которая могла возвести Ричарда на королевский трон. Однако все ступени довольно легко можно будет преодолеть в условиях той неразберихи, которая начнется в стране после смерти малолетнего правителя. Смерти, в которой никто не заподозрит злого умысла — простая ошибка, роковая неосторожность, не более того.

Да, размах замысла поразил даже такого бывалого человека, как Саймон. Он, конечно, знал, что Честный Ричард способен на многое, но чтобы на такое… Убить ребенка — смертный грех перед богом. Убить ребенка-короля — это еще и смертный грех перед своей страной, которую ты обрекаешь на кровавую смуту.

— Это возможно, милорд, — медленно сказал Саймон. — Существуют очень редкие сочетания трав, которые известны только на Востоке, они могут дать нужный результат.

— Но при этом необходимо соблюдать крайнюю осторожность. Это средство не должно попасть в чужие руки.

— Травы хранятся здесь, в этой комнате, куда никто не может войти без моего разрешения. Да никто и не осмелится на это.

— Есть у тебя снадобье в готовом виде?

— Нет, милорд. Такие смеси очень сложны, и на составление подобного зелья требуется много времени. Да и нужда в нем возникает не часто.

— Будь очень осторожен, мой Грендель, — шепнул Ричард, придвигаясь ближе к Саймону. — Немало людей могли бы захотеть использовать такое средство не по назначению — например, для того, чтобы отравить моего дорогого кузена, нашего короля. А ведь ты знаешь, что все мы давали рыцарскую клятву защищать его до последней капли крови.

«До чего же любопытно сочетаются в нем коварство и притворство», — подумал Саймон, баюкая ноющую перед дождем руку под складками накидки. Злобный замысел Ричарда взволновал и расстроил его, и это было довольно странно — ведь никогда прежде Саймон не испытывал особых чувств к малолетнему королю. Однако сейчас ему вдруг до слез стало жаль этого обреченного мальчика.

«Что со мной? — мелькнуло в голове Саймона, — Неужели я становлюсь сентиментальным?»

— Я полностью к вашим услугам, милорд, — сказал он вслух. — Я готов приготовить снадобье и хранить его в надежном месте.

— Сколько времени тебе потребуется? — спросил Ричард, легко принимая готовность Саймона пойти на преступление.

— Это может занять несколько дней, а может быть, и недель, милорд. Все зависит от того, как скоро мне удастся подобрать все необходимые ингредиенты. Есть травы, которые не просто отыскать.

— На тебя у меня вся надежда, — ласково сказал Ричард. — Поспеши, мой Грендель, и в награду ты получишь все, что только пожелаешь.

— Ваша сестра — вот моя награда, милорд. Этого будет достаточно.

— А ты странный, очень странный человек, — скривился Ричард. — Совсем не такой, как я.

— Это так, милорд, — согласился Саймон. «И слава богу, что я не такой, как ты», — мысленно добавил он, пристально глядя на своего господина.