22

— Что я могу ей сказать? А что может сказать мужчина, если он кругом не прав?

Роберт произнес это вслух, не заботясь о том, что его слышит едущий рядом Джеффри.

Они взбирались на холм, где чернели башни Белавура. Впервые Роберт возвращался домой с такой тяжестью на сердце.

— А что, Аймер все еще не в духе? — не удержался Роберт.

— Он не захотел говорить даже со мной, — кивнул Джеффри. — Я уверен, что позже он очнется и станет извиняться за свой неумеренный гнев.

Джеффри помолчал, а потом не без колебаний произнес, осторожно выбирая слова:

— Ваши люди, да будет вам известно, Роберт, любят вашу супругу. Между собой они прозвали ее Львицей.

Роберт неловко заерзал в седле и уставился на друга с изумлением.

— Как?

— Львицей. В знак особого уважения и восхищения ею.

Несмотря на все мрачные события прошедшего дня и дурное настроение, Роберт невольно рассмеялся.

— Это ей подходит. Клянусь Святой Мессой, очень подходит! Лишь бы она только поверила мне, когда я расскажу ей об этом.

Но он сомневался, что Джоселин поверит ему, что бы он ей ни сказал. Он глубоко ранил ее — и все из-за пустяка. Из-за нелепой ребяческой попытки что-то доказать самому себе. Причем женщина, которой он приказал лечь с ним в постель, даже не могла возбудить его, пока он не вообразил, что обнимает не ее, а Джоселин. Но самое худшее было то, что Генри Анжу вторгся в Англию, и у Роберта было слишком мало времени и возможностей, чтобы как-то загладить свою вину перед супругой.

Он подумал о своем грозном неприятеле, об опасностях, с которыми неминуемо столкнется лицом к лицу в самые ближайшие дни. Это будет их личная война с Генри. Анжуйцы годами стремились стереть его с лица земли. Роберт не верил, что это им удастся, но ему не хотелось идти в сражение, оставив в памяти любимой жены свой безобразный поступок в Лейворсе.

— Надейтесь на то, сэр, что она подпустит вас достаточно близко к себе, чтобы вы могли сказать ей хоть что-нибудь. Хотя, честно признаюсь, надежды на это очень мало. Аймер серьезно опасался, что она растерзает вашу бедную девчонку у него на глазах. Только Нормандский Лев может как-то справиться со своей Львицей. Я бы, например, не захотел вызвать на себя ее гнев.

Они приблизились к внешним воротам крепости. Мост был уже опущен в ожидании господина, но ворота оставались запертыми. Один из воинов Роберта громким криком принялся вызывать охрану из сторожевой башни. Де Ленгли тем временем окинул взглядом угрюмые массивные стены.

— Хорошим уроком мне будет, если она запрется в замке и проморозит нас здесь до костей.

Но решетка поднялась, и ворота распахнулись. Роберт направил своего жеребца на мост. Больше, чем злодей Анжу, его мысли занимала весь день предстоящая встреча с супругой, что еще раз доказывало, как он дорожит ею.

Конечно, Генри Анжу совершил поступок, которого никто не мог предугадать. В разгар зимы, увязший по горло в одной войне, он затеял и другую, причем за морем. Это был блестящий ход умелого, хоть и азартного шахматного игрока, но Роберту де Ленгли, изучившему своего врага досконально, следовало бы ожидать подобной выходки. А он, вопреки своему опыту и установленным для себя правилам, оказался не готов к отпору. Теперь предстояла тяжелейшая зимняя кампания, причем на лишь недавно возвращенных ему землях.

Когда разнесся слух о том, что де Ленгли вновь утвердился в Белавуре, люди потянулись к нему, предлагая свои услуги. Он на это и рассчитывал, надеясь пополнить поредевшие ряды ветеранов, и щедро тратил монеты, добытые в последних набегах за Пролив, на покупку наемных солдат.

И все же он не успел набрать столько воинов, сколько ему было надобно. И, несмотря на усердие и неутомимость верного Джеффри, люди не были еще достаточно обучены.

Нахмурившись, Роберт въехал во двор крепости. Недоброе предчувствие сразу же охватило его. Что-то нехорошее витало в воздухе, ощущалось в напряженной тишине, царившей во дворе, где было непривычно темно. Только несколько факелов горели возле привратницкой. Он почувствовал грозное предупреждение. Нюх на опасность, выработавшийся с годами, никогда не обманывал его.

— Берегись, Джеффри, — промолвил он тихо, поворачивая Белизара обратно к воротам, через которые еще тянулась колонна его воинов.

Солдат у ворот спрятал лицо от света факела. Это было странно. Так не полагалось делать при встрече хозяина. Прежде при его появлении люди толпились во дворе, желая, чтобы он заметил их и одарил улыбкой и приветливым словом.

— Привет, Пирс! Как коротаешь ночь? — обратился он к солдату.

Тот закашлялся и произнес невнятно:

— Все в порядке, милорд.

«Да, вроде бы все в порядке, но… только это не Пирс!»

Ударив шпорами в бока Белизара, Роберт направил коня на солдата и опрокинул самозванца наземь.

— Засада! Берегись! Удерживайте ворота!

Одного мгновения хватило, чтобы тишина взорвалась и все пришло в движение. Заледеневшие руки схватились за мечи и вскинули щиты. Воины Роберта смогли отбить первую атаку врагов, дотоле прятавшихся в густой тени под крепостными стенами.

Роберт ворвался на коне в самую гущу схватки, уверенный, что его люди отстоят ворота. Это был единственный путь к спасению, хотя отступить сейчас означало потерять Белавур и оставить Джоселин без помощи во вражеском плену.

Сражение кипело вокруг него. Мечи со звоном скрещивались, ударялись о латы и о сплетенные из стальных колец кольчуги. Люди вопили, а кони ржали от ярости и боли.

Роберт резко потянул поводья Белизара, стремясь уберечь его от меча, направленного в конское брюхо.

Трудно было что-либо понять в этом кровопролитном беспорядочном сражении в темноте, но внезапно ему все стало ясно…

О Боже! Они убивают лошадей, вспарывают им животы, рубят ноги. Они намерены спешить конных рыцарей, а потом на земле одолеть их числом. Рыцари не имели пространства для маневра, а его малочисленная пехота вконец измотана долгим маршем по холоду и грязи.

На мгновение де Ленгли глянул вверх, на черную громаду крепости. Где-то там томится Джоселин, но сейчас он со своим войском не в силах прорваться к ней.

Белизар жутко заржал, почти заревел и заметался, когда острие одного меча вонзилось ему в бок, а лезвие другого рассекло шкуру у основания шеи. Роберт вцепился в поводья, прикрыл жеребца щитом, а ногой, обутой в кованый сапог, нанес коварно подкравшемуся врагу мощный удар в лицо. Тот с воплем покатился по земле, вмиг залившись кровью.

Совсем рядом конь с перерубленными ногами осел, издавая истошное ржание. Роберт стал пробиваться на выручку всаднику.

— Отступай! — крикнул он, подхватил своего рыцаря за ворот кольчуги и начал вместе с ним пятиться к воротам. Там горстка его воинов отчаянно отбивалась от наседавших врагов. Если они не выдержат, путь к отступлению будет отрезан.

— Я де Ленгли! — издал он боевой клич. — Все за мной к воротам!

Те, кто мог, прорвались к нему и образовали вокруг Роберта ощетинившееся мечами железное полукольцо. Отход к воротам им удался. И, наконец, они вырвались из свалки, но бой стал еще более яростным в суженном пространстве ворот. Теперь уже по одному, перестроившись в цепочку, они пробивались на свободу.

Роберт соскочил с седла, хлестнув раненого жеребца, и отправил его галопом сквозь арку ворот к мосту. Сам он занял место там, где разгорелась наиболее жаркая схватка. Здесь сражался кто-то из его спешившихся рыцарей — не человек, а демон — рубящий, колющий… Роберт едва узнал в нем своего верного помощника.

— Роберт, уходи! — кричал ему Джеффри. — Это тебя они хотят… Уходи сейчас, пока тебя не свалили с ног!

Роберт отразил щитом направленный на него удар и схватился сразу с тремя противниками. Джеффри прав. Их слишком много, и все их усилия обращены против него. Лишь он им нужен.

Постепенно горстка уцелевших воинов во главе с Робертом выкарабкалась из смертоносной ловушки. Только самые стойкие, самые умелые и яростные бойцы смогли отстоять себя и пересечь мост.

— Роберт! Хвала Господу, ты здесь! — Аймер был первым, кто обнял его, когда он очутился по ту сторону моста.

Потом к нему стянулись и другие, сбились в кучу, молча трогая его, как бы желая убедиться, что он жив и даже невредим и что легенда о его неуязвимости не опровергнута.

Так они и стояли все вместе, тесно прижавшись друг к другу в темноте и глядели угрюмо на башни и стены Белавура, отделенные от них рвом.

— Роберт! Она не стала бы… — неуверенно начал Аймер. — По правде, леди Джоселин была очень разгневана… но я готов поклясться, Что она никогда…

— Да! — оборвал Роберт защитную речь, казавшуюся ему совсем ненужной и даже неуместной. — Она не стала бы…

Они разбили лагерь в промерзшем лесу, не зажигая костров, по возможности перевязали раны, а наиболее пострадавших отправили на телеге в Харкли. Роберт ненадолго уснул, но с первым проблеском рассвета поднялся, вышел на опушку, встал неподвижно и в глухой тоске и злобе глядел на еще смутный силуэт Белавура. Ужас, вызванный недавними событиями, уступил место горьким размышлениям о том, что он абсолютно не в силах что-либо предпринять.

Джеффри принес ему чашу разбавленного вина и ломоть хлеба.

— Вы имеете хоть какое-то представление, кто там засел?

— Догадаться можно, — вздохнул Роберт. — Те подлецы, что поддерживают Генри. Любой из них. Может быть, это Честер. Он настолько подл, что способен прикончить меня в темноте, но если б я бился об заклад, то поставил бы денежки на то, что все устроили мои драгоценные родственнички со стороны супруги.

Джеффри не поддержал эту мысль. Опустошив чашу, Роберт продолжил:

— Готов молиться хоть Богу, хоть дьяволу, чтобы это был Монтегью. В таком случае я бы не опасался за жизнь Джоселин. Помимо того, что она все-таки его плоть и кровь, она более ценна ему живая, чем мертвая. Ему остается только дождаться моей гибели, чтобы вернуть все, что он потерял, и прихватить еще кусок в придачу.

— Дождаться вашей гибели, сэр, или подстроить ее, — резонно заметил Джеффри.

Роберт вспомнил об отчаянном послании Стефана, переданном ему через Аймера. Не могло ли оно быть поддельным? Ведь подобный трюк он сам проделал с Монтегью в ночь захвата Белавура.

— Возможно, — сказал он мрачно.

— Милорд, они открывают ворота!

У Роберта будто камень свалился с души, когда на мосту появился верхом Брайан Монтегью.

Роберт чуть ли не бегом устремился ему навстречу.

— Что ж, милый братец, — орал он на ходу, — так ты соблюдаешь договор?

— Тот договор больше не действителен, — крикнул Брайан в ответ. — Твой сюзерен и мой отныне находятся в состоянии войны.

Итак, Монтегью — отец и сын — переметнулись на сторону Анжу. Роберт этому не удивился.

— Ты предал своего законного короля и поддержал анжуйцев! Но недолго тебе радоваться. Ты не доживешь до коронации Генри, обещаю тебе!

— Я-то доживу. А вот тебе, де Ленгли, возможно, и не придется дожить.

— Все в руках Божьих, конечно, — Роберт не мог устоять перед искушением поддразнить Брайана, — однако твоя попытка покончить со мной провалилась. Какой стыд, позор! И как обидно! Ты упустил возможность оказать услугу Анжуйскому Даму и заслужить их благодарность.

— Но я думаю, что Генри и так будет мне благодарен за то, что я поднес ему Белавур на блюдечке, — Брайан расхохотался. — А все из-за того, что ты никак не можешь разобраться со своими женщинами. Про это уже шутят на всех солдатских бивуаках. Ключ ко всей Западной Англии отдан твоему противнику разъяренной и ревнивой женушкой. Важнейшая крепость потеряна из-за того, что Роберт де Ленгли никак не удержит своего бойцового петушка между ног.

Джеффри окаменел, но Роберт не отреагировал на оскорбительный выпад.

— А где же твой папаша? Неужели Монтегью оставил мальчишку одного защищать Белавур?

— Скоро ты убедишься, мальчишка я или мужчина. А если тебя интересует мой отец, то я скажу, где он. Он вместе с Честером, Херефордом, Корнуэллом, а также с Колвиком и Пелемом отправился на подмогу к Генри.

Новость была не из приятных. Все могущественные лорды поддержали анжуйца.

— Стефан пока еще король, Брайан. Генри будет разбит, как уже дважды случалось. А если после всей этой кутерьмы я обнаружу, что ты плохо обходился с моей женой, то тебе не спрятаться нигде на Божьем свете от моей мести.

Брайан опять рассмеялся и повернул коня обратно к воротам.

— Позаботься лучше о себе, де Ленгли! Это тебе придется прятаться, а не мне.

Роберт, сжав кулаки, проследил, как самодовольный молокосос скрылся внутри Белавура.

— Он лжет! — воскликнул внезапно появившийся рядом Аймер. — Не верьте ни единому его слову.

— Я знаю свою жену, Аймер, и, конечно, не верю ему. Кому в голову взбредет поверить, что моя жена добровольно сдала Белавур из-за ненависти ко мне? Если бы дело обстояло так, она бы выплеснула мне это сама в лицо, а не пряталась бы за крепостными стенами. А еще вернее, проткнула бы меня кинжалом вчера, а не заключала бы сделки за моей спиной.

Он снова поглядел на неприступный Белавур.

— Хуже всего, что я никак не могу помочь ей. Мы туда не проникнем силой, будь нас даже в тысячу раз больше. А на наши хитрости Монтегью не поддастся.

— И что же нам делать? — хмуро поинтересовался Джеффри.

— Снимемся с лагеря, соберем людей, прихватим какие сможем припасы и отправимся на юг, на соединение с войском Стефана, а там будем сражаться, чтобы спасти свои шкуры.

Аймер посмотрел на него недоверчиво.

— Это значит, что мы, задрав хвосты, удерем отсюда?

Роберт решительно покачал головой.

— Нет! Я отправлюсь на юг, выполняя приказ своего короля. Ты, Аймер, останешься здесь. Ты и дюжина людей, которых мы сейчас подберем. Ты будешь следить за замком и пришлешь весточку, если наметятся какие-либо перемены, если ты вдруг увидишься каким-нибудь образом с Джоселин. Только ни в коем случае не связывайся с Монтегью. Драться с ним бессмысленно и смертельно опасно, когда у тебя так мало людей.

Аймер покорно кивнул.

Роберт бросил прощальный взгляд на крепостные стены.

— Мой зловредный братец прав только в одном. Генри будет плясать от радости, когда узнает, что не прошло и недели со дня высадки его в Англии, как он уже выставил меня из собственного дома. Это удается ему уже не в первый раз.

Слуга поспешно пересек освещенный факелами главный холл Белавура и приблизился к хозяйскому столу.

— Милорд, Алис послала меня передать вам, что сестрица ваша проснулась. Как ей теперь поступить?

Брайан Монтегью, занятый ужином, даже не поднял головы от тарелки. Предыдущий день выдался для него на редкость удачным. Благодаря своей смекалке и решительности — и не без некоторых жертв, разумеется, он овладел самой сильной крепостью на всем Западе. Жаль только, что он не покончил с де Ленгли. И все же его новый сюзерен, несомненно, будет им доволен.

А вот к общению с Джоселин он не готов. Ситуация была скользкой, и надо было как следует обдумать линию своего поведения.

— Дайте ей еще вина с тем же снадобьем. — Он прожевал кусок, задумался, потом добавил: — И так каждый раз, когда миледи будет просыпаться. Но смотрите, не перестарайтесь! Всего по паре глотков, не больше. Я не хочу, чтобы она умерла.

Слуга удалился, а Брайан вернулся к трапезе, довольный собой. Он размышлял о том уважении, каким вскоре будет пользоваться, о землях, которые в скором времени попадут ему в руки. Когда-нибудь имя его окажется в том же списке, что Корнуэллы и Глостеры, и может, его упомянут в одном ряду с самим Роджером Честером.

Он улыбнулся своим грандиозным мечтам, но ведь они были, как никогда, близки к реальности. Различными способами его отец удвоил первоначальный родовой удел Монтегью. Брайан рассчитывал еще раз его удвоить.

Нет! Он не желал смерти Джоселин. Она нужна ему живой и здоровой. До поры до времени, разумеется.

23

Такой слабой она еще не ощущала себя никогда. Что с ней?

Джоселин разглядывала потолок, на котором, словно в насмешку, возникали живые картины из ее недавнего прошлого — девка, переспавшая с ее мужем… ее золотистые волосы, разбросанные по постели… потом ловушка, в которую ее заманил братец Брайан…

Ей не хотелось просыпаться. Во сне она была по-прежнему леди Белавур, супругой Нормандского Льва, а действительность была другой… страшной… чернее самой темной ночи!

— Эй, она еще не протрезвела?

Это был грубый голос Брайана.

— Не перестарайся, девка!

Джоселин догадалась, что он обращается к Алис.

— Тебе, бесплодная сука, конечно, хочется ее отправить на тот свет. Но она — моя сестра. Если ты ее умертвишь раньше времени, то сгоришь на костре за колдовство.

— Я исполняю только то, что вы приказали. Пять капель на глоток вина. Когда она просыпается, то всегда просит пить. У нее во рту сухо.

— Давай ей не больше одного глотка.

Знакомые голоса — беспутная Алис, дочь кожевника, и Брайан. Какая между ними связь?

— Усыпи ее вновь до утра… — Брайан говорил как-то неуверенно, то ли был пьян, то ли колебался, что ему предпринять. — Утром мы ее растормошим вместе. Три дня она уже ничего не ест.

— Не беспокойтесь, хозяин. Уж как-нибудь я засуну ей кусок в глотку, — утешила своего нового покровителя Алис.

«Три дня! О Боже! Три дня я в беспамятстве. Что со мной? И где Роберт?»

Джоселин было невмоготу вспомнить что-либо. Голову ее терзали болью адские клещи.

И все же… Было Рождество, был неожиданный отъезд Роберта куда-то… в Лейворс. Затем… Господи, помилуй! Высадка Генри Анжу в Англии… ее безумная скачка с письмом короля… и эта бесстыдная голая девка в постели Роберта… Но что после? После ей уже было все равно, кому довериться, кому преклонить голову на плечо, только не неверному супругу.

Братец Брайан встретил ее у стен Белавура. Он сказал, что прибыл сюда по призыву короля Стефана сражаться с армией Анжу. Бок о бок они подъехали к воротам. Она еще, ей помнилось, сердилась, что комендант медлит, хмурится и отказывается поднять решетку. Она потребовала от него выполнить приказ — от своего имени и от имени супруга… Сэр Эдмунд не мог не подчиниться.

Потом… началась резня… быстрая, мгновенная, как вспышка молнии… Пали верные люди де Ленгли…

«А что случилось со мной? Почему Алис — самая ненавидящая меня из всех моих служанок ухаживает за мной?»

— Опять ты что-то хочешь? — Алис явно нравилась порученная ей не очень уж трудная работа.

— Пить…

— Пей, госпожа… Нет, нет, хватит! Господин приказал только один глоток.

Господи, как пересохло во рту у Джоселин. Какая пытка — жажда. Трудно даже произнести слово.

— Напои меня, Алис… прошу…

— Напьешься вволю, так тут же взорвет твое брюхо, и ты сдохнешь! — вполне разумно заметила Алис.

Хотя бы в этом уроки Джоселин пошли ей на пользу. Она всегда твердила служанкам и слугам, что поить вволю истосковавшуюся по воде скотину вредно.

Она вновь впала в забытье. Ей пригрезились львы, вышитые ее руками золотой нитью на рубашке, и могучие плечи, которые эта рубашка облегала…

В полдень Брайан навестил сестру. Джоселин, проспавшая неизвестно сколько часов, наконец-то пробудилась и позволила Алис умыть ей лицо и хоть как-то расчесать волосы.

— Ты так меня напугала, сестра. Я уж думал, ты никогда не проснешься.

— Прости, что я встревожила тебя, брат. Меня ведь раньше никогда не травили ядом…

— Бог мой! О чем ты говоришь?

— Лишь о твоем увлечении колдовскими снадобьями. Если это вскроется, под твоей задницей разожгут костер.

— А еще раньше за клевету отсекут твой зло-вредный язык! Лучше придержи его и выслушай, что я скажу. Тебе, может, это и не понравится, но ты должна согласиться с тем, что я сделал.

— А что ж такого важного ты сделал, братец?

— Не смейся, дура! Мы с отцом встали на сторону Генри… и Честер, и Корнуэлл, и Пелем. Что молчишь, дура? Тебе это о чем-нибудь говорит? То, что половина Англии за Анжу? За передвижениями де Ленгли следят мои люди. Он запутался в паутине и все ближе к пауку.