16

Дождь, ливший с утра, прекратился, но день по-прежнему был серым, а небо заволокли тучи, пришедшие с севера. Озноб сотрясал Джоселин, когда она пересекала пронизанное сквозняком пространство меж крепостных стен. Отец вел ее, как жертву на заклание, а толпа впереди все множилась, жаждая увидеть невесту, обмененную после бегства сестры на добавочный жирный кусок приданого.

Обычно свадебные обряды совершались вне тесной церкви, чтобы весь народ — смерды, слуги и войско — могли развлечься зрелищем, которое выдавалось им весьма редко. Джоселин почла за милость Господню, что дождь уже не капал с неба, и она не промокнет до нитки, и испытание, которому она подвергла себя, не будет еще более тяжким.

Дверь распахнулась, и из церкви вышел де Ленгли, сопровождаемый капелланом. Он был похож на того Нормандского Льва, который недавно ворвался с шайкой разбойников в ее девичью спальню в Белавуре. Его глаза вновь стали желтыми от гнева, когда он обратил свой взгляд на короля.

Сердце Джоселин замерло. Он был так величествен! «Король достоин лишь лизать носки его сапог», — подумалось ей. А одеяние на нем было поистине королевским. Нарядный плащ ниспадал с его плеч, а под ним виднелся бархатный коричневый кафтан. Высокие кожаные сапоги обтягивали его сильные мускулистые ноги.

Несомненно, Роберт де Ленгли сильно потратился, чтобы так парадно одеться к свадьбе. Но все деньги и усилия были затрачены впустую. Ведь он должен был венчаться с красавицей Аделизой Монтегью, а не с девушкой из Уэльса, похожей на посудомойку, с колдовскими глазами и острым язычком, предназначенной для развлечения на день-два, а не для долгих лет супружества.

Джоселин понимала, какой комичной, нелепой кажется всем зрителям эта свадьба. Сколько же уплачено этому мужчине, чтобы он согласился взять ее в жены? Как же мало в нем рыцарского и мужского достоинства и как много обыкновенной плебейской жадности.

Но де Ленгли хотя бы не старается выглядеть счастливым женихом. Он не скрывает того, что рассержен.

А на что она надеялась? Или что было бы ей больше по нраву? Чтоб он расплывался в довольной счастливой улыбке?

Ее подвели к Роберту де Ленгли. Время перестало для нее существовать. Может быть, прошли минуты, а может быть, это были лишь считанные мгновения.

Ясным, ровным, хорошо слышимым всеми присутствующими голосом кто-то зачитал список земель, отходящих во владение де Ленгли в качестве приданого будущей супруги. Каждое слово падало, словно капля расплавленного свинца в ледяную воду. Список был длинен. Что-нибудь понять в этом брачном договоре Джоселин не могла, но надеялась, что Роберт не унизит себя излишним корыстолюбием.

Затем священник начал брачную церемонию. Как будто издалека до Джоселин донеслись, обещания, данные де Ленгли, потом ее собственные, кончающиеся словами: «Пока смерть не разлучит нас!»

Святой пастырь благословил обручальные кольца, и церемония уже почти подошла к концу. Роберт взял Джоселин за руку, и тут впервые она осмелилась взглянуть ему в лицо.

Он был мрачен и, как никогда, напоминал того самого дракона, которому трусливые горожане ради собственного спасения приносят в жертву невинную девушку. Стыд за совершенный ею поступок бросил ее в жар. Над ней в очередной раз надсмеялись. И он — он тоже решил над ней подшутить, ведь так думают все, кто глазеет на эту шутовскую свадьбу.

Де Ленгли принял обручальное кольцо из рук священника и начал примеривать его, как бы шутя, на все пальцы ее руки. Ее рука дрожала, а его была тверда. Наконец кольцо нашло свое место на ее среднем пальце. «Сэр де Ленгли обязуется взять под свою опеку…» — гнусавил священник, но наконец он замолк.

— Этим кольцом я объявляю тебя связанной со мной навеки, — промолвил милорд де Ленгли, поднес ее руку с кольцом к губам и поцеловал, а вернее, лишь изобразил поцелуй, на мгновение коснувшись ее пальцев.

Его жест был галантен и грациозен и соответствовал рыцарскому ритуалу. Но слезы хлынули из глаз Джоселин — не счастливые, а, наоборот, горькие слезы униженной невесты. Она моргала ресницами, стряхивая их.

Ведь она теперь отдана замуж тому самому Роберту де Ленгли, мужчине, который должен был стать супругом ее сестры. Мужчине, который один раз наградил ее жарким поцелуем, но не пожелал повторить его.

Священник распахнул церковные двери, чтобы те из присутствующих на церемонии, кто стоял поближе, смогли проникнуть внутрь и выслушать торжественную мессу. Но де Ленгли крепко сжал руку Джоселин и не допустил, чтобы толпа повлекла ее за собой.

— Что с вами случилось, мадам? То вы были так смелы, что замахнулись на меня кинжалом в присутствии всей моей свиты, а то вы расплакались, когда я надел на ваш пальчик золотой ободок.

Джоселин вздернула вверх подбородок, выказывая свою гордость, которая, казалось, давно ее уже покинула.

— Я не плачу. Это ветер. Он режет мне глаза.

— Да, разумеется, во всем виноват ветер. А еще и многое другое… У нас не было времени поговорить. Я сожалею…

— И я сожалею… Последние неприятные события, конечно, вас огорчили.

— Огорчили? — Удивление на его лице было неподдельным. — Почему я должен быть огорчен? И чем? Наоборот, мадам, я доволен всем, что произошло. Только нам с вами, мадам, надо побыстрее договориться, как извлечь из всего этого переполоха выгоду для нас обоих.

Роберт отстегнул застежку, стягивающую роскошный плащ, и этот плащ, сохранивший тепло его тела, окутал плечи Джоселин.

— Отовсюду веет холодом, даже из церкви, сколько бы свечей там ни зажгли. Вам надо согреться.

— Я не замерзла… нет…

Но он уже застегнул на ее шее плащ той самой острой бронзовой застежкой, которая послужила Джоселин оружием в ночной схватке с наемными убийцами в Белавуре.

— Я возвращаю вам это смертельное жало, — пошутил Роберт. — Может быть, это лучший свадебный подарок для моей супруги.

Король раздраженно звал их из глубины часовни.

— Поторопитесь, де Ленгли и его леди! Толпа расступилась, когда они проследовали к алтарю. Пламя свечей металось от сквозняков, растопленный воск капал на серебряные подсвечники, как слезы неисчислимых вдов, потерявших мужей в многолетней войне. Никогда и ничей свадебный обряд не совершался с такой поспешностью и равнодушием, никогда еще не было так холодно невесте.

Он — ее муж, она — жена ему!

Сейчас де Ленгли был облачен в парадные одежды и выглядел недоступным красавцем, а пару часов назад она видела, как он натягивает на вздернутые вверх ноги исподнее белье. Он был тогда смешон, как смешны все смертные, если их застигнут раздетыми.

Это происходило в его спальне, там, где она проведет с ним ближайшую ночь. И еще много-много ночей будет проводить с ним.

Джоселин поплотнее закуталась в плащ. Тяжелая ткань создавала ощущение уюта, дома, отделенного от внешнего сурового мира, безопасного убежища, о котором она грезила с детства, а бронзовая булавка, стягивающая плащ под горлом, была словно талисманом, знаком зародившейся в ту ночь их дружбы. Дружбы… или любви?

Роберт де Ленгли ничем не выказал своего неудовольствия сменой невесты. Наоборот, он был ласков с Джоселин. Будучи разумной девушкой, она должна быть тоже довольна. Став его женой, она возвратила ему земли, которых он так жаждал. Вряд ли он проявит неблагодарность и будет жестоко обращаться с нею. Хотя он и подвержен вспышкам гнева, как она успела заметить, все же в нем есть и совесть, и честь, и способность проявить милосердие. А на что большее могла надеяться женщина в те времена? Муж, совестливый и способный пожалеть, — истинное благословение для супруги.

Месса закончилась, и обвенчанная пара прошла из часовни через большой холл замка Монтегью. Музыканты заиграли, встречая процессию. Столы, придвинутые к стенам, были заставлены бочонками крепкого эля и вина. Слуги суетились, наполняя кубки и чаши и протягивая их гостям.

Стефан торопливо, но все же соблюдая меру приличия, испробовал и те и другие напитки, потом вручил молодоженам свои королевские подарки — Роберту искусно гравированную серебряную чашу для вина с бриллиантовым ободком, а Джоселин — четки из кораллов и жемчужин. Столь щедрый дар означал особое благоволение монарха, и Джоселин постаралась как можно приветливее улыбнуться, принимая из рук короля подарок, и даже нашла в себе силы вслух произнести обещание быть достойной монаршей милости. Роберт повторил те же самые слова. Но это как будто далось ему легко. Он с радостным и, казалось, беспечным смехом показывал драгоценную чашу гостям, попросив тотчас же наполнить ее вином.

Стефан отдал приказ седлать лошадей и провозгласил последний, заключающий всю церемонию, тост за новобрачных.

Все присутствующие обязаны были присоединиться, и возгласы гостей — искренние или нет, разобраться было невозможно — чуть не обрушили потолок большого холла. Роберт поворачивался во все стороны с чашей, поднятой в руке, и раздавал во все стороны обаятельные улыбки.

Король со свитой удалился. Только небольшое число приглашенных на свадьбу осталось в холле. Почти все из них были союзниками Монтегью. Тут уж было не до улыбок. Ясно было всем, что праздник кончился.

Роберт де Ленгли до этого долго спорил с де Люси, убеждал его, но даже этот хитрый лис не смог заставить короля изменить свои планы. Стефан Блуа не был человеком своего времени. Он был слишком совестлив и благороден. Когда корона возлагается на голову честного рыцаря, доброго и справедливого монарха, то жди беды… И для страны, и для самого короля, и для каждого подданного в отдельности.

Стефан поверил в честное слово, данное Монтегью, проникся сочувствием к вдовцу, самому воспитавшему сына и дочерей. Король даже прослезился, ибо их судьбы в чем-то совпадали. Все же де Люси удалось уговорить Стефана оставить отряды Лестера и Йорка поблизости от замка Монтегью. Это была хоть и слабая, но все-таки гарантия безопасности молодоженов, прикрытие от непредсказуемого приступа ярости лишенного жирного куска феодала.

Тишина, внезапно воцарившаяся в холле, тягостно действовала на всех. Роберт глотнул еще вина из подаренной чаши, притворяясь беспечным, и украдкой огляделся, высчитывая, какие козыри он может выложить в предстоящей опасной игре.

Конечно, он был благодарен де Люси, что эрлы Лестер и Йорк покинули королевский эскорт и сторожат теперь подступы к замку. Оба эти графа были друзьями его отца, и Роберта обрадовало, что в змеином гнезде, в которое превратился весь королевский двор, остались люди с понятием чести и долга. Жаль, что они вынуждены держать своих солдат на холодном ветру в походном лагере. Парни даже не смогут напиться вволю хорошего эля в честь бракосочетания де Ленгли.

— Миледи… простите меня… но вас зовут на кухню. — Служанка почему-то выглядела очень испуганной.

— Что с тобой, Элейн?

— Не знаю. Какой-то человек весьма грозным голосом приказал мне позвать вас.

Джоселин извинилась перед эрлом Лестером, который развлекал ее изысканной беседой, и, сославшись на неотложные дела, поспешила на кухню. Она даже возблагодарила Господа за то, что служанка прервала светскую беседу. Для нее было тяжкой обязанностью обмениваться любезностями с доброжелательно настроенным, но явно нетрезвым рыцарем.

Из жаркого, насыщенного испарениями мужских тел и мясных кушаний воздуха в холле она внезапно попала в леденящий холод коридора, подземного хода, ведущего на кухню.

Для нее это было облегчением — не видеть злобных глаз брата Брайана и грозно насупленных бровей отца. После скоропалительного отбытия короля Стефана ее супруг, став как бы распорядителем празднества, покинул свою невесту и, шествуя вдоль столов, пил со всеми — друзьями и недругами — хохотал, шутил, чертыхался и всех одаривал улыбкой.

Она же, оставшись в одиночестве, безуспешно старалась заняться чем-нибудь, изредка отвечая на небрежные поздравления тех, кто, уже валясь с ног, плелся мимо нее по пути в темный уголок холла облегчиться.

На полпути к кухне Джоселин вдруг услышала, как лязгнул стальной засов, распахнулась боковая дверца. Она увидела черное небо и колючее мерцание звезд меж зубцами крепостных стен. Взгляд ее был устремлен вверх, она не могла видеть то, что творилось внизу, но услышала сквозь дробный топот множества конских копыт голос де Ленгли, созывающего своих солдат.

Она устремилась вслед за выскочившей во двор служанкой и замерла в проеме узкой дверцы. «Он бросает меня, он бежит от брачной постели, от любви… от назначенной ему Господом супруги…»

Никто и никогда не смеет так пренебрежительно отнестись к ней, к женщине, в конце концов, будь то хоть трижды проклятый Нормандский Лев! Джоселин выскочила из подземного хода и побежала по темному двору, уворачиваясь от солдат и мятущихся коней, чтобы увидеть, сможет ли он взглянуть прямо ей в глаза.

Ратники, завидев ее, оттаскивали своих коней под уздцы, освобождая путь супруге милорда.

— Вы покидаете меня, сэр? Что же вы пожелаете, чтобы я сказала от вашего имени моему отцу и всем гостям?

Она сама удивилась, насколько ясно звучало каждое произнесенное ею слово, как будто и не было бешеного ее бега между копыт разъяренных, готовых к скачке боевых коней.

— Вы можете сказать им все, что вам вздумается, мадам, но только позже, когда будете в безопасности за стенами крепости Белавур. Оттуда вы сможете, как пророк, метать на них громы и молнии. А теперь в путь, мадам!

Он протянул ей руку, явно приглашая ее сесть позади него в седло.

— Куда?

Ее вопрос показался ему глупым.

— После отъезда Стефана враги превосходят нас втрое своей численностью. При вашей учености, мадам, вы должны были бы соображать быстрее. Мои люди не так пьяны, какими кажутся, и держат ворота поднятыми. Но это не продлится долго… Или на коня, мадам, или я посажу вас в седло силой — что вам больше по нраву?

Ее испугало выражение его лица. Сейчас он не походил на рыцаря, на фаворита короля Стефана, на владетельного милорда и ее венчанного супруга. Он снова стал разбойником вне закона, как при первой их встрече.

— Мне не по нраву, что наша свадьба заканчивается трусливым бегством.

— Что ж, перед вами две дороги, мадам. И обе открыты. Одна ведет в тупик — вы знаете куда, а другая… со мной… в неизвестность.

Джоселин оперлась на его протянутую руку и позволила ему усадить ее впереди себя на коня. Зачем тратить время на излишние слова, когда надо действовать? Жена должна следовать за мужем.

Его грудь вплотную прижималась к ее спине, могучие руки поддерживали ее стан. Никогда ей не приходилось раньше ощущать столь крепких объятий.

Де Ленгли пустил коня в галоп, и они молнией промчались под поднятой решеткой ворот. Еще пару минут назад она была в укрытии надежной крепости, не предугадывая, что ее ждет бешеная скачка по опустевшим полям.

— Как удачно совпало, что я направлялась на кухню. Ведь вы могли уехать без меня.

— Совпадение тут ни при чем. Это я вызвал вас, мадам. У меня не было другой возможности сохранить наш отъезд в тайне.

Они мчались без остановки весь остаток дня и часть ночи. Полыхающие на ветру факелы не могли рассеять густую тьму, укутавшую землю. Где-то неподалеку прозвучал жуткий протяжный вой, полный злобной тоски. Это волчья стая вышла на ночную охоту.

Джоселин поежилась и нырнула глубже в потертую, подбитую мехом накидку, которую супруг раздобыл для нее. Она никогда не страшилась ни темноты, ни странствований по безлюдным диким краям и все же сейчас с беспокойством оглянулась через плечо назад. Она не видела мужа уже долгое время. После первых нескольких часов отчаянной спешки Роберт поместил ее в окружение самых доверенных воинов поближе к голове отряда, а сам занял место в арьергарде. «На случай погони», — как он ей объяснил.

Смутная фигура всадника, закутанного в капюшон, маячила во главе группы всадников, догоняющих ее. Джоселин с волнением вглядывалась, напрягая зрение, в светлый мятущийся кружок посреди мрака, отбрасываемый факелом в руке оруженосца. Она увидела не того, кого ожидала увидеть, возбуждение ее улеглось, и вновь ей стало холодно.

Всадник поравнялся с нею.

— Моя миледи… Теперь я с полным правом могу обращаться к вам. — Его приветливая улыбка была неизменна. — Позвольте принести вам мои поздравления. Наконец-то моему милорду засветила удача. Я уверен, что прошедший день — самый счастливый в его жизни.

— Сэр Джеффри! — Джоселин удивилась, как сразу же согрело ее присутствие этого, в сущности, малознакомого ей человека. Но слова, произнесенные им, могли развеять любую тревогу. — Благодарю вас! Разумеется, как вы знаете, утро выдалось беспокойным. Боюсь, что ваш милорд несколько растерялся, когда одна невеста исчезла и тут же появилась другая. Не знаю, насколько он доволен подменой. Но все равно я рада вас видеть. Мне казалось, что милорд оставил вас охранять Чеширские пустоши.

— Совсем нет. Я скрывался в походном лагере у стен Монтегью и удерживал наших ребят от излишнего злоупотребления элем. Поверьте, это было нелегко, но таков был секретный приказ милорда. Парни бесились, слыша, как за высокими стенами пируют, а они мерзнут и мокнут на голой земле. Быть на положении отверженных для них унизительно и непривычно. Пусть даже в замке находится их полководец и в придачу сам король с придворной свитой.