В нашем МИДе тоже не очень были информированы о содержании беседы президентов, а то, что знал Козырев, он не удосуживался доводить до сведения послов. Но на пленарной встрече премьер-министров 11 января с участием многих членов правительства я присутствовал и даже на какие-то вопросы Черномырдина отвечал, причем как раз о положении нашего стройкомплекса в Гюмри. И они с Хосровом Арутюняном договорились о выделении кредита, правда, не в тех размерах, что просили армяне, но с уговором, что деньги пойдут в Гюмри, а не уплывут на другие госбюджетные нужды.
Тогда же, 7 января, мы обсудили с президентом еще некоторые проблемы и среди них иранскую идею перевозки грузов между Россией и Арменией по маршруту: порт Энзели на Каспии – Тавриз – Джульфа – Нахичеван – Ереван. Тер-Петросян одобрительно отозвался об этом плане, видимо, надеясь на заинтересованность в нем тогдашнего нахичеванского властителя Гейдара Алиева, с которым он установил личный контакт по телефону и время от времени вел деловые беседы. Этот контакт между ними сохранился и тогда, когда Алиев воцарился в Баку. Вроде бы положительно относились к иранскому проекту и в Москве, но реализовать его оказалось практически невозможным и по техническим, и по политическим причинам. Поэтому армяне вплотную занялись дорогой через Зангезур и мостом в Иран через Аракс у Мегри.
10 января президентский самолет вылетел в Москву. В нем нашлось место и нам с женой. Пока летели, Левон Акопович показал мне старинное Евангелие, которое вез в подарок Борису Николаевичу.
На встрече президентов я не был. На переговоры премьер-министров я попал стараниями не МИДа, а моего бывшего сослуживца по Управлению оценок и планирования МИД СССР Игоря Шичанина, руководившего отделом международного сотрудничества и по делам СНГ в аппарате правительства РФ. Зато «на ковер» меня-таки вызвали.
На совещании у г-на Чуркина Виталия Ивановича, заместителя министра иностранных делах, курировавшего посольства в Закавказье, «карабахский посредник» Казимиров открыто капал на меня и Шонию, утверждая, будто наши высказывания мешают его работе. Не знаю, уж чем мешал ему Шония, который, по собственному признанию Казимирова, «увязывался» за ним на его переговоры с руководителями Азербайджана. Я же как раз воздерживался от этого, оставляя его всегда один на один и с армянами, и с карабахцами, а о том, как он вел с ними разговоры, узнавал чаще всего не от него. Что же касается моих публичных заявлений, подобных тем, что я делал накануне в Киноцентре, на пресс-конференции с участием Елены Георгиевны Боннэр и баронессы Керолайн Кокс, то они никакого отношения к посреднической миссии Казимирова не имели, ибо я делился своими впечатлениями не от поездки в Карабах, где тогда мне побывать не удалось, а на границу между Арменией и Азербайджаном и говорил о варварских обстрелах гражданского населения, в том числе русского. При чем же здесь посредничество в карабахских делах? Просто г-ну Казимирову очень хотелось с помощью Чуркина заткнуть мне рот, дабы угодить азербайджанцам, чью позицию он оценивал с куда большим пониманием, чем карабахскую и армянскую. На пресс-конференции я говорил и о своем сочувствии к карабахцу, который борется за свою землю, за свой дом, за свое право на жизнь. И подкреплял это свое сочувствие убеждением, что нет в мире таких народов, которым можно отказывать в праве на самоопределение. При этом я подчеркнул, что официальная позиция России – в официальных документах, а доктрина – в процессе разработки. Поэтому по конкретным вопросам мне ничего не остается, как излагать личную точку зрения. Что же касается путей карабахского урегулирования, то я – за компромисс на основе современного международного права. Разве наша официальная позиция противоречит этому? – спросил я коллег, собравшихся у Чуркина. – Нет? Тогда в чем же дело? – Будьте осторожней в своих публичных заявлениях, – посоветовал Виталий Иванович, на что у меня, естественно, возражений не было. На том и разошлись.
О реакции азербайджанского постпредства на мое участие в пресс-конференции я уже рассказывал. Она носила явно запоздалый, а главное – глупо и грубо клеветнический характер, что я и разъяснил своему мидовскому начальству.
После пресс-конференции в Киноцентре, а точнее во время ее продолжения на следующий день в виде банкета в ресторане «Банк» Зорий Балаян познакомил меня, мою жену и дочь Ладу с Аркадием Вартаняном, журналистом, хозяином фирмы «Империал» и знаменитого ресторана «Серебряный век», будущего учредителя Центра русско-армянских инициатив.
С нами вступали в контакт и другие представители самых разных ветвей армянской общины, ученые, художники, политики. Я уже упоминал о хаше в «Муше» с дашнакским лидером Ваганом Оганисяном. Были мы на Ордынке у живописца Армена Чалтыхчяна и на Остоженке у скульптора Фреда Согояна. И на большом приеме в «Метрополе», устроенном в честь патриарха Алексия Второго и католикоса Вазгена Первого богатым предпринимателем Сержем Джилавяном. В апреле он создаст Армянскую ассамблею, попытается объединить все армянские общины России, вступит в контакт с руководством Армении и через год окажется за решеткой. А тогда, в «Метрополе», был большой праздник с участием московского политического бомонда, деловых людей, академиков, профессоров, артистов. Борис Брунов, на вечер провозгласивший себя Бруняном, вел концерт. Все было очень мило. Я побеседовал с разными интересными людьми вроде Нами Микоян, мамы Стаса Намина, или председателя армянского Государственного совета по делам религий Людвига Хачатряна, который обещал мне позаботиться о русской православной церкви в Армении.
Евгений Амбарцумов, председатель комитета по иностранным делам Верховного Совета России, поддержал идею моей встречи с депутатами для разъяснения им значения отношений России с Арменией. Я уже обсуждал этот вопрос с Подопригорой, он тоже был – за, и встреча состоялась в Белом доме на Краснопресненской набережной 29 января. Убеждать депутатов мне помогал Леонид Лазаревич Полонский. Думаю, встреча была полезной. Во всяком случае, не прошло и месяца, как Верховный Совет России ратифицировал Договор о статусе российских войск в Армении. Произошло это 25 февраля 1993 года. Как ответили на этот акт доброй воли российских депутатов их армянские коллеги, рассказ впереди.
Свое пребывание в Москве я использовал и для того, чтобы вместе с Полонским посетить Госкомимущество, где мы защищали идею целевого финансирования программы завершения объектов в зоне бедствия. Был я на совещании у В.М.Мащица и по всему комплексу отношений с Арменией в экономической области. Там я и узнал о готовности гуманитарной помощи в размере 90 тонн продовольствия, просил не забыть о Красносельске и вовремя предупредить посольство о прибытии самолетов с этим грузом.
Посетил я нескольких заместителей министра иностранных дел. Но главное, что мне удалось сделать, – это разослать свою записку о защите интересов России, опираясь на нашего армянского союзника. И кое-кто ее прочел. В частности, зампредседателя правительства Александр Николаевич Шохин. Он положительно отозвался о моей записке в беседе с Вигеном Ивановичем Читечяном, а тот счел нужным шепнуть об этом мне и правильно сделал, иначе как бы я узнал о мнении начальства, ведь меня-то самого оно об этом уведомить не удосужилось. Впрочем, это уже было привычное дело. Обо всем, что мне положено было знать непосредственно от московских боссов, я узнавал от их армянских собеседников и тогда, в начале пути, и потом. К счастью, они меня не подводили.
«СЧИТАЮ СВОИМ ДОЛГОМ…»
«Место Армении в политике России». Так называлась моя записка, которая начиналась словами: «Считаю своим долгом доложить о следующем». Дальше шел такой текст:
«Армения и Нагорный Карабах имеют ключевое значение для России. Это каменная преграда для пантюркизма, почти не скрывающего свои притязания на распространение своего влияния на все Закавказье, опираясь на протурецкие круги Азербайджана (кавказские татары в лице Эльчибея открыто провозглашают свой курс на «тюркизацию» всего, что поддается этой политике), а отсюда – на Северный Кавказ, в Поволжье, в Среднюю Азию, на Алтай и далее. Даже китайцы уже поняли, что исчезновение армяно-карабахской преграды чревато угрозой для тюркоязычных районов Китая.
Азербайджанский президент Эльчибей ставит целью захват Нагорного Карабаха, который был армянской землей задолго до того, как в Закавказье появились турки, который был инициатором воссоединения с Россией в конце XVIII-начале XIX века, который никогда не покорялся туркам и не давал себя полностью отуречить. Захват азерийскими турками Нагорного Карабаха возможен только путем подавления сопротивления его защитников, выдавливания с его территории коренного населения (оно началось «мирным» путем еще в 20-х годах, оно осуществлялось в открытую при поддержке советской армии в 1990-91 гг., оно продолжается с помощью захваченного азербайджанцами оружия и славянских наемников в настоящее время). Если план Эльчибея удастся, из Армении уйдут все, кто может уйти, а те, кто останется, будут вынуждены стать на колени перед турками и американцами. И с позициями России в Закавказье будет покончено. Под ударом окажутся и наши позиции на Северном Кавказе и далее.
Наши интересы в Закавказье не совпадают с интересами ни Турции, ни США.
Наши интересы в Закавказье зависят от того, останется там или нет армяно-карабахский христианский островок, связавший свою судьбу с Россией и неоднократно терпевший за это от турок (вплоть до геноцида конца ХIХ века и особенно 1915-1920 гг.).
В настоящий момент практически все слои армянского населения и все общественно-политические силы, включая оппозицию, не мыслят будущего Армении без союза и совместной жизни с Россией. Весь научный и интеллектуальный потенциал Армении (а он не так уж мал, если присмотреться к реальному вкладу армян в науку и культуру России и СССР) готов служить этому союзу, служить своему народу и народу России, как народам с вековыми традициями духовных и человеческих связей. Сохранить этот капитал общности судеб и интересов – долг каждого сознательного русского, пекущегося о судьбе России. Армяне – наш самый верный союзник в сохранении и приумножении фундаментальных основ, благодаря которым возрождение России пока еще возможно.
Пренебречь эти союзом значит пренебречь будущим России. Помочь Армении значит показать всем, что союз с Россией отвечает самым фундаментапьным национальным интересам ее союзника, ибо создает ему привилегированное положение в системе международных связей России. Только так можно привлечь на сторону России других, а не путем заигрывания с ними в ущерб союзникам».
В подробном приложении я нарисовал картину бедственного экономического положения Армении, которая завершила 1992 год в состоянии глубочайшего кризиса, вызванного в первую очередь транспортно-энергетической блокадой. Я отметил и тот интересный факт, что от голода республику спасла радикальная земельная реформа, суть которой – перевод на частнособственнические рельсы, а результат – увеличение производства зерна, картофеля и овощей, главным образом, благодаря частным крестьянским хозяйствам, давшим 80 процентов всей продукции земледелия. Но плохо с животноводством: сократилось поголовье. Плохо в промышленности, на транспорте, в научных учреждениях. Ожидался рост числа безработных до 200 тысяч человек, в основном людей с высшим образованием. Цены полезли вверх. Особенно на бензин. Люди живут на хлебе, картошке и… запасах.
Далее я рассказал о межпартийной борьбе, но основное внимание уделил внешней и военной политике Армении в свете карабахского конфликта и с учетом политики Азербайджана, чтобы строить нашу политику в Закавказье со знанием дела. В записке довольно подробно была изложена моя оценка ситуации и мое отношение к ней. В последующем я в основном лишь развивал и уточнял свою позицию. Вот некоторые извлечения из того, что я писал тогда в Совет безопасности при российском президенте, куратору закавказского направления в правительстве и руководству МИДа в январе 1993 года.
«На протяжении года Азербайджан продолжал предпринимать попытки решить карабахскую проблему военным путем. Армения помогала силам самообороны и населению Нагорно-Карабахской Республики, независимость которой была провозглашена 7 января 1992 года на основании убедительных результатов референдума, проведенного на ее территории 10 декабря 1991 года. Не признавая официально НКР (…), армянское руководство оказывало политическую поддержку законным властям НКР в СНГ и на международной арене. В конце года и.о.министра иностранных дел Армении А.Киракосян подтвердил официальную позицию: «Армения всегда будет поддерживать интересы народа Нагорного Карабаха. Мы не можем бросить соотечественников на произвол судьбы». (…) Он напомнил, что для урегулирования карабахской проблемы за стол переговоров должны сесть представители Нагорного Карабаха и Азербайджана, (…) а Армения может участвовать в переговорном процессе только в качестве заинтересованной стороны».
«Со стороны Азербайджана наблюдалось только одно: стремясь подавить сопротивление Нагорного Карабаха, он затеял серию погранконфликтов с Арменией (…) с целью втянуть Армению в открытый военный конфликт и дать повод для прямого массированного вмешательства Турции. Против естественного права карабахского народа на освобождение от колониального по своей сути азербайджанского протектората и на реализацию политического самоопределения у азербайджанских властителей никаких серьезных аргументов никогда не было и не может быть. Есть лишь откровенное пантюркистское стремление к отуречиванию всех народов, которые по преступной воле большевиков оказались в пределах появившейся в Закавказье в 1918 году Азербайджанской Республики».
Я напомнил, как эта республика «освобождалась» от армян при советской власти, полностью отуречив Нахичеван и начав аналогичный процесс в Карабахе и вокруг него, и как этот процесс был доведен до своего пароксизма армянскими погромами в Азербайджане в 1988-90 гг., гнусной операцией «Кольцо» и войной против НКР.
«Несмотря на превосходство азеров в вооружениях, они потеряли 9 мая 1992 года г.Шуши, а через несколько дней Лачинский коридор. Новое «впрыскивание» оружия (…) позволило им вытеснить армян из Шаумянского и Мардакертского районов НКР. Причем действовали азербайджанцы с присущей им исключительной жестокостью в отношении гражданского населения, вырезая, сжигая заживо, увеча, беря в заложники мирных жителей, в том числе женщин и детей. Если в Ходжалы в марте 1992 года они не пожалели своих соотечественников ради антиармянской и антимуталибовской провокации, то жителям армянских сел ждать пощады не приходилось, и летнее наступление азербайджанцев вытеснило на территорию Армении и России еще 80 тыс. беженцев – в полном соответствии с установкой «Народного фронта Азербайджана» и его вдохновителя «демократа» Эльчибея: решить проблему Карабаха за два месяца путем уничтожения или изгнания граждан (армян), не выполняющих требования конституции Азербайджана, а в действительности – оказывающих сопротивление пантюркистским устремлениям президента Азербайджана. Установку эту азербайджанцам выполнить не удалось: защитники НКР устояли и продолжали сопротивляться, несмотря на испытания: азербайджанцы потеряли убитыми 10 тысяч солдат (по их официальным, как правило, заниженным данным – 5 тыс.), их армия переживает моральный упадок».
«…армянское правительство продолжает считать, что СБСЕ «далеко не исчерпала себя» в деле разрешения карабахской проблемы. Армянской делегацией на Стокгольмской конференции СБСЕ в декабре 1992 года было предложено внести в итоговый документ положение о том, что «продолжение военных действий и военное решение проблемы стороны считают бесперспективными и не видят альтернативы мирным переговорам». Турция и Азербайджан отвергли это предложение. Но им не удалось навязать конференции осуждение Армении как агрессора…»
«Вместе с тем, в Ереване считают, что единственной гарантией жизни в Нагорном Карабахе продолжает оставаться самооборона, ибо никто, включая СБСЕ, другую гарантию не предлагает».
«Программа завоевания Азербайджаном Нагорного Карабаха, а также Зангезура и восточного берега озера Севан имеет нескрываемую пантюркистскую цель соединения Азербайджана с Нахичеваном, а через него с Турцией, и открытия возможности для реализации идеи Великого Турана, предполагающей для начала усиление турецкого влияния в сторону Северного Кавказа и Волги, а через Среднюю Азию – в сторону Алтая и Китая».
«Завоевание Азербайджаном Нагорного Карабаха поставит под угрозу независимость и пророссийскую ориентацию Армении, которая будет вынуждена просить протекции у США и считаться с притязаниями Турции. Сопротивляться этой тенденции она может, только опираясь на Россию – главным образом, а также на Иран. Без России эту тенденцию не преодолеть, а в случае торжества этой тенденции Россия утратит свои позиции во всем Закавказье. И не только там».
«Г.В.Чичерин видел азербайджанско-турецкую опасность в 1920 году, когда возражал против лишения армян «тех областей, на которые Азербайджану вздумалось заявить претензию» (это его собственные слова). «Если дело идет о потворствовании аннексионистским стремлениям мусульман-националистов, – говорил Г.В. Чичерин, – это плохая политика, на этом пути мы будем содействовать лишь развитию националистических инстинктов». Г.В. Чичерин был прав. Более того, пресловутая традиция российской дипломатии – считаться с турецким фактором даже в ущерб российским интересам, унаследованная советской дипломатией, которая не понимала, что турки не могут не считаться с Россией, привела к потере Советской Россией в 1918-1921 годах старой российской границы с Турцией, уступив ей Карс и Ардаган, и умудрилась не возвратить эти земли в 1945-ом, когда турки были вынуждены уступить без боя. Неужели мы повторим и сейчас эти грубейшие ошибки тоталитарной власти и отдадим на поругание азерийским туркам карабахских армян, которые хотят выполнения Гюлистанского договора, выгодного России, и не хотят покидать родную землю, на которую зарятся бакинские «демократы»? Неужели нам не понятно, что за Карабахом последует Армения, и от российских интересов в Закавказье не останется ничего?»
«Кстати, по Гюлистанскому 1813 года и Туркманчайскому 1828 года договорам Россия получила Закавказье от Персии, а не от Турции. Зачем же отдавать туркам то, что им не принадлежало в момент присоединения к России?»
«У всех бывших национально-государственных образований бывшего СССР один правовой источник – советское государственное право. Поэтому неправомерно гарантировать территориальную целостность одного такого образования (Азербайджана) в ущерб другому (НКАО) только потому, что у них был разный статус, искусственно навязанный неправовым государством в ущерб национальным правам, признанным даже таким государством. Если территориальная целостность возводится в абсолют, то она должна быть абсолютом и относительно территорий автономных областей и округов и даже упраздненных, но могущих возродиться национальных районов».
«Относительно же современного международного права абсолютизация территориальной целостности и нерушимости границ, а тем более попытки установления верховенства этих принципов над правом народов на самоопределение – юридический и политический нонсенс, призванный оправдать малое имперское мышление, развитие националистических инстинктов, о которых говорил Г.В. Чичерин. Это нонсенс хотя бы потому, что упомянутые принципы суть не что иное, как варианты формулировок для обязательства ненападения одного государства-участника СБСЕ на другое государство, и никак с правом народов на самоопределение не пересекаются, ибо самоопределение народа, живущего в пределах одного государства, целостности и границам другого государства никакого ущерба нанести не может. И это – не говоря уже о том, что все принципы Хельсинкского акта равноценны и действительны в совокупности, и ни один из них не выше других. Кстати. (…) нерушимость границ оказалась среди принципов Хельсинкского акта только в сочетании с признанием возможности изменения границ (…) И еще одно: не может декларация намерений, каковой является Хельсинкский акт, отменить международный договор – Устав ООН, пакты о правах и т.п.. а именно там зафиксировано право народов на самоопределение и отсутствует даже намек на какую-либо абсолютизацию принципа территориальной целостности».
«Нагорный Карабах имеет такое же право на самоопределение, как и все другие страны, компактно заселенные одним народом, к тому же населяющим свою землю с незапамятных времен. Утверждать, что нет конфликта между Нагорным Карабахом и Азербайджаном, значит грешить против элементарной истины: народ Нагорного Карабаха никогда не мирился с господством азерийских тюрков, и вопрос об освобождении от этого господства ставился во времена и Н.С. Хрущева, и Л.И. Брежнева, и МС. Горбачева. А с 1990 года, будучи подвергнутым насилию, народ Нагорного Карабаха осуществляет вооруженную самооборону, не оставляя надежды на освобождение от азерийского колониализма».
«Здесь, в Закавказье, вокруг Карабаха и других «горячих точек», которые появились как следствие малого имперского мышления, попирающего национальные права народов, не поддающихся насильственной ассимиляции, решается судьба не только России, но общих человеческих ценностей. Европа кровно заинтересована в том. чтобы заставить турок уважать эти ценности, уважать международное право, уважать нравственные основы международного сообщества, иначе пантюркистская чума снова начнет распространяться по миру и не поздоровится ни Европе, ни России, ни Украине (…)»
После этого я вкратце обрисовал российско-армянские отношения и сформулировал некоторые выводы. Я, в частности, утверждал:
«Армения нужна России не меньше, чем Россия – Армении. Армения и Нагорный Карабах имеют ключевое значение для позиций России в Закавказье. Уход оттуда неминуемо приведет к потере Северного Кавказа и продвижению турок (и стоящих за ними США) по всем направлениям (…)»
«Назрела острая необходимость выработки концепции российской внешней политики на закавказском направлении. При этом, видимо, надо исходить из того, что здесь у России – особые интересы, это – ее зона влияния, а не США и Турции, российские интересы не обязательно совпадают с американскими, ибо США поддерживают Турцию с ее пантюркистскими устремлениями в сторону Азербайджана, Средней Азии и многих других районов бывшего СССР и нынешней Российской Федерации, а для России этот самый пантюркизм – серьезная угроза».
«Значит, надо подумать, как противиться ему, дав понять американцам, туркам и их азербайджанским друзьям, что с российскими интересами здесь придется считаться, если они хотят иметь хорошие отношения с Россией».
Интересно, примерно через месяц один армянский депутат-дашнак рассказал мне о своей встрече с небезызвестным Полом Гоблом, американским разведчиком, подвизающимся на ниве политологии, автором идеи соединения Карабаха с Арменией в обмен на соединение Азербайджана с Нахичеваном, в результате чего Армения лишилась бы выхода во внешний мир через Иран и очутилась бы в почти полностью завязанном турецком мешке. Американец сообщил своему армянскому собеседнику, что, по его мнению, Россию скоро попрут не только из Закавказья, но и с Волги. Вот так-то!
А в той записке я пытался втолковать своему начальству, что «не может и не должно быть идентичных, «паритетных» отношений со всеми странами, хотя бы в силу того, что у всех у них своя политика, своя степень заинтересованности в добрых отношениях с Россией. Не должно складываться такое положение, при котором оказывается более выгодным оставаться вне СНГ и игнорировать интересы России, чем хотеть быть ее союзником, ибо союзника мы в лучшем случае ставим на одну доску с довольно бесцеремонным соседом, а то еще и устроим именно союзнику публичную выволочку, в то время как грубейшие агрессивные акции соседа проходят без какой-либо серьезной реакции с нашей стороны».
«Если нам не нужны комплектующие изделия и готовая продукция армянской промышленности, если нам не нужны научные и научно-технические достижения армянских астрофизиков и других ученых, если нам безразлично совместное духовное наследие взаимопереплетавшихся еще в совсем недавнем прошлом культур, то пусть нам хотя бы не будут безразличны интересы национальной безопасности России, которые могут и должны быть защищены на армянской территории и в сотрудничестве с армянскими союзниками».
Тогда же я предложил:
«Взять под протекцию России народ Нагорно-Карабахской Республики, имея в виду перспективу его воссоединения с Россией на основе никем и никогда не отменявшегося Гюлистанского договора 1813 года. Такой шаг с нашей стороны дал бы сильный импульс центростремительным тенденциям, которые среди народов Кавказа и Закавказья, слава Богу, не только не умерли, но ждут своего часа».
Мне казалось, что любые ходы хороши, лишь бы вывести Карабах из-под азеро-турецкой угрозы.
Были и другие предложения. Некоторые начали работать и давать плоды. Пусть не сразу, а через какое-то время, как например, идея укрепления системы ПВО или проекты создания русских учебных заведений, соглашения по миграционным вопросам, кредитование строительных работ в зоне бедствия. К сожалению, ничего не вышло с ратификацией договора о дружбе, хотя в принципе он и без этого работал: он состоял в основном из декларативных статей, ставивших цели заключения конкретных соглашений, а они как раз разрабатывались и подписывались. Затянулось дело и с ратификацией договора о статусе российских войск. Ничего не сделала Москва для прекращения бомбардировок и обстрелов гражданского населения. Не захотела она и публично демонстрировать, что берет под свое крыло НКР. Все перед турками заискивала. Хорошо хоть чуть-чуть помогли русским в Красносельске. Правда, и тут без подталкиваний со стороны посольства не обошлось.
ГУМАНИТАРНАЯ ПОМОЩЬ
5 февраля самолетом ИЛ-76 военно-транспортной авиации (на таких десантников возят) вылетел я из Чкаловского в Ереван. Холодно было в моей комнате – что-то около шести градусов по Цельсию. С помощью масляной батареи при периодическом отключении электричества удалось с грехом пополам поднять температуру до 14 градусов – спать можно. В рабочем кабинете тоже зябко. Электрообогреватель спасает, пока горит. Поэтому сидеть приходилось в пуховой куртке. Немного помогали коньяк и тутовка.
Грачик Карапетян, управделами МИДа, рассказал мне как-то, что радио «Свобода» в рубрике «После империи» посвятило Армении пятнадцать минут, назвав ее «замерзшим адом», и воздало должное российскому послу, который делает все, чтобы привлечь к положению в Армении внимание россиян, в том числе депутатов Верховного Совета, куда посол недавно ходил. Я к этому репортажу руку не прикладывал. Поэтому было вдвойне приятно узнать, что твоя работа не проходит бесследно. Жаль только сам передачу не слышал.
А на улице – своя зима. У Оперы на площади Свободы митингует Паруйр Айрикян, требуя отставки президента и созыва Учредительного собрания. Эдик Симонянц по телефону сказал сотруднику посольства, что это – проба сил оппозиции, причем не той, что играет сколько-нибудь существенную роль в политической жизни Армении. Паруйр явно воспользовался эмоциональным всплеском ереванцев, уставших от трудностей суровой зимы, и собрал на митинг несколько десятков тысяч человек. Президент айрикяновцев не принял, но через несколько дней вступил в консультации с основными политическими партиями. Однако повел себя так, что диалога не получилось: оппозиция выдвигать своих кандидатов в правительство на его условиях отказалась, а он не пошел на требуемое ею перераспределение полномочий между ним и парламентом и никакой программы вывода страны из кризиса не предложил. В сообщении об этих консультациях в Москву я высказал предположение, что наиболее вероятным главой правительства можно считать либо самого президента, либо Гранта Багратяна, первого зампредсовмина. Его и назначил президент своим указом от 12 февраля.
Грант Араратович Багратян родился в 1958 году в Ереване. В 1979-ом с отличием окончил Ереванский институт народного хозяйства, потом отслужил свое в армии, поступил в аспирантуру, защитил кандидатскую в 1987 году, работал научным сотрудником в Институте экономики Академии наук, участвовал в карабахском движении, рыночник по убеждениям. С сентября 1990 года он ходил в первых замах предсовмина. Когда Грант стал премьер-министром вместо ушедшего в отставку Хосрова Арутюняна, в Ереване шутили: «Армянского Черномырдина сменили на армянского Гайдара». Сам Багратян действительно очень уважал Гайдара и готов был оправдывать любые его действия, так что нам с ним приходилось спорить на эту тему, в приватных беседах, естественно. Ему-то и пришлось с ходу решать некоторые проблемы, возникшие в связи с доставкой российской гуманитарной помощи, которую я ускорил своими посланиями в Центр.
Одно из таких посланий я отправил 8 февраля. В нем содержалась просьба о помощи и молоканам в Красносельске.
В тот же день я побывал у Франс де Артинг, которая любезно позвала меня пообщаться с Шарлем Азнавуром. Он привез гуманитарную помощь для беженцев из Азербайджана не впервые, а на этот раз в основе его акции была инициатива моего старого знакомого из Венеции, армянина-католика падре Рафаэле. Азнавур уже встречался с Тер-Петросяном и беженцами. Планирует визит к Ельцину. Франс побуждает Шарля к контакту с турецким правительством, чтобы поискать с ним компромиссные решения, которые бы устроили Азербайджан и Армению. У меня это вызывало скептическое отношение, но отговаривать я не стал: любые шаги в сторону мира могут оказаться полезными, даже оставаясь вроде бы безрезультатными. Это все равно, что разведка боем.
Азнавур сказал мне, что был против восстановления Мецаморской АЭС, но готов изменить свое отношение, если ему докажут, что есть гарантии безопасности.
Он, как и я, убежден в том, что Армения много теряет на отсутствии в ее посольствах служб информации: никто даже во Франции про Армению ни черта не знает и ее судьбой не интересуется, с горечью заметил Азнавур.
После этой встречи я написал еще одну «цидульку» в администрацию президента, в правительство, МИД, Госкомсотрудничество и ГКЧС, в которой сообщил, что делают Франция и США в области гуманитарной помощи Армении, напомнил, что мы ждем обещанного из России и предложил, чтобы груз ГКЧС сопровождал какой-нибудь известный деятель России. Если Азнавур привез 36 тонн, американский конгрессмен Джозеф Кеннеди – медикаменты, то 90 тонн из Москвы заслуживают подобного сопровождения. Просил снова не забыть о Красносельске.
