- А-а, счетчики Гейгера[Гейгеровский счетчик, или счетчик Гейгера Мюллера, - прибор для измерения радиоактивности элементов.],-обрадовался, как хорошим знакомым, Ланян. - Вот, о чем я не додумался там, на Мурмане.
      Смолин усмехнулся.
      - К сожалению, и я здесь, на Черном море, лишь неделю назад додумался до этого... Ну, Аркадий Петрович, показывайте!
      Петров вытащил из аквариума коричневый проросток водоросли не более сантиметра в длину.
      - Ольга Федоровна, определите вес на глазок, - весело предложил Смолин.
      - Не берусь... Ну, может быть сто-двести миллиграммов... Он же совсем крошечный.
      - Значит, сколько в нем может быть золота?
      - Если он из той же серии, с которой я уже имела дело, то пять десять гамм.
      - Сможете вы их осадить из раствора? - спросил Смолин.
      - Что вы, Евгений Николаевич...
      - То-то же. А ну, Аркадий, действуйте! Петров раздвинул и снова сдвинул свинцовый футляр. Щелкнул выключатель. Вспыхнула зеленая лампочка, и стрелка гейгеровского счетчика с мерным стрекотаньем задвигалась по циферблату.
      - Вот вам и ваши пять - десять гамм, Ольга Федоровна! - сказал Смолин. - Рекомендую вам, товарищи, наше новое техническое средство в действии.
      - Изотоп [Изотопы - разновидности химического элемента, имеющие одинаковые химические и физические свойства, но различающиеся атомным весом. Радиоактивные изотопы получают путем бомбардировки элемейтов частицами атомных ядер.] золота?! -догадалась Ольга.
      - Да. Это еще один союзник в нашей борьбе с косностью живого вещества. Прорастание шло в среде, куда был введен радиоактивный изотоп золота с периодом полураспада [Величина радиоактивности обычно измеряется периодом полураспада - временем, в которое любое количество вещества распадается наполовину.]185 дней. И вот вам результат. Теперь уже легко вести контроль за накоплением золота в наших растениях. Не так ли, Ольга Федоровна?
      - Замечательно! - восторженно ответила Ольга.
      - Еще бы! - подтвердил Петров.
      Смолин посмотрел на сотрудников радостным взглядом.
      - Итак, товарищи, на этом подготовительные работы мы можем считать законченными, - торжественно произнес он. - Приступаем к разрешению поставленной перед нами задачи.
      - Здесь, в Севастополе? - спросила Ольга. Смолин отрицательно покачал головой.
      - Ну, нет, не затем я держал Ивана Ивановича шесть месяцев на Мурмане. Отказываться от условий, которые есть там, нельзя. Едем на Мурман, Ольга Федоровна, и не позднее завтрашнего утра. Ступайте домой, собирайтесь. О билетах мы позаботимся.
      Часть третья
      САЙДА-ГУБА
      Глава 20
      ЗА ПОЛЯРНЫМ КРУГОМ
      Почти круглые сутки, едва скрываясь к полуночи за горизонтом, светило полярное солнце. Ольге был непривычен и странен этот свет. Работа шла иногда и днем и ночью. Выходя из лаборатории после многих часов непрерывного стояния у приборов, Ольга долго соображала, куда клонится солнце - к закату или на полдень. Но в конце концов она привыкла ориентироваться во времени. Днём солнце светило над материком, посылая лучи сквозь мглистый воздух с той стороны, откуда приехала Ольга. Ночью оно ненадолго погружалось в океан, окрашивая розовыми отблесками заката его свинцовую хмурую гладь.
      Работали с упорством, самозабвенно. Смолин, как только приехал, принялся за лабораторные исследования в таком темпе, что временами у его сотрудников в голове звенело и круги стояли перед глазами. Он стал беспощадно требователен, настойчив, не забывал ни одной мелочи и успевал лично следить за ходом всех опытов, поставленных по его плану.
      Прежде всего предстояло изучить состав флоры красных водорослей .в прибрежных водах Баренцева моря, выявить формы наиболее перспективные для воспитания золотонакопителей. Параллельно шла разработка методики культивирования.
      Здесь Смолин во всю ширь использовал разработанный им в Севастополе новый метод выведения золотоносных водорослей. Метод оказался применимым к любым водорослям Баренцева моря. Измельченная до состояния полной гомогенности ткань растения превращалась как бы в маточный- раствор, в котором происходило бурное развитие бесчисленных проростков водорослей. Проростки, возникающие из массы измельченной ткани, были качественно новыми существами, измельчение разрушало до основания старую форму, в которую были облечены исходные, родительские организмы. И самым важным, самым ценным в новой методике оказалось то, что эти проростки брали начало не от одного родительского растения, а от двух или трех или даже нескольких десятков, растертых в общую, однородную массу живого вещества. Это было нечто вроде оплодотворения - таинственного процесса слияния двух клеток, в результате которого начинается жизнь нового живого существа. Но здесь сливались не две клетки, а вещество множества организмов, собранных экспериментатором воедино.
      Новая жизнь, возникающая в результате слияния двух родительских зародышевых клеток, отличается высокой способностью приспосабливаться к окружающим условиям. Растения, создаваемые Смолиным из растертых водорослей, получали во много раз большую способность к приспособлению. Они отливались в любые формы, предлагаемые исследователем.
      Способность приспособляться - пластичность этих организмов, казалось,была безгранична. В первых же культурах проростков, выведенных из самых обычных багрянок Кольского залива и воспитанных в среде, содержащей золото до пятитысячных процента, способность к накоплению золота повысилась в сто раз. Но Смолин остался этим недоволен.
      Он хотел получить исходную форму, концентрирующую золото, по крайней мере, в тысячу раз. Для этого, по его мнению, требовалось безграничное разнообразие исходного материала.
      Он начал с комбинаций водорослей одного вида, но взятых из разных районов, неподалеку от станции. Тысячекратная концентрация была получена. Но Смолин все же был недоволен. Начались опыты, которые ему самому в первое время казались фантастическими. Он вводил теперь в маточные смеси живого вещества различные виды багрянок. Здесь, казалось, был предел его экспериментаторскому мастерству. Целый месяц тянулась полоса неудач.
      И все же он добился своего. Ольга навсегда запомнила день, когда Смолин впервые продемонстрировал сотрудникам выведенные им растения. В лаборатории было тихо и сумрачно. Багряные водоросли растут на глубинах, куда едва достигает свет. Смолин и его сотрудники старались создавать для своих растений естественные условия освещения. Синий свет придавал лицу Смолина возбужденно-аскетическое выражение.
      - Полюбуйтесь, товарищи, и попытайтесь определить, - сказал Смолин, бережно распластывая на белом листе бумаги мясистую, сильно разветвленную водоросль.
      Ланин с интересом нагнулся над ней. Он долго шевелил ее листовые пластинки, мерил их длину и ширину, определял на ощупь плотность. Смолин терпеливо ждал.
      - Ничего не могу сказать,-заявил, наконец, Ланин.-Какая-то странная смесь признаков, знакомых, но в такой степени измененных, что ни к одному из здешних видов ее отнести нельзя...
      - Правильно, - Смолин улыбнулся. - Эта форма создана заново. И на исходные формы она похожа очень отдаленно. Так что видовое название мы будем давать ей сами. Концентрация золота в тканях увеличена в десять тысяч раз.
      Это была победа. Но Смолин считал ее только самым началом наступления на природу.
      Не теряя ни одного дня, он приступил к опытам с повышением скорости роста созданной им формы. Ольге этот период запомнился тем, что Смолин окончательно потерял различие между днем и ночью, упорно преодолевая присущий растению довольно вялый темп роста и навязывая ему тот, которым должна была обладать будущая, запланированная фантазией Смолина, идеальная форма.
      Наконец и этот барьер был преодолен. Но Смолин и тут не сделал передышки. Весь день, пока солнце светило с материка, профессор сидел в лаборатории над грудами водорослей, обрабатывая пробы, отбирая лучшие экземп. ляры для постановки культур, составляя среды и отмечая суточный рост сотен экземпляров.
      И только раз в два-три часа профессор выходил в широкую, обращенную к морю застекленную галерею, чтобы жадно, одну за другой, выкурить две папиросы и подышать свежим воздухом.
      Из своей лаборатории Ольга слышала его шаги-взад и вперед-по галерее. Шесть в одну сторону, потом остановка. Потом шесть шагов в другую сторону. Снова остановка. И так четверть часа. Затем шаги удалялись и все смолкало.
      Первые недели по приезде на Мурман - новая обстановка, незнакомая и непривычная природа, напряженный темп работы - возбуждали Ольгу, беспрерывно поддерживая в ней беспокойное, взволнованное состояние. Все, что ее окружало здесь, было далеким и чуждым. Маленькие домики поселка, бегущая к морю белая лента шоссе, серые скалы, высокий мрачный гранитный берег над черной водой гавани, где дымили трубы неподвижных пароходов, все это казалось картинкой из прочитанной в детстве волшебной сказки. Ее раздражали туманы, вой ветра под крышей, отсутствие деревьев.
      Но однажды в тихий солнечный день она вышла из общежития отдохнувшая, свежая после душа, оглянулась вокруг и с удивлением рассмотрела, как прекрасен окружающий ее мир. Воздух дрожал и переливался мельчайшими радужными вспышками невидимых частиц легкого тумана. Океан дымился испарениями. Над ним ослепительными белыми пятнами мелькали чайки.
      Ольга посмотрела перед собой, глубоко вздохнула, раскинув руки, и зажмурилась от прилившей к сердцу беспричинной радости, Она побежала к сияющему на солнце зданию, где помещались лаборатории, чувствуя необычайную легкость, точно растаяло, как туман, все, что мучило ее за последнее время, Радость словно поднимала ее в воздух, радость ощущения собственных сил, здоровья и бодрости, радость участия в интересном и важном деле.
      А потом случилось как-то, что она пробегала по галерее из аквариалвной к себе в химическую лабораторию и столкнулась лицом к лицу с Евгением Николаевичем. Встреча была такой внезапной, что она от неожиданности застыла на месте, как вкопанная, расплескала воду из кристаллизатора и уронила на пол растения, которые несла в руках. Омолин наклонился, Ольга тоже. Выпрямляясь, он слегка задел ее лбом, она отшатнулась и расхохоталась. Смолин посмотрел на ее оживленное, раскрасневшееся лицо, улыбнулся, и глаза его посветлели.
      - Как дела? - спросил он мягко.
      - Чудесно, Евгений Николаевич, - ответила она.
      - Не жалеете, что поехали?
      - Что вы! Мне здесь так нравится...
      - Не скучаете?
      Ольга пренебрежительно пожала плечом и провела тыльной стороной мокрой руки по растрепавшимся волосам.
      - О чем, Евгений Николаевич? Здесь все ко мне так хорошо относятся...
      Смолин пытливо взглянул на нее.
      - Ну, и прекрасно, - оказал он с необычайной теплотой. - Вот теперь мне нравится ваш вид. Взяли себя в руки, да? О, это очень, очень важно...
      Смолин продолжал смотреть ей в лицо.
      Она, спокойно улыбаясь, выдержала его взгляд. Он был ей очень дорог в эту минуту.
      Она чувствовала глубокую привязанность к нему. Но это чувство уже не помрачало ее сознания. Она смотрела на Смолина, как женщина, сама вынесшая тяжелое испытание и сочувствующая горю близкого человека.
      Больше ничего не было сказано. Отношения их продолжали оставаться совершенно такими же, как и раньше. Смолин чаще бывал суров, реже ласков, но никогда не выходил из границ деловых отношений. И все же ощущение тончайшей неуловимой близости к нему не покидало Ольгу. Это было совсем не то, что терзало ее в Севастополе. Она чувствовала себя иногда старше и опытнее Смолина. А он большой, сильный человек-понимал, как много значит такая дружба и невольно искал ее.
      Глава 21
      ПАУТИНА
      Петров остался в Севастополе. Он поддерживал и продолжал воспитывать культуры, выращенные Смолиным. Но большую часть времени он проводил в своей лаборатории за бесконечными попытками воспроизвести оставшееся неразгаданным открытие Крушннского.
      Он много думал о странных обстоятельствах, сопровождавших это открытие. Иногда ему казалось совершенно очевидным, что таинственная гибель Крушинского на другой день после сообщения об открытии не могла быть случайностью: недаром же золотая ветвь пропала из несгораемого шкафа. Но сейчас же рождались сомнения: он лично убедился, как быстро тает другая половина золотой ветки - сто восемьдесят граммов - в опытах с проращиванием измельченных тканей. Следовательно, золотая ветка не похищена, а израсходована.
      Ему приходила в голову мысль и о самоубийстве Николая Карловича. Но, подумав, он решал, что этого быть не могло. Жизнь Николая Карловича была как на ладони. Все его интересы были в науке. И уж, конечно, неожиданная удача - "ошеломляющее открытие" - никак не могла толкнуть его на такой шаг.
      Размышления о несчастье с Крушинсиим неизменно приводили Петрова к тягостным воспоминаниям о гибели культуры гигантских филлофор. И опять начинались сомнения. Как будто кто-то нарочно подстраивал так, что на группу Смолина обрушивались удары - один за другим, в самые чувствительные точки, в самые ответственные для работы моменты. Круимнский утонул, не сообщив о сущности своего открытия. Культура гигантской филлофоры погибла в тот момент, когда только что определились благоприятные перспективы использования полиплоидных водорослей. Действительно, было похоже, что эти совпадения не случайны, что это дело чьих-то вражеских рук.
      Вскоре после отъезда группы Смолина на Мурман Аркадию позвонили из местного управления МВД и попросили зайти к полковнику Колосову. Полковник оказался Сухощавым, малоподвижным человеком неопределенного возраста с тихим, спокойным голосом. Он невозмутимо, даже как бы скучая, выслушал путанный и сбивчивый рассказ Аркадия, задал несколько вежливых вопросов и задумался. Петров смотрел не мигая на его смуглое, словно пергаментное лицо, на глубокие залысины у висков, на пальцы - тонкие, невидимому, очень сильные, которыми тот в раздумье переломил, не заметив, карандаш.
      - Вы английский знаете? - опросил, наконец, Колосов.
      - Да.
      Полковник раскрыл ящик стола и вытащил тонкий журнал с цветной обложкой. Развернув журнал на заложенной листком бумаги странице, он протянул его Петрову.
      - "Мир... накануне катастрофы", - прочитал Петров заголовок статьи и удивленно поднял глаза на Колосова.
      - Читайте, читайте. - Полковник кивнул ему, закуривая.
      Аркадий легко читал специальные статьи в биологических английских журналах. Но этот текст ему показался трудным.
      - "Мировая экономика терпит серьезный ущерб от истощения мировых месторождений золота, - медленно вслух переводил Петров. Со времени открытия Америки (1493 г.) и до наших дней последовательно Бразилия, Россия, Калифорния, Австралия и Трансвааль занимали первые места по уровню золотодобычи. Добытое, главным образом в этих месторождениях, золото исчисляется округленно в один миллион тонн. Эта цифра, невидимому, в настояшее время характеризует мировой золотой запас...".
      Петров пропустил несколько строк, пробираясь к смыслу статьи.
      - "...Несмотря на лихорадочную разведку новых месторождений золота, следует признать, что золотой запас ненамного превысит цифру, характеризующую его современное состояние".
      Петров опять пропустил несколько строк.
      - "...Как необходимое условие для участия в мировой торговле, золото продолжает сохранять значение основы мировой экономики. Хаос и разорение миру принесет с собой ликвидация золотого обращения, к которому призывают малые страны, лишившиеся золотого запаса после мировых катастроф 1914-1918 и 1939-1945 годов. Вместе с тем нельзя не отметить, что эти катастрофы в самом деле привели к огромному скоплению золота в немногих странах, которые, опираясь на свой золотой запас, монополизируют мировую торговлю и ставят в невыносимое положение экономику пострадавших держав. Пора принять меры и договориться на специально созванных международных конференциях о справедливом и равномерном перераспределении золота. Иначе всей нашей цивилизации грозит неслыханное потрясение!..".
      Петров пожал плечами и протянул журнал Колосову.
      - Ну, что же. Песни эти нам давней знакомы...
      Колосов поднял руку, как бы останавливая его:
      - Вы посмотрите, что это за журнал.
      Петров взглянул на обложку и прочел под красочным рисунком:
      - "Лондон-ньюс".
      - А вот вам американская газета. Читайте - я обвел красным карандашом то, что вам может быть интересно.
      - "Сенатор Белл выступил с заявлением, в котором призывал конгресс воздержаться от поддержки и финансирования больших научно-исследовательских работ, имеющих целью изыскать дешевые источники золота и, следовательно, в корне меняющие значение золота как мерила национального богатства. "Пять миллиардов тонн золота из воды океана, сказал сенатор Белл, - не нужны Америке, обладающей почти всем мировым запасом драгоценных металлов". В случае несогласия конгресса с заявлением Белла последний предлагает строжайше засекретить производимые работы, чтобы монополизировать их результаты в интересах дальнейшего процветания Америки".
      - Понятно?-спросил Колосов.
      - Да, кое-что понятно, - растерянно ответил Петров.
      - Ну, то-то же, - оказал Колосов. - У вас вопросов ко мне нет?
      Вопросов у Петрова было очень много, но он не решился cпрашивать.
      Вернувшись в лабораторию, Аркадий долго думал о разговоре с Колосовым. Он только теперь понял, какое серьезное и важное задание получилав прошлом году группа профессора Смолина. Ему даже показалось, что он до сих пор беззаботно относился к овоим исследованиям. Правда, он не щадил себя в этой работе, отдавая ей силы, но общественного, государственного значения своей работы он не оценил.
      И все же разговор с Колосовым не подвинул его ни на шаг в размышлениях о причине неудач в работе. Сомнения продолжали мучить Петрова. Они усугублялись еще тем, что попытки воспроизвести открытие Крушинского не удавались. Каждое утро, спустившись в аквариальную, Аркадий бросался к. сосудам с поставленными в предшествующие дни культурами и с азартом принимался за просмотр. Но дни шли за днями - и ничего не получалось.
      - Какой там к черту "противник"! - бормотал Аркадий, расхаживая по лаборатории, после очередного просмотра. - Не "противник", а собственная неумелость - вот причина!
      Глава 22
      НОВЫЕ ПЛАНЫ
      Смолин крепко упирался своими длинными ногами в среднюю банку[Банка в лодке сиденье для гребца.], откидываясь при каждом взмахе весел далеко назад. Шлюпка легко скользила по синей воде, перерезая гребни волн. По своей ширине лодка была рассчитана на греблю вдвоем. Но длинные руки Евгения Николаевича позволяли ему справляться одному с двумя тяжелыми веслами. Ольга держала рулевое весло, правя вдоль берега.
      День был ясный и теплый. Чайки кричали над их головами, то взмывая высоко в воздух, то припадая к воде и неторопливо взлетая с зазевавшейся рыбешкой в клюве.
      - Сюда? - спросила Ольга, кивая головой на узкое горло губы - метрах в ста впереди.
      Смолин оглянулся через плечо.
      - Сюда. - Он глубоко вздохнул, расправил плечи и снова навалился на весла.
      Ольга повернулась, посмотрела на поселок, оставшийся далеко позади. У крутого берега отчетливо вырисовывалось на темном фоне скал светлое здание биологической станции. А дальше в голубой дымке чуть виднелись маленькие домики, и поблескивал искрами стеклянный шар на вышке управления порта.
      - Километра два? - опросила Ольга, отводя движением плеча прядь волос, упорно сдуваемую ветром на лицо.
      - Около того. Держите ближе к берегу - там меньше волн.
      Вода за кормой под рулем забурлила. Ольга правила прямо в устье бухты. Прилив помогал гребцу.
      - Который час? - забеспокоился Смолин. Ольга посмотрела на часы.
      - Без десяти двенадцать.
      - Ну, поспели как раз, - сказал с удовлетворением Смолин. - Туда еще часа полтора ходу. Держите посредине, а то скоро будет относить отливом.
      Лодка вошла в залив. Темные скалы, покрытые сединой осевшей соли, расступились метров на тридцать, открывая вход в бухту, длинным рукавом уходящую в материк. Спокойная, светлая вода залива чуть-чуть колыхалась от нежного дыхания ветра. Солнце светило Ольге прямо в лицо. Она втащила рулевое весло в лодку и низко наклонилась над водой.
      - Как стекло! - восторженно закричала она. - Видно насквозь - до дна. Морение ежи лежат - ну, прямо как мостовая.
      - Это одни панцыри, - заметил Смолин.
      - А литотамнии [Литотамния - водоросль из группы багряных, накапливает известь.]?
      - Ну, эти живые.
      - Удивительное растение, - сказала Ольга, поднимая со дна шлюпни корявую, сильно разветвленную, совершенно твердую, как камень, ветку. - Я никогда не поверила бы, что оно живое.
      - Да. Оно скорее похоже на скелет, на остов организма... А тем не менее это живая ткань. До таких пределов доходит концентрация кальция. Эта водоросль накапливает известь, как моллюск. Но не на поверхности тела и не особыми железами, а во всех своих тканях.
      - Это багрянка?
      - Да. Из той же группы, что и наша золотоносная водоросль. Потому-то и заманчиво вывести из них золотоносную расу.
      - Но ведь сегодня вы хотели посмотреть только бурые водоросли?
      - Да. Главным образом характер их распределения по литорали. Вы понимаете, что для промышленного использования пригодны только формы большой продуктивности. На Черном море нас вполне устраивала филлофора. Среди здешних багрянок таких форм нет или они трудно доступны. А вот бурые водоросли - фукусы, ламинарии - представлены здесь продуктивными видами. Смолин окинул взглядом весь берег. - Вы себе представьте такой залив, заселенный золотоносной расой водоросли... Здесь на прибрежных скалах их тысячи тонн...
      Ритмично работали весла. Смолин сбросил пиджак, засучил рукава. На лбу у него выступили капли пота. Шлюпка неслась, разрезая прозрачное зеркало бухты.
      - Ну, начинается отлив, - предупредила Ольга, бросив взгляд на берег.
      Влажно блестела обмытая водой полоса, уже на полметра показавшаяся над поверхностью моря. По темному фону белыми брызга.ми разбежались пятнышки раковин усоногих рачков - жителей скал в зоне прибоя.
      Смолин бросил весла и вытащил портсигар.
      - Передышка! - объявил он.
      Чиркнула спичка, вспыхнуло неяркое в солнечном свете пламя. На Ольгу понеслось облачко табачного дыма.
      Шлюпка, чуть-чуть покачиваясь на гладкой поверхности воды, повисла над сине-зеленой глубиной. Смолин сидел на банке, обхватив руками колени. Взгляд его был устремлен в пространство, и видно было, что он о чем-то сосредоточенно думает. Ольга молчала, наслаждаясь нежной теплотой неподвижного воздуха, сиянием бледноголубого неба, синевой и прозрачностью моря. Сквозь толщу воды виднелись белые завитки раковин, розовые пятиугольники морских звезд, сизые шарики панцырей морских ежей - все богатство жизни. кинутое щедрой рукой природы на дно океана.
      - Да, это неизбежно... - неожиданно нарушил тишину Смолин. - Это неизбежно!
      - Вы о чем? - спросила Ольга.
      - Да, все о том же. Нужно сплачивать наши силы. Мы совсем оторвались от Калашника. Это только ослабляет нас. И, несомненно, на руку нашим зарубежным соперникам.
      - А он захочет работать с нами?... Ведь он же не верит в наши методы?
      - Если он не обыватель, а ученый, он должен захотеть...
      - Даже после того, что было между вами?
      Смолин нахмурился. На скулах его поиграли желваки. Но ответил он спокойно:
      - В нашей ссоре с ним я вел себя, мягко говоря, с излишней горячностью... Это, конечно, было вызвано неудачами в работе. А что касается его скептицизма, то в конце концов он имел полное основание. Мы возложили тогда все надежды на совершенно бесперспективный метод.
      - Но, все-таки, может быть, гибель культуры была случайной, возразила Ольга.
      - И что же? Пока еще мы имели дело с лабораторными опытами. Неизвестно, что будет, когда мы перейдем к производственным масштабам... Ну, хватит. Отдохнули.
      Он бросил окурок за борт и снова заработал веслами. Теперь он уже чаще смотрел на берег. Минут через десять под водой показались гирлянды темнозеленой растительности.
      - А вот и наши водоросли! - оживился Смолин.- Ольга Федоровна, держите к берегу.
      Он греб, не сводя глаз с зелени. Шлюпка зашуршала по водорослям вплотную у берега. Смолин наклонился над бортом и опустил руки глубоко в воду. Нащупав ствол растения, он дернул и вытащил длинную плеть водоросли, разветвленную сотнями лапчатых выростов.
      - Килограмма полтора,- сказал он, взвешивая на ладони свернутое жгутом растение. - Ну, дома измерим точнее. Держите ближе к берегу, табаньте веслом!..
      - Это фукусы? - спросила Ольга.
      - Фукусы и ламинарии...
      Смолин продолжал нащупывать и срывать одно растение за другим, оголяя влажную поверхность скалы.
      - Зачем вам столько? - с удивлением спросила Ольга.
      Смолин посмотрел на нее через плечо и засмеялся.
      - Не бойтесь, много мы все равно не сможем собрать. Я хочу очистить метровую полосу по вертикали. Вес биомассы, собранной на этой полосе надо будет помножить на протяженность берега. Понимаете? Надо установить продуктивность фукусовых зарослей в этой бухте.
      Шлюпка медленно отходила от берега, вздрагивая от толчков, когда Смолин выдирал растения. Между профессором и Ольгой быстро росла гора переплетающихся водорослей, издающая острый запах моря. Рубашка Смолина намокла от воды, стекающей с растений. Но он, не останавливаясь, продолжал свою работу.
      - Тридцать семь, тридцать восемь,- считал он, осторожно распутывая длинные слоевища, и отделяя их друг от друга. - Тридцать девять, сорок. Черт, скоро ли конец?- вырвалось у него.
      - Давайте, я попробую,-робко предложила Ольга.
      Смолин отрицательно покрутил головой.
      - Сорок шесть, сорок восемь... Вот это экземпляр! Добрых два кило.
      Ольга оглянулась вокруг и попробовала определить на глаз длину береговой линии, вдоль которой широкая полоса водорослей зеленым амфитеатром охватывала синеву залива.
      - Три километра? Нет, больше - наверно, четыре.
      - Пять тысяч шестьсот шестьдесят метров,- ответил на ее мысль Смолин, продолжая вырывать и считать водоросли.- Семьдесят два, семьдесят три...
      Лодка тихо коснулась песчаного дна. Большой камень высунул из воды гладкую, облизанную морем лысину.
      - Эге! - воскликнул СмолшА - Вот и конец скалам! Мы уже на мели. Но, кажется, конец и водорослям. Восемьдесят два... восемьдесят три... А эти уже с соседней полосы. Ну, возьмем две для уравнения счета.
      Лодка уже прочно села на грунт и начала резко крениться. Смолин выпрыгнул на песок, вода была ему по щиколотку. Он толкнул лодку, разогнал ее и, шлепая и подымая брызги тяжелыми сапогами, на ходу перепрыгнул через борт, чуть не опрокинув шлюпку.
      - Ну-с, теперь можно и закурить!-весело сказал он, уселся на банку, вытащил платок из кармана и вытер руки.
      Солнце уже заметно склонилось к западу.
      С моря потянуло прохладой.
      - Да! Вот это, примерно, то, что нам нужно,- в раздумье проговорил Смолин, тихо шевеля веслами.
      Кольцо табачного дыма поднялось над его головой и медленно поплыло в воздухе. Смолин посмотрел на обнаженные отливом берега бухты, на дремучие заросли растений, свесившиеся со скал на песок, и улыбнулся.
      - Если бы эти фукусы и ламинарии нам удалось сделать золотоносными! сказал он, глядя на Ольгу мечтательно прищуренными глазами.- Вы представьте себе, что каждое растение за сезон накапливает хотя бы один грамм золота. Тогда все эти заросли,-он бросил весло и обвел рукой широкий полукруг,ежегодно приносили бы не менее четырехсот пятидесяти килограммов золота. И это только в одной этой губе! А сколько их по берегу!
      - Из какого же расчета - четыреста пятьдесят?
      - Из самого скромного. Я считаю, что нa метр береговой полосы в среднем приходится не менее семидесяти пяти растений. Помножьте на шесть тысяч - вот вам и четыреста пятьдесят килограммов. А я уверен, что мы сумеем добиться значительно большей золотоносности этих растений.
      - Новыми методами?
      - Да. Теми самыми, которые мы с вами теперь разрабатываем. Кое-что мы уже получили, но боюсь, что наш результат представляет только теоретический интерес. Ведь форма, созданная нами,- из багряных водорослей. А здешние багрянки и по величине и по скорости размножения все-таки мало перспективны. А вот фукусы или ламинарии это водоросли-гиганты. Они вполне пригодны для производственного использования. Конечно, если удастся заставить их перенести то, что переносили в наших опытах багрянки.
      Лодку уже подхватило течением. Смолин оглянулся через плечо и налег на весла.
      Шлюпка понеслась к выходу из залива с такой быстротой, что Ольга испуганно вскрикнула, - она едва удерживала руль.
      - Табаньте! Табаньте, Евгений Николаевич! - вдруг закричала она.- Мы перевернемся.
      Лодку неудержимо несло к горлу губы в узкие стремнины между высокими прибрежными камнями. Ольга смотрела на них, сдвинув брови и кусая в возбуждении губы. Смолин, оглянулся и только теперь заметил, какая опасность угрожает их утлому суденышку. Течение отлива, встречаясь с волнами, набегающими из открытого моря, крутило бурные водовороты. Море отвечало яростными атаками волн, поднимая пену и брызги, застилающие туманом выход из бухты.
      - Держите ближе к берегу!-крикнул он, изо всех сил загребая правым веслом.
      Шлюпку подбросило на гребне волны, потом опустило. Через борт хлестнула вода. Послышался удар в дно. Лодку понесло к береговым скалам. Смолин затабанил обоими веслами, сдерживая ход. Что-то заскребло по борту справа, потом слева. Снова подбросило и опустило. И вдруг неожиданном рывком их вынесло из горла залива.
      - Ф-фу! - в изнеможении выдохнула Ольга, смотря на Смолина сияющими глазами.- Вот это силища!
      Смолин продолжал грести. Шлюпка, наискось разрезая волны, мерно поднималась и опускалась на воде. Ольга крепко держала рулевое весло.
      - Да, это как раз то, чего не хватает Калашнику!- сказал Смолин.
      - Чего нехватает?- не поняла Ольга.