Облака разошлись. В окнах цеха вспыхивало неяркое сентябрьское солнце. Смолин подошел к проходной будке, чтобы получить пропуск. Но дверь с грохотом распахнулась. На пороге появился Калашник. Он остановился, устало прищурился на солнце, вытер шею и лоб платком. В руке он держал помятую шляпу. За Калашником стояли двое - его заместитель и секретарь райкома.
      - Все! - оказал Калашник и нахлобучил шляпу.
      Не оглядываясь и не замечая Смблина с его спутниками, он зашагал по дороге, тна ходу надевая пальто.
      - Какие же будут распоряжения с вашей стороны? - cпросил неуверенно заместитель.
      - Никаких! - буркнул Калашник, продолшая шагать.
      - Значит, действовать по своему усмотрению?
      Настойчивость заместителя вывела Калашника из себя. Он круто повернулся.
      - Да, именно так, по вашему, усмотрению, - закричал он. - Десять граммов продукции вы имеете? Ну, и продолжайте работу. Четыре килограмма в год я вам гарантирую. А там видно будет. Больше вопросов нет? - Он ждал ответа не больше секунды, пронизывая своего заместителя сверлящими воспаленными глазами. - До свидания, - буркнул он, наконец, и махнул рукой.
      - Григорий Харитонович, у меня машина, я вас подвезу, - оказал секретарь райкома.
      Калашник отрицательно покрутил головой и снова зашагал по пыльной щебенке, залитой мазутом и нефтью.
      Ольга грустно посмотрела ему вслед. Смолин в раздумье потрогал усы.
      - Что-то вышло не так,- сказал он.
      Ольга и Ланин молчали. Смолин добавил:
      - Жаль!
      Глава 26
      ПЕТРОВ ЗОВЕТ НА ПОМОЩЬ
      В туманное, сырое утро Смолин, проходя мимо лаборатории Ольги, постучал в дверь и крикнул:
      - Ольга Федоровна, позовите Ланина и заходите ко мне!
      Ольга сбегала в аквариальную, заставила Ивана Ивановича оторваться от микроокопа и подняться наверх. Евгений Николаевич поднялся из-за стола им навстречу:
      - Вот что, друзья. Нам предстоит расстаться.
      Ланин удивленно поднял свои густые брови.
      - Расстаться? Разве вы уезжаете?
      - Да.
      - И куда же?
      - В Севастополь. Петров зовет на помощь.
      Он протянул Ланину бланк телеграммы.
      - "...Необходимо ваше присутствие. Петров", - вслух прочитал Ланин.
      - Что-нибудь случилось? - встревожилась Ольга.
      - Очевидно. Надо ехать как можно скорее. Вам, Иван Иванович, я попрежнему поручаю общее руководство станцией и прошу вас приложить все усилия, чтобы добиться окончательных результатов с культурой ламинарии. А вас, Ольга Федоровна, я прошу помогать Ивану Ивановичу во всем. Я вами был доволен - вы работали, не зная отдыха, самоотвер.женно, героически, проявляя оргомный энтузиазм. Я надеюсь, что Иван Иванович останется вами также доволен.
      Ольга густо покраснела, но спокойно выдержала испытующий взгляд Евгении Николаевича.
      - Вы с вечерним пароходом?-спросил Ланин.- Сегодня отходит "Крылов".
      - Нет. Я звонил коменданту порта. Сейчас идет катер. Мне дают место.
      - Вы так торопитесь?
      - Да. Собираться мне недолго.
      Он протянул руку Ольге, потом Ланину.
      В движениях Смолина сквозило нервное напряжение.
      - Мы проводим вас,-предложил Ланин.
      - Не нужно,-отказался Евгений Николаевич.- Это совершенно лишнее. Мой чемодан весит немного. А вам не стоит зря терять время. До свидания.
      Шаги Смолина затихли в глубине коридора.
      - Вот мы и одни,-сказал Ланин.
      Ольга не ответила. Через окно она увидела Смолина, быстро переходящего пэ деревянным мосткам к общежитию. Он, наклонив голову, вбежал по ступенькам и скрылся за дверью. Ольга и Ланин медленно спустились в аквариальную. Ольга тотчас подошла к окну, а Панин сел за микроокоп и погрузился в работу, забыв обо всем. Минут через десять Смолин вышел из общежития с чемоданом в руке, в пальто и шляпе. Он взглянул на часы и торопливо зашагал по тропинке через горы, з поселок. Поднимался он быстро, часто перзкладывая чемодан из одной руки в другую. Ольга не отрывала глаз от его фигуры, которая становилась все меньше и бледнее, исчезая в мглистом воздухе. Наконец, Ольга перестала что-либо видеть в тумане.
      - Да. Вот мы и одни, - сказала она как запоздавшее эхо.
      Глава 27
      ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
      Калашник проснулся... точно кто-то грубо толкнул и разбудил его. С колотящимся сердцем он сел на кровати, еще ничего не соображая спросонья.
      - Кто? - опросил он, ничего не видя в темноте.
      Ответа не было. Он подождал несколько секунд, затаив дыхание. Ничего не было слышно. Тогда он шумно откашлялся, встал и босиком подошел к раскрытому окну. Теплое дыхание ночи было беззвучно. Он сел у окна. Мысли были все так же спокойно мрачны, как и накануне. Спать не хотелось. Он оделся - работа была для него единственным средством отвлечься от тяжелых раздумий. Присел к столу, развернул свои рукописи. Но гнетущее настроение не давало сосредоточиться.
      "Плохо, друг мой, .плохо", - сказал он себе. Решение проблемы, над которой он бьется, пока не приближается, а он все глубже и глубже увязает в усложнении своего метода.
      - Что же, черт возьми, делать? - спросил он себя во весь голос.
      Тишина дрогнула и снова настороженно застыла. Он встал, шумно прошел тяжелыми шагами по комнате, отталкивая ногами попадающиеся на пути стулья, чтобы отделаться от гнетущего впечатления этой тишины. Остановился у окна, облокотился широкими ладонями на подоконник и опять задумался.
      "Итак, надо честно сознаться, что это соревнование я проиграл..." -он горько усмехнулся и ударил по подоконнику крепко сжатым кулаком.
      - Черт!
      В дверь тихо постучали. Калашник, не оборачиваясь, машинально крикнул:
      - Войдите!
      -Сноп света, ворвавшийся в открываемую дверь, упал на его руку и погас. Кто-то позвал с порога:
      - Григорий Харитонович?
      - Кто здесь?-обернулся Калашник.
      - Это я - Смолин!
      - Евгений Николаевич?!-удивился Калашник.
      Он подошел к столу, пошарил выключатель и зажег настольную лампу. Свет из-под абажура наполнил комнату тревожным полумраком.
      - Извините, что я так поздно...- сказал Смолин. - Но я принужден обратиться к вам за помощью. Мне оказали, что вы остановились в этой гостинице.
      - Что такое?-насторожился Калашник.- Да вы проходите, садитесь.
      Смолин подошел к столу, но не сел, а стал около стула, держась за его спинку.
      - Когда вы приехали? - спросил Калашник.
      - Семь часов назад... И не нахожу себе места от беспокойства. Я получил телеграмму от Петрова с просьбой приехать. Но дома его не оказалось, в лаборатории тоже. Я выяснил, что вчера он отправился в Балаклаву... Но он давно уже должен был вернуться. Сотрудники подтверждают: ни разу не случалось, чтобы он не ночевал дома. У меня много поводов для тревоги о Петрове.
      Калашник поднял на него глаза.
      - Не понимаю... Молодой человек гуляет... Вот и все...
      - Вы не видели его днем?
      - Я его встретил здесь, в коридоре, рано утром...
      - Он... ничего вам не говорил, куда и зачем он собирается?
      - Нет.
      Смолин отпустил спинку стула и медленно пошел к дверям.
      - Куда же вы, Евгений Николаевич? - удивился Калашник.
      Смолин остановился, потирая в раздумье лоб.
      - Я думаю, что мне следует сейчас же ехать в Балаклаву.
      - В такой час?
      - Это не имеет значения. Там, где я буду наводить справки, не знают разницы между днем и ночью... Извините меня, Григорий Харитонович. Покойной ночи.
      Калашник стоял посреди комнаты возбужденный тем, что услышал. И когда Смолин уже скрипнул дверью, Григорий Харитонович крикнул:
      - Стойте! Я пойду с вами!
      ...Машина вылетела на Проспект Победы, далеко освещая лучами мощных фар тихую и темную в этот час, прямую магистраль.
      Смолин смотрел в темноту, крепко держась за петлю в кабине. Рядом с ним, привалившись к подушкам, неподвижно сидел Калашник. Сквозь город они проехали, не обменявшись ни словом. И только, когда в окошко засвистел степной ветер, Григорий Харитонович зашевелился на своем месте.
      - А как вообще дела? - спросил он, доставая портсигар.
      - Если мы не будем допускать ошибок, - ответил Смолин, - задача будет нами разрешена. Для этого есть все предпосылки.
      Он повернулся к Калашнику и взял папиросу из протянутого портсигара. Вспыхнула спичка, блеснули горящие напряжением глаза.
      - А что у вас? - спросил Смолин после паузы.
      Калашник недовольно засопел и задвигался, словно ему было неудобно сидеть.
      - Что ж у нас... Пока особых успехов нет.
      Машина крутилась на поворотах шоссе, сбегающего в долину. Небо на востоке чуть-чуть посветлело.
      - Нам нужно работать вместе, Григорий Харитонович, - сказал Смолин. Сейчас уже наметились контуры решения проблемы и нужно максимальное сплочение сил. Решение надо ускорить.
      Калашник промолчал. Резкий ветер ворвался в кабину. Смолин опустил стекло. Шофер обернулся к ним.
      - Балаклавский сквознячок.
      Мелькнули высокие кипарисы и темная зелень садов, выхваченная из мрака кинжальным светом фар. Машина пошла по Балаклавской набережной, мимо зданий, уснувших над неподвижной водой залива. Смолин тронул шофера за плечо. Автомобиль остановился около двухэтажного белого здания с ярко освещенными окнами. Евгений Николаевич выскочил из кабины и бросился в дверь. Калашник остался в кабине.
      Долго сидел он неподвижно, откинувшись на подушки. Уже в рассветной мгле возникли контуры гор и засветились ворота Балаклавской бухты. Калашник все смотрел перед собой из-под нахмуренных бровей и думал:
      "Работать вместе?.. Нет, дороги у нас разные. Вы - под счастливой звездой, Евгений Николаевич, вы - баловень судьбы... имеете все предпосылки к решению стоящей перед вами задачи... А я уже исчерпал запас своих идей... В голове-полная пустота и мрак. А помогать вам в качестве подсобной силы я не намерен. Не намерен".
      - Зачем же ты, собственно, поехал с ним? - спросил он себя вслух.
      - Что вы? - очнулся от дремоты шофер.
      - Ничего, ничего, спи, - проворчал Калашник.
      - Вы спите, Григорий Харитонович? - услышал он голос Смолина и очнулся.
      - Нет, не сплю. Как дела?
      - Как вам сказать... Кажется, все повертывается в благоприятном светеМеня пристыдили за излишнее беспокойство. Правда, я настоял, чтобы они связались с ближайшими пограничными постами - не слышно ли чего-нибудь подозрительного. Как будто, все в порядке...
      - Простите, что-то я ничего не понимаю, - сказал Калашник. - Вы узнали что-нибудь о Петрове?
      - Да, узнал. Он приехал вчера днем,чтобы увидеть по срочному делу полковника Колосова...
      - Это работник местного управления МВД? Зачем же ему быть здесь?-удивился Калашник.
      - Он приезжает в Балаклаву отдохнуть. Страстный рыболов. По выходным дням гостит у балаклавских рыбаков. В субботу вечером он выехал на промысел. Говорят, обычно после ловли он остается на день у рыбаков, а к вечеру возвращается. Но бывает, что он снова в ночь отправляется на ловлю. Петров прождал его весь вечер и, так как Колосов не вернулся, пошел к нему через горы. Они уверены, что он выехал с Колосовым на рыбную ловлю. С восходом солнца рыбаки вернутся и привезут обоих.
      - Так...-сказал Калашник.-что же, поедем домой? Или подождем восхода солнца?
      - Пожалуй стоит подождать, - ответил нерешительно Смолин.
      Он подумал немного, смотря на силуэты генуэзских башен, чуть проступившие напомутневшем небе, и сказал:
      - Все это очень хорошо,-рыбная ловля, и отдых, и все прочее. Но я не могу понять, какое срочное дело привело сюда Петрова? Что заставило его сидеть здесь целый день и тащиться на Большой берег через горы?
      - Дождемся его возвращения, выясним, - пожал плечом Калашник. Садитесь пока. Дремлите. Хотите папиросу?
      Смолин машинально протянул руку, но сейчас же отдернул.
      - Не хочу, - сказал он рассеянно. - Послушайте, Григорий Харитонович...
      - Да?
      - Вы не любите ходить?
      - А в чем дело?
      - Я скажу вам прямо - я очень волнуюсь... И имею на это причины. Может быть, это смешно, но я не могу здесь сидеть в ожидании... Идемте...
      - Куда?
      - На Большой берег. Подождем там. Мне сказали, что с прибрежных скал их можно увидеть. У Колосова - бинокль. Нас заметят. Ну, что здесь томиться три часа? Идемте...
      Калашник молча вылез из кабины. Они отпустили шофера и пошли. Под ногами у них застучали полуразвалившиеся ступени каменной лестницы. Они поднимались к Генуэзской башне - любимому месту прогулок жителей Балаклавы. Отсюда шла тропинка на Большой берег.
      Смолин шел впереди, широко шагая длинными ногами и резко выбрасывая руки. Сзади тяжело дышал Калашник. Небо светлело. Море, черное и глянцевитое, точно политое маслом, ворчало глубоко внизу.
      - Далеко это? - спросил Калашник.
      - Да нет, не больше сорока минут хода. Скоро придем.
      Они шли по высоким выпуклым холмам, поросшим перегоревшей травой. Дул ветер, обвевая их разгоряченные лица. Калашник остановился.
      - Смотрите-ка, вон там. Это, кажется, они.
      Смолин посмотрел на море. Далеко, почти у горизонта, из черноты светили крошечные, неподвижные огоньки.
      - Пожалуй, - согласился Смолин.
      Они прибавили шагу. По стремительным движениям Смолина, по его молчаливой отчужденности, Калашник догадывался, как тот волнуется. Постепенно возбуждение передалось и ему. Бессонная ночь обострила чувства, притупила мысли, и он, уже не отдавая себе отчета, ощущал тревогу Смолина как свою.
      - Теперь вниз, - сказал Евгений Николаевич.
      Крутой, поросший сосняком и можжевельником глинистый склон уходил под ногами в полумрак. Они спускались уже не разбирая дороги, напрямик, продираясь плечами через колючие кусты, срываясь на крутящихся под ногами камнях и комьях засохшей глины. Море шумело все ближе и ближе... Наконец, они очутились на просторном пляже, растянувшемся по широкому берегу. Под ногами захрустела галька.
      - Вот и Большой берег, - сказал Смолин.
      Уже совсем посветлело небо. Звезды погасли. В беловатом, смутном свете рождающегося утра Калашник увидел усталое, измученное лицо Смолина, устремленное в море.
      Они поднялись на высокие скалы у берега. Внизу черные волны разбивались фонтанами брызг, долетавших до их ног тяжелыми каплями.
      - Петро-ов! - крикнул изо всех сил Смолин, приложив рупором руки ко рту.
      - Ко-ло-сов! - вторил ему глубоким хрипловатым басом Калашник.
      Они опустили руки и прислушались. Сквозь шум моря ничего не было слышно.
      - Но они должны нас услышать, - сказал Смолин. - Им не так мешает шум моря, как нам.
      Они кричали, напрягая голоса, пока не запершило в горле. Калашник, прищурясь, пристально смотрел на море.
      - Нас заметили, - спокойно сказал он. Далеко, далеко - там, где темная вода сливалась с горизонтом, показалось маленькое белое пятнышко. И в перерывах между ударами волн о скалу можно было различить ровное стрекотание мотора.
      Лодка приближалась. Смолин, махая руками над головой, всматривался в тех, кто в ней был, и пытался разглядеть среди них Петрова. На носу стоял человек, направлявший в их сторону бинокль. К мотору наклонился второй.У руля сидел третий.
      - На носу - Колосов, - определил Смолин.
      Лодка неслась наперерез волуам. Теперь уже отчетливо были видны борта и белые буквы на них.
      - У руля - человек в форме, - это не Петров, - сказал Калашник. Значит, если третий не он...
      - Что же ему делать у мотора? - возразил, прикусив губы, Смолин.
      Третий выпрямился.
      - Нет, не он, - тихо проговорил Калашник.
      Мотор смолк. Колосов крикнул что-то в рупор.
      - В чем... дело?-донеслось сквозь шум прибоя.
      - Ищем... Петрова... - закричал Смолин. Его... нет с вами?
      - Какого... Петрова?
      - Из группы Смолина!..
      - Это... профессор Смолин?
      - Я!..
      - Берем вас на борт!
      Калашник и Смолин сбежали вниз, оступаясь на скользких камнях. Лодка подошла, поднимаясь и опускаясь на волнах. Моторист осторожно удерживал ее багром, не давая ударяться о скалы.
      Смолин прыгнул с берега в лодку и чуть было не оступился. Колосов поддержал его за талию. Калашник дождался момента, когда лодка оказалась вплотную у берега, и спокойно перешагнул через борт.
      - Что случилось? - спросил Колосов, усаживая ученых.
      - Пропал Петров, - сказал коротко Смолин.
      - Расскажите все по порядку, - предложил Колосов и крикнул мотористу:Отводи лодку от скал и давай полный! Идем прямой Севастополь.
      ...Итак, еще одна катастрофа. Петров исчез. Подавленный, сидел Смолин на носу лодки, устремив взгляд в лиловую темную воду. Брызги летели ему в лицо и стекали каплями с опустившихся усов. Калашник тронул его за плечо:
      - Смотрите-ка, Евгений Николаевич...
      Смолин поднял голову. Странный необычайный свет излучался на востоке. Солнце еще не всходило, но горизонт уже засветился ярким латунным блеском. От него веером расходилось по небу желтое сияние. Море отливало мрачными темнолиловыми красками. И чем ярче разгорался этот пожар неба, тем мрачнее становилось море. Лишь кое-где, в гребешках волн, загорались и погасали золотые искорки.
      Солнце раскаленным добела краем показалось из-за горизонта. И внезапно ослепительным светом озарилось все море! Куда ни падал взгляд, всюду переливалось как бы расплавленное золото, блистая всеми оттенками желтобелого цвета.
      Там, где тени сгущались, море горело червонным отливом. Где дробилась вода, растекаясь на скалах, поднимаясь фонтанами брызг, светложелтое золото прыгало миллионами пылающих звезд.
      Все, кто был в лодке, щуря сипнущие от блеска глаза, ошеломленно смотрели на невиданное зрелище.
      Смолин быстро спустил руку за борт и зачерпнул в горсть воды. Калашник хмуро, исподлобья, следил за его движениями. Смолин смотрел, не отрывая глаз, как капли воды, медленно просачиваясь сквозь пальцы, стекали по коже. Вот уже последняя капля поползла по его руке. Он разжал пальцы, рассматривая высыхающую ладонь. Измученное лицо его осветилось внезапно вспыхнувшей мыслью.
      - Так вот в чем заключалось открытие бедняги Крушинского! - произнес он негромко, качая головой.- Бактериальная пленка!
      - Что? - спросил, не понимая, Калашник.
      - Это золотонакопляющая бактерия, - ответил Смолин. - Очевидно, в тканях золотой водоросли, сожительствуя с ней, размножались микробы, концентрирующие золото из морской воды. В результате наших экспериментов, повидимому, микробы попали в море, размножились и вот вам результат золотая бактериальная пленка.
      Глава 28
      В ЧЕМ ЗАКЛЮЧАЛОСЬ ОТКРЫТИЕ КРУШИНСКОГО
      Изо дня в день, потеряв счет неудачным попыткам, Петров продолжал опыты с остатками золотой водоросли. Прошло уже больше трех месяцев после отъезда группы Смолина на Мурман. Беспрерывные неудачи удручали Петрова, но он продолжал с яростной настойчивостью ставить культуру за культурой.
      Был уже конец августа. Однажды, доставая утром из несгораемого шкафа очередную порцию золотой водоросли, он случайно бросил взгляд на свинцовый футляр. Там хранился изотоп золота, привезенный Смолиным из Москвы. Аркадий отвинтил крышку, посмотрел на флакон с желтыми кристаллами и удивился, как это раньше ему не пришло в голову поставить культуру в растворе радиоактивного золота? Ведь это же - самое надежное средство контроля за накоплением золота!
      На другое утро он собрал со дна аквариума измельченные частички золотой ветви и проверил содержание в них радиоактивного золота. Стрелка на циферблате гейгеровского счетчика еле шевельнулась. Ну, так и должно быть. На мертвых частичках, пролежавших в растворе целые сутки, должны были зацепиться отдельные мицеллы-радиоактивного золота.
      Петров продолжал обследование всего, что было в аквариуме - налетов на стенках, осадка на дне, бактериальной пленки. Когда в камеру счетчика было положено стекло с пленкой, загорелась сигнальная лампочка и стрелки на обоих циферблатах с тонким стрекотаньем пришли в движение. Аркадий смотрел ошеломленно и не понимал, в чем дело. Потом он бросился со стеклом к микроскопу.
      Долго, дрожащими пальцами, водил он препарат взад и вперед, вправо и влево, пытаясь обнаружить какие-либо следы проростков. Водил-и видел: ровные ряды палочек,, тесно прилегающие друг к другу, и ничего больше.
      В недоумении он оторвался от микроскопа. Взял еще пробу с бактериальной пленки, снова подивился ее поразительной радиоактивности. И внезапно догадка осветила сознание. Он выхватил из аквариума несколько крошек, раздавил их на предметном стекле, подсушил, потом выдавил из пипетки на препарат капельку красящего раствора, употребляющегося для быстрой окраски микроскопических препаратов растений, накрыл покровным стеклом и поставил под самое большое увеличение. Он уже успокоился и руки его обрели привычную ловкость. Но когда он наклонился над микроскопом, пальцы его снова задрожали. Он увидел - с поразительной ясностью, словно выведенный тушью рисунок - тончайшую сеть, сплетенную в клетках водоросли из нитей микробов.
      - Так вот в чем тут дело! Симбиоз! [Симбиоз-сожительство двух различных организмов, из которого оба организма извлекают пользу.] прошептал Петров. От волнения у него потемнело в глазах.
      Да, сомнений не оставалось. Золотая водоросль оказалась убежищем для микробов, накапливающих золото в ее тканях. Петров уговаривал себя не волноваться, не суетиться, не дергаться. Сжигаемый своими переживаниями, он все-таки заставил себя провести в лабо. ратории и день, и ночь, проверяя сделанное открытие. И только утром на другой день он отправил телеграмму Смолину.
      Но спокойно ждать приезда профессора было свыше его сил. Еще два дня прошли как в чаду. Петров сидел в лаборатории до вечера, включая и выключая счетчик для испытания новых и новых проб бактериальной пленки. Все было ясно. Открывался совершенно новый путь исследований.
      Вечером он открыл несгораемый шкаф, чтобы достать очередную порцию золотоносной водоросли для постановки новой культуры. И вдруг он вспомнил ту минуту, когда в полумраке лаборатории Крушинского несколько месяцев назад так же вот зазвенел замок, открылась тяжелая дверца и перед их глазами тускло блеснули медью пустые полки. Вспомнил - и все тело его покрылось испариной. Может быть, именно за это открытие поплатился жизнью бедный Николаи Карлович!... Несколько мгновений он смотрел на остатки золотой водоросли в картонной коробке, чувствуя, как замирает сжатое внезапным волнением сердце...
      Потом захлопнул дверцу, положил ключ в карман и побежал к телефону. Колосова в Севастополе не оказалось. Петров долго добивался, чтобы ему сообщили, где находится полковник. Наконец, к телефону вызвали знакомого Петрову лейтенанта, который объяснил, где искать Колосова.
      ...Он медленно спускался по глинистому обрыву Большого берега к морю, не спуская глаз с горизонта, где, чуть видные в вечернем сумраке, маячили белые пятна рыбачьих лодок. Кусты орешника и можжевельника цеплялись за его одежду, но он не обращал внимания на эти помехи. В нетерпении он шел не тропинкой, а кратчайшим путем, по крутому, высохшему ложу ручья, покрыюму глубоко ушедшими в глину камнями.
      В его возбужденном воображении беспрерывно мелькало пережитое за последние трое суток. Бешено крутящаяся на циферблате стрелка гейгеровокого счетчика непрерывно. стояла у него перед глазами.
      Он услышал шуршанье и стук катящихся камней, точно кто-то бежал за ним. Но прежде чем успел оглянуться, он почувствовал толчок... удар... и потерял сознание...
      Потом, были минуты просветления. Он очнулся. Над ним в недосягаемой вышине медленно плыли звезды. Голова невыносимо болела. Все тело затекло. Он попытался пошевельнуться, но не мог, - его плотно опутывала веревка, врезавшаяся глубоко в мышцы.
      Он хотел крикнуть, но издал только глухой стон, - во рту была тряпка, а поверх нее на челюстях лежала плотная повязка. Он повел глазами. В ночной мгле чуть виден был силуэт сидящего рядом на корточках человека. Его крючковатый нос свесился на искривленные губы... Человек повернулся к Петрову. Аркадий задвигался по земле, пытаясь подняться... Снова почувствовал резкую боль. И опять все заволокло туманом...
      Из тумана временами выплывали странные, бредовые картины, Петров уже не помнил, что рисовало ему помрачненное сознание и что в действительности возникало в окружавшем его полумраке. Наиболее реальным было впечатление тусклого света, исходившего от лампочки, которая мигала среди кромешной мглы у него перед глазами.
      Его ложе тряслось беспрерывной мелкой дрожью. Петров догадывался, что это работа мотора. Он понял, что его везут по морю. Сильно качало. Повязка с лица была снята. Несколько раз подступала мучительная рвота, скручивающая желудок... И после нее опять восприятие окружающего терялось...
      Последний раз он очнулся, чувствуя, что его несут, тяжело ступая по твердой земле. Занимался рассвет... Петров увидел несколько человеческих фигур, услышал непонятный гортанный говор. Долго вслушивался он в короткие обрывистые фразы, произносимые негромкими голосами. Аркадий пытался понять хотя бы слово, но ничего не мог разобрать. Потом опять все исчезло...
      Глава 29
      ЛИЦОМ К ЛИЦУ
      Аркадий открыл глаза... Сразу навалилось ощущение тяжелой ломоты во всем теле. Он потянулся, расправляя сдавленный болью позвоночник, пошевелил руками, приподнялся на локте и осмотрелся. Он находился в помещении, погруженном в полумрак. Свет пробивался сквозь узкие щели под потолком, еле освещая голые серые стены, глинобитный пол и соломенную цыновку, на которой лежал Аркадий.
      - Вот так история! - прошептал он. - Завезли черт знает куда... И кто зaвез-неизвестно... И зачем завезли - тоже неизвестно. Но надо быть готовым ко всему.
      Он попытался сесть, но не удержался и упал, больно стукнувшись затылком о стену. Несколько минут он лежал на цыновке, уткнувшись лицом в измятый рукав пиджака, собираясь с силами. Наконец, ему стало легче. Он осторожно встал на четвереньки. Поднялся, держась за стену, на ноги. В голове шумело. Но постепенно сквозь боль к нему возвращалось ощущение своих мышц, своего тела. Он сделал несколько резких движений, морщась от ломоты в суставах. Теперь можно было сесть и подумать о том, что делать.
      Он украден... И нечего ломать голову над мотивами похищения - они совершенно ясны.
      Ни для кого в мире его персона не представляла интереса, помимо его деятельности в лаборатории профессора Смолина.
      Его привезли сюда, чтобы получить сведения о работе с золотой водорослью... По его спине пробежали мурашки.
      "Что же делать?.. Буду молчать - решил он. - А побои? Пытки? мелькнуло в голове. Но он отогнал эту мысль. - Будь, что будет".
      Прежде всего надо решить - куда его привезли? Путешествие по морю было, вероятно, недолгим. На рассвете судно уже пристало к берегу. Следовательно, переезд длился пе больше четырех-шести часов. И все же, на быстроходном судне за такой срок можно переплыть Черное море в любом направлении.
      Он встал, обошел все тесное помещение - четыре шага вдоль, три шага поперек - глядя вверх, откуда пробивался свет. Там, под самым потолком была узкая, в ладонь шириною, щель.
      Стена была, невидимому, толстой: через щель ничего не было видно - ни неба, ни зелени деревьев, ни стен соседних зданий. Аркадий осмотрел дверь, сбитую из тяжелых, массивных досок. Аркадий толкнул ее. Она даже не шевельнулась, - невидимому, снаружи ее держал прочный засов.
      Петров припал к двери ухом, прислушался. Сначала в едва слышном шуме, проникавшем сквозь толстые доски, ничего нельзя было разобрать. Потом пробились голоса, но они звучали так неотчетливо, что Аркадию не удавалось различить ни одного слова. Говорили, по-видимому, трое. Ясно можно было различить только интонацию, - заискивающую, подобострастную у двоих,и повелительную, резкую у третьего. Это был высокий баритон металлического тембра.
      Затем за дверью послышались шаги. Петров отскочил, бросился на цыновку, лег и закрыл глаза.
      Загремел засов. Скрипнула дверь. Кто-то вошел в комнату и остановился перед цыновкой. Сквозь ресницы неплотно закрытых глаз Аркадий увидел смуглое бритое лицо с ястребиным носом, черные волосы и густые черные брови, рубашку, небрежно расстегнутую на груди, светлосерый костюм. На губах у вошедшего застыла не то брезгливая, не то досадливая усмешка. Он толкнул Петрова носком ботинка. Аркадий медленно поднял веки, словно очнувшись от обморока, и изобразил на лице выражение тупого испуга.
      - Ну? - сказал брюнет.
      Петров застонал.
      - Поднимитесь! - резко приказал брюнет.
      Петров медленно, исказив лицо болезненной гримасой, повернулся к нему всем корпусом, приподнялся на локте, но не встал.
      - Ну-с, понятно вам, где вы находитесь и что от вас нужно?
      Петров отрицательно покачал головой.
      - Хорошо, будем знакомиться. Ваша фамилия Петров. Вы сотрудник профессора Смолина и его помощник в работе над биологическими методами извлечения золота из морской воды. Так?
      Петров пожал плечами.
      - Очень хорошо, - продолжал противный звенящий голос. - Позвольте представиться мне самому. Моя фамилия... ну, скажем, Смит. Она не имеет для вас никакого значения, так как вами интересуюсь не я сам, а... так сказать, инстанция, стоящая надо мной.
      - Чего же от меня хочет эта ваша... инстанция? - угрюмо спросил Петров.
      - Она хочет получить от вас некоторые сведения. Разумеется, не даром. Даром у нас ничего не делается. А за соответствующее вознаграждение. Вы будете хорошо обеспечены, и-я это гарантирую-освобождены и сможете жить, где захотите. Сможете вернуться к себе на родину - доставку мы вам также гарантируем - или избрать для проживания любую другую страну.
      От сдерживаемой ярости Петров почувствовал приступ тошноты. Он проглотил слюну, облизал пересохшие губы и грубо спросил:
      - А если я ничего не скажу?
      - Нет, вы скажете! - уверенно возразил Смит. - Или умрете здесь - в этом хлеву. Третьего выхода для вас нет. Подумайте. Время у нас есть.
      Смит повернулся на каблуках и вышел, стукнув дверью.