ДИРЕКТОР ОТКРЫВАЕТ СЕЙФ

Перекочевав на новую базу, налаживали связь с доверенными людьми, усилили разведку. В первую очередь интересовались сведениями о намечаемых акциях межиричского и сосновского гестапо.

Я и Николай Бондарчук облачились в форму полицейских и на велосипедах поехали в район Хмелевского лесопильного завода. Спустились по склону, спрятали в кустарнике велосипеды и направились к проходной. От охранника узнали, что завод временно остановлен на ремонт.

— Осмотрим территорию, — позвал я Бондарчука.

На заводском дворе громоздились аккуратно сложенные штабеля лесоматериалов, предназначенных для военных целей вермахта — строительства мостов, железных дорог, складов, бараков и прочих объектов.

— Эй, господа! — вдруг окликнули нас.

Обернувшись, мы увидели высокого мужчину. Он рассматривал неизвестных, видимо, пытался определить, кто мы и откуда. Мы удовлетворили его любопытство и назвались представителями областной шуцполиции… Потом спросили, кто он?

Это был завхоз предприятия. Он охотно отвечал на все вопросы. Рассказал о заводе, дирекции, районных полицейских и их поведении, и даже о межиричских лесниках, которые нас интересовали.

— А где сейчас директор? — задали мы вопрос.

— У него сегодня банкет.

«Почему бы не побывать там? — осенила мысль. — У пьяной компании наверняка развяжутся языки».

Посоветовались. Бондарчук остался у входной двери, а я проник в комнату, откуда неслись хмельные голоса. За обильно накрытым столом сидело человек пятнадцать, мужчин и женщин. Первым заметил меня хозяин дома. Он сорвался с места, распахнул дверь и пригласил к столу. Пришлось принять столь вежливое приглашение. Я сел возле хозяина. Сразу почувствовал на себе сверлящий взгляд: это впился глазами сельский богатей. Он почему-то настолько разволновался, что из его дрожащих рук выпала вилка.

Я выпил «штрафную» и закусил. Кулак вновь наполнил стопку самогоном.

— Две подряд? Это много. Я ведь на службе! — вежливо отказался.

— Пей, раз попал в нашу компанию! — настаивал мой «ухажор».

Он похвастал, что его брат тоже служит в полиции и заискивающе промолвил:

— Хорошие вы хлопцы, только служба ваша горькая… Ну, выпьем за вашу удачу!

В его поведении, назойливом лобызании сквозило что-то недоброе. «Наверное, хочет меня разоружить и разоблачить», — подумал я и решил отделаться от неприятного типа. Левой рукой покрепче сжал винтовку, а правой влепил ему оплеуху. Он замотал головой и рухнул на пол. Вся компания возмутилась моей дерзостью.

Секунда промедления могла обернуться против меня. Я скомандовал:

— Ни с места!

Николай Бондарчук, услышав возглас, вбежал в комнату и ещё внушительнее повторил:

— Ни с места!

Пострадавший молча поднялся и сел на своё место. Его глаз с каждой минутой все больше опухал, под ним засветился синяк, с нижней губы сочилась кровь.

Оставив Бондарчука «на вахте», я предложил директору пройти в соседнюю комнату и приказал открыть сейф.

— Как вы смеете? — воспротивился он. — Я пожалуюсь в гестапо! Это грабёж среди белого дня! Кем? Полицией! Где это видано? Ни одной марки не дам!…

— Пожалеешь! Становись к стенке!

— Ну и стану! Думаешь, испугался? Нет! Посмотрим, как ты заговоришь в гестапо.

— Ключ от сейфа! — потребовал я.

— Ничего не дам! — огрызался хозяин.

Директор упорствовал, зная, что полицейский не рискнёт с ним расправиться: ведь тогда его призовёт к ответу гестапо. Кому-кому, а полицейским хорошо известно, на что оно способно…

Не сломил упорство директора и предупредительный выстрел вверх. А что если сказать упрямцу правду, кто мы? Я так и сделал:

— Слушай, немецкий холуй, мы — советские партизаны и пришли сюда не для того, чтобы играть с тобой в прятки!

Глаза директора вышли из орбит. Он застыл на месте.

— Если правда, что вы советские партизаны, сейчас до копейки отдам… Но ключ у жены. Пригласите её сюда…

Приоткрыв дверь, я позвал жену директора. Она вошла. Руки её заметно дрожали. Директор сказал:

— Найди ключи от сейфа.

Женщина принесла ключи, с опаской посмотрела на меня и вышла.

Директор открыл сейф и отдал мне все наличные деньги — около десяти тысяч немецких марок.

— Ну, а как же я оправдаюсь? — трясся ое.

— Так и скажите: партизаны забрали!

— О боже, мне не поверят!

— Поверят: люди видели. Деньги народу нужнее, чем вам. Не вы же их заработали!

— Ну да… Мои рабочие…

— Ваши рабочие? Кто вам их дарил? А почему вы присвоили то, что должно принадлежать им?

Хозяин молчал. Да и что он мог ответить?… Покидая пьяную компанию, мы «утешили» её:

— Не скучайте за нами, мы ещё к вам наведаемся…

Часть изъятых денег раздали беднякам, остальными расплачивались при заготовке продуктов питания.

Партизаны мечтали об одном — связаться с Большой Землёй, получить совет, а может, и подкрепление… Но нас разделяли многие сотни километров… Трудно выразить словами радость, которую мы испытывали, когда мой пятнадцатилетний братишка Володя нашёл советскую листовку. Каждое слово в ней звучало набатом. Листовка звала на смертный бой с врагом. Она заканчивалась словами: «Не давайте оккупантам покоя ни днём, ни ночью!»

Воодушевлённые призывом Коммунистической партии, мы смелее шли на боевые операции.

Горсточка народных мстителей готовилась к налёту на Хмелевский лесопильный завод. Надо было уничтожить заготовленный там для фашистов лесоматериал, вывести из строя локомотивы. По существу это была наша первая крупная диверсия.

Задание осложнялось тем, что всего в четырёх километрах от предприятия находился гарнизон карателей. Но это нас не остановило.

…Занималось утро. На завод стекались рабочие. Вид у всех был унылый, мрачный, потому что их согнали в Хмелёвку по приказу людвипольского комиссара жандармерии, оторвав от хлебопашества.

К охраннику завода, гитлеровцу с одутловатой физиономией, подошёл неказистый мужичок. Он никак не мог объяснить, чего, собственно, хочет. Стражник смеялся над незадачливым человеком. И вдруг его лицо исказилось. «Мужичок» наставил пистолет и приказал сдать винтовку.

Охрана была обезоружена.

Партизаны осуществляли диверсию по намеченному плану: поджигали пиломатериалы, резали на куски кожаные и холщевые приводные ремни.

Один крестьянин увидел это и стал упрекать:

— Зачем вы уничтожаете народное добро?

— А ты хочешь, чтобы все досталось фашистам? — возмутился Владимир Леонтьев.

— Почему фашистам? — возразил крестьянин. — Если вы продержитесь тут до ночи, люди все до щепки вывезут. В хозяйстве пригодится.

— Шутишь, батя? — недоверчиво посмотрел на крестьянина Леонтьев. — Разве успеют все растащить за день?

— Ручаюсь!

— Подожди, потолкую со старшим.

Совет крестьянина был дельный. Действительно, пусть лучше народу достанется добро — и я скомандовал:

— Поджог прекратить!

Не прошло и получаса, как заводской двор превратился в растревоженный улей. Бесконечным потоком сюда потянулись подводы. Из двора они уезжали нагруженные брусьями, шпалами и досками.

Вдруг кто-то надрывно крикнул:

— Полиция!

Крестьяне заметались в панике и начали разбегаться. К заводу подходил людвипольский гарнизон.

— За мной! — скомандовал я.

Партизаны бросились навстречу карателям. Вперёд выдвинулся заслон: Николай Киселев и Владимир Леонтьев.

Раздался выстрел. Он и послужил началом атаки фашистов.

Ребята дружно открыли ответный огонь. Неумолимо клокотал пулемёт Жоржа, поливая врагов свинцом. Полицейские, умевшие лишь расправляться с мирным населением, впервые попали в такой переплёт и бросились бежать. Каратели отступили в Сосновку.

Оставив заслон, партизаны собрались в конторе. Сюда вбежал мой брат Володя. Лицо его зарумянилось, глаза блестели. Скороговоркой он сообщил, что задержан межиричский лесник.

— Что с ним делать? — допытывался Володя.

— Погоди, решим, — охладил я юношу.

Во дворе стоял пожилой человек. Я подошёл к нему. От проницательного взгляда лесник поёжился.

— Почему не сдал оружие? Мы тебя предупреждали! Перед гитлеровцами выслуживаешься, свой народ предаёшь?

— О нет! Нет! — залепетал лесник. — Оружие хоть сейчас возьмите, и вместо одной винтовки — две, а вдобавок и пистолет дам. — Лесник переминался с ноги на ногу. — Против своих людей не иду — убедитесь сами.

— Где оружие прячешь?

— Дома, в Максимиляновке.

Откровенность лесника подкупала и в то же время настораживала. Дорога в деревню пролегала через лес. Можно ли довериться такому человеку?

— Не подведёшь? — сурово спросил я. — Иначе — пеняй на себя!

— Вы мне не верите? — упрекнул лесник. — Поедем!

Я взял стоявший у заводской конторы велосипед и, оставив Пихура старшим, поехал вслед за лесником. Он мчался, словно преследуемый. Я старался не отставать, нажимал на педали изо всех сил.

На хуторе, расположенном вблизи просёлочной дороги, лесник свернул в один из дворов. Я — за ним. Вошли в дом. Лесник неторопливо открыл шкаф, взял оттуда винтовку и передал её мне.

— А где вторая?

— Сейчас, сейчас…

Лесник пошёл в кладовую. Я неотступно следовал за ним. Ещё одна винтовка попала в мои руки. Вынув затворы и положив их в карманы, я потребовал обещанный пистолет.

— Его у меня нет! — развёл руками лесник.

— У кого же?

— Спрятал так, что и сам не найду.

— Со мной шутки плохи!

— Раз так настаиваете, — на лице лесника появился испуг, — тогда пойдёмте к соседу.

И, пренебрегая опасностью, я поспешил вслед за хозяином к соседнему хутору.

На пороге ветхой хатенки, обмазанной светлой глиной, стоял парень. На его щеке выделялось красное родимое пятно. Парень сухо ответил на приветствие и пробуравил меня взглядом. Неужели ловушка?

— Чужих на хуторе нет? — с напускной серьёзностью обратился я к нему.

— А мы чужих не жалуем! — грубовато ответил парень.

— Я представитель власти и предупреждаю… Если найду оружие…

Искромётный взгляд, сжатые губы и вся поза этого человека говорили о неприязни к полицейским. Поразмыслив несколько секунд, я открылся:

— На мне чужая форма. Я не тот, за кого вы меня принимаете. Пришёл в ней сюда ради безопасности.

Парень преобразился:

— А кто же вы? Лесник ответил за меня:

— Партизан!

Я подтвердил это и признался, что явился за оружием. Лицо парня посветлело.

— Если правда, то я сдам вам оружие.

— Как вас зовут?

— Леонид Ильчук.

— Отойдём в сторону.

Лесник остался на прежнем месте.

— Если вы партизан, заберите меня с собой, — взмолился Ильчук. — Мне житья здесь нет, за мной охотятся черносотенные, единственное спасение — пистолет. Дома бываю редко, случайно застали: к матери наведался.

— А ты представляешь условия партизанской жизни? Взвесь все хорошенько, не торопись. Надумаешь, скройся из села незаметно, иначе прослышат, что в партизаны подался, — замучат старушку.

— Ко всему готов, — обрадовался Леонид. — Только возьмите с собой! Я уже бродил однажды по лесам, но никого так и не встретил.

Я смотрел на Ильчука и радовался.

— Ладно, собирайся…

Леонид пригласил меня в дом. Мать Ильчука увидела на мне полицейскую форму и переполошилась:

— Не слушался меня, — запричитала. — Он ещё молодой, разума не набрался… Единственный он у меня, моя надежда, никому вреда не причинил, не трогайте его…

Лёня обнял мать, успокоил:

— Чего вы, мама, расстроились? Это хороший человек. В широко раскрытых глазах старушки застыли слезы.

Она не сразу поняла, почему я «хороший человек». Но так сказал её сын, и она поверила. Наступила тягостная пауза.

— Как вас зовут, мамаша? — спросил я.

— Надежда, дочь Трофима, — как-то странно ответила женщина. Она стояла как вкопанная и с недоверием поглядывала в мою сторону. Всё же на мне полицейский мундир! Преодолев робость, спросила шёпотом:

— Кто же вы такие?

— Мы — советские партизаны, Надежда Трофимовна. Вот и ваш сын просится к нам. Вы не против, чтобы он стал партизаном?

Надежда Трофимовна ответила не сразу:

— А где же вас искать в случае необходимости?

— Все леса вокруг — наши. Будем живы — Лёня навестит вас.

— Дай бог, дай бог! — перекрестилась старушка.

Я посмотрел на часы, затем на Леонида. Он понял мой взгляд. Сняв фуражку, поцеловал мать в щёку, взял её руки в свои и прижался к ним губами.

— Прощай, родная…

…Я зарядил винтовку и вручил её Ильчуку.

— Получай, Лёня, теперь она твоя до конца войны. Вместе будем бить клятых варваров.

Вторую винтовку я тоже отдал Лене. Лесник подарил ему свой велосипед. Ом, конечно, догадался, куда уходит Ильчук, но спросил с хитрецой:

— Далеко собрался?

— Провожу человека. А там — работу поищу.

— Это ты мне, старику, не доверяешь? — обиделся лесник. — Напрасно, сынок. Иди и не беспокойся: о матери я позабочусь…

Лесник расправил жиденькую бородку, кашлянул.

— Ну, с богом! — перекрестил Ильчука.

С хутора, напрямик по открытому полю, мы с Леонидом проскочили к лесу. По просеке мчались лошади, запряжённые в фурманку. На ней стояли, держась друг за друга, несколько человек.

Я поднёс к глазам бинокль и узнал братьев — Жоржа и Ростислава, а также Николая Киселева. «Ищут меня», — предположил.

— А ну, дружок, пальни вверх, чтобы услышали, — сказал Лене.

Ильчук вскинул винтовку и выстрелил. Выстрел услышали. Фурманка подъехала к нам.

— Где так долго пропадал? — забросали меня вопросами. — Уходил со стариком, а вернулся с молодцом!

— Угадали, — улыбнулся я. — Знакомьтесь: пополнение, Леонид Ильчук.

Парень пришёлся всем по душе.

— А где вторую винтовку взял? — похлопал его по плечу Жорж. — Милая подарила?

— Милая не догадалась, — отшучивался Ильчук. — А вот ваш милый, — повёл в мою сторону глазами, — догадался.

В хорошем настроении мы вернулись на лесопилку. Сгущались сумерки. Подхлёстывая вспотевших лошадей, крестьяне вывозили на телегах лесоматериал. Просто не верилось: там, где ещё в полдень громоздились большие ярусы, был пустырь. Ильчук с удивлением наблюдал за происходившим. На этом заводе ему был знаком каждый уголок. Три года вместе с отцом работал он здесь в поте лица за жалкие гроши. Работал по двенадцати-четырнадцати часов в сутки. Но пришла Советская власть, и мальчик поступил в школу. А потом война… Отца призвали в армию, комсомолец Ильчук остался с матерью. Ему было только 16 лет.

И вот он снова на том же заводе. Возмужалый. Вооружённый.

Едва последняя телега выехала из двора, у конторы раздались три выстрела. Сигнал! Через несколько минут все участники боевой операции собрались в условленном месте.

Растянувшись цепочкой, друг за другом, мы покинули территорию завода. Вместе с нами уходил в лагерь новый боец — Лёня Ильчук. Его не смущал ни густой осенний дождь, ни предстоящая жизнь партизана, полная неожиданностей и риска.

ПЕРЕГОВОРЫ С БУЛЬБОЙ

На первых порах националисты маскировались, называли себя повстанцами, борющимися против фашистов. Это сбивало многих с толку. Тогда никто не подозревал, что бандитские группы создавались по указке гитлеровцев. По их замыслу действия банд должны были стать своего рода противовесом мужественной и справедливой борьбе народных мстителей. В некоторых сёлах секирники сумели втереться в доверие к патриотически настроенным крестьянам и через них влияли на остальных.

Обманутым оказался и крестьянин Сергей. Располагая данными о его связи с предводителем банды Тарасом Боровцом, присвоившим себе славное имя Тараса Бульбы, мы установили беспрерывное наблюдение за хутором Сергея. Однажды на рассвете наш дозорный Владимир увидел: во двор к Сергею зашло несколько человек. Пугливо озираясь по сторонам, хозяин проводил гостей в сарай, затем не спеша обошёл хутор, вглядываясь в подступы.

Сомнений не оставалось — Сергей предоставил убежище бандитским верховодам. Появилась возможность встретиться с атаманом, узнать, «чем он дышит», выяснить, действительно ли секирники воюют против фашистов.

— Ну, кто, братцы, к его светлости пойдёт? — спросил я у друзей. — Кто из вас с дипломатией дружит?

Партизаны рассмеялись. Не приходилось им раньше быть парламентёрами…

— Может, всей группой пожалуем? — шутили товарищи.

— Не примет!

— А мы попросимся…

— Тогда беседа не получится!

— Зря!…

Шутки шутками, а к атаману идти надо. Командировали на «высокую» встречу меня, как командира группы, и Ваню Пихура, человека смышлёного в политике.

Слушая нас, отец тоже смеялся от души, а потом серьёзно сказал:

— Что ж, поговорить с атаманом не мешает. Может, он и вправду намерен бить оккупантов? Ведите себя там достойно. В случае чего, поддержим.

Сопровождаемые добрыми напутствиями товарищей, «парламентёры» отправились выполнять малоприятную миссию.

С северной и западной стороны хутор Сергея был окружён кустарниками. Партизаны подобрались сюда и залегли.

Пихур и я вошли во двор. Сердито залаяла собака. Ваня бросил ей кость, и она успокоилась. В ту же минуту, точно из-под земли, во дворе появился хозяин, который ощупывал нас своими кошачьими глазами. Поздоровавшись, я спросил, где сейчас атаман Бульба. Сергей сделал умилённое лицо и как-то судорожно пожал плечами.

— Я вас не понимаю, какой атаман?

К нам подошла Анна, жена Сергея, молодая и красивая женщина. Она пыталась отвлечь внимание от сарая и заискивающе пригласила на завтрак.

— Ещё успеем, — поблагодарил я Анну, — весь день будем у вас отдыхать.

Анна многообещающе моргнула и удалилась.

— Где же спрятал атамана, Сергей? — продолжал я прерванный разговор.

Сергей опять притворился:

— Клянусь богом, нет здесь никакого атамана!

— Ну, раз ты не знаешь, кто прячется у тебя, то мы сами найдём, — я сделал шаг в сторону сарая.

Разгадав моё намерение, Сергей встал на дверях и широко расставил руки.

— Здесь я хозяин и прошу не открывать!

Пришлось оттолкнуть упрямца. Приставил к сеновалу лестницу и по ней взобрался наверх. На сене спали пятеро мужчин. Я потормошил крайнего. Он схватился, протёр глаза и, увидев перед собой незнакомого вооружённого человека, испуганно спросил:

— Кто ты такой?

— На свидание с атаманом прибыл.

— Подожди внизу, сейчас разбужу.

Я спустился по лестнице. Через несколько минут ко мне спустились и бульбаши.

Тогда я впервые увидал атамана. Высокий ростом, он чуть горбился, на вид ему было не более тридцати. Лицо изъедено оспой, белёсые брови и ресницы придавали ему отталкивающий вид.

Размашистым шагом Бульба подошёл к нам и, крепко пожимая руки, отрекомендовался:

— Атаман Тарас Бульба.

Поочерёдно представились его сподручные. Первый назвался Адамом. Он был правой рукой атамана. Квадратный подбородок и лихой чуб, свисавший над узким лбом, говорили о его жестокости и тупости.

От других мы услышали «оригинальные» клички: сотник Пидмоченый, поручик Зубатый…

Видимо, бандитам не понравился наш визит, к тому же они усомнились в искренности Сергея, не сумевшего вовремя их предупредить.

А Сергей под тяжёлыми взглядами бульбашей виновато опустил голову, косился на оружие, торчавшее у бандитов за кожаными поясами. Оправившись, он побежал за сарай и принёс ведро воды. С плеча свисало полотенце с вышитыми петухами.

— Прошу умыться, — угодничал он.

Наспех умывшись и причесав волосы, бульбаши приводили себя в порядок. Атаман набросил на плечи шинель из серого офицерского сукна. На узеньких погонах с синими кантами блестели трезубы из белого металла.

Атаман небрежным жестом извлёк из кармана пачку купюр и, плюнув на пальцы, ловко отделил одну пятисотку и дал её Сергею.

— Выпивку и всё остальное!

Сергей понимающе кивнул головой и, подпрыгнув от удовольствия, бросился в дом. Через минуту вернулся с бутылью сизого первака.

Мы условились с атаманом, что переговоры проведём в сарае. На глиняный пол положили несколько брёвен, на брёвна — доски. «Стол» накрыли самотканной скатертью. Хозяйка принесла миску квашеной капусты, огурцов, нарезанного ломтиками сала, лука и хлеба.

— А где трофей? — упрекнул Бульба хозяина.

Сергей немедля прикатил бочонок со сливочным маслом. Анна внесла гранёные стаканы, расставила их и вышла. Вслед за женой оставил гостей и Сергей. Он предупредил:

— Не беспокойтесь, буду на часах…

Бульба смерил меня изучающим взглядом:

— Так за что выпьем, красный командир?

— А за что предлагаете?

— За то, чтобы Гитлер — туда! — и пальцем указал на землю.

Мы почокались, выпили. За трапезой завязалась беседа. Атаману не терпелось узнать, связана ли наша группа с подпольщиками, где мы дислоцируемся, какие у нас планы. Такое любопытство не располагало к откровению, и я отвечал уклончиво.

После повторного тоста атаман вновь затронул начатую тему, но проявлял при этом сдержанность. «Тонкий дипломат, — подумал я. — Не зря учился в разведывательной школе в Берлине». А Бульба обходным путём пытался выяснить, сколько в моей группе людей под ружьём. Говорил он размеренно, будто прожёвывал каждое слово. Осторожно намекнул, что нам незачем уединяться, лучше объединить силы. Немного охмелев, Бульба начал хвастаться перспективой развития националистического движения и без всяких оговорок неожиданно предложил:

— Переходи к нам всем отрядом. Обижен не будешь, получишь любой портфель!

— Нет! — возразил я. -У нас свои планы, и дел впереди не мало. Вот немцев бить совместно с вами готов, хоть сейчас!

— Не время ещё, мы недостаточно крепки, — сказал атаман. — Пока что против них выступать не следует. Вот окрепнем, тогда ударим…

Я пытался убедить атамана и его сторонников, что выжидать нельзя.

— Гитлеровцы жгут села и города, людей губят, грабят Украину, а вы отсиживаетесь в кустах. Предлагаю немедленно выступить сообща против злобного врага. Бездействовать сейчас — позор! Как же будете глядеть в глаза землякам?

Но Бульба и его сподручные и слушать не хотели о немедленных действиях. Они категорически отклонили все предложения, ссылаясь на свою малочисленность и слабое вооружение.

Атаман и его заместитель Адам Воловодик склоняли нас к тому, чтобы мы прекратили борьбу, иначе вся группа погибнет.

— Чего же «погибнет»?

Воловодик зло покосился:

— Слон всегда моську давит и даже не чувствует этого.

— Народ — не моська, — отпарировал я.

— Так за вами же народ не идёт.

— Мы и есть народ!

— Ха-ха! Сказал!

— Как есть!

Атаман выпил ещё стакан водки, причмокнул от удовольствия и, растягивая слова, повторил:

— Вот окрепнем, тогда и всыплем немцам. А пока подождём…

— Время не ждёт! — ответил я Бульбе.

Но спорить, убеждать было бесполезно. Мы стояли на разных позициях. Бульбаши прикрывались фальшивыми фразами и только выдавали себя за борцов против оккупантов, а о борьбе и не помышляли. Наши пути расходились.

Итак, не договорившись с атаманом, я и Пихур оставили охмелевших бандитов. Вдогонку Бульба примирительно бросил:

— Напрасно, хлопцы, горячитесь, я вам добра желаю, а вы…

ЕЩЁ ПЯТЬ СТВОЛОВ

Наши верные друзья — подпольщики Флор Ляшецкий, Зигмунд Гальчук, братья Броновицкие, Ремигюш Курята, Пётр Трофимчук сообщили о намерении Тарнавского навести гитлеровцев на след партизанской группы.

— Недолго уже Струтинским по земле ходить, — хвастался он перед односельчанами. — Скоро их так накроем, что и головы не успеют поднять.

Бахвальство Тарнавского подхлестнуло нас, послужило своеобразным сигналом к более активным действиям.

Гитлеровцы создали «зелёную» полицию в надежде на то, что её руками удастся подавить в зародыше партизанское движение. «Зелёные бандиты», как именовали люди лесников, представляли такую же опасность в лесу, как шуцполиция в местечках и сёлах. Не случайно мы начинали борьбу именно с разоружения лесников. Тогда они поклялись, что никогда ничего не предпримут против народных мстителей. Некоторые лесники, действительно, умерили свой верноподданнический пыл, однако ненадолго. Уверовав в мнимые успехи гитлеровцев, подняли голову и старались наверстать упущенное. Особенно усердствовали невирковские лесники во главе со ставленником гестапо Бруно Тарнавским.

Наученные горьким опытом, они вели себя насторожённо и в одиночку по лесным участкам не ходили.

Конечно, легче всего было не связываться с ними, а перебазироваться в другое место. Но партизаны отвергли такую полумеру. Рано или поздно, рассуждали мы, «зелёные» обнаружат группу. Поэтому все настаивали: дать бой лесникам и за их счёт пополнить своё вооружение.

Под покровом ночи группа продвинулась к лесничевке. Жорж с пулемётом залёг у погреба, Николай Киселев притаился у входной двери. Когда рассвело, я с пистолетом в руке проник в контору. Моё появление было для лесников неприятным сюрпризом. Все уставились на меня. Я приказал немедленно сложить оружие.

Лесники переглядывались между собой, но с места никто не двинулся.

— Сопротивление бессмысленно! — предупредил я их. — Вы окружены партизанами. Приказываю сдать оружие и боеприпасы! — и, воспользовавшись замешательством, шагнул к крайнему леснику, взял из его рук винтовку. Второй — сам отдал мне свою двухстволку.

Один из лесников, с маленькими чёрными и злыми глазами, рванулся к оружию. Я направил на него пистолет:

— Руки вверх!

Черноглазый сел на место. В эту минуту подоспел Николай Киселев, быстрым прыжком он подскочил к ретивому и обыскал его. То же самое проделал с остальными.

Изъятые винтовки Киселев передал вошедшему Николаю Бондарчуку, а сам последовал за мной в соседнюю комнату, куда я завёл старшего лесника Руденко.

— Что, по-хорошему не отдаёт винтовку? — нервничал Киселев.

— Говорит, у него нет.

— Пусть тогда пеняет на себя!

— А мы вот проверим! — я распорядился выделить трёх партизан и произвести обыск в хозяйстве Руденко.

Услышав это, он сверкнул глазами:

— Ну, зачем семью тревожить, я сам принесу.

— Надо было раньше, а сейчас мы сами позаботимся.

Лесника, который с женой и двумя малолетними детьми проживал рядом с конторой и первый сдал оружие, мы спросили:

— Знаешь, где дом Руденко? — Конечно, знаю!

— А с женой его знаком?

— По службе, только по службе, — смутился он.

— Распорядитесь, чтобы он принёс винтовку! — предложил я старшему леснику.

Тот промямлил:

— Пусть идёт…

— Распорядитесь! — рассердился Киселев.

Руденко понял, что шутки плохи, и выпалил:

— Скажи жене, что я требую винтовку. О том, что здесь происходит, — молчок!

— Ясно, пан Руденко, — поклонился лесник.

Партизаны предупредили его:

— Если взболтнёшь — не сдобровать! Помни, твоя жена и дети здесь.

— Ну что вы, какой смысл…

Минут через двадцать он возвратился с винтовкой.

Обезоруженных лесников собрали в комнату. Разговор был коротким. Их предостерегли от каких-либо ответных мер, предупредили, чтобы они не вздумали предавать людей, которых встретят в лесу.

«Зелёные» убедились, что им ничего плохого не сделают, успокоились. Руденко попросил расписку для отчёта перед немцами.

— Если скажете, что мы отобрали винтовки, разве вам не поверят?

— В покое не оставят, другое дело — бумажка, с ней легче оправдаться…

— Ну что ж, раз мирно расстаёмся — не откажем, — ответил Киселев.

Он составил текст:

Расписка.

Подтверждаем, что сего числа у лесничего Руденко и его подопечных, в интересах народа, отобрали пять винтовок и сотню патронов. Командир партизанской группы Николай.

21 августа 1942 года. Лесничество Озирцы.

— На, получай!

Повеселевший Руденко пробежал глазами по листку, исписанному размашистым почерком.

— Теперь обойдёмся…

Когда группа в безопасном месте расположилась на отдых, Алексей Глинко подытожил:

— Итак, ещё пять стволов!

— Да, операция удалась! — разделил Пихур восторг товарища.