- Вечернее заседание Тройки объявляю открытым, - сказал Лавр Федотович. - Следующий! Докладывайте, товарищ Зубо.
      Комендант вскочил и, держа перед собой папку, начал высоким голосом:
      - Дело номер сорок второе. Фамилия: Машкин. Имя: Эдельвейс. Отчество: Захарович...
      - С каких это пор он Машкиным заделался? - брезгливо спросил Хлебовводов. - Бабкин, а не Машкин. Бабкин Эдельвейс Петрович. Я с ним работал в одна тысяча девятьсот сорок седьмом году в Комитете по молочному делу. Эдик Бабкин, плотный такой мужик, сливки очень любит... И, кстати, никакой он не Эдельвейс, а Эдуард. Эдуард Петрович Бабкин...
      Лавр Федотович медленно обратил к нему каменное лицо.
      - Бабкин? - произнес он. - Не помню... Продолжайте, товарищ Зубо.
      - Отчество: Захарович, - дернув щекой, повторил комендант. - Год и место рождения: тысяча девятьсот первый, город Смоленск. Национальность...
      - Э-дуль-вейс или Э-доль-вейс? - спросил Фарфуркис.
      - Э-дель-вейс, - сказал комендант. - Национальность: белорус. Образование: неполное среднее общее, неполное среднее техническое. Знание иностранных языков: русский - свободно, украинский и белорусский - со словарем. Место работы...
      Хлебовводов вдруг звонко шлепнул себя по лбу.
      - Да нет же! - закричал он. - Он же помер!
      - Кто помер? - деревянным голосом спросил Лавр Федотович.
      - Да этот Бабкин! Я же как сейчас помню - в одна тысяча девятьсот пятьдесят шестом году помер он от инфаркта. Стал он тогда финдиректором Всероссийского общества испытателей природы и помер. Так что тут какая-то путаница.
      Лавр Федотович взял бинокль и некоторое время изучал коменданта, потерявшего дар речи.
      - Факт смерти у вас отражен? - осведомился он.
      - Христом богом... - пролепетал комендант. - Какой смерти?... Да почему же смерти... Да живой он, в приемной дожидается...
      - Одну минуточку, - вмешался Фарфуркис. - Вы разрешите, Лавр Федотович? Товарищ Зубо, кто дожидается в приемной? Только точно. Фамилия, имя, отчество.
      - Бабкин! - с отчаянием сказал комендант. - То есть, что я говорю? Не Бабкин - Машкин! Машкин дожидается. Эдельвейс Захарович.
      - Понимаю, - сказал Фарфуркис, - а где Бабкин?
      - Бабкин помер, - сказал Хлебовводов авторитетно. - Это я вам точно сказать могу. В одна тысяча девятьсот пятьдесят шестом. Правда, у него сын был, Пашка, по-моему. Павел, значит, Эдуардович. Заведует он сейчас магазином текстильного лоскута в Голицыне, что под Москвой. Толковый работяга, но, кажется, не Павел все-таки, не Пашка...
      Фарфуркис налил стакан воды и передал коменданту. В наступившей тишине было слышно, как комендант гулко глотает. Лавр Федотович размял и продул папироску.
      - Никто не забыт и ничто не забыто, - произнес он. - Это хорошо. Товарищ Фарфуркис, я попрошу вас занести в протокол, в констатирующую часть, что Тройка считает полезным принять меры к отысканию сына Бабкина Эдуарда Петровича на предмет выяснения его имени. Народу не нужны безымянные герои. У нас их нет.
      Фарфуркис закивал и принялся быстро писать в записной книжке.
      - Вы напились? - осведомился Лавр Федотович, разглядывая коменданта в бинокль. - Тогда продолжайте докладывать.
      - Место работы и профессия в настоящее время: пенсионер-изобретатель, - нетвердым голосом прочел комендант. - Был ли за границей: не был. Краткая сущность необъясненности: эвристическая машина, то есть электронно-механическая устройство для решения инженерных, научных, социологических и иных проблем. Ближайшие родственники: сирота, братьев и сестер нет. Адрес постоянного местожительства: Новосибирск, улица Щукинская, 23, квартира 88. Все.
      - Какие будут предложения? - спросил Лавр Федотович, приспустив тяжелые веки.
      - Я бы предложил впустить, - сказал Хлебовводов. - Я почему предлагаю? А вдруг это Пашка?
      - Других предложений нет? - спросил Лавр Федотович. Он пошарил по столу, ища кнопку, не нашел и сказал коменданту: - Пусть дело войдет, товарищ Зубо.
      Комендант опрометью кинулся к двери, высунулся и тотчас вернулся, пятясь, на свое место. Следом за ним, перекосившись набок под тяжестью огромного черного футляра, вкатился сухопарый старичок в толстовке и в военных галифе с оранжевым кантом. По дороге к столу он несколько раз пытался прекратить движение и с достоинством поклониться, но футляр, обладавший, по-видимому, чудовищной инерцией, неумолимо нес его вперед и, может быть, не обошлось бы без жертв, если бы мы с Эдиком не подхватили старичка в полуметре от затрепетавшего уже Фарфуркиса. Я сразу узнал этого старичка - он неоднократно бывал в нашем Институте, и во многих других институтах он тоже бывал, а однажды я видел его в приемной заместителя министра тяжелого машиностроения, где он сидел первым в очереди, терпеливый, чистенький, пылающий энтузиазмом. Старичок он был неплохой, но к сожалению не мыслил себя вне научно-технического прогресса.
      Я забрал у него тяжелый футляр и водрузил изобретение на демонстрационный столик. Освобожденный, наконец, старичок поклонился и сказал дребезжащим голоском:
      - Мое почтение. Машкин Эдельвейс Захарович. Изобретатель.
      - Не он, - сказал Хлебовводов вполголоса. - Не он. И не похож. Надо полагать, совсем другой Бабкин. Однофамилец, надо полагать.
      - Да-да, - согласился старичок, улыбаясь. - Принес вот на суд общественности. Профессор вот, товарищ Выбегалло, дай бог ему здоровья, порекомендовал. Готов демонстрировать, ежели на то будет ваше желание, а то засиделся я у вас в Колонии, неприлично...
      Внимательно разглядывавший его Лавр Федотович отложил бинокль и медленно наклонил голову. Старичок засуетился. Он снял с футляра крышку, под которой оказалась громоздкая старинная пишущая машинка, извлек из кармана моток провода, воткнул один куда-то в недра машинки, затем огляделся в поисках штепселя и, обнаружив, размотал провод и воткнул вилку.
      - Вот, изволите видеть, эвристическая машина, - сказал старичок, точный электронно-механический прибор для отвечания на любые вопросы, а именно - на научные и хозяйственные. Как она у меня работает? Не имея достаточно средств и будучи отфутболиваем различными бюрократами, она у меня не полностью автоматизирована. Вопросы задаются устным образом, и я их печатаю и ввожу ей внутрь, довожу, так сказать, до ейного сведения. Отвечание ейное, опять же через неполную автоматизацию, печатаю снова я. В некотором роде посредник, хе-хе! Так, ежели угодно, прошу...
      Он встал за машинку и шикарным жестом перекрыл тумблер. В недрах машинки загорелась неоновая лампочка.
      - Прошу вас, - сказал старичок.
      - А что у вас там за лампа? - с любопытством спросил Фарфуркис.
      Старичок тут же ударил по клавишам, потом быстро вырвал из машинки листок бумаги и поднес его Фарфуркису. Фарфуркис прочитал вслух:
      - Что у нея... гм... у нея внутре за лэпэчэ... Лэпэчэ... Кэпэдэ, наверное? Что еще за лэпэчэ?
      - Лампочка, значит, - сказал старичок, хихикая и потирая руки. Кодируем помаленьку. - Он вырвал у Фарфуркиса листок и побежал обратно к своей машинке. - Это, значит, был вопрос, - произнес он, загоняя листок под валик. - А сейчас посмотрим, что она ответит...
      Члены Тройки с интересом следили за его действиями. Профессор Выбегалло благодушно-отечески сиял, изысканными и плавными движениями пальцев выбирая из бороды мусор. Эдик пребывал в спокойной, теперь уже полностью осознанной тоске. Между тем, старичок бодро простучал по клавишам и снова выдернул листок.
      - Вот, извольте, ответ.
      Фарфуркис прочитал:
      - "У мене внутре... гм... не... неонка." Что это такое - неонка?
      - Айн секунд! - воскликнул изобретатель, выхватил листок и вновь побежал к машинке.
      Дело пошло. Машина дала безграмотное определение, что такое неонка, затем она ответила Фарфуркису, что пишет "внутре" согласно правил грамматики, а затем...
      Фарфуркис: Какой такой грамматики?
      Машина: А нашей русской грмтк.
      Хлебовводов: Известен ли вам Бабкин Эдуард Петрович?
      Машина: Никак нет.
      Лавр Федотович: Какие будут предложения?
      Машина: Признать мене за научный факт.
      Старичок бегал и печатал с неимоверной быстротой. Комендант восторженно подпрыгивал на стуле и показывал нам большой палец. Эдик медленно восстанавливал душевное равновесие.
      Хлебовводов (раздраженно): Я так работать не могу. Чего он взад-вперед мотается, как жесть по ветру?
      Машина: Ввиду стремления.
      Хлебовводов: Да уберите вы от меня ваш листок! Я вас ни про что не спрашиваю, можете вы это понять?
      Машина: Так точно, могу.
      До Тройки, наконец, дошло, что если они хотят кончить когда-нибудь сегодняшнее заседание, им надлежит воздержаться от вопросов, в том числе и от риторических. Наступила тишина. Старичок, который основательно умаялся, присел на краешек кресла и, часто дыша полуоткрытым ртом, вытирался платочком. Выбегалло горделиво озирался.
      - Есть предложение, - тщательно подбирая слова, сказал Фарфуркис. Пусть научный консультант произведет экспертизу и доложит нам свое мнение.
      Лавр Федотович посмотрел на Выбегаллу и величественно наклонил голову. Выбегалло встал. Выбегалло любезно осклабился. Выбегалло прижал правую руку к сердцу. Выбегалло заговорил.
      - Эта... - сказал он. - Неудобно, Лавр Федотович, может получится. Как-никак, а же суизан рекомендатель сет нобль ве <рекомендатель этого благородного старика (франц.)>. Пойдут разговоры... Эта... кумовство, мол, протексион... А между тем случай очевидный, достоинства налицо, рационализация... эта... осуществлена в ходе эксперимента... Не хотелось бы подставлять под удар доброе начинание, гасить инициативу. Лучше что будет? Лучше будет, если экспертизу произведет лицо незаинтересованное... эта... постороннее. Вот тут среди представителей снизу наблюдается товарищ Привалов Александр Иванович... (Я вздрогнул.) Компетентный товарищ по электронным машинам. И незаинтересованный. Пусть он. Я так полагаю, что это ценно.
      Лавр Федотович взял бинокль и стал поочередно нас рассматривать. Оживший Эдик умоляюще прошептал: "Саша, надо! Дай им! Такой случай!"
      - Есть предложение, - сказал Фарфуркис. - Просить товарища представителя снизу оказать содействие работе Тройки.
      Лавр Федотович отложил бинокль и дал согласие. Теперь все смотрели на меня. Я бы, конечно, ни за что не стал путаться в эту историю, если бы не старичок. Сет нобль ве хлопал на меня красными веками столь жалостно и весь вид его являл такое очевидное обещание век за меня бога молить, что я не выдержал. Я неохотно встал и приблизился к машине. Старичок радостно мне улыбался. Я осмотрел агрегат и сказал:
      - Ну хорошо. Имеет место пишущая машинка "Ремингтон" выпуска тысяча девятьсот шестого года в сравнительно хорошем состоянии. Шрифт дореволюционный тоже в хорошем состоянии. - Я поймал умоляющий взгляд старикашки, вздохнул и щелкнул тумблером. - Короче говоря, ничего нового данная печатающая конструкция, к сожалению, не содержит. Содержит только очень старое...
      - Внутре! - прошелестел старичок. - Внутре смотрите, где у нее анализатор и думатель...
      - Анализатор, - сказал я. - Нет здесь анализатора. Серийный выпрямитель есть, тоже старинный. Неоновая лампочка обыкновенная. Тумблер. Хороший тумблер, новый. Та-ак... Еще имеет место шнур. Очень хороший шнур, совсем новый... Вот, пожалуй, и все.
      - А вывод? - живо осведомился Фарфуркис.
      Эдик ободряюще мне кивал, и я дал ему понять, что постараюсь.
      - Вывод, - сказал я. - Описанная машинка "Ремингтон" в соединении с выпрямителем, неоновой лампочкой, тумблером и шнуром не содержит ничего необъясненного.
      - А я? - вскричал старичок.
      Эдик показал мне, как надлежит делать хук слева, но я этого не мог.
      - Нет, конечно... - промямлил я. - Проделана большая работа... (Эдик схватился за голову.) Я, конечно, понимаю... Добрые намерения... (Эдик посмотрел на меня с презрением). Ну в самом деле, - сказал я, - человек старался... Нельзя же так... - "Побойся бога", - отчетливо произнес Эдик. - Нет... Ну что ж... Ну, пусть человек... Раз ему интересно... Я только говорю, что необъясненного ничего нет... А вообще-то даже остроумно.
      - Какие будут вопросы к врио научного консультанта? - осведомился Лавр Федотович.
      Уловив вопросительную интонацию, старичок вскочил и рванулся было к своей машине. Но его остановили, схватив за талию.
      - Правильно, - сказал Хлебовводов. - поддержите его, а то тяжело работать, в самом деле. Все-таки у нас не вечер вопросов и ответов. И вообще выключите эту машину пока, нечего ей подслушивать.
      Высвободив одну руку, я щелкнул тумблером, лампочка погасла, и старичок затих.
      - А вот все-таки у меня есть вопрос, - продолжал Хлебовводов. - Как же это она все-таки отвечает?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.