Никто в Вакнуке, казалось, не вспоминал обо мне, если меня не было видно. Только когда я попадался на глаза, для меня сразу же отыскивалась работа.
      Год был хорошим, солнечным, но и дождей хватало. Все были заняты работой на полях, прерванной вторжением. Весенние всходы и приплод скота принесли исключительно мало проступков. Было уничтожено только несколько овец. А предстоящий урожай был такой нормальный, что инспектор приговорил к сожжению только один участок, принадлежащий Энгусу Мортену. Казалось, этот год побьет рекорды чистоты, и проклятья были настолько редкими, что даже мой отец заявил в одной из своих проповедей, что в этом году Вакнук дает хороший отпор силам зла, и все это благодаря тому, что гигантские лошади были приобретены лишь одним человеком, а не всей общиной.
      Все были очень заняты, и поэтому я мог целыми днями гулять с Софи. Мы заходили далеко, но делали это очень осторожно и использовали лишь редко посещаемые тропинки, чтобы избежать неожиданных встреч. Воспитание, полученное Софи, заставляло ее с робостью относиться ко всему незнакомому, и это стало ее инстинктом. Так, она бесшумно исчезала, если вблизи появлялся незнакомый человек. Единственным взрослым, с которым она подружилась, был Хорки, работавший на паровой машине. Все остальные были для нее опасными.
      Мы обнаружили место, вверх по течению ручья, где берега были покрыты галькой. Мне понравилось снимать тут башмаки, закатывать брюки и шлепать по воде, осматривая лужи и щели. Софи обычно сидела на берегу, на большом плоском камне, выступавшем из воды, и задумчиво следила за мной. Позже мы стали приходить сюда вооруженные двумя маленькими сачками, изготовленными мистером Вендером, и с банками для добычи. Я бродил по воде в поисках маленьких животных, похожих на креветок, а Софи старалась зачерпнуть их с берега. Это у нее получалось не очень здорово. Тогда она бросала это занятие и садилась на камень, завистливо глядя на меня. Однажды, осмелев, она сняла ботинки и задумчиво посмотрела на свои разутые ноги. После минутного колебания она закатала брюки до колен и ступила в воду. Я позвал ее.
      - Иди сюда. Здесь их очень много.
      Она побрела ко мне, возбужденно смеясь.
      Наловив достаточно креветок, мы уселись на камне, оставив ноги в воде.
      - Они ведь на самом деле ужасные, - сказала она, изучая свои пальцы.
      - Конечно нет. Они вообще не ужасные… Похожи на шашечки, - честно ответил я.
      Она была довольна.
      Через несколько дней мы снова пришли туда. Поставив банку на камень рядом с нашими башмаками, мы принялись искать добычу, заглядывая во все щели и забыв про все на свете.
      И вдруг раздался голос:
      - Привет, Дэви!
      Я взглянул, испугавшись за Софи, которая неподвижно стояла рядом со мной.
      На берегу, рядом с камнем, на котором лежали наши вещи, стоял мальчик. Я знал его. Это был Алан, сын Джона Эрвиля, кузнеца. Он был года на два старше меня. Я поднял руку.
      - Привет, Алан, - неуверенно ответил я.
      Я подошел к скале и протянул Софи ее ботинки.
      - Держи.
      Один она взяла, второй же упал в воду, но она выловила его.
      - Что вы здесь делаете? - Спросил Алан.
      Я сказал, что мы ловим креветок. При этом я выбрался из воды на берег. Я никогда не старался познакомиться с Аланом раньше, а теперь он тем более был нежелательным гостем.
      - Они нехорошие. Лучше бы попробовали ловить рыбу, - презрительно сказал он.
      Потом он взглянул на Софи, которая с башмаками в руках шла к берегу немного в стороне от нас.
      - А она кто? - Спросил он.
      Я не торопился отвечать, надевая свои ботинки. Софи скрылась уже в кустах.
      - Кто она? - Повторил он. - Она не из…
      Он внезапно замолчал. Я взглянул и увидел, что он пристально смотрит на что-то рядом со мной. Я повернулся. На плоском камне был отчетливо виден след. Софи здесь ступала, когда высыпала свою добычу в банку. След был мокрый и отчетливый, и было ясно видно, как отпечатались все шесть пальцев. Я ударил ногой банку. Каскад брызг обрушился на камень, смыв след, но я знал, что произошло непоправимое.
      - Эй, - сказал Алан со странным блеском в глазах, который мне очень не понравился.
      Кто она? - Вновь требовательно спросил он.
      - Она мой друг, - ответил я.
      - А как ее зовут?
      Я не ответил.
      - Что ж, я узнаю сам, - упрямо сказал он.
      - Это не твое дело, - сказал я ему.
      Он не обратил на это внимания и, повернувшись, глядел туда, где среди кустов исчезла Софи.
      Я побежал по камням и прыгнул на него. Он был старше меня, но я напал внезапно. Мы упали на землю. Все, что я знал о борьбе, было почерпнуто из нескольких жестоких драк. Я просто бил его со всей яростью. Моей целью было выиграть несколько минут, пока Софи наденет башмаки и спрячется. Если дать ей хоть немного опередить его, она так спрячется, что он никогда ее не отыщет - это я знал по собственному опыту. Он пришел в себя от изумления и несколько раз сильно ударил меня в лицо. Это заставило меня забыть о Софи и пустить в ход зубы и ноги для защиты.
      Мы катались взад и вперед на клочке берега. Я продолжал бороться изо всех сил, но начал сказываться его больший вес. Он стал чувствовать себя более уверенно, а я слабел. Но все-таки я добился своего, помешав ему немедленно отправиться на поиски Софи. Постепенно он одолевал, и вот он уже сидел на мне, тузил меня, а я лишь извивался. Я попытался вырваться, но не мог, и мне ничего не оставалось делать, как только закрыть голову руками. Вдруг раздался крик боли, и удары по мне прекратились. Он свалился с меня. Я сел и увидел Софи, держащую в руках большой камень.
      - Я ударила его, - гордо сказал она, и добавила с некоторым беспокойством: - ты думаешь, он умер?
      Она действительно ударила его. Он лежал неподвижно с бледным лицом, а по его щеке стекала струйка крови. Но дышал он нормально и был жив.
      - О, - вдруг сказала Софи и выронила камень.
      Мы посмотрели на Алана, а потом друг на друга. Мы оба хотели помочь ему, но испугались.
      «Никто не должен знать. Никто!» - Говорила миссис Вендер. А теперь он знал. И это испугало нас.
      Я встал, взял Софи за руку и повел ее прочь.
      - Пошли - нам здесь нечего делать.

* * *

      Джон Вендер внимательно выслушал все, что мы ему рассказали.
      - Вы уверены, что он видел? - Спросил он в конце.
      - Нет, - ответил я. - Он видел след, поэтому он хотел поймать ее.
      Он медленно кивнул.
      - Понятно, - сказал он, и я был удивлен его спокойствием.
      Он пристально посмотрел на наши лица. У Софи в широко раскрытых глазах было смешанное выражение страха и возбуждения. Под моими глазами были синяки, а на щеках грязные пятна. Он отвернулся и встретился с взглядом жены.
      - Боюсь, дорогая, что это пришло, - сказал он, в конце концов.
      - О, Джонни, - лицо миссис Вендер при этих словах было бледным и взволнованным.
      - Мне жаль, Мери, но это оно и есть, ты сама знаешь. Мы знали это раньше, мы знали, что рано или поздно оно произойдет. Слава богу, что это случилось при мне. Сколько тебе нужно времени, чтобы приготовиться?
      - Немного, Джонни. У меня всегда все приготовлено.
      - Хорошо. Тогда примемся за дело.
      Он встал, подошел к ней, положил руку на плечо, наклонился и поцеловал ее. Слезы стояли в его глазах.
      - О, Джонни, дорогой. Ты так добр со мной, а ведь это я принесла тебе… - Он остановил ее вторым поцелуем.
      Некоторое время они глядели друг на друга, потом, ни слова не говоря, они взглянули на Софи.
      Миссис Вендер принялась за свои обычные дела. Она раскрыла кухонный шкаф, достала еду и положила на тарелки.
      - Сначала умойтесь, грязнули, - сказала она нам. - Потом съешьте это. Чтобы ни кусочка не осталось.
      Умывшись, я задал вопрос, над которым задумывался давно:
      - Миссис Вендер, если все дело в лишних пальцах Софи, почему вы не отрезали их, когда она была еще совсем маленькой? Я думаю, ей тогда было бы не очень больно, и никто не узнал бы.
      - Остались бы следы, Дэви. Люди все равно узнали бы. А теперь быстрее за еду.
      Она быстро вышла из комнаты.
      - Мы уходим, - вдруг с полным ртом сказала Софи.
      - Уходите? - Тихо спросил я.
      Она кивнула.
      - Мама говорила, что мы уйдем, если кто-нибудь узнает.
      Мы чуть не ушли, когда ты увидел мои пальцы.
      - Но… Вы уйдете насовсем? Никогда уже не вернетесь? - С отчаянием спросил я.
      - Да, наверное.
      Я был голоден, но тут сразу потерял аппетит. Сверху доносились звуки торопливых сборов, а глухие удары в доме приобрели зловещий смысл. Я посмотрел через стол на Софи. В горле у меня застрял комок, который я никак не мог проглотить.
      - Куда? - Спросил я, чувствуя себя несчастным.
      - Не знаю. Далеко, - ответила она.
      Мы продолжали есть. Софи лепетала с набитым ртом еще о чем-то, а мне комок в горле мешал глотать. Все вокруг, до самого горизонта, внезапно потемнело. Больше уже ничего не повториться. Предчувствие наступающего одиночества поглотило меня. Я с трудом удерживал слезы.
      Миссис Вендер внесла в комнату несколько сумок и пакетов. Я хмуро следил за тем, как она подтащила их к двери и вновь вышла. Со двора зашел мистер Вендер и забрал сумки. Возвратилась миссис Вендер и увела Софи в соседнюю комнату.
      Вторично зашел за сумками мистер Вендер, и я пошел за ним.
      Две лошади, Спэт и Санди, терпеливо стояли у дверей с навьюченными узлами. Я удивился отсутствию повозки и спросил об этом.
      Джон Вендер покачал головой.
      - Повозка оставляет следы, а с вьючными лошадьми нас никто не найдет, - сказал он мне.
      Я следил за тем, как он увязывает новые узлы, и набирался смелости.
      - Мистер Вендер, - сказал я, - пожалуйста, возьмите меня с собой.
      Он прекратил свою работу и повернулся ко мне. Некоторое время мы глядели друг другу в глаза, затем он медленно и с сожалением покачал головой. Наверное, он заметил, что слезы у меня подступили к глазам, потому что положил руку мне на плечо.
      - Пойдем со мной, Дэвид, - сказал он, направляясь в дом.
      Миссис Вендер стояла в гостиной с видом человека, забывшего что-то и старающегося вспомнить.
      - Он хочет уйти с нами, Мери, - сказал мистер Вендер.
      Она села на табурет и протянула мне руки. Я молча подошел к ней. Глядя на меня, она сказала:
      - О, Джонни! Этот ужасный отец! Я боюсь его!
      Стоя рядом с ней, я мог прочесть ее мысли. Они быстро сменяли друг друга, но понять их было легко. Я знал, что она искренне хочет взять меня с собой и в то же время знает, что это невозможно. Так что я знал ответ раньше, чем Джон Вендер изложил его словами.
      - Я знаю, Мери. Я боюсь из-за Софи - и ты тоже. Если нас поймают, то обвинят не только в укрывательстве, но и в похищении.
      - Если отберут Софи, то ничего хуже сделать мне уже не смогут, Джонни.
      - Но дело не в этом, дорогая. Они могут удовлетвориться тем, что мы ушли из района, а кто другой понесет за нас ответственность, их не будет особенно беспокоить. Но если Стром потеряет сына, он поднимет крик на сто миль вокруг, и я сомневаюсь, будут ли у нас тогда шансы скрыться. Они перероют все в поисках Дэвида. Мы не можем увеличивать опасность для Софи.
      Миссис Вендер некоторое время молчала…
      Я понимал, что она ищет выхода. Вдруг она обхватила меня руками.
      - Ты все понимаешь, Дэвид? Твой отец рассердился бы, если бы мы взяли тебя с собой. И тогда у нас было бы гораздо меньше шансов увезти Софи в безопасность. Я очень хочу взять тебя с нами, но из-за Софи мы не должны делать этого. Будь мужественным, Дэвид. Ты ее единственный друг, и ты поможешь ей, если будешь мужественным.
      Эти слова были лишь неловким повторением. Ее мысли были для меня намного ясней, и я уже понял неизбежное решение. Я все еще не мог говорить из-за комка в горле. Я кивнул без слов, и позволил ей обнять меня так, как никогда не делала моя мать.

* * *

      Сборы закончились перед наступлением сумерек. Когда все было готово, мистер Вендер отвел меня в сторону.
      - Дэвид, - сказал он, - я знаю, ты любишь Софи. Ты вел себя с ней как герой, и теперь ты можешь еще раз помочь ей. Ты хочешь ей помочь?
      - Да, - ответил я. - Что я должен делать?
      - Вот что. Когда мы уедем, ты не возвращайся домой.
      Оставайся в нашем доме до рассвета. Ты дашь нам больше времени для бегства. Ты сделаешь это?
      - Да, - ответил я уверенно.
      Мы пожали друг другу руки. Это сделало меня сильнее и ответственнее, подобно тому, как я повзрослел в тот день, когда Софи подвернула лодыжку.
      Софи держала что-то в руке. Она подошла ко мне.
      - Это тебе, Дэвид, - сказала она, протягивая мне руку.
      Я взглянул. Вьющийся коричневый локон, перевязанный кусочком желтой ленты. Я все еще глядел на него, когда она схватила мою шею руками и поцеловала меня, скорее решительно, чем рассудительно. Отец посадил ее на связку узлов на спине лошади.
      Миссис Вендер наклонилась и тоже поцеловала меня.
      - Прощай, Дэвид, дорогой. Мы никогда не забудем тебя.
      Они двинулись. Джон Вендер вел лошадь, ружье висело у него на спине. Дойдя до поворота дороги, они остановились и помахали мне. Я ответил. Они пошли дальше. И последнее, что я увидел, была рука Софи, машущая мне, а потом сумерки скрыли их.

* * *

      Солнце было уже высоко, и все работали на полях, когда я пробрался до дома. Во дворе никого не было, но у коновязи стоял пони инспектора, и я предположил, что мой отец дома.
      Я надеялся остаться незамеченным. У меня была тяжелая ночь. Сначала я решительно не хотел трусить, но когда надвинулась темнота, решимость моя ослабела. До этого я ни разу не ночевал вне дома, вне своей комнаты. Там все было знакомо, а пустой дом Вендеров вдруг наполнился странными звуками. Я разыскал несколько свечей и зажег их. Все это сделало дом менее пустым, но не намного. Странные звуки продолжались и в доме, и вне его стен.
      Я долго сидел, прижавшись к стене, так что никто не мог бы подобраться ко мне незамеченным. Много раз храбрость покидала меня. Я готов был бежать. Думаю, что только мое обещание и мысли о безопасности Софи заставили меня остаться на месте. Но я до сих пор помню, как черно было все вокруг меня, и как в этой черноте мне мерещились необъяснимые звуки и движения.
      Ночь проходила в воображаемых ужасах, но на самом деле ничего не случилось. Звуки шагов на ступеньках не привели к появлению незнакомцев, стук и шелест также не предшествовал чему-то страшному. В конце-концов, я почувствовал, что, несмотря на все мои страхи, глаза у меня слипаются, и я могу свалиться с табурета. Я собрал всю свою храбрость и осмелился очень осторожно перебраться на кровать. Я взобрался на нее и с благоговением снова прижался к стене. Некоторое время я следил за огоньками свечей, размышляя, что же я буду делать, когда они погаснут… Когда что-нибудь вдруг… А они ушли… И тут меня разбудили лучи восходящего солнца.
      Я нашел немного хлеба на завтрак, но к тому времени, когда я добрался из дома Вендеров до своего дома, я был снова голоден. Однако с этим можно было подождать. Первым делом нужно было незаметно пробраться в свою комнату, так как у меня была слабая надежда, что мое ночное отсутствие не замечено, и я смогу сказать, что проспал. Но когда я шел через двор, в окно кухни меня увидела Мери. Она тут же позвала меня.
      - Наконец-то ты пришел. Тебя искали всюду. Где ты был?
      - И, не ожидая ответа от меня, добавила: - отец в ярости.
      Лучше иди к нему сам.
      Отец и инспектор были в редко используемой комнате для гостей. Я, должно быть, пришел в критический момент. Инспектор выглядел как обычно, но вид отца предвещал грозу.
      - Подойди, - крикнул он, как только я появился в дверях.
      Я неохотно подошел ближе.
      - Где ты был? Тебя не было всю ночь.
      Я не ответил.
      Он выпалил подряд полдюжины вопросов, с каждой секундой все больше распаляясь, так как я не отвечал.
      - Начинай говорить. Молчание тебе не поможет. Кто этот ребенок, это богохульство, с которым ты был вчера? - Кричал он.
      Я все еще не отвечал. Он посмотрел на меня. Я никогда не видел его таким сердитым и очень испугался. Вмешался инспектор. Обычным спокойным голосом он сказал:
      - Ты знаешь, Дэвид, что богохульство - очень, очень серьезное преступление. За это сажают в тюрьму. Обязанность каждого человека сообщать мне о любом таком проступке, даже если он не очень уверен в этом, чтобы я мог решить, так ли это. Особенно важно, когда это касается богохульства. А в данном случае, если только молодой Эрви не ошибся, в этом нет никакого сомнения. Он сказал, что у девочки было шесть пальцев на ноге. Это правда?
      - Нет, - сказал я.
      - Он лжет, - сказал мой отец.
      - Вижу, - спокойно сказал инспектор. - И если это неправда, тогда почему бы тебе не назвать имени ее? - Рассудительно спросил он.
      Я не ответил на это. Мне казалось, что это был наиболее безопасный путь. Мы смотрели друг на друга.
      - Ты, конечно, сам видел. Если это неправда… - Убедительно продолжал он, но мой отец оборвал его.
      - Я сам займусь этим. Мальчик лжет. - И добавил, обращаясь ко мне: - иди в свою комнату.
      Я колебался. Я хорошо знал, что это означает, но я знал также, что в таком состоянии отец все равно не будет слушать меня. Я поставил банку и повернулся. Отец пошел за мной, схватив со стола хлыст.
      - Это мой хлыст, - отрывисто сказал инспектор.
      Отец, казалось, его не слышал. Инспектор встал.
      - Я сказал, что это мой хлыст, - повторил он с жесткой, зловещей нотой в голосе.
      Отец остановился. Яростным жестом он швырнул хлыст обратно на стол. Поглядев на инспектора, он опять двинулся к двери за мной.

* * *

      Я не знаю, где была моя мать. Возможно, она тоже боялась отца. Пришла Мери и произнесла несколько утешительных слов, немного поплакала, помогла мне лечь в постель, а потом покормила с ложки супом. При ней я держался храбро, но когда она ушла, слезы потекли на мою подушку. Но не телесная боль вызвала их, а горечь унижения и презрения к самому себе. В слезах я сжимал желтую ленту и клок волос.
      - Я не могу выдержать этого, Софи, - рыдал я, - не могу выдержать.

      Вечером, успокоившись, я обнаружил, что Розалинде хочется поговорить со мной. Еще некоторые беспокойно спрашивали меня, что случилось. Я рассказал им о Софи. Больше это не было секретом. Я чувствовал, что они шокированы. Я попытался объяснить им, что человек с отклонением - небольшим отклонением, во всяком случае - не чудовище, о котором нам рассказывали. Отклонение не приводит к другим различиям, так, по крайней мере, было у Софи.
      Они восприняли это с большим сомнением. То, чему нас учили, противоречило моим утверждениям, хотя они хорошо знали, что я верю в истинность того, о чем говорю. Невозможно лгать, когда обмениваешься мыслями без слов. Они не могли свыкнуться с мыслью о том, что отклонения не обязательно должны быть злыми. В сложившихся обстоятельствах они ничем не могли помочь и утешить меня, но я жалел, когда они один за другим замолчали. Правда, я знал, что они уснули.
      Я очень устал, но долго не мог уснуть. Я лежал, представляя себе, как Софи и ее родители бредут на юг через окраины. Я отчаянно надеялся, что они теперь далеко, и мое предательство не повредит им.
      Сон мой был полон различных картин. Лица и люди двигались безостановочно, картины менялись. Часто повторялась одна и та же картина: мы стояли во дворе, и отец заносил над Софи нож. Я просыпался от собственного крика и боялся уснуть вновь. Но все-таки уснул и увидел новый сон. Я увидел большой город на берегу моря, его дома и улицы, летающие в небе предметы. Я целый год не видел этого во сне, но город выглядел также как и год назад, и его вид успокоил меня.
      Утром заглянула мать, но смотрела она на меня враждебно и неодобрительно. Заботилась обо мне Мери. Она велела, чтобы я не вставал сегодня с постели. Нужно было лежать ничком и не поворачиваться, чтобы моя спина зажила поскорее. Я смиренно принял это указание: действительно было целесообразнее сделать так, как она велела. Так я лежал и размышлял над приготовлением к побегу, как только немного оправлюсь. Будет гораздо лучше, думал я, приобрести лошадь. И я провел большую часть утра, разрабатывая план похищения лошади и бегства в окраины.
      В полдень заглянул инспектор. Он принес с собой коробку конфет. Я надеялся разузнать у него, конечно осторожно, что-нибудь о реальном характере окраин. В конце концов, он, как специалист по отклонениям, должен был знать об этом больше других. Но потом я решил, что это будет не слишком умно.
      Он мне нравился и был добр, но он выполнял свои обязанности. Вопросы свои он задавал дружески. Жуя конфету, он спросил меня:
      - Долго ли ты был знаком с ребенком Вендеров, кстати, как ее зовут?
      Я ответил ему, потому что сейчас это уже не было смысла скрывать.
      - Давно ли ты знал, что у Софи отклонение?
      Я подумал, что правда не ухудшит положения.
      - Довольно давно.
      - И сколько же времени?
      - Думаю, месяцев шесть, - сказал я.
      Он поднял брови и серьезно посмотрел на меня.
      - Плохо, - сказал он. - Это то, что мы называем укрывательством. Ты ведь знаешь, что это запрещено?
      Я отвел глаза. Ерзая в постели, я пытался избежать его пристального взгляда, но вынужден был привыкнуть - болела спина.
      - Ее отклонение было не таким, про которое говорят в церкви, - попытался объяснить я ему. - Всего лишь маленький палец на ноге.
      Инспектор взял еще одну конфету и протянул мне коробку.
      - … И каждая нога должна заканчиваться пятью пальцами, - процитировал он. - Ты помнишь это?
      - Да, - подтвердил я с печальным видом.
      - Любая часть определения так же важна, как и все остальное, и если ребенок под него не подходит, он не человек, а, следовательно, у него нет души. Он не образ бога, а имитация, ведь в имитации всегда есть какая-нибудь ошибка. Только господь производит совершенство. И хотя отклонения могут выглядеть совсем как мы, они не настоящие люди. Они совсем другие. Когда началось Наказание, было тоже много отклонений, но с ними не боролись. Только потом их поместили в специальное место, но было уже поздно.
      Я немного подумал.
      - Но Софи совсем не другая. У нее не было никаких отклонений, - сказал я.
      - Ты лучше поймешь это, когда станешь старше, но ты знал определенно и должен был понять, что Софи - отклонение. Почему ты не рассказал о ней отцу или мне?
      Я рассказал ему о моем сне, в котором отец убивает Софи. Он задумчиво следил за мной. Потом кивнул:
      - Понятно. Но за богохульство не убивают, подобно проступкам.
      - А что с ними делают?
      Он уклонился от ответа и продолжал:
      - Мы обязаны включить твое имя в доклад. Хотя твой отец уже принял меры, я не могу оставить это так. Это очень серьезное дело. Дьявол посылает нам отклонения, чтобы ослабить нас и осквернить. Иногда ему удается создать очень удачную имитацию, поэтому мы должны быть очень внимательны к ошибкам, потому что ошибка, хотя быть может маленькая, всегда есть. И о любой ошибке нужно сразу же сообщать. Ты запомнил это на будущее?
      Я отвел глаза. Инспектор остается инспектором. Он важная персона, и все же я не верил, что Софи дьявол. Я не мог понять, как очень маленький палец на ноге приводит к такой огромной разнице.
      - Софи мой друг, - сказал я, - мой лучший друг.
      Инспектор посмотрел на меня, потом покачал головой и вздохнул.
      - Верность другу большая добродетель, но есть еще большая верность… Однажды ты поймешь это. Верность чистоте расы… - Он замолчал, так как открылась дверь. Вошел мой отец.