Заклинатель дождя

– Я учил вас постигать и ценить истину, видеть подлинное, а не кажущееся, – Снегов достал папиросу из старинного портсигара, украшенного головами горгон. – Прикасаться к жизни и проникать в ее суть…

– Вот Прометей однажды и увидел подлинное, – Борис тоже закурил. – У тебя, Учитель, неспроста горгоны на портсигаре. «Узрев запретное – умри!» – не о том ли говорят их безумные глаза?

Сергей Олегович небрежно махнул рукой:

– Какие там умыслы… Еще в Перестройку выменял портсигар на водочные талоны. Всю жизнь хотел иметь вещицу из «серебряного века», а тут такая удача!

– Видите, – усмехнулся Борис, – Леночке Лаптевой в далеком восьмидесятом тоже очень хотелось иметь модные джины. Только где их в Немирове взять? Да и в Перми, на «балке», они стоили не меньше трех сотен. – Он обошел вокруг учителя и встал напротив. – Мой отец, если помните, тогда в загранку на сухогрузах ходил и как раз той весной привез мне «Монтану».

– Она отдалась тебе за джинсы… – Снегов погладил березу словно живую. – Ты же знал, Федя боготворил Леночку. Иначе как «лапочка» ее и не называл. Любил он ее… За что так с Федей? Вы же товарищами были!

– Полно вам, Сергей Олегович! Не место здесь выспренним словам! – Заря ударил кулаком по березе. – По собственной глупости Прометей удавился. Но именно вы лелеяли в нас поэтическое чутье жизни, пестовали болезненный трепет перед внутренним миром, чистотой помыслов! На протяжении трех лет постоянно твердили о необходимости приносить «священную жертву» каждым часом, каждым чувством своей жизни!

– Я хотел, чтобы вы стали Творцами…

– Живущий по забытым книгам неудачник. Вот кем ты был и кем навсегда остался! – Заря неожиданно расхохотался в лицо. – Поэтому двадцать лет назад я положил конец твоему истлевшему от старости мирку! Лучший ученик, подобно Учителю, бредивший Блоком и Данте, удавился на вот этой березе! На том месте, где его недоступная Прекрасная Дама открылась ему обыкновенной шлюхой, трахающейся за импортную тряпку! Чем не «Священная Жертва»?

– Ты до сих пор так и не понял, какой ты подлец! – Снегов со всей силы ударил Бориса портсигаром по лицу.

На разбитой щеке показалась тонкая струйка крови. Пробежав по подбородку, скользнула вниз, в землю, к пробуждающимся корням березы.

– Вот и еще на том же месте принесена «Священная Жертва»! – Борис вырвал из рук Снегова серебряный портсигар с головами горгон. – Я приму этот удар как последнее посвящение Учителя!

Глава 18

ДИСКОТЕКА В СТИЛЕ ВУДУ

Цепляясь за ветви сосен, солнце медлило с закатом, играло, разбивая набегающий сумрак яркими пятнами. Так бывает весной: дневное светило уходит за горизонт, а заблудившиеся лучи все еще продолжают жить угасающим солнечным эхом…

Дома Ивану с трудом удалось отпроситься заночевать у вымышленного товарища. Выйдя окольными путями за город, он пошел по старой кладбищенской дороге, которую местные жители называли почему-то «золотой россыпью».

Пройдя несколько сотен метров, Иван ощутил вокруг себя пугающую холодную пустоту. Остановился, затаил дыхание, стараясь услышать стремительно сгущавшиеся сумерки. Из придорожных низин тянуло сыростью и кладбищенской тоской, заставляющей сторониться обочин и держаться середины дороги. Где-то рядом ухнул филин. Иван вздрогнул. Может, пока не поздно, стоит вернуться? Потоптался по гравию, с тревогой наблюдая, как в вышине меркнут фиолетовые оттенки и на весеннее небо наползает непроглядно черная, почти зимняя мгла.

Уйти – значит надолго здесь застрять. Без этих денег вырваться из Немирова невозможно… Иван посмотрел на завораживающую ледяным холодом сияющую звездную бездну. Значит, новая жизнь должна родиться на кладбище, раз прежняя тоже оборвалась на нем… Он наглухо застегнул куртку и надел кастет. Теперь готов к любой неожиданной встрече!

Ближе к часовне дорога стала подниматься вверх, кладбищенский лес редел, деревья становились низкими и чахлыми, словно эта земля подверглась радиоактивному или химическому загрязнению. Тихое и неподвижное днем, после заката кладбище словно пробуждало в своих недрах дремавшие силы, и они рвались из потаенных глубин через несмолкающий шепот ключей, или надсадно ныли, выкарабкиваясь из земли через треснувшие иссохшие стволы умирающих деревьев.

Вот и часовня! Тревожнее забилось сердце, и ему в ответ Иван почувствовал, как сдавливает обожженные пальцы нагретый теплом кастет. Царившие вокруг часовни странный шум и мелькание огней Ивана не испугали, а придали решительности. Если бы засаду решили устроить, залегли бы в дозор… Он пытался разглядеть происходящее возле танцующих в ночи ярких языков пламени… Или у старшеклассников опять вечеринка в стиле вуду?.. Наверняка, кто-то из них и закладывает в тайник дурь.

Первое, что он услышал отчетливо, была пронзительная песня Агутина, несущаяся из переносного кассетного магнитофона:

Все так, как всегда, просто счастье и беда,

Но кто-то скажет: «Не везет – пропащая душа…»

Иван еще раз вспомнил о рассказе Алешки про «школьных шаманов» и снова пожалел, что не сдержался на хуторе, жестоко обидев его. «Ничего, придет время, и тебе помогу выбраться из Немирова, – прошептал Храмов, продираясь сквозь колючие заросли шиповника к вросшему в землю остову часовни. – «Тогда отыщешь и неформалов себе по вкусу, и «Арию» на концерте живьем слопаешь».

Он стремительно обогнул остатки чугунной ограды и, опасаясь быть замеченным тусующимися возле входа в часовню, по-пластунски нырнул в еле заметный проем подвала.

Пахло прелой листвой и гниющим деревом. Кирпичные стены густо набухали мхом. Густые заросли в темноте казались нескончаемым барельефом. Иван с трудом развернулся и прополз к противоположной стене. Здесь подвал был доверху завален землей и мусором, зато теперь было легко и удобно следить за происходящим вокруг горящего костра. Судя по неровному смеху, повсеместно раздававшимся девичьему визгу и грубым восклицаниям разогретых вином парней, вечеринка в полном разгаре…

А это еще кто? Иван присмотрелся к странным, угловато-скованным движениям одиноко танцующей девушки. Яркий свет костра упал на оцепеневшее девичье лицо. Девушка повернулась к часовне, и взгляд Ивана встретился с блуждающими, безумными глазами одноклассницы, «заучки» Лены Затеевой. Холодная дрожь пробежала по его спине. Неужели пятерка по поведению и расположение директора впрямь этого стоят?!

Музыка оборвалась внезапно. Из глубины леса послышался бой барабанов, под нарастающие раскаты к костру вышел человек в спортивном костюме и надетой на лицо маске недремлющей в ночи совы. Мужчина оглядел собравшихся и, резко вскинув вверх руки, возвестил:

– Poteau mitan! Дорога духов ждет! Боги жаждут ваших тел!

По его команде возле костра вкопали большой кол, а близлежащую землю стали обильно посыпать мукой, поверх которой раскидывали взятые с мясокомбината внутренности убитых животных. По кругу передавалась бутылка, и каждый причастившийся из нее тут же срывался в безудержный, необузданный пляс. Одержимость нарастала, танцующие срывали с себя одежды и прыгали через костер, вновь и вновь предавались неистовым содроганиям. Когда порожденная ночными плясками страсть слилась с барабанными ритмами, а лихорадочные судороги тел соединились в почти синхронные движения, тогда разлитое в воздухе возбуждение накрыло танцующих людей, выплескиваясь из них яростным кличем:

– Пе-ту-ха! Пе-ту-ха! Пе-ту-ха!

Иван не успел разглядеть, как в руках «совы» оказалась птица, но совершенно отчетливо почуял, как под возбужденные крики и ритмичное хлопанье в ладоши собравшихся ломались петушиные лапы и крылья, а на вкопанный подле костра кол лилась припасенная загодя жертвенная кровь.

Иван осторожно подался вперед и тут же отпрянул. Человек в совиной маске заметил в подвале движение и, развернувшись туда, одним ударом длинного широкого ножа снес голову трепыхавшейся птице.

Стараясь унять нервную дрожь, Иван прикусил ворот куртки. Мгновения тянулись страшно медленно. Время стало ощутимо, как разлитое в воздуха желе. Иван с удивлением осознал, что в открывшемся новом времени даже звуки слышатся иначе, много медленнее, словно они доносятся из зажевавшего пленку магнитофона. Словно в бреду ему чудилось, что собравшиеся подбегали к окровавленному колу и мазали губы, радостно восклицая: «Выбери и войди!», что извивавшиеся в неистовой пляске тела теряли человеческое обличье, превращаясь в звероподобных древнеегипетских демонов, открывающих преисподнюю золотыми крестами анхов…

Ивану стало казаться, что его место вместе с бесновавшейся под барабанные ритмы толпой. Теперь он боялся, что ему наверняка не удастся отсидеться в своем подвале, что он, как почуявший кровь хищник, выскочит из логова и растворится в общем исступлении. Он вжался лицом в прелую труху и отчаянно завыл – древний хаос жадно поглощал остатки сознания, уставясь немигающими зелеными глазами в наступившую ночь…

* * *

Ранним утром 25 апреля в дежурной части немировского РОВД раздался анонимный звонок. Взволнованный, плачущий девичий голос разбудил дремавшего за пультом Степаныча.

– Товарищ милиционер, – жалобно всхлипывала трубка, – там, на кладбище, возле заброшенной часовни… мертвая девушка… Совсем голая…

Степаныч хотел расспросить поподробнее, кто звонит, при каких обстоятельствах обнаружили тело, но трубка еще раз протяжно всхлипнула, связь оборвалась.

– Черте что происходит! – он раздосадованно хлопнул трубкой об аппарат. – Опять к майским праздничкам «глухаря» подкинули!

Набрал телефон капитана Агеева, доложил:

– Андрей Данилович, у нас на кладбище голый женский труп.

– Где же ему быть, как не на кладбище? – мрачно отшутился Агеев.

– Так труп-то свежий… Вдобавок голый. Поспешить надо, товарищ капитан, пока вороны не расклевали да бродячие собаки не пронюхали…

Капитан допил кофе с масляной булочкой и кивнул присланному практиканту:

– Кому смерть, а тебе, Сидоренко, праздник.

– Неужели убийство? – вскинулся практикант.

– Похоже на то. Иди к гаражам, надо побыстрее санитаров вызвонить, пока наши вещдоки зверушки по гнездам да по норам не растащили.

УАЗик долго не заводился, урчал и кряхтел, отчаянно скрежеща зажиганием, пока не затих, окончательно выдохшись. После получасовой муки Агеев махнул рукой и решил добраться до кладбища на своей «четверке».

По рассыпавшейся дороге ехали медленно, плетясь за новенькой ГАЗелью, приспособленной в немировском морге под катафалк.

– Товарищ капитан, – Сидоренко кивнул на идущую впереди новую машину. – Почему в райотделе одна ржавая рухлядь, а у морга такое новье?

– Спонсор подарил, – Агеев многозначительно посмотрел на практиканта. – И это правильно.

– Почему правильно, Андрей Данилович? Милиция по сигналу оперативно выехать не может!

– Следовательно, милиции спешить никуда и не надо. Мы не должны никуда торопиться, а быть вовремя, – Агеев с тоской посмотрел на дорогу. – Касаемо второй части вопроса, так это еще классик верно заметил, что у нас берегут не живых, а покойных.

– Кто ж такую чушь сказать мог?! Наверняка какой-нибудь археолог.

– Точно, известный на всю страну! Высоцкий у него фамилия.

– Не знаю такого, – пробурчал Сидоренко. – Все равно чушь…

– Теперь мне ясно, почему тебя в отделении сразу же Шлангом окрестили, – усмехнулся Агеев. – Сам догадаешься? Или подсказать?

– Ростом высокий, вдобавок худой. Вот и прицепились…

– Если бы! – капитан постучал пальцем по лбу практиканта. – Приторможенный ты маненечко, простых вещей не догоняешь. Носом тычешься, а след взять не можешь, как песик неразвязанный!

– Вам бы, Андрей Данилович, только молодых унижать! – практикант обиженно отвернулся. – Я, между прочим, никогда еще мертвых не видел… И крови страсть как боюсь!

– Возьми-ка парочку, не то с непривычки наверняка выворотит, – Агеев достал из кармана пачку мятных леденцов. – Как только затошнит, сразу под язык и рассасывай, расслабься и дыши спокойнее, как в сортире.

Машины въехали на пригорок и остановились у вросшего в землю красного остова кладбищенской часовни.

– Видать, ночка веселенькая выдалась, – капитан Агеев посмотрел на валявшиеся многочисленные окурки. – А вот бутылки, стервецы, побили и в костре обожгли. Ни следов, ни отпечатков…

Недалеко от костра, на засыпанной мукой площадке, лежало обнаженное тело молодой девушки. Надев на руки медицинские перчатки, Агеев принялся рассматривать уже остывшее тело.

– Синяков и ссадин нет, следов борьбы на первый взгляд также не обнаружено… Если ее убили, то, скорее всего, беспредельной любовью…

– Андрей Данилович, посмотрите! Еще один жмурик! – практикант подбежал к капитану.

– Где труп? – спросил капитан, не отрываясь от осмотра.

– Лежит, он лежит, там, – запыхавшись от волнения, пытался объяснить жестами Сидоренко. – И… словно ползет…

– Не суетись, сколько тебе повторять, – капитан снисходительно посмотрел на побледневшего практиканта. – Пока возьми фотоаппарат и запечатлей натюрморт во всех ракурсах.

– Так он того, товарищ капитан, дергается еще, – Сидоренко подошел, с интересом заглядываясь на обнаженное девичье тело. – «Скорую» по рации вызывать?

– Слушай, Шланг, может, тебе все же определиться, кого ты обнаружил: пострадавшего или жмура? – капитан поднялся от мертвой девушки, показывая санитарам, что можно забирать тело. – Все ясно, – капитан снял перчатки и закурил. – Девушку изнасиловали, но, видимо, с ее же согласия или по какому-то предшествующему уговору. Да только по неосторожности, так сказать, в порыве страсти свернули ей шею.

– Что же, Андрей Данилович, ей на кладбище ночью понадобилось? Сексом куда удобнее заниматься в квартире, – рассосав под языком конфету, Сидоренко принялся собирать в пакет разбросанные вещдоки. – Да еще костер ночью жечь, вон и чьи-то кости в нем истлевают…

– Ты ж у нас молодой да продвинутый, тебе и разгадывать ее мотивы! – усмехнулся капитан, фотографируя чадящие головешки. – Это ваше поколение по ночным кладбищам шастает да духов вызывает. Вот и эта парочка, наверняка, чертей кликала, да вместо злых духов только до шантрапы докричалась.

– Значит, поджидали? Может, кто навел? – заметил курсант. – Хулиганье просто так ночью на кладбище не попрется. Не ближний же свет!

– Действительно, не ближний, а другой свет, – Агеев ухмыльнулся. – Все подходы к часовне истоптаны, да земля сырая, следы расплылись. Ни одного не снять… Так что можешь считать дело совершенно бесперспективным.

– Почему, Андрей Данилович?! Раз есть круг подозреваемых, значит, надо поработать с агентурой. Недаром говорят: «Стукач – лучший друг следака!»

– И как сам до такой гениальной мысли не догадался! – капитан снисходительно посмотрел на практиканта. – У меня таких дел в столе с десяток пылится. Только вот загвоздка – на всех «глухарей» осведомителей не напасешься!

Они подошли к лежавшему ничком возле часовни подростку и, сделав несколько снимков, приступили к осмотру тела.

– Да ты, Шланг, и вправду везунчик! – Агеев перевернул застонавшего Ивана. – Он жив и вроде без серьезных повреждений. Просто в отключке! Давай мигом к санитарам, возьми нашатырку. Теперь будет у нас и потерпевший, и подозреваемый в одном флаконе!

Глава 19

ПОДСТАВА

В следственном кабинете немировского ОВД, расположенном в кирпичном здании бывшего арестного дома, стоял невыветриваемый запах табачного дыма и перегара. За прошедший век здание сильно обветшало, но, сработанное на совесть, все еще продолжало служить делу правосудия. До революции здесь по приговору мирового судьи содержались мелкие воришки и уличные хулиганы, а для подгулявших на ярмарке купцов были построены комфортабельные одиночные камеры, которые после революции почему-то облюбовали следователи.

Иван еле сдерживал подступавшую тошноту, с осторожностью ощупывая разбитый до крови затылок. Капитан Агеев неспешно заполнял протокол, время от времени с ухмылкой посматривая на понурого подростка.

– Итак, юноша, – Агеев подал протокол Храмову, – прочтите и распишитесь.

Иван взял исписанный неразборчивым подчерком лист желтой бумаги и попытался вникнуть в суть. Голова шла кругом, и буквы никак не хотели складываться в осознанные предложения. Повертев лист в руках, он возвратил его следователю:

– Я это подписывать не стану.

– Это еще почему? Добровольное сотрудничество со следствием смягчает наказание.

– Зачем же неправду писать? – Иван посмотрел в хитрые, маслянистые глаза.

– Хорошо, что тогда запишем по правде? – следователь улыбнулся и достал чистый лист бумаги. – Вижу, что ты, Ваня, правильно разобрался, куда попал, и уже осознал, что сотрудничество со следствием, прежде всего, выгодно тебе самому. Молодец, давай работать!

– Господин следователь… – Иван поперхнулся и закашлялся.

Затем еще раз попытался объяснить причину своего отказа, но Агеев решительно его прервал:

– Во-первых, гражданин следователь. А во-вторых, не надо со мной играть в «ничего не помню». Такое здесь не пройдет! – капитан раздраженно ударил по столу. – На тебе сейчас нешуточная статья висит – 131, часть 3, УК РФ. Может быть, знаешь, что означает?

– Гражданин следователь, я не помню, что случилось прошлой ночью, – с трудом сдерживая тошноту, ответил Иван. – Я не знаю, как и зачем я оказался на кладбище и ничего не могу сказать о происходящем…

– А вот сержант Степанов тебя, между прочим, сразу опознал! Говорит, что позапрошлой ночью они уже задерживали тебя. Сейчас в соседнем кабинете про твое сопротивление милицейскому наряду докладную пишет!

– Гражданин следователь! Как же меня могли задерживать, если в отделении я оказался впервые?

– Решил поумничать? – Агеев замахнулся, но, вспомнив о присутствии в кабинете практиканта, вовремя остановился. – Мало того, что изнасиловали с дружками девку, так еще и убили! Следы замести хотели?

– Не понимаю, о чем вы говорите! – Всё расплывалось большими бурыми пятнами и медленно меркло в глазах. – Мне бы к врачу…

– На зоне тебя и полечат! – зло усмехнулся капитан, раскуривая сигарету. – Итак, подозреваемый Храмов, подписываем протокол или продолжим допрос? Мне, как ты понимаешь, спешить некуда, я на работе!

– Мне еще шестнадцать не исполнилось, – твердо парировал Иван. – Так что имею право ничего не подписывать.

– Ишь, ты! Значит, насиловать и убивать у тебя право есть, а как надо отвечать за содеянное, так сразу объявляешь себя малолеткой?!

– Больше нам говорить не о чем, – Иван отвернулся к окну, – все равно вы меня записали в преступники…

– Виновных у нас определяет суд, – Агеев многозначительно посмотрел на практиканта. – Так что никто тебя никуда не записал. Просто у следствия есть все основания считать тебя соучастником преступления. Может, его организатором и вдохновителем, – капитан пустил в лицо Храмова струю дыма. – Не потому ли так упорно не желаешь с нами сотрудничать?

– Какие у вас улики?!

– А хотя бы твои обожженные ладони! Откуда взяться таким отметинам? Не от кладбищенского ли костра?

– Руки о сковороду обжог, – нашелся Иван. – Еще сутки назад…

– Свидетели есть? Называй фамилии, адреса.

– Мама свидетель… Еще мои ожоги видел Сергей Олегович, сосед по коммуналке.

– Уже лучше, – кивнул Агеев. – Глядишь, так и все остальное вспомнишь. Скажи-ка, герой, кому пришла идея ночью на кладбище идти? Ответишь на этот вопрос – и смело можешь отправляться к врачу.

– Говорил же вам, что ничего из случившегося прошлой ночью не помню.

– Хорошо. Не помнишь о ночи, давай поговорим о прошлом дне. Что делал, с кем встречался, о чем разговаривал?

Иван снова с тоской посмотрел на разгоравшийся за окном весенний день:

– В школе, на уроках сидел… Потом дома спал… Что случилось дальше, не помню. Теперь могу идти?

– Видимо, Храмов, ты до сих пор так и не осознал, что теперь по крупному влип, и на этот раз тебе просто так от правосудия не сбежать. Поверь, я лично постараюсь отправить тебя в колонию!

В кабинет постучали. На пороге показался сержант Степанов, из-за спины которого выглядывала классная руководительница Ивана.

– Товарищ капитан, для опознания подозреваемого из школы прибыла учительница Коптелова. Ввести?

– Пусть заходит.

Идея Устиновна, с ненавистью посмотрев на Ивана, вытерла платком заплаканные глаза:

– Убийца!

* * *

Только выйдя из прокуренного отделения милиции на свежий воздух, Иван почувствовал мучительную головную боль, при каждом шаге отзывавшуюся в глазах темными пятнами. Знает ли мама про случившееся? Сообщили на работу или еще нет?.. Он никак не мог вспомнить, что прошлой ночью с ним произошло на самом деле. В голове мелькали несвязанные обрывки из клокотавшего под ногами гравия, кладбищенских сумерек и мельтешащих вокруг часовни теней. Потом – вспышка, яркая, обжигающая, словно взорвавшееся в голове солнце… Хорошо, что кастет обронил, иначе… Иван сунул руку в карман куртки и с удивлением обнаружил извивающегося кольцами змея на прежнем месте. Странно, вроде надевал его на руку, и в милиции меня обыскали, да не заметили!

Он бесцельно побрел по пустынному Немирову. Самые обычные вещи, к которым стал уже привыкать, теперь казались ему пугающе неестественными. Озирающиеся по сторонам, беспрестанно шепчущие старухи, кидающие на каждый перекресток щепоти пшена. Немировские собаки, злые, сбившиеся в большие одичавшие стаи, которые невозможно увидеть днем и заполонявшие все подворотни с наступлением темноты. Только сейчас Иван догадался, что, если посмотреть на старые немировские дома с разных точек, то они совершенно изменяли свое внешнее обличив, представляясь то жалкими лачугами без окон, то ужасающими барачными рядами из фильмов о ГУЛАГе.

Проходя мимо кинотеатра, он все-таки решил зайти к Артамонову и выяснить, что же с ним на кладбище могло произойти, а заодно рассказать, что не смог выполнить поручение Балабанова и теперь уж вряд ли сможет…

– Кирилл! – Иван осторожно постучал в дверь кинотеатра. – Открой, поговорить надо!

Спустя несколько минут засов на обшарпанной двери протяжно заскрипел, и на пороге «Факела» показался улыбающийся киномеханик:

– Ага, Ванюша пожаловал! Давай, греби сюда!

Иван поспешил пройти темное фойе, проскользнув в полураскрытую дверь каптерки.

– Храм, куда бежишь, скрываешься от кого? – Артамонов задвинул входной засов и проследовал в свой кабинет, уже по пути зычно добавляя с нарочитым грузинским акцентом: – Захады, дарагой, гостем будишь!

Оглядев комнатку и убедившись, что в ней никого нет, Иван почувствовал странное опьянение, сходное с тем, что испытывает человек сразу после удушья.

– Кирилл, – Иван устало повалился на стул. – Расскажи мне о вуду.

– Ты, как очумелый, врываешься за этим ко мне? – усмехнулся Артамонов, выставляя на стол початую поллитровку. – Не знал, парниша, что на тебя так книжонка подействует. Сейчас остограммимся, так вмиг полегчает!

Иван опустил голову, что-то невнятно пробурчав себе под нос.

– Постой, кто тебе так по голове саданул? – Артамонов протянул осколок зеркала. – Никак с гопотой боевое крещение принял?

С помутневшего от времени осколка на Ивана смотрели незнакомые перепуганные глаза. Он вздрогнул и отпрянул от зеркала.

– Голова у тебя сильно разбита. Наверняка постоянно тошнило и темнело в глазах? – понимающе кивнул Артамонов. – Значит, сотрясение. Тебе, братишка, надо в больницу, а не о вуду языком чесать.

– Неприятности у меня, – Иван осторожно провел пальцами по запекшимся в крови волосам. – Если ты друг, помоги разобраться…

– Спрашивай, что надо.

– Ты говорил, что вуду дает человеку идеальную власть над другими. Как это происходит?

Кирилл посмотрел на осколок зеркала и убрал его подальше с глаз, на верхнюю полку.

– Власть берет исток от смерти… Дело даже не в случайной гибели или преднамеренном убийстве, а в страхе перед «нечистой смертью». Перед чьим-то правом растоптать не только твою жизнь, но и чувства, мечты, саму память… Бокор, или колдун, волен, по своему усмотрению, безнаказанно высосать из тебя душу, не просто убить, а превратить в живого мертвеца.

– И что, местные верят в подобную чушь? – Иван продолжал ощупывать голову, стараясь определить размер ссадины. – Я, пятнадцатилетний школьник, и то не верю. Даже не средневековье, а каменный век…

– Когда на твоих глазах за пару месяцев учитель, инженер, предприниматель или мент превращается в опустившегося бомжа, в тень от прежнего человека, то поверишь как миленький! – Артамонов открыл тумбочку и вытащил из нее пухлый сверток. – Смотри, чего покажу.

Киномеханик развернул полотнище бывшего пионерского знамени. На столе оказалась большая, с человеческий локоть, кукла, собранная из тряпичных лоскутов и густо облепленная воском, в котором было утоплено битое стекло, волосы, сухие кусочки хлеба и даже сигаретные бычки.

– Знакомься, моя кукла! Лет пять назад Огун прислал, чтобы я посговорчивей стал. Чтобы с Немирова не свалил, а на него, как негр на плантации, работал…

– Все равно не верю я в эту чертовщину! Это же простой шантаж…

Иван потянулся к кукле, намереваясь получше ее рассмотреть, но Артамонов решительно остановил его руку.

– Раньше в «Факеле» с напарником вместе делами ведали, – тяжело выдохнул киномеханик. – Я не рискнул, а вот Толян послал в эротическое путешествие из трех букв. Только не прошло и месяца, как приключилась у него белая горячка. Вместе пили – я хоть бы что, а он… Пытался его удержать, связал даже, да куда там! В общем, нашли его через пару дней в лесу. Толян даже с переломанными ногами через бурелом убежать пытался. Представляешь его ужас? Такое испытать врагу не пожелаешь…

– А вот я, похоже, уже испытал, – Иван встал было на ноги, но, не справившись с головокружением, тут же опустился на стул. – Не смог дурь из тайника забрать. Подвел тебя… И Алешку Балабанова тоже подвел.

– Балабанова? – переспросил киномеханик, поспешно заворачивая куклу в пионерский флаг. – Ты ничего не путаешь? Может, того, башку пробили, вот и несешь околесицу?

– Алешка… Неформал, что вместе с тобой на делах завязан… – он посмотрел киномеханику в глаза и понял, что Артамонов никогда с Балабановым не встречался и, скорее всего, даже о нем не слышал.

* * *

Елизавету Андреевну привезли в отделение милиции сразу после ухода Ивана. По совету классной руководительницы, Агеев решил ее допросить не на глазах у сына, а «в одиночку», чтобы мамаша не разревелась, да от горя не заперлась.

– Вы знаете, зачем вас сюда пригласили? – Андрей Данилович деловито отодвинул исписанный лист бумаги и перевел нарочито суровый взгляд на растерянное женское лицо.

– Нет, – смущенно ответила Елизавета Андреевна, но, заметив сидящую в углу Коптелову, вздрогнула. – Но догадываюсь. Речь наверняка пойдет про поведение моего сына в школе?

– Хорошо, что догадываетесь. Присаживайтесь, разговор предстоит непростой и долгий.

Она присела на краешек стула и, пристально смотря на милиционера, ждала объяснений. Но Агеев не торопился начинать обещанный разговор, тянул время, «разогревая» женские нервы.

– Быть может, нам стоит встретиться в следующий раз? – спросила Елизавета Андреевна, не выдерживая навязанной игры в молчанку. – Я с полчаса перед вами сижу, а вы меня словно не замечаете!

– Замечательно, Елизавета Андреевна, что вам не безразлична причина, по которой мы оторвали вас от работы и пригласили в отделение! – Агеев нарочито спокойно оторвал взгляд от протокола. – Скажите, где был ваш сын прошлой ночью?

– Как это где? У одноклассника Василия Лузина… – Елизавета Андреевна посмотрела на классную руководительницу.

Но та вместо поддержки только криво усмехнулась:

– Нет у нас такого ученика, ни в классе, ни во всей школе. А сынок ваш всю ночь по кладбищу прошлялся!

– Как по кладбищу? – Елизавета Андреевна умоляюще посмотрела на следователя. – После смерти отца Ваня даже близко к ним не подходит… Вы что-то напутали!

– Тогда давайте разберемся вместе, – следователь протянул ей чистый лист бумаги. – Сейчас вы хорошенько все вспомните и подробнейшим образом опишите, о чем вы говорили с сыном в прошлый вечер, в каком он был настроении, проявлял ли тревогу. Пишите, пишите!

– И главное, не забудь написать, как ты смогла убийцу на свет выродить и вырастить! Такую девочку, отличницу погубил! – негодующе произнесла Коптелова, но, наткнувшись на разъяренный взгляд Агеева, осеклась, спрятавшись в своем углу.

– Какого убийцу?! – Елизавета Андреевна выронила ручку на стол. – Вы назвали Ваню убийцей?!

– Собственно, «убийцей» или «преступником» у нас называет исключительно суд, – проклиная себя за то, что загодя не выдворил из кабинета жаждущую крови классную руководительницу, Агеев попытался успокоить Храмову. Налил в стакан воды. – Выпейте, вам полегчает.

– Да как вы смеете меня успокаивать! Да у вас все здесь подстроено! Вы и позвали меня только для того, чтобы нужное дело по своему интересу решить!

– Подстроено?! – следователь протянул ей отпечатанные кладбищенские фотографии. – Между прочим, прошедшей ночью была изнасилована и убита школьница! А вашего сына обнаружили от ее тела в десяти шагах! И вы станете утверждать, что мы не имеем права поподробнее расспросить о прошлом вечере?!

– Но его могли туда заманить или даже перенести без чувств. Ваня доверчивый, тянется к людям…

– Настолько доверчивый, что, собираясь ночевать вне дома, обманывает мать?!

Агеев подумал, что экзальтированная классная дура на сей раз встряла кстати, и такое спонтанное обострение ситуации вернее подтолкнет мамашу к сотрудничеству, чем запланированная им долгая интеллектуальная борьба.