4.10.1. Хорошее дело гласность, помогает она избавляться от недостатков, учит людей жить и работать и прочее. Но вот проблема, все хорошее имеет хоть немного, но плохое. Лекарством, если не правильно пользоваться, можно не вылечиться, а совсем наоборот.

Так уж повелось, что нового начальника подчинённые обычно проверяют путём разного рода экспериментов: как он к ним отнесётся: запретит или разрешит. Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС стал ослаблять политику контроля в идеологической сфере. Руководители СМИ это быстро определили, так началась интересная пора в отечественном развитии средств массовой информации.

Почти обвально, хотя и первоначально с оглядкой началась критика всех и вся. Это было интересно для читателей, слушателей и смотрителей, это было относительно не сложно для авторов. Развлекать всегда легче, чем учить, да и платят за развлечение более охотно, чем за учёбу.

Кто же будет против познания истины, особенно, если ранее порой почти насильно кормили примитивными и не всегда верными штампами? Все бы хорошо, но не все было так прекрасно.

Оказалось, что гласность для нашей страны (десятилетиями жившей в условиях диктатуры единой и примитивной идеологии), что европейские болезни для аборигенов Америки, которые в массовом количестве вымирали, не имея иммунитета от этих новых болезней.

Некоторые быстро встревожились негативными последствиями нарастающей тенденции работы СМИ.[455] Но вначале мало кто верил печальным предсказаниям. Миф о свободной прессе, как двигателе прогресса, был заманчиво красив и соблазнителен.

Между тем, «свободной прессы вообще не бывает, и нигде нет. Просто на Западе она достаточно прибыльна, и поэтому там есть между разными изданиями обычная конкуренция из-за того, что они принадлежат разным хозяевам».[456]

Нет пророков в своём отечестве. Ещё в Древней Греции заметили, что не всем неблагоприятным пророчества верят (эффект Кассандры).

4.10.2. До перестройки КГБ был тем органом, который наряду с партийными инстанциями, прежде всего, и защищал ту самую старую единую и часто примитивную идеологию. Как же им теперь терпеть отступление от принципов?

А очень просто. На самом деле, главным принципом слишком многих чиновников всегда был один: что начальству угодно, то и правильно. А, следовательно, если новое партийное руководство разрешает критиковать что-то (а хотя бы и то, что ранее называлось несомненной истиной), значит, так тому и быть. Конечно, на кухне с верными друзьями можно поворчать, попророчествовать о будущих проблемах, но кто же восстанет против мнения высшего руководства?

Лучше (т.е. выгоднее) самим перестроиться, и духе времени начать «перестраивать» других, тем более, что хотя бы частично критика старых глупостей была просто необходима. Нас ведь учили порой настолько банальным и очевидным глупостям, что диву даёшься, как мы этому всему верили. Тут, пожалуй, даже не всеобщий обман, а всеобщее безразличие (оно же презрение) к ко всем глупостям, которыми нас кормили.

4.10.3. В 1987 году вышло второе (дополненное) издание сборника документов « и ВЧК». Как раз в духе времени (или в угоду соответствующей руководящей установки), когда требовалось доказать, что перестройка в определённой степени означает очищение и возвращение к ленинским истокам.

Отмечая это «знаменательное» событие (издание указанной книги), главная коммунистическая газета того времени «Правда» словами М. Степичева сообщила своим читателям: «Деятельность органов КГБ ведётся в соответствии с Конституцией СССР, принципами социалистической демократии, на основе крепких связей с трудящимися. Вместе с партией и народом чекисты перестраивают свою деятельность, совершенствуют формы и методы работы, повышая её эффективность.

Работая под руководством КПСС, её Центрального Комитета, в настоящее время они своей деятельностью способствуют успешному развитию революционной перестройки в нашей стране… ».[457]

Впрочем, последняя фраза о партийности органов госбезопасности уже через пару лет станет причиной критики со стороны политических противников.[458]

4.10.4.«Обращение к — идейный источник перестройки», такие строки были в знаменитой тогда горбачевской книге о перестройке.[459] Первоначально перестройку некоторые преподносили как возвращение к ленинским истокам, очищение на сталинских и последующих наслоений. Хотя мало кто знал, что красный террор времён был во много раз ужасней, чем последующие события времён правления.

В духе того времени в сборнике « и ВЧК» почти нет ленинских материалов, касающихся зверств, (скажем мягко) творимых порой отдельными представителями чекистского ведомства. Хотя, если очень внимательно прочитать эту книгу кое-что понять можно. Но скрывать это было бессмысленно, книга все равно просто перепечатывала ту часть ленинского наследия, которая всем была известна и многократно издавалось в СССР.

По инициативе КГБ СССР была также переиздана «Красная книга ВЧК», (М., Политиздат, в 2-х томах, 1990 год). Здесь ещё чуть-чуть более откровенно о подлинной чекистской истории.

Однако, на возвращении к ленинским истокам, перестройка, как и, следовало ожидать, не остановилась. Подлинная история другой стороны ленинского метода управления страной тоже стала достоянием гласности. Чуть позже, через пару лет в стране стали перепечатывать, и открыто продавать некоторые другие книги. Например, Мельгунов С.П., «Красный террор в России», (М., «PUICO», «PS», 1990 год), Бунин И.А., «Лишь слову жизнь дана…» (М., «Советская Россия», 1990 год), Горький М., «Несвоевременные мысли», (М., «Советский писатель», 1990 год), Дитерихс М.К., «Убийство царской семьи и членов Дома Романовых на Урале», (М., «Скифы», 1991 год) и многие другие, рассказывающие совсем другую истории отечества времён создания Всероссийской чрезвычайно комиссии.

Следует, тем не менее, отметить, что в глазах среднего соотечественника история чекистских органов осталась во многом такой же, как её преподносили в коммунистические времена 30-80 годов. Слишком сильно было тогда идеологическое воздействие (а фильмы, прославляющие чекистов 20-х годов, мы смотрим и сейчас). Это, во-первых. А, во-вторых, после смены власти в 1991 году никто особенно и не хотел заниматься копанием в истории ВЧК и, особенно, доведением этого до широкой общественности. Зачем? Власть то ведь уже захватили, зачем её расшатывать? А отсюда версия — копание в грязном бельё ВЧК — КГБ нужно было не столько в целях установления истины, сколько в целях смены власти. На ошибках прошлого никто особенно и не собирался учиться, думали о будущей власти одни (заказчики) или подсчитывали гонорары за написанное другие (исполнители).

4.10.5. Однако было видно, что постепенно по мере упрочения гласности процесс критики отдельных недостатков сталинизма стал перерастать в критику до сталинского и после сталинского времени, а критика недостатков органов внутренних дел и прокуратуры[460] как-то почти незаметно переросла в критику КГБ. Словно вездесущие журналисты, исчерпав свой «творческий» запас, кинулись на новую нетронутую ещё целину. Например, одним из известных и длительно действующих критиков КГБ (а потом и «наследников» этого ведомства) стала журналистка Евгения Альбац.[461] Её писания будут не раз наносить ощутимые удары по ведомству плаща и кинжала, сначала СССР, а затем и его («скромного» или «жалкого» это уже зависит от характера оценки) остатка в виде Российской Федерации. Разумеется, Е. Альбац была не одинока.[462] Слишком уж темы интересные подбрасывала жизнь.

Начальник разведки КГБ СССР писал: «Разоблачение зловещей роли КГБ было стабильной темой влиятельного в годы расцвета перестройки еженедельника „Московские новости“. Пишущие девушки „Московских новостей“ с каким-то прозелитским новомышленческим пылом набросились и на разведку, не особенно заботясь о достоверности фактов, логичности изложения».[463]

Высокопоставленные руководители КГБ СССР в своих статьях и выступлениях все время вынуждены были доказывать, что они не могут отвечать за то, что было в стране после 1953 года.[464] Но и этим дело не окончивалось.

Отдельные средства массовой информации выбирали для себя «жертв КГБ» и становились на их защиту. Так, например, еженедельник «Новое время», начав ещё в 1990, продолжил и в следующем году защиту Альфреда Шоленберга, советского немца, обвиняемого органами КГБ в контрабанде. Для среднего читателя понять кто прав, а кто виноват было невозможно, талантами Шерлока Холмса обладали далеко не все. Так что общественное мнение по конкретным проблемам создавалось методом: кто громче и красивее выскажется.

Медленно шло снижение авторитета КГБ. Но процесс уже пошёл. Много позже, когда КГБ уже в очередной (и не в последний) раз переродилось и превратилось в ФСК, газета «Красноярский комсомолец» написала: «Разумом страна понимает: люди, работающие сегодня в структурах ФСК, к зверствам, творимым в застенкам НКВД, непричастны. Они даже не жили тогда. Почему же кровавый след, как не засыпай его песком добрых дел, направленных на укрепление безопасности государства, вновь и вновь проступает? Ответ — на поверхности. Представьте, что у вас есть сосед. У него жена, маленький сын. В один прекрасный день вы узнаете, что сосед ваш — маньяк, на совести которого десятки загубленных жизней. Любому здравомыслящему человеку понятно, что к преступлениям отца сын отношения не имеет. Но сколько бы ни минуло лет, и каким бы прекрасным гражданином ни стал повзрослевший ребёнок, вы никогда не забудете (просто не сможете!), кем был его отец.

У спецслужб во всем мире похожая участь. Спецслужбы не любят нигде. Это нормально: граждане не обязаны любить свои силовые структуры. Даже если эти структуры оберегают их покой и служат могуществу государства. Но в нашей стране, где у спецслужб столь кровавое прошлое, должно, видимо, прорасти травой несколько поколений, чтобы клеймо палачества перестало проступать сквозь песок, чтобы потомки замученных и казнённых приняли для себя библейскую заповедь: «Не судите, и не судимы будете…».[465]

Вышесказанное сильно преувеличено.[466] На самом деле в России спецслужбы-то как раз обычно любят, кроме относительно кратких периодов их очередного развенчивания. Но доля истины в этой цитате тоже есть. Раскрытие (а порой и смакование) репрессий 20-50 годов сильно (но не смертельно) ударило по авторитету органов государственной безопасности.

Кстати, думали ли в начале 80-х годов сотрудники госбезопасности о своей службе как наследниках сталинских репрессий?, на вопрос о том, как он оценивал 37-й год при поступлении на службу в КГБ, ответил: «Честно скажу: совершенно не думал. Абсолютно… Мои представления о КГБ возникли на основе романтических рассказов о работе разведчиков. Меня, без всякого преувеличения, можно было считать успешным продуктов патриотического воспитания советского человека».[467] Вероятно, говорил правду, ибо сам автор настоящей книги чувствовал примерно то же самое примерно в то же время. И вот этот романтизм в конце 80-х годов стали разрушать.[468] Психологически это не простое переосмысление.

Хотя автор настоящей книги благодарен тому времени, когда стали приоткрываться архивы, когда стало возможным сказать более откровенно. Это помогает объективно и непредвзято рассматривать проблемы. Но вот только порой такая гласность уже сама порождает новые проблемы. В КГБ СССР их по мере сил пытались решать.

4.10.6. 1 декабря 1987 года Политбюро ЦК КПСС приняло постановление «О мерах по расширению гласности в деятельности органов КГБ СССР», в котором согласилось с соображениями, изложенными в записке КГБ СССР от 24 ноября 1987 года. Это было при, ещё более усилил это направление. Сотрудники КГБ стали более активно участвовать в публичных выступлениях.[469]

«Лучший вид обороны — наступление. хорошо понимал эту военную мудрость. В 1989 году комитет перешёл в пропагандистское контрнаступление, — вспоминал и тут же оценивал. — Установка была, на мой взгляд, абсолютно правильной. Необходимо убедить общество, что КГБ сегодня не имеет никакого отношения к злодеяниям прошлого, что чекисты были не только инструментов репрессий, но и их жертвами. (Действительно, за годы сталинского террора было уничтожено 28 тысяч сотрудников госбезопасности.) Следовало разъяснить, что органы безопасности выполняют общественно-полезную функцию и необходимы государству. Все это с пониманием и сочувствием воспринималось массовыми аудиториями, перед которыми стали регулярно выступать сотрудники комитета».[470]

Официальной точкой зрения была следующая: «Процессы, происходящие в обществе, глубоко затрагивают и деятельность Комитета государственной безопасности СССР. Гласность — одна из основных форм активной связи органов госбезопасности с трудящимися».[471]

На бумаге, все было красиво, а жизни — не всегда. Срабатывали порой субъективные факторы.

4.11.1. Не малую роль в процессе снижения авторитета КГБ сыграли отдельные сотрудники органов госбезопасности, начавшие рассказывать не самое лестное об органах госбезопасности. Что стоит только один, который в 1990 года стал уже известной фигурой, активно, публично (и самое важное — довольно успешно) боровшейся с руководством КГБ СССР.[472] Скандалы вокруг были, пожалуй, наиболее неприятными для органов госбезопасности.

« клеймил КГБ и лично, выступал в печати и на митингах…. Бунт генерала разведки, даже отставного, плохо сказывается на дисциплине. Его публичные выступления вызывали нервную реакцию у наших источников, опасавшихся за свою судьбу и за будущее службы, с которой они связали жизнь», — вспоминал руководитель разведки КГБ.[473]

Кстати, автор настоящей книги впервые прочитал о том печально знаменитом генерале КГБ, когда его лишили всех льгот военного пенсионера, что было сделано в том числе и горбачевским указом. Гонения, развёрнутые против, выступившего с открытой критикой КГБ, приняли беспрецедентный, несовместимый с новой общественной атмосферой характер.

По мнению некоторых: «…, что называется, закусил удила и приказал начать против отступника кампанию по дискредитации с лишением пенсии, наград и т.д. Результат этой кампании, проведённой бездарно и топорно, был прямо противоположен тому, что задумывалось».[474] Мало, того, в эту кампанию был втянут и сам, подписавший необходимый указ, что не повысило ему авторитета, учитывая конечный результат.

Вообще, при внимательном изучении скандала вокруг появляется мысль о том, что именно личное не восприятие своего бывшего подчинённого,[475] который без зазрения совести рвался к новым высоким должностям, и было основной причиной конфликта. Этот конфликт показал насколько сложной ситуация была в самой элитной структуре государства, где личные амбиции брали верх над интересами защиты государства. Причём, амбиции эти играли свою пагубную игру на самом верхнем эшелоне руководства КГБ. Где уж тут думать о безопасности страны, когда тебя оттесняют от должности твои же коллеги, а тебе так хочется ещё и ещё выше по карьерной лестнице.

Заметим, что такая дискредитация самого верхнего уровня элитной структуры ещё раз показывает, что именно личные амбиции часто помогают добраться до верхов власти, но именно они порой оказываются пагубны для самой власти. Многие менее амбициозные (но не менее достойные) сотрудники оказались обойдёнными при распределении кресел. Однако такой раздел мест сидения удобен для лица, их распределяющего при спокойной погоде. Ублажить более всех желающего, не особенно думая достоин ли он, проще и менее конфликтно. Но такой раздел оказывается пагубным при наступлении пасмурной погоде. А погода, ведь, всегда переменчива.

Впрочем, это лирика. В сухом остатке мы имеем то, что впервые бывший генерал госбезопасности демонстративно пошёл против руководства КГБ. И с успехом выиграл выборы в народные депутаты страны в Краснодарском крае, не смотря на старания всего Комитета государственной безопасности.[476] Кстати, судьба очень интересна, многогранна и поучительна. О нем можно было бы написать отдельную книгу.

4.11.2. Пока же отметим, что пример оказался заразителен, некоторые иные сотрудники госбезопасности (хотя и было их совсем немного) воспользовались им. Вспомним строки из «Евгения Онегина»: «его пример другим наука».[477]

Все это неизбежно и объективно вело к снижению авторитета органов госбезопасности. Компенсировать этот процесс повышением результативности в работе КГБ, видимо, просто не мог. Работали те же самые люди, привыкшие работать, так как работали раньше. На общем фоне медленной инфляции снизалось и материальное их преимущество, бывшее одной из слагаемых престижности службы.[478]

Разумеется не в деньгах счастье. Впрочем, остряки добавляют к этому высказыванию слова «а в их количестве».

«Комитет государственной безопасности считался завидным местом. Работа в комитете сочетала в себе желанную возможность ездить за границу[479] с надёжностью армейской службы: звания и должности, во всяком случае до какого-то предела, идут как бы сами, присваиваются за выслугу лет.

Красная книжечка сотрудника КГБ была и своего рода масонским знаком, удостоверяющим не только благонадёжность её обладателя, но и его принадлежность к некоему закрытому ордену, наделённому тайной властью над другими. Один из приятелей Путина рассказывал другому:

— Видел его сегодня на стадионе. Когда он показал свою книжечку, люди перед ним чуть ли не по стойке «смирно» вытянулись и честь отдели…».[480] Написано не много с излишним ехидством, но в целом так оно и было. А престижность и есть престижность. Она манит и привлекает.

Но ведь вместе с падением материального обеспечения постепенно падала под ударами СМИ и престижность службы.

4.11.3. Бесконечно долго тянулась возбуждённое прокуратурой уголовное дело по обвинению в измене Родины. Вот, что говорил о перспективах этого дела, человек, который отвечал в Генеральной прокуратуре СССР за соблюдение законности в органах госбезопасности ( ): «В конце мая 1991 года Главная военная прокуратура представила проект представления в Верховный Совет СССР о получении согласия на привлечение к уголовной ответственности, так как он… был народным депутатом СССР. поручил мне лично изучить дело и доложить о достаточности доказательств для вхождения в Верховный Совет. До этого результаты следствия неоднократно обсуждались у нас на оперативных совещаниях с участием почти всех заместителей Генерального прокурора, работников военной прокуратуры, а также государственной безопасности. Мнение у всех было единое — разгласил государственную тайну и должен отвечать по суду.

Несмотря на это, я ещё раз ознакомился с материалами дела. Тщательно изучил экспертное заключение, подготовленное специалистами Совмина СССР, Министерства обороны, ряда научно-исследовательских институтов и комитета безопасности. Выводы экспертов были категоричными: нанёс огромный ущерб государственным интересам страны, раскрыл методы работы разведки и контрразведки, вплоть до рассекречивания нашей агентуры за рубежом».[481]

Все было готово, но тут наступил август 1991 года, и все было прекращено.

4.12.1. В период правления после некоторой раскачки резко ускорился процесс пересмотра дел так называемых жертв сталинских репрессий. Заметим, что реабилитация тех, кого уничтожили в период правления —Троцкого, как правило, была не возможно. Тогда обычно просто расстреливали, не отягощая себя бумажным делопроизводством. А вот при уже стал порядок, на каждого было дело и, следовательно, можно было реабилитировать.[482] А заодно и было видно, как много репрессировали. Хотя при прежнем вожде было гораздо больше, но дел не заводили, пуля в лоб и дело с концом.

Процесс реабилитации, вопреки сложившемуся общественному мнению, был начат ещё в 30-е годы. Правда, тогда одной рукой садили, а другой реабилитировали. Но все же реабилитировали.

После 1956 года, когда количество осуждений резко сократилось, процесс реабилитации не менее резко активизировался, но затем постепенно стал затухать. Однако, он никогда окончательно не прекращался вплоть до начала перестройки. Его не афишировали, но он продолжался мелким ручейком.

и компания начали этот процесс с новым размахом. Зачем нужно было раздувать этот все равно продолжающийся процесс? С одной стороны справедливость всегда нужно устанавливать. Это истина. Но эта истина оказалась как-то непонятно устанавливаемой. Например, все подельщики Генриха Ягоды были реабилитированы, а он нет. Реабилитировать главу НКВД посчитали как-то несуразным. Но ведь с точки зрения элементарной законности это недопустимо.

Если судить по уровню доказанности с позиции современности, то нужно реабилитировать и Лаврентия Берия, который, разумеется, не мог быть агентом международного империализма. И таких случаев было много. Но это с одной стороны.

А с другой стороны, не покидает крамольная мысль, что разрекламированная реабилитация имела цель, прежде всего, в отвлечении внимания народа от провалов в экономике. Еду пытались заменить словами. На какой-то промежуток времени это помогло.

4.12.2. Вот это-то происходило уже на глазах автора настоящей книги. Формально реабилитацией, прежде всего, занималась прокуратура, которая поручала следственным подразделениям КГБ, готовить материалы в прокуратуру, принимавшую окончательное решение. Но следственные подразделения были малочисленные, а и компания так хотели дать на гора высокие показатели. Пришлось подключать работников оперативных подразделений, где автор и служил тогда.

На свою беду автор оказался юристом по образованию и вынужден был заниматься этим больше других. За что, правда, дважды поощряли. Выполнение той партийной линии на массовую реабилитацию принесло не мало поощрений сотрудникам госбезопасности.

Практически этот процесс состоял в том, что бралась куча дел (благо были они тонкие), по формальным признакам выбирались те дела, по которым полагалось реабилитировать (а это примерно свыше 90 процентов дел), выискивались в этих делах 30-х годов родственники пострадавших, которым отправлялись письма с сообщением о реабилитации. Довольно неинтересная работа.

4.12.3. Тут следует немного рассказать о самих делах. В руки автора настоящей книги попадали только дела простых людей, что называется «с улицы». Были они тонкие, писались порой карандашом на обороте уже ранее использованных бумажек. Естественно, написаны были далеко не всегда грамотно и понятно.

После перестройки некоторые исследователи патриотического толка стали объяснять репрессии в период Сталина тем, что шёл процесс очищения от тех, кто сам в период — расстреливал безвинных, кто просто не мог ни быть врагом Родины, кто мешал восстанавливать могущую державу, что были они часто представителями одной национальности, захватившими в 1917 году власть в стране. Красиво написано, порой даже очень аргументировано.

Автор настоящей книги, через руки которого прошли сотни дел по Красноярскому краю, не может ни подтвердить, ни опровергнуть эту версию. Ибо это были дела только обычных людей, преимущественно русских по национальности (а какие ещё жили в основном в крае?). И судили их, как правило, за пустяковые анекдоты. Такие вот были дела, по которым людей иногда просто и быстро отправляли на смерть.

4.12.4. Работа по реабилитации была не интересна, она мешала выполнению других дел, от которых все рано не освобождали. Но на то она и службы, что приходилось делать, то что прикажут. Однако никто не запрещал думать о смысле происходящего. И вот тут то пришли в голову мысли, которые можно назвать «крамольными».

Прежде всего, то, что репрессии тех лет шли по нарастающей потому, что шло своеобразное «социалистическое соревнование», тогдашние сотрудники госбезопасности просто выдавали на гора результат, который от них требовало начальство, которое постоянно повышало «норму выработки». К счастью, эта вакханалия окончилась довольно быстро, а то бы и населения в стране не хватило. Но эта мысль не ахти какая оригинальная и «крамольная».