перевод с англ. С. Зубкова
 
 
 
 

 
      Фома Аквинский умер 7 марта 1274 года и сразу вознесся на небеса. 49 лет спустя он был причислен к лику святых; в 1879 году папа Лев XIII провозгласил работы Аквината «единственно истинной философией».
      Фома Аквинский, таким образом, порвал с великой философской традицией накапливания заблуждений. Это ставит его на особое место среди остальных философов (и, вероятно, в философии в целом). Похоже, что к сказанному им нечего добавить. Если вы, конечно, не считаете, что наше мышление достигло прогресса со времен крестового похода детей и пояса девственности.
      Он был героем множества житий святых, наполненных причудливыми анекдотами и безоговорочным принятием метафизических россказней, что, впрочем, едва ли улучшило его философскую репутацию. Нам в наследство досталась неясная фигура на фоне пропахших ладаном тяжелых туч теологии. На протяжении тысячелетия, со времен Августина Блаженного, в Европе едва ли можно обнаружить столь блистательный философский ум. Аквинат, безусловно, фигура мирового масштаба.
      Чтобы оценить работы Аквината, необходимо проводить различие между его теологией и его философией. Первая безупречна со всех точек зрения и сомнений не предполагает (любой сомневающийся подлежит немедленному отлучению и имеет незавидную перспективу загробной жизни - так себе, что-то вроде стран третьего мира, мало приспособленных для жизни), с другой стороны, философия - это нечто открытое для вопрошания.
      Другой философия просто не бывает.
      Даже во времена Фомы Аквинского разница между философией и теологией подразумевалась.
      Обе доказывали свои положения в одной манере, при помощи дедукции, рассуждения, логики и т. д.
      Но в теологии знание основывалось на истине веры.
      Принципы теологии опирались на веру в Бога. Философия, с другой стороны, не требовала такой веры. Она начинала с «самоочевидных» оснований.
      То есть полагалась на способность понимания окружающего мира и использование разума.
      В реальной жизни теология и философия, конечно же, были порой неразделимы, особенно в Средневековье, когда религия доминировала.
      Такое состояние дел кажется слишком старомодным в сегодняшний век атеизма, но, на самом деле, наше мышление находится в похожем состоянии.
      Современная философия только на бумаге может провести границу между философией и теологией. Для того чтобы философствовать, мы должны с чего-то начать - с основных допущений, которые нельзя доказать при помощи разума.
      Например, вера в то, что все в мире взаимосвязано и имеет некоторую постоянную основу, без чего не могло бы существовать законов науки.
      И чем это отличается от веры в Бога? Говорят: очевидно, что мир именно таков, даже если мы не можем этого доказать. А между тем современная квантовая механика, имеющая дело с субатомными частицами, не признает ни постоянства, ни причинности. И тем не менее это наука. Возможно, что со временем мы придем к общей теории (теории, объясняющей все), которая снимет эту очевидную несостыковку. Но дело не в этом. А в том, что в настоящее время вера в постоянство мира не более оправдана, чем вера в Бога. Фактически она считается «истинной при любых условиях».А значит, неопровержимой.
      Что позволяет нам сделать еще одно сравнение.
      Конец XX века коренным образом отличается от эпохи Средневековья. Разум человека технологического общества имеет мало общего со средневековым.
      Некоторые философы и ученые даже сомневаются, являются ли два человека этих эпох соизмеримыми. Они говорят о том, что у этих людей нет общих человеческих свойств; для человека Средневековья понятие «человек» предполагало наличие «души», неизменных «условий человеческой жизни», а также «сознания», ускользающего от научных определений, веры в уникальность человеческого существа и т. д. В мире дарвиновской эволюции, ДНК, клонирования и подобных чудес, влияющих на наше самоопределение, для таких понятий нет места.
      В таком случае, чем нам может быть интересен Фома Аквинский? Простых людей, живущих «по старинке», вряд ли стоит убеждать в том, что Гамлет, Фауст и даже Данте не устарели. Тем же, кто считает, что мы находимся на пороге беспрецедентной эры развития человека (или фундаментального эволюционного скачка), потребуется больше аргументов. Но найти таковые несложно.
      Аквината от XX века отделяют шесть столетий.
      Прогресс все это время был неспешным, продвижение вперед шло шаг за шагом. К концу же XX века конь помчался галопом. Если мы считаем, что взгляды на мир (или устройство сознания) времен Аквината стали несостоятельными, то насколько же быстро отправятся на свалку наши сегодняшние взгляды? Если прогресс - это пос ледовательность кадров, то должен ли каждый кадр считаться неповторимым и навсегда уходящим?
      «Серьезные» современные мыслители могут относиться к Фоме Аквинскому так же, как мы относимся к раннему Чаплину. Как скоро определенный образ мышления начинает расцени ваться как фарс? Или, может быть, такие клише, как банановые корки и показная сентиментальность Чаплина, еще могут нам что-то сказать?
      Мы считаем свой век величайшим в истории человечества (подобные иллюзии свойственны многим из предыдущих эпох). Наш век кажется нам невероятно содержательным, но динамизм вовсе не обязательно характеризует великие эпохи.
      Среди самых долговечных и стабильных цивилизаций, при которых существовал избыток материальных и интеллектуальных ресурсов, можно назвать Китай и средневековую Европу.
      Эти периоды не отличались стремительностью изменений, напротив, была достигнута стабильность, которая в значительной мере благоприятствовала развитию мысли и интеллектуальному совершенствованию. «Божественная комедия»
      Данте была, возможно, самым блестящим поэтическим произведением из созданных человеком, взгляды, запечатленные в ней, стали неотъемлемой частью мировоззрения Средневековья.
      Изящные готические соборы, построенные в западной Европе, явились, бесспорно, первыми коллективными монументальными шедеврами человечества. Они воплощают в себе талант их строителей; со времен древней Греции человечество не видело ничего подобного. Также Средневековье оставило после себя коллективные монументы философской мысли. Мощным интеллектуальным пластом была статичная, накопившая многие богатства философия схоластики. А наиболее выдающейся фигурой схоластической философии по праву считается Фома Аквинский.
 

 
      Фома Аквинский (Томмазо д'Аквино) родился в замке, расположенном в четырех милях от Аквино, в южной Италии. Этот довольно мрачный замок все еще стоит на холме около деревни Роккасекка, недалеко от автострады между Римом и Неаполем. Фома был седьмым сыном графа Ландолфо д'Аквино; и известный поэт-лирик Ринальдо д'Аквино вполне мог быть его братом.
      Еще более интересно то, что Фома был племянником Фридриха И, императора Священной Римской империи, чей двор в Сицилии был прообразом двора Ренессанса. Человек со многими талантами, Фридрих был отлучен от церкви Папой, но затем отправился в крестовый поход, в результате которого вернул Иерусалим христианам (поставив этим Папу в затруднительное положение).
      В возрасте пяти лет Фома был отдан в школу при монастыре Монте Кассино. Здесь вскоре стали заметны его выдающийся интеллект и религиозное рвение. Но после девяти лет обучения он был вынужден таковое прекратить, потому что его дядя Фридрих запретил монашество, считая, что монахи слишком дружественно настроены по отношению к его врагу Папе. Тогда Фома отправился в университет Неаполя, основанный Фридрихом. (К несчастью, в это время Фридрих решил основать новую религию, в которой сам он должен был быть мессией, а когда его главный министр отказался исполнять обязанности святого Петра, он выколол ему глаза и посадил в клетку.) Под защитой Фридриха II университет Неаполя стал важным центром новых знаний, начинающих распространяться в мире Средневековья.
      Было вновь открыто классическое образование, университет начал привлекать молодых людей со всех концов Европы. Фома учился логике у ученого трансильванца, которого звали мастер Мартин, а лекции по естественной философии ему читал мастер Петр из Хибернии (Ирландия).
      Именно мастер Мартин познакомил Фому с аристотелевскими трактатами по логике, которые играли столь важную роль в науке Средневековья.
      Аристотель считается основателем логики, он написал первый трактат по этой науке в IV веке до нашей эры. Слово «логика» происходит от греческого слова «логос»(слово, язык), и изначально обозначало «правила рассуждения». Аристотель считан логику органоном(инструментом) философии.
      Как таковая, она могла использоваться в любой области знания. Целью логики была аналитика, то есть объяснение, «распутывание».
      Но логика, которую изучал Фома, мало продвинулась вперед за тысячелетие со времен Аристотеля.
      Ее основной формой был силлогизм, который Аристотель определял как «рассуждение, в котором излагаются определенные факты, создающие новое знание, которое с необходимостью следует из них как из посылок». Простой пример силлогизма:
      Все люди смертны.
      Все греки люди.
       Следовательно, все греки смертны.
 
      Во времена Аристотеля эта форма рассуждений доказала свою продуктивность, так как помогала правильно мыслить и приводила к новым знаниям. Основная структура логики Аристотеля во времена Аквината сохранялась, однако методы утратили новизну и все больше стали сводиться к ограничениям. Спор стал ритуалом применения логического метода, а не инструментом, как хотел того Аристотель. Главным считалось следование священному писанию, и его никто не пытался улучшить. Быстрый ум Фомы вскоре позволил ему стать мастером этой словесной ловкости.
      Он обнаружил, что хочет заниматься более глубокими философскими размышлениями, и понял, что логические методы также могут использоваться для прояснения мыслей.
      В это время Аквината начал привлекать доминиканский монашеский орден. Он был основан 25 годами ранее, в 1215 году св. Домиником, фанатически ортодоксальным кастильцем. Целью ордена было избавление мира от ереси. Его члены носили черные сутаны и путешествовали по странам Европы, собирая подаяние себе на жизнь. Постепенно этот орден стал более активно интересоваться образованием, которое при св. Доминике было негласно запрещено - как и мягкие матрасы.
      Решение Фомы присоединиться к ордену монахов вызвало негативную реакцию в семье.
      Зная о выдающемся интеллекте и религиозном настрое сына, родители готовили его к церковной карьере. При помощи его талантов и семейных связей он скоро мог стать архиепископом Неаполя - необычайно престижный пост для потомка военачальника Священной Римской империи. Мысль о том, что один из д'Аквинов будет скитаться по дорогам Италии, собирая подаяние, встретила ту же реакцию, которую можно было бы наблюдать у сына современного генерала, который решит отправиться автостопом, стать хиппи и жить в пещерах.
      Но Фома был полон решимости. Он видел себя последователем другого потомка благородной семьи, который оставил все ради своей веры - Франциска Ассизского. Двумя десятилетиями раньше Франциск основал свой орден и посвятил свою жизнь заботе о больных и ниших, а со временем и о животных и птицах, которых также считал своими братьями. Фома Аквинский вдохновлял себя примером св. Франциска всю свою жизнь, несмотря на разницу их целей и темпераментов.
      Когда Фома бормотал что-то про себя, он скорее разбирал аристотелевские доказательства, чем беседовал с птицами.
      Предваряя родительские действия, он присоединился к ордену доминиканцев и прекратил обучение в Неаполе. Новообращенный доминиканец теперь готовился к путешествию в Париж, его ум был полон новых идей, вдохновленных трудами Аристотеля, его возбуждала перспектива святой жизни, посвященной наукам. Париж был величайшим центром ученого христианства. Фома мечтал учиться там у Альберта Великого, одного из самых значительных мыслителей той эпохи, прославившегося своими комментариями к Аристотелю.
      Девятнадцатилетнему Фоме удалось пройти 80 миль по дороге до озера Больсано, что к северу от Рима. Там братья, выполняя приказ матери, настигли его, связали и доставили в семейный замок в Роккасекке. Фома был заключен в башню.
      Чтобы вернуть его к здравому смыслу, отец предложил ему занять пост аббата в Монте Кас сино (монатырь был разрешен Фридрихом II, так как монахи начали хуже относиться к Папе). Но Фома не хотел становиться главой своей старой школы. Что же было д'Аквинам делать со своим упрямым отпрыском, который, казалось, решил стать святым? Мать Фомы, простая норманнская женщина, решила попробовать более французский подход и однажды холодной ночью привела в его башню молодую крестьянскую девушку.
      Как свидетельствует история, Фома пытался как раз разжечь огонь на полу своей темницы, когда вошла девушка. Он поднял глаза от огня и увидел видение. Он решил, что его глаза обманывают его. Это была не бедно одетая деревенская девушка, предлагающая себя для ночи дикой необузданной любви, а саламандра: дух страсти, вызванный дьявольской магией. Фома поднял из огня горящую палку и замахнулся на девушку. Видение сразу же растворилось, убежав за дверь, потому что иначе девушка оказалась бы объята пламенем, гораздо более реальным, чем в видении Фомы Аквинского.
      В состоянии экстаза после чудесного освобождения от злого духа, Фома поднял горящую ветку и начертал на стене знак. Это был крест.
 
      В течение года он пребывал в заточении в башне своего замка, читая Библию и «Метафизику » Аристотеля. Название «Метафизика» было дано дюжине трактатов Аристотеля, в которых обсуждались, помимо других, вопросы о бытии (онтология) и высшей природе сущего. Слово «метафизика», которое стало почти синонимом философии, происходит от греческого «после физики». В этих работах Аристотель пытался открыть условия истинности всего сущего. Известен его вопрос: «Что такое субстанция?», кроме того, он обсуждает соотношение сущности и субстанции, и материи формы. Аристотель отказался от платоновского представления о том, что материя получает форму из абстрактного мира идей. Для него форма была во многих отношениях столь же конкретна, как и материя, или субстанция.
      Форма считалась ее сущностью.
      В последней части «Метафизики» Аристотель рассматривает теологию. Он задается вопросом о том, что есть причина, а затем, что есть причина причины и т. д. Таким образом, по цепочке причинности он доходит до главной причины всех вещей, перводвигателя, который сам неподвижен.
      Так он определяет Бога. Эти аргументы были приняты христианской церковью. Аристотелевское доказательство бытия Бога дало философское обоснование (а следовательно, обеспечило интеллектуальную респектабельность) христианской вере.
      В таком виде аристотелевское мышление (с элементами платоновских идей) сохранилось в Европе во времена мрачного Средневековья. Оно было приспособлено к канонам христианства, которые формировались и сохранялись в небольших группах верующих, пока не стали доминирующей интеллектуальной установкой целой культуры. Хотя идеи, выдвигаемые Платоном и Аристотелем, не могли быть христианскими (они оба умерли более чем за три века до рождения Христа), они все же считались соответствующими духу религии. Тем не менее, как мы увидим далее, доказательство бы тия Бога Аристотелем оставалось чем-то странным (например, существование какого именно Бога доказывает Аристотель?).
      Молодой Аквинат также посвятил некоторое время изучению «Метафизики» и вопросу о возможных различиях между аристотелевским и христианским Богом, в которого он так преданно верил. В Аристотеле его впечатлили несравненный интеллект, осознание глубинных бытия, способность доказать существование Бога. Его философские аргументы были питанием для пробуждающегося интеллекта.
      Но все хорошее когда-нибудь кончается. Аквината не собирались оставлять в башне вечно.
      Постепенно его сестра разработала план побега. Ей помогали некоторые из его братьев, которые теперь прониклись большим сочувствием (многие считают, что среди них был Ринальдо, но этому нет свидетельств). Поздно ночью его братья пробрались в башню и спустили Фому вниз в корзине.
      Следующим утром он уже был на дороге в Париж, затерявшись среди путешествующих странников, рыцарей, женщин, простолюдинов и продавцов пирогов, которые направлялись на ярмарку.
      Оставив позади Ломбардию, перебравшись через Альпы и пройдя через всю Бургундию, проделав пешком более тысячи миль, Фома прибыл в Париж. Здесь он обнаружил, что Альберт Великий отправился преподавать в германский город Кельн. Преодолев еще 300 миль, Аквинат прибыл в Кельн.
      Учение Альберта Великого во многом способствовало возрождению интереса к Аристотелю. (Он был канонизирован в 1931 году, став св. Альбертом, покровителем естественных наук и ученых, которые считают важным делом защиту науки от еретиков; в эту категорию, впрочем, с возрастом попадают почти все ученые. Альберт Великий был вскоре поражен познаниями двадцатитрехлетнего итальянца.
      Фома Аквинский к этому времени мог выразить даже самые сложные идеи с потрясающей простотой, но был совершенно не способен проявить свои чувства (разве только при помощи горящей палки).
      Его большие бычьи глаза умоляюще смотрели на друзей-студентов, которые безжалостно потешались над ним - правда, с почтительного расстояния.
      Скоро он стал известен как «глупый бык», хотя Альберт Великий говорил о нем: «Запомните мои слова, однажды голос этого быка будет раздаваться над всем христианским миром». Эта история типична для жанра жития святых, она характеризует довольно скованные манеры Аквината и его выдающийся облик.
      Со временем Альберт Великий вернулся в Париж, и Фома последовал за ним. Помимо того, что Парижский университет был уникальным образовательным центром в Европе, он предоставлял значительный уровень свободы. Его учителя и студенты номинально относились к церкви и поэтому не подчинялись светским властям.
      Они также не подчинялись епископу Парижа и были ответственны непосредственно перед Римом.
      В эпоху, когда письмо шло до Рима более четырех суток, это гарантировало студентам и университету достаточный уровень свободы. В следующем веке такая аномалия позволит поэту Франсуа Вийону, осужденному за убийство во время обучения в Парижском университете, избежать наказания. Но во времена Фомы Аквинского основные проблемы связаны не с насилием, а с новыми идеями. В то время, как и сейчас, Латинский квартал Парижа был местом рождения новейших идей, которые еще никто не мог понять и в которые можно было только верить. XIII век ознаменовался возвращением к классическому образованию, в частности, к работам Аристотеля, о которых раньше знали немногие.
      Классическое образование после падения Римской империи стало непоследовательным.
      Учения Платона и Аристотеля сохранились только во фрагментах. Многие древние манускрипты были утрачены или забыты. В пятом веке труды Аристотеля были переведены на сирийский (древний вариант арамейского, на котором говорили в Сирии) христианами-несторианцами, а затем его работы были переведены на арабский и еврейский.
      В XII веке сочинения Аристотеля прокомментировал Аверроэс (который, возможно, не стал бы столь известен, если бы его называли по полному имени Абу аль Валид Мухаммед ибн Ахмад ибн Мухаммед ибн Рушд), служивший судьей в захваченном турками испанском городе Кордова. В традиции исламских ученых той эпохи, Аверроэс был также врачом и философом. Когда он стал личным доктором калифа Кордовы, пациент убедил его написать комментарии к работам Аристотеля. Таковые были переведены на латынь, на которой говорили все интеллектуалы Европы и которая объединяла культуру всего континента.
      Когда комментарии Аверроэса начали появляться в университетах Европы, они пробудили интерес к философии Аристотеля, дух рассуждений которого был близок переменам, происходив шим в средневековом мире. Феодализм приходил в упадок, рост городов способствовал появлению новой культуры и нового мировоззрения.
      Христианство уже один раз встречалось с греческой культурой - 800 лет назад. Тогда оно восприняло многие идеи Платона при посредничестве святого Августина. Эти идеи просто подтверждали христианское отношение к повседневному миру. Мир был всего лишь бледной сценой, на которой разворачивалась духовная борьба человечества.
      Подлинная реальность лежала в области чистых идей: все остальное в лучшем случае - просто заблуждение, а в худшем - заслуживает проклятия.
      Такое отношение было удобно для феодального, аграрного общества, но жителям городов требовалось иное понимание своего окружения, чтобы решать новые проблемы, которые ставила перед ними жизнь в городе. Одной из наиболее сложных, например, была проблема канализации.
      Научный подход Аристотеля больше подходил для удовлетворения практических нужд.
      Средневековый мир пробуждался, начали появляться первые технические новинки (например, открытый трубопровод). Христианская теология впервые столкнулась с проблемой научного объяснения принципов работы мира. Там, где раньше господствовала мистическая вера, начал поднимать голову разум. (При встрече с неизбежной глупостью людей трудно было размышлять о загробном мире или идти чистить канализацию.) Это изменение мировоззрения сопровождалось переменами в других сферах. В суде возрождение методов римского права вело к проведению полноценных расследований, заменивших попытки найти «истину» за счет пыток ответчика. Казалось, что дела людей начали, наконец, руководствоваться рассудком. Европа была на пороге Ренессанса.
      То, что он тогда не наступил, - это другая история, и Фома сыграл в ней свою роль. Укрепив догматы церкви при помощи логики Аристотеля, он отдалил неизбежное. Затем в XIV веке наступлению эпохи Возрождения помешала чума, Черная Смерть, оставившая после себя горы трупов и нереализовавшихся идей по всей Европе.
      Когда Аквинат прибыл в Париж с Альбертом Великим, он поселился в Латинском квартале, получившем свое название из-за широкой рас пространенности в этом районе латинского языка: на нем говорили снимавшие там комнаты студенты.
      Фома Аквинский остановился на улице св.
      Жака, в то время главной улице квартала, на которой располагался колледж якобинцев (французских доминиканцев). После получения степени бакалавра, Аквинат, которому теперь было уже 30, получил право преподавать. Высокий, худощавый молодой человек сильно изменился: бычьи глаза теперь оттенялись густой бородой, а верхняя часть головы постепенно становилась лысой.
      Биографы Аквината приводят много странных подробностей и его нелепых привычек; достоверно можно сказать, что у Фомы был большой живот.
      Единственную причину этого я нахожу в том, что ел он много и был неразборчив в еде.
      Несмотря на нерасполагающую внешность и отсутствие должных манер, он быстро стал любимцем студентов, его лекции начали собирать толпы. Этот человек прекрасно знал труды Аристотеля, а также мог объяснить его самые сложные идеи очень доступно.
      Но идеи Аристотеля утратили популярность среди консервативно настроенных церковных служителей. К тому времени, когда Аквинат появился в Париже, учение Аристотеля уже не менее четырех раз проклиналось как ведущее к безверию. (В 1231 году папа Григорий IX даже собрал комиссию, чтобы вычеркнуть нежелательные места из работ Аристотеля.) Но Фома делал все возможное, чтобы избегать столкновения с церковью.
      Он интерпретировал Аристотеля так, чтобы не противоречить теологии. Основанное на самоочевидных божественных принципах и истинах (данных в Библии), знание может строиться на принципах разума. Четыре столетия спустя, по этому же проекту попробует построить свою философию Спиноза.
      И все же было одно противоречие, которого Аквинат не смог избежать - противоречие между авторитетами доминиканского ордена и преподавателями университетов. Доктора теологии не признавали недавно возникший орден и не хотели давать его членам привилегий, полагавшихся по закону другим студентам. В их глазах живущие в бедности доминиканцы были ничем не лучше получивших лицензию попрошаек. Доминиканцы отвечали на это отказом признать авторитет университетов, но настаивали на том, что могут пользоваться всеми привилегиями, доступными другим преподавателям и студентам, то есть свободой от юрисдикции светских властей.
      Борьба между доминиканцами и университетами достигла своего апогея, когда в 1257 году Фома Аквинский был избран профессором философии в Париже. Те, кто выступал против доминиканцев, отказались признать эту победу и обратились к Папе.
      Доминиканцы, казалось, были «не от мира сего», но когда дело дошло до мирских вопросов и проблем, они не растерялись. Особенно в том, что касалось вполне земных вопросов церковной политики. До того, как ввязываться в спор с университетом Парижа, они убедились, что обладают достаточным влиянием в курии - папском дворе. Соглашение было достигнуто, и Фому утвердили на должности профессора. В результате этого назначения доминиканцы обрели вес при дворах и в университетах Европы.
      Фома Аквинский продолжал обучение и начал писать свой великий труд. Это была «Сумма против язычников», в которой содержатся блис тательные идеи наряду с длинными пассажами, должными продемонстрировать католикам, что единственно истинная философия остается за пределами разума. Эта, на первый взгляд, оборонительная философская позиция, утверждающая, что философская истина запредельна и находится выше понимания, имеет долгую историю. На самом деле, она присутствует даже в современной философии: Витгенштейн, например, утверждает, будто истина настолько невыразима, что о ней даже не следует говорить.
      «Сумма против язычников» - энциклопедическая работа, которая соединяет учение о мышлении Аристотеля и католическую традицию - примерно так же, как святой Августин Блаженный соединил философию Платона с христианством восемью веками ранее. Как мы уже видели, до всеобъемлющего анализа аристотелевских идей Фомой Аквинским и их соединения с христианскими идеями, теология находилась под влиянием вновь открываемой греческой культуры, с ее акцентами на знании и науке. Трудно предположить, как христианская теология могла бы выжить без помощи Аквината.
      «Сумма против язычников» является философской работой, цель которой совершенно не философская. В ней Фома использует философские аргументы для того, чтобы продемонстрировать истинность христианской веры. Его аргументы предназначены мыслящим нехристианам.
      В Европе того времени таких уже почти не было: когда кто-то из таковых пытался сказать, что вера - не главное, инквизиторы принимали энергичные меры, чтобы доказать, что это как раз главное. Для кого же писал Аквинат? Его воображаемый читатель - арабский ученый. После того, как на сотнях страницах демонстрируется непогрешимость истин христианской религии, таковому должно стать ясно: у него не существует иного выхода, кроме как перейти из ислама в христианство.
      Сколько арабских интеллектуалов были настолько впечатлены работами Аквината, что сделали это, неизвестно.
      Цель Фомы Аквинского может быть спорной, но его философские размышления действительно заслуживают высокой оценки. Его аргументы просты и следуют четкой логике, шаг за шагом, в манере, напоминающей диалоги Пла тона и работы Аристотеля. Он любил начинать с простых и общеизвестных вещей, а затем постепенно приходить к более сложным и глубоким умозаключениям. Возьмем, например, его понятие «мудрости». Возможно, говорил Аквинат, достигнуть мудрости в какой-то конкретной сфере, например, в искусстве зарабатывания денег. Здесь мудрость является средством, которое применяется для достижения определенной цели (стать богатым). Но все частные цели подчинены общей цели вселенной. Эта цель - абсолютная истина, которая является благом. Следовательно, высшая форма мудрости ведет нас к пониманию этой общей цели: божественной воли.
      Кто не согласен с тем, что высшая цель есть благо, совершает ошибку в рассуждении. Невозможно отрицать ведущую роль разума в такой ориентации, эту черту Аквинат позаимствовал у Аристотеля. Согласно Фоме, любое правильное рассуждение неизбежно приведет нас к Богу. Но оно не может провести нас дальше. Мы можем доказать существование Бога и бессмертие души.
      Но разум не способен доказать существование таких вещей, как Страшный суд или Святой дух.
 
      Их существование может быть только результатом откровения, доступного через веру.
      Фома Аквинский многое сделал для того, чтобы разграничить области знания и веры. Истины, демонстрируемые с помощью разума, не противоречат истинам веры. Точно так же истины веры, полученные путем откровения, согласуются с истинами разума. К счастью, большая часть «Суммы против язычников» посвящена последним, и только когда рассуждения приходят к своему заключению, Аквинат говорит, что они находятся в согласии с верой.
      Такое разделение Аквинатом сфер разума и веры прокладывает путь независимому научному исследованию с использованием методов Аристотеля.
      В то же самое время Фома подчеркивает, что выводы, полученные в результате таких исследований, согласуются с основоположениями веры. Создается впечатление гармоничного партнерства между разумом и верой, но это иллюзия.
      Церковь давно уже сделала науку не более чем пищей для себя. И она проглотила Аристотеля целиком (или, по крайней мере, те остатки его философии, которые сохранились после мрачно го Средневековья). Наука Аристотеля теперь стала частью веры. Мир состоял из земли, воды, воздуха и огня, земля была центром Вселенной, тяжелое тело падало на землю быстрее легкого. Аристотель написал, что это так, поэтому так и считали (несмотря на то, что любой, кто уронит одновременно карандаш и книгу, может убедиться в обратном).
      Главные трудности для Фомы Аквинского начинались тогда, когда логика Аристотеля применялась к той науке, которую он породил. Здесь разум и вера действительноначинали противоречить друг другу. Но в то время такие трудности разумнее было прятать под сукно, где им суждено было оставаться еще три века, до открытий Коперника и Галилея.