Девушка смотрела на зеленые ряды изгородей, выложенные красной черепицей крыши коттеджей, песчаные дорожки, убегающие к дверям домиков, разноцветные витражи и думала, что…

"Вот и все. Конец твоего "самого забойного репортажа". Через час-полтора доктор Кристофер Грегор расскажет нам то, что знает об унисоле, и вы разъедетесь каждый в свою сторону. Он домой, ты – в Лос-Анджелес, поднимать рейтинг программы новостей.

Немного жаль. Немного ли? Только не надо себе-то сказки рассказывать.

Признайся честно, тебе ведь нравится этот парень, а?

Господи, мысленно возразила Ронни невидимому оппоненту, мало ли кто мне нравился в жизни. Таких ребят и в Лос-Анджелесе завались.

Ну, ну, ну… Кому ты врешь-то? Этот парень волнует тебя куда больше, чем хлыщи, что слоняются по Большому Городу. И потом, он нуждается в тебе. Представь себе, в какую передрягу может попасть "сорок четвертый", если отпустить его одного. Господи, он – ребенок, ничего не понимающий в жизни. Даже не знающий, что такое деньги.

И что теперь делать мне по этому поводу? Наступать ему на пятки и дышать в затылок? Или что?

Ладно, дождемся встречи с Грегором, а там решим, как быть дальше.

Но бросать… Расставаться с ним, действительно, не хочется. Признайся, а?

Хорошо, что этот парень мысли читать не умеет, – с облегчением подумала девушка. – То-то повеселился бы".

Им пришлось свернуть на еще одну боковую дорожку, ведущую в "административный "квартал" госпиталя, где кроме построек, выполняющих чисто административную функцию, стояли еще и жилые коттеджи для медицинского персонала.

Ронни пыталась представить, как будет выглядеть дом доктора и внешность его самого. В ее воображении возникал сухой, жилистый старик с худыми нервными руками. Седой до такой степени, что смотрелся альбиносом. И дом должен быть полным его подобием. Аскетичный, со спартанской обстановкой – только самое необходимое – никаких излишеств, никаких мелочей, придающих жилью теплый приветливый облик.

Человек, проводивший ТАКИЕ эксперименты на ЛЮДЯХ, не может выглядеть иначе. Только неприступным, вечно молчащим, мрачным… Ну и так далее. Девушка вздохнула.

Но, как бы там ни было, а она разговорит доктора, заставит выложить его все об этой страшной истории. Истории, в которой людей бросили в мясорубку военной машины. Искалечили, превратив в покорно подчиняющееся приказам стадо скота. Ради несчастного парня. Ради того, чтобы остальные люди могли узнать об этом и понять, что же такое настоящий страх. И запомнить.

Коттедж доктора Грегора стоял чуть в стороне от основной группы строений. Он оказался вполне нормальным домом, ничем не напоминающим то мрачное сооружение, которое придумала себе девушка. Над красной черепичной крышей вращался веселый ярко-желтый флюгер. На окнах, затянутых голубыми занавесками, стояли цветочные горшочки, с растущими в них розовыми и фиолетовыми глоксиниями.

Рядом с дверью, над пуговкой звонка, висела медная табличка, на которой витиеватым курсивом золотилась надпись:

“Кристофер Грегор".

– Говорить буду я, – решительно заявила Ронни своему спутнику. – Твое дело – молчать и слушать.

– Хорошо, – Люк кивнул.

Девушка нажала кнопку. Где-то в глубине дома возникла мелодичная трель, а следом шаркающие, но энергичные шаги. Человек подошел к двери.

Щелкнула щеколда, и дверь открылась.

Ронни, уже приготовившись увидеть старика, на секунду растерялась…

– Теряешь квалификацию, милая, теряешь.

Это оказалась низенькая плотная дама с волосами цвета спелого каштана, чуточкой румян, зато с огромным слоем пудры на решительном бульдожьем лице. Красные, великоватые для кругленького тела руки упирались в косяк, явно намереваясь не пускать в дом посторонних. Маленькие настороженные пуговки-глазки изучали приезжих с тем любопытством, которое присуще очень уверенным в себе людям.

Чувствовалось, что дама настроена спустить с лестницы всякого, сунувшего свой нос в неурочный час к ее боссу.

Впрочем, Ронни была настроена не менее решительно. Девушка вошла бы к доктору, даже если бы домработница – или кто уж она тут, не знаю – стояла насмерть.

– Я могу вам помочь? – спросила дама таким тоном, что посетители сразу поняли: она с большим удовольствием дала бы им пинка под зад в связи с неурочным визитом, чем оказала бы какую-нибудь помощь.

– Да, конечно, – мило – настолько, насколько это вообще было возможно – улыбнулась ей Ронни, – нам нужен доктор Кристофер Грегор.

Дама осмотрела их с таким сомнением, будто они были одеты в лохмотья, а из-за пояса у них торчал целый арсенал оружия.

– А вам назначено? – осведомилась она холодно.

Унисол с сожалением покачал головой – "нет" – и тут же получил локтем в бок.

– Конечно, – улыбнулась еще шире Ронни, и Люк отчаянно закивал, подтверждая ее слова.

Дама оглядела их и с явной неохотой процедила:

– Ну ладно. Идите за мной.

Она провела их в небольшую гостиную и, коротко бросив:

– Подождите здесь, – удалилась куда-то в глубь дома.

Теперь девушка получила возможность оглядеться.

Гостиная разрушила ее фантазии. Чувствовалось, что этот дом любят. Почти вся мебель сделана на заказ из натурального дерева. Глубокие, обтянутые кожей кресла производили впечатление домашнего "болота". Сядь в них – и уже не выберешься. Резной столик с расставленными на нем шахматами. Комод, который без труда мог бы вместить еще одну комнату. Зеркало в бронзовой раме. Изящные медные подсвечники с налипшими на них восковыми дорожками. В меру длинными, как раз такими, какие выглядят не неряшливо, а таинственно и романтично. Книжные полки с самой разнообразной литературой. От Софокла до современных "бульварных" авторов.

“Мда, – подумала Ронни, – похоже, доктор Грегор не особенно стеснен в финансах".

Она прошлась по комнате, ощущая под ногами мягкий, пушистый, скрадывающий шаги ковер, остановилась рядом с зеркалом, поправила волосы и вздохнула.

– О, боже, кажется, убила бы сейчас за сигарету.

Унисол удивленно посмотрел на нее.

– Ты готова УБИТЬ ЧЕЛОВЕКА за сигарету?

Ронни вздохнула.

– Да нет. Это просто выражение такое, вроде "проглотить корову". На самом деле, я, конечно, никого не убила бы, – она секунду подумала и добавила тихо. – Хотя, кто знает. Кое-кого возможно, убила бы.

Люк не услышал фразы. Он подошел к окну и, отодвинув занавеску, посмотрел на улицу.

Какой-то мужчина, стоя к нему спиной, качал маленького мальчика на самодельных качелях – автомобильной шине, подвешенной к толстому суку старого дерева. Мальчик замирал, когда они взлетали над лужайкой, а затем падали обратно с головокружительной скоростью, описывая в воздухе черный полукруг. Волосы его развевались от бьющего в лицо ветра. Цветная пестрая рубашка трепетала на худеньком тельце. Побелевшие от напряжения пальцы вцепились в резиновые края. Но зато глазенки ребенка сияли от восторга, а на лице было написано такое счастье, что Люк невольно улыбнулся.

Где-то в доме хлопнула дверь, и на лужайку выкатилась домработница.

Она торопливым шагом – почти бегом – направилась к играющей паре.

– Доктор Грегор, – окликнула дама мужчину, – доктор Грегор, прошу прощения. К Вам пришли двое молодых людей. Они сказали, что Вы назначили им.

– Я? – мужчина удивленно оглянулся на дом… И Люк увидел его лицо… ТОГДА ОН БЫЛ МОЛОЖЕ.

Изрезанное глубокими шрамами морщин.

ДА. ГОРАЗДО МОЛОЖЕ.

Глаза, темные, настороженные, смотрели на унисола, и Люк вдруг понял, что доктор Кристофер Грегор тоже узнал его. Узнал.

Он повернулся к мальчику и сказал:

– Поиграй пока без меня. Я скоро вернусь.

Что-то случилось с ним. Тело, казалось, стало нескладным, плечи ссутулились. Доктор еще раз посмотрел в сторону коттеджа, затем перевел взгляд на мальчика, продолжающего качаться на своих качелях, вздохнул и побрел к дому.

Унисол же продолжал смотреть на черную резиновую шину. Она, медленно плавая из стороны в сторону, начала быстро расти, раздуваться, пока не заслонила собой весь свет, лужайку, живую изгородь, небо и белые облака. Тяжелая, давящая темнота навалилась на него.

Люк хотел столкнуть ее с себя, разорвать этот мрачный душащий покров, но ничего не получилось.

В эту секунду в его мозгу начал набухать волдырь. В считанные мгновения он вырос и лопнул, извергнув из себя дикий отчаянный крик, который сразу же подхватило его горло…

– Аааааааааааааааааааа… Что-то со страшной силой стянуло ему руки чуть ниже плечей, живот и ноги. И нужно было, во что бы то ни стало, освободиться, вырваться, потому что рядом, в двух шагах, шел бой. Гремели взрывы, трещали выстрелы. Струи холодной воды хлестали его по лицу. И кто-то орал в самое ухо…

– Вставай! Вставай!!! Вставай, мать твою!!! Ви-си!!!

Вспышка света ударила его по глазам. Она становилась все ярче и ярче, пока не стала слепящей. До безумия белой.

Люк тряхнул головой и закричал еще громче. Этот свет сводил его с ума, сжигал мозг, выедал глаза, наполняя голову дикой жуткой болью. От этой боли все тело начало съеживаться и сохнуть, превращаясь в ядро грецкого ореха. Темно-коричневое и гнилое. Страшная судорога выворачивала ему руки в суставах, стягивала мышцы, заставляя его корчиться, извиваться, подобно поджариваемой на медленном огне змее.

Он пытался поднять руки и раздавить себе голову, чтобы унять эту боль, но они не слушались его.

И он кричал. Господи, как он кричал.

– Руки! – прозвучал над головой тревожный голос. – РУКИ!!! ЛЮК, ВСЕ НОРМАЛЬНО! ВСЕ НОРМАЛЬНО!!!

Что-то синее, размытое, бесформенное появилось в поле его зрения, и свет вдруг пропал. Исчез. А вместе с ним пропала и боль. Волна облегчения покатилась по телу, от ступней вверх, с каждым мгновением становясь все сильнее. Холодный пот стекал по его лицу, груди, шее крупными каплями.

Пятно вдруг стало резким и четким, будто кто-то настроил старый телевизор. Оно обрело форму и превратилось в человеческую фигуру. Фигура эта была странной, затянутой в синий халат. Даже лицо человека скрывала маска. Только глаза, острые, тревожно-темные, смотрели на Люка внимательно и пристально.

– Все в порядке, парень! – успокоительно и мягко сказал человек, отчего маска на его губах зашевелилась, как вторая кожа. – Все нормально. Все хорошо.

А потом снова нахлынула темнота, принеся с собой спокойное бездонное забытье.

И сквозь это забытье донесся голос человека:

– Давайте перенесем его в ванну. Ему нужен лед.

– Господи! – воскликнула Ронни. – Но вы – ВЫ! – врач! Как вы могли пойти на такое?

– Вы вряд ли это поймете, – вздохнул Грегор. – Вам же кажется, что все очень легко и очень просто. Фыркнул, отвернулся и сразу же решил этим все свои проблемы. Знаете, мисс Робертс, маскимализм – не самое лучшее качество в человеке, особенно, когда его пытаются натянуть на других, как чулок.

– Да причем здесь максимализм, доктор! – взорвалась девушка. – Причем здесь максимализм? Это же преступление! Представьте, взяли бы вместо этих людей ВАС, и вычистили бы ВАШУ память, как мусорное ведро. Что сказали бы ваши родственники, если бы из вас сделали такое?

– Постойте, а при чем здесь я?

– А при чем они, доктор? Вы взяли нормальных живых людей и сотворили из них… Не знаю, полутрупы, зомби, киборгов. Даже в голову не приходит, КАК это можно назвать.

– Подождите-ка, постойте. Сядьте.

Ронни, сложив руки на груди, прошла через комнату и опустилась в кресло. И сразу же пожалела об этом. Оно было таким уютно-мягким, облегающим, расслабляющим, что моментально сбивало с нужного тона.

Она взглянула на Грегора, ожидая продолжения.

Он оказался вовсе не таким, каким девушка его представляла. Высокий, сильный. В модной стрижке уже было достаточно седины, однако альбиносом и не пахло. Руки у доктора были именно такими, какие бывают у ювелиров, музыкантов и докторов, – тонкие и нервные. Лицо, изрезанное морщинами, умное и строгое. Хотя голос являлся полной противоположностью всему облику Грегора. Тихий, успокаивающий, он заполнял собой всю комнату. Именно этот мягкий голос так злил Ронни. Ей, конечно, было бы гораздо проще, если бы доктор был жутким монстром-садистом, и не вызывал бы положительных эмоций. Эмоции для репортера – враг, но сейчас девушка поддалась им. И то, что Грегор ей нравился, раздражало. И злило еще больше.

– Так, так, так… – он потер лоб, взглянул на Ронни и кивнул, словно понял какую-то очень важную вещь. – Значит, вот оно что… Вы еще ничего не знаете. Ничего не знаете.

– Док, я знаю достаточно, чтобы вынести четкое определение тому, что ВЫ сделали с этими людьми, в ходе этого дерьмового проекта. ВЫ и ПОЛКОВНИК ПЕРРИ.

– Конечно. Я кажусь вам злобным чудовищем, сосущим чужую кровь ради собственной корысти. Не так ли, мисс Робертс?

– Примерно, – Ронни жестко продолжала смотреть на доктора.

– Ну, естественно, – кивнул Грегор. – Естественно. Иначе, наверное, и быть не может. Да. Я бы скорее всего думал так же.

– Я не совсем понимаю, о чем вы, доктор.

– Да, да, – он слабо улыбнулся и сделал неопределенный жест рукой, словно говоря: "Я все объясню. Всему свое время". – Видите ли, мисс Робертс, вы прекрасный репортер. Я видел ваши передачи и, поверьте, я говорю абсолютно искренне. Мне они очень нравятся.

– Благодарю вас, – сухо сказала Ронни.

– Не стоит, – коротко ответил Грегор. – Но… Но… Думаю, не ошибусь, если предположу, что вы никуда не годитесь в области биологии, анатомии и… Ну и прочее. Нет, я не обвиняю вас в невежестве, отнюдь. Уверен, вы знаете все эти науки в рамках учебной программы колледжа. Хотя, вполне возможно, сейчас и плохо помните их. Не так ли.

– Вы недалеки от истины, – раздраженно заметила Ронни. – Только я не совсем понимаю, какое отношение имеют мои познания в биологии к теме нашего разговора.

– Сейчас объясню. Прошу прощения, если поставил вас в неловкое положение. – Грегор достал сигарету и закурил.

Сладкий запах дорогого табака поплыл по комнате, и девушка сжала ладонями плечи от острого желания вдохнуть этот дым.

– Не хотите ли закурить? – осведомился он, протягивая ей портсигар. – Это "Данилофф".

– Нет, благодарю.

Она никогда ничего не брала у объектов своих репортажей, чтобы не попасть в психологическую зависимость от человека. Это золотое правило в нее вдолбил ее преподаватель в университете, обучающий тонкостям журналистского искусства. "Не давайте людям взнуздать вас. Ни малейшего повода. Никаких поблажек. Иначе вас укатают быстрее, чем успеете моргнуть, ребята". И Ронни всегда следовала этому правилу, и никогда не жалела о сделанном.

– Я так и думал, что вы не курите, – улыбнулся Грегор. – Так вот, мисс Робертс. Мне придется объяснить вам кое-что из нейрохирургии. Я надеюсь, что не успею надоесть. Так вот, – он аккуратно стряхнул пепел в изящную серебряную пепельницу. – То, что вы называете "зомби" или "полутрупом", получить достаточно легко. Подобная операция делается постоянно, в течение, по крайней мере, тридцати лет, и вовсе не является преступлением. Она носит название ЛОБОТОМИЯ. Конечно, для того, чтобы человек стал послушным, как овечка, и мог действовать самостоятельно –хотя бы какое-то время – пришлось бы вживить в мозг специальные раздражители, но, в общем-то, при современном уровне нейрохирургии это не составляет большого труда. Не знаю, совершал ли кто-нибудь что-то подобное или нет. В последнее время я мало читаю такого рода литературу.

– Им сделали лоботомию? – резко спросила Ронни.

– Конечно же, нет, – покачал головой Грегор. – В чем же тогда было бы открытие? Немного терпения, мисс Робертс. Так вот. Однажды, проведя опыты с животными, я заметил интересный факт. Резко увеличивая температуру тела и все жизненные процессы, можно заставить животное двигаться. Мне пришлось наблюдать это несколько раз при различных обстоятельствах. И тогда я начал проводить исследования в этом направлении. И через год щенок, с которым я экспериментировал, двигался в течение пяти-шести часов. Но… Но… Это все происходило при очень высокой температуре, и нужно было все время охлаждать тело, охлаждать мозг, иначе, в конце концов, он прекращал функционировать.

– Как Джи-эр'44?

– Да. Кстати, его зовут Люк Девро, мисс Робертс.

– Люк?

– Да. Люк Девро. Возможно, ему поможет, если вы будете называть его по имени, а не этой идиотской кличкой.

– Хорошо. – Ронни кивнула и, не давая разговору уйти от темы, быстро спросила. – И что же было дальше? Насколько я понимаю, до сих пор некоторые умудрялись заставлять животных двигаться без помощи хирургии.

– Ах, да. Простите, я совсем забыл упомянуть. Это было мертвое животное.

– Что значит "мертвое"?

Ронни растерялась, и Грегор не замедлил вернуть "укол".

– Мертвое, значит мертвое, мисс Робертс. Труп. Знаете?

– Да. Простите, доктор. Я не хотела вас обидеть.

– А я и не обиделся. Так вот, как я уже успел сообщить вам, это было мертвое животное. Оно нормально функционировало, если его вовремя охлаждали. Это продолжалось год. А затем на моем горизонте возник полковник Уильям Перри. Тогда, правда, он еще не был полковником. Он-то и предложил мне испробовать мое открытие на людях. На американских солдатах.

– Значит, это все-таки солдаты…

– Разумеется. Здесь же армейский госпиталь. – Грегор потер подбородок и взглянул в сторону окна. – Знаете, мисс Робертс, когда ты молод, то кажется, весь мир у твоих ног. Ты еще силен и полон благих намерений. Думаешь, что, делая свое открытие, ты можешь осчастливить мир. Сделать его добрее и лучше. Хотя, как правило, впоследствии выясняется, что этим открытием воспользовались вовсе не те люди, о которых ты думал, и совсем в других целях. Вам, должно быть, знакомо это ощущение.

– Да.

– Избитая, старая, как мир, истина насчет благих намерений и дороги, куда они ведут.

– Я помню, – Ронни кивнула.

Доктор покачал головой, словно говоря: "Мы все помним до поры". Он достал еще одну сигарету, снова закурил и продолжал:

– Я мечтал о том, что смогу сделать человека бессмертным. Смешно, верно? – Грегор настороженно взглянул на Ронни.

– Ну почему.

– Смешно, – повторил он. – Но тогда мне так не казалось. Знаете, щенок ведь не умеет разговаривать, а очень важно было узнать, что он чувствует. КАКИЕ испытывает ощущения. И я согласился.

– А полковник Перри привез вам людей, – утвердительно констатировала Ронни.

– Да, Уильям Перри доставил людей. Все прошло прекрасно. Великолепно.

Я был счастлив. Пока не понял, ЗАЧЕМ Перри все это. Вы знаете Перри? –вдруг спросил он, внимательно глядя на девушку.

– Да. Имела возможность познакомиться, – кивнула она.

– В таком случае, вы, мисс Робертс, должны знать, ЧТО это за человек.

– Примерно представляю.

– Я уверен в этом. Чудовище, которое не остановится ни перед чем. Если нужно идти к цели, он пойдет по костям. В частности, – Грегор кивнул в сторону ванной, – по костям этих солдат.

– Вы о проекте? – Ронни поправила упавшую на лоб прядь.

– Да нет, не только. Хотя, разумеется, и о нем тоже. Видите ли, временами у меня появлялось ощущение, что Уил… То есть полковник Перри, не совсем нормален.

– У меня подобное ощущение возникает регулярно, – поддержала она.

– Вот-вот. Понимаете, он бредил этими унисолами. Спал и видел, как они, по его приказу, разумеется, совершают невозможное… – Грегор на секунду замолчал. И когда я оживил всех десятерых, Уил забрал их, даже не дав мне времени понаблюдать за ними. Закончить исследования.

– Простите, док. Видимо, я чего-то не понимаю. А причем здесь "оживить"?

Доктор удивленно посмотрел на девушку, словно первый раз увидел ее.

– Мисс Робертс, мне казалось… Хотя ладно. Они были мертвы, когда их доставили в эту клинику.

– Как… – Ронни почувствовала, что у нее перехватило дыхание.

– Да-да. Мертвы. Трупы. Они все погибли.

– Господи… Даже в голове не укладывается… И что… Совсем мертвы?

– Совсем, – жестко подтвердил Грегор. – Но… Но… Двое из десяти умерли гораздо позже остальных. Да. Для врача разница в три-четыре часа означает очень много.

– И что?..

Грегор вздохнул, раздавил окурок в пепельнице, снова вздохнул и продолжил, хотя слова давались ему с трудом.

– Эти двое… Люк и еще один парень, сержант, умерли на несколько часов позже остальных. И их быстро поместили в лед. Мозг практически не претерпел необратимых изменений, и я надеялся, что мне удастся вернуть их к жизни, но Перри настоял на своем… Одним словом, он забрал всех.

– Но… Как же полиция, власти? Они-то что думали об этом?

– Честно говоря, мисс Робертс, я до сих пор не уверен в том, что властям было что-то известно об эксперименте. Кроме, разве, того отдела, в котором в то время служил Перри. Да и то вряд ли.

Ронни потерла веки, пытаясь навести порядок в собственных мыслях. Рассказ Грегора выглядел настолько невероятным, что не укладывался в голове.

– Док, – произнесла она. – Вы все время говорите "в то время", "тогда". В каком году это произошло? В восемьдесят восьмом? Восемьдесят девятом?

Грегор улыбнулся, словно она пошутила. Впрочем, улыбка продержалась на его губах ровно мгновение, а затем пропала.

– В шестьдесят девятом, мисс Робертс, – он покачал головой. – Ровно двадцать пять лет назад, во Вьетнаме, погиб взвод А-356.

– О, боже..

Не могу поверить… Но эти ребята так сохранились…

– Да. Это побочный эффект. И потом, они почти все это время провели в замороженном состоянии. Пара лет, вот то, что им оставили.

– Ну надо же… Это слишком фантастично…

– Перри говорил так же, как вы, мисс Робертс, – невесело сообщил Грегор. – Однако это обстоятельство не помешало ему в его планах.

– И что, они навсегда останутся такими? Унисолами? И Люк?

– Люк?.. Может быть, и нет. Вполне возможно, ему и второму парню, сержанту, смогли бы помочь вернуться в нормальное состояние. Это достаточно сложно, но, теоретически, выполнимо, хотя и займет много времени. – Много, это сколько, док?

– Я думаю, от трех месяцев до полугода стационарного лечения. Кстати, если хотите, я могу положить его в свою лабораторию. Это было бы много надежнее, чем в обычной больнице. Хотя, если вы настаиваете…

– Нет, док. Я придерживаюсь той же точки зрения. Другое дело, что думает по этому поводу Люк. В конце концов, он ведь человек. И не надо забывать, что Люк решает, как ему поступать.

– Разумеется, – Грегор кивнул. – Право решающего голоса за ним.

– Нет, док. Не решающего. Вообще, голоса, – Ронни прямо посмотрела на доктора. – Не думаю, что он оставит другим еще какие-то голоса, после того, что с ним сделали однажды. И мне кажется, его нельзя будет за это назвать эгоистом.

– Да, пожалуй, – на лице Грегора появилось неопределенное выражение, которое, по всей видимости, должно было означать "я понимаю". Он несколько секунд молчал, а затем улыбнулся. – У меня складывается впечатление, что у вас к этому парню далеко не репортерский интерес. Конечно, это только мое субъективное впечатление.

Ронни вдруг разозлилась. Скорее всего потому, что внезапно ощутила, НАСКОЛЬКО близок доктор к истине. Даже гораздо ближе, чем думает. Но девушка не любила, когда кто-то говорил о ее чувствах. Раздражение, поднявшееся в ней, было подобно накипи. Оно, неприятное и мутное, вырвалось наружу резкими злыми фразами.

– Конечно, док, вы, наверно, правы. Это уже не репортерский интерес. Не репортерский. Он человеческий. – Ронни злилась все больше. – Потому что мне не безразлично, как чувствуют себя родители Люка, не видевшие сына больше двадцати пяти лет только из-за того, что какой-то заднице от Армии приспичило наштамповать себе в качестве пушечного мяса десяток молчаливых рабов. И мне не безразлично, кстати, что есть люди, проводящие подобные эксперименты!

Она замолчала.

– Простите, мисс Робертс, – тихо сказал Грегор. – Я не хотел задеть вас.

– Вы и не задели, – Ронни тряхнула головой, отчего светлые пушистые волосы рассыпались по плечам. – Просто… Это все как-то… Слишком дико.

– Возможно, что вы и правы. Очень возможно.

Люк слышал их разговор. И то, что он услышал, поразило его. Нет, не то, что он был мертв. Это Люк вспомнил, и подобное известие уже не могло шокировать, но… По ходу разговора всплыла другая вещь.

“… ДВОЕ УМЕРЛИ ГОРАЗДО ПОЗЖЕ ОСТАЛЬНЫХ. ЛЮК, И ЕЩЕ ОДИН ПАРЕНЬ, СЕРЖАНТ…”

Но он-то помнил, что они со Скоттом стреляли друг в друга через десять – пятнадцать минут после того, как погиб Бейд…

"…РАЗНИЦА В ТРИ-ЧЕТЫРЕ ЧАСА ОЗНАЧАЕТ ОЧЕНЬ МНОГО…”

Этих трех-четырех часов не было. Их просто не могло быть. Люк, стоя перед зеркалом, растерянно смотрел на свое отражение. Ему нужны эти воспоминания! Он имеет право знать, КАК умер.

Унисол осторожно закрыл глаза и напряг память… Но ничего не увидел. Ничего, кроме темноты. Люк вдруг испугался. Это был совершенно ничем не объяснимый беспричинный страх. Он скопился в унисоле, застыл, замер. Темнота… Темнота… Темнота… Люк неожиданно понял. ТЕМНОТА – это и есть воспоминания!

Просто в тот момент была ТЕМНОТА.

Да. Лежа в жирной грязи, он слушал бушующее вокруг море звуков, стараясь сообразить, что происходит. От сгоревшей – или еще горящей деревни несло дымом и гарью. Шумели листья пальм, сухо шелестя на ветру. Начинали просыпаться птицы, и Люк сделал вывод, что наступает утро, а значит, он лежит довольно долго.

Тело затекло, но, тем не менее, чувствовало холод, который несла с собой грязная жижа. Одежда так и не просохла после ночного ливня. С деревьев срывались капли и падали вниз, звонко разбиваясь о каску. "Они могли бы служить отличными часами", – подумал он. Капли стучали с какой-то сводящей с ума равномерностью. БАНС. БАНС.

Люк услышал еще один звук. Слабый и далекий, но нараставший с каждой секундой, несущий спасение. Этот звук сперва плавно вплелся в бормотание джунглей, постепенно отвоевывая себе все больше места у этого сонного мира.

Рокочущий низкий шум лопастей "Чоппера".

И тогда он открыл глаза. Небо выцвело. Оно оказалось блекло-синего цвета со слабыми, едва различимыми желтыми маячками умирающих звезд. Это еще не было утром, хотя ночь уже заметно потеснило не взошедшее пока солнце.

Шум вертолета приблизился, и Люк увидел его плоское днище. Оно появилось над прогалиной, выкрашенное грязно-голубой краской, с двумя облупившимися посадочными полозьями под поджарым брюхом. Несколько секунд "Чоппер" висел над деревней, а затем пошел над джунглями по широкому кругу.

Люк вдруг испугался, что он сейчас улетит. Нужно было подать знак. Вскочить, замахать руками, закричать, выстрелить в низкое блеклое небо. Солдат судорожно дернулся, и его накрыла резкая волна боли. Ничего. Ему показалось, будто мозг вложили в чье-то чужое тело. Руки не слушались, тело не хотело шевелиться.

Он напрягся еще раз, но, кроме новой ослепляющей волны, ничего не достиг. Люк так и остался лежать в грязи. Беспомощный, тихо стонущий от сознания собственного бессилия.

Внезапно двигатель "Чоппера" смолк, и солдат с облегчением понял, что вертолет опустился возле деревни. Оставалось лишь подождать, пока кто-нибудь придет на помощь. А дальше… Дальше наверняка госпиталь. Надолго ли?

До него донеслись голоса. Человеческие голоса. Кто-то шел по тропе.

– Смотрите, майор, еще один, – произнес кто-то невидимый, находящийся вне поля зрения солдата.

– Живой? – голос, задавший вопрос, был резким и показался Люку неприятным.

– Нет. Похоже, этих ребят здорово накачали свинцовой фасолью.

– Ищите. Мне нужны все.

Он хотел крикнуть, обратить на себя внимание, подать сигнал, что жив. Но вместо крика из его горла вырвалось только странное, похожее на змеиное, шипение.

– Так-так.

– Майор, здесь еще двое…

– Прекрасно.

Видимо, имели в виду их, потому что человек с неприятным голосом шагнул к Люку, и солдат, наконец, увидел его. Невысокий, но очень крепкий, молодой мужчина. На голове черный берет с эмблемой спецвойск над левой бровью. Лицо, уже тогда, было изрезано морщинами. Оно почти не изменилось за двадцать пять следующих лет. Разве что стало грубее.

Мужчина присел на корточки, внимательно глядя в глаза солдата, стараясь определить, жив тот, или это смерть постаралась, чтобы парень и мертвым выглядел как живой.

Он озадаченно хмыкнул и приподнял руку Люка, нащупывая пульс.

– Майор, – снова крикнул невидимый некто, – здесь сержант. Он жив.

Тот, кого называли майором, кивнул, давая понять, что понял Его пальцы ощупывали запястье солдата, и тому почему-то стало неприятно. Человек хмыкнул еще раз, но уже более озадаченно. Отпустил руку и вытащил из-под куртки Люка личный жетон.

– Люк Девро, – прочел он, еще раз внимательно посмотрел на раненого, встал и вытащил из кобуры пистолет.

– Так что делать с сержантом?

Мужчина поднял пистолет и коротко бросил через плечо:

– Добей его. И вызывай этого придурка Саймона. Пусть берет кофры, лед и немедленно летит сюда. И смотри осторожней, мозг не повреди.

– Есть, майор.

Где-то совсем рядом, в двух шагах, грохнул выстрел. А следом за ним, пробормотав что-то похожее на "извини, приятель", нажал на курок и майор Уильям Перри… Люк дернулся и открыл глаза. Он услышал, как в гостиной продолжала говорить Ронни.

– … Дело не в том, КАКИМ получится этот репортаж. Да ну, нет. Конечно, это сенсация, но ведь дело, действительно, не в этом. Страшен сам факт.