— Дитятко! — зло процедила она. — Как людей в гроб вгонять да по тюрьмам гноить так она взрослая, а как самой хвост прижали, так за погремушку схватилась?

Я молчала. Сказать потому как нефиг было. Все так.… И Оксану я чуть было случайно в гроб не вогнала и братца ее лихо посадила.

— Ладно, Оксан, — примиряющее наконец сказала я. — И я тебе сделала много плохого, и умираю я по твоей вине. Я тебя тогда вылечила, ты меня сейчас на ноги ставишь. Баш на баш, так сказать. Чего теперь-то ты от меня хочешь?

Оксана ссутулилась, поерзала и спросила:

— Ты про кольцо-то помнишь? Уж дюже оно мне нужно, Марья. Бог с ней, гламарией, но без кольца мне хоть в петлю лезь…

— Прости, — я устало потерла глаза. — Что-то я совсем из времени выпала. Я хоть сколько пьянствовала-то?

— Да два дня, почитай третий сегодня. Я ведь как ты первый день за баночкой не явилась, начала тебе названивать, да только какое там, короткие гудки и все тут, видать трубку неправильно положила. Ну я посидела — думаю, мало ли что случилось, а лечение прерывать нельзя. Подхватилась да к тебе. А тут ты — еле языком ворочаешь, в лицо ткни — из ушей бормотуха польется.

— Коньяк я пила, а не бормотуху, — пристыжено заявила я, и зачем-то добавила : — Хеннеси.

— Да хоть Хренесси — дело прежде всего! — обозлилась она.

— Оксана, все я поняла, — твердо сказала я, — берусь за ум. Сколько я тебе должна за лекарство?

— Две баночки по обычной цене и за сегодняшнюю двойная цена.

— Хорошо, завтра за лекарством поеду и тебе долг завезу.

— Планы-то какие на сегодня?

— А черт его знает, — тяжко вздохнула я. — Наверно к нашим пора наведаться, к Пелагее думаю заехать.

— Не советую, — быстро сказала Оксана. — Ты еще может, оправишься, а Пелагея такая сплетница, всем растреплет, что у тебя силы больше нет, вовек потом клиентуры не увидишь.

— Что значит нет силы? — удивилась я. — Да, у меня нет волос, это минус 20 процентов, я больна, это еще 50, да с похмелья, но это некритично, быстро пройдет. Людей принимать не могу, понятно, однако на себя сил хватит!

Оксана помолчала, глядя на меня с жалостью, после чего непривычно мягко сказала:

— Пошли в меня фризом.

— Чего? — удивилась я.

Фриз — это моя разработка, новые технологии в действии. Заклинание, мгновенно замораживающее органику. И не очень энергоемкое, кстати.

— Ты пошли, пошли, — настаивала она.

— Хорошо, — пожала я плечами и метнула в нее фризом — у меня это до автоматизма доведено. И ничего не произошло…

Недоуменно нахмурившись, я снова кинула в нее фриз. И снова — ничего. Оксана не заморозилась, а я даже не ощутила в себе ни искорки силы. И зерен фриза — мерцающих голубоватых капелек — я создать не смогла. Я махала на Оксану пустыми руками.

Вскочив, я понеслась в спальню, открыла сейф и достала родовую Книгу — Библию ведьмы. Уж она-то у меня — безотказный источник силы, вот сейчас только открою…

И со страниц верной книги на меня обрушилась адская боль…

Тело сначала даже не восприняло ее, пребывая в шоке. Как со стороны я чувствовала, что мои руки и ноги тянутся, словно на дыбе, разрывая мышцы и сухожилия, и одновременно языки жаркого пламени лизали мое тело. Кости ломались как сухие щепочки, а кожа лопалась, не выдержав жадных огненных поцелуев. Стадо крыс, отвратительных жирных, пахнущих канализацией крыс пробежали по мне, отрывая на бегу кусочки плоти. И одна, остановившись у лица, деловито впилась острыми зубками мне в губы. Она быстро — быстро жевала мое лицо, и я сквозь боль поразилась, до чего знакомые, человеческие глаза были у нее. А потом пришла прекрасная златоволосая девушка, прогнала крыс и приложила к губам запотевший кувшин с прохладной водой. И я глотнула воду, стекшую по пищеводу уже струйкой расправленного олова… И вот уже нет ее, смрадная старуха вливает в меня олово, хохоча сгнившими губами.

Меня выворачивало и корежило, я последним усилием воли сняла руки со страниц и отбросила Книгу подальше, как ядовитую змею. И тут дождь раскаленных игл вгрызлось в мое тело, впиваясь в глазницы, споро проникая в вены, заставляя бурлить и сворачиваться кровь, и я не выдержала…

Я закричала…

Очнулась я оттого, что на меня лили воду. Холодную. Много.

— Убью! — рявкнула я, вставая.

Крик захлебнулся в потоке воды, устремившимся мне навстречу.

— Очнулась? — обрадовалась Оксана. — Вот ты меня напугала! Заорала, как будто тебя режут, насилу тебя разыскала в твоих хоромах. Смотрю, а ты в обмороке и дышишь через раз. Ну я и давай ведрами воду носить да окатывать тебя.

Вот черт! Я вспомнила, как Книга меня чуть не убила, осторожно осмотрела себя — странно, но ни ожогов, ни ран на теле не было. Глюки… Сидя на полу в луже воды, я опасливо огляделась — где эта мерзкая Книга? Слава богу, она была закинута мной далеко под кровать. Там ей и место.

Я встала, пошла в ванную, вытерлась и одела сухой пушистый халат. Потом вышла и прямо спросила:

— Ты как узнала что у меня силы нет? Это ведь не видно!

— Видно, Мария, — вздохнула она. — По тебе — видно, поверь. Потому и не хочу чтобы ты пока нашим показывалась. С тобой чего было-то, кстати?

— Да ничего, боль скрутила, я ж больна, — вяло ответила я ей.

— Странно, — раздумчиво сказала она. — Тебе не должно быть больно…

Еще раз сходив в ванну, я взяла тряпку и молча подтерла лужу на полу, а Оксана встала и сказала:

— Ну что ж, девонька, я смотрю за ум ты взялась, так что побегу я.

— Спасибо, Оксан, — не поворачиваясь к ней, кое-как выговорила я. Не приучена я благодарить.

— Ничего, Мария, — помолчав, отозвалась она. — Все нормально. Иди, выпускай меня из своих хором.

У дверей она остановилась и напомнила:

— Ты, девонька, про шабаш-то помнишь?

— Думаешь, стоит? — усомнилась я.

— А как же? — жарко ответила она. — Все равно все придут туда без силы, про тебя никто не поймет ничего. А там выздоровеешь, снова начнешь прием вести.

— Верно, — поразмыслив, ответила я. — Я приду, Оксан. И еще раз спасибо, что ты обо мне так заботишься.

Оксана посмотрела на меня странным долгим взглядом, ничего не ответила и пошла из квартиры. Я мимоходом отметила, что она прошла мимо лифта, направляясь к лестнице. Худеет, видимо.

Попрощавшись с ней, я пошла на кухню, налила себе чая с лимончиком и тяжко задумалась. Вопрос первый на повестке дня — что с моей силой? Вопрос второй — что делать?

По силе — оставалось только гадать. Последний раз я колдовала несколько дней назад, открывала себе удачу, и уже тогда чувствовалось что с моей силой чего — то не того. Я припомнила неприятный привкус той моей силы. Из—за болезни? Не, тут же отмела я эту мысль. Бред. Ведьма больная всегда сама себя лечит, и Книга не оделяет за это хозяйку страшной болью. Но что же тогда случилось???

Вот черт! Я думала и так и эдак, и ни к чему не могла прийти. В конце концов я решила — все тайное становится явным. Узнаю со временем, что со мной такое приключилось, да так не вовремя. Я ведь рассчитывала вещий сон сделать, посмотреть где искать лже — Усольцеву, да теперь об этом и мечтать не приходится!

Я встала, разыскала трубку радиотелефона и позвонила Зыряну.

— Ну ты где пропала? — рявкнул он, не здороваясь. Видать номер мой углядел.

— Ты не забыл что я так-то смертельно больна? — поинтересовалась я.

— Да мне похрен! — отрезал он. — Тут Женька до тебя уже который день не может дозвониться!

— Отлично, я отошла, скажи пусть позвонит, — спокойно ответила я. С такими людьми характер показывать не стоит, это только в книжках огрызающуюся дивчину крутой парень за это зауважает. В реальности же она в лучшем случае будет щеголять выбитыми зубами.

— Хорошо, — буркнул он.

— Зырян! — торопливо сказала я, боясь, что он как всегда не прощаясь отключится.

— Что?

— Как там мать?

Последние слова мне дались с трудом. Я боялась. Боялась того что мне сильно не везет и мне и здесь скажут плохие вести.

— Нормально, — нетерпеливо ответил он. — Ребята мои уже стреляются от нее, так она их допекла. Ищи, Марья, ту сучку быстрее.

И отключится.

А я сидела и глупо улыбалась. Похоже с матерью и правда все в порядке, раз она там не стесняется свои порядки устанавливать. Да и Зырян явно здорово жалеет что Белову братки сгоряча порешили, наверняка повторения не будет. А раз так, то можно особо и не торопиться, пусть мать их до кондрашки доведет, будут знать, как людей похищать!

Я взглянула на часы — было уже не много ни мало, а шесть вечера. Надо быстренько себя приводить в порядок.

Звонок братца застал меня в ванной. Я нежилась в абрикосовой пене, и потому была в благодушном настроении.

— Алло, — неуверенно произнес он в трубку.

— Слушаю вас, — несколько игриво ответила я.

— Я Джон, в смысле Женя, — представился он, слегка запутавшись, и оттого смутился.

— Так, Женя, нам необходимо встретиться, можете к восьми ко мне подъехать?

— К-конечно, — слегка заикаясь, произнес этот шибзик и я назвала ему адрес. После хорошенечко оттерлась, привела себя в порядок и стала почти красивой. Подумав, обвела взглядом бардак, распихала по шкафам валяющиеся вещи, пару раз взмахнула веником и осталась довольна.

Потом снова посмотрела на себя в зеркало, поняла что все-таки обманываюсь насчет терпимого вида и я страшней крокодила. Потому вытащила коротенькое коктейльное платье с большим декольте и переоделась. Пусть пятился на ноги да грудь, авось до лица дело и не дойдет.

Вот в таких трудах и пролетело два часа.

Джон, который Женя оказался на удивление пунктуален. Ровно в восемь в домофон раздался звонок, я открыла и не успела сосчитать до десяти как из лифта вывалился дохленький мужичонка в легкой куртке, бейсболке и с корзиночкой цветов. Мне он был по пуп, чему я порадовалась — на лицо точно смотреть не станет.

Мужичошка уставился на самое прекрасное во мне — ноги на высоченных шпильках и обтянутых тоненькими чулочками.

— Здрассьте, — сказал он им, слегка сглотнув.

— Проходите, — посторонилась я.

Мужичонка начал поднимать глаза, чтобы взглянуть на меня, однако на пути взгляд зацепился за грудь четвертого размера. Он опять судорожно сглотнул, и сказал теперь ей:

— Здрассьти. Это вам, — и он протянул корзинку с розами.

«Будет клеить», — поняла я.

— Да проходите же вы, — чуть не заржав, я взяла цветы и поставила их в прихожей на тумбочку. Он там что, в своей Америке, девушек только на картинках видел, что ли?

Братец, бестолково засуетившись, впорхнул в прихожую, снял куртку и как был в ботинках пошел по квартире. Заглянул на кухню, Каморку, рабочую комнату, даже зачем — то ванную и кучу других комнат.

Я послушно следовала за ним, донельзя заинтригованная. По пути я выстраивала версии — чем это он занимается. Пришла к тому, что либо это у него ознакомительная экскурсия, или он кого-то ищет. Братец тем временем добрался до третьего этажа, рванул на себя дверь спальни, обозрел, и наконец в недоумении повернулся ко мне.

— Май гад, а где у вас тут гостиная — то???

— А, гостиная? — вот что он оказывается искал! — Она на втором этаже!

И я козочкой запрыгала по ступенькам вниз, спиной чувствуя как идущий следом братец прожигает взглядом дырку на моей филейной части.

— Прошу, — распахнула наконец я перед ним дверь гостиной.

Братец зашел, тут же выскочил и жалобно спросил:

— Это вы тут, да, гостей принимаете?

« Бедный явно страдает косноязычием», — пожалела я недотепу. И чего испугался, спрашивается? Сам просил гостиную. Она у меня оформлена в черно — серебряных тонах, на столе из щелей черепа бьют лучи — лампа такая, клиентам нравится.

— Тут я клиентов принимаю, — вздохнула я. — А гостей на кухне!

— Я гость! — немедленно оповестил он меня.

«Если гость так и веди себя как гость», — мысленно съязвила я.

В кухне он тут же уселся на стул и потребовал виски.

— Виски у меня нет, — сокрушенно призналась я. — Есть коньяк, сгодится?

— Йе, — кратко ответил он, при этом довольно заулыбавшись. Я внимательно посмотрела на его сизый нос заядлого алкоголика и недрогнувшей рукой налила ему почти полный бокал коньяка. Пусть он напьется, это в моих интересах.

— Итак, Женя, я как вы уже знаете, разбираюсь в вашем деле, — сказала я, поставив перед ним бокал. Себе я налила кофе и отошла от него подальше, к стойке. Уж слишком братец похотливо в мое декольте пялился.

— Я рад, что именно такая очаровательная девушка занялась этим, — с энтузиазмом воскликнул братец, скользя взглядом по чулочкам. По-моему, он в мыслях меня уже отымел пару раз.

— Так вот, Женя, прежде всего ответьте — где вы с Аней Усольцевой встречались, когда приехали в Россию? Может, вы в какой-то гостинице останавливались?

— Нет, она меня сразу из аэропорта забрала к себе домой. Дом на Свердлова, красная кирпичная башня, — сразу поскучнел братец и отпил полбокала разом. Видимо с горя, полмиллиона баксов — это вам не комар чихал!

— И никакой гостиницы? — продолжала допытываться я.

— Нет конечно, нам друг друга получше узнать надо было, мы дома почти все время провели, — еще больше поскучнел братец и хлопнул оставшиеся полбокала.

— Вы не за рулем? — с некоторой тревогой осведомилась я.

— Что? — поднял он на меня уже слегка нетрезвые глаза. Потом перевел взгляд на бокал и пододвинул его мне. — Отличный коньяк! Если можно, еще немного. А за меня беспокоиться не надо, у подъезда машина с водителем ждет.

«Вот и чудненько», — почти весело подумала я, наливая ему до краев Хеннеси.

После этого я на секунду оставила его наедине с коньячком, сама сбегала за своими бумагами и разложила их перед братцем.

— Скажите, Женя, вот это — Аня? — ткнула я в фото лже-Усольцевой.

— Конечно она! — взглянув, подтвердил он.

— А вот эта девушка вам знакома? — ткнула я в фото настоящей Усольцевой.

— Эта нет, в первый раз вижу, — отозвался он, и я наконец поняла, куда он так неотрывно смотрит. Наклонившись, я открыла ему отличный обзор собственной груди. Черт возьми, вы не поверите, но я смутилась!

— Мария, а что вы сегодня вечером делаете? — слегка заплетающимся языком спросил меня братец, умильно пялясь все туда же.

— Я занята! — отрезала я. — Так что давайте перейдем дальше к вопросам.

— А может, найдется для меня немного времени? — не отставал братец.

— Итак, Женя, — не обращая на него, продолжала я. — Мне надо знать, не встречались ли вы с кем-то из знакомых своей жены?

— Она мне не жена! — с пьяной обидой заявил он. — У меня братан уже шуршит, разводит нас с ней.

— А каким именно путем? — заинтересовалась я. Зная нашу бюрократическую систему, я была несколько удивлена. В загсе тетки нипочем не разведут вас с человеком, которого нет.

— Бабок наверно даст, — пожал он плечами.

— Кстати, — я ткнула в фотографию настоящей Усольцевой, — вот эта девушка вам по документам настоящая жена.

— Как это? — пораженно вскричал слегка протрезвевший от такого известия братец.

— Непонятно, — пожала я плечами. — Девушка тут совершенно точно не при чем, однако она и есть Анна Жановна Усольцева. Вот ее паспортные данные, передайте своему брату, да скажите чтобы на нее зря не наезжали — она замужем и родит со дня на день.

— Жаль, — погрустнел братец, — она хорошенькая…

— Так вернемся — вы с кем-то из знакомых лже — Усольцевой встречались?

— Нет конечно! Я же говорю — мы дома все время были!

— И как я должна ее искать, спрашивается? — устало спросила я.

Братец молча вливал в себя коньяк.

Тут раздался звонок и я встрепенулась.

— Ой, Женя, минуточку, кто-то пришел!

И я побежала в прихожую.

На пороге стоял донельзя несчастный Серега.

— Привет, — сказал он. — Поговорить надо.

— О, какие люди! — заулыбалась я. Сереге я всегда рада, он меня любит потому что. Причем без приворотов. — У тебя чего — то стряслось?

Он молча кивнул, пряча взгляд.

Почему-то в тот момент меня кольнула острая жалость к нему. Серега, недавно ставший очень преуспевающим художником, сейчас был похож на воробья, побитого жестокими мальчишками. Маленький, худенький, весь какой — то взъерошенный.

— Ну проходи, проходи, — схватила я его за руку.

Он зашел, проходить далеко не стал, так и мялся у порога.

— Магдалин, — начал он, — я даж не знаю как сказать…

— Да проходи ж ты! — досадливо сказала я. — Что ты мне церемонии китайские устраиваешь! Как есть, так и говори!

Он еще ненамного продвинулся, оперся рукой о столик, открыл рот, собираясь что-то сказать, и тут раздался тихий треск и лицо его внезапно исказилось.

— Что за черт, — завопил он, дергая рукой.

— Это не черт, а стеклянная елочная игрушка, которую мне Макс из Баварии привез, — с укором сказала я. — Брысь в ванную, промой рану и возьми аптечку в шкафчике, перевяжись.

Серега пошел в ванную, а я направилась в кухню. Братца пора выпроваживать, сведений с него никаких, а еще пристает.

Не успела я пройти и двух шагов, как снова прозвенел звонок.

Вот черт, не дадут мне спокойно помереть.

Я процокала каблучками до двери, открыла и слегка удивилась.

На пороге стоял и застенчиво смотрел на меня Вишневский.

— Привет? — неуверенно произнес он.

— Привет! — нахмурилась я. У меня тут братец, не хотелось бы чтобы Вишневский узнал про мои проблемы. — А ты чего не позвонил?

— Я звонил как-то, ты меня послала. Мне уйти? — тут же насупился он.

Я посмотрела на него и поняла — если он сейчас уйдет, то это будет все. А он мне нужен.

— Проходи, — со вздохом посторонилась я.

Он зашел, взгляд его упал на корзиночку с цветами и он индифферентно поинтересовался:

— Это от кого?

— А, это так… — махнула я рукой.

— Это от меня, — выполз из кухни дошедший до кондиции братец. После чего он обвиняющее посмотрел на меня и хозяйским тоном спросил: — Это что еще за хмырь???

— Вот как? — поднял бровь Вишневский.

— Так, Женя, — железным тоном сказала я. — С тобой мы на сегодня закончили, если что звони!

— Выгоняешь? — пьяно удивился он. — Вот все вы такие, как бабки сосать из мужика, так со всей душой!

Я мельком подумала, что зря я его поила все же, а сама уже вовсю подталкивала к двери, накидывая ему на плечи куртку.

Тут дверь, которую я видать забыла запереть после Вишневского, распахнулся и раздался молодецкий голос Корабельникова:

— Здорово, Марья! А я на обещанный ужин со стриптизом!!! Ууу, я смотрю, у тебя народу полно, выпереть их или группен-секс устроим?

Я посмотрела на его лицо, довольное собственной шуточкой, потом на вытянувшееся лицо Вишневского, с ужасом взиравшего на это, села на пуфик и заржала.

— Корабельников, — давясь смехом, наконец сказала я, — тут некоторые люди не понимают твоих шуток, будь добр, объясни природу наших чистых платонических отношений!

— А! — почесал он в затылке. — Ну в общем мы с одного двора, она мне с математикой помогала, а я ее лупил иногда.

— За что? — спросил недоуменно Вишневский.

— Так мелких шмакодявок лупить положено, для их же пользы, а она меня на два года моложе, — объяснил он.

— Корабельников!!! — возмутилась я. — Тут бойфренд мой находится!

— Да? — Витька подозрительно оглядел окружающих и спросил: — И кто ж у нас тут бойфренд?

— Я, — одновременно сказали Вишневский и братец.

После чего нехорошо уставились друг на друга.

— Евгений! — ледяным голосом сказала я. — Вас внизу машина ждет!

— Подождет! — задиристо отмахнулся он и повернулся к Вишневскому. — Это значит ты, да? Ты бойфренд? А я может, женюсь на ней!

— А я значит никто и звать меня никак, да? — раздался несчастный Серегин голос. Все повернулись к нему, я отметила, что он руку перевязал. — Ладно, понял, чего уж тут не понять.

— Сережа, подожди, — вцепилась я в него.

— Да ладно, — взглянул он на меня красными глазами и шмыгнул носом. — Вон у тебя сколько бойфрендов, что тебе какой-то сосед!

Он отцепил мою руку и ушел, аккуратно притворив дверь.

— Женюсь и в Америку увезу, — тупо повторил братец. — Тааакие ноги!

И тут я взбеленилась.

— Пшел вон, алкоголик чертов! — завопила я, махом выставляя его за дверь. Подумав, решительно схватила корзинку и швырнула ему вдогонку.

Потом села на пуфик, абсолютно расстроенная и спросила Витьку:

— Чего делать-то? Зря Серегу ведь обидели!

— Да поговоришь с ним завтра, навешаешь лапши побольше, он тебе как всегда и поверит, — сочувственно сказал Витька.

— Так, ладно, я пошел отсюда, — решительно сказал Вишневский.

— Стоять! — рявкнула я. — Еще с тобой потом объясняться! Давай уж сразу — тебя чего именно не устраивает, а?

— Да нет, меня все устраивает, кроме того что я тут явно лишний! — задрал он подбородок.

— И с чего ты это взял? Я тебе что, это сказала?

— Она такая, она сразу если что, в глаза, мол, пшел вон, — кивнул Витька в направлении траектории изгнания братца.

— Да мне слова не нужны, я и без слов все отлично понимаю, — подбородок Вишневского задрался еще выше. — Забыла, я тебе в тот же день звонил, а ты меня послала, потому что от этого Жени звонка ждала, а?

— А, так это был ты, — заулыбалась я. — Надо было говорить кто, я же еще твоего голоса не знаю.

— Я представился! — со сдержанным негодованием сказал Вишневский.

— А я что? — вконец сбитая с толку спросила я.

— А ты сказала что знать такого не знаешь! — гневно ответил он. — Я почти три дня ждал, позвонишь ты или нет, наконец решил съездить, и что же? Приезжаю — а у тебя полный дом ухажеров !!!

— Братан, ты ведешь себя как ревнивый муж, — заметил Витька.

Вишневский пристыжено заткнулся.

А я все время сидела и вспоминала, как же его зовут по имени. Наконец вспомнила.

— Ладно, Саша, — сказала я. — Давай мириться. Я к тебе правда хорошо отношусь, просто ты все время не вовремя появляешься и потому возникают двусмысленные ситуации.

— Ужин со стриптизом значит откладывается? — грустно сказал Корабельников.

— Откладывается, — ответил ему за меня Вишневский. Я удивленно на него воззрилась и заметила едва сдерживаемую ухмылку.

— Наш человек! — обрадовался Витька. — Ну ладно, я тогда пошел, если будет приставать, звони, тут же буду с ОМОНом!

— Брысь, — засмеялась я.

Позже я пойму, что пропустила очередной поворотный момент. Естественно, в сторону неприятностей.

Хорошо было былинным молодцам…

Подъезжаешь к такой развилке событий, а там знак, на котором весь расклад — направо волки сожрут, налево на костре сожгут, ну а прямо — семейство очень голодных и милых людоедов, нуждающееся в завтраке. Осталось только выбрать.

Если бы у меня был такой знак, я бы не колеблясь выкинула вслед за Джоном и Вишневского с Корабельниковым. И догнала бы Серегу.

Однако правильно говорят: ума нет — считай, калека. Я, как последняя идиотка улыбнулась Вишневскому и сказала максимально искренне:

— Я так рада что ты пришел!

Ничего более умного мне в голову не пришло. Однако он обрадовался и брякнул:

— А я если честно ехал и думал — стоит или нет, вдруг ты меня метлой попрешь отсюда!

— Ну, раз не поперла, то чем займемся?

Недостаток неуверенности так и брызжет. Явный интроверт. Впрочем, это черта всех физтехов, знакомых мне по аське. У всех проблемы с общением вообще и с девушками в частности. Объясняется это очень просто. В ранней юности, пока другие зажимали девчонок по углам клубов, это племя ботаников корпело над учебниками и компьютерами. И потому они просто не приобрели опыт общения. Сейчас, став постарше и осознав проблему, ринулись наверстывать, да только не скоро ведь сказка сказывается.

И мне от этих мыслей стало Вишневского элементарно жалко. Как хоть он бизнес — то ведет, христовый?

— Послушай, — сказал Саша, — у моего друга день рождения, может вместе съездим?

Сказал и с тревогой уставился на меня. По глазам было видно — он уже пожалел о сказанном, потому что заранее ждет, что я ему откажу.

— Мне переодеваться или так сойду? — вздохнула я. Послал же мне бог фикуса.

— Сойдешь! — обрадовался он. — Даже очень сойдешь! Вернее — ты вообще сегодня классно выглядишь!

Как я и думала, с открытыми ногами на лицо даже Вишневский не посмотрел.

Я сходила в спальню, достала из гардероба белую норку, капнула на запястья «Дольче виту», одела браслет с изумрудами и на этом мои приготовления оказались законченными.

— Я готова, — коротко объявила я, появляясь перед Саней. Он ни слова не сказал по поводу моих удивительно быстрых сборов для любой девчонки, ничего не сказал по поводу моих духов. Странный тип, что ни говори…

Уже перед лифтом меня скрутило. Словно железные раскаленные штыри коротко пронзили мое тело, я сбилась с шага и застыла, боясь вздохнуть.

— Что случилось? — спокойно осведомился Саша.

— Ты иди, — с трудом вздохнув сказала я. — Я тебя догоню, забыла дома кое-что.

Добравшись до кухни, я трясущимися руками схватила банку с отваром. Буквально через пару секунд меня отпустило, знакомое тепло разлилось по моему телу.

«Оксана — волшебница», — с благодарностью подумала я. Энглман меня предупреждал, что боли будут жуткие, и полностью их снять не удастся. Однако же Оксана блестяще с этим справилась.

Черт! Я буду не я, но достану ей тот перстень. Даже если мне его придется украсть. А ничего другого и не остается, по-видимому.

Вечеринка проходила в небольшом коттеджике из белого кирпича. Я осмотрела кучу машин около ограды — шестерки, девятки, все очень демократично, похоже, и это мне уже понравилось. Богатство ко мне пришло совсем недавно, свысока смотреть на людей я еще не научилась по молодости лет, поэтому в обществе спесивых отроков новых русских начинаю нервничать. А это чревато асоциальными поступками, мне же Вишневского подводить не хотелось, он и так на голову ушибленный.

В дверях нас никто не встретил, мы просто разделись, бросили верхнюю одежду на кучу курток и шуб и пошли на взрывы смеха.

В большой комнате народ сидел где попало — кто на стульях, кто на диванах, кое — кто устроился с бокалом прямо на полу. И все смотрели на высокого парня в центре. Жаль, что я не видела его лица — со спины он был очень ничего.

— И вот идет она, значится, по кладбищу, вся такая маленькая и несчастная, — продолжал парень, художественно нагнетая обстановку. — Дождь, слякоть, ночь! Ветер с деревьев рвет осеннюю листву, и тут прямо перед ней разверзается могила! Ну и оттуда, понятно, покойничек лезет! Страшный, полуразложившийся!

Парень художественно брякнулся и изобразил того самого покойничка.

— Девочка, девочка! — завыл он басом, — а ведь я тебя сейчас съем!!!

Тут же парень мгновенно присел, махом повязал на голову чью-то розовенькую кофточку на манер платка и тоненьким невинным голосом ответил за девочку:

— «Нет, страшный покойничек, ты меня не съешь!!! Это Я! Тебя! Съем!!!» И маленькая сиротка съела страшного покойничка…

Тут парень остановился, оглядел примолкшую аудиторию и закончил поучительным тоном:

— Вот так всегда в жизни, дети мои — добро побеждает зло!!!!

Не сдержавшись, я заржала вместе со всеми. Вечер обещал быть веселым.

— Я пойду, поздравлю Дэна, хорошо? — тронул меня за плечо Сашка.

— Что значит — я пойду? — удивилась я. — Мы вместе пойдем, неужто ты меня решил бросить среди незнакомых людей.

И я решительно схватила его за руку.

— А что я скажу ему, если он меня спросит, кто ты мне?

— Скажешь что я твоя девушка, — отмахнулась я.

— Оки, — кивнул он.

Довольно ловко мы протиснулись сквозь толпу, и наконец остановились около того самого парня — и опять он стоял ко мне спиной.

— Дэн, — дернул его Саня.

Он обернулся:

— О! Вишневский!!! — парень похоже искренне обрадовался моему недотепе. — А я думал ты уж не придешь! Где задержался-то?

— Да дела были, держи свой подарок, кстати, — кратко ответил Саня, вручая ему коробку.

А я стояла и тихо офигевала. Этот Дэн был уж очень похож на моего Димку. Тоже двухметровый брюнет, и харизма — этот сильнейший афродизиак — из него так и прет.

«Посмотри на меня», — молча велела я ему.

А он все болтал и болтал с Вишневским. Я не вслушивалась, о чем речь — я его просто рассматривала. Четкий, медальный профиль — как у Димки. Темные реснички такой длины, что я невольно позавидовала. У Димки такие же были. Мой взгляд с лица скользнул ниже.

Джинсы и джемпер особо не скрывали его фигуру.

Такая же как у Димки — красиво вылепленная, без перекачанных мышц и лишнего жира. Под одеждой наверняка теплое и упругое тело.

«Боже, надеюсь у него на груди нет волос», — думала я и тут наши глаза встретились.

У меня не было ни малейшего шанса. Он был выше меня, и потому осмотр должен был начинать сверху. До моего единственного достоинства — супердлинных ног он бы никогда не дошел.

Поэтому я протянула ему руку, вздохнула и сказала:

— Считай, что сейчас белый танец. Приглашаю.

Он в ответ протянул свою и сказал:

— Сейчас не белый. Поэтому приглашаю я.

И я радостно уткнулась ему в плечо, закрыла глаза и глупо улыбнулась. От него пахло не так как от Димки. Тот пах табаком, кофе и какой — то свежестью. От этого же разило обыкновенным Фаренгейтом и алкоголем. Однако мне не пришлось долго убеждать себя не обращать на это внимание. Я танцевала не с ним — с Димкой. Остро чувствовала его руки у себя на теле — честное слово, они прожигали меня сквозь ткань. Он обнимал меня ими, неприлично плотно прижимая к себе, а я таяла от этого, словно воск под пламенем.

— Тебя как зовут? — шепнул он мне, и его дыхание обожгло мою кожу.

— Магдалина, — из-за музыки мне пришлось подтянуться к нему поближе, он в этот момент неловко дернулся и мои губы скользнули по его шее.