– Мне хорошо.
– Вы должны вывести меня через западные ворота, – спокойно продолжал Атлант.
– Я знаю, – тоном робота ответил надзиратель, потом хлопнул резиновой палкой по правой ноге и скомандовал: – На выход!
Длинные тюремные коридоры неожиданно закончились. Они, никем не замеченные, пересекли тюремной двор. Вышли к западным воротам, которыми пользовались редко и в основном для обслуживающего персонала. Дежуривший у проходной «вертухай» вяло кивнул и отвернулся. Мало ли у ментов заморочек!
Открыв тяжелую бронированную дверь, надзиратель вытолкнул Атланта наружу, бросив ему вслед:
Вернувшись через двадцать минут в дежурное помещение, прапорщик, подвергшийся психофизическому воздействию, абсолютно не помнил, что произошло несколько минут назад…
Сумерки сгустились над стеклянным куполом аэропорта. Невидимый диктор объявил посадку на рейс Москва—Новосибирск. Вымытый, выбритый доктор медицинских наук, парапсихолог, он же активный агент Атлант с группой пассажиров, летящих в Сибирь, проследовал на посадку.
ЧАСТЬ 3
НАЙТИ И УНИЧТОЖИТЬ
В южных городах курортный сезон заканчивается с последними днями августа. Толпы родителей с детьми, веселые студенческие компании стремятся на вокзалы, чтобы занять свои места в пассажирских вагонах или автобусах дальнего следования. Всем им (детям и студентам) с первого сентября предстоит продолжать грызть гранит науки.
И сразу же жизнь в южных курортных городах замирает. Конечно, не полностью, на пляжах еще принимают последние в этом году морские ванны редкие отдыхающие, а вечерами вовсю гудят в «клабах» местные плейбои со своими герлами, но все же темп жизни значительно замедлен.
Облокотившись на трубчатые перила деревянного пирса, возле которого покачивался белоснежный катер «Буревестник», переводчик алжирского боевика-террориста Абдулла Камаля чеченец Магомед Хусейнов наблюдал за тяжелыми волнами.
Сейчас это уже был не тот исхудалый боевик, заросший длинной бородой, загнанный и до смерти запуганный постоянными преследованиями федеральных спецназовцев. За месяц пребывания на курорте он заметно поправился и посвежел. Вайнах блаженствовал в мирной жизни, где было много доступных женщин и спокойного, не нарушаемого разрывами снарядов сна.
Глядя через перила на изумрудные морские воды, накатывающиеся на поросший морской травой волнолом, Магомед понимал, что вхождение в мирную жизнь для него – лишь короткая передышка, и как напоминание об этом была пятерка арабов, сидящих за столиком открытого кафе. С веселыми возгласами они ели шашлык, не забывая сдабривать еду водкой. Пьянство – смертный грех для правоверных во всем исламском мире, но в Чечне нашли индульгенцию от этого греха: кто-то из умников, внимательно прочитав Коран, пришел к выводу, что Аллах запрещает потреблять напитки из перебродивших плодов винограда. Водка же изначально считалась хлебным вином, а потому к ней легко пристрастились даже самые набожные мусульмане.
Магомед Хусейнов почти с ненавистью посмотрел на веселящихся арабов. В город они могли выходить только в сопровождении переводчика. Внешне боевики ничем не отличались от множества проживающих здесь азербайджанцев, сирийцев и даже палес-тинцев. Но начальник, эмир Бабай, опасался какого-нибудь срыва или нестандартной ситуации, которая сможет раскрыть боевиков и заодно навести на его собственный след, поэтому при арабах всегда находился Магомед.
Практически семь лет Хусейнов вел войну за религиозное государство Ичкерия. Окончив с отличием медресе, он в свое время мечтал о духовном сане, но как-то не сложилось. Когда началась первая чеченская кампания, Магомед записался в ополчение добровольцем, два месяца воевал в развалинах Грозного, потом его перевели в отдельный батальон специального назначения, в который входили снайперши из республик СНГ, погнавшиеся за кровавыми деньгами, и арабские наемники. Одни говорили на русском, другие– на арабском. Бывший командир полеводческой бригады, заменивший майора-танкиста, убитого в последнем бою, плохо знал русский и совсем не знал арабского. Требовался толмач, которым и стал Магомед Хусейнов.
Потом был штаб одного из фронтов, где до конца первой кампании он пробыл старшим переводчиком. После Хасавюртовского мирного соглашения стать муллой снова не получилось – призвали в Департамент государственной безопасности. В ДГБ он подружился со старшим следователем Гасаном Камаевым, с которым они были еще и дальними родственниками. Незадолго до второй чеченской войны Магомеда перевели в аппарат президента Ичкерии. А после начала кровопролитных боев Ушастый направил его в отряд Бабая, где были одни арабские наемники. Эмиру Камалю необходим был переводчик, который знал бы русский язык. До недавнего времени он находился в отряде Абдулла Камаля, пока его не разыскал через своих агентов Гасан Камаев, ставший к тому времени начальником штаба чеченского ОМОНа.
Долго раздумывать Магомед не стал, ему представлялся шанс уйти с этой войны, как боевикам из отряда Бахрама Джамбекова, в начале войны решившим не сражаться с федеральными войсками. Теперь они живут мирной жизнью, многие занимают руководящие посты. Принять предложение Камаева – возможно, это был последний шанс избежать гибели, тюремного заключения, уехать и принять духовное посвящение. В конце концов, по всей России живут мусульмане.
Он исправно выполнял роль разведчика в тылу врага, через тайники оповещая майора Камаева обо всем услышанном. Благодаря ему было уничтожено несколько полевых командиров, в том числе и кровожадный Пастух. Он информировал о маршруте отряда Бабая, и только случайность спасла алжирского наемника и дюжину преданных ему головорезов. Тогда Магомеду не удалось сдаться федеральным войскам и открыть свою истинную роль. Абдулл Камаль постоянно держал его возле себя.
Через две недели они оказались в этом большом курортном городе, поселились по подложным документам в санатории. Весь мир воевал против исламского терроризма и террориста номер один Бека Аравийского, осмелившегося бросить вызов звездно-полосатому флагу. Бабай, как один из приближенных Бека, был в международном розыске, и ему следовало изменить внешность, а на это нужно было время.
Выбрав момент, Магомед позвонил в Грозный, чтобы сообщить своему настоящему начальнику о том, что Бабай жив и готовится продолжить войну. Но незнакомый голос ответил, что Гасан Алиевич Камаев убит…
Мир с его радужными перспективами рухнул в одночасье. Переводчик, уже не помня себя, пробормотал что-то невразумительное об уцелевшем алжирце и повесил трубку.
Теперь, глядя на морскую гладь, Магомед думал о том, как найти выход из этой кровавой ситуации, но в голову ничего не шло.
– Эй, Магомед, иди к нам, а то шашлык остынет, – закричал один из арабов, поднявшись во весь рост и размахивая шампуром с нанизанным мясом, как саблей.
«Чтоб тебя так шайтан жарил», – с ненавистью подумал переводчик, но, ничего не сказав, он широко улыбнулся и не спеша направился к веселой компании.
* * *
– Кажется, здесь, – проговорил про себя Виктор, разглядывая карту, выданную ему Христофоровым, с пометкой дома, снятого для него.
Перед воротами была бетонная площадка с пластиковым навесом, поверх которого раскинулись виноградные лозы со зреющими гроздьями крупных темно-фиолетовых ягод.
Дача принадлежала малоизвестному кинорежиссеру, снявшему несколько фильмов и парочку клипов на блатную тематику и потом захиревшему на провинциальной ниве, грубо говоря, сошедшему на нет. За крепкой оградой находился одноэтажный дом, утопающий в зелени запущенного сада, под раскидистой вишней был установлен длинный дощатый стол с массивной скамейкой, наподобие тех, что когда-то заполняли парки культуры и отдыха. В стороне от стола стоял мангал, рядом с ним возвышалась в полный рост некогда белоснежная статуя хозяина дачи, вылепленная из гипса: одна рука упиралась в бок, а в другой была зажата настоящая бутылка водки. Под постаментом скромная надпись: «Толику от друзей». На запястье руки, держащей бутылку, черным маркером была сделана другая надпись: «Друзьям от Толика». Эту неприметную и в то же время весьма комфортабельную дачу для Виктора сняла ФСБ.
– Благодать, – проговорил Виктор, с наслаждением вдыхая аромат созревающих груш и яблок. Ключом, выданным ему еще в Москве, он открыл ворота и, взяв чемодан, через благоухающий сад направился к небольшому одноэтажному строению.
Дом местного мэтра не отличался особой чистотой. Открытая терраса была завалена разным хламом, среди которого можно было разглядеть деревянные пляжные топчаны, неизвестно как попавшие сюда с ближайшего пляжа, полуистлевшие раскладушки, плетеные кресла и тому подобную рухлядь. Что наверняка использовалось, когда эту обитель посещали многочисленные гости.
В двух комнатах царил относительный порядок, хотя полы были давно не крашены, стены, завешанные декорациями фильмов, также давно не знали побелки. Большие двустворчатые окна были изрядно засижены мухами и с трудом пропускали свет сквозь мутные стекла.
Мебель была из далеких пятидесятых, внешне неприглядная, но добротно сделанная из натурального дерева, рассчитанная на долгие годы.
Во второй комнате стояла большая кровать, покрытая новым атласным покрывалом, под которым оказалось белоснежное, свежее постельное белье. В дальнем углу была установлена аппаратура слежения: большой телевизор, экран которого был разделен на шесть квадратов, четыре телевизионные камеры фиксировали внешний периметр ограждения, две другие – фасадную и тыльную часть дома.
Осмотревшись, Виктор оставил чемоданы посреди комнаты и направился в ванную. Контрастный душ быстро вернул ему бодрость. С наслаждением растеревшись махровым полотенцем, он сразу же почувствовал, как мышцы заиграли, перекатываясь упругими буграми. После долгого и утомительного переезда он ощутил себя готовым к новым испытаниям. Облачившись в легкий полотняный костюм, отдаленно напоминающий кимоно спортсменов, Виктор принялся разбирать свои вещи.
Из нескольких привезенных сюда туго набитых чемоданов он сразу же взялся за самый большой, серебристого цвета. Этот полукомод из суперпрочного пластика он не вез через границы двух государств, а час назад получил по квитанции в камере хранения железнодорожного вокзала. Что в нем находилось, Виктор знал наизусть, несколько дней назад вместе с полковником Христофоровым он сам подбирал все необходимые атрибуты для предстоящего мероприятия.
После того как на обоих замках были правильно набраны коды, раздался легкий щелчок, позволяющий безопасно поднять крышку чемодана. Внутри на многослойных контурных панелях был упакован целый арсенал.
В крышке были вмонтированы на специальных полозьях несколько тактических кобур, подсумки, ремни и многослойный кевларовый жилет с вмонтированной внутрь титановой чешуей, делавшей бронежилет прочным и в то же время достаточно компактным. На первой контурной панели «лицом к лицу» лежали два итальянских пятнадцатизарядных пистолета «беретта» и по четыре магазина к каждому. Рядом черный плоский отечественный пистолет «ТТ», любимое оружие киллеров, пять обойм на восемь патронов и длинный цилиндр глушителя.
На второй панели находился автомат «тисе», внешне очень напоминающий обычный «АКСУ», похожий на то оружие, с которым они «брали» инкассаторский броневик, с той лишь разницей, что у этого оружия был ствол толще и калибр 9 мм (как у тяжелого автомата «вал») против стандартных 5,45 мм. Соответственно и магазин не на тридцать патронов, а всего на двадцать. Пяти магазинов было мало для хорошего боя, но вполне достаточно для акции ликвидации.
На последней нише лежало несколько причудливой формы метательных ножей «осетр», наперсток «жало скорпиона» с остро отточенным наконечником, похожим на острие стрелы. Такое оружие можно незаметно носить под одеждой и, надев на любой из пальцев, наносить колющие и секущие удары. Рядом с ножами расположились гранаты: три обычные наступательные «РГ-5», одна зажигательная, начиненная белым фосфором, одна свето-шумовая «заря» (на всякий случай) и дымовая шашка.
Проведя неделю в Подмосковье на одной из закрытых баз ФСБ, Виктор лично опробовал каждый образец оружия, пристрелял, проверил, как легче его извлекать из-под одежды и приводить в боевую готовность. В общем, что называется, «подогнал стволы под себя». Кроме стрелковой подготовки, он еще изучил карту и особенно город, в котором ему придется «работать». Заодно познакомился с материалами, собранными контрразведкой на Бабая и его приближенных. К досье были приложены фотографии, сделанные на компьютере. Теперь Виктор имел представление, как Бабай мог изменить свою внешность. Он знал, что в операции по уничтожению международного террориста задействованы немалые силы. Огромный информационный невод, раскинутый едва ли не на полмира, собирал сведения о потенциальных террористах, тщательно отбирая крупицы об алжирце Абдулле Камале. Все делалось для того, чтобы вывести стрелка на террориста. Роль карающего инструмента отводилась ему, Виктору Савченко, хотя бывший разведчик прекрасно понимал: несмотря на то что ему в этом «концерте» отводилась роль первой скрипки (он как нельзя лучше подходил для этой роли, человек, не числившийся среди живых), вряд ли он был единственным исполнителем. В операциях такого масштаба наверняка существует страховочный вариант, и скорее всего не один.
Разложив все содержимое спецчемодана, Савченко стал подгонять под себя амуницию, заряжать оружие, оснащать гранаты запалами. Пройдя чеченскую войну, плен и вырвавшись из него, он на собственном опыте знал – убивает не оружие, а человек. Оружие же тогда чего-то стоит, когда готово к бою.
* * *
Горная дорога, петлявшая среди скал, неуклонно спускалась вниз. Подобно ручью, внизу она вливалась в бесконечное море песка пустыни Регистан, где вовсю хозяйничал знойный ветер.
Автомобильная колонна состояла из двух десятков малолитражных грузовиков «Тойота» и трехосных «ЗИЛов», забитых беженцами, покидающими родную землю в поисках лучшей жизни подальше от новой войны.
Все машины были довольно древние, борта многих вместо краски были оклеены когда-то яркими, а теперь поблекшими от времени и выгоревшими под безжалостным солнцем рекламными плакатами «Кока-кола», «Кэмел» и тому подобными.
Люди, сидящие на узлах своего нехитрого скарба, изнывали под лучами немилосердного светила, в душе моля Аллаха помочь им быстрее добраться до пропускного пункта на границе с Пакистаном, где можно будет отдохнуть и вдоволь напиться прохладной воды.
Съехав с гор, колонна вытянулась в длинную причудливую цепь. Скорость движения заметно упала, более мощные машины вырывались вперед, старые, с изношенными двигателями плелись в хвосте, заметно увеличивая расстояние между машинами.
За два с половиной часа караван прошел всего полсотни миль, безжалостный солнечный диск, как приклеенный, завис в центре небосвода. Раскаленный воздух колебался прямо на глазах, как тяжелая маслянистая жидкость.
Три американских вертолета выплыли из-за бархана, как три винтокрылых чудовища. Впереди двигался военно-транспортный вертолет «Ирокез», за ним шла пара плоско-фюзеляжных ударно-боевых геликоптеров «Си Кобра», на решетчатых подвесках висели контейнеры с десятками осколочно-фугасных неуправляемых ракет.
Автомобильная колонна, едва заметив появление вертолетов, сразу же замерла. Пассажиры стали выбираться из кузовов и выстраиваться возле них с высоко поднятыми руками. Жители страны, не один год находящейся в состоянии войны, были приучены к повиновению силе.
Развернувшись правым боком, «Ирокез» приземлился в полусотне метров от головной машины. Стремительные удары винтов подняли облако песчаной пыли, из раскрытой двери выпрыгнуло около дюжины американских рейнджеров в песчаном камуфляже, поверх которого были надеты кевларовые бронежилеты, тактические разгрузники и подсумки, набитые боеприпасами и всякой необходимой джи-ай мелочов-кой. Лица многих были закрыты шарфами, а глаза прикрывали плотные очки с большими выпуклыми стеклами, делая рейнджеров похожими на фантастических стрекоз.
Большинство военных были вооружены «коль-командо», укороченным вариантом общевойсковой штурмовой винтовки «М-16». У многих под цевьем автоматов были прикреплены мортиры подствольных гранатометов. Бойцы, поскрипывая толстыми подошвами своих джангл-бутс, выстроились четким полумесяцем, за их спинами двое стрелков-пулеметчиков, сидя в десантном отсеке, наводили на людей шестиствольные пулеметы «миниган». Со скорострельностью шесть тысяч выстрелов в минуту, они гарантированно могли обрушить на цель настоящий свинцовый вихрь. Кроме того, на колонну были наведены скорострельные пушки и ракеты зависших в небе двух остромордых «Си Кобр». Даже если бы это была военная колонна, а не мирные беженцы, у них не было бы ни единого .шанса. Даже в случае поражения вертолетов укрыться от смертельного огня было невозможно. Высоко в небе барражировали стратегические бомбардировщики «Б-52», которые мгновенно накрыли бы территорию сопротивления бомбовым ковром. Но сейчас сопротивляться никто не собирался.
Старший патрульной группы, угловатый огненно-рыжий лейтенант, потомок ирландских повстанцев, отойдя на приличное расстояние от песчаного вихря, стянул с лица желто-коричневый шарф и, повернувшись к чернокожему верзиле, коротко бросил:
– Капрал, штык.
Чернокожий гигант оскалился и, вытащив из ножен длинный штурмовой штык, одним щелчком примкнул его к стволу своего карабина.
– Вперед! – Лейтенант взмахнул рукой и двинулся к ближайшей машине, подчиненные последовали за ним.
Медленно переходя от одного грузовика к другому, рейнджеры тщательно осматривали нехитрый скарб беженцев, протыкая штыками узлы с тряпьем в поисках оружия. Мужчин осматривали не менее тщательно. Религиозные талибы носили бороды, и сейчас, скрываясь от наступающих сил Северного альянса, они брились, поэтому разведчики обращали внимание на нижнюю часть лица. У вызывающих подозрение джи-ай сдирали одежду, проверяя плечи на наличие синяков от отдачи оружия.
Боевиков выявили четверых: двух зрелых мужчин и двух юношей с темными фанатичными глазами. Их тут же вытащили из общей массы и, завернув руки за спину, затянули на запястьях петли пластиковых наручников.
Обойдя колонну, лейтенант остановился около трех мужчин, державшихся отдельно от основной массы беженцев. Каждому из них было далеко за сорок, их лица украшали густые черные с проседью усы и никакого намека на бороду. В документы старший патруля даже не заглядывал, в арабской письменной вязи он ни черта не понимал, но эти трое ему почему-то не понравились.
– Капрал. —Лейтенант кивком головы указал на троицу.
Чернокожий гигант и с ним двое рейнджеров приблизились к афганцам и бесцеремонно содрали с них одежду. На оголившихся мускулистых темно-коричневых торсах ничего подозрительного не было. На плечах отсутствовали синяки, а на указательных пальцах не было мозольных наростов, появляющихся в результате постоянного воздействия спусковых крючков.
– Все чисто, сэр, – немного раздосадованно проговорил капрал-негр.
– Уходим, – скрывая раздражение, сказал лейтенант.
Кивнув на задержанных, он направился к «Ирокезу». Через минуту три вертолета растворились в горячем мареве пустынного воздуха.
Еще через полчаса автомобильная колонна снова двинулась в направлении пакистанской границы.
* * *
Сломанная ключица все еще болела, но уже не так остро, как в первые дни. Впрочем, боль тогда была второстепенна по сравнению с мыслью, что его отправят в колонию, а там ждет позорная смерть. Даже сейчас, вспоминая недавнее время, Уж поеживался, как от холода.
Нет, все-таки не зря его прозвали Ужом, это ведь такой же змей, как и другие пресмыкающиеся. А змей у всех народов – это симбиоз хитрости и коварства, то есть мудрости. Ведь только он смог добиться того, чтобы в пресс-хату ему прислал Шах маляву, собственноручно написанную. Теперь он у Ужа в кулаке, если что с ним – клочок бумаги с каракулями в момент окажется перед Голгофой.
Боится Шах за свою шкуру, поэтому и выдернул его из тюрьмы и снабдил всем необходимым: документами, деньгами и даже медицинским обслуживанием. Только об одном просил – не «быковать», а что он, в темечко контуженный? Если кто из братвы его узнает, вмиг на «перо» посадят.
Одно было Ужу неясно: для чего отослали его аж в Черноморск. С глаз долой, из сердца вон? Или, может, на эту «жемчужину у моря» у Шаха свои виды и он, Уж, будет тут его представителем?
«Неплохо бы», – усмехнулся беглый уголовник, все еще не определившийся в своих планах. Зайдя в летний ресторан под ковбойским названием «Вестерн», он сел за свободный столик, бережно поглаживая здоровой рукой раненую руку на перевязи.
– Значит, так, триста граммов беленькой и чего-то заштефкать, – сказал Уж подбежавшему официанту.
За соседним столиком громко разговаривала группа темнокожих мужчин, то ли азербайджанцев, то ли арабов. Компания дружно ела шашлыки, запивая их водкой. Уж недовольно поморщился, не любил он всех этих нацменов. «Урюки, сидели бы у себя в Чур-кистане, так нет, лезут портить жизнь белым людям», – размышлял он про себя, нащупывая под полой пиджака рогообразную рукоятку семизарядного «нагана», который на днях купил на местной барахолке у какого-то забулдыги. Уголовник ощутил нестерпимое желание взвести курок и, подойдя к столу темнокожих, разрядить револьвер в веселящихся нацменов.
Как будто почувствовав враждебную энергетику, один из темнокожих повернул голову в его сторону и внимательно посмотрел ему в глаза.
Уж почувствовал, как ледяной ком, возникший в груди, скатился к низу живота. Отмороженный «шерстяной» уголовник, за бессмысленные зверства над себе подобными отчисленный уголовной братвой в касту отверженных и обреченных, неожиданно ощутил животный страх. В глазах незнакомца он увидел оскал СМЕРТИ. Расплатившись, быстро покинул ресторан.
* * *
Полковник Клинаев несколько секунд внимательно смотрел на сидящего напротив старшего оперуполномоченного Христофорова.
– Едете, значит, Владимир Николаевич?
– Так точно, еду. Все люди на исходных позициях, следующий на очереди я, – ответил опер.
– Так сказать, для осуществления местного руководства, – съязвил начальник отделения.
– Именно так.
– Все-таки не могу понять: для чего вам нужен этот мальчишка? Неужели вы думаете, что он сам уничтожит Бабая? – Это было в духе Клинаева: сперва дать ход операции, раскрутить ее, а в тот момент, когда она выходит на финишную прямую, задать свой коронный вопрос: «А надо ли это?»
– Изначально было решено, что задача Стрелка не искать Абдулла Камаля, а показать себя. Экспертам удалось установить, что звонок в Грозный был сделан из Черноморска, конкретно из курортного района Ольвия. Там полно санаториев, пансионатов, а теперь баров, ресторанов, ночных клубов. Возможно, там боевики отдыхают после ратных трудов. Бабай наверняка уже сделал себе пластику, и скорее всего Виктор не сможет его опознать. Но вот тот его обязательно вспомнит, виделись-то они неоднократно в бункере Ушастого, и обязательно захочет узнать, что же тогда случилось в Москве.
– Вы будете Стрелка прикрывать?
– Да, но чтобы не спугнуть и не привлечь внимания местных правоохранительных органов, будем отслеживать на расстоянии. С таким расчетом, чтобы можно было при необходимости вмешаться, – спокойно ответил Владимир. Видя недоумение в глазах начальника, пояснил: – Виктор отлично подготовлен и сможет за себя постоять. Говоря военным языком, он должен сковать основные силы противника, а мы ударим с тыла,чтобы наверняка.
– Ну что ж, от первоначального плана вы не отошли ни на йоту, – медленно отметил Клинаев, как будто цедя каждое слово сквозь сито зубов. – Из этого можно сделать вывод, что план был подготовлен и отработан с учетом современных реалий. Для проведения операции вы обеспечены всем необходимым, а потому мы вправе требовать только положительный результат.
– Мы сделаем все воз… – попытался заверить начальника Христофоров, но тот бесцеремонно перебил его:
– Только положительный результат. Вы, Владимир Николаевич, опытный оперативник, и не мне вам объяснять, какие средства и силы затрачены на подготовку операции, план разработан детально и имеет три уровня страховки. Вы просто не имеете права на провал. Если это вам понятно, идите и действуйте.
«Естественно, командовать – не мешки ворочать», – с раздражением размышлял Христофоров, шагая по коридору управления.
Через десять минут служебная «Волга» везла старшего оперуполномоченного в аэропорт. Еще через два часа полковник вышел из дверей аэровокзала Черноморска, щурясь от все еще жаркого южного солнца.
* * *
Будильник, сволочь, трезвонил, как сирена воздушной тревоги. Дядя Федор протянул руку и хлопнул ладонью по кнопке звонка. В одно мгновение воцарилась тишина. Но сон уже прошел. Дядя Федор лежал на диване и, заложив руки за голову, смотрел на потолок, где поблескивала отточенными гранями хрустальных висюлек помпезная люстра с позолотой.
Профессиональный наемник, провоевавший почти десять лет, Николай Федоров не представлял себе другой жизни, кроме войны. И неожиданно узнал, что есть другая жизнь. Сперва ему эту жизнь продемонстрировал Кирилл Лялькин по приказу теперь уже их начальника полковника Христофорова. Потом он закадрил блондинку-проводницу, которая призналась после их первой быстротечной связи на узкой полке-кровати в купе проводников, что соскучилась по настоящему мужику. Да уж действительно, кто более настоящий, чем матерый пес войны…
Николай рывком поднял свое тело с большущей, как вертолетная площадка, кровати. Раскинув в стороны руки, он потянулся с хрустом и взглянул на свое обнаженное тело в большое зеркало. Без грамма лишнего жира, одни мышцы, татуировка и несколько шрамов от ранений. В общем, тело настоящего мужчины, а квартира новой подруги была неплохим поводом для возвращения к мирной обывательской жизни.
Набросив на себя махровый халат, Николай прошел на кухню. Здесь его ожидал заботливо приготовленный завтрак с пояснительной запиской, заканчивающейся «тысячей поцелуев», которую женщина оставила перед уходом.
Есть совершенно не хотелось. Николай открыл холодильник, где охлаждалась пластмассовая канистра с домашним вином. Наполнив рубиновым напитком фужер, который тут же,покрылся испариной, он приготовился отведать благоухающий, слегка терпкий напиток, но не удалось. Совершенно некстати зазвонил мобильный телефон, который до этого дня не подавал никаких признаков жизни.
Опрометью бросившись в комнату, Федоров взял с тумбочки трубку, включил и поднес к уху:
– Слушаю.
– Дядя Федор? – спросил невидимый собеседник.
–Да.
– Прочел заметку про вашего мальчика, – произнес неизвестный и сразу же отключился.
– Понял, – буркнул Дядя Федор. Фраза из детского мультфильма означала нулевую готовность. Вызов мог последовать в любую секунду.
Еще минуту назад он мечтал о спокойной жизни с роскошной женщиной. Теперь он об этом даже не вспомнил. Вернувшись на кухню, он спокойно вылил вино в раковину, помыл фужер и вернул его на место. На войне, даже невидимой, лучше быть трезвым, больше шансов уцелеть.
* * *
Документы троих немолодых афганцев не вызвали никаких подозрений у пакистанских пограничников. После беглого осмотра их багажа беженцев пропустили на территорию Пакистана.
Когда они пересекли границу, трое мужчин покинули колонну беженцев и своим ходом направились дальше. Через четверо суток допотопный автобус, обвешанный, как гигантский мул, узлами, чемоданами, клетками с мелкой живностью, доставил пассажиров в
Карачи. Здесь, троицу встречали. На лунообразном лице немолодого темнокожего араба в длинных белых одеждах сияла ослепительная улыбка, а на мощном крючковатом носу громоздились очки с толстыми стеклами в золотой оправе. За пожилым мужчиной
стоял юноша-слуга, одетый более скромно – в черный европейский костюм, в котором он немилосердно потел. '
Увидев приезжих, старик раскинул свои объятия и направился к ним.
– Салам аллейкум. – Он по очереди расцеловал афганцев, обнимая их за плечи. Потом, указав на длинный, ослепительно белый лимузин, весело сказал: – Прошу в мою колесницу.
Молодой слуга поспешно распахнул дверцу суперкомфортабельного автомобиля, «беженцы», явно не ожидавшие такого приема, неуверенно стали забираться в салон. Старик последним влез в автомобиль, поместив свое тучное тело в широкое кожаное кресло.
Юноша, мягко захлопнув дверцу, поспешно обошел лимузин и сел за руль. Дорогой, широкий, как автобус, «Роллс-Ройс» плавно тронулся с места и, стремительно увеличивая скорость, помчался по пыльным улицам города.
Через час лимузин выехал за пределы тесных грязных улиц городских кварталов и плавно скатился к побережью океана, где тихо и приятно шелестели длинными листьями гигантские пальмы. Здесь не ютились среди помоек и свалок бедняцкие трущобы, здесь комфортно, с размахом расположились виллы богачей.
Лимузин остановился перед массивными чугунными воротами, которые при помощи бесшумных электромоторов стали медленно раскрываться. Бесконечно длинная машина въехала на территорию усадьбы. Проехав через длинный парк, остановилась перед особняком фантастической формы.
Двое молодых слуг, стоящие у парадного входа в здание, бросились к «Роллс-Ройсу», один распахнул дверцу и согнулся в полупоклоне, другой помог грузному хозяину выбраться из салона. Вслед за стариком из машины вылезли и афганцы. Мужчины ошалело пялились по сторонам – такой роскоши им еще видеть не приходилось.
– Вас поселят в восточном крыле. – Старик кивком головы указал на дальний край причудливого особняка. – Мои слуги в полном вашем распоряжении, ешьте, отдыхайте. Я пришлю вам танцовщиц и массажисток, наслаждайтесь жизнью. Вы должны выглядеть как счастливые богачи, а не злобные дехкане, бедность всегда подозрительна.
Целую неделю троица афганцев наслаждалась роскошью, их кормили самыми изысканными блюдами, их развлекала дюжина великолепных женщин, с радостью выполнявших любое пожелание.