— Мой отец сказал, что мне с тобой нельзя часто видеться.
      — Ну и что? Тебе что, пять лет?
      — Он беспокоится. У него не очень-то довольный вид.
      — А с чего ему быть довольным? — пожал плечами Джим. — Он уже старый. Сколько ему, пятьдесят пять? У него работа, от которой он устает, и старая тачка, и он толстый, а его любимый малыш скоро улетит из гнездышка. Погляди на весь этот город, дружище. Много ты видишь улыбок на толстых рожах его обитателей. Они все просто несчастные мудаки. Неужели ты хочешь провести с ними всю жизнь? — Джим откинулся на стуле и улыбнулся, довольный неопровержимостью этого старого аргумента.
      Питер тоже чувствовал, что это так. Да, он любил своего отца, но из этого не следовало, что он должен во всем его слушаться. Да и что плохого они сделали с Джимом?
      Церковь они не взломали — ведь у Джима были ключи.
      Просто следили за той женщиной. Конечно, Фредди Робинсон умер, но никто не сказал, что его смерть была неестественной: может, его хватил удар или он упал и ударился головой.
      И на крыше не было никакого мальчика.
      И на могиле тоже не было.
      — Ты что, теперь должен каждый раз спрашивать у него разрешения?
      — Да нет, он не против того, чтобы мы просто встречались, он не хочет, чтобы я ходил в такие места, как это.
      — А что здесь такого? — Джим комическим жестом обвел таверну. — Эй, родной! — Бармен недоуменно оглянулся. — Правда, это дивное место? Верх цивилизации. Но я знаю, чего боится твой старикан. Он не хочет, чтобы ты водился с дурной компанией. Да, я и есть эта дурная компания, так что худшее уже случилось. Пока ты здесь, можешь расплатиться и извлечь из этого хотя бы удовольствие.
      — А кстати, что с Пенни Дрэгер? — спросил Питер. — Я тебя с ней не видел недели три.
      Джим поглядел на свет сквозь бокал пива.
      — А, она услышала про эту Мостин и отшила меня. И к тому же ее папа с мамой узнали, что она пару раз гуляла с покойным Ф.Робинсоном — а мне эта сучка ничего об этом не сказала, — и теперь держат ее взаперти. И слава Богу.
      — Думаешь, она гуляла с ним из-за того, что ты водил ту женщину сюда?
      — Откуда я знаю, парень?
      Эти бабы — сплошная загадка, — он говорил тихо, как бы с сожалением, но Питер видел его блестящие глаза и знал, что он злится. — Может, и так. Тогда эта Мостин не только прокатила меня, но и лишила подружки. Вот так вот дружите, — он уронил лохматую голову на стойку, повернул лицо к Питеру и горько улыбнулся.
      Потом он поднял голову и постучал по дереву.
      — Эй, родной, еще две фляги!
      — Что ты хочешь? — Питер уже знал, что в голове его друга опять созрел какой-то невообразимый план.
      — Посмотрим, Кларабель, — подмигнул Джим, и Питер понял, что он давно все обдумал и позвал его сюда на пиво во исполнение первого пункта плана. — Что я хочу? Не пора ли нам вернуться в милый маленький Милберн?
      — Держись от нее подальше, — сказал Питер.
      — Знаешь, наша киска съехала из отеля уже две недели назад. Я просто места себе не нахожу. Лишиться ее, этого света у нее под дверью, и ее пустого чемодана, и ее восхитительного тела. Но я знаю, где ее найти.
      — Да, мой отец оформил сделку. Это ЕГОдом, — Питер кивнул головой, едва не уронив ее на стоику, и понял, что опять напился.
      — Твой старик — трудолюбивый старый гном, — ухмыльнулся Джим. — Эй! Пару лучшего бурбона для меня и моего друга! — Бармен с недовольным видом взял бутылку. — Ну так вот, наша подруга вдруг оставила наш чудный отель и переехала в дом Робинсона. Какое совпадение, не правда ли? Только мы с тобой, Кларабель, знаем, какое это совпадение. Потому что только мы с тобой были на вокзале и видели, что она была там, когда не стало бедняги Фредди.
      — С ним случился удар.
      — О да, она — это удар. Но что странно: Фредди не упал на рельсы, нет, его СДУЛО,как будто тбыл бумажный. И сразу после этого ей загорелось перебраться в его дом. Видишь связь, Кларабель?
      — ет, — прошептал Питер.
      — Ну напряги мозги. Пит! Нашей кошечке что-то нужно в этом доме. Что? Деньги? Неизвестно, но что-то она ищет. Так вот, не поискать ли и нам?
      — Не хочу, — пробормотал Питер. Бурбон хлынул в его желудок, как тягучая масляная струя.
      — Думаю, нам пора начинать, — сказал Джим.
      Питер пришел в себя от порыва холодного ветра. Он стоял у машины Джима один. Где Джим? Он позвал его.
      Харди вышел из бара, ухмыляясь, как акула.
      — Извини, что заставил тебя ждать. Я просто выразил нашему другу благодарность за приятно проведенный вечер. Заодно прихватил кое-что на память, — он расстегнул молнию на куртке, и оттуда показалось горлышко бутылки.
      — Ты спятил.
      — Я уже и так бешеный. Ты меня знаешь, — Джим открыл машину и полез внутрь. — Теперь вернемся к теме нашей дискуссии.
      — Да, тебе нужно в колледж, — заметил Питер. — Ты так треплешься, что станешь там первым.
      — Ну, во всяком случае, я мог бы стать хорошим адвокатом. Ведь адвокат это просто-напросто супер-трепло. Вот погляди на этого старого Сирса Джеймса.
      Питер вспомнил Сирса Джеймса в машине с бледным, осунувшимся лицом. Потом он вспомнил мальчика на камне у собора св. Михаила.
      — Давай все же держаться от нее подальше.
      — Эту тему мы обсуждать не будем. А обсудим-ка лучше, что наша таинственная незнакомка ищет в этом доме. И дай мне, Кларабель, эту бутылочку, чтобы легче думалось. Итак, в этом доме что-то есть. Что-то, что ей нужно.
      — Думаешь, она ради этого угробила Робинсона?
      — Не знаю. Во всяком случае, не думаю, что он ни с того ни с сего стал бы прыгать по рельсам. Но скажу тебе, что я намереваюсь заглянуть в этот дом.
      — Ох, нет, — простонал Питер.
      — Бояться нечего. Она же все-таки только женщина, хоть и со странными привычками. К тому же я вовсе не собираюсь лезть туда при ней. А ты вообще можешь не ходить, если поджилки трясутся.
      Вниз, вниз, к Милберну, по темной проселочной дороге.
      — А как мы узнаем, что ее нет? Она ведь все равно не зажигает свет.
      — Позвоним в дверь, балбес.
      На последнем повороте Питер выглянул в окно и увидел огни Милберна, разбросанные по небольшой лощине, их, казалось, можно накрыть ладонью. Сейчас этот город, где Питер Берне прожил всю жизнь, казался чужим и неприветливым.
      Потом он понял, почему.
      — Джим, смотри. На западной стороне нет света.
      — Снег оборвал провода.
      — Но снега не было.
      — Наверное, шел, пока мы сидели в баре.
      — Скажи, ты правда видел мальчика на крыше вокзала?
      — Я только что думал про это, Кларабель. Знаешь, вряд ли. Ну откуда ему там взяться? Поехали скорее, что-то и вправду жутковато.
      Они продолжали путь в сгущающейся темноте.
      Там, в городе. Дон Вандерли сидел за столом в отеле Арчера и смотрел, как на город внезапно навалилась темнота. Вся улица за окном погасла, но его лампа продолжала гореть.
      А Рики Готорн вскрикнул, когда неожиданно погас свет, и Стелла пошла за свечами — в принципе свет у них гас зимой нередко.
      А Милли Шиэн, тоже разыскивая свечи, услышала стук в дверь, но даже не подумала открыть.
      А Сирс Джеймс, сидя в темной библиотеке, услышал на лестнице топот ног и сказал себе, что ему померещилось.

      А Кларк Маллиген, который две недели подряд крутил у себя фильмы ужасов и насмотрелся всякого, вышел из кинотеатра подышать воздухом и увидел, как улицу прямо перед ним перебежал незнакомый человек с волчьей головой.

      Джим остановил машину в полуквартале от дома. Они смотрели на темный фасад, где не горело ни одно окно, не двигалась ни одна фигура.
      Питер Берне продолжал думать о распростертом на рельсах теле Фредди Робинсона и о мальчике, который не был и все же был на крыше и на камне. И потом он подумал: “Я был прав. Страх протрезвляет”.
      — Я думаю, она все равно не включила бы свет.
      — И все же лучше бы он работал, — сказал Джим, все так же ухмыляясь. — В таком месте, где живут все эти богатые свиньи, в домах должен гореть свет. Как в том доме, где жил писатель — Вандерли, что ли? Когда идешь мимо, везде сияет свет, а его дом стоит темный. Просто дрожь берет.
      — А меня от этогодрожь берет. Кроме того, это незаконно.
      — Боишься? — Харди повернулся, и Питер увидел, что он горит желанием действовать, двигаться, снести все препятствия, которые мир поставит на его пути. — Думаешь, наша подружка очень беспокоится о том, что законно, а что нет? Думаешь, она купила этот дом по закону?
      Джим начал заводить машину. На миг Питер понадеялся, что они развернутся и поедут в отель, но его друг просто пустил автомобиль на медленном ходу к самому дому.
      — Иди со мной или ты трус, — бросил он.
      — Что ты собираешься делать?
      — Во-первых, заглянуть в окна внизу.
      — Мы ничего не увидим.
      — Кто знает, — и Джим вылез из машины.
      Питер немного поколебался, потом вышел и направился следом по заснеженному газону к стене дома.
      Через минуту они уже сидели, пригнувшись, под одним из боковых окон.
      — Но, надеюсь, на то, чтобы посмотреть в окно, у тебя смелости хватит, Кларабель?
      — Не зови меня так, — прошептал Питер, — достал.
      — Вовремя вспомнил, — ухмыльнулся Джим и привстал. — Ну-ка, посмотрим.
      Питер медленно поднялся вслед за ним. В лунном свете вырисовывались очертания маленькой пустой комнаты.
      — Да, странные люди, — протянул Джим. — Посмотрим с другой стороны, — и он, пригибаясь, пошел вдоль стены. Питер последовал за ним.
      — Говорю тебе, ее здесь нет, — прошептал Джим. — У меня такое чувство, что дом пустой.
      Они были на заднем дворе, усеянном белыми холмиками, в которые снег превратил кусты и ограды. Эта привычная картина, освещенная лунным светом, немного успокоила Питера, и он попытался улыбнуться.
      — Не веришь? — спросил Харди на этот раз обычным голосом.
      — Все равно смотри первым.
      — Ладно, — Джим поднялся и взглянул в окно.
      Там блестели раковина и кухонная плита. На столе одиноко отсвечивал в лучах луны забытый стакан. Питер был готов согласиться с Джимом, что дом пуст.
      — Ничего, — сказал он почти разочарованно.
      Харди кивнул. Потом вдруг шагнул к задней двери и надавил кнопку звонка.
      — Слушай. Если что-нибудь услышишь, беги.
      Звук звонка разнесся по всему дому. Они затаили дыхание. Но не было никаких шагов, никаких голосов.
      — Ну? — Джим лучезарно улыбнулся. — Что скажешь?
      — Все равно нельзя туда идти. Лучше зайти спереди и позвонить там. Если что, мы просто ее ищем. А если нас увидят тут, вызовут полицию.
      — Что ж, верно. Так и сделаем. Но если никто не ответит, я вернусь сюда и войду. Так и договоримся, ладно?
      Питер кивнул. Джим, уже не таясь, пошел к переднему входу. Питер побрел за ним, думая:
       “ВСЕ РАВНО НЕ ПОЙДУ ТУДА”.
      Джим позвонил.
      — Только время теряем.
      — Подожди. Мы же договорились.
      Джим сунул руки в карманы куртки.
      — Долго еще?
      — Несколько секунд.
      Джим выдохнул облако белого пара.
      — Хорошо. Раз-два-три. Теперь что?
      — Позвони еще. Как будто ты думаешь, что она дома.
      Джим нажал звонок; дребезжащий звон снова разнесся по дому и затих в его недрах.
      Питер оглядел улицу и дома. Ни машин, ни огней. Кое-где в окнах горели свечи, но никто не глядел на двух парней, стоящих у входа. Дом доктора Джеффри напротив казался вымершим.
      Откуда-то доносилась отдаленная музыка: тромбон, вкрадчивый саксофон, тарелки — звуки джаза плыли в ночи.
      — Слушай! — Джим поднял голову. — Что это?
      — Похоже на карнавал.
      — Да, в Милберне сплошные карнавалы. Особенно в ноябре.
      — Может, пластинка? Кто-нибудь открыл окно.
      — Так мы будем смотреть в окно или нет?
      Джим поднялся по ступенькам и заглянул в большое переднее окно. Питер стоял перед крыльцом, вслушиваясь в угасающую музыку.
      — Никогда не угадаешь, что я вижу, — сказал Джим.
      Питер подошел к окну. Сперва он увидел то, что ожидал: пустую комнату, покрытую невидимым слоем пыли. Справа чернела дверь, левее в стекле отражалось его собственное лицо. Внезапно к нему подкрался страх, такой же далекий и непонятный, как та музыка.
      Потом он увидел еще кое-что. На полу лежал коричневый чемодан.
      — Это ее, — сказал Джим ему в ухо. — Знаешь, что это значит?
      — Она здесь.
      — Нет. Здесь то, что ей нужно. Поэтому хватит ходить кругами. Пошли, Кларабель.
      Питер не отвечал. Джим просто прошел мимо него и отправился к заднему входу.
      Через мгновение Питер услышал звук разбитого стекла. Он обернулся и увидел в стекле страх на своем лице.
       “БЕГИ.
       НЕТ. ТЫ ДОЛЖЕН ЕМУ ПОМОЧЬ.
       НЕТ, БЕГИ. НЕТ…”
      Он быстро побежал за Джимом.
      Тот уже залез на крыльцо через стеклянную панель. В лунном свете он походил на классического взломщика. Он вспомнил слова Джима: “Худшее уже мучилось, так что можешь расслабиться и извлечь из этого хотя бы удовольствие”.
      — А, это ты. Я думал, ты уже дома, под кроватью.
      — А что если она вернется?
      — Сбежим, идиот. Не забудь, что в доме две двери. Неужели ты не сможешь удрать от женщины?
      Джим хмыкнул и пошел к внутренней двери, ведущей в кухню. Питер заглянул туда. Джим толкнул дверь, вошел и, не оглядываясь, пошел к выходу.
      Питер залез в дыру. Харди впереди распахивал двери и шкафы.
      — ТИШЕ, — прошипел Питер.
      — Сам тише, — ответил Джим, но шум тут же стих, и Питер осознают, что его друг тоже боится, хотя ни за что не признается в этом.
      — Что ты ищешь? — спросил Питер.
      — Откуда я знаю? Увидим — узнаем.
      — Здесь слишком темно, чтобы что-нибудь увидеть. Снаружи и то лучше видно.
      Джим вытащил из, кармана спички и зажег одну. Но так было еще хуже: теперь они видели только маленький кружок света.
      — Давай разделимся. Так мы быстрее обойдем дом.
      — Нет, — твердо сказал Питер.
      — Ладно, — Джим пошел вперед по коридору. Здесь было еще темнее, чем казалось снаружи. Обои, исписанные там и сям детьми, содрались и свисали клочьями. Джим шел, зажигая одну спичку за другой.
      — Погляди в чемодане.
      — Ах, да, — Джим нагнулся и открыл чемодан. — Пусто.
      — Мы ничего не найдем, — прошептал Питер.
      — Господи, мы осмотрели всего две комнаты.
      Очередная спичка погасла. Их окружила темнота.
      — Зажги еще, — попросил Питер.
      — Лучше так. Глаза скоро привыкнут.
      Они стояли долго, пока в темноте не начали вырисовываться смутные очертания комнаты.
      Питер подскочил, услышав какой-то звук.
      — Тише ты!
      — Что это было? — прошептал Питер.
      — Ступенька скрипнула. Вот и все.
      Питер потрогал лоб. Пальцы его дрожали.
      — Слушай, мы ходим тут, разбили окно. Ясно, что ее тут нет. Пошли наверх.
      Джим ухватил его за рукав и потащил к лестнице.
      Наверху была сплошная тьма. Питер долго стоял в нерешительности, глядя на ступеньки.
      — Слушай, иди один. Я подожду здесь.
      — Хочешь остаться здесь в темноте?
      Питер покачал головой.
      — Ладно. Тогда пошли.
      Джим поставил ногу на первую ступеньку, оглянулся и начал взбираться наверх. Питер последовал за ним, когда тот был уже на полпути.
      — Привет, ребята, — сказал звучный голос с подножия лестницы.
      Джим Харди закричал.
      Питер упал на ступеньки, парализованный страхом, и ему показалось, что он скользит вниз, прямо в объятия стоящего внизу человека.
      — Я отведу вас к хозяйке, — сказал тот. Он был одет очень странно: синяя вязаная шапка на светлых курчавых волосах, как у Гарпо Маркса, солнечные очки на бледном, как слоновая кость, лице. Это был тот человек с площади. — Как ее первые посетители вы можете рассчитывать на особенно теплый прием.
      Улыбка его стала еще шире, и он медленно направился к ним. Пройдя немного, он поднял руку и сорвал шапку с головы. Светлые кудри — парик — слетели вместе с ней.
      Когда он снял и очки, его глаза сверкнули золотым пламенем.

      Стоя у окна в отеле и глядя на лишенную света часть Милберна, Дон услышал вдалеке в холодном воздухе джаз и подумал: доктор Заячья лапка пришел в город.
      За его спиной зазвонил телефон.
      Сирс стоял у двери, слушая шаги на лестнице, когда зазвонил телефон. Не обращая на него внимания, он открыл дверь и выглянул. Лестница была пуста.
      Только тогда он взял трубку.
      Льюис Бенедикт, тоже оставшийся без света, не слышал ни музыки, ни детских шагов. То, что он слышал, сидя в темной кухне, было самым кошмарным звуком, слышанным им в жизни. То ли в вое ветра, то ли в его мозгу раздавался испуганный, почти неузнаваемый зов его жены: “Льюис! Льюис!” Поэтому, когда зазвонил телефон, он схватил трубку как спасательный круг.
      И услышал голос Рики Готорна:
      — Мне надоело сидеть в темноте. Я говорил с Сирсом и с племянником Эдварда, и Сирс любезно пригласил нас к себе. Приедешь? Нарушим правило и просто посидим, ладно?

* * *

      Рики подумал, что молодой человек становится похож на истинного члена Клуба Чепухи. Дон развалился в одном из любимых кожаных кресел Сирса, потягивал виски и разглядывал обстановку библиотеки с выражением любопытства, делающим его очень похожим на Эдварда. Иногда он что-нибудь говорил, но это лишь подчеркивало его напряжение.
      Может, это и делает его похожим на нас, подумал Рики. Но все равно Дон ему нравился; родись он лет на сорок пораньше, он был бы их другом по праву рождения.
      И он что-то скрывал. Рики не мог понять, почему тот спросил их, слышали ли они вечером какую-то музыку. В объяснение он лишь сказал, что, по его мнению, то, что случилось, находится в какой-то связи с тем, что он пишет.
      После этого он рассказал о своем замысле и о докторе Заячья лапка и упомянул, что перед тем, как приехать сюда, слышал музыку.
      — Вы хотите сказать, что происходящее в городе совпадает с сюжетом ненаписанной книги? — недоверчиво спросил Сирс. — Это какая-то чепуха.
      — Если только, — задумчиво сказал Рики, — с его приездом события не приобрели некий новый поворот.
      — Нет, не может быть, — не успокаивался Сирс. — Поворот поворотом, а по-моему, мы просто сами себя запугали, в том числе и вы, мистер писатель.
      Льюис сидел в стороне от остальных, погруженный в мрачное раздумье. Рики спросил, о чем он думает, но Льюис в ответ только попросил еще виски.
      Сирс угрюмо кивнул; Льюис выпил уже вдвое больше обычного, как будто к этому обязывало его появление в мятой рубашке и твидовом пиджаке.
      — Ну и что за таинственный поворот? — осведомился Сирс.
      — Ты отлично знаешь, о чем речь. Во-первых, смерть Джеффри.
      — Совпадение.
      — Овцы Элмера и другие животные.
      — Ты что, уже, как Хардести, веришь в марсиан?
      — Не помнишь, что нам сказал Хардести? Что это чья-то игра,развлечение. И они продолжают развлекаться — Фредди Робинсон, потом бедная Рея Дедэм. Я давно чувствовал, что мы накликали нашими историями что-то нехорошее, а теперь боюсь, что эти жертвы не последние. Слишком далеко все зашло.
      — Я же говорю, что ты себя запугиваешь.
      — Мы все боимся, — сказал Рики охрипшим от холода и волнения голосом. — Все. Но я хочу сказать, что приезд Дона был последним фрагментом головоломки: объединившись, мы объединили и силы, действующие против нас. Может быть, мысами их и вызвали — мы своими историями, а Дон своим романом. А теперь мы видим то, что видим, и объявляем это фантазиями и следствием наших страхов. Три человека умерли, неужели вам этого мало?
      Льюис, потупившись, разглядывал ковер.
      — Знаете, я вспомнил, что сказал Фредди Робинсону, когда встретил его вечером возле дома Джона. Я сказал, что кто-то хлопает нас, как мух.
      — Но почему этот молодой человек, которого мы никогда раньше не видели, стал этим последним звеном? — спросил Сирс.
      — Может, из-за того, что он племянник Эдварда? — предположил Рики, и сразу же на него нахлынула горячая волна облегчения, что его дети не приедут в Милберн на Рождество.
      Все трое почувствовали давящую тяжесть слов Рики. Трое испуганных стариков сидели в колеблющемся свете свечей и вспоминали прошлое.
      — Может быть, — сказал наконец Льюис, допивая очередной бокал. — Но с Фредди что-то не то. Он хотел со мной встретиться, звонил два раза. Я отказался.
      — Он хотел что-то рассказать тебе? — спросил Сирс.
      — По-моему, он хотел всучить мне страховку.
      — Почему ты так решил?
      — Он много говорил о каких-то опасностях.
      Они снова замолчали. Наконец Льюис сказал:
      — Если бы я встретился с ним, он, может быть, остался бы жив.
      — Льюис, ты говоришь, как Джон, — сказал Рики. — Он тоже винил себя в смерти Эдварда.
      Все трое посмотрели на Дона Вандерли.
      — Может, я здесь и не из-за дяди, — сказал Дон. — Может, я собираюсь вступить в Клуб Чепухи.
      — Что?— воскликнул Сирс.
      — Рассказать свою историю. Ведь таков вступительный взнос? Я хорошо ее помню, потому что предварительно описал все в дневнике. И, — сказал он, нарушая их неписаное правило, — это не выдумка. Это случилось именно так, как я расскажу. Эта история не имеет конца, поэтому я не смог сделать из нее роман. И если мистер Готорн (“Рики”, — прошептал адвокат) прав, то умерли не три, и не четыре, а пять человек, и первым из них был мой брат.
      — Вы оба обручились с одной девушкой? — спросил Рики, вспомнив слова Эдварда.
      — Мы оба обручились с Альмой Моубли, которую я встретил в Беркли, — начал Дон. — Я думаю, это настоящая история с привидениями, — и он, помня о докторе Заячья лапка, вынул из кармана доллар.
      Он рассказал им всю историю не так подробно, как в дневнике, но стараясь не упускать важных деталей. Это заняло около получаса.
      — Так “Кто есть кто” доказал мне, что все, сказанное ею, было ложью, — закончил он. — Дэвид умер, а ее я больше никогда не видел. Она исчезла, — он вытер лоб и громко вздохнул. — Вот и все. Это ведь история с привидениями, разве не так?
      Какое-то время они молчали. “Скажи ему, Сирс, —молча молил Рики, глядя на своего друга, вытянувшегося в кресле. — Скажи ему, Сирс. Скажи”.