Во вторую неделю августа, когда Табби Смитфилд готовился по примеру Грема Вильямса напасть в одиночку на Дракона, произошли два, казалось бы, не связанных между собою события, каждое из которых могло быть опасно для жизни всех жителей Хэмпстеда, Хиллхэвена и Патчина. Эти на первый взгляд не имеющие отношения друг к другу события – сообщение доктора Чейни о "Доббин-синдроме" и пресс-конференция доктора Теодора Вайса и доктора Вильяма Пирса в баттской гостинице – на самом деле были тесно связаны между собой. Хэмпстед и другие города продолжали жить так, словно ничего не случилось. Что лишний раз подтверждало их сумасшествие (если только такое подтверждение еще было необходимо).

Дюжина еще живых прокаженных, устав прятаться в опустевших, покинутых домах, нашли пристанище в Йельском медицинском центре. Там доктор Чейни, наблюдая течение болезни, разработал совершенно блестящую систему поддержания их жизней. Чейни изобрел хитроумную конструкцию из вспенивающейся пластмассы, приспособленную к меняющимся потребностям пациентов. Когда больные находились в последней стадии заболевания, их окружали особого рода поддерживающим приспособлением из плотной, но гибкой резины. Доктор Чейни считал, что вполне готов объявить о появлении "Доббин-синдрома" в более значительном издании, чем "Ланцет". Последний, наверное, тянул бы с публикацией статьи и дальше, если бы не умер сам Доббин, именем которого и было названо это заболевание. Доктор Чейни пригласил в Нью-Хейвен журналиста медицинского отдела "Нью-Йорк тайме" и, отправившись встречать его на вокзал, прихватил с собой кожаную папку с двенадцатью большими цветными фотографиями, для того чтобы немного подготовить газетчика к тому, что ему предстояло увидеть. Можно смело сказать, что за все время работы никогда ничто так не поражало журналиста, как вид Пэта Доббина, вернее, того, что от него осталось, содержащегося в специальном контейнере, напоминающем маленькую розовую ванну.

Тед Вайс и Билл Пирс прочли статью журналиста на экране компьютера в Монтане. После исчезновения и предполагаемой смерти генерала Ходжеса их отдел был сокращен, в нем остались только они и секретарь. Шестнадцать дней назад демонтировали лабораторию, научных сотрудников перевели на другие заводы и установки "Телпро" или устроили на работу в различные университеты страны. Вайс и Пирс следили за демонтажем и полным уничтожением проекта, возглавляемого ими около двух лет, увольняли сотрудников, осторожно и бережно разливали по бутылям и надежно закупоривали все оставшееся вещество ДРК-16. При этом они ясно понимали, что ДРК-17 им уже не удастся создать никогда. На восьмой день их пребывания в опустевшей лаборатории грузовик "Телпро" с одетым в гражданское сержантом за рулем увез обложенные мягкими прокладками огромные контейнеры. Вайс и Пирс, тщательно упаковав, собственноручно уложили в эти контейнеры бутыли с ДРК-16.

Сержант привстал на колесо и прикрепил к контейнеру табличку "Детали станков и оборудования".

Они стояли около ворот и следили за грузовиком, свернувшим по пыльной дороге к шоссе. Расстояние уменьшало размеры грузовика, и он казался совсем маленьким.

– У вас есть какие-нибудь предположения по поводу дальнейшего использования этого вещества? – спросил Билл Пирс у начальника.

Определенные соображения у Вайса имелись:

– Я собираюсь выпить. Они положат все это в контейнер, потом в еще один и в конце концов сбросят в море, надеясь, что эта штука так и пролежит вечно на дне. Но сообщения об этом вы не найдете.

– Удастся нам получить другой заказ, как вы думаете?

Грузовик был еще отлично виден и походил на игрушку размером со спичечный коробок.

– А как вы сами считаете? – Губы Вайса пересохли и потрескались, обнажив передние зубы, грязные от налипшей пыли.

– Я бы сказал, что у нас есть шанс.

– О, да! Особенно если Ходжесу удастся воскреснуть, – он провел языком по зубам.

– Помните Лео, а? Я надеюсь, что этот сукин сын получил то, что ему причиталось.

И вот еще через восемь дней их существования в заточении и забвении Пирс удивленно вскрикнул, прочитав на дисплее выдержки из последнего выпуска "Нью-Йорк тайме".

Вайс взглянул на него через открытую дверь кабинета, где он часами просиживал во вращающемся кресле.

– Они нашли Ходжеса? – лениво поинтересовался он.

– О Бог ты мой! – вскричал Пирс. – Скорее идите сюда и сами посмотрите!

Вайс, потягиваясь и пошатываясь, подошел к экрану. Но после первых абзацев статьи, написанной молодым репортером о Пэте Доббине и других, лень и усталость мгновенно улетучились. Он всегда помнил о стонах и страданиях Тома Гая за стеклянной стеной. И сейчас с новой силой они возникли в памяти благодаря зеленым буквам, мерцающим на черном экране компьютера.

– Ну что? Это действительно случилось. Разве я не предупреждал, а? – Он потер глаза и наклонился поближе к дисплею, как будто это могло изменить появившиеся на нем слова.

– Что будем предпринимать? – спросил Пирс. – Мне кажется, я знаю, что собираюсь делать. И я сделаю это, даже если вы не согласитесь со мной.

Вайс посмотрел на него, и на какое-то мгновение в его взгляде промелькнул страх.

– Вы предвидите последствия? Не так ли?

– Нет, не предвижу. Ни я, ни вы. Но я думаю, что мы слишком долго бездействовали, сидя здесь. Я считаю, мы должны пригласить этого журналиста, его издателя и всех, кого сможем, и начать говорить правду.

Вайс опять провел языком по зубам и посмотрел на светящийся экран компьютера.

– Что ж, кажется, я с вами согласен.

Предвиденные доктором Теодором Вайсом последствия появились немедленно после импровизированной пресс-конференции в "Бест Вестерне", на окраине Батта: он и доктор Вильяме были уволены и через полчаса их уже допрашивали в полицейском участке штата Монтана по переданному телексом требованию полиции штата Коннектикут.

Пресс-конференция протекала еще более бурно, чем можно было предполагать: телевизионные камеры буквально материализовались из воздуха, репортеры выкрикивали вопросы во всю силу голосовых связок, кто-то постоянно вбегал в помещение с наушниками на голове и новыми вопросами на губах.

– Каково это чувствовать, что вы убили всех этих детей? – спросила женщина в темных очках и коричневом пиджаке из оленьей кожи.

Вайс сглотнул. Он крутил в руках сигарету, хотя вообще никогда не курил.

– Этот факт, – сказал он, пытаясь честно отвечать на вопрос, – этот факт позволил мне и доктору Пирсу считать, что наша работа не имела отношения к трагедии в Коннектикуте. Результаты наших исследований были резко ограничены и действительно очень далеки от всего происходящего там. Я имею в виду утопившихся детей. – Он побагровел. – Я до сих пор не верю, что наше вещество может иметь какое-то отношение к подобным вещам. Согласен, что это звучит шокирующе, но у наших подопытных мы никогда не наблюдали склонности к самоубийству – ни к индивидуальному, ни к массовому.

– Кем были ваши подопытные? Приматы? – выкрикнул из задних рядов мужчина в мятой рубашке.

– Нет, мартышки, – сказал Вайс, – Мы наблюдали среди них очень высокий процент неожиданных мгновенных смертей. От пяти до восьми процентов, в зависимости от категории ДРК.

Аудитория буквально взорвалась шквалом вопросов, но Вайс ответил на единственный, который ему удалось расслышать.

– Да, я должен признать, что ДРК несет ответственность за определенную часть смертей в этом регионе в день аварии.

Билл Пирс встал. Он увидел входящих в помещение двух полицейских.

– А что теперь делать Хэмпстеду? – мужской голос прорвался сквозь новый взрыв шума, вызванного последним заявлением Вайса.

– Окружить себя непроницаемой оградой, – ответил Пирс.

Это была только первая из десятка пресс-конференций, связанных с событиями в Хэмпстеде и ДРК. Пресс-секретарь "Телпро" провел одну, потом вторую, потом третью, потом еще и еще. И на каждой он отрицал то, что именовал "голословным утверждением"; он защищал доклад, сделанный генералом Ходжесом, и обещал дать подробный отчет о событиях. Но фактически он не говорил ничего. Пресс-секретарь Пентагона выступал лишь дважды, но сказал не больше. Родители Гарни Вашингтона, одного из трех погибших молодых людей, провели пресс-конференцию в гостиной собственного дома и обвинили ученых "Телпро" в расизме.

Секретарь Министерства обороны в ответ на вопросы о хэмпстедской трагедии сказал:

– К счастью, мы в состоянии доказать свою полную непричастность к этому.

Ежедневные многолюдные демонстрации перед зданием "Телпро" вынудили нью-йоркскую полицию выставить кордоны перед подъездом к зданию, чтобы не создавать помех движению пешеходов по Пятьдесят девятой Восточной улице. В Сенате был создан специальный подкомитет, который потребовал у "Телпро" грузовики с папками и документами и тут же утонул в них. Бесконечно повторяя одну и ту же историю на протяжении недель, доктора Вайс и Пирс привлекли к себе внимание двух продюсеров. Журнал "Тайм" печатал постоянную колонку "Странные события в округе Патчин". "Ньюсуик" вопрошал: "Что делается в Хэмпстеде?"

"Может ли ДРК создать убийцу?" – интересовался "Ньюсдэй". Как и предсказывал Грем Вильяме, проходящие поезда больше не останавливались на платформах Хэмпстеда, Гринбанка и Хиллхэвена. С тех пор как Пэт Доббин пожалел людей, доведенных до отчаяния настолько, что они толпились на платформах даже по субботам, – стало уже просто некого жалеть. Поезда мчались мимо опустевших станций.

Порой какой-нибудь человек, причем не обязательно один и тот же, появлялся на том месте, откуда он привык уезжать на Центральный вокзал Нью-Йорка. Костюм застегнут кое-как, волосы растрепаны, он сам не в состоянии объяснить, что он, собственно, здесь делает. Этот растерянный человек потирал синяки и ушибы на лице, нащупывал языком выбитый зуб, у него имелись смутные воспоминания о какой-то драке на стоянке автомобилей в Киддитауне (или в баре Норманда, или возле кассы в Гранд-Юнион), но он совершенно не мог припомнить ни из-за чего началась драка, ни как она закончилась. Человек этот бешено носился по станции, он мог спрыгнуть на рельсы и копаться между шпалами, а мог ни с того ни с сего раздеться догола, бессмысленно хохотать или бросить чемодан в окно вокзала… Но, что бы он ни делал, шум, гром, блеск конройского экспресса, пролетающего мимо станции, пугал его до смерти.

Грем Вильяме не предвидел, что полиция штата заблокирует для Хэмпстеда и Патчина все въезды и выезды на шоссе. Но он мог бы предсказать заранее, что результат такой изоляции от штата будет почти незаметен, во всяком случае для самих городов. Жители Хэмпстеда больше не могли уехать в Нью-Йорк на машине, разве что по шоссе № 1 добраться до полицейского поста в дальнем конце Патчина, а там получить разрешение на выезд за границу округа. Но им давно уже не хотелось никуда выезжать – ко времени пресс-конференции Вайса все те, кто хотел уехать, уехали. Те же, кто остался, имели достаточно забот, чтобы еще и посещать Нью-Йоркские магазины.

Даже для самых жестоких и безумных, даже для подростков, находивших дикую радость в разбрызгивании бензина по стенам деревянных домов и швырянии туда горящих спичек, даже для них Хэмпстед превратился в источник всевозможных страхов и угроз. Как будто все они стали и сами тайными "прокаженными", за которыми охотились, чтобы уничтожить их. Жители Хэмпстеда слышали по ночам странные голоса, доносящиеся с чердаков их домов или раздающиеся под окнами спален. Голоса казались почти знакомыми: вот-вот – и ты узнаешь говорящего… Но нет, сознание противилось узнаванию. Даже самые смелые, самые отчаянные тщательно запирали на ночь двери домов, и не только домов, но и спален. Проходя по обсаженным деревьями улицам, люди старались смотреть только прямо перед собой; играя в гольф, молчаливо избегали определенных тропинок, потому что появились места, в которых человек начинал чувствовать себя очень странно, и надо было просто держаться подальше от таких мест.

Все больше и больше дыр появлялось в ткани повседневной жизни, дыр, которые ранее заполняли люди. Арчи Монаген и его солидный партнер Том Флин в последнюю неделю июля перестали приходить в контору. Их секретарши, наоборот, продолжали приходить на работу до тех пор, пока они не отпечатали последний земельный контракт, не сняли копии с последнего завещания, не заполнили последний банковский депозит. После этого они решили посмотреть, что делается в конторах других юридических фирм. В офисе фирмы "Шабин, Шулер, Линк, Фаин и Макфили" секретарши притащили телевизор и целыми днями смотрели мыльные оперы и спортивные соревнования. Время от времени кто-нибудь отправлялся в лавку деликатесов купить что-нибудь вкусное. Шабин и Фаин уехали из города в начале июня, Шулер неделей позже, Линка нашли убитым при так и не выясненных обстоятельствах возле ресторана "Фрамбуаз".

Тело Макфили обнаружили позднее на том же самом месте поля для гольфа, где были найдены тела Арчи Монагена и Тома Флина. Так что неудивительно, что женщины чувствовали себя вместе увереннее и им нравилось проводить время в компании друг друга.

Вокруг дома Крелла на Пур-Фокс-роад начали сохнуть растения. Никто этого не замечал, а потому и не доискивался до причин, но дикие яблони и одуванчики, дикий тмин и полынь начали увядать, морщиться и чернеть. На Кенделл-Пойнт растения тоже умирали, и порой казалось, что сама земля выдыхает какой-то грязно-серый дым – но, может быть, это был обычный туман.

Озабоченный Табби Смитфилд шел в лучах предвечернего солнца вниз по Бич-трэйл. Прошло три дня с той долгой ночи в гостиной дома Грема. Все эти три дня Табби мучился, пытаясь принять трудное решение, но пока еще ничего не получалось. Мимоходом он сорвал с дерева и прикусил маленькую веточку. Он боялся, что из-за нерешительности и неуверенности скажет слишком много. А ему бы не хотелось обсуждать то, что было на уме, пока он сам окончательно не определится. Более того, он желал бы обсудить решение с Пэтси, с одной лишь Пэтси, еще до разговора с двумя остальными. Немного удачи – и все может оказаться позади, и тем двоим уже не понадобится вмешиваться. Табби понимал, что ни Грем, ни Ричард никогда не допустят, чтобы он выступил против Дракона в одиночку.

Достигнув Бич-трэйл, Табби свернул налево. Он оглянулся через плечо и побежал через Маунт-авеню. Его охватило безотчетное, почти животное желание поскорее проскочить мимо осыпающихся, почерневших домов. После нескольких секунд блаженства от быстрого и бездумного бега он снова перешел на шаг. Мгновение спустя Табби вновь посмотрел назад, через плечо. Перед ним во всю длину расстилалась мягко изгибающаяся, спускающаяся к Грейвсенд-бич Маунт-авеню, обсаженная дубами. Табби остановился.

Сунув руки в карманы светло-коричневых джинсов, он внимательно всматривался в старые деревья, пытаясь убедиться в том, что никто не прячется за их толстыми стволами. Наконец он пожал плечами, повернулся и направился к своему родному дому.

Но упорное, постоянное ощущение, что кто-то крадется за ним, не оставляло его, хотя, как бы внимательно он ни смотрел вокруг, он видел только разбитую пыльную дорогу, старые массивные деревья, мерцающие на грядках возле кирпичных домов бессмертники. Тени от листьев дрожали на дороге. Табби опять двинулся вперед.

А назойливое чувство не исчезало.

С той памятной длинной ночи они обычно обедали вместе. Грем и Ричард проводили часть времени, пытаясь выяснить, существует ли что-то общее между избранными Драконом людьми, и есть ли какая-то закономерность в выборе жертв. Пэтси тоже, как правило, обычно принимала участие в этих обсуждениях, делая вид, что она так же сильно заинтересована этим, как и мужчины. Но Табби замечал, что ее внимание постоянно ускользает; она посылала ему исподтишка лукавые вопросительные взгляды. Он смущался и пытался сопротивляться, хотя сопротивляться чему бы то ни было, исходящему от Пэтси Макклауд, противоречило всем его чувствам. За столом Табби ел очень мало и почти не разговаривал.

Он может совершить это. История о Бейтсе Крелле специально рассказывалась Гремом для него, рассказывалась с применением особого кода, который мог быть понятен только ему одному. Расшифрованный код означал, что только Табби Смитфилд, один из четырех, сможет уничтожить Дракона. Значит ли это, что он должен бороться в одиночку? Табби стремился к этому, ему хотелось реабилитировать себя перед остальными – поэтому он держал в секрете и свое участие в попытке ограбления. Все эти мысли роились в голове Табби, вызывая чувство стыда и угнетения.

Он не хотел вспоминать о том, как, полумертвый от страха, раненый, он спасся в грузовичке Гарри Старбека. Но против желания он все время возвращался в мыслях к этому моменту.

Грем специально подчеркнул, что во время встречи с Бейтсом Креллом он был ближе по возрасту к Табби, чем к остальным. И главное, Грем считал, что он должен действовать в одиночку, а когда ему понадобится помощь, то он обретет ее. Самые ценные подарки, думал Табби, жизнь дарит тем, кто постоянно ждет их.

Когда он вспоминал о безжалостном огне, сгубившем отца, Табби чувствовал, что обязан убить Дракона. И только при обдумывании конкретных действий он не мог противостоять охватывавшему его страху: стоило только представить возвращение в дом Рена Ван Хорна, как желудок Табби сжимался от ужаса.

И вот Табби стоит перед железной оградой, глядя через пожелтевшую лужайку на дом, когда-то принадлежавший Деду, – тот дом, который по желанию Монти Смитфилда должен был в свое время перейти к Табби. На этой земле три сотни лет назад Гидеон Винтер заложил основы событий, которые должны были бесповоротно изменить всю жизнь Табби. Для Табби именно это служило бесспорным доказательством того, что именно ему предназначено уничтожить старика-доктора в доме над Грейвсенд-бич. Сам факт его рождения в этом доме означал, что избран именно он.

– Да, – сказал Табби самому себе, – это мое дело – убить Рена Ван Хорна.

На выгоревшую траву перед ним упала тень, и Табби вздрогнул – он полностью погрузился в раздумья. Он стремительно обернулся, уверенный в том, что это Рен Ван Хорн следил за ним на Маунт-авеню и теперь собирается убить его. Но вместо доктора перед ним стоял тот единственный человек, которого он всегда был рад видеть.

– Ох, извини меня, – сказала Пэтси, – я тут кралась за тобой следом. Я не хотела испугать тебя, Табби.

– Господи, – только и смог выговорить Табби, – как хорошо. То есть, я имею в виду, вы действительно испугали меня. Ух! Я подпрыгнул, наверное, на целый фут.

– Прости меня, – повторила Пэтси, – я не должна была делать это.

Они улыбнулись, и Табби покачал головой:

– Нет, нет, я сам виноват. Просто я стал слишком нервным. А что делают Ричард и Грем?

– То же, что делали, когда ты ушел. Разговоры, разговоры, разговоры. Мне кажется, что, несмотря на волнения, они отлично проводят время.

– И поэтому вы решили пойти за мной. Или это Грем приказал следить за тем, что я делаю?

Пэтси покачала головой.

– Нет. Конечно, Грем не поручал мне следить за тобой.

А если бы он это сделал, то я послала бы его к черту. Я пришла, потому что хотела поговорить с тобой и подумала, что смогу тебя здесь найти, – никто меня никуда не посылал, и я не думала шпионить. Ты веришь мне?

– Да, верю, – Табби улыбнулся ей.

ты ведь веришь мне, правда? это очень важно

верю, ты знаешь это, верю

но ты до сих пор скрываешь что-то…

Пэтси-и-и-и…

я думаю, что ты хочешь что-то сказать мне – я думаю

тебе нужна помощь

да да да!

– Да, – повторил Табби, – мне нужна помощь, но только ваша.

это единственная помощь, которую я могу предложить

– Вы знаете, что я имею в виду.

Она кивнула:

– Я только не понимаю зачем?

– Неужели вам никогда не случалось делать что-то, чего вы потом стыдились? Вы понимаете меня?

Лицо Пэтси порозовело.

и ты рискуешь нашими жизнями только потому, что чего-то стыдишься? Это все, что тебя заставляет…

– Нет, это не все, – заторопился Табби, – может быть, "стыдиться" не совсем верное слово.

– Держу пари, оно не так уж и плохо. – Она подошла ближе и положила руку ему на плечо.

– Что бы ты ни делал Табби, это никогда не будет для нас чем-то ужасным. Но ты не должен ни о чем умалчивать.

Если ты что-то знаешь…

Их глаза встретились.

– Я понимаю. Я как раз думал об этом.

– Я наблюдала за тобой, когда Грем рассказывал о Бейтсе Крелле. Я знаю, что ты задумал. Ты хочешь убить Дракона, убить его сам, да? Так, как это тогда сделал Грем. Это все было просто написано на твоем лице…

Он кивнул. Если она смогла рассмотреть так много, значит, она уже знала самое важное.

– Я мог бы убить его. Если Грем смог сделать это, когда ему было только двадцать, я тоже смогу.

– Ты знаешь, кто он. – Пэтси перешла к сути дела.

– Я бы хотел принести вам его голову на блюде, очень хотел бы.

Они неожиданно замолчали. А потом, опередив Табби, Пэтси сказала:

– Я пойду с тобой. Давай вместе положим его голову на блюдо.

Табби колебался. Теперь она все равно не оставит его одного надолго, и он не успеет ничего сделать. Они с Пэтси должны убить Дракона вместе.

– Он убил отца, – произнес Табби. – Он виноват во всем, что произошло здесь. Я видел его лицо, когда мне было всего пять лет.., я тогда был совсем малышом, но я видел, как он убил… Я хочу сделать это сегодня вечером. Да, сегодня вечером…

– Если нас будет двое, шансы значительно вырастут, и мы принесем друг другу удачу, правда? – спросила Пэтси.

На ее лице Табби прочитал страх, точно такой же, какой испытывал сам. Но Пэтси достаточно сильна, чтобы справиться с ним. Табби решился.

– Скажи мне его имя, – попросила Пэтси.

– Это доктор, который живет в большом доме прямо над пляжем. Доктор Рен Ван Хорн.

– Ты уверен? Я не спрашиваю, как ты узнал… Я просто хочу знать: ты уверен?

Табби кивнул. Постепенно страх на лице Пэтси сменился удивлением и доверием.

– Я действительно знаю это совершенно точно. Это он.

Но вы должны пообещать, что ничего не скажете ни Грему, ни Ричарду.

– Лучше было бы сказать, – она взглянула на его непримиримое лицо, – но я не сделаю этого. Я обещаю.

– Итак, сегодня вечером, – повторил Табби.

– В шесть? В шесть тридцать? Я обычно выхожу погулять именно в это время. Я бы не хотела, чтобы Грем что-то заподозрил. И потом, мне нужно взять кое-что из дома.

– Встретимся на улице. Ричард и Грем так заняты друг другом, что и не заметят нашего отсутствия.

Пэтси нервно улыбнулась, признавая его правоту.

– Вы правда не расскажете остальным?

– Я обещала.

– Вы совершенно особенная, – проговорил Табби.

Он неожиданно увидел ее в новом свете. Несмотря на то что Пэтси женщина и на разницу в возрасте, она словно была частью его самого, как будто две одинаковые птицы запели одновременно свою песню. Пэтси стояла совсем рядом перед старым домом деда, на нее падал слабый солнечный свет. И Табби восхитился этой маленькой женщиной со скуластым лицом и первыми морщинками вокруг прекрасных карих глаз.

– Значит, в шесть часов, – повторил он.

Пэтси ушла, и Табби долго смотрел ей вслед; она обернулась, помахала ему рукой и свернула на Бич-трэйл.

Табби направился к огромной воронке, заполненной обугленными черными останками того, что всего три дня назад было "Четырьмя Очагами". Теперь это стало могилой отца.

Табби поднимался по холму, когда внезапно его вновь охватило странное ощущение, что за ним кто-то идет. Но он решил не оборачиваться. Такую силу ему могли придать только Пэтси Макклауд и "Четыре Очага".

– Который час, Ричард? Не пора ли нам вернуться в дом?

Ричард Альби, растянувшийся в садовом кресле, поднял руку и взглянул на часы.

– Без пяти шесть. Зачем идти в дом? Здесь так хорошо.

Правда, пора начинать готовить обед.

Грем затянулся и выпустил толстую струю дыма.

– Дело в том, что здесь, на заднем дворе, я очень плохо соображаю. Мыслительный процесс для меня – это сугубо домашняя работа. Но если вы хотите побыть тут еще немного, я с удовольствием присоединюсь. Интересно, где это Пэтси пропадает до сих пор?

– У вас есть я, – сказал Ричард, – а Пэтси, возможно, есть о чем поговорить с Табби.

– Ну что ж, – заметил Грем (он уже снял перевязь – в конце концов, локоть просто сильно ушиблен) и улегся в ненадежное садовое кресло, разболтанное и обветшавшее, – они очень близки друг другу. Собственно, учитывая, сколько у них общего, так и должно быть. Жаль, вас не было здесь, когда они встретились в первый раз…

Ричард повернулся так, чтобы лучше видеть Грема, который сегодня был особенно элегантен в красном свитере и желто-коричневых брюках от сорокалетней давности костюма. За его спиной виднелся запущенный двор с одичавшими растениями и давно не стриженной травой. Все это окружало сорок ярдов непроницаемой стены, сплошь увитой плющом.

– После того как Табби и Пэтси встретились, Пэтси помолодела лет на двадцать, – задумчиво произнес Грем. – У них есть что-то общее, чего мы никогда не поймем. Так же как слепой от рождения человек никогда не поймет, что такое цвет. Но даже и это нам на пользу. Это часть нашего арсенала.

– Грем, – осторожно спросил Ричард, – что, по вашему мнению, все же будет с нами? Поверьте, я никогда не спросил бы вас об этом при Табби или Пэтси. Имеем ли мы хоть какой-нибудь шанс?

– Несомненно, – кивнул Грем, – конечно, у нас есть шанс. Даже после Черного Лета людям удавалось уничтожить его. Сейчас это тяжелее – очень многое изменилось.

Сто лет назад было совершенно не важно, что Хэмпстед отрезан от мира. Мы ели выращенную нами же пищу, понимаете? Здесь повсюду были фермы. Теперь мы отрезаны от остального мира. Очень скоро супермаркеты опустеют, и тогда ситуация станет чертовски серьезной. Начнется голодный бунт. Люди будут убивать друг друга из-за мяса и сахара. – Он снова затянулся и поднял сигару вверх. – Я, правда, не знаю, допустит ли правительство такой ход вещей. Скорее всего, оно все же поможет нам продуктами, но в таком количестве, чтобы мы просто не умерли с голоду.

– Вы слышали в последних новостях эту историю про "Телпро"? Весь мир думает, что это и явилось причиной всего, что тут делается. Они считают, что это вещество сводит нас всех с ума. Я, пожалуй, согласен с этим. ДРК.

– Это одна из шуток истории, – грустно покачал головой Грем, – я имею в виду эти буквы. А может быть, это знак, что наш враг имеет в своем арсенале массу разного оружия.

Понимаете, Ричард? Может быть, все это ДРК. А может быть, мы полностью сошли с ума.

– Вы и правда так думаете?

– Да нет. – Он собрался что-то добавить, когда за деревьями раздался сильный взрыв. Оба мужчины выпрямились в шатких креслах.

– Что там, черт побери, происходит?.. – начал Грем.

Ричард вскочил. Грохот нарастал с каждой секундой. Он казался таким сильным, словно рядом играла рок-группа, заполнявшая собой каждую частицу воздуха.

– Вставайте, – закричал Ричард, но Грем, странно гримасничая, лишь беспомощно взмахивал руками.

Наконец до Ричарда дошло, что Грем не может подняться со стула. Ричард протянул ему руку и помог встать. Неведомо откуда налетевший горячий ветер надул парусом просторный свитер старика и взъерошил волосы Ричарда.

Звук вызвал у Ричарда ассоциацию с шипением раскаленного металла, который погружают в холодную воду; сейчас к этому звуку присоединился треск пламени. Грем поднялся как раз в тот момент, когда занялось огнем ближайшее дерево.

А Ричард застыл, судорожно вцепившись в запястье Грема: разворачивающееся перед ним зрелище лишило его способности двигаться. Горячий ветер обжигал кожу, высокие стебли растений напоминали зажженные свечи. С деревьев стремительно падали шары света, оставляя на земле черные дымящиеся дыры. Ричард стоял столбом, пока один из шаров не упал рядом с ним. В середине горящего шара стоял гигантский черный пес. Пригнув голову к земле, он злобно оскалился.