Глава 1

Международный аэропорт О'Хэйр, Чикаго

23 декабря

Наше время

В канун Рождества стояла как раз такая погода, какую одинаково не любят как авиакомпании, так и пассажиры, — штормило во всех стратегически важных точках, и это порождало хаос переносов и отмен рейсов. На третий день проливных дождей и снежных метелей все аэропорты побережий были забиты уставшими до чертиков и раздраженными пассажирами в измятой одежде, потерявшими всякую надежду вылететь и не знавшими, где находится их багаж.

Толпа пассажиров столпилась у входа С18, надеясь все-таки улететь в Лондон — несмотря на небольшой снегопад, наметилось некоторое прояснение в погоде, и беспосадочный утренний рейс 1147 должен был отправиться по расписанию. Пассажиров первого класса пригласили на посадку.

Скоро начнется общая посадка, сообщили по радио, и это вызвало всеобщее оживление среди пассажиров. Толпа зашевелилась и двинулась к проходу, как будто близость к самолету могла повысить шанс попадания на рейс.

Джулия Энн Хейли даже не пошевелилась. Она осталась сидеть в той же самой позе на том же месте, где провела ночь, — на полу у стены с окнами, на довольно значительном удалении от других пассажиров.

Джулия чувствовала себя одинокой и всеми забытой. Она знала, что ей нужно наладить контакт с людьми. Хорошим началом было бы обменяться любезностями с ненавязчивыми незнакомцами, которых здесь было великое множество.

Она вступит в подобные контакты. Обязательно вступит. Начиная со следующей недели. Или через неделю.

Шаг за шагом, как она обещала себе. И она уже сделала первый огромный шаг, уйдя от всего, что знала и любила, — фигурально выражаясь, сожгла за собой мосты. Бесстрашно сожгла.

А впереди неясно вырисовывалось и пугало даже больше, чем разговоры с незнакомцами, путешествие в Лондон. На Рождество.

Рождество. Это слово и воспоминания о нем породили в ней внезапную панику, настоящую бурю в душе, почище рождественской непогоды. Она не должна была этого делать. Не должна. О чем она думала? Как она могла оказаться в плену несбыточных надежд?

Ладно. Больше она не станет обольщаться на этот счет.

Она просто поедет домой. В Канзас.

Но дома не было. Больше не было. Она продала дом, где прожила двадцать восемь лет. Всю свою жизнь. Это был дом двоюродной бабушки Энн. «Ах, бабушка, что я наделала? Ведь это был твой дом. И еще Уинни. Малышки Уин». К панике добавилась боль, у Джулии зашлось дыхание, а сердце забилось чаще и сильнее.

Что заставило ее принять решение начать новую жизнь? Что было плохого в ее прежней жизни?

Ничего.

Просто тогда все было по-другому, только и всего. Она могла бы назвать себя отшельницей, но в течение многих лет с бабушкой и Уинни жизнь ее была счастливой и радостной.

А последние семь лет? Она больше не была счастливой и радостной. Но после того первого опустошительного года ее жизнь была вполне благополучной. И до того как она решилась на эти грандиозные шаги, она никогда не испытывала ничего похожего на панику.

И она разговаривала с людьми. Да, разговаривала, но чаще всего по телефону. И все равно это был контакт с людьми, совсем неплохой контакт, потому что Джулия помогала людям, которые тревожными голосами звонили ей ночью.

А что еще было в ее жизни? Она пробегала восемь миль ежедневно, следила за новостями. Она была хорошо информирована. Она смотрела «мыльные оперы». А иногда размышляла о судьбах героев «мыльных опер» и их бедах, когда телепередачи заканчивались.

Однако Джулия не заблуждалась относительно реального и вымышленного. Она улавливала разницу между персонажами сериала и жизнью актеров, играющих роли своих героев.

И в тот момент, когда боль забрала весь воздух из легких и паника заставила сердце отчаянно заколотиться в груди, Джулия узнала в толпе актрису, а не героиню «мыльной оперы».

Алексис Аллен. Так звали актрису. Джулия знала также имя ее персонажа. Впрочем, кто же его не знал? Актриса Алексис Аллен играла доктора Веронику Гастингс в «Городе ветров» — «мьшьнои опере», которую критики и поклонники назвали самым захватывающим сериалом года.

Джулия посмотрела на Алексис, на ее такое знакомое лицо и ощутила проблеск спокойствия среди паники… Этакое успокаивающее воспоминание о том времени, когда она смотрела телевизор в мирной тиши своего дом.

Ее дома.

Алексис Аллен была взбешена. Да как он смел? Ну ничего! Он заплатит за это. Цена, которую заплатит этот негодяй доктор Джейс Коултон, определена: он ее потеряет. Потому что она в любом случае с ним порывает.

Этот надменный хирург обязательно захочет ее после возвращения. Разве не так?

У Алексис была уверенность и имелся опыт обращения с мужчинами, однако Джейс не был похож ни на одного из тех, кого она знала раньше. Во многих отношениях. Он мог быть потрясающим в постели — и раздражать холодностью и бесстрастностью, когда страсть его утихала.

Он был холоден как лед этим утром, когда она попыталась сесть рядом с ним. Джейсу следовало бы удивиться, радостно или нет, но удивиться.

Вместо этого в его взоре отразился холод презрения. Такое же презрение прозвучало и в его голосе.

— Этому не бывать, Алексис.

— Это свободная страна, Джейс. Ты не владеешь всем. Я имею право выбрать любой рейс, какой пожелаю.

— Желаю приятной поездки, — произнес он со зловещим спокойствием, собираясь покинуть самолет.

Но ушла она, а не он. И хотя Рождество в одиночестве могло ему нравиться — ведь это он сделал выбор, — ей это было отнюдь не по душе.

— Я ненавижу тебя! — прошипела Алексис, прежде чем уйти.

Покидая самолет, она клокотала от ярости и строила планы мести. Джейс Коултон заплатит за то, что отверг ее.

Когда-нибудь заплатит.

Пробираясь сквозь толпу усталых путешественников, которые были безмерно счастливы улететь этим рейсом, она была озабочена тем, чтобы побыстрее выбраться из аэропорта, пока ее не опознали какие-нибудь фанатичные поклонники. Даже с получением багажа из грузового отсека можно подождать. А вдруг ее фирменные чемоданы с фирменным бельем совершат путешествие через океан?

Но если она покинет аэропорт — или, попросту говоря, сбежит из аэропорта, — уже зарегистрировав свое место, она предоставит Джейсу как раз то, что он любит больше всего. Уединение.

Конечно, вполне возможно, учитывая кошмарную погоду и рождественский настрой пассажиров, что ее внезапно освободившееся место будет отдано кому-то другому. В этом случае, рассуждала она, в роскошный салон первого класса попадет кто-то из ожидающих своего рейса представителей элиты, а не какой-нибудь непритязательный случайный путешественник из толпы.

Для Джейса не имело значения, выходцем из какого класса окажется его сосед по путешествию. Он не относился к числу снобов в социальном, экономическом или интеллектуальном плане. Так почему тогда он летал первым классом? Потому что имел деньги? Отчасти и поэтому, ибо у Джейса Коултона деньги имелись.

Алексис предполагала, что Джейсу хотелось не роскоши, а пространства — простора для его длинных, беспокойных ног и рук и, что еще важнее, уединения, которое он так ценил.

Салон международного первого класса был настолько просторен, что можно было не разговаривать с соседом, если тебе этого не хочется. Джейс определенно не станет разговаривать. Джейс Коултон не любитель праздной болтовни, и всякие назойливые откровения его раздражают. Уединение было для Джейса на первом месте. Одиночество. И это гарантировал первый класс, билеты на который покупали одинаково настроенные элитные пассажиры.

А что, если ей самой подобрать Джейсу компаньона по путешествию, чужака в этом храме для избранных, дикаря, который не имеет представления о правилах первого класса?.. Она вполне может это сделать. И сделает. В конце концов, это ведь ее билет, разве не так? Полностью ею оплаченный к тому же. Она имеет полное право отдать его кому захочет. Конечно, тут возможна некоторая волокита — вероятно, придется дополнительно заплатить за то, что билет будет перерегистрирован на другое имя. Ну и что? Зато это будет тот еще рождественский сюрприз для Джейса!

Итак, посмотрим…

Алексис было подумала о том, чтобы поместить на место 2В младенца, который своим криком отравит Джейсу все путешествие до Лондона. Однако дети летят с родителями, вполне возможно, с любящей матерью, а ведь она играла героинь, уважающих материнство.

Ей нужен был кто-то такой, кто стал бы приставать к Джейсу и требовать от него ответа. Кто это может быть? Женщина. Но такая, которая отличалась бы от того типа, который привлекателен для Джейса и способен подвигнуть его на ту единственную вещь, от которой он получал удовольствие, — секс.

В течение довольно-таки короткого времени Алексис была женщиной его типа. Отталкиваясь от этого стандарта, она должна была выбрать тип прямо противоположный — женщину, которая была тощей и постной там, где Алексис была пышной и веселой; бесполой, в то время как Алексис была аппетитно-женственной; лишенной уверенности в себе, без блеска и стиля.

Да вот же она! Впрочем, в первый момент Алексис подумала, что создание, сидящее, скрестив ноги, у дальнего простенка между окнами, это скорее он, а не она. Бледное и костлявое, убитое горем существо, менее двадцати лет от роду.

Однако, приглядевшись повнимательнее, Алексис пришла к выводу, что это был отнюдь не подросток и не мальчик. Далее она обнаружила, что женщина сама разглядывает ее, как будто смотрит телевизор, во всяком случае, ничего невежливого в этом разглядывании нет.

Когда Алексис двинулась в сторону своей ошалевшей от неожиданности поклонницы, она ощутила знакомый трепет, прилив адреналина, который сопровождал каждый ее выход на сцену. Ее аудитория уже была захвачена в плен. Но еще оставались некоторые проблемы, необходимость воплотить сценарий, который она сама же и напишет.

Проблем не будет, обещал прибывающий адреналин.

Сколько раз Алексис Аллен приказывала — не случайно ей иногда хотелось быть директором студии — идиоту писателю сделать ее роль более интересной и интригующей!

Глава 2

Уверенность Алексис в том, что она нашла самую подходящую неподходящую компаньонку для Джейса, возрастала по мере того, как она подходила к простенку, — и внезапно испарилась, когда она приблизилась к женщине. Алексис увидела лежащего на коленях женщины тряпичного кролика, насколько ей удалось разглядеть, затрепанного и старого; некогда желтая шкурка его давно свалялась и сделалась серой.

Может, юноша-женщина умственно неполноценна? Тогда это явно не подойдет.

Однако женщина была достаточно разумной для того, чтобы осознать, что Алексис направляется к ней, и достаточно вежливой, чтобы сделать попытку встать, взяв при этом в руку тряпичного кролика.

— Не вставайте! — махнула ей Алексис и опустилась на колени, попутно окинув оценивающим взглядом одежду женщины — она была чистая, хорошо на ней сидела и, похоже, новая. Брюки на незнакомке были черные, свитер — бежевого цвета, а широкий блузон — серебристо-серым. Зимнее пальто было черное, шерстяное, достаточно модного покроя.

И вообще выглядела она строгой и бесполой. К тому же еще и бесцветной, если бы не ярко-голубой рюкзак, стоящий рядом на полу.

Хотя была еще одна цветная деталь, поняла Алексис, когда посмотрела в глаза женщины. Они были лавандовые — оттенок весьма необычный, и в них не было того восторга, который Алексис привыкла видеть у своих поклонников.

— Привет. Меня зовут Алексис.

— Алексис Аллен. Да. Я знаю. Я восхищаюсь вашим талантом.

Голос был негромкий, зрелый. Женственный! Алексис предпочла бы более резкий и скрипучий, чтобы он как следует помучил Джейса на его пути до Хитроу. Но она успокоила себя тем, что лицо этой женщины было так невыразительно, так не похоже на ее лицо, что этого будет вполне достаточно.

Это было лицо без всякого макияжа, обрамленное короткими черными волосами, худое и очень бледное. Правда, призналась себе Алексис, эти удивительные глаза, прозрачная кожа, форма скул делали его необычным и даже красивым. Но не хватало обаяния.

— Спасибо, — поблагодарила Алексис за комплимент. — А как вас зовут?

— Джулия Хейли.

Нет, решила Алексис, умственно неполноценной ее не назовешь. И сумасшедшей — тоже. Просто странная, просто чудаковатая, просто с чудинкой. Замечательно! Если, конечно, не… Фарфоровая кожа над выдающимися скулами была такой гладкой, без морщин, что Алексис испытала потребность задать еще один вопрос:

— Могу я спросить, сколько вам лет?

— Двадцать восемь.

Двадцать восемь против тридцати шести лет Джейса. Подходит отлично! Если в истощенном теле Джулии имелось хоть чуть-чуть женских гормонов, она произведет сильное впечатление на Джейса. Причем сразу. Немедленно.

Истощенное тело. Алексис поразмышляла над этим словом. Сама она не была истощенной. Или излишне худой. Она была пышной, сексуальной, сочной, а Джулия — что ж, слово «истощенная» определенно ей подходит. А в чем причина столь чрезмерной худобы? Если тут замешана патология, то это может быть отсутствие аппетита, анорексия, решила Алексис.

— У меня проблема, Джулия. Точнее, проблема у моего друга. И мне нужна ваша помощь.

— Буду рада помочь.

Алексис была застигнута врасплох такой уверенностью, как будто Джулия не сомневалась, что способна помочь в любом деле, словно сочувствие и сопереживание — это то, что она делает лучше всех. Однако Алексис точно знала: Джейс люто ненавидит бесполых, влюбленных в него женщин, уверенных в том, что он в них нуждается.

Блестяще, восхитилась Алексис, видя, что развитие сценария идет по нужному руслу.

— Моего друга зовут Джейс, — доверительным шепотом сообщила она. — Он не просто мой друг. Он мой жених. Наша помолвка состоялась втайне от всех. Джейс чрезвычайно любит уединение. Мы оба любим. Мы планировали объявить о нашей свадьбе, лишь когда это станет свершившимся фактом. Она должна была состояться вчера вечером. — Красивое лицо Алексис приняло задумчивое выражение, красноречиво свидетельствующее о том, как она представляет себе эту феерию из шелка и атласа, каковой должна была стать ее свадьба. — А сегодня мы должны были лететь в Лондон и провести Рождество и медовый месяц в отеле «Иден-Найтсбридж».

— «Иден-Найтсбридж»?

— Возможно, вы не слышали о таком. Это совсем новый отель. Но отель потрясающий! Идеальный для медового месяца. Если молодожены пожелают выйти из своих брачных апартаментов, чего мы не собирались делать, совсем рядом Гайд-парк, а также Мейфэр и Найтсбридж, а в роскошный универмаг «Кентерфилдз» можно попасть не выходя на улицу, по застекленной галерее для гостей отеля.

— «Кентерфилдз»… — словно эхо повторила Джулия, а точнее, пробормотала название универмага, и по ее виду можно было сделать вывод, что она в этот момент находится где-то очень далеко. Где именно? Мысленно делает фантастические покупки? Добавляет к своим вещам еще некоторое количество предметов приглушенно-серых тонов?

Как бы там ни было, Алексис нужно было, чтобы она вернулась к реальности и к настоящему моменту.

— Вы путешествуете одна, Джулия?

— Что? Ах да. Одна.

— Вас кто-то встречает в Лондоне?

— Нет.

— Нет? — переспросила Алексис, изобразив такое удивление, что оно, по ее мнению, заслуживало приза «Эмми». Ну конечно, это странное бесполое создание никто и не собирался встречать. — Что ж, тогда… Не будет ли большой дерзостью с моей стороны попросить вас присмотреть за Джейсом, когда вы прилетите в Лондон? Но я хотела бы также попросить вас присмотреть за ним и во время полета.

— Присмотреть за ним? Он болен?

— Нет. — «Всего лишь неизлечимо надменен». — Когда вы увидите его, вы решите, что позаботиться нужно в первую очередь обо мне. Однако именно я отменила нашу свадьбу. Все произошло так быстро… Слишком быстро… Я была ошеломлена и даже слегка напугана, когда поняла, как странно я любима, ценима и обожаема таким человеком, как Джейс.