Не уведомив Чарлза, Джон Мэррей запросил академию о возможности скорейшего обсуждения "Происхождения человека", что повлекло за собой поток писем от друзей и коллег с просьбой предоставить экземпляр работы.
      В жизни каждого человека бывают периоды,когда огорчения затмевают радости. Постоянные огорчения доставлял Чарлзу "Атеней", на страницах которого Джон Робертсон поместил ядовитую рецензию на пятое издание "Происхождения видов": "Внимание еще не означает всеобщего признания, а частое переиздание не обеспечивает истинного успеха".
      Огорчения соседствовали с радостями. Газеты напечатали сообщение о награждении Гукера орденом Бани за его заслуги в восстановлении Ботанического сада в Кью. Чарлз отправился в Лондон поздравлять Гукера. Сотрудники последнего чувствовали себя слегка уязвленными: они рассчитывали, что их патрон получит дворянство. Чарлз сказал:
      - Мне следовало бы прокричать "ура", хотя, я уверен, что вы заслужили дворянский титул.
      Гукер ответил:
      - Прошу вас, только не упоминайте этих заслуг в письмах ко мне [Орден давал право именоваться кавалером ордена Бани. - Прим. пер.]. Я не выношу этого. Признаю, что награждением отмечены мои чисто служебные успехи и это, возможно, поможет скорее преодолевать некоторые формальности в переписке с Индией и другими колониями. Но как ученый я испытываю неприязнь к подобным условностям. Кстати, как продвигается ваша работа над "Человеком"?
      - Бьюсь над текстом по-прежнему: хочется, чтобы было понятным каждое предложение. К тому же я устал от этих бесконечных мужских и женских особей, от петухов и кур.
      Глаза Гукера весело блеснули за стеклами очков.
      - Победа не всегда дается только отважным, иногда ее добиваются настойчивостью. Нетерпение - добродетель молодости!
      - Согласен, но вы-то покорили мир на лету, - ответил Чарлз.
      Подытожив свои достижения, он пришел к выводу, что 1869 год был успешным для него и для Ассоциации. Листы практически завершенной рукописи были навалены на письменном столе. Положительными отзывами встретила шведская общественность выход в свет перевода "Происхождения видов". Вместе с Гукером и Гексли он был принят в члены Американского философского общества в Филадельфии. Гукер работал над учебным пособием по флоре Британских островов, выполняя настоятельную просьбу шотландской профессуры. Нынешний учебник, написанный еще его отцом, устарел. Были серьезные основания надеяться, что книгой Гукера будут пользоваться учащиеся школ в Англии и Шотландии.
      Уоллес и Гексли продолжали постоянно публиковаться
      Алфред Уоллес и его жена Энни захотели приобрести за городом обширный участок земли, заросший лесом. Условием покупки было также наличие ручья или небольшой речки в пределах владения. Уоллес прислал Чарлзу экземпляр своей новой книги "Естественный отбор". Предисловие представляло собой почти панегирик "дарвинизму". В ответном письме он писал Уоллесу, с которым все еще находился в состоянии дружеской дискуссии по вопросу о происхождении человека: "Хотелось бы полностью оправдать Ваши похвалы. Надеюсь, Вам доставит удовольствие мысль, что, хотя мы и являемся в известном смысле соперниками, мы никогда не испытываем чувства ревности друг к другу. Лично мне это приносит удовлетворение, как ничто другое. Я говорю сущую правду и более чем уверен, что это справедливо и в отношении Вао".
      Чтобы как-то восполнить нехватку общения, Чарлз купил собаку по имени Боб. Это был нечистопородный черно-белый ретривер, который теперь сопровождал его на прогулках по Песчаной тропе. Когда Чарлз останавливался, чтобы немного поработать в оранжерее, Боб сидел снаружи с выражением полного неудовольствия. Чарлз отметил это для своей будущей книги об эмоциях. И когда у кого-нибудь в семье появлялось на лице выражение нетерпения или грусти, ему обязательно говорили:
      - Ого, ты похож на "оранжерейного" Боба!
      Генриетта прочла рукопись и кое-где внесла в нее поправки, исправляя неясности стиля. Когда она поехала ь Канны, на юг Франции, погостить у двоюродных братьев м сестер, Чарлз прислал ей туда рукопись главы "Разум". Получив ее обратно, он принял большинство исправлений я предложений дочери. Генриетта ясно излагала свои мысли и разработала такой способ вносить исправления, что он избавил Чарлза от многих неприятностей. Он писал: "Ты так помогла мне, но, боже милостивый, как напряженно, должно быть, ты работала, как тщательно исправляла мою рукопись. Теперь я вполне доволен этой главой.
      Любящий, покорный и восхищающийся тобой отец".
      До сих пор качество гравюр в его книгах оставляло желать лучшего, а между тем "Происхождение человека" надо было снабдить значительным количеством иллюстраций. Через смотрителя отдела зоологии в Британском музее он нашел некоего Форда, превосходного гравера, отличавшегося особым умением передавать мельчайшие детали раскраски перьев у птиц. Птицы, изображенные на его гравюрах, производили впечатление живых, так что Чарлз невольно провел пальцем по поверхности бумаги, чтобы убедиться, что это просто-напросто оптический обман. Не хуже оказались и гравюры с изображением рептилий.
      Чарлз предполагал, что в марте можно будет сдать рукопись в печать, но, как всегда, основная тема потянула за собой побочные рассуждения, и это развитие трудно было остановить. Мыслительный процесс невозможно прервать. В разговоре с одним из посетителей он заметил:
      - Одному богу ведомо, когда я наконец завершу этот труд.
      Постепенно были написаны главы об умственных способностях, моральном чувстве, развитии интеллекта, о переходе от низших форм к высшим.
      Теперь он рассчитывал, что закончит книгу только к осени 1870 года, и с головой ушел в работу; за несколько месяцев он принял одного посетителя. Отдыхал за выращиванием перекрестноопыляющихся и самоопыляющихся растений, часть из которых высадил в теплице, остальные разместил прямо на камине. Опыты принесли ряд интересных результатов, в частности любопытные аномалии. Этим объяснялись непомерные на первый взгляд затраты, на которые шла природа, допуская частые случаи скрещивания столь различных особей. Неожиданности, таящиеся в природе, приводили его - как и прежде - в трепет. По привычке он не выдержал и прошептал:
      - Какой странный, удивительный мир!
      В конце мая они решили навестить сыновей в Кембридже и заранее заказали комнаты в отеле "Бул". Тридцать три года он не был здесь, с тех пор как он решил больше не возвращаться в университет. Покрытые дерном пологие склоны позади зданий колледжей спускались к реке и по-прежнему производили впечатление райских уголков, сад с деревом Мильтона у колледжа Христа сохранил нетронутой свою знаменитую красоту.
      В понедельник с утра он свиделся с Адамом Седжвиком, который радушно приветствовал его. Седжвику было восемьдесят пять лет, и Чарлзу показалось, что его интеллект заметно ослаб. Тем не менее в тот вечер он был просто великолепен. Он предложил Чарлзу пройти в музей, но так трясся над каждым экспонатом, что довел своего более молодого друга буквально до изнеможения.
      Чарлз пригласил его к обеду. На прощание Седжвик сказал:
      - Мое сердце преисполнилось радости, когда я увидел вас во время семейной трапезы, окруженного счастливыми домочадцами и заботой любящей прекрасной супруги и дочерей. Как это не похоже на мою жизнь, жизнь старика, влачащего свое существование в безрадостном одиночестве!
      Когда они остались одни, лицо Чарлза исказилось от боли. Он повернулся к жене.
      - Почему он не женился на Сюзан? Ведь его так тянуло к ней. Она подходила ему во всех отношениях. У них обоих была бы совсем другая жизнь.
      - Возможно, он и делал предложение, но она отвергла его, - мягко возразила Эмма. - Ты же сам говорил, что единственным мужчиной, которого она любила, был твой отец. Наверное, она не могла заставить себя уехать из Маунта.
      Он снова принялся за работу над разделом "Эмоции", пытаясь окончательно выяснить вопрос, действительно ли перья у птиц поднимаются при испуге и в гневе. Он успел провести опыты над совами, лебедями, домашними и тропическими птицами, а также над кукушками. Он послал запрос одному из орнитологов с просьбой объяснить, совершает ли дикая утка-пеганка прыжки или танцеподобные движения во время отлива для того, чтобы морские черви выползли на поверхность. Он уже знал, что в неволе пеганки подпрыгивают, когда просят есть. Чарлз назвал эти движения выражением голода и нетерпения.
      Адмирал Джеймс Саливен получил титул кавалера ордена Бани второй степени, что было на порядок выше награды Джозефа Гукера. Вскоре почетный ректор Оксфордского университета лорд Солсбери пригласил Дарвина в Оксфорд на церемонию присвоения ему почетной степени доктора канонического права. Чарлз вежливо отклонил приглашение, сославшись на нездоровье.
      В "Оксфордской университетской газете" от 17 июня 1870 года появилось сообщение о его болезни. Конечно, газета ошиблась. Он был здоров, но сказал Эмме:
      - Я больше не в состоянии выносить эти пустые формальные церемонии в Оксфорде, равно как и балы в Букин-гемском дворце.
      В результате Оксфордский университет взял обратно свое предложение о присуждении докторской степени.
      Эмма была расстроена отказом Чарлза. Ей хотелось, чтобы в Оксфорде ему была присуждена степень, которой не предложил Кембридж. Однако она не возражала против его решения. Ей случилось прочитать некоторые из его записей о выражении эмоций у человека и животных, и она не хотела обнаруживать свои чувства, если существовал хотя бы малейший шанс, что Чарлз может принять их как укор. Чувство горечи частично умерялось успехами Френсиса, который окончил Тринити-коллеяж перйым по естественным наукам и сдал экзамен с отличием. Он принял решение пойти по стопам деда и прадеда и выбрал медицину. Его приняли в больницу св. Георга близ Гайд-парка в Лондоне. Там он и должен был начать с осени свое медицинское образование.
      Последнюю неделю июня Дарвины решили провести в Лондоне, а поскольку они не видели еще последних достижений строительного искусства, то проехались в экипаже Эразма мимо Гросвенора, где новые постройки лорда Вестминстера смахивали на Тюильри, осмотрели Вестминстерский мост и набережную, вдоль которой оживленно сновали пароходы, затем отправились к больнице св. Фомы, шесть корпусов которой, похожих на дворцы, выходили фасадами на реку; напротив Ламбета. Обратно вернулись по новому мосту Доминиканцев и Холборновскому виадуку. Открытые пространства перед Вестминстерским аббатством и парламентом являли собой величественное зрелище.
      Пока Эмма с дочерьми ходила по магазинам, Чарлз навестил Гукеров. Недавно Гукер обедал у герцога Аргиль-ского.
      - Его основная претензия к "Происхождению видов" - то, что вы не настаиваете на предопределенности порядка эволюции. Я сказал ему, что, по моему мнению, вы намеренно не касались этой проблемы и не пытались создать впечатление, будто занимаетесь происхождением жизни. Ваше дело - изучать ее явления.
      Чарлз глубоко вздохнул.
      - В вопросах религии у меня сплошная путаница. Я не в состоянии представить себе Вселенную результатом игры слепого случая. С другой стороны, я не вижу свидетельств в пользу какого-либо благодетельного замысла или плана, будь он даже детально разработан. Что же касается любой разновидности живых существ, из которых якобы каждой предопределен особый конец, то я верю в это не больше, чем в то, что каждой капле дождя заранее отведено место, на которое она упадет.
      Наконец в августе он закончил работу над рукописью книги "Происхождение человека и половой отбор" и отослал ее в типографию. Почти все предисловия он писал после окончания работы над основным текстом. Чарлз полагал, что лучше всего говорить читателю правду и начать с того, что объяснить, как писалась эта книга, - ведь тогда и сама работа будет понята гораздо лучше. И он рассказал, что многие годы копил заметки на тему о происхождении человека без всякого намерения публиковать их; напротив, с твердым убеждением не давать их в печать, так как, по его мнению, это только усилило бы предубеждение против его взглядов...
      "... В первом издании "Происхождения видов" мне казалось достаточным отметить, что эта книга бросает свет на природу человека и истоки его истории. Это означает, что мы должны включить человека, наравне с другими живыми существами, в любой вариант его возникновения на нашей планете. Теперь все предстает в совершенно ином свете... По крайней мере, достаточно большое количество естествоиспытателей должны допустить, что любые виды представляют собой модификации предшествующих видов. Особенно много среди них молодых ученых. Все больше становится тех, кто признает фактор естественного отбора...
      ... Я пришел к выводу, что должен собрать свои заметки, чтобы убедиться, насколько выводы, содержащиеся в моих более ранних работах, могут быть применимы к Человеку".
      Джон Мэррей считал, что тираж будет готов к рождеству. На праздники Дарвины поехали в Саутгемптон навестить Уильяма, имевшего обыкновение отправляться на службу не раньше половины десятого и возвращаться домой до шести. Уильям был хорошим хозяином, веселым и добродушным. Чарлз выезжал верхом каждое утро, благо ушибы давно зажили и он смог взять с собой Томми. Места для прогулок были замечательные.
      Вечера они посвящали беседам почти исключительно о франко-прусской войне. Бисмарку, похоже, эта война нужна была, чтобы объединить немецкие государства. Французы оказались плохо подготовленными к ней, поэтому была серьезная опасность их разгрома. Ленард заметил, что почти все молодое население Вулвича на стороне Франции большей частью потому, что мечтали попасть на войну. Сам Ленард был твердым сторонником пруссаков. Не вдаваясь в подробности споров, Эмма затеяла чтение вслух "Мемуаров Наполеона" Ланфре. Все нашли, что это освежает спорщиков - и не удивительно: французский биограф остался равнодушен к "славе" завоевателя.
      - Стыдно за Луи-Филиппа: вернул останки Наполеона во Францию с острова Святой Елены и хочет сделать из него прямо святого, - заметила Эмма. - Я уж не говорю о поражении в русской кампании - оно слишком ужасно.
      Возвратившись из Саутгемптона, они узнали, что Томас Гексли будет не только председательствовать на заседаниях Британской ассоциации в Ливерпуле в качестве ее президента, но и выступит с важной речью на тему о происхождении жизни; Нетти Гексли не поедет в Ливерпуль из-за детей: она не хотела оставлять своих семерых детей, старшей из которых было только двенадцать лет, без надлежащего присмотра. Тогда Эмма настояла, чтобы все семеро были привезены в Даун-Хаус на две недели. Они наполнили дом и сад болтовней, смехом, играми. На них действовали свобода и простор, которых им так не хватало в своем тесном лондонском доме. Генриетта и Элизабет помогали ухаживать за детьми. Эмме нравилось, когда в доме много детей. Чарлз тоже был доволен.
      - Все это похоже на цирк, напоминает дни нашей молодости в Мэр-Холле и Маунте. Я отношусь к юным Гексли как к собственным племянникам и племянницам. Но кто, кроме тебя, моя дорогая, способен взять в дом семерых детей, чтобы дать возможность подруге съездить с мужем на неделю в Ливерпуль?
      И он нежно ее поцеловал.
      - Эмма, бывают моменты, когда я подозреваю, что ты просто святая.
      В конце ноября начали приходить гранки "Происхождения человека". Джон Мэррей заказал у типографа две тысячи пятьсот экземпляров книги. Чарлз с головой ушел в работу, и его уединение было нарушено только однажды. После окончания Тринити-колледжа Джордж был избран в состав группы ученых, отправляющихся на Сицилию для наблюдения за полным солнечным затмением. Он должен был отплыть на посыльном судне адмиралтейства "Психея". Судно потерпело крушение близ берегов Сицилии. Когда Дарвины узнали об этом, они обезумели от ужаса. Затем пришло известие, что Джордж опоздал на это судно и плыл на другом пароходе. Он собирается подняться на вершину Этны, чтобы наблюдать затмение.
      К рождеству работа Чарлза была почти закончена, оставалась лишь небольшая порция гранок, с которой он намеревался легко справиться до конца года. "Происхождение человека" в двух томах увидело свет 24 февраля 1871 года. Была установлена высокая цена в фунт и четыре шиллинга, но это ни в коей мере не помешало распродаже книги.
      Экземпляры первого тиража разошлись за несколько дней, и в типографии приступили к печатанию еще двух тысяч экземпляров.
      Отзывы в печати были в основном благоприятными. В "Сатердей ревью", в частности, говорилось: "Он утверждает, что включил человека в то единство, которое он издавна стремился выявить во всех представителях животного мира. За годы, прошедшие со времени опубликования предыдущей книги Дарвина, дискуссии в научном мире продвинули эту проблему далеко вперед".
      "Спектэйтор" поместил пространный отзыв в двух выпусках. В нем говорилось, что Чарлз затронул самую суть психологической проблемы и в этом далеко опередил своих предшественников. Рецензент заключал отзыв словами о том, что книга является "оправданием теизма более замечательным, нежели рассуждения Пейли в "Натуральной теологии".
      - "Натуральная теология"! - воскликнул Чарлз. - Да ведь это была моя любимая книга в годы учения в Кембридже, она и еще "Путешествия" Гумбольдта. Кто бы мог подумать, что из меня выйдет защитник теизма в духе Пейли?
      Газета "Пэлл-Мэлл", дала рецензию на три номера. Среди прочего сообщалось: "Труд, проделанный г. Дарвином, представляет собой одно из тех редчайших и фундаментальных достижений человеческой мысли, которые оказывают решающее влияние на все области общественного сознания".
      "Атеней" не изменил себе, в очередной раз обрушившись на ученого. Вниманию читателей было предложено письмо из Уэльса, в котором Чарлза сравнили со старой и глупой обезьяной.
      Лондонская "Тайме" писала: "... если допустить, что весьма маловероятно, существование животного мира во всем его разнообразии исключительно благодаря эволюции, то и тогда для доказательства положения о том, что человек есть лишь звено в самоэволюционирующей цепи, потребовалось бы независимое исследование, выдающееся по силе мысли и законченности".
      Эта рецензия была опубликована без подписи. Чарлз заметил, что рецензент "не обладает научной подготовкой и вообще похож на пустозвона, напичканного цитатами из области метафизики и классической литературы... хотя, впрочем, я опасаюсь, как бы такие выступления не помешали распространению книги".
      Его опасения оказались напрасными. Продажа шла полным ходом. Гукер заметил с удивлением:
      - Я слушал, что дамы из высшего света с удовольствием читают вашу книгу, но об этом не говорят вслух, поэтому все заказывают ее втихую. А это, вне всякого сомнения, только поощряет торговлю. За последнюю неделю я был на трех обедах, и каждый раз об эволюции говорили как об общепринятом факте, проблему происхождения человека обсуждали спокойно.
      Сэр Чарлз и Мэри Лайель как раз гостили у них в Дауне, когда появилась статья Алфреда Уоллеса. Лайель признал, что он согласен с Уоллесом в том пункте, что человек не мог произойти путем естественного отбора из примитивного организма. Чарлз расстроился, а Эмма зарделась от удовольствия.
      - Я так счастлива и признательна вам, - воскликнула она. - Как чудесно, что и вы, и Алфред Уоллес - на моей стороне. И еще Аса Грей в Гарварде. Если три таких авторитета согласны, что человек - совершенно особый вид, то, значит, бог все еще находится среди нас!
      Вполне понятно, что Томас Гексли считал "Происхождение человека" просто шедевром.
      В апреле Мэррей заказал следующий тираж, и общее количество экземпляров, проданных в течение двух месяцев, подскочило до семи тысяч просто неслыханный успех в деле продажи научной литературы. Таким образом, Есе больше представителей широких читательских кругов знакомились с вопросами естественной истории.
      Резкая рецензия появилась в журнале "Куотерли ревью". Она оказалась последним выпадом против "Происхождения человека". Клерикальная пресса, в свое время обрушившаяся на "Происхождение видов", на этот раз использовала "Происхождение человека" - подобно "Спектэйтору" - для того, чтобы сделать из дарвинизма еще одно свидетельство веры в божественное творение. Некоторые естествоиспытатели не согласились с основными положениями теории Дарвина, но большей частью они не выразили этого публично, а высказали свои взгляды лично или в письмах. Так поступил, к примеру, Броди Иннес, живший теперь в Шотландии. Он изложил свои сомнения в дружеском послании. Проповеди против новой книги Дарвина, несомненно, произносились, но они не стали достоянием прессы, как это случилось в прошлом с проповедями против "Происхождения видов".
      Все эти годы он опасался повторения бурных обвинений, выливавшихся в публичные скандалы. На этот раз, однако, никто не назвал Чарлза Дарвина "дьяволом во плоти" или "антихристом". Огонь под адским котлом потух.
      "Я провел эти дни в состоянии крайней тревоги, - писал он. - Какая напрасная трата энергии и душевного покоя! В конце концов мои ереси получили право на существование. Я сам свидетель этому. Подумать только1 Ведь я не предполагал давать в печать ни строчки. Ну и ну!"
      ИСПОЛНИ СВОЙ ДОЛГ
      Он выиграл решительное сражение, но война еще продолжалась. Война с противниками или с самим собой. В письмах к друзьям Чарлз по-прежнему называл себя инвалидом, но слово это употреблял как защиту от возможных собраний и официальных встреч, до которых он был неохоч.
      Месяц спустя после выхода в свет "Происхождения человека" Сент-Джордж Майварт, известный биолог, опубликовал свое сочинение под названием "Генезис вида", в котором пытался опровергнуть дарвинизм, резко критиковал теорию естественного отбора. Книга быстро разошлась и вызвала бурные споры. Чарлз прочитал ее, сделал на полях пометки, сравнил главы одну за другой с главами своей книги. Майварт не убедил его ни на йоту. И все-таки появление этой книги задело его.
      - А желудок не заболел? - спросила Эмма.
      - Нет, как ни странно. Вот на душе как-то нехорошо. Я дожил уже до тех лет, когда даже самая злобная критика не отражается на здоровье.
      - Слава тебе господи!
      Сент-Джордж Майварт писал Чарлзу письма, исполненные самых теплых чувств, и одновременно не переставал нападать на него на страницах прессы: по-видимому, именно он был автором анонимной, полной яда статьи в "Куо-терли ревью", направленной против "Происхождения человека". Этого Дарвин никак не мог понять.
      - Прихожу к печальному выводу, - как-то заметил он, - что Майварт, хотя и пытается сохранить личину благородства, на самом деле так закоснел в предрассудках, что не в состоянии рассуждать справедливо.
      Чонси Райт, американский натуралист, опубликовал в "Норт-Америкэн ревью" статью, в которой дал такую глубокую и всестороннюю критику взглядов Майварта, что Чарлз обратился к Райту с просьбой опубликовать его статью в виде брошюры. Гексли также бросился защищать друга, да так горячо, что Чарлз должен был успокаивать его.
      - Война, мой друг, будет долгая, - сказал он, - мы с вами умрем, а она все будет длиться.
      Гексли не утихомирился и написал главу ко второму изданию "Происхождения человека", в которой сравнивал мозг человека с мозгом обезьяны.
      Гукер также повел борьбу с противниками Чарлза, особенно с Майвартом и Оуэном. Он, между прочим, сказал:
      - У каждого из нас есть хотя бы один человек в мире, которого ненавидишь. Это способствует душевному равновесию, - при этих словах лицо Гукера нахмурилось. - У меня тоже есть такой человек, Эктон Эйртон, новый министр работ в правительстве Гладстона. Этот высокомерный джентльмен занял антинаучную позицию в отношении моего сада в Кью. Он делает все, чтобы я ушел в отставку. Поскольку он мое прямое начальство, я стараюсь сотрудничать с ним, но у него шкура, как у носорога.
      И все-таки можно сказать, что для Чарлза семидесятые года были такими же хорошими, как далекие тридцатые, когда он совершил свое плавание на корабле "Бигль", вернулся в Кембридж, где занялся обработкой привезенных коллекций, переехал в Лондон, женился на Эмме и начал писать геологические и естественнонаучные труды. Причин для огорчений почти не осталось. Он был почетным членом научных обществ, академий и университетов многих стран; "Происхождение человека" было издано в США и переведено на многие языки. Изредка случались вспышки раздражения или наступал упадок сил от чрезмерной, изнуряющей работы над микроскопом - Чарлз изучал секрецию плотоядных растений, - но все это быстро проходило. Каждый день, даже если погода была холодная, он совершал прогулку по Песчаной тропе в сопровождении своей любимой собаки.
      В июне произошло событие, напомнившее о быстротечности времени. Неделю они гостили в Лондоне у Эразма. Генриетта, которой было уже двадцать восемь лет, познакомилась с неким Ричардом Лнчфилдом, и в августе они поженились. Дарвинам Личфилд понравился. Ему исполнилось тридцать девять лет, он был широк в плечах, а его близорукие глаза придавали ему отрешенное выражение. Ричард окончил Тринити-колледж Кембриджского университета, стал адвокатом, основал Рабочий колледж, преподавал в нем и был его казначеем. Когда церемония бракосочетания закончилась, Чарлз сказал:
      - Только что на наших глазах начался новый цикл. Наши птенцы начинают вылетать из гнезда, напутствуемые молитвой священника.
      - Дай-то бог, - ответила Эмма. - Нам с тобой перевалило уже на седьмой десяток, пора внуков нянчить.
      Чарлз дал дочери только один совет:
      - Душа у твоей матери, - сказал он, - из чистого золота. Будь, как она.
      Лицо у Эммы было совсем без морщин, только под глазами лежали тени. В каштановых волосах пробивалась седина, она по-прежнему носила их на прямой пробор, опуская на уши наподобие крыла. Отправляясь в гости, она надевала нарядный капор с широкими лентами. Эмма родила десятерых детей, у нее было отменное здоровье, и она всегда находила в доме какую-нибудь работу. Эмма гордилась мужем; во многих странах его называли "первым ученым мира"; в этом была и ее заслуга, она ведь нянчила его, как ребенка, больше тридцати лет. И она уже давно примирилась с тем, что они с Чарлзом никогда не будут одинаково относиться ко всевышнему. Однажды Чарлз сказал ей в утешение:
      - Я отнюдь не атеист. Я не отрицаю существование бога. Скорее всего я агностик; просто я не знаю точно.
      Дети были их радостью. Ни в одном не было червоточины. Уильям большую часть времени посвящал сбору пожертвований на медицинскую и другую помощь неимущим, поскольку Саутгемптон по обнищанию населения занимал второе место после Бристоля. Они часто навещали Уильяма. Генриетта с Ричардом поселились в Лондоне, но часто наезжали в Даун-Хаус. Они помогали Чарлзу редактировать его труды; у Ричарда был острый глаз на повторы. Вычитывали гранки вновь публикуемых работ, которые нескончаемым потоком шли от Джона Мэррея, таким образом, Чарлз мог не отрываться от своей работы - он изучал под микроскопом росянку и ее органы пищеварения.
      Джордж, второй сын, решил было стать юристом, но потом вернулся в Тринити-колледж, опять занялся математикой и начал преподавать. Теперь его увлекла астрономия, он мечтал стать полным профессором. Чарлз одобрил выбранный им путь.
      - Мои знакомые юристы говорили мне, - сказал он сыну, - что закон вещь прекрасная, если ты готов питаться в завтрак, обед и ужин опилками без масла.
      Ленард успешно работал в Королевском военном училище в Вулвиче, Френсис проходил практику в лондонской больнице св. Георга, Горас учился в Тринити.
      В доме родителей осталась только Элизабет, радуя их сердца добротой и приветливым нравом.
      Джордж и Френсис на каникулы поехали в Соединенные Штаты.
      - По возвращении подробно опишите мне американцев, - напутствовал их Чарлз.
      - Едем с нами, отец, сам все увидишь.
      - Я Стикс-то даже не знаю, как переплыву, - содрогнулся Чарлз.
      Как-то Дарвины вместе с Горасом приехали погостить к приятелю и в первый раз увидели пристроенную к дому веранду. На веранде собиралась вся семья; гости пили чай, читали газеты, просматривали новые книги. Было уютно, прохладно, легко дышалось, царил какой-то особый дух товарищества и все-таки крыша над головой. Перед отъ-. ездом Эмма сказала:
      - А у нас нельзя сделать такую веранду? Пристроить со стороны гостиной?
      Дома Чарлз позвал двух плотников из деревни и начертил план веранды длина, как у гостиной, ширина двенадцать футов. Постройка самая простая бетонный фундамент, покатая стеклянная крыша, начинающаяся между первым и вторым этажами. Фасад совсем открытый, боковые стены в три фута высотой; рамы с частым переплетом и встроенные скамейки. Обставили веранду недорогой плетеной мебелью с красными подушками.
      Веранда изменила обычное течение жизни в Даун-Хаусе, распорядок дня стал менее строгим. В хорошую погоду грелись в лучах солнца, падающих сквозь стеклянную крышу; особенно любила веранду молодежь; дети и их гости часами разговаривали на веранде, читали, играли в карты или шашки. От горячих лучей полуденного солнца с запада веранду защищали высокие липы, в июне наполняющие воздух медовым ароматом; из окон открывался вид на цветущие клумбы и солнечные часы. Чарлз с Эммой любили смотреть, как молодежь играет на лужайке в крокет.
      - Ну не странно ли, - говорила Эмма, - что простое маленькое крыльцо может так сплотить семью?
      - Я должен был построить такую веранду много лет назад, - сокрушался Чарлз, - так мы больше проводим времени под открытым небом, ближе к природе,
      А когда он смог выменять кусок Песчаной тропы, принадлежащий Леббокам, на равноценный кусок своей земли, он почувствовал, что наконец-то все в его мире встало на свои места.
      Чарлз вынашивал планы нескольких книг, которые должны были завершить его труд "Происхождение видов". Это были по большей части работы в области ботаники: "Насекомоядные растения", "Различные формы цветов у растений одного и того же вида", "Действие самоопыления и перекрестного опыления в растительном царстве", "Способность к движению у растений". Теперь в его распоряжении было достаточно материала, чтобы написать строго научное сочинение на основе монографии "О движении и повадках лазящих растений".