Глава 12

Обещанные три-четыре недели плавно перетекли в пятую. Крокусы сменились нарциссами, потом зацвела сирень. Наступил май. Вот-вот должна была приехать из колледжа Мора. Джесс, конечно, предпочла бы узнать новости, не посвящая в них дочь. В один из тех дней, когда к ней возвращалось чувство реальности, Джесс напомнила себе, что новостей может не быть вовсе.

Джинни она не звонила: той явно хватало своих проблем, да и сказать было, в сущности, нечего.

Ей хотелось позвонить Филипу, но всякий раз, взяв трубку, Джесс тут же опускала ее на рычаг.

Она ждала.

Каждый день Джесс искала среди пришедшей почты синий конверт со штемпелем Вайнарда. Тщетно. По вечерам, приходя домой, она первым делом направлялась к автоответчику, но никаких заслуживающих внимания сообщений не слышала. Поэтому Джесс все чаще казалось, что все случившееся с нею было лишь сном.

Она терзалась сомнениями. Ждала. И вычеркивала жирным крестом дни на календаре, приколотом над ее письменным столом в мастерской.

Лайза так и не позвонила. Черт ее побери, даже не позвонила!

Да Джинни и не хотелось ее слышать. Не желала она узнать еще какие-нибудь подробности, кроме тех, какие публиковались на страницах бульварной хроники, кричавших со всех магазинных витрин о том, что с каждым днем, с каждым новым приключением Лайза все больше подпадала под влияние Брэда.

И вот опять Джинни бросились в глаза заголовки: «Злобная Мирна из „Девоншир-Плейс“ путешествует по стране в отчаянно-красном „порше“. „Лайза Эндрюс попалась на крючок“. „Новая роль Лайзы — Мирны“.

Джинни затошнило. Она швырнула последний выпуск на заднее сиденье машины. Вот уже несколько недель Джинни ежедневно принимала твердое решение не читать все это дерьмо и не смотреть на фотоснимки Лайзы и Брэда, развлекающихся в Лас-Вегасе, отплясывающих в Денвере, строящих глазки друг другу в Оклахоме. И всякий раз ей не хватало твердости, и она покупала газету. Из статеек Джинни узнавала, что путешествие для этой парочки — «потрясающий полет души»: Она знала наизусть, какие магазины они посетили. «Должно быть, статуэтки и безделушки предназначены для семейного гнездышка, которое, несомненно, ждет их впереди», — думала Джинни, знакомясь с соображениями репортеров относительно срока предстоящей свадьбы («В Балтиморе Брэд провел в ювелирном магазине целых полчаса»).

И с каждым репортажем, с каждым снимком у Джинни становилось все более скверно на душе.

А впрочем, пусть будет скверно. Что с того? Лайза Эндрюс вычеркнута из ее жизни. Из, сердца вон.

А кому еще Джинни теперь нужна?

Филип снял со стены своего тесного кабинета ватманский лист с фотографиями Нью-Йоркского марафона, скатал его в трубочку и завернул в оберточную бумагу, Ему не верилось, что настал наконец долгожданный день переезда. Скоро «Аршамбо и Аршамбо» отправятся в центр, и отнюдь не ради рэкетбола.

Филип огляделся. Как же он все-таки благодарен Джозефу, который открыл для них обоих новую эпоху, избавил от нудного обхаживания мелких клиентов и сделок типа «гонорар выплачивается после благоприятного исхода процесса». В конце концов мир переменился с тех пор, как конторой заправлял их отец: он стал куда более стремительным и жестоким.

Дверь приоткрылась, и перед Филипом предстала Камилла, жена Джозефа.

— Филип, надеюсь, ты договорился с Николь?

Обычно Камилла носила дорогие костюмы строгого покроя, но сегодня надела просторную джинсовую рубаху. Она была беременна — третья попытка зачатия в пробирке оказалась наконец успешной. Беременность открыла в ней неведомые дотоле резервы энергии. Камилла вникала во все детали переезда. Она позаботилась о том, чтобы почта доставлялась в новый офис с самого первого дня, чтобы телефонисты включили телефоны на Семьдесят третьей улице не позже двенадцати дня, и так далее и тому подобное. И она же заказала столик в «Белой розе» — небольшом итальянском ресторанчике по соседству. — отныне по соседству! Праздновать триумф они решили вчетвером — Камилла с Джозефом и Николь с Филипом.

Филип широко улыбнулся:

— У нее сегодня много лекций, но она обещала быть к восьми.

При мысли о Николь он сразу же вспомнил ее мускусный запах.. Николь — еще одно доказательство важности произошедших в его жизни перемен: такой девушке не нужен мужчина, который еле-еле сводит концы с концами, не более того.

Зазвонил телефон. Камилла мученически возвела глаза к потолку:

— Ну неужели они не знают, что вы сегодня переезжаете?

Филип рассмеялся:

— Я подойду.

Он сам взял трубку, так как секретарша (на полный рабочий день! со страховкой!) должна была приступить к работе только завтра.

— Мне нужен Филип Аршамбо, — произнес женский голос.

— Слушаю вас.

— Филип, говорит Марша Браун. По поводу приемных родителей ребенка.

Браун. Марша Браун. О Господи!..

Филип сдвинул в сторону картонную коробку и уселся в кресло. Нет, он, конечно же, не забыл про Джесс и Эми, но он был слишком занят…

— Да-да, Марша. Как продвигается дело?

— Я все выяснила. Вы готовы записывать?

Филип начал торопливо шарить среди бумаг — подставка для ручек была уже упакована.

— Простите, — сказал он, — подождите секунду, ладно? — Филип положил трубку, вскочил и высунулся в приемную. — Эй, Джозеф! У тебя есть ручка?

В приемной появился сияющий Джозеф. Он протягивал Филипу «Монблан».

— Я во всеоружии, братишка.

Филип бросился к столу, желая, чтобы Джозеф ушел к себе. Но тот остановился в дверях кабинета брата и прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Стараясь не смотреть на него, Филип нашел среди вороха бумаг старый блокнот, нацарапал в углу листка «Марша Браун» и вновь взял трубку.

— Да, Марша. Я готов.

— Новорожденного ребенка Джессики Бейтс удочерила бездетная пара из Стэмфорда. Джонатан и Беверли Готорн.

Готорн. Черт возьми!

— Нет, — сказал Филип, чувствуя, что Джозеф пристально смотрит на него и прислушивается к разговору. — Там произошла ошибка. Кто-то перепутал… — Джозеф нахмурился.

Филип повернулся к нему спиной. — Вы можете еще раз навести справки?

— Увы! Я передала вам полученную нами информацию. Девочку звали Эми. Вам нужен номер ее страхового свидетельства?

— Нет, в этом нет необходимости. Я свяжусь с вами, с вашего позволения, если мне понадобится что-нибудь еще.

Он положил трубку и повернулся к брату, стараясь скрыть разочарование.

— В чем дело? — живо поинтересовался Джозеф.

— Так, пустяки.

— Что-то ты легко стал расстраиваться из-за пустяков.

— Да говорю тебе, ничего особенного.

Филип отодвинул блокнот и протянул брату ручку; избегая его взгляда. Итак, в архивы попала лживая версия. А это означает, что мисс Тейлор и доктору Ларриби удалось скрыть их преступление. Не исключено, конечно, что адресованное Джесс письмо и телефонный звонок — мистификация, но повинен в ней, во всяком случае, не доктор Ларриби. Он признался, что младенец был подменен, а причины обмана ему якобы неизвестны. О том, кто заплатил мисс Тейлор пятьдесят тысяч и где сейчас находится дочь Джесс, Ларриби тоже не знает.

— Извините за опоздание, — Николь сбросила с плеча сумку и опустилась на стул рядом с Филипом. — Вижу, вы порядком устали.

Она в самом деле опоздала. Между прочим, на сорок минут. Очень дурная привычка. Филип давно решил: все дело в том, что Николь выросла в Калифорнии, где точность ценится отнюдь не так высоко, как на Восточном побережье. И Филип в самом деле устал, но не настолько, чтобы не обрадоваться появлению Николь. В последнее время они виделись всего раз в неделю, так как Николь с неимоверным усердием готовилась к выпускным экзаменам. Филип считал, что эпизодических встреч в читальных залах и редких ночей на смятых простынях недостаточно для сколько-нибудь серьезных отношений.

Он вдруг подумал: «Есть ли у нее в гардеробе какая-нибудь одежда, кроме черной?» На Николь, как почти всегда, были черный жакет и джинсы. Никакого макияжа — тоже как всегда. Но черт возьми, она улыбалась. И тот сводящий с ума запах опять исходил от нее.

— Мы очень рады, что вы присоединились к нам, — сказала Камилла.

Она и Джозеф видели Николь впервые после достопамятного вечера у матери, и Камилла явно сочла, что эта девушка и Филип подходят друг другу.

— Филип только что говорил нам, как много времени отнимает у вас подготовка к экзаменам.

Николь послала ей свою фирменную улыбку.

— Тоска одна. — Она махнула рукой. — Не то что переезд века. Кстати, как у вас все прошло?

Джозеф начал рассказывать. Программист все еще налаживает оборудование в новом офисе; грузчики уронили старинный дубовый шкаф, принадлежавший отцу, и поцарапали стенку; телефоны подключили вовремя, спасибо супруге; Смит прислал гигантский фикус, который будет стоять в приемной, а Рон Макгиннис даже заехал лично пожелать братьям удачи. Филип не мог понять, насколько искренен интерес во взгляде Николь: даже после долгих недель знакомства он все еще недостаточно знал ее.

— А лучше всего то, — продолжал Джозеф; не обращая внимания на официанта, который подошел принять заказ, — что почта приходила бесперебойно, поэтому деятельность «Аршамбо и Аршамбо» не прерывалась. — Он поцеловал сияющую Камиллу в щеку. — Вот за это нашей будущей маме огромное спасибо.

— Кстати, о мамах, — сказала Николь, наблюдая, как официант наливает кьянти в ее бокал. — Филип, тебе удалось что-нибудь узнать? Ну, насчет отказа от ребенка?

Филип поперхнулся, обвел взглядом фрески на стенах и гипсовые скульптуры, изображающие детей с гипсовыми гроздьями винограда в руках. Он чувствовал, как Джозеф сверлит его взглядом.

— Нет, дохлый номер. Да ладно…

Может быть, Джозеф пропустит это мимо ушей? Может быть…

— Как это — отказ от ребенка?

Джозеф хранил молчание, а вопрос задала Камилла, в эти дни особенно чуткая к любым упоминаниям о детях.

Филип вспыхнул.

— Да так, меня попросили об одной мелочи. Ничего особенного. — Филип взял два хрустящих хлебца с чесноком. — Попробуй, — предложил он Николь. — Хлеб просто замечательный.

— О чем это тебя попросили? — вступил в разговор Джозеф.

Филип пожал плечами:

— Я же сказал, ничего особенного. Выбрось из головы.

Он положил в рот хлебец и запил его большим глотком вина.

— Я полагал, мы этот вопрос закрыли несколько лет назад.

Джозеф и не подумал прекратить разговор — ему не было дела до того, что Филипу, возможно, не слишком приятно развивать эту тему в присутствии Николь.

— Речь не обо мне, — пояснил Филип. — Меня попросили друзья.

Громкий вздох Джозефа, пожалуй, заглушил на секунду звуки скрипок и мандолин.

— Почему-то людям вечно хочется ворошить прошлое.

— У детей есть свои права. В частности, они имеют право узнать о своем происхождении, если пожелают, — возразила Николь.

Филип тут же запечатлел на ее ненакрашенных губах нежный поцелуй. Он ни разу не спрашивал мнения Николь о правах приемных детей.

— Не согласен, — решительно заявил Джозеф. — Таким образом мы открываем бутылку, и не исключено, что из нее выскочит джинн. Нарушение тайны усыновления — это вторжение в частную жизнь. Подумайте, сколько горя принесет семье разглашение тайны. Я бы назвал это эмоциональным шантажом.

Николь засмеялась:

— Сомневаюсь, что друзья Филипа — шантажисты.

Шантаж. Джесс ни за что не станет никого шантажировать. Вот ее отец — другое дело. У этого человека достало цинизма и жестокости заплатить родственникам ребенка Джесс за то, чтобы они навсегда уехали из города и не пытались встретиться с ней. Вот что такое шантаж.

Филип положил в рот еще один хлебец.

«Двести тысяч долларов, — думал он, прислушиваясь краем уха к спору, разгоревшемуся между Николь и Джозефом. — Двести тысяч долларов были заплачены семье Ричарда, и кто-то заплатил пятьдесят тысяч мисс Тейлор неизвестно за что. В то время это были колоссальные деньги».

— Я же никого не обвиняю. — Джозеф слегка повысил голос. — Просто полагаю, что ничего хорошего не выйдет из встречи человека с женщиной, отказавшейся воспитать его.

Воспитать? Филип вдруг выпрямился.

Шантаж?

Эта версия была чудовищной, но правдоподобной, и Филип уже не мог ее отбросить.

Марша Браун говорила, что найти номер персонального страхового свидетельства легче всего.

Филип быстро поднялся.

— Прошу прощения, — сказал он, — мне нужно срочно позвонить.

— Джесс, — выдохнул он в трубку, — как звали отца вашего ребенка?

На другом конце провода повисло молчание.

— Ричард. Ричард Брайант.

Опять наступило молчание. Филин чувствовал, как забилось его сердце, как заиграл адреналин в крови.

— Может быть, Ричард Брайант-младший, — тихо добавила Джесс. — Я точно не помню. Прошло столько времени…

Филип прикрыл глаза.

— Отлично, Джесс. Я скоро вам позвоню.

Он достал из кармана горсть мелочи и набрал номер Марши Браун.

Джесс подошла к окну. Не понятно, почему Филип вдруг заинтересовался фамилией Ричарда. Какое это имеет отношение к ребенку?

— Мама!

Джесс вздрогнула от неожиданности, но обрадовалась, что услышала голос Тревиса, а не Моры.

— Да, родной?

Тревис стоял посреди кухни, весь мокрый и грязный. Он устроился рабочим по уборке территории кондоминиума, заявив матери, что отныне сможет платить за учебу в колледже сам, а не брать деньги у нее.

Джесс уставилась на своего восемнадцатилетнего рыжего сына, выглядевшего так, будто он только что вылез из песочницы и попал под проливной дождь.

— Так, поскользнулся чуть-чуть.

— Чуть-чуть? — Она всплеснула руками. — Немедленно переодевайся, я брошу все это в машину.

Тревис расстегнул рубашку и снял джинсы.

— Что ты, собственно, делал возле пруда?

— Боже мой, Тревис!. — раздался с порога голос Моры. — Хватит разгуливать в трусах. Эдди уже выехал.

Джесс, скомкав грязную одежду, поспешила к стиральной машине.

— Он упал в пруд, — бросила она Море. — Не приставай к нему.

С того дня, как Мора приехала домой на летние каникулы, Джесс ощущала напряжение в их отношениях. До сих пор она не упрекала дочь за то, что та все разболтала Чарльзу. «Но, — думала Джесс, запуская стиральную машину, — возможно, лучше было бы наконец объясниться. Мора, конечно, покричит, зато потом успокоится».

Она вернулась на кухню. Мора стояла у открытого холодильника. Тревис, вероятно, ушел в комнату, по обыкновению, подчинившись старшей сестре.

— Мора, — тихо сказала Джесс, — удели мне, пожалуйста, минутку.

— Что у нас есть вкусного? Чем мне кормить Эдди?

Джесс не спросила, почему бы Эдди не привезти что-нибудь с собой: Он решил остаться в Йеле на лето, и у Джесс возникло подозрение, что на нее лягут заботы о его пропитании.

— У нас есть цыпленок. Сделай ему сандвич.

Мора захлопнула дверцу холодильника.

— На Багамах были тушеные моллюски и махи-махи.

— А в Коннектикуте будет сандвич с цыпленком., — Джесс потерла затылок.

Мора оглядела кухню, словно ожидая, что на столе материализуется блюдо с тушеными моллюсками.

— Он должен появиться с минуты на минуту.

— Закажи пиццу.

— Фу!

— Раньше ты не морщилась.

Ей хотелось сказать, что в последнее время Мора сильно изменилась: стала воротить нос и от брата, и от матери, но она сдержалась. Да, ясно, как отреагирует Мора, если Джесс еще раз попытается завести разговор о поисках ребенка.