А все потому, что Флоранс была мулаткой. Кожа цвета молочного шоколада, ореол кудряшек вокруг лица и огромные черные глаза производили на окружающих незабываемое впечатление. Плюс ко всему одевалась она очень элегантно; не один и даже не два десятка мужчин хватил бы удар при виде этакой дивы, уверенно выступающей на высоченных каблучках. Она носила узкие шелковые юбки, жакеты в стиле Шанель, дорогие шубки и сумочки. В общем, я в своих вечных штанах и бесформенных свитерах порой чувствовала себя рядом с ней очень неловко.
      Очутившись в квартире, Флоранс первым делом кинулась на кухню и зазвенела там посудой. Я заглянула в дверь: подруга трясущимися руками насыпала в чашки растворимый порошок. Вид у нее был взволнованный и бледный.
      – Если ты сию минуту не скажешь мне, что случилось, я тебя покусаю. Или в крайнем случае не дам выпить кофе. Господи, да сядь ты и скажи толком, что происходит!
      Флоранс плюхнулась на диванчик и похлопала рядом: присаживайся, мол.
      – Ты газеты по утрам не читаешь?
      – Не читаю, а что такое? – вслед за ней разволновалась и я.
      – Оно и видно. В общем, сегодня я прочла заметку... Крошечную такую... Только ты не нервничай, ладно? А валерьянка у тебя есть?
      Я метнула в нее уничтожающий взгляд, и подруга торопливо сказала, опустив глаза:
      – Вчера вечером в Москве-реке выловили утопленника. Мужчина в замшевой куртке, шелковом шарфе. У него была такая характерная печатка на пальце и крестик очень приметный... Стаська, это, наверное, Архипов.
      Ужасная новость доходила до меня с большим трудом. Утопленник, Москва-река, украшения... Верно, крестик и печатка были гордостью Архипова, он никогда с ними не расставался с тех самых пор, как купил в какой-то крошечной антикварной лавочке в Питере. Флоранс скорбно смотрела в пол, а мне в сердце словно кусок льда вонзили.
      Архипов... Генка... Что же с тобой произошло?
      Неужели мой ребенок вырастет без отца?
      Ох черт...
      – Стась, давай валерьянки накапаю, – тоскливо предложила подруга. – Я покурю, ты не возражаешь? Что-то мне тоже нехорошо.
      Мы на пару выпили валерьянки, Флоранс закурила.
      – У тебя газета с собой? – спросила я.
      – С собой, но ты уверена, что хочешь?..
      – Не хочу, но знать-то надо.
      – Лучше я тебе своими словами перескажу, – решительно отказалась Флоранс. – Там еще и фотография прилагается.
      – Ты что, его узнала?
      – Лица не видно, Стась, но очень, очень похож. Телосложение, рост, куртка эта и его пижонский шарф. Помнишь, ты мне сама рассказывала, что Архипов очень любит... любил такие аксессуары, чтобы подчеркнуть свою богемность...
      Ну да, любил, и печатку эту с агатом, и крестик антикварный... Бедный Архипов!
      – Как он утонул? Пьяный, что ли, был?
      – Судя по всему, он умер насильственной смертью, – уже шепотом произнесла Флоранс.
      Я таращилась на нее как баран на новые ворота, пытаясь переварить информацию.
      – Как это?!
      – Вряд ли он сам разбил себе череп чем-то тяжелым, а потом утопился, привязав к ноге камень. Если уж Архипов и решил свести счеты с жизнью, то мог бы выбрать менее хлопотный способ, – сказала Флоранс, а потом, увидев мое лицо, накапала еще валерьянки. – А ну выпей, ты совсем белая!
      – Отстань от меня со своей валерьянкой! Не могу поверить. Архипов убит? Ты уверена?
      – Стась, в газете написано, ему разбили голову и лицо...
      – О Господи! – простонала я, закрывая лицо руками. – Ну почему, почему?..
      Флоранс всхлипнула, неловко обняла меня, пытаясь утешить. Добрая моя подруга.
      – Не могу поверить. Убили, а потом бросили в реку... Фло, это все Камилла, я уверена! Та девка, которую он рисовал. Надо срочно ехать в милицию! Нет, лучше позвонить. Дай мне телефон... Погоди, сначала позвоню Ромке, он должен быть в курсе. О нет, а как же его родители?!
      Представив, в каком состоянии сейчас пожилые родители Архипова, я не выдержала и разревелась. Он был у них единственным поздним ребенком, драгоценным сыночком, над которым они тряслись как над сокровищем. А как я скажу Шурке?
      Только через полчаса я сумела прийти в себя настолько, чтобы позвонить Ромке без рыданий и истерических всхлипываний. Но трубку он не взял. Включился автоответчик, на который я наговорила просьбу немедленно со мной связаться. Потом с внутренним содроганием набрала номер стариков, но и там работал автоответчик.
      Что делать?
      Флоранс смотрела на меня полными слез глазами, явно придумывая, чем она может помочь. А чем тут поможешь?
      – Давай кофе выпьем, – предложила я. – Только сварим нормальный...
      Подруга поспешила к плите, а я тем временем снова набрала номер Ромки. Как ни странно, он ответил. Усталым, равнодушным голосом, почти без эмоций, так что я даже не сразу поняла, кто говорит.
      – Привет, Стась. Ты уже в курсе?
      – Да, моя подруга прочитала в газете...
      – Извини, я сейчас не могу говорить. Давай попозже созвонимся.
      – Ром, пожалуйста, удели мне две минуты! – взмолилась я. – Мне почти ничего не известно. Как это произошло? Его и правда убили? Ты был в милиции? Как родители?
      – Не знаю я, кто, как и почему! – отозвался он тоскливо. – Мне сообщил его отец, вчера вечером им позвонили из милиции. Сопоставили описание его одежды и этих, как их там... аксессуаров с тем, что мы указывали в заявлении на розыск. Мать в больнице. Предынфарктное состояние. Отец еле держится, пьет успокоительное. Я сейчас с ними...
      – Господи... Я могу чем-то помочь?
      – Сиди дома, не беспокойся. Я позвоню тебе, как только появится что-то конкретное. А Шурка как?
      – Еще не знает, – сказала я, чувствуя, как неприятно ноет сердце. Ума не приложу, как я буду объясняться с ребенком.
      – Ладно, держись. До связи.
      И он отключился, не дожидаясь моего ответа. Флоранс поставила передо мной чашку дымящегося кофе. И в эту минуту зазвонил телефон.
      – Могу я услышать Станиславу Подгорную? – спросил меня официальный женский голос.
      Наверное, из милиции звонят или из прокуратуры, подумала я. От таких вот голосов меня мороз по коже пробирает: не люблю я общаться со всяческими официальными лицами, они меня вгоняют в глубокую тоску.
      – Да, слушаю вас.
      – С вами говорит личный секретарь Игоря Витольдовича. Вы оставляли сообщение на автоответчике...
      Нет, явно не милиция звонит. А кто такой Игорь Витольдович? Полминуты я тупо вспоминала, откуда же знаю это имя, потом до меня дошло, что речь идет о Тетерине.
      – Да, хотела. Вы можете меня с ним соединить?
      – По какому вопросу вы хотели с ним побеседовать?
      – По поводу Камиллы Соколовой.
      – Одну минуту, пожалуйста.
      Но бравурную музыку в трубке я слушала не минуту, а целых пять. Когда мне все это надоело и я собралась отключиться, Тетерин наконец соизволил ответить. Не представился, не поздоровался, а сразу перешел к делу:
      – Кто вы и откуда у вас информация о моей жене?
      Голос был тот же, что и на автоответчике Архипова, скрипучий и мерзкий, не узнать его было невозможно. Не понравился мне тон, каким он заговорил со мной – как шеф с нерадивой секретаршей. А кроме того, никакой информации о его драгоценной жене у меня не было, я сама хотела разжиться у него какими-нибудь сведениями.
      – Здравствуйте. Разговор не телефонный, я хотела бы увидеться.
      – Кто вы и откуда у вас информация о моей жене? – повторил Тетерин, повышая голос.
      – Я журналистка, а информация из проверенного источника, который я не имею права разглашать, – сухо ответила я. Откуда взялся этот самый источник, понятия не имею, врала я на ходу, ибо мне хотелось поставить хама на место. – Итак, Игорь Витольдович, где мы можем встретиться?
      Целую вечность он молчал, собираясь с мыслями. Я милостиво дала ему время подумать, хотя слушать прерывистое тяжелое дыхание в трубке не доставляло мне никакого удовольствия. Что-то с ним было не так, с этим Тетериным. Болен он, что ли?
      Флоранс сделала большие глаза, вопросительно глядя на меня. Тем временем Игорь Витольдович ожил и быстро продиктовал адрес своего офиса.
      Я бросила телефон и лихорадочно забегала по квартире размышляя. Если Архипов и правда увел у него жену, то Тетерин – первый в списке подозреваемых, и тогда мне следует быть очень осторожной. Надо решить, как и о чем с ним разговаривать... Но мысли путались, сбивались, вероятно, валерьянка сыграла со мной злую шутку.
      За мной бегала Флоранс, допытываясь, что происходит. На третьем круге она схватила меня за руку и велела выкладывать все как на духу.
      – Флоранс, я сейчас поеду к мужу этой Камиллы. Может, хоть что-нибудь узнаю.
      – Я с тобой!
      – Нет, дорогая, не надо. Я справлюсь сама.
      – Тогда я заберу ребенка из школы.
      – За ним приходит Антонина...
      – Но должна же я хоть чем-то быть полезной!
      – А как же твой бизнес?
      – Ничего, один день управятся без меня, – отмахнулась подруга. – Значит, так, я остаюсь у тебя, может быть, и пригожусь на что-нибудь. Не пропадай, пожалуйста, надолго, я буду волноваться.
      – Только умоляю, не рассказывай ничего Шурке!
      – Что ты, конечно, не скажу! А еще послежу, чтобы он не подходил к телефону, мало ли кто может звонить...
 
      Оставив верную подругу на хозяйстве, я поехала на встречу.
      Офис компании «Альфа-стайл» располагался в самом центре, в уютном отреставрированном особнячке. Внутри все буквально вопило о финансовом благополучии фирмы. Я в потертых джинсах и несколько эпатажном (в смысле расцветки) свитере от приятеля Васьки, наверное, здорово бросалась в глаза в этом матовом, прохладном, строгом интерьере.
      Секретарша долго листала тетрадочку в поисках моего имени.
      – Вы уверены, что вам назначено? – спросила она, окидывая меня неприязненным взглядом.
      – Мне звонила секретарь господина Тетерина, и я говорила с ним лично. Он ждет меня.
      – Минутку, я узнаю. А по какому вы вопросу?
      – По личному.
      Она ушла по коридору, цокая каблучками. Охранник, сидящий за стеклом, косился на меня с подозрением во взоре. Вскоре дева вернулась.
      – Да, все верно. Пройдите, пожалуйста, на второй этаж, в приемную Игоря Витольдовича.
      В приемной все повторилось. Секретарь долго выясняла, кто я, и даже попросила мой паспорт. Пожалуй, попасть на прием к министру иностранных дел проще, чем к этому типу. Когда меня в пятый раз спросили «по какому вопросу», мои нервы не выдержали, даже несмотря на выпитое дома ведро валерьянки. Я взбеленилась и рявкнула:
      – По поводу исчезновения его жены, черт вас побери! Или вы пропустите меня к Тетерину, или пеняйте на себя!
      – Слушайте, а что случилось с его женой? – Глаза секретарши загорелись в предчувствии свеженьких новостей. – У нас вся фирма на ушах стоит... Видите, какие строгости ввели, просто так к нему уже не войти...
      – Тебя это совершенно не касается! – сказали совсем рядом. Я подпрыгнула от неожиданности и увидела бледного рыхлого типа в несвежей рубашке, от которого здорово разило потом.
      – Ой, Игорь Витольдович...
      – Собирай вещи и катись отсюда. Ты уволена!
      Да, Игорь Витольдович, в гневе ты страшен как сам сатана! Секретарша, белая словно мел, приложила руки к груди умоляющим жестом, но шеф ее уже не слушал.
      – Подгорная? Это вы? Заходите в кабинет. Катя, свари мне кофе и можешь проваливать на все четыре стороны.
      – Мне, пожалуйста, без сахара, но со сливками, – нахально сказала я, хотя мне кофе никто не предлагал.
      В кабинете у Тетерина было накурено, а запах пота становился почти нестерпимым. Наверное, Катя должна не особенно переживать из-за своего увольнения, здесь же просто дышать невозможно! Я уже еле сдерживала тошноту.
      А хозяин кабинета уселся за гигантский, заваленный бумагами стол, выбил из пачки сигарету и взглянул мне в глаза. Боже, ну и уродец! Может, я ошиблась, и Камилла вовсе не его жена? Что общего между роковой женщиной и этим... недоразумением?
      Он был еще молод – не больше тридцати пяти, но уже стремительно лысел. Руки были постоянно в движении – крошили сигарету, мяли какие-то бумажки. Лоб блестел от пота, нервно дергалось веко... Чрезвычайно неприятный человек.
      – Ну, валяйте.
      – Что?
      – Валяйте, – повторил Тетерин, явно недовольный моей тупостью. – Что там у вас? Мне некогда, так что поторопитесь!
      – По правде говоря, это я должна сказать вам «валяйте», но я человек интеллигентный, с людьми общаюсь культурно и вежливо, – сообщила я. – Итак, уважаемый Игорь Витольдович, вашу жену зовут Камилла Соколова?
      Его бледное лицо стремительно заливала краска, и я испугалась, что парня сейчас хватит удар.
      – Что вы себе позволяете?! – взвизгнул он.
      – Я спрашиваю, как зовут вашу жену.
      – По-моему, я первый задал вам вопрос.
      – Да ладно, Игорь Витольдович, что за детский сад! Первый, второй... Поговорим как взрослые люди. Ваша жена позировала художнику Архипову?
      Пожалуй, самой неприятной была его манера визжать, словно недорезанный поросенок, в ответ на самый простой вопрос. Мне захотелось заткнуть уши и переждать вспышку ярости, но я сдержалась. И правильно сделала, услышала много интересного.
      Камилла действительно его жена, и она позировала этому проклятому художнику, которого он, Тетерин, грозится найти и самолично повыдергать все мужские причиндалы. В последнем я усомнилась: чтобы здоровяк Архипов позволил этому слабосильному толстяку что-либо сделать со своими вышеупомянутыми... хм... причиндалами... А потом вспомнила, что Архипова уже нет, и навалилась глухая тоска, хоть волком вой.
      Взволнованная секретарша внесла кофе, трясущимися руками сервировала стол и молча вышла. Я тут же сунула нос в свою чашку, вдыхая блаженный аромат, заглушающий мерзкие запахи кабинета.
      – Вот что, давайте начистоту. Я – жена этого художника. И я его разыскиваю. Так что мы с вами, можно сказать, заодно. Вы тоже считаете, что они вместе куда-то скрылись? Так давайте поможем друг другу.
      Тетерин притих и подозрительно на меня посмотрел:
      – Вы что, и правда жена этого мазилы?
      – Бывшая, но у нас общий ребенок.
      – В розыск подавали?
      – Да, а вы?
      Тетерин неопределенно пожал плечами, закурил, но тут же нервно потушил сигарету в пепельнице.
      – А ко мне-то зачем явились? – спросил он нервно, но уже без прежних визгливых интонаций.
      – Так вы были одним из последних, кто с ним общался, – сказала я с нажимом. – Точнее, не вы, а ваша жена, но сути это не меняет.
      – На что это вы намекаете?
      – Да ни на что, Боже сохрани. Кстати, вчера его обнаружили...
      – Мазилу, что ли? – Тетерин выпучил глаза и стал похож на больную сову.
      – Его убили. Вам что-нибудь об этом известно?
      Такой реакции я предвидеть не могла и в следующую же секунду пожалела о своих опрометчивых словах. Игорь Витольдович остолбенел на секунду, потом стал задыхаться, рвать воротничок рубашки; лицо его покраснело, глаза вылезли из орбит.
      – Как? Что? Вы врете!
      – Успокойтесь! Вам плохо? Позвать кого-нибудь?
      – Убирайтесь вон, – проскрежетал тот с огромным усилием. – Иначе я вызову охрану...
      Уходить было еще рано, не все я выяснила, но парень, чего доброго, скончается прямо здесь, а мне потом отвечать. Поэтому я послушно поднялась и вышла, бросив на ходу секретарше:
      – Катя, вашему начальнику плохо. Ему бы врача вызвать.
      Девушка равнодушно взглянула в сторону кабинета:
      – Да и пусть бы сдох, скотина! Все равно я тут уже не работаю.
      Я пожала плечами и направилась к выходу из приемной. Дверь была приоткрыта, и я увидела, как по коридору прошел человек, показавшийся мне знакомым. Громила! Тот самый, что так беспардонно вломился ко мне в дом! Даю голову на отсечение, это он!
      – Катя, а что за парень такой – огромный, бритая голова, кулачищи – во! Он тут работает?
      – А, это Ступин из службы безопасности. Уголовная рожа! – раздраженно бросила секретарша.
 
      Дома была тишь да гладь: Антонина, напевая, колдовала над мясным пирогом, Шурка и Флоранс валялись на ковре и играли в дурачка. Карточные игры я не одобряю, но сейчас у меня просто язык не повернулся отчитывать ребенка. Без отца остался, шутка ли! А ведь мне предстоит сказать ему об этом... Господи, да я понятия не имею, как это сделать!
      Увидев меня, сын просиял, кинулся обниматься. Внутри у меня все перевернулось, но нужно было держать лицо.
      – Мам, а у нас Флоранс! – завопил он радостно, скача по комнате от полноты чувств. Друг друга они обожали, а редкие встречи становились настоящим праздником. Своих детей у Флоранс не было – какие-то проблемы со здоровьем, – поэтому весь нерастраченный материнский инстинкт она изливала на Шурку.
      – Правда? А я-то думала, что за посторонняя тетка у нас на ковре лежит... Как жизнь?
      – Классно! Пойдем, я тебе что-то покажу!
      – Дневник с двойкой небось? – подозрительно спросила я.
      – Мамаша, полегче, – подала голос Флоранс.
      – А ты вообще молчи, картежница! Чему ребенка учишь?
      Шурка притащил меня за руку в свою комнату и гордо продемонстрировал стоящие рядком на подоконнике шесть двухлитровых пакетов сока.
      – Вот, мам! Смотри, это я хочу машину выиграть.
      – Какую еще машину?!
      – Смотри: вырезаешь штрихкоды с тридцати пачек, посылаешь и участвуешь в розыгрыше «мерседеса».
      – Шурочка, но...
      – Я читал в Интернете, что один парень выиграл... И вообще... Я карманные деньги скопил, пока только на шесть пакетов хватило.
      – А как ты дотащил их домой, Шурка? Тебе Антонина помогла?
      – Ну да, конечно! С Тошкой каши не сваришь. Мы с Фло сгоняли в магазин и купили.
      – И что мы будем делать с таким количеством со-ка? – простонала я.
      – Пить! – Шурка посмотрел на меня как на идиотку. – Мам, давай попьем, он вкусный!
      – Ладно, тащи стаканы.
      Вот только сока нам сейчас не хватало! Но Шурка так искренне радовался и верил, что у меня не хватило духу его разочаровывать. Да пусть покупает дурацкий апельсиновый сок хоть тоннами, лишь бы не расстраивался, не плакал, узнав ужасную новость...
      – Ну, как дела? – подошла Флоранс, сочувственно потрепала меня по волосам.
      – Никак. Этот муж – редкостный псих, даже не удалось с ним побеседовать по-человечески. А новостью про смерть Архипова я его просто добила... Ладно, давай пока не будем об этом: не хочу, чтобы Шурка слышал.
      – Ты вообще как собираешься ему рассказывать?
      – Честно говоря, я бы охотно выпрыгнула из окошка, лишь бы вообще ничего не рассказывать... Не знаю. Пока я просто не могу об этом заговорить. Мне его жаль, он ведь веселый такой, жизнерадостный, как щенок на лужайке, резвится... Что будет, когда он узнает, я даже думать не хочу!
      В тот день я так ничего и не сказала сыну. Флоранс общалась с Шуркой, помогла сделать уроки, нажарила воздушной кукурузы, и они вдвоем сидели в комнате, развлекаясь компьютерной игрушкой. Я была благодарна подруге: сейчас Шурка мог почувствовать мое настроение, а мне требовалось посидеть в тишине и спокойно все обдумать. Впрочем, спокойно ли? Я была вся как натянутая струна и лишь усилием воли держала себя в руках.
      Использовав проверенный трюк с ванной и шумом воды, я позвонила Филиппову. Сорвала его с переговоров с какими-то чрезвычайно обеспеченными заказчиками, но в данный момент мне было на все наплевать.
      Выслушав мою душераздирающую историю, он лишь хмыкнул и с ехидством заметил:
      – Я говорил, что этот твой художник – ненадежный тип.
      – О Боже, Филиппов, сейчас не самое лучшее время для того, чтобы завести старую песню. В чем проявилась его ненадежность? В том, что он позволил себя убить? Короче, речь сейчас не об этом.
      – Ну хорошо, чего ты от меня хочешь?
      – Помощи.
      – В качестве кого я тебе нужен? Как частный сыщик? Извини, сейчас никак не могу, очень занят. Так много работы, ты не представляешь. Сплю по пять часов в сутки...
      Я слушала его дешевые отговорки и внутренне закипала.
      – Ладно, Филиппов, проехали. Но учти, когда тебе в следующий раз потребуются мои связи в СМИ, можешь на меня не рассчитывать. И на рекламные статьи за полцены – тоже.
      Но мой бывший был настолько упрям, что даже угрозы его не тронули. Эта идиотская ревность, черт бы ее побрал! Почему-то во время нашей семейной жизни Филиппову и в голову не приходило меня ревновать. Он был маньяком-трудоголиком, являлся домой за полночь, уставший, заросший щетиной... Не интересовался моими делами, зато щедро выдавал деньги на хозяйство и считал, что этим я должна быть удовлетворена по самую макушку. И лишь через три года после свадьбы я узнала, что предприимчивый Филиппов завел вторую семью и именно там, а не в офисе, проводил вечера. Мы быстро и без проблем развелись, и только тогда господина сыщика проняло: он стал живо мной интересоваться, назначать свидания и даже отшивать моих кавалеров. Что это, как не собственнический инстинкт? Пришлось эти поползновения решительно пресечь, но и до сих пор Филиппов принимался за старое. Как сейчас, например.
      – Ладно, не шуми. Расследовать это убийство я не стану, даже и не проси. Но в мелочах помочь могу. Давай говори, что тебе нужно, только быстро.
      – Соколова Камилла, – сказала я первое, что пришло в голову. – Ее объявили в розыск, и я хотела бы знать, как и когда она исчезла. Ты можешь узнать через своих знакомых в милиции?
      – Жди, позвоню, – лаконично ответил Филиппов.
      Действительно, позвонил. И довольно скоро, огорошив меня неожиданной новостью.
      – Нет такой тетки в розыске, ты что-то напутала.
      – Постой, как это – нет? С кем ты разговаривал?
      – Какая разница! – сердито откликнулся Филиппов. – Уверяю тебя, человек компетентный и проверенный. Никто на Соколову в розыск не подавал.
      Бред какой-то! Так исчезла она или нет?
      – Филиппов, ты уверен?
      – Да ну тебя, Подгорная, ты что, плохо соображаешь?
      – Вообще-то да, тут у нас ужас что творится...
      – Тогда ложись в постель, пей снотворное и не мешай людям работать!
      – Погоди, Сереж, одну минутку! А что это может означать?
      – О Господи... Например, она вовсе и не исчезала. Или исчезла, но родные не написали заявление, а может, у нее вообще нет родных...
      – Есть, муж.
      – Тогда не знаю. Если позволишь, я пойду, не хочется потерять выгодный заказ. На меня и так уже косо поглядывают... Да, Дмитрий Степанович, уже иду! Все, бывай, подруга.
 
      Кажется, в ближайшее время моим лучшим другом станет телефон. А излюбленным местом пребывания – ванная комната. Флоранс деликатно постучала в дверь, вероятно, подозревая, что я тут занимаюсь чем-то предосудительным, к примеру, вскрываю себе вены или пью горстями снотворное на почве стресса, но я крикнула, что все в порядке.
      Теперь я обзванивала всех знакомых, имеющих отношение к СМИ. Девчонка, на которую я очень рассчитывала, улетела отдыхать в Египет. Другая ушла в декрет и была не в состоянии ответить на мои вопросы. В порыве отчаяния я позвонила Ваське, хотя и не надеялась получить от него нужную информацию. Все-таки он занимался модой, криминальные новости – не его стезя. Но рассчитывала на широкий круг связей своего приятеля.
      – Какой канал? А программа? Понял, есть у меня там один мальчик знакомый, подожди минут пятнадцать, я ему позвоню.
      Пятнадцать минут я сидела, тупо уставившись в пол и постукивая телефонной трубкой по ладони. Если Васька найдет парня, работающего на телеканале, где показали пропавшую Камиллу, я смогу получить нужную информацию. Вот только что мне это даст?..
      Васька не подвел. Он и в самом деле связался с кем-то из знакомых и быстренько выложил полученные сведения. Информацию и портрет Соколовой пустили в эфир по просьбе одного человека... Разумеется, просьба была подкреплена материальными аргументами. Обычно такое не практикуется, но человек был очень настойчив, а кроме того, сильно волновался и чуть не плакал. Ну как откажешь в подобной ситуации?
      Судя по описанию, этим человеком был все тот же господин Тетерин.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.