Андрей Столяров
Сурки
Сержант, шедший впереди, поднял руку. Все остановились.
— Что? — одними губами спросил капитан.
— Поляна и дом, — сержант двумя пальцами отвел ветку от глаз.
— Сурки в дома не заходят, — сказал стажер. Они с доктором подтянулись сзади.
— Тихо, — одернул сержант. — Тихо. Дом на карте обозначен?
— Да. Сторожка лесника, — сказал капитан.
— Жилая?
— Да.
— Не похоже.
— Сурки никогда не остаются в домах, — сказал стажер.
— Тихо! — на этот раз приказал капитан.
Сержант несколько секунд изучал поляну.
— Пойду посмотрю, — сообщил он.
— Стажер вправо, доктор влево. На двадцать метров, — сказал капитан. — Лечь. Автоматы к бою. Стрелять без предупреждения по любому движущемуся предмету. Повторяю — по любому. Ну — без шума.
Без шума не получилось. У стажера трещало под ногами. Ветви, полные листьев, били по лицу. Двадцать метров — это тридцать шагов. Здесь! Он залег. Земля была сырая. Локти сразу намокли. Поляна не просматривалась. Он перекатился боком, как его учили. Перед глазами качалась ломкая сныть[1], дрожали багровые зерна костяники.
Было очень стыдно. Так и не научился передвигаться в лесу. Сержант даже когда бежит, ни одна ветка не шелохнется. А тут — шум, треск. Выговор обеспечен. Ну и ладно. В конце концов он не десантник, не разведчик, его включили в группу как специалиста-зоолога. Он должен дать описание сурков. Если, конечно, здесь есть сурки, что очень сомнительно: третьи сутки в лесу — и ни одного следа. Может быть, они вообще здесь не обитают. Может быть, они за двести километров отсюда. А тут рой землю носом. Если на то пошло, то его задача в группе главная. Он принесет квалифицированные сведения. По существу, все остальные — его охрана.
Капитан залег предусмотрительно — на пригорке, где посуше. Надломил мешавшую ветку, она опустилась с тихим шелестом, упер локти для стрельбы. Кривые, низкорослые березы смыкались над ним, образуя шатер. Поляна была хорошо видна — солнечная, шелковая. Посередине ее за поваленными жердями вросла в землю сторожка. Зеленел мох на крыше. Поблескивало из травы перекошенное окно.
Он не случайно выбрал центральную позицию. Отсюда просматривалась вся поляна. В случае необходимости он мог прикрыть отход сержанта один. На стажера надежда слабая, а доктор — только что название военврач — из десяти выстрелов девять в небо.
Капитан был недоволен. В группу входили всего два опытных поисковика, он сам и сержант. Вот результат компромиссов. Надо было настоять, чтобы дали еще хотя бы двоих из биологического десанта. С десантниками можно работать. Их учат стрелять в прыжке, в кувырке, с закрытыми глазами. С ними можно не бояться даже открытых мест. А зачем, спрашивается, доктор? Первую помощь они окажут и сами. Если же случится что-то серьезное, то оказывать помощь будет просто некому. Не надо забывать: где-то в этом лесу исчезла группа Колица. Сообщили, что вышли на сурков, и все — никаких известий, никаких следов, даже тела до сих пор не обнаружены. А ведь у Колица опыта было не меньше, чем у него. Именно Колиц еще до нападения на зерновые фермы Юга подал докладную об опасности сурков. Он же первый установил, что сурки нападают организованными стаями, и предположил существование центра репродукции.
Капитан не заметил, когда сержант появился на поляне — гот просто возник, постоял секунду и тронулся, держа автомат наготове. Трава доходила ему до колен. Капитан взял прицел на угол.
Было тихо. В лесу не шевелился ни один лист.
Сержант дошел до сторожки, рванул дверь, грамотно отскочил вбок. Дверь повисла на одной петле. Уже безбоязненно он вошел внутрь и сразу появился, замахал руками над головой.
— Вперед, — сказал капитан в микрофон.
Стажер выскочил первый. Пришлось его вернуть: незачем топтать поляну лишний раз. Доктор завозился в кустах, как медведь, вылез помятый, словно спал, автомат болтался на спине.
— Дом пустой, — доложил сержант. — Заброшен месяца два-три назад. Следов нет.
— Привал, — скомандовал капитан. С удовольствием распустил лямки вещмешка. Стажер тут же растянулся на спине, бросил автомат — мальчишка.
— В доме нет никаких продуктов, — сказал сержант. Он один остался стоять.
Капитан поднял голову.
— У нас своих достаточно, — сказал доктор. Достал из мешка банку тушенки, подкинул. — Поделиться можем.
— Забрал лесник? — предположил капитан.
— Я бы не делал здесь привала, — упрямо сказал сержант.
Доктор уронил банку.
— У меня лично уже ноги не ходят, — сказал он.
— А чем это место плохое? — спросил стажер. — Тихо, спокойно.
— Обычно сурки, побывав в доме, забирают все продукты, — пояснил капитан.
— Легенды, — сказал стажер. — Они же травоядные.
— Возможно, — сухо ответил капитан. Сержант, игнорируя остальных, упорно смотрел на него. — Задержимся здесь. Один час ничего не изменят, даже если нас засекли. — Приказал: — Доктор занимается обедом, стажер — наблюдатель. Сержант! Запроси остальные группы, что у них?
Сержант неохотно выкрутил из вшитой рации антенну, защемил мочку наушником, неодобрительно посмотрел на вытянувшегося во весь рост стажера, который браво водил дулом из стороны в сторону.
— Сядь! — Тот сел. — И не крутись: голова заболит. Если они выскочат с того конца, мы их успеем увидеть. Наблюдай ближний лес. И не дергай автомат, еще убьешь кого-нибудь.
Капитан достал карту, отметил привал, глянул на обиженного стажера. Зря сержант одергивает его так грубо. Хотя с другой стороны, не в детском саду, за ручку водить никто не будет. И с местом он тоже прав. Неудачное место. Открытое. Правда, кто сказал, что сурки любят открытые места? Оба нападения на станции произошли в лесу. И ферму они разгромили на границе лесной зоны. Так что еще неизвестно. О сурках вообще ничего не известно.
Полгода назад зерновые хозяйства Юга сообщили, что на их пограничные фермы регулярно нападают какие-то неустановленные животные, похожие на обезьян, — вытаптывают поля, в больших количествах похищают семенное зерно. Предполагалось, что это Волна — спонтанная вспышка размножения. Центр выслал рабочую группу сразу же: боялись прохлопать. Как прохлопали, например, муравьиную Волну. Спохватились лишь тогда, когда черный, огненный поток хлынул из сельвы, затопляя поля, оставляя за собой выеденную скорлупу поселков. Колонны шли шириною в километр. Капитан видел фотографии. В Южной Америке до сих пор сохранились заброшенные селения, кладбища обглоданных дочиста скелетов животных, города, окруженные кирпичными стенами с бойницами для огнеметов. Сельва на тысячи километров стояла голая — здесь прошли муравьи. Люди дрались за места на пароходах, спасались на плотах, на автомобильных камерах. Вертолеты Красного Креста эвакуировали целые области.
А на следующий год началась воробьиная Волна — миллионы погибших от голода птиц устлали асфальт городов.
И вот теперь — сурки.
Рабочей группе, высланной на Юг, было предписано собрать информацию. Информации оказалось достаточно. В первый же день, развернув стационары, группа перестреляла несколько десятков сурков. А ночью сурки предприняли ответное нападение.
Капитан задержал дыхание, словно и сейчас тошнотворный, сладкий запах крови полез в ноздри. Четырнадцать человек. Некоторых он хорошо знал.
— Есть связь, — доложил сержант.
Капитан открыл глаза. Стационар с беспорядочно лежащими телами исчез. Был полдень. Зеленели клейкие березы. Солнце стояло над головой.
— Запроси обстановку, — сказал он.
Доктор, обжигаясь, вытащил банку из нагревателя.
— Готово.
Сержант свернул рацию.
— Никаких следов, — мрачно сказал он. — Завтра выходят из леса.
Стажер первый полез в банку с тушенкой.
— Ты все-таки присматривай.
Стажер насупился, бросил ложку, взял автомат.
— Эх, братцы, люблю поесть, — сказал доктор. Он удобно устроился на животе.
— Почему их назвали сурками? — спросил капитан.
— Считается, что они генетически связаны с этим видом, — неохотно ответил стажер. Он переживал обиду. — Полагают, что сурки — наши, степные
— под влиянием каких-то факторов трансформировались в новый вид. Вообще видообразование процесс длительный, но тут что-то дало толчок. Разумеется, это одна из гипотез, — добавил он.
— Ги-по-те-за, — сказал сержант.
— Их только начали исследовать, — глядя на лес, сказал стажер.
— Эх, жизнь… Таскаешься по лесу, как… как сурок, мокнешь, не спишь.
— Убедился, что съел половину, отставил банку. — Вот послушайте, стажер, а правда, что сурки гипнотизируют людей? Если сурок посмотрит в глаза, то как бы задеревенеешь, не сможешь пошевелиться. А он подойдет и перегрызет горло.
— Тебе, Генчо, тушенка в голову ударила, — сказал сержант.
— Нет, вы как хотите, братцы, а я не согласен попасться этим тварям. Я видел, что они делают на Южных фермах.
— Все видели, — сказал капитан. — Хватит об этом.
— Я слышал насчет «черного взгляда», — сказал стажер. — По-моему, это ерунда. Не надо переоценивать сурков. Они — животные. Правда, профессор Левин говорит о зачатках коллективного разума, но это лишь гип… предположение. Настоящего человеческого разума у них нет, в лучшем случае
— организованный инстинкт, как, например, у муравьев. Может быть, в будущем, когда они эволюционируют… тогда… Это будет любопытно.
— Я человек не любопытный, — сказал доктор. — И предпочитаю держаться от них подальше. Ты меня защитишь в случае чего? — обратился он к сержанту.
Сержант не ответил: подхватив с коленей автомат, вглядывался в кусты. Доктор проворно перевернулся, щелкнул предохранителем.
— Ну-ка, — сказал сержант.
Капитан кинул туда пустой банкой. Кусты проглотили ее, не шелохнувшись.
— Померещилось, — сержант опустил автомат. — Надо идти, командир. Не нравится мне этот лес.
— Лес как лес, — сказал доктор.
— Стажер! Говорят, что сурки на своей территории — там, где живут, — истребляют все живое. Или это тоже гипотеза?
— Гипотеза. Но многие животные охраняют свою территорию. Например…
С вышины донесся слабый стрекот. В синем небе плыл крохотный вертолет.
— Наш. Беспокоятся, — сказал сержант. — А чего беспокоиться? Я утром сообщил — все в порядке.
— Дать ему ракету? — спросил доктор.
— Нет, — сказал капитан. — Они нам ничем не помогут. Только привлекут внимание сурков.
— Если здесь есть сурки, — сказал стажер.
— Есть, не беспокойся, — ответил сержант.
Капитан скомандовал:
— Так. Доктор — приборка. Я наблюдаю. Сержант и стажер — быстро обедать. Выходим.
— Нет, это не жизнь, — со вздохом сказал доктор.
Капитан шел замыкающим. Впереди бесшумной тенью скользил сержант, за ним тащились доктор и стажер, этих было слышно за километр, и затем — он.
После того, как сержант спросил, он и сам видел, что лес не такой. Мертвый. Не было даже птиц. Тихо стояли осины. Жались друг к другу темные, колючие ели. Сверху прямыми лучами просвечивало солнце. Пустота. Тишь. Словно не лес, а картонная декорация.
Судя по карте, до границы со степью еще двое суток. У них самый северный маршрут. Остальные должны выйти из леса гораздо раньше. И, конечно, тоже ни с чем. Кто их придумал — поисковые группы. Они имеют смысл при зарождении Волны: забрасывается несколько групп, они оперативно устанавливают очаг репродукции и ликвидируют его своими силами или вызывают спецкоманду, точно указывая ей район поражения.
Совершенно бессмысленно ставить поисковикам задачу на прочесывание. Что мы можем — пять групп, двадцать человек в тысячекилометровом лесу. А все политика Биоцентра: локализация активных Волн в локусах репродукции малыми силами. Политика сдерживания. Расчет на то, что амплитуда популяций, от которых вот уже сорок лет лихорадит природу, будет уменьшаться. Надежды на постепенную стабилизацию. И, как выясняется, напрасные надежды. Нет, господа, никакой спонтанной стабилизации не будет. Теперь это ясно. Генофонд природы расшатан настолько, что самостоятельно он не нормализуется. А если так, то и выводы надо делать соответствующие. Раз мы вынуждены вступить в войну с природой, то это должна быть именно война. И не надо бояться этого слова, не надо прятаться за термины — точечная регуляция, коррекция генетических аномалий. Война. И она должна вестись именно военными средствами. Не поисковые группы Биологического центра — армия, две армии, три — сколько понадобится. Оцепить весь лес, наглухо блокировать и прочесать, проверить каждую травинку. Уничтожить всех сурков. Всех до единого. Никаких изучений, даже в вивариях, никаких исследований, никакой зоологии, морфологии, этологии — вымести эту мразь до последнего. Земля — для человека. Война до полной победы, до тех пор, пока природа не будет подавлена, подчинена, поставлена на свое место. Только так.
Они шли уже больше часа. Лес мрачнел. Деревья раздавались вширь. Стали попадаться лиственницы с могучими вывороченными корнями, темные пещеры под ними неприятно действовали на нервы, казалось, в черноте их сидит кто-то, скрючившись, блестя осатанелыми глазами, — ждет момента.
Сержант, почти невидимый в пятнистом комбинезоне, остановился меж двух больших деревьев. Группа подтянулась. Доктор хрипел горлом, сразу полез за флягой с водой. Стажер вытирал пот. Последние километры через бурелом дались нелегко.
— Надо выходить из леса, командир, — сказал сержант. — Я что-то совсем сдал. Мерещится всякое. А приглядишься — ничего нет.
— Мы можем повернуть прямо на юг, — сказал капитан. — Тогда до границы будет километров пятьдесят. Завтра выйдем.
— Нет, вызывай вертолет, командир. Вызывай, я зря не скажу. — Сержант быстро повернулся к плотным, низкорослым елям. — Ну вот опять! А, черт!..
И вдруг дал длинную, захлебывающуюся очередь.
С елей полетели верхушки, тоненькое деревце, простонав, наклонилось вперед.
И тут же с высоких лиственниц, с широких вековых лап на них обрушилась горячая, меховая, визжащая лавина.
Жилистые пальцы схватили капитана за горло, вцепились в подбородок, с невероятной силой потащили его вверх, запрокидывая голову. Карабкались сразу трое, вонзая когти до мяса. Автомат сержанта плюнул короткой очередью и замолк. Краем глаза капитан увидел, что коричневые юркие тела накрыли его, копошащийся клубок покатился по поляне, на секунду показалось лицо…
— Стреляй, командир, стреляй! — …и опять исчезло, захлестнутое обросшими шерстью лапами.
Капитан рвал пальцы с горла — сорвал — тут же вцепились еще. На нем висело пять или шесть сурков. Только бы не упасть. Упадешь — конец. Почему никто не стреляет? Ловушка! Как глупо попались. Где автомат? Почему никто не стреляет? Так же, наверное, попалась группа Колица. И никто не узнает, что с нами случилось. Почему никто не стреляет?
Темное лицо — неправдоподобно человеческое, карикатурное — с желтыми, бездонными от злобы глазами, покрытое фиолетовым мехом, возникло перед ним. Алый рот был разинут в визге.
Капитан все-таки упал — дернули за ноги, задохнулся в горячем, остро пахнущем мехе, его тянули за волосы вверх, он застонал от боли — чудом, невозможным движением вывернул автомат, вслепую дал одну очередь, вторую — вереща, посыпались сурки, он вскочил на ноги, вертясь как юла, короткими очередями лупил в отскакивающие, дергающиеся тела.
И все кончилось. Сурки исчезли. Трое валялись рядом, шерсть была мокрая от крови, еще один — навзничь — скреб землю когтями, изо рта его шла пена.
Место было незнакомое. Он не мог сообразить, откуда скатился — кажется, оттуда: кусты примяты. И почему так тихо? Не должно быть так тихо. Даже визга не слышно.
Капитан вставил новый магазин. Запасная обойма была в кармане — не так уж плохо. Ветви сбоку чуть заметно дрогнули, он бросился на землю, локоть пронзило током.
— Не стреляй, командир!
Он едва удержал палец. Из узорчатого орешника, пригибаясь, вылез сержант.
— Жив, командир?
— Да, — сказал капитан, поднимаясь, массируя локоть. — У тебя кровь на лице. Где остальные?
Сержант утерся, посмотрел на ладонь.
— Сволочи! Ничего не знаю, командир. Пять сволочей застрелил, так и лежат на поляне. Больше никого. — Он оторвал висящий на нитке рукав, бросил. — Надо вызывать вертолет.
— Ты же таежник, следопыт, — сказал капитан.
— К черту! — сержант длинно выругался. — Там не следы — каша. Вызывай десант. Все равно вдвоем ни хрена не сделаем. — Сел, зубами разорвал индивидуальный пакет. — Давай перевяжу, командир.
Капитан только сейчас заметил, что у него из рукава на траву капает темная кровь…
Стажеру повезло. Во время нападения он оказался в стороне и видел, как визжащая орда накрыла доктора, потащила — только руки мелькнули в воздухе, видел, как вырвался сержант — уложил одного, другого, и через секунду снова был погребен под сурками, видел, как покатился командир, сдирая дерн сапогами.
Он словно оцепенел, даже не подумал, что надо стрелять. Сурков были десятки. С деревьев соскакивали новые — ощерившись, кидались в схватку.
А потом сразу трое повернулись к нему, стали заходить кольцом — медленно. На фиолетовых мордах горели янтарные жадные глаза. Стажер закричал, бросил в них чем-то — захлестали ветки. Он бежал, вряд ли сознавая, что делает — зацепился за корягу, растянулся во весь рост, мешок перелетел через голову, на четвереньках пополз, запутался в приземистом ельнике, всхлипывая, выдирался из колючих игл.
Остановился он, когда подкосились ноги. Сел на валун. Сердце выскакивало, в груди не было ни капли воздуха.
Он находился в глубоком овраге. Склоны были без травы — земляные. По дну тек черный ручей. Стажер припал к нему, пил, пока не заломило зубы.
Было невыносимо душно. Кажется, вырвался. Он вдруг вскочил — автомат! Где автомат? Автомата не было. Вещмешок также исчез. Стажер бессильно опустился на холодный камень. Он готов был заплакать. Дурак! Тупица! Потерял автомат. Что он теперь без оружия?
Лиственницы высоко по краю оврага покачивали верхушками в бездонном небе.
Дурак! Ему теперь не выбраться из этого леса. Стажер все-таки заплакал в кулак, тут же испуганно оглянулся.
Карта! Он попытался вспомнить карту. По маршруту до границы со степью нужно было пройти еще сто километров. Эго слишком много. Этого ему никогда не осилить. Но капитан говорил — если свернуть на юг, то до границы километров пятьдесят. Так. Уже легче. Пятьдесят километров он как-нибудь пройдет. Он проползет их, если нужно. Стажер опять вскочил. Дурак! Самый настоящий дурак! У него же есть рация!
Он лихорадочно ощупал комбинезон. Рация, вшитая на груди, была на месте. Плотно сел зажим наушника. Он послал вызов. Это было просто — нажимай кнопку и все. В наушнике появился фон, рация работала. Он давил кнопку, никто не отвечал.
Ну конечно! Личные рации бьют на четыреста метров. А он отмахал километров пять или больше. Его никто не услышит.
Но все-таки рация немного успокоила. В конце концов все не так страшно. Сержант уже, наверное, связался с базой. Им немедленно вышлют подмогу.
Если только сержант жив.
От этой мысли стажера замутило.
— Ничего, ничего, — сказал он себе и осекся.
В просвете лиственниц на недоступной высоте застрекотал вертолет.
Стажер закричал, замахал руками, полез вверх — сорвался, посыпались сырые комья, опять полез, выбрался. Вертолет скрылся за деревьями.
Он застонал от досады. Надо было выйти на открытое место и ждать. Скорее! Может быть, они еще вернутся. Он кинулся туда, где лес был пореже.
Под широкой, в три обхвата, позеленевшей от времени лиственницей стоял сурок. Жилистые коричневые лапы его с кривыми когтями болтались ниже колен. Желтые глаза по бокам острой морды, не мигая, смотрели на человека.
У стажера опустело в груди. Звонко щелкнула ветка. Он сделал шаг назад. И сурок заверещал, но не неистово, как я схватке, а скорее жалобно, тонко, словно ножом провели по стеклу.
Откуда-то из чащи откликнулись такие же жалобные, тонкие голоса.
Стажер оглянулся. Из-за деревьев вышли еще четверо.
Его втолкнули в хижину. Там было темно. Он сразу же споткнулся обо что-то.
У стены завозились, поднялась неясная фигура, насмешливый голос сказал:
— Веселая собирается компания.
Стажер отшатнулся, но сурки опять толкнули его вперед.
— Из группы «Сунни»? — спросил человек.
— Да.
— Будем знакомы. Я — Колиц.
— Колиц! Из группы Колица?
— Да. Колиц из группы Колица.
— А разве вы не…
— В том-то и дело, что «не». Во всяком случае, пока. Ну-ка, погодите. — Колиц отрывисто свистнул. — Фу, черт, никак не привыкну. — Свистнул еще раз.
В ответ сурки разразились целой какофонией длинных и коротких свистов, то повышая, то понижая тон. Колиц слушал, сильно сморщившись.
— Ни хрена не понимаю, — сказал он и опять свистнул.
Сурки затрясли мордами, и стажер почувствовал, как влажные клыки скользнули по кистям рук сзади. Он дернулся. Его крепко схватили.
— Не валяй дурака, — сказал Колиц. — Тебя развяжут.
Рябиновые прутья соскочили с запястий. Стажер поспешно вытащил руки, избегая мокрых прикосновений.
Сурки посвистели. Колиц свистнул в ответ. Они вышли, закрыли дверной проем плотным щитом.
— Располагайся, — сказал Колиц. — Это, конечно, не курорт, но жить можно. Особенно если жить тихо.
Глаза привыкали. Хижина была небольшая, без окон, с плетеными стенками. Сквозь них пробивалось солнце. Пол — земляной. В углу навалены еловые лапы
— постель. Там зашевелились, громко застонали. Колиц нагнулся.
— Кто это? — испуганно спросил стажер.
— Ваш доктор. Принесли полчаса назад. Голова разбита. Наверное, сотрясение мозга — заговаривается.
— Доктор! — обрадованно крикнул стажер.
— Пи-ить… — слабо откликнулись в углу.
Колиц присел, поднял глиняный кувшин.
— Его надо в больницу. Немедленно! — сказал стажер.
— Правильно, молодой человек, — насмешливо ответил Колиц.
— Стажер, где мы? — простонал доктор. — Голова горит…
— Лежи, лежи, лучше всего усни, — Колиц накрыл доктора какой-то тряпкой, сказал сухо: — Он не так плох, как кажется. Ему надо отлежаться, вот и все.
Стажер привалился к стене. Хижина зашаталась.
— У вас оружие есть? — спросил он.
— Что?
— Ну — автомат.
— Есть хочешь? — сказал Колиц.
— Нельзя же так сидеть! — возмутился стажер. — Надо что-то делать.
— Например?
— Бежать. Сообщить на базу. А рации у вас нет?
Колиц положил перед ним большую беловатую лепешку.
— Давай заправься. Вкус у нее, конечно… Но другого, извини, нет.
— А я в Биоцентре слышал чуть ли не легенды о капитане Колице, — зло сказал стажер. — Вы там чуть ли не герой.
— Да? — без интереса сказал Колиц. — Врали, наверное.
Стажер задохнулся, сжиная кулаки, шагнул к щиту у входа.
— Куда? Назад! — Голос Колица прозвучал, как выстрел.
Тон его был таким, что стажер повиновался против воли. Сел, спросил сквозь зубы:
— Охрана большая? Кто нас сторожит? Сколько сурков в поселке?
— Не советую, — спокойно сказал Колиц. — Куда ты побежишь? Поймают через пять минут. Они же в лесу как дома. — Добавил неохотно: — Тут сидел один до тебя. С Южных ферм, что ли. Побежал. Знаешь, что они с ним сделали?
— Из вашей группы кто-нибудь остался? — опять сквозь зубы спросил стажер.
— Я один, — не сразу ответил Колиц. — На базе что слышно — никого не нашли? Молчишь? Понятно. — Он вздохнул. — Есть, значит, не хочешь. Ну тогда, извини, я. Рацион здесь того… Такая лепешка на весь день. Хорошо, хоть воду приносят.
— Бежим, бежим… — застонал доктор. — Пустите меня! Командир, где ты?
— Они нас убьют, — сказал стажер.
— Вполне возможно.
— И вы так спокойно говорите об этом?
— Я просто объективен, юноша. Ведь мы первые напали на них.
— Вы сравниваете! Мы и эти — твари, уроды, выродки!
— Они тоже люди, юноша.
— Что?
— Ну не люди. Если не нравится термин — другие разумные существа. Как сурок по-латыни?
— Мармота, — машинально сказал стажер.
— Значит, мармота сапиенс. Сурок разумный. Смешно — ищем иной разум в космосе, а он, оказывается, тут, у нас под боком, на Земле.
Стажер сидел пораженный. Иной разум. Ему и в голову не приходило. Организованный инстинкт, говорил профессор Левин. Зачатки специализации типа «муравейник».
— Меня другое пугает, — задумчиво сказал Колиц. — Уж слишком быстро они развиваются. Я ведь здесь третью неделю. Наблюдаю. Дней десять назад они, по-моему, еще не знали огня. А сейчас появились костры. Человеку на этот путь потребовалось гораздо больше времени. Или взять оружие…
Стажер не слушал его. Сурки — разумные существа. Те, кого человечество ищет уже десятки лет, посылая корабли к звездам, прощупывая космос радиолокацией.
— Они же явные мутанты, — сказал он. — Ошибка природы. Скачок эволюции.
— Среди животных человек тоже мутант, — ответил Колиц. — Тоже скачок эволюции. Не так все просто, юноша. Хотим мы этого или не хотим, но на Земле появился новый вид разумных существ. — Он повторил: — Мармота сапиенс.
— Вы не видели, что эти ваши разумные существа делают с людьми! — крикнул стажер. — Вы не были на Южных фермах. Просто слышать об этом — бесполезно.
В темноте, в углу, зашевелился доктор, громко задышал. Колиц намочил тряпку, положил ему на лоб.
— Я думаю, юноша, что человечеству надо договориться с сурками. И по возможности скорее. Чтобы не было новых жертв. — Он помолчал. За стеной хижины пересвистывались сурки. — А что касается Южных ферм… Я был на Южных фермах. Как вам объяснить, юноша. Представьте, что у вас появился младший брат, и этот брат сделал вам больно — чисто случайно, неосознанно, даже не понимая, что именно он делает, — только потому, что он еще слишком молод. Так вот. Сурки — это наши младшие братья. Жестокие младшие братья.
Колиц вдруг поднял голову. Прислушался. Стажер вскочил.
— Что случилось?
— Тихо! — сказал Колиц.
За плетеной стенкой горохом посыпалась беготня, пересвист стал частым, тревожным, — и мгновенно возник и заколотился в воздухе яростный, леденящий визг, который стажер уже слышал при нападении. Одновременно затрещало, будто разрывали материю.
— Наши, — не веря, прошептал стажер. — Это наши.
Толкнул щит, тот повалился, выбежал на пыльную улицу. Вдоль нее по обеих сторонам стояли десятка два таких же плетеных хижин. Из них, вереща, выскакивали сурки.
— Назад, стажер! — загремел Колиц.
Было уже поздно. Толпа сурков навалилась на них, потащила. Стажер локтями закрыл горло, свирепые когти взбороздили кожу. Он закричал. Длинная пулеметная очередь насквозь прошила улицу. Сурки рассыпались. Стажер вскочил. Рядом никого не было — метнулся за ближайшую хижину.
Усиленный мегафоном голос капитана проревел:
— Людям лечь на землю! Людям немедленно лечь на землю!
И сейчас же снова затрещали выстрелы. Откуда-то выбежали двое сурков — покатились в пыли, дергаясь, оставляя кровяные отпечатки. На краю поселка низкорослые фигурки метались между деревьями, падали.
За хижиной лежал Колиц. Горло у него было разодрано.
— Людям лечь на землю! — ревел мегафон.
Стажер попятился.
Кто-то вцепился ему в комбинезон. Небольшой сурок прижимался к ноге, скулил. Стажер пнул его. Сурок откатился, согнув сухие лапы, поднял острую фиолетовую морду. Он держал совсем маленького, голого детеныша, пытался закрыть его. Детеныш был слепой: тыкался головой в грудь.
Глаза у сурка были жалобные, пронзительные. Он тонко засвистел в пополз к стажеру, волоча перебитую ногу.
— Мармота сапиенс. Младший брат! — безумно сказал стажер. Выглянул из-за хижины. По улице мели пыльные фонтанчики. Сурок свистел, упорно полз ближе.
— Людям лечь!
Стажер глубоко вздохнул и шагнул вперед, на улицу, пряло в эти низкие, пляшущие фонтанчики — поднял руки над головой.
— Не стрелять! — закричал он, срывая голос.
Пули чмокались около ног. Сурок за хижиной свистел все громче.
— Не стреля-ать!
Наступила тишина.