Эту войну никто официально не объявлял. У нее нет никакой конкретной даты начала. Можно считать, например, что она вспыхнула летом 1986 года, когда программист из Ганновера Маркус Гесс, согласно легенде, открыл обыкновенный телефонный справочник, издающийся миллионными тиражами, и выяснил номер, по которому можно соединиться с университетским компьютером лаборатории в Беркли. Данная лаборатория входила в систему государственных американских лабораторий по фундаментальным исследованиям. Далее Гесс угадал пароли, что к его удивлению оказалось не трудно, и проник в секретную базу данных Пентагона – сеть «Optimi». Таким образом он получил доступ к 29 документам по ядерным вооружениям, в том числе к «Плану армии США в области защиты от ядерного, химического и бактериологического оружия». Затем этот настойчивый юноша все через тот же Беркли пролез в компьютер космического отделения ВВС США в Лос-Анджелесе, создал на свое имя счет и произвел себя в полковники. Причем, выявили его отнюдь не военные службы, которые ни о чем не подозревала, а сотрудник этой же лаборатории, Клиффорд Столл, обнаруживший незначительное, в 75 центов, расхождение в счетах за пользование компьютером .
      Год 1986-й вообще удобен в качестве рубежа, так как именно в это время Клуб европейских хакеров, состоявший в большинстве своем из подростков, довел буквально до инфарктного состояния сотрудников НАСА – Управления по исследованию космического пространства Соединенных Штатов. Заранее объявив о своих намерениях, которые всерьез, разумеется, никто не воспринял, хакеры начали «корректировать» орбиту ретрансляционного спутника стоимостью в несколько миллионов долларов. Можно представить себе панику высших военных чинов, когда выяснилось, что спутник им больше неподконтролен. Ситуацию тогда удалось спасти, однако НАСА после данного случая наглухо замуровало свою европейскую сеть, уже не надеясь ни на какие шифры и коды ...
      Впрочем, существуют и более ранние даты. Например, 1982 год. Тогда, после выхода на экраны блокбастера «Военные игры», где сошедший с ума компьютер пытался развязать ядерную войну, тысячи школьников и студентов в Европе и США начали массированную сетевую атаку на штаб-квартиру командования НАТО в Брюсселе. Осада продолжалась несколько дней. Военные не успевали заделывать дыры в системах электронной защиты. К секретным данным, к операционным военным файлам сумели прорваться десятки хакеров. Атаку удалось прекратить лишь после того, как полиция произвела массовые аресты ...
      История человечества знает множество войн. Считается, что их было примерно 14 тысяч и в них погибло около 4 миллиардов людей. Некоторые из войн имели глобальный характер: войны Александра Македонского, например, охватывали почти всю тогдашнюю Ойкумену, походы монголов простирались от Китая и Японии на востоке до Венгрии и Польши на западе, завоевания Наполеона, даже если исключить Египетскую кампанию, сотрясали Европу от Москвы до Мадрида. Затем последовали Первая мировая война, Вторая мировая война, Третья, «холодная», мировая война, протекавшая в виде локальных конфликтов практически по всему миру.
      Однако при всех различиях прежних войн они имели одно общее свойство. Войны велись за господство над какой-либо территорией, за преобладание, за получение политических или экономических преимуществ. Цели войны были понятны. Мир, возникавший в результате конфликта, являлся логическим продолжением, довоенного. Теперь же, в начале третьего тысячелетия, человечество столкнулось с войной совершенно нового типа. С войной, где не имеют значения ни верования, ни национальность, ни государственная принадлежность, ни идеология, ни культура, с войной, где нет другой цели, кроме тотального уничтожения, с войной, где противник неисчислим, поскольку им может стать каждый, кто сядет за клавиатуру компьютера.
      Выиграть эту войну невозможно.
      Ибо победа в ней неотделима от поражения.

      Отличительной чертой компьютерной революции, вспыхнувшей на рубеже 1970 – 1980-х годов, была ее скорость. До сих пор ни одна технологическая инновация не распространялась по миру с такой быстротой. 12 августа 1981 г. компания IBM выпустила свой первый персональный компьютер, начав тем самым эру всеобщей информатизации, а уже к концу 1990-х гг. количество персональных компьютеров, приходящихся на тысячу человек, составляло в развитых западных странах цифру порядка 250 – 400 единиц. «Для достижения того же уровня распространенности, какой к началу XXI в. имеет компьютер, телевизору в свое время понадобилось около сорока лет, а автомобилю порядка семидесяти» .
      С такой же скоростью, шло и усовершенствование компьютерной техники. Инновационные поколения следовали буквально одно за другим. 286-й процессор сменился 386-м, затем – 486-м. Далее появились Pentium I, Pentium II, Pentium III... В свою очередь, операционная система Windows 3.1, когда-то казавшаяся совершенством, мгновенно поднялась до Windows 95, Windows 98, Windows 2000, Windows XP... Параллельно увеличивалось быстродействие. Вместе с приходом очередного компьютерного поколения оно возрастало чуть ли не на порядок. Был даже сформулирован «закон Мура», согласно которому скорость работы процессоров удваивается примерно каждые восемнадцать месяцев. И хотя «предел насыщения» при заданном аппаратном обеспечении сейчас начинает просматриваться, полученные результаты все равно впечатляют. Уже первые компьютеры имели вычислительную мощность, сравнимую с интеллектом насекомых, а, согласно некоторым прогнозам, между 2015 и 2024 гг. будет достигнут уровень мощности мозга человека . Сейчас компьютеры участвуют во всех сферах нашей жизни. Они научились читать, писать, рисовать, воспроизводить музыку, распознавать образы, голоса, моделировать сложные динамические процессы, управлять движением роботов по пересеченной местности. Представить современный мир без компьютеров уже нельзя.
      Вместе с тем, это была одна из самых мягких технологических революций в истории человечества. Несмотря на тотальный характер вызванных ей перемен, компьютерная революция не повлекла за собой ни социальных катаклизмов, сопровождающихся насилием, ни фрустрации поколений, не способных вписаться в новое время. Это была «революция, которую не заметили»: молодежь воспринимала электронный пейзаж мира как изначальную данность, среднее поколение осваивало компьютеры по мере необходимости, а старшее поколение, выросшее в предыдущей реальности, просто не обращало на них внимания.
      В действительности же это был тектонический сдвиг. Человечество оказалось поделенным на три неравные части. Помимо традиционного мира (сельскохозяйственного, сырьевого), господствовавшего в основном на Востоке и Юге, и мира индустриального (западного), впрочем ставшего к этому времени также достаточно традиционным, начал возникать мир абсолютно новый – постиндустриальный, информационный – ландшафт которого пугал своими непривычными очертаниями.
      Прежде всего, как уже не раз бывало в истории, он оказался совершенно иным, нежели его представляли. Он не соответствовал никаким научным прогнозам и не совпадал ни с какими социокультурными обобщениями, сделанными футурологами.
      Как пишет один из исследователей новой эпохи, предполагалось, что информационное обществобудет обладать следующими базовыми чертами.
      Определяющим фактором жизни станет научное знание. Оно заместит труд, ручной и механизированный, в его роли основного источника стоимости. Знание превратится в товар. Экономические функции капитала перейдут к информации. В результате ядром организации общества, главным социальным институтом его станет университет – центр производства, переработки и накопления знаний. Промышленные корпорации, главенствовавшие в индустриальную эру, будут постепенно вытеснены на периферию. Принципиально иной характер приобретет деление на имущих и неимущих: информированные слои общества образуют «новых богатых», не информированные – «новых бедных». Соответственно источник социальных конфликтов переместится из экономической сферы в сферу культуры. Более того, поскольку инфраструктурой нового общества явится интеллектуальная техника, то возникнет «симбиоз» между ней и основными социальными институтами. Общество вступит в «технетронную эру» (термин Бжезинского): социальные процессы будут полностью программируемыми .
      «Такого рода информационное общество, заключает исследователь, нигде не состоялось, хотя основные технико-экономические атрибуты постиндустриальной эпохи налицо: преобладание в ВВП доли услуг, снижение доли занятых во «вторичном» (промышленном – АС), и рост доли «третичного» (сервисного – АС) сектора экономики, тотальная компьютеризация и т. п. <Однако> университет не заменил промышленную корпорацию в качестве базового института «нового общества», скорее академическое знание было инкорпорировано в процесс капиталистического производства. Общество сейчас мало походит на целостную программируемую систему институтов. Оно... больше похоже на мозаичное поле дебатов и конфликтов по поводу социального использования символических благ» .
      По мнению того же исследователя, прогнозы теоретиков информационного общества оказались несостоятельными, потому что их авторы отождествляли знание и информацию.
      Знание – это интеллектуальный продукт. Оно предполагает создание новых смыслов на основе уже имеющихся. В этих координатах современный мир мало чем отличается от Античности или Средневековья. «Классификации элементарных частиц в ХХ в. столь же многочисленны и сложны и в той же степени связаны с опытными данными, что и классификации ангелов и демонов в веке XV. В настоящее время больше физики и меньше демонологии, тогда как пятьсот лет назад соотношение было обратным, но по общему числу моделей эпохи принципиально не различаются» . Причем прикладная ценность знаний также сопоставима. «Геоцентрическая модель Птолемея позволяет рассчитывать видимое положение планет ничуть не хуже, чем гелиоцентрические модели Коперника и Галилея; доклады Римскому клубу дают столь же точные прогнозы о будущем человечества, что и средневековые пророчества о Страшном суде» .
      Впрочем, о докладах Римского клуба мы уже говорили. Теперь же, чтобы не быть голословными, приведем прогноз, который по заказу ООН сделал в конце 1970-х гг. Нобелевский лауреат по экономике Василий Леонтьев. Согласно его расчетам, обобщившим громадный статистический материал, базовый сценарий годовых темпов роста ВВП на 1990 – 2000 гг. выглядел так: Япония – 3,4%, СССР – 3%, США – 2,5%. В действительности оказалось, что японская экономика переживала в этот период отчетливую стагнацию, экономика США, наоборот, стала расти быстрее, чем в предшествующее десятилетие, а что произошло с Советским Союзом, хорошо известно .
      Правда, не стоит так уж винить В. Леонтьева. Расчеты делались им для одной реальности, а вместо нее неожиданно образовалась другая. И принципиальная разница здесь заключается в том, что в новой эпохе возросло вовсе не количество знаний, а качество и количество коммуникаций.
      «Тиражирование (не путать с созданием) интеллектуального продукта, передача сведений о нем посредством печатных изданий, телеграфа, радио, телевидения, лекций и семинаров в рамках системы всеобщего образования, а теперь еще и сети Internet – вот что коренным образом отличает современное общество как информационное. И за словом „информация“ кроется именно коммуникация, а не знание... Нетрудно заметить: более информированный человек – это не тот, кто больше знает, а тот, кто участвует в большем числе коммуникаций» .
      Это действительно так. Компьютерная революция, от которой, как прежде от промышленной революции, ожидали, что она, вызвав новое Просвещение, спасет и улучшит мир, вместо этого породила явление, которое никто предвидеть не мог: глобальную сеть Интернет, мгновенно опутавшую собой весь земной шар. Метастазы ее распространялись стремительно. В 1969 г. Агентство Передовых Исследовательских Проектов (ARPA) Министерства Обороны Соединенных Штатов запускает первую компьютерную сеть ARPANET, объединяющую всего четыре компьютера. В 1991 г. после создания Европейской физической лабораторией (CERN) протокола World Wide Web (www) Интернет начинает действовать более чем в 30 странах мира . А в настоящее время, как полагают, число пользователей Интернета уже приближается к миллиарду, а число бизнес-пользователей – к тремстам миллионам.
      Косвенным свидетельством того, что в цивилизационном азарте мы очутились где-то не там, является такой показатель, как расход бумаги. Переход к электронным носителям информации вовсе не вызвал, как неоднократно предсказывалось, спад ее потребления. Напротив, компьютерная революция повлекла за собой невиданный в истории взлет бумажной промышленности. По словам Пьера Трюделя, вице-президента канадской компании «Домтар», производство офисной бумаги – это сейчас самая перспективная сфера деятельности. «Люди распечатывают все, что видят, – тексты с сайтов, электронную переписку». Как показывают исследования, пользователи, как правило, распечатывают любой текст, превышающий по размерам половину страницы. А из-за сбоев в электросетях и компьютерных вирусов сотрудники многих компаний делают на всякий случай бумажные копии файлов. Согласно данным крупнейшего производителя оргтехники компании «Хьюлетт-Паккард», только в США через лазерные принтеры ежегодно проходит 1,2 триллиона листов бумаги .
      Представление об «информационном обществе» было типичным прогностическим заблуждением. Оно не учитывало главное свойство будущего – его принципиальную новизну. Мы уже говорили, что будущее, если определять его как фазу истории, принципиально не совместимую с предыдущей, представляет собой не «продолженное настоящее», весьма похожее на «сейчас», не механическое масштабирование тенденций текущей реальности, перенесенных «вперед», а нечто такое, чего до сих пор не было. Будущее всегда ортогонально, «перпендикулярно» существующему пейзажу, и потому, овеществляясь в действительности, выглядит вовсе не так, как следует из простого арифметического суммирования.
      Нечто подобное произошло и с компьютерной революцией. Результаты ее, фактурно обозначившиеся сегодня, оказались совсем не такими, как ожидалось. Мы вступили не в «общество знаний», озаренное могуществом разума, не в эпоху прогресса, дарующую решение старых проблем, мы вступили в необычное «сетевое общество», в «общество мгновенных контактов», перед которым разум пока бессилен. Мы не стали ни образованнее, ни умнее по сравнению с людьми предшествующих эпох, зато внезапно, как дар богов, приобрели нечто иное. Коммуникативный выход практически в любую точку земного шара знаменует собой давнюю мечту человечества – победу над неумолимым пространством. Теперь уже не требуется тащиться две недели на лошадях из Петербурга в Москву или ждать почти месяц, пока придет оттуда письменный ответ на запрос. Не требуется, чтобы фирма и ее производственные подразделения находились обязательно на одной физической территории. Получить необходимые сведения, внести коррективы в работу, ведущуюся за тысячи километров отсюда, можно за считанные минуты. В Интернете пространства нет, есть только время.
      Это, в свою очередь, означает, что управление любыми процессами стало возможным осуществлять в реальном временном исчислении. А поле деятельности отдельного человека расширилось до планетарных масштабов.
      В эпоху компьютеров мир начал становиться глобальным.
      Из тумана будущего, ранее скрывавшего горизонт, выдвинулся континент, о существовании которого не подозревали.
      Колумб плыл в Индию, а открыл Америку.
      Человечество вместо «общества знаний» оказалось в реальности Всемирной Сети.
      Надежды на улучшение мира не оправдались.
      Мир не стал лучше.
      Впрочем, хуже он тоже не стал.
      Мир стал иным.

      Топография нового мира выражена глобализацией. Несколько ранее мы определили этот процесс как тотальную унификацию мира – приведение разных национальных реальностей к общему знаменателю. Смысл его – в снижении трансакционных издержек: единые правила действий, единый цивилизационный контекст делают мировую экономику более эффективной. Точно также они оптимизируют и глобальную онтологию: общие паттерны (образцы поведения), общий социальный язык уменьшают когнитивные издержки существования.
      Напомним, что в качестве «подтекста истории» глобализация обнаруживает себя очень давно, фактически – с появления в популяции homo sapiens первых социальных балансов. В известном смысле любой социум является глобализованным, поскольку обобществляет «местную» онтологию в рамках своих границ. Другое дело, что до недавнего времени глобализация оставалась именно «местной», ее универсалистский потенциал был ограничен коммуникативным пределом. Дифференциация локальностей происходила быстрее, чем их интегративное объединение, и при масштабировании реальности социально-экономическое пространство теряло связность.
      Ситуация изменилась лишь в конце ХХ века. Это было связано, во-первых, с победой либерализма, обеспечившего в международных координатах легальную прозрачность границ, то есть свободу перемещения через них людей, информации и товаров, а во-вторых, с принципиальным коммуникативным прорывом: образованием той самой «среды мгновенных контактов», которая базируется на технологиях Интернета.
      Это сделало мировые ресурсы мобильными. Прежде всего –транспортабельными и доступными для любого экономического игрока. Сформировалась, правда еще не в полной мере, система глобальных потоков:сырьевых, товарных, финансовых, интеллектуальных и человеческих. Свободно перетекая из одного региона планеты в другой, завися уже не столько от местных законов, сколько от разницы экономических потенциалов, складывающихся по большей части стихийно, такие потоки рисуют изменчивую картину глобального мирового хозяйствования.
      Вполне понятно, что ни одно государство охватить подобную динамику не способно, и потому регулирование потоков, контроль за ними начали осуществлять новые «центры силы»: крупные банки, имеющие, как правило, международный характер, неправительственные организации типа МВФ, МБРР, ВТО , транснациональные корпорации, которые по экономической мощи превосходят сейчас многие государства.