– Нет, все-таки ты не прав, – сказал Тиша. – В протестантской конфессии, в самом деле, если ты добиваешься делового успеха, значит на тебе лежит благоволение божие. На этом основаны все американские достижения. Однако, что важно, успеха ты добиваешься самостоятельно. Бог, протестантский бог, тебе в этом не помогает.
      Он взял с тарелки маслянистую коричневую соломку с крупинками соли, откусил от нее и захрустел поджаристой корочкой.
      – Это – узко конфессиональный подход. Твою проблему, скорее, следует трактовать в русле общехристианских воззрений. У тебя есть предназначение, кое ты обязан осуществить, и бог помогает тебе идти этим путем.
      – А в чем предназначение заключается? – спросил Дольник.
      – Понятия не имею, – жизнерадостно ответствовал Тиша. – Считается, что ты сам должен это почувствовать. Тебе должен быть знак, откровение, перст судьбы, называй, как хочешь. Одно можно сказать твердо: если у тебя начались неудачи, значит ты от своего предназначения отступил.
      Дольник тоже откусил край соломки. Она имела рыбный солоноватый вкус и с минеральной водой, которую он себе заказал, совершенно не сочеталась.
      – И что тогда?
      – Что тогда?.. Тогда благоволение божье заканчивается. Бог, как известно, не фраер... Вот мы тут с тобой спокойно сидим, пьем пиво... Ну да, извини, ты, как всегда, – минералку... О жизни беседуем, не торопясь... А в это время известный киллер по кличке Койот, оттуда вон, например, выцеливает тебя через оптику...
      Тиша махнул рукой. В трехэтажном старинном доме на другой стороне канала действительно было распахнуто угловое окно – тюлевые занавески за подоконником чуть колыхались от ветра.
      В просвете между ними была чернота.
      – Пок – и тебя больше нет...
      Он посмотрел на свои жирные пальцы – осторожно вытянул из заднего кармана джинсов платок, энергично встряхнул его, разворачивая, промокнул лоб, щеки, приложил к рыбным губам, а затем, тщательно, будто выполняя некий загадочный ритуал, начал протирать каждый палец отдельно.
      – Зачем? Салфетки же есть, – сказал Дольник.
      – Хрен этими салфетками вытрешь...
      Кроме них в летнем кафе никого не было. Скучал, облокотившись о стойку, бармен с оловянными выпученными глазами, да в дальнем углу, накрытом тенью пластмассового козырька, два коротко стриженых бугая потягивали пиво из кружек.
      Оба, несмотря на жару, в кожаных пиджаках.
      Тиша, тем не менее, понизил голос.
      – Ты мне лучше вот что скажи. Ты почему контракт со Слоном не хочешь подписывать? Что там тебя не устраивает?
      Он вдруг замер, будто испугавшись собственных слов. Даже на рубашке его, там, где тело соприкасалось с тканью, проступила мокрая полоса.
      Дольник пожал плечами.
      – Чего попроще спроси. Откуда я знаю? С одной стороны, контракт вроде приличный, мы на фирме его обнюхали – каждую букву. Выгодно, выгодно, черт, ничего не скажешь... А с другой стороны... Как тебе объяснить?.. Не могу... Будто каким-то таким дерьмецом от него попахивает. Будто там, внутри, что-то гниет... Вот – все в порядке, а не могу...
      – Это потому что – Слон? – хрипловато поинтересовался Тиша.
      – А что – Слон? Слон сейчас, кстати, нисколько не хуже других. В костюме ходит, при галстуке. Прошли прежние времена. Или все-таки не прошли?..
      Он отпил немного минеральной воды. Вода была теплая, нагрелась, пока они разговаривали. Внимательно обозрел Тишу, который, налившись пивом, страдал от жары, и затем, чуть вытянув голову, перевел взгляд туда, где покачивались белые занавески.
      Солнце било в глаза, квартирная темнота казалась непроницаемой.
      Или там все же кто-то скрывался?
      Он иронически хмыкнул.
      – Койот, говоришь?
 
      Койот зацепил ногой стул и, мерно подталкивая его, переместил на несколько сантиметров.
      Затем снова прильнул к трубочке оптического прицела.
      Дуло винтовки, угнездившееся в скосе двух планок, смотрело теперь сквозь занавески под более острым углом.
      Впрочем, это ничего не меняло.
      Круглый кусочек пространства по-прежнему заслоняла расплывчатая бурая тень: ствол старого тополя, росшего на другой стороне. Лишь в крайней части картинки просматривались на пределе возможного – лоб, нос и подбородок клиента.
      Работать в таком ракурсе было нельзя. Пуля либо зацепит кору и жахнет неизвестно куда, вызвав в кафе и на улице дикий переполох, либо, если уж повезет, огненным твердым прутом чиркнет клиента по лбу. Удар, конечно, будет такой, что подскочишь. Однако кость не пробьет; в лучшем случае – оглушит.